CC BY
125
М. ГОРЬКИЙ О РУССКОМ КРЕСТЬЯНСТВЕ. КОНТУР ПРОБЛЕМЫ
Л.В. Полякова
Polyakova L.V. Maxim Gorky on Russian peasantry. An outline of the issue. The article analyses Maxim Gorky's controversial treatment of Russian peasantry both in his life and works.
В последнее десятилетие в кругах литературной общественности как бы стабилизировалась оценка отношения М. Горького к русскому крестьянству. Чаще всего цитируются воспоминания о писателе Н.В. Валентинова, где этот историк, экономист и философ приводит свою субъективную оценку: М. Горький «не терпел» мужика еще с 1888 года, после событий в деревне Красновидово «перед ним всегда носилось апокалиптическое видение восставших ста миллионов крестьян, под водительством нового Пугачева». «Несмотря на то, что во время революции не деревня, а город обнаружил дикость и зверство, - итожит Н.В. Валентинов, - он считал, что нужно уберечь город от нашествия сермяжных варваров» [1]. Самая распространенная точка зрения сформулирована Л.А. Колобаевой в ее очерке «М. Горький», помещенном в учебном пособии для филологических факультетов университетов «История русской литературы ХХ века (20-90-е годы). Основные имена», вышедшем в 1998 году в издательстве Московского университета под редакцией С.И. Кормилова. На мой взгляд, известный исследователь творчества М. Горького в толковании этого вопроса занимает излишне однозначную, слишком осуждающую позицию. «Скорым и неправым был его суд над деревней в статье «О русском крестьянстве...», - пишет Л.А. Ко-лобаева. - ...Позиция Горького в отношении к крестьянству - один из серьезнейших факторов, объясняющих возможность «союза» писателя со сталинизмом...» (с. 64).
Видно, историко-литературный пример с отношением Л.Н. Толстого к чеховским «Мужикам» и «В овраге» («Грех перед народом») нас мало учит: после такой оценки ху-дожника-титана при столь пристрастном подходе, который практикуется ныне в отношении М. Горького, А.П. Чехова надо было бы давно назвать русофобствующим писателем и исключить из учебных историй русской литературы, чего, слава Богу, не произошло.
На деле горьковское отношение к крестьянству не столь прямолинейно однозначно (избили крестьяне Пешкова, вот он и возненавидел их), а работа «О русском крестьянстве» гораздо глубже по содержанию, чем «суд над деревней». Тем более что в начале этой статьи сам Горький оговаривается: «Однако, прошу понять, что я никого не осуждаю, не оправдываю, - я просто рассказываю, в какие формы сложилась масса моих впечатлений...». Это суд над условиями жизни, в которых исторически существовало русское крестьянство: «Человек Запада еще в раннем детстве, только что встав на задние лапы, видит всюду вокруг себя монументальные результаты труда его предков. От каналов Голландии до туннелей Итальянской Ривьеры и виноградников Везувия, от великой работы Англии и до мощных Силезских фабрик - вся земля Европы тесно покрыта грандиозными воплощениями организованной воли людей... Земля - в руках человека, и человек действительно владыка ее. Это впечатление всасывается ребенком Запада и воспитывает в нем сознание ценности человека, уважение к его труду и чувство своей личной значительности как наследника чудес труда и творчества предков.
Такие мысли, - продолжает М. Горький, -такие чувства и оценки не могут возникнуть в душе русского крестьянина. Безграничная плоскость, на которой тесно сгрудились деревянные, крытые соломой деревни, имеет ядовитое свойство опустошать человека, высасывать его желания. Выйдет крестьянин за пределы деревни, посмотрит в пустоту вокруг него и через некоторое время чувствует, что эта пустота влилась в душу ему... В России - небывалый, ужасающий голод, он убивает десятки тысяч людей, убьет миллионы. Эта драма возбуждает сострадание даже у людей, относящихся враждебно к России...». Писатель «вершит суд» над русской нацией в духе Чаадаева и Бунина (вспомним бунинское 1919 года «Опротивел человек»): «Я очертил - так, как я понимаю, среду, в кото-
рой разыгралась трагедия русской революции. Это - среда полудиких людей...» [2].
