CC BY
73
3. Лейчик, В.М. Проблемы отечественного терминоведения в конце XX века / В.М. Лейчик // Вопросы филологии. — 2000. — №2.
4. Шелов, С.Д. Термин. Терминологичность. Терминологические определения / С.Д. Шелов. — СПб.: Филологический факультет СПбГУ, 2003.
5. Дроздова, Т.В. Проблемы понимания научного текста / Т.В. Дроздова. — Астрахань: Изд-во АГТУ, 2003.
6. Беляевская, Е.Г. Концептуальный анализ: модифицированная версия методов структурной лингвистики? /
Е.Г. Беляевская // Концептуальный анализ языка: современные направления исследования Сб. науч. трудов. — М.: Калуга: Изд-во «Эйдос», 2007.
7. Мишланова, С.Л. Терминоведение XXI века: история, направления, перспективы / С.Л. Мишланова // Филологические науки. — 2003. — №2.
8. Демьянков, В.З. Понятие и концепт в художественной литературе и в научном языке / В.З. Демьянков // Вопросы филологии. — 2001.— №1.
9. Демьянков В.З. «Концепт» в философии языка и когнитивной лингвистике / В.З. Демьянков // Концептуальный анализ языка: современные направления исследования Сб. науч. трудов. — М.: Калуга: Изд-во «Эйдос», 2007.
10. Кубрякова, Е.С. О современном понимании термина «концепт» в лингвистике и культурологии / Е.С. Кубрякова // Реальность, язык и сознание: Междунар. межвуз. сборник научных трудов. — Вып. 2. — Тамбов: Изд-во ТГУ им. Г.Р. Державина, 2002.
11. Дроздова, Т.В. Концепты как основа ключевых понятий в терминологии / Т.В. Дроздова // Концептуальный анализ языка: современные направления исследования: Сб. науч. трудов. — М.-Калуга: Изд-во «Эйдос», 2007.
12. Болдырев, Н.Н. Когнитивная семантика: Курс лекций по английской филологии / Н.Н. Болдырев. — Тамбов: Изд-во Тамб. ун-та, 2001.
13. Никитин, М.В. Основы лингвистической теории значения / М.В. Никитин. — М.: Высшая школа, 1998.
14. Кубрякова, Е.С. Новые единицы номинации в перекраивании картины мира как транснациональные проблемы / Е.С. Кубрякова // Языки и транснациональные проблемы. — Т.1. — М.: Тамбов: Изд-во ТГУ, 2004.
15. Постовалова, В.И. Картина мира в жизнедеятельности человека / В.И. Постовалова // Роль человеческого фактора в языке. — М.: Наука, 1988.
16. Лосев, А.Ф. Диалектика мифа / А.Ф. Лосев. — М.: Мысль, 2001.
17. Лейчик В.М. Особенности функционирования терминов в тексте / В.М. Лейчик // Филологические науки. — 1990. — №3.
18. Реформатский, А.А. Термин как член лексической системы языка / А.А. Реформатский // Проблемы структурной лингвистики. — М.: Наука, 1967.
Статья поступила в редакцию 18.06.08.
УДК 81.1
М.А. Пицун, аспирант АлтГТУ, г. Барнаул, Алтайский край
ЛОГОЭПИСТЕМА КАК ГЕНДЕРНАЯ КОГНИТИВНАЯ СТРУКТУРА
В рамках когнитивной парадигмы рассматривается логоэпистема как гендерная когнитивная структура, входящая компонентом в антропоморфные гендерно-маркированные концепты. На основе проведенного психолингвистического эксперимента предлагается классификация гендерных логоэпистем.
Ключевые слова: логоэпистема, гендерная когнитивная структура, гендерные антропоморфные модели.
Современная научная парадигма рассматривает язык лено влиянием этнической принадлежности информан-
в диаде язык-человек. Поэтому одной из актуальных тов, хотя исследования, в которых анализируется куль-
задач когнитивной лингвистики является моделиро- турная составляющая антропоморфных концептов, уже
вание антропоморфных концептов, представляющих существуют. Так, Е.В. Лукашевич, проводя экспери-
фрагмент языкового сознания и отражающих представ- ментальное исследование с целью построения модели
ление человека о самом себе. В своей работе мы исхо- фрагмента языкового сознания, связанного с концеп-
дим из положения о том, что гендерные характеристи- том «человек», выявила, что приблизительно 20% реки являются одними из наиболее значимых при вос- акций, полученных в ассоциативном эксперименте на
приятии и оценке человека, а следовательно, оказывают данный стимул, представляет актуальные для носите-
влияние на когнитивные процессы. Гендерно-марки- лей русского языка культуробусловленные реакции —
рованные концепты «мужчина» и «женщина», «муже- логоэпистемы [4, с. 114-120]. Данные исследования,
ственность» и женственность» уже рассматривались в проведенного Е.В. Лукашевич, подтверждают, что кли-
работах Е.И. Горошко, А.В. Кирилиной и шированные образы, создаваемые и определяемые куль-
Н.В. Уфимцевой [1, 2, 3]. Авторы изучали стереотип- турой, находят свое отражение в сознании носителей
ность поведения информантов разного пола, а также языка, задавая ракурс восприятия реальности. Целью
то, как представлены гендерные стереотипы в созна- нашего исследования является выявление и описание
нии носителей русского языка. Однако Е.И. Горошко, логоэпистем, связанные в сознании носителей языка
А.В. Кирилина и Н.В. Уфимцева не ставили цель мо- с гендерны1ми когнитивны1ми моделями, представлен-
делирования антропоморфных гендерных концептов как ными в возрастной парадигме.
