CC BY
26УДК 398; 398.5
ЛОКАЛЬНЫЕ ФОЛЬКЛОРНЫЕ И ЭТНОКУЛЬТУРНЫЕ ТРАДИЦИИ БУРЯТ ВНУТРЕННЕЙ МОНГОЛИИ
© Цыбикова Бадма-Ханда Бадмадоржиевна
кандидат филологических наук, ведущий научный сотрудник отдела литературоведения и фольклористики Института монголоведения, буддологии и тибетологии СО РАН 670047, г. Улан-Удэ, ул. Сахьяновой, 6 Е-mail: [email protected]
В статье выявляются локальные формы бытования, жанровые модификации и условия современного исполнения произведений устного творчества бурят Внутренней Монголии КНР в фольклор-но-этнографическом аспекте. Такой срез рассмотрения проблемы позволил представить целостную картину исторического бытования и современного состояния традиции. Анализируются записанные в Шэнэхэне произведения устного народного творчества, являющиеся отражением традиционного мировоззрения; приводятся сведения о почитаемых культовых местах шэнэхэнских бурят, сохранившихся традициях при проведении свадьбы, других значимых событиях в жизни человека, семьи, рода, в основном сохранивших исконно традиционные черты. Автор приходит к выводу, что фольклорный и этнографический материал в записи от бурят Хулун-Буира свидетельствует о локальной, в какой-то степени законсервировавшейся фольклорной и этнокультурной традиции бурят Внутренней Монголии на фоне общебурятской, общемонгольской традиции. Ключевые слова: фольклор, жанры устного творчества бурят, этнографические сведения, обряды, обычаи, этнокультурные традиции, шэнэхэнцы.
LOCAL FOLKLORE AND ETHNO-CULTURAL TRADITIONS OF THE BURYATS OF INNER MONGOLIA
Badma-Khanda B. Tsybikova
PhD, scientist of Department of literature and folklore, the Institute for Mongolian, Buddhist and Tibetan Studies of the Siberian Branch of the RAS 6 Sahyanovoj Str., Ulan-Ude, 670047 Russia
Local forms of an existing, genre modifications and conditions of modern execution of works of oral creativity of the Buryats living in the Inner Mongolia of China in folklore and ethnographic aspect are presented in the article. It will allow to present a complete picture of a historical existing and a current state of tradition. The article analyzes the works of oral folklore which are written down in Shenekhen region being reflection of traditional outlook. Data on the esteemed cult places of Shenekhen Buryats, the remained wedding traditions and other significant events in human life, families, generation which generally kept primordially traditional lines are provided in the article. The author comes to a conclusion that the folklore and ethnographic material which is written down by the Buryats of Hulun-Buir shows the local, not changed folklore and ethnocultural tradition of Buryats of the Inner Mongolia on the background of all-Buryat and all-Mongolian tradition.
Keywords: folklore, genres of oral creativity of the Buryats, ethnographic data, ceremonies, customs, ethnocultural traditions, Shenekhen people.
Исследование локальных форм бытования, жанровых модификаций и условий современного исполнения устного народного творчества бурят Внутренней Монголии в фольклорно-этнографическом аспекте представляется актуальным для выявления целостной картины исторического бытования и современного состояния традиции. Хулун-Буирский аймак Внутренней Монголии КНР является истинным хранилищем фольклорных традиций бурят. В фольклорном фонде шэнэхэнских бурят до сих пор широко представлены все традиционные жанры бурятского фольклора: героический эпос (в основном в прозаической форме); сказки; несказочная проза (легенды, предания, устные рассказы); песни; малые жанры фольклора - загадки, пословицы, благопожелания.
