CC BY
5Историография
Ф.А. Михайловский
Магистратские компоненты власти Августа в оценке отечественной историографии
Вопрос о государственно-правовом оформлении императорской власти важен для целого ряда общих проблем истории принципата: его генезиса, политической формы и идеологии. Республиканские традиции в оформлении власти Августа, с правлением которого связано становление принципата как системы, определяют степень преемственности принципата по отношению к республике. На научную значимость проблемы оформления власти указывал в свое время Н.А. Машкин, крупнейший отечественный специалист по истории принципата Августа: «Нельзя... согласиться с теми, кто считает, что все изыскания, касающиеся оформления власти Августа, составляют что-то несущественное, не помогающее нам выяснить характер политических отношений того времени. В действительности же вопрос о характере и об оформлении власти, особенно в первые десятилетия принципата, играл чрезвычайно большую роль... Мы имеем дело с римской общественной средой, в которой юридические принципы всегда учитывались и принимались во внимание всеми политическими группировками независимо от их целей и задач. Мы не должны забывать и того, что имеем дело с Августом, человеком, обращавшим большое внимание на формальную сторону дела» [4: с. 395].
Магистратские компоненты власти Августа находятся в центре исследований зарубежных ученых уже около полутора столетий — со времени появления фундаментального труда Т. Моммзена [1; 7]. Вместе с тем необходимо сразу отметить, что в отечественной историографии, в отличие от зарубежной, государственно-правовой аспект не пользовался особым вниманием, поскольку никогда не признавался определяющим для характеристики принципата Августа. Исследователи, в том числе и Н.А. Машкин, давали, прежде всего, не правовую, а социально-политическую оценку созданной Августом системе принципата [6].
И все же, в отечественной историографии имеется ряд работ, авторы которых специально исследовали вопрос о правовом оформлении власти принцепса или, как минимум, достаточно подробно характеризовали ее правовой аспект. К числу наиболее важных работ в отечественной историографии относятся историко-правовое исследование Э.Д. Грима (1900 г.), фундаментальный труд Н.А. Машкина (1949 г.) и монография А.Б. Егорова (1985 г.) [2; 4; 3;]. И хотя о принципате Августа написано очень много, в настоящем обзоре речь пойдет в основном об этих исследованиях, поскольку общая цель статьи состоит в выявлении дискуссионных вопросов, входящих в общую проблему юридической базы власти Августа. При этом для большей ясности изложения и во избежание повторов предпочтительнее излагать взгляды ученых, следуя основным дискутируемым проблемам.
К настоящему времени сама формула императорской власти уже не вызывает сомнений: Август для правового оформления своего господствующего положения в государстве использовал только два конституционных элемента — imperium и tribunicia potestas — и так же несомненно, что его власть не возникла единовременно, а развивалась постепенно в форме отдельных государственнополитических и конституционных соглашений [1: с. 267; 7 с. 96]. Однако развитие полномочий правителя, иначе говоря, правовая база в отдельные периоды его карьеры, а также компетенция, квалификация и значение тех или иных властных прерогатив в научной литературе — как отечественной, так и зарубежной — остаются дискуссионными. При этом основные вопросы вызывает империй Августа, а не его трибунская власть, которая к тому же в полном объеме появляется у правителя лишь на заключительной стадии оформления его полномочий, так что начать обзор логичнее с империя.
Первая проблема, с которой имеют дело исследователи — это правовое положение Октавиана в 32-27 гг. до н.э., между II триумвиратом и «восстановлением республики». Особенно непонятен его правовой статус в 32 г. до н.э., когда, говоря кратко, он был уже не триумвир, но еще не консул. Срок II триумвирата истек 31 декабря 33 г. до н.э., а с 31 г. до н.э. Октавиан начал серию своих ежегодных консульств, которые, впрочем, стали полносрочными только с 28 г. до н.э. и продолжались вплоть до 23 г. до н.э., когда, наконец, была проведена оригинальная реформа власти. В 32 г. до н.э., начинающем своего рода интервал между триумвиратом и принципатом, была развязана война против Клеопатры и Антония, и Октавиану была принесена клятва Италией и западными провинциями (R.G., 25), а для ведения войны он должен был иметь империй. По существу, вопрос о статусе Октавиана в 32 г. до н.э. — это вопрос о развитии его полномочий от триумвирата к новому этапу, начавшемуся в шестое и седьмое консульства (28-27 гг до н.э.), когда он, по его собственным словам, «владея при всеобщем согласии высшей властью (per consensum universorum potitus rerum omnium), передал государство из своей власти в распоряжение сената и народа» (R.G., 34).