когнитивных концептов, детерминируемых в том чис- Гендерные когнитивные структуры фиксируют осо-
ле и возрастными параметрами. по этой причине про- бенности самоидентификации личности, оценку проводимые ими исследования ограничивались описани- исходящих явлений и событий, а также выбор собствен-
ем центральных концептов «женщина» и «мужчина», ной манеры речевого и неречевого поведения. Когни-
не затрагивая такие гендерно-маркированные концеп- тивные структуры могут быть разного уровня и
ты, как «девочка», «мальчик», «старушка», «старик». функционировать как на уровне комплексных гендер-
Кроме того, до настоящего времени не было предпри- ных моделей, объединяя многочисленные когнитивные
нято попыток выявить и описать фрагменты гендер- признаки женственности, закрепленные в языке, так и
ных когнитивных структур, наличие которых обуслов- на уровне значительно меньших структур — опреде-
ленного стереотипа женственности или конкретной визуализированной гендерной модели-представления.
В последние десятилетия многие исследователи рассматривают связь языка и национальной культуры [5, 6, 7]. Источником многих гендерных моделей-представлений являются прецедентные тексты, которые представляют пласт культурного и языкового наследия. Успешное коммуникативное взаимодействие в определенном лингвокультурном пространстве не может состояться без того, чтобы участники коммуникации не обладали некоторым набором разделяемых фоновых культурных знаний.
Для описания культурообусловленных языковых единиц, входящих в когнитивную базу носителей языка, Н.Д. Бурвикова и В.Г. Костомаров предложили термин логоэпистема, под которым они рассматривают разноуровневые лингвострановедчески ценные единицы, являющиеся стандартным типом языковой реакции на внешние стимулы [8, с. 37]. Е.Н. Канаева поддерживает эту идею, однако исследователь уточняет, что функция логоэпистем заключается в повышении эмоциональной окрашенности и экспрессивности коммуникации, и не рассматривает реализуемую ими когнитивную функцию [9, с. 3]. Мы считаем, что лого-эпистема, заключающая в себе гендерно-маркированную информацию, является гендерной когнитивной структурой, которая соотносится с определенной гендерной моделью и эмоционально-оценочным отношением к ней. Н.Д. Бурвикова и В.Г. Костомаров справедливо отмечают, что изучение логоэпистем, с одной стороны, требует языковых, с другой стороны — культурных фоновых знаний. Подчеркивая «зонтиковый» характер логоэпистем, объединяющих языковые структуры разного уровня, авторы указывают на то, что изучение таких единиц необходимо проводить в рамках современного лингвокогнитивного подхода [10, с. 48]. Гендерные когнитивные структуры как исследовательские модели позволяют обобщить данные о том, как биологический пол и связанные с ним ожидания общества по отношению к представителям разных полов отражаются в языковом сознании.
Логоэпистемы являются ценностными когнитивными структурами. Оценка культурообусловленных текстов — это когнитивный процесс, который определяет вхождение логоэпистем в различные ассоциативные поля, стабильность и устойчивость ассоциативных связей. Н.В. Немчинова полагает, что критерий ценности определяется интеграцией объективных свойств и субъективных оценок [11, с. 70-71]. Мы считаем, что ценность таких лингвоментальных структур, как лого-эпистемы, складывается из совокупности оценок прецедентного текста большим количеством носителей языка. К объективным свойствам, определяющим ценность логоэпистемы, относится то, что носители языка нуждаются в неких фиксированных языковых структурах, которые репрезентируют определенные гендерные когнитивные модели, разделяемые многими представителями языкового сообщества.