Крупный поэтический жанр - героический эпос представлен записями двух текстов улигера «Гэсэр» (Фонды Центра восточных рукописей и ксилографов (ЦВРК) ИМБТ СО РАН, инв. № 2894, с. 47-55. Исп. Жалсанай Сэбээн-Долгор, 1939 г. р., род бохой хуасай): пролог к «Гэсэру» и прозаический вариант «Гэсэра», записанные от талантливой исполнительницы Ж. Сэбээн-Долгор. Они представляют бесценный материал, свидетельствующий о том, что повествования о Гэсэре имели повсеместное распространение у разных этнических групп бурят. Улигер о Гэсэре Ж. Сэбээн-Долгор слы-
шала от 80-летней бабушки по отцу в возрасте семи-восьми лет (как она считает, это было в 50-е гг. прошлого столетия). Нигде не читала о Гэсэре, она пересказала то, что слышала и усвоила от бабушки, Юмэй Бадмын Долгор, родом из местности Гунэй (находится в нынешнем Забайкальском крае). В свою очередь, та запомнила текст о Гэсэре от своего отца Юмэй Бадмы, человека очень образованного по тем временам, читавшего монгольские и тибетские книги. Следовательно, можно говорить о бытовании в устной бурятской традиции еще одной версии эпоса «Гэсэр», имеющей некоторые параллели с унгинской версией. Можно предположить, что, возможно, раньше существовали и устные варианты исполнения, и варианты ксилографического издания «Гэсэра». По жанровым особенностям улигер «Гэсэр Мэргэн хаан тухай туужа» («Повествование о Гэсэр Мэргэн хане») тяготеет к богатырской героической сказке. Примечательны комментарии Ж. Сэбээн-Долгор относительно Гэсэра. Она считает, что «раньше люди поклонялись [ему] как богу. Гэсэр уничтожил всех мангасов, и после него их уже не существует», что вполне соответствует «определяющей идее эпоса «Гэсэр» у бурят - уничтожение зла на земле во всех его проявлениях» [3, с. 22].
Не утрачена традиция исполнения шэнэхэнскими бабушками сказок, основное место в их репертуаре занимают волшебные сказки героического содержания. По их мнению, раньше пожилые люди все без исключения знали разные истории, подразумевая под историями и сказки, и легенды. Как помнят наши информанты, подобные истории (туухэ) исполняли пожилые одинокие люди, которые ходили из одного селения в другое, рассказывая сказки и легенды. Зафиксированные нами сказки волшебно-фантастического характера (их насчитывается десять), судя по содержанию, представляли улигеры, претерпевшие со временем жанровую трансформацию. Это лишний раз доказывает о существовавшей богатой эпической традиции со множеством улигерных сюжетов и мотивов. Анализ записанных сказочных сюжетов показывает, что они входят в общебурятский и мировой сказочный фонд.
Из представительного объема нового материала по несказочной прозе наиболее примечательна оригинальная версия легенды о Бальжан хатан («Бальжан тухай») (инв. № 2894, с. 11-13. Исп. Жам-балай Дарима, 1943 г. р., род доргогшо галзуд). Большой интерес представляет история о Бальжан хатан, записанная от Жамбалай Даримы, которая является отзвуком «Повести о Бальжан хатан» -первого письменного памятника бурятской художественной литературы на старомонгольской письменности. Кроме того, этот вариант примечателен тем, что в сюжет вкраплен не характерный для большинства легенд о Бальжан мотив о невыполнении бурятами просьбы ламы изготовить статуэтку бурхана Жалсарай. Как рассказывает исполнительница этой истории, Бубэй Бэйлэ хан и его подданные забрали недоделанное изображение божества, разбили на части, раздали его людям и стали носить [на шее]. По ее мнению, из-за того, что не исполнили в полном объеме веление ламы, буряты обречены на страдания, вызванные разобщенностью, утратой единства: «Если объяснить, почему это так глубоко запало в мою душу, то я очень сильно задумалась: тот Бубэй Бэйлэ хан был бурят, поскольку он бурят, и наши буряты поступили вот так неверно, плохо, нерассудительно, поспешно, поэтому мы, буряты, претерпеваем удары судьбы, страдаем, поступая где-то правильно, где-то неправильно, видимо, [из-за] этого мы такие люди. Если бы полностью изготовили того бурхана, если бы взяли целиком, возможно, мы бы были едиными, полноценными. Возможно, по этой причине вот такая история была тогда сложена. Вот причина того, почему так сильно запало в мою душу такая мысль, [потому что] из-за этого у нас такая неправильная судьба, из-за этого мы разделены на части и живем, расколовшись» (пер. наш. - Б-Х. Ц.) (инв. № 2894, с. 14. Исп. Жамбалай Дарима, 1943 г. р., род доргогшо галзуд).