Не случайно Э.Д. Гримм начинал обзор карьеры Октавиана именно с выяснения его правового положения на заключительном этапе гражданских войн — в период его борьбы за власть со своим коллегой по II триумвирату М. Антонием. Правда, исследователь считал, что срок II триумвирата закончился не З1 декабря ЗЗ г. до н.э., а годом позднее, а потому в З2 г. до н.э. Октавиан и Антоний оставались триумвирами [2: с. 82, сн. 1]. Это, впрочем, не проясняет вопрос о полномочиях бывших триумвиров, прежде всего, Октавиана в последующие годы, когда так или иначе повторный срок триумвирата закончился.
Как указывает Э.Д. Гримм, в З2 г. до н.э. Октавиан лишил Антония триумвир-ской власти, но и «сам по-видимому не счел возможным сохранить ее» [2: с. 8З] и чуть ниже определенно утверждает: «От учредительной власти триумвира он отказался, вероятно, в З2 г.» [2: с. 87, 84, сн. 1]. Присяга, принесенная Октавиану населением, позволяла ему «неограниченно распоряжаться как войсками, так и финансами» [2: с. 84], однако и ее «правовое действие» вскоре закончилось: «полномочия, вытекавшие из «добровольной присяги» народа потеряли смысл с тех пор, как врата Януса были закрыты» [2: с. 87]. Начиная с З1 г. до н.э. Октавиан ежегодно избирался консулом — вплоть до 2З г. до н.э., но, по мнению исследователя, консульская власть не могла быть основой его чрезвычайных полномочий [2: с. 84, примеч. 2]. Дело в том, что, по оценке Э.Д. Грима, «власть консула, которую ему ежегодно давали, не только стояла над сенатом и народом, но являлась лишь исполнительницей их велений» [2: с. 87].
Вместе с тем исследователь констатировал, что власть правителя вплоть до 27 г. до н.э. оставалась фактически неограниченной, она нисколько не уступала власти триумвира [2: с. 84], а по сути, даже расширилась: «Никогда его положение не было настолько монархическим, как от 29 до 27 года» [2: с. 89]. Какая же власть была у Октавиана, в чем конституционная основа его чрезвычайных полномочий, Э.Д. Гримм затруднялся точно определить [2: с. 87-88]. Но в другом разделе своего труда, обращаясь к реформе 27 г. до н.э., он писал, что это были все же узурпированные полномочия триумвира [2: с. 126], хотя ранее, как было отмечено, указывал, что Октавиан от них отказался.
Н.А. Машкин, считавший, что полномочия триумвиров истекли З1 декабря ЗЗ г. до н.э. (сейчас это мнение большинства исследователей), указывал, что «Октавиан не сложил их, но и не считал, видимо, возможным ими пользоваться». Отметив далее, что с З1 г. до н.э. Октавиан избирался консулом, исследователь писал: «но власть его была шире, чем это было предусмотрено консульскими полномочиями» [4: с. З78], что, во всяком случае, не базировалось на клятве З2 г. до н.э. Последняя «не имела публично-правового значения» [4: с. З78] и «должна была дать не столько юридическую, сколько моральную санкцию действиям Октавиана» [4: с. 277], и именно эта моральная санкция подразумевается в словах самого Августа «per ^nsensum universorum potitus rerum omnium» [4: с. З78].