Н.Д. Бурвикова и В.Г. Костомаров указывают на то, что термин «логоэпистема» охватывает разнообразные по содержанию и уровню языковые структуры. К ним относятся «и фразеологизмы, и крылатые слова, и высказывания известных людей, и знакомые рядовому носителю языка афоризмы, и пословицы, и поговорки, и присловья, и говорящие имена, и названия, и строчки из песен, стихотворений, из произведений художественной прозы, и штампы тех или иных времен» [10, с. 47]. Логоэпистемы имеют кумулятивный характер, за каждой языковой единицей стоит глубинный смысл, который в сознании носителя языка связан с определенным прецедентным феноменом.
Изучение логоэпистем релевантно как для выявления источников прецедентных текстов, актуальных для носителей русского языка, что служит для описания структуры и строения языка, так и для определения характера ассоциативных связей, что имеет значение для исследования связи языка и мышления.
Проведенный нами в 2006-2007 гг. в г. Барнауле ассоциативный эксперимент охватил 5 возрастных групп носителей русского языка от 8 до 60 лет с общим количеством респондентов 3350 человек. Эксперимент позволил экстернализировать фрагмент языкового сознания респондентов и выделить логоэпистемы, ассоциируемые с антропоморфными гендерно-маркированными когнитивными структурами, актуальными для носителей русского языка на современном этапе. В качестве контрольных слов-стимулов мы выбрали слова, обозначающие людей на основе их вхождения в определенную половозрастную группу: девочка, мальчик, женщина, мужчина, старушка, старик.
На начальном этапе исследования нами была выдвинута гипотеза о том, что перечисленные лексемы, являясь значимыми и широкоупотребимыми, могут и должны быть связаны на ассоциативном уровне с культурно-обусловленными словами и выражениями, представляющими собой логоэпистемы. При проведении эксперимента мы ставили перед собой следующие задачи:
1. Верифицировать выдвинутую гипотезу;
2. Выявить, какие прецедентные тексты являются источниками культурообусловленной информации, связанной в языковом сознании наивного носителя русского языка с гендерными моделями;
3. Определить характер ассоциативной связи между гендерно-маркированными словами стимулами и реакциями-логоэпистемами.
Данные ассоциативного эксперимента представлены в таблице 1.
В ходе обработки данных эксперимента мы установили, что наибольшее количество прецедентных ситуаций и текстов, связанных с гендерными когнитивными моделями, носители русского языка, представители различных половозрастных групп, соотносят со стимулами старик 8,74%, мальчик 7,19%, девочка 5,32% и старуха 5,11%е. Логоэпистемы, коррелирующие со словами женщина и мужчина, единичны, что не позволяет классифицировать их каким-либо образом или вывести определенную закономерность (гистограмма 1).
Одной из наиболее стабильных культурно-зависимых связей со словом старик является реакция Хоттабып (4,7% от общего количества реакций на слово-стимул). У респондентов младшей возрастной группы среди ре-акций-логоэпистем наиболее часто встречаются логоэ-пистемы, сформировавшиеся под влиянием текстов сказок. В возрастных группах старше 12 лет отмечается возрастание количества логоэпистем, источником которых являются классические литературные произведения, изучаемые в рамках школьной программы: Изер-гиль, Раскольников, преступление и наказание.
Устойчивость ассоциативных связей обусловлена частотностью восприятия прецедентного текста реципиентом, соответственно, если информация актуализируется в большем количестве ситуаций общения, то связь между стимулом и реакцией-логоэпистемой становится более прочной. Одним из факторов, способствующих формированию устойчивых ассоциативных связей, является сочетание разных источников передачи прецедентных текстов, которые взаимодополняют друг друга. Реципиент информации имеет возможность создать комплексный аудио-визуальный образ, связанный с прецедентным текстом, который будет представлять устойчивую когнитивную структуру. В проведенном исследовании отмечена частотная ассоциативная связь ста-
рик и море, которая в сознании представителей русскоязычного сообщества связана не только с произведением «Старик и море» Эрнеста Хемингуэя, но и с одноименным русским мультфильмом, получившим многочисленные кинематографические награды.
В ходе исследования мы ставили перед собой задачу определить, какие ло-гоэпистемы входят в ассоциативное поле гендерных когнитивных антропоморфных моделей и какие произведения литературы, музыки, кино, изобразительного искусства являются их источниками. Выполнение этой задачи позволило выявить актуальные средства передачи культурно-обусловленных языковых знаний. Результаты эксперимента показали, что наиболее частотными являются ло-гоэпистемы, отсылающие к литературным произведениям: Изергиль, мальчик и тьма, преступление и наказание, Том Сойер. В данной группе многочисленны логоэпистемы, сформированные под влиянием текстов сказок: Мальвина, Дюймовочка, Красная Шапочка, Снегурочка, Мальчик-с-пальчик, Иванушка, Незнайка. Далее по количеству реакций следуют логоэпистемы, сформированные под воздействием произведений изобразительного искусства: Аленушка, девочка с персиками, девочка на шаре. Также встречаются логоэпистемы, источниками которых являются тексты популярных песен: девочка-студентка, девочка-виденье, мальчик хочет в Тамбов, босоногий мальчик, мальчик-гей. Кроме того, респондентами были даны реакции-логоэпистемы, отражающие некоторые реалии и стереотипы, языковые штампы: девочка-припе-вочка, старушка-веселушка.