Таким образом, бытование у шэнэхэнских бурят устной версии истории о Бальжан хатан отличается оригинальной интерпретацией причины разъединения бурят, живущих на разных территориях. В этом, на наш взгляд, ярко проявилось глубокое чувство горечи, которое испытывают те, кто по воле судьбы оказались за пределами родных кочевий. Справедливо пишет Б. В. Базаров: «Только время поможет нам понять глубину национальной трагедии России, наверное, прежде всего, выразившейся в состоянии этих людей, вынужденных вопреки злому року противостоять ему собственной волей, выдержкой и даже отвагой. Это удивительнейшая амальгама самых противоречивых чувств. Большинству из покинувших страну не за что любить новый государственный строй, который даже не благословил их на далекое путешествие, обрекал на положение изгоев, которым еще далеко не всегда удавалось найти пристанище в незнакомых и не всегда приветливых краях. И вместе с тем навсегда осталась боль утраченной Родины, смешанное чувство несправедливости, рока и жестокой предопределенности судьбы» [1, с. 10].
С именем легендарной Бальжан хатан связана еще одна легенда, записанная от сказительницы Ж. Сэбээн-Долгор (инв. № 2894, с. 56. Исп. Жалсанай Сэбээн-Долгор, 1939 г. р., род бохой хуасай) о том, почему буряты были разделены на три части. В ее повествовании говорится о том, что на сопровождающий Бальжан хатан свадебный поезд было нападение и началась война, отчего люди стали разбегаться. Это случилось, по словам исполнительницы, в местности Барун хушун (т. е. на территории Внутренней Монголии). В результате те, которых Бальжан хатан взяла с собой на север, ушедшие бурууша (другим путем), стали бурятами, а те, которые остались здесь сторожить алта эмээл (золотое седло) Бальжан хатан, это Зун, Барун хушуны. Отдельная группа ушла в Халху, вот таким образом, считает Ж. Сэбээн-Долгор, буряты распались на три части.
Вместе с тем, следует сказать и о том, что в ряде устных рассказов шэнэхэнцев переселение бурят объясняется выбором лучших земельных угодий для благополучия скота: «...пока перекочевывали, меняя места обитания, закрылась [граница]» (зеедлеерее ябhаар лэ, нютаглажа ябhаар лэ байтарнай, тэрэ хаагдашаhан). Такого же мнения придерживается Д. Ц. Бороноева, которая пишет: «Специфика миграции бурят в район Хулун-Буйра заключается в том, что это было не хаотичное и случайное переселение», основная причина заключалась в «выборе территории, благоприятной для ведения кочевого пастбищного скотоводства» [2, с. 258].