По оценке А.Б. Егорова, в З2 г. до н.э. Антоний узурпировал полномочия триумвира, Октавиан же «сохранив суть, меняет форму», то есть оставаясь фактически триумвиром, просто больше не упоминает о себе как о триумвире. По мнению исследователя, именно в начале З2 г. до н.э. «a^teritas и вождист-ский момент составляли основу его власти». После развязывания войны Окта-виан принял присягу от Италии и западных провинций, Антоний же — от восточных, и «эти присяги стали основой их власти на время войны» [З: с. 85-86]. Впрочем, и после ее завершения правитель сохранял за собой неопределенные полномочия З2 г. до н.э., от которых отказался лишь в январе 27 г. до н.э.: «Вероятнее всего, речь шла об особых полномочиях, данных ему присягой, а, кроме того, это было окончательное заявление о сложении полномочий триумвира» [З: с. 89]. Таков же взгляд на власть Октавиана и К.В. Вержбицкого, в работе которого, правда, дважды допущена досадная небрежность при указании срока окончания II триумвирата [1: с. 268, 275].
Наконец, по мнению Я.Ю. Межерицкого, триумвирские полномочия оставались в силе, поскольку не был осуществлен официальный акт их сложения — «абдикация», что в сущности было узурпацией власти. Клятве, принесенной Октавиану населением Италии и западных провинций, исследователь в целом не придает юридического значения [5: с. 176 сн. 11].
Хотя мнение о том, что Октавиан в З2-27 гг. до н.э. просто узурпировал чрезвычайные полномочия триумвира, ныне принято исследователями [8: с. З9З], вряд ли можно считать вопрос решенным. Все же сам Август заявляет, что триумвиром для обустройства государства он был только десять лет (R.G., 7, 1). Конечно, можно было бы предположить, что принцепс намеренно указал только законный срок своих триумвирских полномочий, скрыв факт их последующей узурпации. Однако Август, как видно из памятника, при необходимости очень хорошо умел скрывать уклончивыми и обтекаемыми формулировками нежелательные для своей репутации моменты, но о сроке триумвирата он пишет определенно. Значит, скрывать его было незачем. Кроме того, о десятилетнем сроке сообщает также Светоний (Aug., 27,1), причем в обзоре карьеры правителя, а не в качестве попутного замечания. Для того чтобы оценить значение этого указания Светония, стоит сравнить его с другим: «И с этих пор, собрав войска, он стал править государством: сперва в течение 12 лет — вместе с Марком Антонием и Марком Лепидом, а затем с одним Марком Антонием, и наконец, в течение сорока четырех — единовластно» (Ibid., 8, З). В данном заявлении Светония выражен общий взгляд, фактическая сторона дела, а в первом — формально-правовая.
Поворотным событием в процессе оформления принципата исследователи признают реформу января 27 г. до н.э., вошедшую в историю под названием «восстановление республики», когда Октавиан отказался от власти и получил ее обратно уже на новых условиях. Тогда же ему было присвоено новое имя — Август. Вопрос состоит в том, какие полномочия сложил Октавиан, и какие полномочия принял Август. Сложил ли он все полномочия — и консульский империй, и триумвирский и как отныне квалифицировать его
власть? По реформе произошел раздел провинций между сенатом и принцеп-сом. Означает ли это, что Августу был дан проконсульский империй? При этом вплоть до 23 г. до н.э. он ежегодно избирался консулом. Может быть, следует говорить о некоем «расширении» консульского империя или о «сочетании»1 двух империев — консульского и проконсульского?
Рассматривая данные источников о реформе 27 г. до н.э. Э.Д. Гримм пришел к выводу, что не было ни расширения консульской власти, ни особого проконсульского империя, последний появился позднее: «в законодательном акте 27 года установлялся просто ряд прав Августа без подведения его полномочий под рубрику консульской власти — которой он в 27 и следующих годах и без того владел — или проконсульской власти, которую он получил лишь в 23 году» [2: с. 104-105]. Особенное значение исследователь придавал сообщению Диона Кассия (53, 12, 1) о том, что Август тогда «принял заботу и руководство всеми делами, нуждающимися в надзоре» — л;pоomo^a тюу кolvюv [2: с. 102]. Это особое право позволяло в случае необходимости вмешиваться в любые дела и было совершенно «нереспубликанским» [2: с. 106, 139].