Изучая роль логоэпистем в заголовках текстов СМИ, Е.Н. Канаева предложила их классификацию по принципу автономности/связности с текстом-источником [9]. Сущность данной классификации состоит в том, что в процессе функционирования одни логоэпистемы сохраняют связь с прецедентными текстами, в то время как другие ее утрачивают, оставаясь, тем не менее, актуальными языковыми структурами. Предложенная классификация позволяет выявить динамику развития языка и функциональной продуктивности лонги-тюдного воспроизводства прецедентных феноменов в языке. Используя классификацию и терминологию Е.Н. Канае-вой, отметим, что в проведенном нами ассоциативном эксперименте часть выявленных логоэпистем имеет четко прослеживаемую связь с прецедентным источником: старик Хоттабып, Мальчик-с-пальчик и др.; а некоторые логоэпистемы утратили связь с источником, их происхождение не является очевидным для носителя языка: божий одуванчик, старушка-веселушка, девочка-припевочка. Такие логоэпистемы Е.Н. Канаева предлагает называть «авто-семантичными» [9].
Табл. 1
Выборка логоэпистем во всем массиве ассоциаций слова-стимулы
Слова- стимулы Реакции-логоэпистемы Доля от общего количества реакций на данное слово-стимул
мальчик Мальчик-с-пальчик (5,04% от общего количества реакций на данное слово стимул); босоногий мальчик; Иванушка; Незнайка; мальчик-гей; мальчик и тьма; мальчик хочет в Тамбов; писающий мальчик; Том Сойер 7,19%
девочка Аленушка; Барби; девочка-виденье; девочка, живущая в сети; девочка на шаре; девоч-ка-припевочка; девочка с персиками; девочка-студентка; Дюймовочка; Красная Шапочка; Мальвина; Снегурочка 5,32%
мужчина денди; мачо; настоящий мужчина; настоящий полковник; супермен 1,03%
женщина женщина-вамп; женщина-загадка; женщина-кошка; женщина с изюминкой; курица не птица, баба не человек 0,72%
старик Старик Хоттабыч (4,7% от общего количества реакций на слово-стимул); золотая рыбка; Дед Мороз; Дерсу Узала; Джинн; и море; избушка; корыто; Кощей; Лев Толстой; невод; Папа Карло; сеть; сказка о золотой рыбке; сказка о рыбаке и рыбке; Старик-Боровик; Старик-Годовик; Старик-Мухомор; старуха/старушка; старче в золотой рыбке 8,74%
старушка Шапокляк (0,95%); Баба-Яга (0,75%); Арина Родионовна; божий одуванчик; Изер-гиль; карга; Пельцер; преступление и наказание; Пушкин; старушка в Буратино; Раскольников; старик; старушка в стихотворении Пушкина; старушка-веселушка; старушка дней моих суровых; тимуровцы 5,11%
Гистограмма 1
Доля логоэпистем от общего количества реакций на слова-стимулы в различных половозрастных группах
Изучение связи языка и мышления — одна из задач когнитивной науки на современном этапе. Выявление наиболее частотных логоэ-пистем и определение характера ассоциативной связи между стимулом и реакцией позволяет исследователю установить, какие когнитивные процессы являются определяющими при интериоризации фоновых знаний, разделяемых представителями конкретного языкового сообщества, что выступает ассоциативным основанием, обеспечивающим связь слова-стимула и реакции. Мы выделили следующие группы реакций, в зависимости от характера ассоциативной связи:
• реакции, фиксирующие устойчивы1е собственно язы1ковы1е связи;
• реакции, связанные с визуализированными образами;
• реакции, определяющие вхождение слов в определенную контекстно-связанную группу.
Реакции, фиксирующие устойчивые собственно языковые связи: слово-стимул и реакция образуют устойчивую пару, основанную на соположении языковых единиц и характеризующуюся высокой частотностью употребления данной связи в речи носителей языка. В проведенном эксперименте к реакциям данной группы относятся: Мальчик-с-пальчик, мальчик хочет в Тамбов, босоногий мальчик, мальчик-гей, мальчик и тьма, писающий мальчик; девочка на шаре, девочка-припевочка, девочка с персиками, девочка-студентка, девочка-виденье; женщина-вамп, женщина-кошка, женщина-загадка, женщина с изюминкой; старушка-веселушка; старик-Воровик, старик-Годовик, старик Хоттабыч.
