CC BY
49
понимании - единые организмы, хоть и темброводифференцированные. В этом - одно из отличий концепции К.-Коля от концепций барочных органов, основанных на Шегк-принципе, многохорности. Сохраняя элементы звуковысотной и темброво-динамической иерархии мануалов, он объединил их с точки зрения обертоновой вертикали. Это -логически обоснованная концепция, отражающая новую картину мира, основанную на технологических (не сакральных) реалиях второй половины XIX столетия. Орган как бы завершил гигантскую спираль развития, выйдя на новый уровень (по сравнению с античными исследованиями звука) акустической организации. Возникла ситуация, при которой орган К.-Коля стал весьма «своевременным». Его
симфоничность коррелировала с развитием романтической и импрессионистической тенденций музыкального искусства, а концептуальная основа инструмента удивительным образом совпала с возрождением интереса к античным сюжетам в музыке, поэзии, литературе. Почувствовать веяния эпохи удаётся далеко не каждому мастеру. Наилучшим образом реализовать их в художественной практике - тем более. Следует признать, что интуиция великого органостроителя ничуть не уступала его мастерству и логике мышления. Поэтому ценность инструментов А. Кавайе-Коля, охарактеризованных Ш. Видором как симфонические - не только в красоте и разнообразии тембров, техническом совершенстве, но и в постижении сущности своего времени.
Библиографический список
1. Кривицкая, Е. История французской органной музыки. Очерки. - М.: Композитор, 2003.
2. Manufacture de Grandes orgues pour Eglises, Chapelles & Salons A. Cavalle-Coll. Charles Mutin eleve et successeur. 13&15 avenue du Maine. - Paris.
3. Alexandre Cellier et Henri Bachelin L’Orgue: Ses elements - Son historie - Son esthetique. Preface de Ch.M. Widor. - Paris, 1933.
4. Музыкальная эстетика Германии XIX века. В 2-х т.: Антология / сост. А. Михайлов, В. Шестаков. - М.: Музыка, 1981. - Т.1.
5. Widor, Ch.-M. L’Orgue Moderne: La decadence dans la facture contemporaine. - Paris, 1928.
6. Швейцер, А. Немецкое и французское органостроительное и органное искусство. Учебное пособие. - М.: МГК им. П.И. Чайковского, 2007.
7. Шарль-Мари Видор Техника современного оркестра. - М.: Гос. муз. изд-во, 1938.
8. Widor, Ch. M. Avant-propos / Cymphonies op.13 et 42 pour Orgue par Charles Marie Widor, organiste du Grand Orgue de St. Sulpice a Paris. - Paris,
1900.
Статья поступила в редакцию 20.10.09
УДК - 811.112.2’ 373.23
Т.В. Шенкнехт, канд.фтол. наук., доц. ААЭП, г. Барнаул, Е-таИ:зскепк2002@таИги ЛОГИКО-ФИЛОСОФСКИЕ ОСНОВАНИЯ ЛИНГВИСТИЧЕСКОГО ПРОГНОЗИРОВАНИЯ
Предлагаемая статья посвящена изучению логико-философских оснований лингвистического прогнозирования. Под лингвистическим прогнозированием понимается экстраполяция того, что в коммуникации не проявляется в явном виде. Его онтологической основой является существование объективной реальности. При этом лингвистическое прогнозирование основывается на законах философии и логики. Философский подход позволяет проследить причинно-следственную связь процесса номинации. Установление причинно-следственной связи осуществляется с использованием законов логики.
Ключевые слова: лингвистическое прогнозирование, прогноз, прогностический потенциал, антропоним, причины, условия, вероятность, законы диалектики и логики.
Любая наука связана с философией и с общефилософскими проблемами. В равной мере это относится к исследованию в области языка, поскольку все языковые явления рассматриваются на базе сознания, мышления и практической деятельностью человека. Философские положения, закономерности и законы приложимы ко всем явлениям действительности и должны учитываться при познании их сущности. Проблема прогноза имеет логико-философские корни и соприкасается с такими философскими понятиями как предвидение, детерминизм, причина и следствие, вероятность и случайность, возможность и действительность и т. д.