Работа «О русском крестьянстве» - этап осмысления писателем роли крестьянства в русской истории. И весь процесс этого осмысления студентам (да и опытным исследователям) необходимо показать. Иначе, если ограничиваться только статьей «О русском крестьянстве», как, впрочем, и делается во многих современных работах, от М. Горького складывается то ложное, прямолинейно крестьянофобское впечатление, которое способно вывести из себя не только писателя
В.И. Белова. Слишком серьезен этот вопрос, слишком тяжелы обвинения в адрес писателя, чтобы можно было столь легко и как бы между прочим преподнести его в литературе, претендующей на пересмотр историколитературных оценок или предназначенной для обучения филолога.
Отношение М. Горького к крестьянству -лишь один из аспектов осмысления этим писателем проблемы русского национального характера, к которому всегда, не только в «золотом веке», но и ранее, тем более на переломе эпох, было обращено пристальное слово и художников, и философов, и политических деятелей. Один И.А. Бунин (это не И.С. Шмелев!) с его подходом к мужику и вообще к русскому национальному характеру («Голоса утробные, первобытные. Лица у женщин чувашские, мордовские, у мужчин, все как на подбор, преступные, иные прямо сахалинские.
Римляне ставили на лица своих каторжников клейма: «Cave furem». На эти лица ничего не надо ставить, - и без всякого клейма все видно») [3] нуждается в написании специальной отдельной работы. Между тем, в отличие от Бунина, М. Горький, как и, например, Блок пытался понять мотивы и причины поведения русского крестьянина.
Объем решений этой проблемы в творчестве М. Горького настолько обширен и ответствен, что для его освещения недостаточно поверхностных, вырванных из контекста статьи «О русском крестьянстве» цитат или, добавим, статей «Разрушение личности», «Две души», цикла «Несвоевременные мысли», очерков «В.И. Ленин», «В.Г. Короленко», «А.А. Блок», «Савва Морозов», «Л.Н. Толстой», «Сергей Есенин», «Иван Вольнов». Нужны «выходы» в художественное творчество писателя, от «Челкаша», «Мужика», «Матери», «Исповеди», «Городка Окурова»,
«Лета» к «Моим университетам», «Рассказу о необыкновенном», «Делу Артамоновых» и «Жизни Клима Самгина». Странным представляется то, что в новейших работах о М. Горьком с их резко критическим пафосом, как правило, не делается никаких оговорок относительно позиции М. Горького в крестьянском вопросе. Не сообщается, например, о том, что в 30-е годы М. Горький издавал специальный журнал для крестьян «Колхозник», сыграл определенную роль в появлении статей Сталина «Ответ товарищам колхозникам» и «Головокружение от успехов» по поводу перегибов проводимой в деревне коллективизации [4]. Следует обратить внимание и на то, что когда писатель в обращении к матерям провозглашал: «Не поддавайтесь злым внушениям жизни, станьте выше фактов... Надо вспомнить, что революция не только ряд жестокостей и преступлений, но также ряд подвигов мужества, чести, самозабвения, бескорыстия», видел залог того, что Россия «не погибнет теперь, ибо народ - ожил, в нем зреют новые силы» [4, с. 319], М. Горький вовсе не исключал из понятия «народ» крестьянство. Не исключал он его из этого понятия и в период создания своих противоречивых статей серии «Несвоевременные мысли», когда, например, в мае 1918 года писал о том, что «теперь русский народ весь участвует в создании своей истории - это событие огромной важности...» [5].