Связь в таких ассоциативных парах может быть как прямой, основанной на непосредственном соположении слова-стимула и реакции в речи, так и дистантной, т.е. слова связаны контекстом. Слово-стимул должно являться ключевым, доминирующим в данном контексте, чтобы при актуализации логоэпистемы в речи она могла быть узнана носителем языка как относящаяся к определенному прецедентному тесту. Для того чтобы контекстная связь оказалась устойчивой, текст должен быть знакомым большому количеству носителей языка, часто становиться объектом восприятия и воспроизводиться в неизменном виде. Образцом такого устойчивого контекста являются песни. В нашем исследовании реакцией-логоэпистемой, имеющей дистантную контекстную связь со словом-стимулом, является мужчина-настоящий полковник. Полностью контекст имеет вид: «Ах, какой был мужчина, ну, настоящий полковник».
Наряду с перечисленными реакциями встречаются и единичные квази-логоэпистемы, происхождение которых не является однозначным, например, девочка и волк. Здесь возможна аллюзия на «Сказку о Красной Шапочке» или ошибочная отсылка к музыкальному произведению «Петя и волк». Мы считаем необходимым привести данную единичную реакцию в качестве иллюстрации того, что интерпретация экспериментальных данных неизбежно влечет некоторую долю субъективной оценки.
Реакции, связанные с визуализированными образами. Реакции данной группы можно назвать реакциями-представлениями, которые ассоциируются в сознании представителей русского языкового сообщества с героями фильмов, сказок, с персонажами, изображенными на полотнах известных художников и других артефактах культуры, имеющих визуальную презентацию. Рассматриваемая группа реакций иллюстрирует связь вербального и авербального мышления, поликодовость восприятия информации. И.В. Рогозина, соглашаясь с мнением В.З. Демьянкова, подчеркивает, что авербальные когнитивные структуры неразрывно связаны с вербальными, поэтому «особым предметом изучения должно стать исследование взаимодействия систем восприятия, репрезентации и продуцирования информации» [12, с. 189].
Следует отметить, что реакции-представления можно условно подразделить на два типа: интеркультурные (Мальвина, Дюймовочка, Красная Шапочка, Снегурочка, Иванушка, Незнайка, Кощей, Дед Мороз, Папа Карло, Шапокляк, Баба-Яга, Пельцер, карга, божий одуванчик, Дерсу Узала) и транскультурные (Барби, Том Сойер, джинн, супермен). Результаты проведенно-
го исследования показали, что количество реакций-интеркультурных логоэпистем значительно превосходит количество реакций-транскультурных логоэпистем. Однако изучение последних как периферийного компонента структуры концепта также значимо, поскольку определяет степень участия носителя русского языка в диалоге культур.
Процессы глобализации и открытость информационного пространства, равно как и интеграция культур, способствуют появлению и закреплению в бытовом сознании носителей русского языка ассоциаций, имеющих транскультурный характер. Транскультурные ло-гоэпистемы представляет особый интерес, так как, пре-суппозиционно, логоэпистема — это языковая и ментальная репрезентация культурных знаний, разделяемых представителями одного лингво-культурного сообщества, и адекватное понимание контекста, в который включена логоэпистема, невозможно без знания прецедентного текста. Однако, интеграция культурного наследия путем знакомства носителей русского языка с прецедентными текстами других культур (через сказки, книги, кино) делает возможным присвоение инокультурных прецедентных антропонимов. При регулярной актуализации инокультурные логоэпистемы входят в качестве компонентов в когнитивные гендерные модели, усвоенные носителями русского языка в процессе социализации в своей культуре. Консьюме-ризация общества, продвижение на российский рынок западных игрушек и развлечений также способствуют тому, что прецедентные западные персонажи становятся хабитусными для представителя русскоязычного сообщества.
Результаты эксперимента показали, что актуальной ассоциативной связью, имеющей транскультурный характер, является девочка-Варби. Кукла Барби стала одной из самых распространенных игрушек для девочек. Она ассоциируется, с одной стороны, с игрой в куклы, с другой — с определенным фемининным прототипом. Такое двойное вхождение «Барби» в семантическую группу женственности и детства способствует упрочению ассоциативной связи девочка-Варби. Наличие такой частотной реакции, как Варби, у респондентов женского пола в возрастных группах «7-10» и «1115» лет объясняется значимостью игры как одного из видов деятельности для респондентов этих возрастных групп и актуальностью игры с куклой Барби как способа соответствовать гендерным нормам поведения девочек. Отсутствие данной реакции в других возрастных группах респондентов связано с нерелевантностью игры с Барби для маркирования гендерной идентичности ребенка, и, что немаловажно, отсутствием кукол Барби тогда, когда респонденты старших возрастных групп были детьми.