Элементы научного предвидения и прогнозирования существовали уже в античности. Однако до сих пор они не имеют однозначного толкования. Самое общее определение приводится в философском словаре, где прогнозирование рассматривается как «разработка прогноза - вероятного суждения о состоянии какого-либо явления в будущем; в узком значении - специальное научное исследование перспектив развития какого-либо явления, преимущественно с количественными оценками и с указанием более или менее определенных сроков изменения этого явления» [1, с. 533].
Н.И. Храленко рассматривает прогноз как специфический вид познания как вид отношения субъекта и объекта, связывая его с опережающим отражением. «Своеобразие познавательной ситуации в условиях прогнозирования заключается в том, что на первый план выдвигается исследование не того, что есть, а того, что будет. Таким образом, мы должны построить идеальный образ еще не существующего объекта. Такой способ отражения можно назвать опережающим отражением. Сознание при этом идет как бы впереди развивающейся действительности» [2, с. 7].
Идея опережающего отражения была высказана первоначально по отношению к биологическому отражению. Как показал в своих работах П.К. Анохин, для биологического отражения способность к опережению является необходимым аспектом отражения в силу того, что именно благодаря данной способности сам процесс отражения становится фактом, обеспечивающим устойчивость, выживаемость биологических систем. Это верно не только по отношению к его биологическому виду, но и к отражению вообще. Его опережающий характер заключается в том, что создается образ ситуации, которая возникает как закономерное развитие условий. При этом процесс отражения является не простым перенесением картины изучаемой области сознания, а активной деятельностью субъекта. Следовательно, прогноз может рассматриваться, с одной стороны как опережающее отражение, с другой стороны как форма активности познающего субъекта.
Приведенные выше определения объединяет то, что они связывают прогноз с категорией будущего. В целом констатация такой связи не вызывает сомнения, поскольку принципиальной чертой любого прогнозирования является его отношение к тому, что будет. Однако А. Г. Никитина считает, и с ней нельзя не согласиться, что большинство определений имеют односторонний характер ввиду того, что категория будущего интерпретируется в них узко, а именно лишь онтологически [3, с. 10]. Объектом предвидения (а прогноз с точки зрения А.Г. Никитиной является результатом предвидения) считается лишь объективно будущая действительность, иными словами, речь идет о таких явлениях, которые не существуют в момент предсказательного исследования, но, как предполагается, будут иметь место впоследствии. В научной практике
предвидениями часто называют и такие познавательные процедуры, которые относятся к объектам, возможно существующим в момент исследования, но не наблюдаемым в силу тех или иных обстоятельств [3, с. 11]. Предвидение в указанных ситуациях относится к субъективно будущей действительности, т.е. к явлениям, существующим в момент предсказательного исследования и не наблюдаемым, но они, как предполагается, будут (прямо или косвенно) наблюдаться впоследствии. Таким образом, А.Г. Никитина делает вывод о том, что, если в одних случаях предвидение относится к будущему возникновению объекта, то в других случаях оно имеет отношение к будущей реализации при наблюдении за ним. Автор рассматривает предвидение как целостный исследовательский акт, в ходе которого из одних знаний (оснований предвидения) получаются другие знания (прогноз).
Наряду с узким рассмотрением объекта предвидения существует его широкое понимание. Так, например, С.Т. Мелюхин полагает, что предсказываемые явления могут существовать в настоящем, будущем и прошлом. В соответствии с этим он говорит о трех формах предвидения, и в частности о предвидении свойств таких явлений, которые существовали в прошлом и уже исчезли, но знания о которых являются неполными и искаженными [4, с. 18]. Таким образом, можно предположить, что в зависимости от ракурса наблюдения или исследования, существует прогноз, относящийся к прошлому, настоящему или будущему. Так А.А. Кретов в лингвистических исследованиях выделяет футурогностику (направлена на познание будущего состояния объекта), онтогностику (направлена на познание современного состояния объекта) и ретрогностику (направлена на познание прошлых состояний объекта) [5, с. 89].
Таким образом, прогноз как вид предвидения - это предсказывание будущего состояния объекта или развития ситуации, это знание о том, чего еще нет и что должно возникнуть в будущем. Подобное толкование прогноза в большей мере основывается на временном факторе и ориентировано на потенциальность свершения факта, который в будущем вероятно произойдет. В указанном направлении выполнена работа А.А. Кретова [5], посвященная исследованию будущего состояния языка. Собственно лингвистическое прогнозирование опирается на событийный фактор коммуникации и является экстраполяцией того, что вероятно существует, но не проявляется в явном виде. Иными словами оно основывается на имеющемся знании о существующем объекте и наличной ситуации и, по сути, является выводным знанием.