Если к оценкам русского крестьянства М. Горьким подходить объективно, то неизбежны следующие выводы. Во-первых, в отношении писателя к мужику почти зеркально отражена позиция М. Горького в вопросе о русском национальном характере, которым он на протяжении всей своей жизни в равной степени восхищался и раздражался. Русский человек радовал писателя и одновременно угнетал, располагал к сокрушающей критике. Такой подход писателя собственно мало чем отличается от позиции многих его современников, например, Н.О. Лосского, который одну из последних своих работ так и назовет «Характер русского народа» или Н.А. Бердяева, когда он в работе «Миросозерцание Достоевского» дает характеристику русского менталитета, его антиномий и болезней. Русское смирение и русское самомнение, русская всечеловечность и русская исключительность, русское отсутствие чувства меры, спокойной уверенности и твердости, без надрыва и истерии. «Русские равнины, как и
русские овраги, - символы русской души... Душа расплывается по бесконечной равнин-ности, уходит в бесконечные дали... Она не может жить в границах и формах... душа эта устремлена к конечному и предельному... Это - душа апокалиптическая по своей основной настроенности и устремленности... Она не превращена в крепость, как душа европейского человека... В ней есть склонность к странствованию по бесконечным равнинам русской земли. Недостаток формы, слабость дисциплины ведет к тому, что у русского человека нет настоящего инстинкта самосохранения, он легко истребляет себя, сжигает себя, распыляется в пространстве» [6].
В течение всей своей жизни М. Горький осмысливал русскую жизнь как духовный феномен, считал «окуровщину» атрибутом национального масштаба, и крестьянство, по его представлениям, не было исключением, а наоборот нуждалось в воспитании в нем дееспособности и осмысленной активности. В статье «О полемике», опубликованной 25 апреля 1917 года в «Новой жизни», он с горечью констатировал: «Я издавна чувствую себя живущим в стране, где огромное большинство населения - болтуны и бездельники, и вся работа моей жизни сводится, по смыслу ее, к возбуждению в людях дееспособности». А через пять лет в работе «О русском крестьянстве» напишет о том, что «в русском крестьянине как бы еще не изжит инстинкт кочевника, он смотрит на труд пахаря как на проклятие Божие». Потому и к концу творческого пути однозначно поддержал тот художественный метод, социалистический реализм, который должен утверждать бытие как деяние, как творчество. Слишком мучительными были многолетние и неотступные размышления художника о специфике условий русской жизни, сформировавших характер русского человека.
Во-вторых, взгляд М. Горького на крестьянство не был стабильным и имел свою эволюцию. Разве можно отождествить позицию писателя в «Матери» и статьях из цикла «Несвоевременные мысли», в «Лете» и в брошюре «О русском крестьянстве», в «Чел-каше» и романе «Жизнь Клима Самгина»?
В-третьих, и это, пожалуй, самое главное: следует учитывать тот бесспорный факт, что позиция М. Горького-художника ярче, значительнее, тоньше, выразительнее, чем оценки М. Горького-публициста. И это характерная черта творчества не только автора
работы «О русском крестьянстве». В художественных произведениях на всем протяжении творческого пути писателя - от «Чел-каша» до «Жизни Клима Самгина» - мы не найдем бесспорно однозначных решений образа мужика. Принято считать, например, что Челкаш, вор и пьяница, симпатичнее Гаврилы-крестьянина. При внимательном чтении рассказа вовсе не чувствуется противопоставления этих героев. Челкаш - тоже имеет отношение к крестьянству, его отец из села. Только Челкаш говорит о бессмысленности деревенской жизни, а Гаврила любит деревню, мать, он привязан к своим корням. Гаврила -не идеальный герой, но и Челкаш «героем» чувствует себя только сам. Не случайно в рассказе представлены их портреты в развитии. С самого начала подмечены холодные серые глаза Челкаша и сходство его со степным ястребом. Гаврила - здоровый, добродушный парень с ребячьими большими голубыми глазами, богомолен и за Челкашом пошел как за хозяином.