В проведенном нами ассоциативном эксперименте отмечена повторяющаяся у респондентов разных половозрастных групп реакция Аленушка/Аленка на слово-стимул девочка. Мы полагаем, что эта реакция также может быть отнесена к логоэпистемам, так как образ русской девочки Аленушки закреплен в сознании носителей языка посредством произведений устного народного творчества. Главной героиней русских сказок часто является девочка Аленушка («Сказка про сестрицу Аленушку и братца Иванушку», «Гуси-лебеди»). Образ Аленушки запечатлен и художником В.М. Васнецовым на картине «Аленушка», которая знакома всем из школьной программы. Визуализированный образ девочки-Аленки представлен также на обертке шоколада российского производства «Аленка». Устойчивость ассоциативной пары девочка-Аленка/Аленушка объясняется комплексным характером восприятия логоэпи-стем, фиксированных в языковых связях и визуаль-
ных образах, а также интеграцией когнитивных признаков прецедентных текстов.
Таким образом, логоэпистемы многомерны, так как они связаны с определенным прецедентным персонажем, его внешностью, характером, отношением к другим персонажам и поведением в определенных ситуациях, однако в коммуникативных актах актуализируется минимальный набор характеристик и черт, который выбирается из множества качеств, ассоциирующихся с определенным прецедентным персонажем. Например, в результате ограничения набора актуальных признаков литературный герой Раскольников предстает «молодым человеком, ограбившим старушку» [13, с. 23]. Вслед за Д.Б. Гудковым, мы полагаем, что для удобства общения и успешности коммуникации характеристики прецедентного персонажа редуцируются, однако следует учесть, что ограничение и симплифи-кация не тождественны сведению многообразия признаков персонажа к плоскому представлению, связанному с одной характеристикой. В подтверждение приведем мнение В.В. Красных о том, что прецедентные персонажи обладают несколькими «масками»: «дядя Степа это и милиционер, и человек высокого роста» [14, с. 113]. Следовательно, в зависимости от ситуации общения и коммуникативной интенции говорящего актуализируются те или иные компоненты логоэпис-темы как когнитивной структуры. Прецедентные феномены нельзя расчленить, так как они представляют собой комплекс образов, «спаянных воедино и предстающих как молекулярная единица» [14, 105]. На примере прецедентного персонажа Ваба-Яга В.В. Красных показывает, что «при функционировании этого имени апелляция происходит, прежде всего, именно к внешности, однако всегда подразумеваются и возрастные характеристики, и свойства характера» [14; с. 105]. В нашем исследовании ключевым, детерминирующим оказался именно возрастной фактор. Устойчивыми ассоциативными связями с лексемой старушка являются реакции Шапокляк (0,95%) и Ваба-Яга (0,75%). Последняя представляет собой один из центральных фольклорных персонажей, попадающий в эту категорию как уже немолодое лицо женского пола. Несмотря на ярко выраженный негативный характер персонажа, Баба-Яга всегда детально прорисована, что способствует закреплению модели в сознании реципиентов информации. Как все лингво-ментальные образования, когнитивные гендерные модели многогранны и слож-
ны по своему строению, следовательно, не только вербальные структуры, но и визуальные образы, соотносящиеся с определенной языковой структурой, способствуют формированию гендерных моделей.
Реакции, определяющие вхождение слов в определенную контекстно-связанную группу.
Прецедентными текстами, выступающими в роли фоновой культурной информации и обеспечивающими устойчивую связь по принципу стимул-реакция, часто являются различные литературные произведения, авторские и народные, многие из которых входят в школьную программу по литературе и, соответственно, знакомы большинству носителей языка. В проведенном исследовании примерами реакций данной группы являются реакции Раскольников, преступление и наказание на слово-стимул старушка.
На наш взгляд, определенный интерес представляет рассмотрение ассоциативных пар старик-старуха/ старушка и старушка-старик. В данном случае слова старик и старушка (как вариант также « старуха») имеют дуально-реверсивную связь, так как во многих русских народных и авторских сказках героями становятся Старик и Старуха. Большое влияние на формирование когнитивной гендерной модели старик в сознании носителей русского языка оказали сказки А.С. Пушкина, что подтверждается значительным числом сказочных логоэпистем в ответах всех групп респондентов (3,04%): золотая рыбка, сказка о золотой рыбке, сказка о рыбаке и ры1бке, сеть, невод, корыто, избушка, старче в золотой ры1бке. Следует отметить, что влияние творчества А.С. Пушкина на формирование гендерной когнитивной модели старушка не ограничивается установлением ассоциативной связи со сказками. Старушка для носителей русского языка это еще и няня Пушкина, также, по смежности, и Пушкин, Арина Родионовна, старушка в стихотворении Пушкина, старушка дней моих суровых.