Эта же тема разобщенности бурят является основной в рассказе бабушки Сэбээн-Долгор о том, как Белый хан выделил земли бурятам. Это повествование интересно с точки зрения того, как народ интерпретирует исторический факт присоединения бурят к Российскому государству: «Когда [буряты] не имели собственных земель, Бабжа и другие жили на Ольхоне, Бархане, в Аге. Тогда всякий, с любого края, грабил, избивал, колотил, убивал, уничтожал [бурят], и в Хори состоялось большое совещание, что же нам, безземельным, делать. Некоторые сказали: отправимся в сторону восхода солнца, пока будем идти, земли найдутся. Другие говорят: мы - монголы, отправимся на запад в свою Монголию (это по отношению к бурятам, живущим во Внутренней Монголии. - Б-Х. Ц.). Третьи выразили несогласие: в Монголии сейчас неспокойно, они ведут войну с манчьжурским ханом, распадаются они, зачем нам туда ехать. После этого в результате переговоров старейшины [решили], раз уж мы однажды прибыли сюда, что случится, если мы попросим земли у русского хана. И триста с лишним человек на лошадях отправились к Белому хану. Так он выделил земли бурятам» (пер. наш. -Б-Х. Ц.) (инв. № 2894, с. 57. Исп. Жалсанай Сэбээн-Долгор, 1939 г. р., род бохой хуасай).
Из бесед и опросов старожилов Шэнэхэна выявлено, что ими до сих пор почитаются горы Алха-най и Бархан, остров Ольхон, по предсказанию ламы делаются подношения, чтобы умилостивить их духов для устранения причины какой-либо проблемы. В то же время, обжившись в новых местах, почитают культовые объекты на территории нынешнего проживания, таковыми являются Баян Хан (Баян Хаан), Баян Хушу (Баян Хушуу), Шивэй, гора Эрдэни (Эрдэни уула), гора Хан (Хаан уула), в честь хозяев которых проводятся обоо. Из устных рассказов об этих объектах наибольший интерес представляет рассказ о горе Хан (Хаан уула). Он иллюстрирует веру людей в существование хозяев гор, которые покровительствуют, мало того, сопровождают свой народ в трудных испытаниях. По рассказу Ж. Сэбээн-Долгор (там же, с. 58), один мудрый лама, обладал способностью видеть, как хозяин горы Хан отправился вместе со своими поданными в неизвестные края, когда в 1945 г. буряты вынуждены были покинуть обжитые места, спасаясь от японских оккупантов, и скитаться в районе Ши-лин гола (одна из административных единиц Внутренней Монголии КНР. - Б-Х. Ц.). Люди в панике покинули родные кочевья, и хозяин горы Хан, пожалев свой народ, отправился вместе с ними. Но духи новых мест обошлись с ним, как сказал тот мудрый лама, плохо, проявили высокомерие, и он вынужден был вернуться, «поджав хвост». Из этого лама сделал вывод, что здесь бурятам не место, и на самом деле, подчеркивает Сэбээн-Долгор, в 1947 г. они стали возвращаться обратно.
Таким образом, произведения устного народного творчества, являясь отражением традиционного мировоззрения, представляют основу передачи образов национальной картины мира, являются хранилищем истории и ментальности народа.
Глубоко впечатляет обширный, можно сказать, обширнейший песенный репертуар шэнэхэнских бурят. Исполнительницы знают огромное количество песен, поют песни со множеством куплетов, не забывая и не повторяя слов, с большим удовольствием и без долгих уговоров. Примечательно, что шэнэхэнцы четко выделяют песни, исполняемые в тех или иных случаях, делят их по манере исполнения, назначению. В основном различают обрядовые (уусын дуун), песни кольца (бэhэлигэй дуун), песни, исполняемые при круговом хороводе (нэрьелгын дуун), обычные песни (юрын дуун). Что касается нэрьелгын дуун, на наш вопрос, называют ли в Шэнэхэне круговой хоровод, при котором исполняется нэрьелгын дуун, ёхором, ответили, что «ёхора раньше не было, наши родители о ёхоре говори-
ли, что это черти танцуют». Между тем, не отрицают, что молодежь нынче ёхорит активно. То есть традицию исполнения ёхора буряты знали, иначе был бы другой ответ, но в практике она (традиция) не получила развития. Российскими бурятами большинство старинных, традиционных песен, которые и ныне в активном запасе шэнэхэнцев, практически забыты.