С онтологической точки зрения лингвистического прогноза является существование объективной действительности, когда необходимо исходить из реально данного настоящего и прошлого, чтобы прогнозировать что-либо. Делая выводы относительно употребления того или иного именования лица, следует учитывать факторы наличной ситуация общения, т.е. настоящее, и взаимоотношений коммуникантов, в которых отражается прошлое, поскольку отношения между людьми формируется не сразу, а складываются со временем. Только одновременное рассмотрение прошлого и настоящего (ситуации) позволяет строить адекватный прогноз. Односторонний подход неизбежно ведет к ошибочному прогнозированию. Так, например, фраза мальчика: “1а, ИеЪе ТаШе” без анализа ситуации позволяет прогнозировать следующее: 1. Мальчик имеет тетю. 2. Он любит тетю, о чем свидетельствует прилагательное НеЪе. 3. Он готов слушать тетю и выполнять ее требования. Однако сомнение в правильности данных утверждений вызывает предложение:
"V.псС гсИ каЪе ткк аиск kingestellt ипС каЪе gerufen: Ьог-скеп! Шо ЪistСи?"
Очевидно, что племянник совершил некий проступок и играет роль, не желая, чтобы его действия были раскрыты. Подтверждением последнего предположения является последующий текст.
"Vielleicht hat die Tante gemerkt, was ich denke, denn sie hat sich umgedreht und hat gesagt: "Dass du mir artig gegen Lor-chen bist, du Lausbub!” (Thoma L. Tante Frieda).
В результате подтверждается только гипотеза о том, что мальчик имеет тетю. Номинация liebe Tante, имеющая в отрыве от ситуации положительную коннотацию, в действительности не является таковой, а содержит оттенок иронии и издевательства, о чем свидетельствует дальнейшее развитие действия и номинация du Lausbub (со стороны тети). В данном случае необходимо учитывать прошлое, а именно тот факт, что между коммуникантами существовали натянутые взаимоотношения. Тетя редко навещала своих родственников, и все ее визиты оцениваются как негативные события. При этом отношения между ней и племянником были не очень хорошими. Из сказанного следует, что адекватный прогноз возможен только с учетом прошлого и настоящего. Вне ситуации номинация нередко может быть истолкована неверно. Нельзя рассматривать язык отдельно и чисто теоретически, поскольку значение слова проявляется только в употреблении, только в случае анализа конкретных примеров функционирования языка. В активном употреблении заключен актуальный смысл языка. Витгенштейн рассматривает язык как инструмент, с помощью которого осуществляется деятельность, а не как формальную структуру, в которой протекают процессы понимания, интерпретации и создания значений. Язык существует не сам по себе, а в сочетании с индивидуальным высказыванием, через которое он становится реальностью. Высказывание является выражением ценностной установки личности, оно обладает особым прагматическим содержанием. Истина выяснятся в практике, а смысл слова в процессе его применения.
Не менее важным фактором лингвистического
прогнозирования является законосообразность действи-
тельности, проявляющаяся в понятиях причинности и каузальности, поскольку «...исходным пунктом логикогносеологического анализа прогнозирования как вида опережающего отражения является анализ сущности
детерминизма и различных видов детерминации» [б, с. 20]. Традиции научно-философского понимания причинной связи были заложены древними греками. Вся история развития философской мысли свидетельствует о наличии связи между достоверным прогнозом и причинностью как формой всеобщей закономерности явлений, лежащей в основе лингвистического прогнозирования. Употребление языковых единиц, в т. ч. именований имеет свои основания в предшествующих событиях, которые называются причинами. Причина всегда порождает следствие, иначе говоря, это связь между тем, что уже есть, и тем, что формируется в сознании и актуализируется в языке.
Действующие в речевой сфере причины могут иметь объективный и субъективный характер. Объективные причины находятся вне зависимости от коммуникантов, это совокупность определенных фактов окружающей действительности, условий, которые оказывают влияние на выбор языковых единиц в процессе коммуникации. Субъективные причины зависят от участников общения. К ним следует отнести взаимоотношения партнеров, чувства, испытываемые ими по отношению друг к другу, психическое и умственное развитие, эмоциональное состояние и т.д. В коммуникации, как правило, указанные причины действуют синхронно и взаимосвязано, поскольку в любом речевом акте присутствует объективность в силу реальности бытия, и субъективность, поскольку общение предполагает наличие личностей, каждая из которых индивидуальна. Проследить их действие можно на примере функционирования антропонимов, которые имеют индивидуализированный характер и могут отражать межличностные отношения коммуникантов.