В качестве вывода следует отметить, что логоэпис-темы являются гендерными когнитивными структурами, входящими в когнитивные модели женственности и мужественности. Исследование логоэпистем, входящих в ассоциативные поля различных гендерных концептов, позволяет определить, какие прецедентные тексты становятся значимыми для носителей языка, являясь материалом для когнитивных процессов по обработке, систематизации и хранению вербальной и авербальной информации.
Библиографический список
1. Горошко, Е.И. Языковое сознание (Ассоциативная парадигма): Дис.... д-ра филол. наук. М., 2005.
2. Кирилина, А.В. Гендерные аспекты языка и коммуникации. Автореф. дис. ... докт. филол. наук. М., 2000.
3. Уфимцева, Н.В. Русские: опыт ещё одного самопознания // Этнокультурная специфика языкового сознания. [Сб. ст.] / Отв. Ред. Н.В. Уфимцева / М.: Институт языкознания РАН, 1996.
4. Лукашевич, Е.В. Когнитивная семантика. Эволюционно-прогностический аспект: монография / Под ред. и с вступ. ст. В.А. Пи-щальниковой. — Москва, Барнаул: Изд-во Алт. Ун-та, 2002.
5. Гвоздева, А.А. Языковая картина мира: лингвокультурологические и гендерные особенности. Дис.. канд. филол. наук. — Тамбов, 2003.
6. Картушина, Е.А. Гендерные аспекты фразеологии в массовой коммуникации: Дис.. канд. филол. наук. М., 2003.
7. Маслова В.А. Лингвокультурология. — Москва 2001.
8. Бурвикова, Н.Д., Костомаров В.Г. Старые мехи и молодое вино. Из наблюдений над русским словоупотреблением конца XX века. СПб: Златоуст, 2001.
9. Канаева, Е.Н. Текстовые функции логоэпистемы (на материале газетных заголовков). Автореф. дис. ... канд. филол. наук. М., 2007.
10. Бурвикова, Н.Д., Костомаров В.Г. Воспроизводимые сочетания слов как лингвокогнитивная и терминологическая проблема // Филологические науки №2. 2006 г.
11. Немчинова, Н.В. Когнитивные и лингвокультурные особенности поздравления в массовой коммуникации // Мир науки, культуры, образования. №1 (8). 2008.
12. Рогозина, И.В. Гетерогенный характер репрезентации информации в медиа-тексте // Языковое бытие человека и этноса: психолингвистический и когнитивный аспекты. [Сб. ст.] / Ин-т языкознания РАН, Лаб. Психолингвистики и когнитологии Алт. гос. унта.; [Под общ. ред. В.А. Пищальниковой]. — Барнаул: изд-во АГУ. Вып.6.
13. Гудков Д.Б. Проблемы изучения и описания русского языкового пространства // Языковое бытие человека и этноса: психолингвистический и когнитивный аспекты. [Сб. ст.] / Ин-т языкознания РАН, Лаб. Психолингвистики и когнитологии Алт. гос. ун-та.; [Под общ. ред. В.А. Пищальниковой]. — Барнаул: изд-во АГУ. Вып.8. — 2004.
14. Красных В.В. Анализ дискурса в свете когнитивной научной прадигмы (лингво-когнитивный подход) // Языковое бытие человека и этноса: психолингвистический и когнитивный аспекты. [Сб. ст.] / Ин-т языкознания РАН, Лаб. Психолингвистики и когнитологии Алт. гос. ун-та.; [Под общ. ред. В.А. Пищальниковой]. — Барнаул: изд-во АГУ. Вып.8. — 2004.
Статья поступила в редакцию 26.06.08.
УДК 82.801.6
И.В. Лунина, аспирант БГПУ, г. Барнаул
ОДЕЖДА КАК ПРОЯВЛЕНИЕ «ТЕЛЕСНОСТИ» МУЖСКОГО ПЕРСОНАЖА НОВЕЛЛ С.Д. КРЖИЖАНОВСКОГО
В статье рассматривается особенность персонажа С.Д. Кржижановского через характеристику его одежды. Шляпа и пальто — единственные его приметы, репрезентируют социальное положение. Одежда срастается с человеком и не отделима от него. Пальто и шляпа как проявление телесности маркируют существование персонажа между «этим» и «тем» миром, между миром живых и мертвых.
Ключевые слова: персонаж, телесность, шляпа, пальто, портрет.