Память о родине прародителей, рода, откуда берет начало родословная шэнэхэнцев, бережно сохраняется бурятами Внутренней Монголии и передается нынешним поколениям. Это ярко проявляется в феномене бытования старинных песен у шэнэхэнских бурят, сохранивших богатейший репертуар песенного наследия своих предков, выходцев из забайкальских степей. Впечатляет содержательностью магтаал-восхваление Цугольского дацана, состоящий из 18 куплетов, каким его запомнили предки еще до ухода за пределы исторической родины (инв. № 2894 с. 61-62. Исп. Дашадоржын Хандама, 1928 г. р., род улалзай хубдуд; Батсухын Ханда, 1936 г. р., род сагангуд; Жамбалай Дарима, 1943 г. р., род доргогшо галзуд). О широкой распространенности в Забайкалье песни о Цугольском дацане свидетельствуют записи, хранящиеся в фондах ЦВРК ИМБТ СО РАН, две из которых опубликованы в монографии Д. С. Жамсуевой «Агинские дацаны» [4, с. 167-169]. В отличие от записи, сделанной нами в Шэнэхэне, песни, зафиксированные в 1965 г. в Зугалае и Адуун Шулууне Читинской области, значительно короче, но совпадают в целом слова и содержание.
Особый интерес представляют песни, связанные с родиной предков (о Наян-Нава, Ононе, Алха-нае, местности Улирэнгэ), наполненные страданием и тоской по родным краям. Поселившись на чужой стороне, им казалось, что наступят времена, когда они вернутся домой, и потому они следили за событиями на родине, об этом слагали песни, в которых звучит мысль о том, что уехали они только на времена смуты в более безопасное место, но ждут, когда на территории СССР восстановится мир и спокойствие.
Известно, что у шэнэхэнских бурят до сих пор сохранилась свадебная обрядность, которая носит устойчивые элементы традиционной свадьбы с соблюдением всех основных этапов ее проведения. Нами зафиксирован рассказ Намнанай Сэмжэд (1963 г. р.) о том, что девушка, которую выдавали замуж, меняла в доме жениха свой девичий наряд на женский дэгэл, ей заплетали две косы, после чего она вступала в статус замужней женщины. Следующим пунктом свадебного обряда был важный, знаковый момент, когда она должна была войти в дом родителей мужа. И, как сказала Н. Сэмжэд, существовал при этом обычай, когда при каждом ее шаге в сторону дома, где сидели отец и мать жениха, произносились благопожелания, общий смысл которых сводился к тому, что прибыл новый член семьи, вместе с которым должны приумножиться скот, прибыть благополучие и достаток семьи. Подобный обряд описан Лодоном Линховоиным, который называет его «Бэрии мYргYYлхэ» (Поклонение невестки) [5, с. 250-253], а наш информант называет его «ШYрэ бYриин Yрёол» (Благопожелания на каждую бусинку коралла). Таким образом, у агинских бурят этот свадебный церемониал существовал раньше, а у шэнэхэнских бурят, являющихся выходцами из агинско-забайкальских степей, он и поныне проводится в отдельных случаях
Другие события в жизни человека, семьи, рода - наречение ламой именем ребенка, стрижка волос годовалому ребенку, сватовство - как следует из бесед с шэнэхэнцами, в основном сохранили исконно традиционные черты, за исключением обряда зарывания последа ребенка, который утрачен в силу сложившихся современных условий жизни. Кроме того, современный быт бурят Внутренней Монголии нельзя представить без традиционной встречи Нового года по лунному календарю - сагалгана; проведения ежегодного обоо в пятнадцатый лунный день пятого месяца; обряда призывания счастья - даллага. В отличие от российских бурят, которые могут проводить даллага в любое время, для шэнэхэнцев существует определенный промежуток времени, когда проводят этот обряд, - в сентябре, когда закончатся все летне-осенние сельскохозяйственные работы, до начала октября. Таким образом, этнографические сведения, бытовая повседневность как неотъемлемая часть культуры этноса наилучшим образом дополняют картину жизнедеятельности, мировосприятия бурят Внутренней Монголии, существовавших и сохранившихся у них традиций на современном этапе.