В 1900 году М. Горький написал «Мужика», где показан Аким Андреевич Шебуев, из крестьян, после школы убежавший в город, чтобы учиться в университете. На службе в провинциальном городе посещал субботы Варвары Васильевны Любимовой. Она «была красива тою здоровой русской красотой, которая теперь уже встречается редко, почему-то отцветая из поколенья в поколенье» - существенная деталь в общей концепции произведения и, в частности, в интересующем нас вопросе об отношении писателя к русской жизни. На страницах этих очерков ведутся споры о перерождении мещанина и мужика, о жадности как природном качестве, внушенном условиями жизни. Многозначительны монологи Шебуева: «...мы не чувствуем удовольствия жить. Для человека -жизнь прекрасна. Даже деревья, когда они растут, они чувствуют наслаждение ростом. Я пришел снизу, со дна жизни, где грязь и тьма, где человек - еще полузверь, где вся жизнь - только труд ради хлеба...». Задумавшийся выходец из крестьян декларирует мысль автора о крестьянстве как составной части природы, которую надо преобразовать.
Совсем иные ракурсы представлены в романе «Мать», в характере Рыбина, в его готовности идти на муки ради дела, а дело укрупняет личность и служит ей ценой. В повести «Лето» также немало многозначительных сцен, характеризующих отношение
М. Горького к деревне. «Деревенька маленькая, уютная, и хоть бедная, но урядливая», -подчеркивает писатель. «Счастливое лето», проведенное Егором Петровичем Трофимовым в деревне в 32 двора «Высокие Гнезда», -это символическое обобщение ожидаемых перемен к лучшему.
Чрезвычайно сложна для трактовки повесть «Исповедь» с ее философией коллективизма, прочерчивающая прямой путь к роману «Дело Артамоновых». Не случайно Данила Вялов из «Исповеди» - садовник, можно сказать, эпизодический персонаж, а Тихон Вялов в «Деле Артамоновых», как и Илья старший, из крестьян, - один из главных и концептуальных героев, проходит через весь роман, и завершающая сцена произведения, где Тихон открыто формулирует свои претензии к ослабевшему хозяину, происходит в саду. Не скрыта за художественным камуфляжем мысль «Исповеди» о том, что народ был изначально един, потом разбился на рабов и владык, разорвал свою мысль и волю, что нужно собирание народа - «вот тогда и произойдет чудесная и необоримая сила», которая эпическим планом развернется на страницах «Жизни Клима Самгина». Здесь господствующим символом в интересующем нас вопросе будет эпизодический, но явно концептуальный образ мужика с деревянной ногой.
Не проста и неоднозначна для решения тема крестьянства и мужика в других произведениях М. Горького, в том числе в «Моих университетах», «Рассказе о необыкновенном».
Когда П.Б. Струве в письме к Блоку от 2 августа 1917 года в ответ на его отказ от предложения вступить в число членов «Лиги
русской культуры» только потому, что среди учредителей «Лиги» нет имени М. Горького, писал: «Что касается Горького, то церковь, если бы он ее признавал, должна была бы призвать его к покаянию... Наше же скромное сообщество людей, для которых культура и нация неразрывны, может либо про себя, либо публично оплакать то ужасное явление духовного разложения, каким представляется Горький-публицист. Сделать что-нибудь иное мы лишены нравственного права» [7], известный политик и общественный деятель не случайно специально делал акцент именно на публицистике писателя, не включая в магнитное поле своей инвективы его художественное творчество.
Для плодотворного освоения крестьянского материала в творческом наследии М. Горького предстоит изучить весь комплекс проблем горьковедения, внутрь которого вмонтирован крестьянский аспект. Здесь не может быть легких и прямолинейных решений.
1. Валентинов Н.В. Наследники Ленина. М., 1991. С. 181.
2. Горький М. О русском крестьянстве // Огонек. 1991. № 49. С. 9, 11, 12.
3. Бунин И.А. Окаянные дни. М., 1990. С. 28.
4. См.: Горький М. Неизданная переписка с Богдановым, Лениным, Сталиным, Зиновьевым, Каменевым, Короленко. Сер. «М. Горький. Материалы и исследования». Вып. 5. М., 2000. С. 276.
5. История русской советской литературы: В 4 т. М., 1967. Т. 1. С. 197.
6. Бердяев Н.А. О русских классиках. М., 1993.
С. 186-188.
7. Цит. по: БлокА.А. Дневник. М., 1989. С. 409.