Н.А. Машкин отверг трактовку слов Диона Кассия, предложенную Э.Д. Гримом, об особом праве распоряжаться делами государства, будто бы предоставленном Августу. Он писал: «...Вызывает сомнение издание сенатом конституирующего постановления о том, что Августу предоставляется л;pоoшo^a тюу копошу. Выражению Диона Кассия, навеянному разного рода философскими доктринами, придан юридический смысл» [4: с. 353]. В другом месте своего труда Н.А. Машкин проанализировал это выражение Диона и показал, что «у Диона Кассия нет устойчивой терминологии для обозначения сенатских постановлений, касающихся верховной власти Августа» [4: с. 380-381].
Н.А. Машкин квалифицировал власть Августа как «высший империй» (ітрегіит таіш), указывая, что в январе 27 г. до н.э. он у Октавиана уже был, как у консула [4: с. 382-383, сн. 21]. По мнению ученого, консульский империй сам по себе был «высшим», но на практике, вследствие расширения Римской державы, ограничивался территориально Римом и Италией, и потому в 27 г. до н.э. действие консульского империя Августа просто было расширено на провинции, объявленные императорскими [4: с. 395]. Правда, каким образом произошло это расширение империя, не раскрывается.
По мнению А.Б. Егорова, в январе 27 г. до н.э. Октавиан отказался от чрезвычайных полномочий триумвира, но в тот момент у правителя имелся еще и консульский империй. Он пишет: «Нам представляется, что главным элементом власти, по крайней мере, в правовом плане, оставался империй консула, к которому добавился проконсульский империй над его провинциями... никакого же особого всеобъемлющего империя не было» [3: с. 90]. Вопрос о том, каким образом было возможно сочетание двух империев — консульского и проконсульского — А.Б. Егоров не рассматривает.
1 «Расширение», «сочетание» — определения, часто используемые в научной литературе.
К.В. Вержбицкий, в отличие от Н.А. Машкина, полностью поддержал Э.Д. Гримма в отношении особого права на «руководство общественными делами». Он указывает: «По-видимому, Октавиану казалось крайне важным застраховаться от возможных неожиданностей, сохранив за собой власть, способную в случае чего хотя бы отчасти заменить его прежние чрезвычайные полномочия» [1: с. 270]. Оценивая реформу 27 г. до н.э., К.В. Вержбицкий пишет: «В итоге в руках Августа сосредоточились следующие основные полномочия: лpоomo^a хюу коїуюу, расширенная йіЬишсїа potestаs и проконсульский империй. Кроме того, вплоть до 23 г. он контролировал консулат. Концентрация в руках принцепса столь обширного набора властных функций, которые к тому же частично перекрывали друг друга, свидетельствует о преобладании в это время (27-23 гг.) откровенно монархических тенденций» [1: с. 271]. Какое отношение к реформе 27 г. до н.э. имела трибунская власть и почему она «расширенная», и как названные полномочия «перекрывали друг друга» — неясно. Далее автор заявляет, что л;pоoтаo^a тюу коїуюу и консулат имели «генетическое родство» с военными диктатурами I в. до н.э., причем л;pоoшo^a тюу коїуюу — «наиболее экстраординарный элемент», но «является не более чем страховкой на случай возможных осложнений», а «решающее значение в период с 27 по 23 гг.. имели. консульские полномочия», и что «сочетание проконсульского империя и власти консула себя не оправдало» [1: с. 271-272].
Написанное К.В. Вержбицким выглядит, по меньшей мере, странно, но, по крайней мере, прекрасно иллюстрирует, что характер империя Августа в 27-23 гг. до н.э. остается все же невыясненным до конца. Н.А. Машкин и А.Б. Егоров одинаково отрицают наличие у Августа после 27 г. до н. э. империя, который бы действовал в сенатских провинциях, а в качестве исходного, наиболее важного элемента рассматривают консульскую власть. Однако сложность состоит в объяснении того, каким образом консульский империй Августа был расширен или в объяснении сочетания двух империев.