Обращает на себя внимание ярко проявляющаяся буддийская составляющая в большинстве фольклорных текстов, влияние буддизма на религиозное мировоззрение и культурные традиции бурят Внутренней Монголии. Особо показателен в этом отношении песенный жанр, в котором темы и сюжеты многих обрядовых и бытовых песен перенесены со старых мест проживания, потому имеют отчетливое буддийское содержание в рамках традиции гелукпа. Буддийский налет проявляется в сюжетных линиях и идейном содержании произведений устного народного творчества шэнэхэских бурят: непременным сюжетным атрибутом в улигерах, сказочной и несказочной прозе является обращение героя (героев) к ламе за советом, объяснением, с просьбой о даровании детей (это в большин-
стве случаев), что раньше практиковалось в повседневной жизни бурят. И сегодня, как показали опросы, шэнэхэнцы обращаются для отправления разных потреб к ламе, а по отношению к шаманам наблюдается некоторая доля неприязненности или настороженности. Таким образом, буддизм на протяжении нескольких столетий влиял на жизнь многих поколений бурят и монголов, являясь символом их этнической идентичности, внес весомый вклад в создание своеобразной национальной культуры, органически входящей в культуру мировую.
В заключение можно сказать, что анализ фольклорного, этнографического материала в записи от бурят Хулун-Буира свидетельствует о локальной, в какой-то степени законсервировавшейся фольклорной и этнокультурной традиции бурят Внутренней Монголии на фоне общебурятской, общемонгольской традиции. Собран достаточно репрезентативный материал по устному творчеству и этно-культуре шэнэхэнских бурят для выявления культурно-исторических особенностей данной традиции.
Литература
1. Базаров Б. В. Генерал-лейтенант Манчьжоу-Го Уржин Гармаев. - Улан-Удэ: Изд-во БНЦ СО РАН, 2001. - 37 с.
2. Бороноева Д. Ц. Миграция и сакрализация нового жизненного пространства в традиционной культуре: опыт бурят Внутренней Монголии КНР // Вестник Бурятского государственного университета. - 2011. - № 6. -С. 258-262.
3. Бурчина Д. А. Гэсэриада западных бурят. - Новосибирск: Наука, 1990. - 449 с.
4. Жамсуева Д. С. Агинские дацаны как памятники истории культуры. - Улан-Удэ: Изд-во БНЦ СО РАН, 2001. - 170 с.
5. Линховоин Л. Лодон багшын дэбтэрhээ. - Улаан^дэ хото: Буряад-Монгол Ном, 2014. - 464 х.
References
1. Bazarov B. V. General-leitenant Manch'zhou-Go Urzhin Garmaev [Manchurian general-lieutenant Urzhin Garmaev]. Ulan-Ude: BSC SB RAS publ., 2001. 37 p.
2. Boronoeva D. C. Migratsiya i sakralisatsiya novogo zhisnennogo prostranstva v traditsionnoj culture: opyt buryat Vnutrennej Mongolii KNR [Migration and sacralization of new life space in traditional culture: the experience of the Buryats of Inner Mongolia in China]. Vestnik Buryat. gos. un-ta - Bulletin of Buryat State University. 2001. No 6. Pp. 258-262.
3. Burchina D. A. Geseriadazapadnykh buryat [Geseriada of the Western Buryats]. Novosibirsk: Nauka, 1990. 449 p.
4. Zhamsueva D. S. Aginskie datsany kakpamyatniki istorii kul'tury [Aginsky datsans as history of culture memorials]. Ulan-Ude: BSC SB RAS publ., 2001. 170 p.
5. Linhovoin L. Лодон багшын дэбтэрИээ. Улаан^дэ хото: «Буряад-Монгол Ном» хэблэл, 2014. 464 х. (Buryat.)