"Sitz ich hier, weil ich auf den Pastor warte? Bestimmt nicht. Schoppenknecht macht gewiss Mittagsschlafen. Die Uhr hat schon drei geschlagen, aber Schoppenknecht schlaft noch " (Nachbar H. Helena und die Heimsuchung).
Адресант использует антропоним Schoppenknecht. Это прозвище, данное жителями деревни пастору местной церкви. Для того, чтобы понять причины подобного именования, необходимо проследить причинно - следственную связь, приведшую к использованию данного антропонима. В основе процесса именования лежит два фактора. Объективный заключается в том, что настоящая фамилия пастора - Scho-penlech - созвучна с его прозвищем, кроме того служитель церкви любил выпить:
"Pastor Schopenlech, der im Dorf Schoppenknecht genannt wurde, weil er gern einen uber den Durst trank, ging erst in seine Kirche, kam dann zu mir auf die Bank" (Nachbar H. Helena und die Heimsuchung).
Речь идет о качественном показателе действия (пастор пил так, что целыми днями отсыпался): Die Uhr hat schon drei geschlagen, aber Schoppenknecht schlaft noch. Указанные объективные причины послужили основанием для использования именования Schoppenknecht, которое может быть переведено как «слуга стакана/ бокала». Субъективный фактор в данном случае заключается в отношении жителей деревни к пастору, которого они не воспринимали всерьез, не испытывали к нему уважения, потому и позволяли себе его так называть, а не использовать другие, принятые в данной сфере коммуникации формулы обращения. В результате на основе антропонима можно прогнозировать и личность субъекта (любитель выпить), и отношение к нему окружающих (отсутствие должного почитания, уважения).
Таким образом, знание причин и условий возникновения номинации является необходимым фактором, позволяющим строить адекватный прогноз. В зависимости от условий одно и то же именование может порождаться различными причинами, и, наоборот, одна и та же причина может приводить к различным формам номинации. Однако, следует заметить, что в речевом поведении причина редко бывает единственной, поскольку любая номинация может быть следствием действия нескольких оснований, среди которых весомым является субъективный фактор.
„Als hatte der Alte meine Gedanken erraten, war er es, der plotzlich von sich aus zu reden begann“ (Orths M. Von einem, der aufhorte).
Антропоним der Alte позволяет прогнозировать некоторые характеристики объекта номинации, а именно его возраст: он является пожилым человеком. Это одно из оснований использования данного именования. Другой причиной является тот факт, что коммуниканты не знакомы друг с другом и не знают имен. Таким образом, в основе любой номинации лежит несколько причин, одна из которых обусловлена объективной реальностью, а другая человеческим фактором. То, как именно будет реализована причина и какое именование будет использовано, зависит не только от природы причины, но и от характера условий, при которых развёртывается действие этой причины, т.е. от ситуации и самих коммуникантов.
"Sie sind mir schon langst ein Haar in der Suppe", sagte Berta. "Wenn ich mal dahinterkame, dafi Sie Heimlichkeiten haben, dann trinken Sie den Lebertran, und zwar gleich mit der Flasche!"
"Sie sind mir ja viel zu gewohnlich, Sie konnen mich nicht beleidigen", bemerkte das Kinderfraulein und rumpfte die Nase.
"Ich kann Sie nicht beleidigen?" fragte die dicke Berta und erhob sich. "Das wollen wir doch sehen. Sie Schafsnase, Sie hin-terlistige Hopfenstange, Sie konnen ja aus der Dachrinne Kaffee trinken, Sie impertinentes Gespenst, Sie..."
Fraulein Andacht hielt sich beide Ohren zu, kniff vor Wut die Augen klein und schob wie eine Giraffe durch den Korridor (Kast-ner E. Punktchen und Anton).