В 23 г. до н.э. произошла крайне важная реформа власти. Август отказался от консульства и взамен принял полную трибунскую власть. Э.Д. Гримм видел основную причину новой реформы в том, что право вмешиваться в случае необходимости в любую область государственной жизни, предоставленное Августу в 27 г. до н.э. (л;pоomo^a хюу когуюу) было «крайне нереспубликанским», и потому он «счел желательным заменить слишком широкие, общие и монархические полномочия более определенными, охватывавшими ту или иную область государственной жизни и, так сказать, более республиканскими правами». Кроме того, Э.Д. Гримм указывал на неудобство ежегодного консульства, что вызывало недовольство аристократии [2: с. 130].
Ученый был не согласен с Т. Моммзеном, что проконсульская власть, которую Август теперь получил, была «тождественна с полномочиями, данными Августу в 27 году, и будто она и составляет истинную основу его поло-
жения в государстве». Он указывал на важное различие между этими двумя империями: «полномочия 27 года даются срочно, проконсульская власть бессрочно» [2: с. 138-139]. По мнению ученого, «проконсульская власть 23 года и должна была расширить область постоянного влияния Августа: она давала ему maius imperium по отношению ко всем наместникам» [2: с. 139], в том числе к наместникам сенатских провинций [2: с. 140]. Вместе с тем империй Августа не распространялся на Италию [2: с. 139. сн. 1, 142].
Н.А. Машкин считал, что, хотя Дион Кассий (53, 32) сообщает о проконсульской власти, «нет оснований считать, что Август имел imperium procon-sulare, являвшийся основой его власти... В словах Диона Кассия о проконсульской власти центр тяжести нужно перенести на то, что imperium не слагался по вступлении в черту померия, как это делали консулы» [4: с. 396]. Ученый считал, что с 23 г. до н.э. появился общий империй нового типа, который неправомерно характеризовать как проконсульский, поскольку последний послужил для нового империя лишь одним из прецедентов [4: с.357, 397]. Н.А. Машкин квалифицирует империй Августа как imperium maius infinitum и указывает, что он распространялся на все провинции [4: с. 396] и «являлся юридическим, точнее говоря, «магистратским» основанием власти римских императоров» [4: с. 397].
А.Б. Егоров тоже считает, что это был империй нового типа, но, напротив, полагает, что в основе это был все же проконсульский империй, трансформированный в двух отношениях: ставший «высшим» по отношению к империю всех магистратов и неслагаемым при пересечении померия, что давало Августу власть в городе [3: с. 93]. Я.Ю. Межерицкий не рассматривает специально империй 23 г. до н.э., но определяет его как проконсульский, указывая, что он не слагался при въезде в померий, действовал на любой территории и превышал полномочия наместников провинций [5: с. 261].
Итак, с империем, легшим в основу императорской власти, ясности тоже нет. Аргумент Э.Д. Гримма в пользу принципиальной разницы между империями 27 и 23 гг. до н.э. основан на сообщении Диона Кассия (53, 32, 5) о том, что проконсульский империй (как, впрочем, и трибунская власть) был дан Августу навсегда и, конечно, не может быть принят. Как пишет А.Б. Егоров, «Понятие «навсегда» - это экстраполяция, отразившая то, что империй Августа реально стал пожизненным, и что все его преемники брали его сразу и на всю жизнь» [3: с. 93]. Действовал ли империй Августа в самом Риме все же остается под вопросом, требующим куда более детального рассмотрения. Также неясно, как возник этот новый империй, на каких прецедентах основан и какое отношение он имел к империю Августа до реформы 23 г. до н.э.
Наконец, реформа 23 г. до н.э. вывела на сцену второй компонент императорской власти — трибунскую (tribunicia potestas). В то время как в зарубежной историографии компетенция и значение трибунской власти принцепса вызы-
вают немалые разногласия [7: с. 92-95], взгляды отечественных исследователей отличаются единством. По вопросу о развитии трибунских прерогатив уже
Э.Д. Гримм пришел к выводу, который к настоящему времени разделяет подавляющее большинство ученых: хотя в источниках имеется расхождение, полную трибунскую власть Август получил только в 23 г. до н.э. [2: с. 85, 132-133]. Той же точки зрения придерживаются Н.А. Машкин [4: с. 397-398], А.Б. Егоров [3: с. 94], Я.Ю. Межерицкий [5: с. 262, сн. 53].