Время создания новелл С.Д. Кржижановского — эпоха модернизма, которая знаменует интерес к аномалиям телесности (М. Бахтин, М. Розанов, З. Фрейд). Как отмечает О. Буренина, сомнение в оппозиции «телесное — духовное» в модернизме реализуется через фрагментарное изображении телесности» [1, с. 323].
Человек в художественном мире С.Д. Кржижановского — главная категория. В новеллах он идентифицируется как через материальные, так и душевные/ духовные составляющие. Проявление телесности в мужском персонаже связано с попыткой самоидентификации. Глаза, спина и пальцы универсальные приметы человека Кржижановского, но телесность персонажей Кржижановского в целом уместно назвать ускользающей, так как немногочисленные соматические составляющие в ранних новеллах (20-е гг.) отсылают к нематериальному началу.
«Выбор персонажей, их конфигурации, созданные для них судьбы и обстоятельства — все это материал, при помощи которого литература ставит вопросы о человеческом бытии» [2, с. 111]. Определенную значимость персонаж Кржижановского приобретает не только за счет выбора автором обстоятельств, свойств, но и поведения, внешнего вида.
С. Кржижановский в новеллах чрезвычайно редко упоминает о костюме, однако неизменно «одевает» персонажей в пальто и шляпу, которые являются субститутом телесности — границей между внешним миром и человеком. Одежда функционирует в семантическом поле «холод»: «холод полз сквозь пальто», «В швы1 моего обтерханного пальто втискивается холод» [3, с. 398]. Ветхость одежды — знак социального статуса
(персонаж — бездомный человек), определяющего положение человека в мире/пространстве, его взаимоотношение с пространством и людьми. Она становится границей между людьми, которая делает невозможной любую коммуникацию, то есть «выключает», говоря словами Кржижановского, персонаж «из всех глаз». Отказ от видения человека провоцирует сомнение в его существовании.
Одежда не выполняет прямого предназначения — защиты от холода, но «стягивая [...] плечи», является границей между внешним и внутренним, «выключен-ность» из пространства. Она становится субститутом телесности: «тщательно выбритое лицо незнакомца, и его тщательно чищенное платье — заношены1 и блеклы: платье — в складках, лицо — в морщинах» [3, с. 464]. Костюм и тело становятся семантически идентичны и изоморфны. Маркируется «выключенность» персонажа не только из мира внешнего, но и внутреннего (теснота одежды), как приметы сложных отношений с самим собой1. Шов в качестве непременной составляющей одежды служит постоянной отсылкой к положению медиума — шва между «тем» и «этим» миром. Семантика одежды, локализованная через шов, связана с отказом от возможности воздействия: «даже глядя на меня, меня не видят, даже наткнувшись плечом о плечо, только что-то бормочут, не подымая глаз» [3, с. 397]. Персонаж направлен в мир/пространство, но мир (окружающие) игнорирует само видение другого человека, его существования, следовательно, и взаимодействие и воздействие. Отказ от любого воздействия есть отказ от коммуникации, равной существованию персонажа.
1 Понятия «внутреннего» и «внешнего» чрезвычайно важны для С.Д. Кржижановского. В новеллах они зачастую перекликаются. В новелле «Жизнеописание одной мысли» внутреннее (внутричерепное) пространство явлено через миросозерцание: «раскрывалось чистое, не загрязненное вещью пространство: оно давало просозерцать себя насквозь — от безначальности до бесконечности» [3, с. 141]. Теми же характеристиками наделено и внешнее пространство: «она [природа] смотрит на меня, вернее, сквозь меня в какие-то свои вечные дали, мне, тленному, с жизнью длиною в миг, чужие и невнятные» [3, с. 164]. Внешнее пространство — поле выступает эквивалентом внутреннего пространства — миросозерцания через две характеристики: просматриваемость и вечность. Новелла «Катастрофа» начинается с определения мира: «Многое множество ненужных и несродни друг другу вещей: камни — гвозди — гробы1 — души — мы1с-ли — столы1 — книги — свалены1 кем-то и зачем-то в одно место: мир» [3, с. 123] (вы1делено мной. — Л.И.). В ранней новелле Кржижановского «Якоби и «Якобы»» (1918) один из участников диалога «Якобы» говорит: «мир — это длинная скучная опись вещей давно утраченныьх, погибших: вещи погибли, а наименования все еще звучат» [3, с. 113]. И третье похожее описание встречается в новелле «Катастрофа» (1919-1922): «Все смы1слы1, друг другу ненужные и несродни, она [мы1сль] стаскивала в одно место: мозг Мудреца» [3, с. 123] (выделено мной. — Л И.). Причем и в том, и в другом описании «мира» присутствует практически идентичное определение: «ненужные» и «несродни» друг другу. Мир не изменился, переходя из внешнего своего бытования в бытование внутреннее.