Диалог происходит между двумя женщинами: Berta (кухарка) и няня, отношения между которыми были натянуты вследствие непорядочности и неадекватности поведения последней, что отразилось в выборе антропонимов. Это одна из причин использования окказиональных именований в приведенной ситуации (Schafsnase, hinterlistige Hopfenstange, imper-tinentes Gespenst). Другим основанием является эмоциональное состояние адресанта (кухарки), поскольку она взволно-
ванна и обижена, а спокойствие и невозмутимость няни вывели ее окончательно из себя, что и проявилось в употреблении целого ряда именований с негативной оценкой. При других обстоятельствах (няня должна разговаривать с кухаркой иначе) подобные антропонимы могли не появиться в ситуации, которая иллюстрирует влияние условий коммуникации на выбор именования.
Приведенные примеры свидетельствуют о связи прогнозирования с диалектикой возможности и действительности, взаимосвязь которых заключается в том, что они служат звеном, объединяющим категории диалектики с вопросами прогнозирования. Н. И. Храленко замечает, что «. всякий процесс познания с точки зрения отражения уже в силу обобщения является двояким. С одной стороны, он отражает действительность, а с другой - возможность, т.е. действительность отражается абстрактно и в силу этого как возможность» [б, с. б1]. Таким образом, возможность и действительность относительно противоположны как две стороны развития: как исходный момент и результат развития, однако они могут переходить друг в друга. Возможность может превращаться в действительность и без вмешательства человека. При осуществлении возможности, т.е. при совпадении ее с действительностью, происходит отображение особенностей предметов и явлений, в т.ч. и языка. Это объясняется тем, что предметом прогноза является то, что будет, но будет лишь то, что возможно. Данное положение применимо в том случае, если рассматривать прогноз относительно будущего, того, что может произойти. Если же принимать во внимание событийный фактор, а не временной, то следует учитывать не возможность, а вероятность, которая имеет непосредственное отношение к прогнозу, поскольку прогнозирование следует рассматривать как то, что может произойти с некой долей вероятности, в том числе в речевом поведении. Термин «вероятность» в равной мере широко используется и в науке, и в повседневной жизни, и в философии. Как отмечают многие исследователи, прогнозирование всегда имеет лишь вероятностный характер, что дало основание Н.А. Бернштейну назвать его «вероятностным прогнозированием». На понятии вероятности основана разработанная И. М. Фейгенбергом концепция вероятностного прогнозирования в поведении людей. Вероятностный характер предвосхищения действительности связан с тем обстоятельством, что оно всегда включает в себя процедуру экстраполяции. Окружающая действительность не является жестко детерминированной, жизнь протекает в вероятностно организованной среде. Таковым является прогнозирование в речевом поведении человека. Мы не можем с определенной точностью строить прогноз относительно употребления антропонимов, поскольку существуют случайные факторы, накладывающие определенный отпечаток на процесс именования и существующие объективно. Поэтому при выявлении возможностей и вероятностей следует учитывать как необходимые, так и случайные факторы, определяющие эту возможность. Случайное явление может быть, а может не быть, может произойти так, а может произойти иначе. Строя высказывание, содержащее номинацию и призванное определенным образом воздействовать на адресата, адресант имеет возможность предвидеть результат. Кроме того, варианты антропонимов позволяют прогнозировать некоторые характеристики коммуникантов, и этот прогноз носит вероятностный характер, поскольку многое в коммуникации зависит от случайности, в результате чего нельзя с абсолютной достоверностью что - либо утверждать.
"Jetzt gelang es ihm, ihr Hanggelenk zu packen. Er presste seine Finger darum. „ Wach auf, Thea! Es ist alles vorbei. Wir haben gewonnen.”
"Du Morder!”
Thorwang zuckte zusammen (Fischer M.L. Wenn das Herz spricht).
Номинация Du Morder позволяет с некоторой долей вероятности прогнозировать тот факт, что адресат действительно является убийцей. Однако с полной уверенностью нельзя это утверждать, поскольку использование указанного именования могло быть вызвано случайными факторами, на-
7б
пример повышенной эмоциональной возбудимостью адресанта или его развитой фантазией. Указанное свойство именуемого подтверждается лишь спустя время, когда собраны доказательства его преступления. И только тогда оправдывается высказанный прогноз, и возможность превращается в действительность.
Как было сказано выше, случайность и случайные факторы влияют на процесс номинации, в результате чего прогнозирование имеет лишь вероятностный характер. Так, например, дети ненамеренно задержались и пришли поздно домой, что нашло отражение в использовании антропонима ihr Nachtschwarmer.