Тогда как в зарубежной литературе распространено мнение, что трибунская власть имела во многом символическое или чисто идеологическое значение, в отечественной историографии все исследователи подчеркивали ее реально-правовое, конституционное значение. Э.Д. Гримм писал в этой связи: «Конституционное значение трибунской власти, бесспорно, было огромно. В силу ее Август не только имел право законодательной инициативы как в сенате, так и в народном собрании, не только мог созывать и тот и другое и председательствовать в них, не только обладал чрезвычайно широким іш аихїШ, но имел также право интерцессии как по отношению к магистратам (право интерцессии других трибунов, вероятно, было устранено по отношению к нему), так и по отношению к сенату и народному собранию. Сам неприкосновенный, он в то же время мог налагать взыскания на всех остальных граждан, не исключая и консулов. Вдобавок эти полномочия, в отличие от полномочий обыкновенных трибунов, имели силу не только в пределах померия, но во всей империи» [2: с. 133-134].
Н.А. Машкин также высоко оценивал трибунскую власть принцепса, признавая не только ее идеологическое значение, которое видел в республиканской, демократической символике этой власти [4: с. 397], но также и значение реально-правовое [4: с. 398]. И такова же оценка А.Б. Егорова: «Трибунская власть давала огромные полномочия. Через нее Август мог кассировать распоряжение любого магистрата и сената. Октавиан контролировал трибунскую коллегию, став ее главным и постоянным членом, она также давала право созывать сенат. Был и идеологический момент, подчеркивающий особую связь Августа с народом» [3: с. 94].
В результате реформы 23 г. до н.э. была выведена формула императорской власти. Правда, в последующие годы Август был наделен дополнительными правами и привилегиями, но все они не столь существенны по сравнению с его империем и трибунской властью. При всем формализме Августа и стремлении ориентироваться на республиканские традиции его принципат все же получил у большинства исследователей характеристику автократического, почти монархического.
По заключению Э.Д. Грима, «власть Августа не имеет единства, и это выражается в отсутствии единого официального титула: она состоит из ряда полномочий, в критическую минуту данных одному выдающемуся гражданину» [2: с. 152]. По своему происхождению и конституционной форме власть Ав-
густа была не монархией, а чрезвычайной магистратурой [2: с. 218]. В то же время ученый подчеркивал, что сущность принципата не соответствовала его конституционной форме: на практике Август в отношениях с сенатом, магистратами и народом действовал как монарх [2: с. 220]. И хотя формально в Риме с 27 г. до н.э. существует республика, «ряд привилегий принцепса и его дома вместе с династической политикой Августа доказывают, что неизбежное тяготение к чистой монархии начинается ещё в его время» [2: с. 245].
Н.А. Машкин, признавал, что «власть Августа складывалась из обычных римских полномочий» [4: с. 400]. Однако империй и трибунская власть представляли собой, в его понимании, лишь оформление власти Августа, тогда как ее монархической сущностью были «немагистратские источники»: auctoritas, титулы принцепса и императора [4: с. 393], так что «все его полномочия, законные формально не были результатом свободного волеизъявления, они — результат того, что, опираясь на армию, Август de facto диктовал власть» [2: с. 401].
А.Б. Егоров заключает раздел об оформлении власти Августа такими словами: «.все полномочия Августа основывались на республиканской традиции, но, будучи кумулированы и трансформированы, они, сохраняя генетическую связь с республикой, все же создали новое монархическое качество».
Автократичность режима, созданного Августом, бесспорна. Исследование государственно-правовых элементов власти обнаруживает не только их использование Августом для оформления единовластия, но и то новое, что в корне противоречило республиканским традициям. Тем не менее, в изучении магистратских компонентов власти принцепса остается еще немало нерешенных вопросов.
Литература
1. Вержбицкий К.В. Правовое оформление и реальные основы власти Августа / К.В. Вержбицкий // Проблемы античной истории: сборник научных статей к 70-летию со дня рождения проф. Э.Д. Фролова. - СПб.: Изд-во С.-Петербург, ун-та, 2003. -С. 260-282.
2. Гримм Э.Д. Исследования по истории развития римской императорской власти / Э.Д. Гримм. - Т. I: Императорская власть от Августа до Нерона. - СПб.: Типография М. Стасюлевича, 1900. - 515 с.
3. Егоров А.Б. Рим на грани эпох. Проблемы рождения и формирования принципата / А.Б. Егоров. - Л.: Изд-во Ленингр. ун-та, 1985. - 225 с.
4. Машкин Н.А. Принципат Августа. Происхождение и социальная сущность /
Н.А. Машкин. - М.; Л.: Акад. наук СССР, 1949. - 686 с.
5. Межерицкий Я.Ю. «Республиканская монархия»: Метаморфозы идеологии и политики императора Августа / Я.Ю. Межерицкий. - М.; Калуга: Изд-во КГПУ, 1994. - 443 с.
6. Михайловский Ф.А. Государственно-правовой аспект принципата Августа в оценке современной историографии / Ф.А. Михайловский // Ученые записки кафе-
дры всеобщей истории МГОПУ им. М.А. Шолохова. - Вып. IV. - М.: РИЦ МГОПУ им. М.А. Шолохова, 2004. - С. 29-39.
7. Михайловский Ф.А. Магистратские компоненты власти Августа в зарубежной историографии / Ф.А. Михайловский // Вестник МГПУ. Серия «Исторические науки». - 2009. - № 1 (3). - С. 88-100.
8. ЧекановаН.В. Римская диктатура последнего века республики / Н.В. Чекано-ва. - СПб.: ИЦ «Гуманитарная академия», 2005. - 480 с.
Literatura
1. Verzhbiczkij K.V. Pravovoe oformlenie i real’nye osnovy’ vlasti Avgusta / K.V. Ver-zhbiczkij // Problemy’ antichnoj istorii: sbornik nauchny’x statej k 70-letiyu so dnya rozh-deniya prof. E.D. Frolova. - SPb.: Izd-vo S.-Peterburg. un-ta, 2003. - S. 260-282.
2. Grimm E.D. Issledovaniya po istorii razvitiya rimskoj imperatorskoj vlasti / E.D. Grimm. - T. I: Imperatorskaya vlast’ ot Avgusta do Nerona. - SPb.: Tipografiya M. Stasyulevicha, 1900. - 515 s.
3. EgorovA.B. Rim na grani epox. Problemy’ rozhdeniya i formirovaniya principata / A.B. Egorov. - L.: Izd-vo Leningr. un-ta, 1985. - 225 s.
4. Mashkin N.A. Principat Avgusta. Proisxozhdenie i social’naya sushhnost’ / N.A. Mashkin. - M.; L.: Akad. nauk SSSR, 1949. - 686 s.
5. Mezhericzkij Ya.Yu. «Respublikanskaya monarxiya»: Metamorfozy’ ideologii i poli-tiki imperatora Avgusta / Ya.Yu. Mezhericzkij. - M.; Kaluga: Izd-vo KGPU, 1994. - 443 s.
6. Mixajlovskij FA. Gosudarstvenno-pravovoj aspekt principata Avgusta v ocenke sovremennoj istoriografii / F.A. Mixajlovskij // Ucheny’e zapiski kafedry’ vseobshhej istorii MGOPU im. M.A. Sholoxova. - Vy’p. IV. - M.: RITs MGOPU im. M.A. Sholoxova, 2004. - S. 29-39.
7. Mixajlovskij F.A. Magistraczkie komponenty’ vlasti Avgusta v zarubezhnoj istoriografii / F.A. Mixajlovskij // Vestnik MGPU. Seriya «Istoricheskie nauki». - 2009. -№ 1 (3). - S. 88-100.
8. Chekanova N.V. Rimskaya diktatura poslednego veka respubliki / N.V. Chekano-va. - SPb.: ITs «Gumanitarnaya akademiya», 2005. - 480 s.