Grofimutter war wider Erwarten nicht argerlich. Zwar safi sie aufrecht und angekleidet in ihrem Holzsessel und wartete auf Kristina, aber die gefUrchtete Predigt blieb aus. Wolf lag vor ihren Fufien. Er rakelte sich mude und wedelte matt. „Mach, dass ihr ins Bett kommt, ihr Nachtschwarmer", sagte Grofimutter, als Janec noch zu erzahlen beginnen wollte, „morgen ist auch noch ein Tag" (Fahrmann W. Kristina, vergiB nicht).
Однако такое поведение детей не является закономерным и именование имеет лишь спорадический, окказиональный характер, поэтому было бы ошибочно прогнозировать наличие у адресата такого постоянного качества, как привычка приходить поздно домой. Из сказанного следует, что в силу существования вероятности и случайности неизбежны ошибки в установлении причин именования и в прогнозировании событий, поскольку с одной стороны это субъективные процессы/ действия, совершаемые определенным лицом, имеющим свои особенности восприятия, мышления, с другой стороны они рассматриваются как непроизвольные, опирающиеся на объективные условия.
„Ole Bienkopp kam eintausendneunhundertundfUnf Jahre nach dem von Gott gezeugten Schreinersohn Christus auf die Welt" (Strittmatter E. Ole Bienkopp).
Антропоним Ole Bienkopp обладает, как и все формы номинации, прогностическим потенциалом, что позволяет идентифицировать личность именуемого: мужчина по имени Ole. Bienkopp - это либо его фамилия, либо прозвище, в основе которого, вероятно, лежит сравнение с пчелой. Ряд случайных факторов, составляющие объективную причину, повлияли на выбор данного именования, без учета которых в данном случае возможен ошибочный прогноз. Обоснование анализируемой номинации привдится в следующей ситуации.
"FrUhstuckende Holzfuhrleute und Immersaufer hohnten aus dem Gasthausfenster: "He, Ole, mit einer Pelzkappe im FrUhling? Hast du Mumps und dicke Mandeln? Geh herein und warm dich!" Ole ging mit steifem Nacken weiter. „Seht den Bienkopp ", schrie der Immersaufer. - Die Bienen bekam Ole vom Kopf; den Spott-namen bekam er nicht mehr los " (Strittmatter E. Ole Bienkopp).
Голову Ole облепили пчелы. Именно в это момент его увидел говорящий, и указанный случайный фактор послужил основанием прозвища, которое закрепилось за его носителем навсегда.
Итак, фактор прогнозирования всегда связан с фактором причинности. Наличие причинно - следственных связей делают возможным прогноз лингвистического свойства, так как беспричинных явлений в речи не существует. Данные отношения являются одной из ведущих форм взаимосвязи и обусловленности процессов объективной действительности, они закономерно присущи мышлению, языку, и даже случайные номинации имеют мотивированный характер.
Установление причинно - следственной связи осуществляется с использованием законов логики. «Причина всегда оказывается вплетенной в клубок многообразных факторов, и требуется большая логическая работа, чтобы разглядеть ее в этом запутанном клубке» [7, с. б9]. Причинность - это связь реальных событий, вывод из наблюдаемого. Иными словами, одно событие или факт является условием и основанием для другого, что можно рассматривать в качестве логической базы механизма лингвистического прогнозирования.
Не вызывает сомнения наличие связи между
прогнозированием и логикой, поскольку прогноз - это один из видов выводного знания, которое является предметом логических исследований и получается на основе ранее установленных и проверенных истин в результате применения законов и правил логики. Вывод считается корректным тогда, когда условия истинности его предпосылок составляют подмножество условий истинности его заключений. Необходимо различать истинность мысли и логическую правильность рассуждения. «Истинность есть соответствие мысли действительности, а правильность мышления -соблюдение законов и правил логики» [8, с. 15]. Основным критерием истинности является практика. Познавая окружающий мир, человек формирует свои знания о действительности в виде образов, истинность или ложность которых зависит от множества факторов общего и частного порядка.
Необходимым условием успешного прогнозирования является логическая правильность рассуждений. Если оно не выполняется, то может быть получен ложный результат даже из истинных посылок, суждений. Понятие правильности мышления является спорным, поскольку мышление каждого человека индивидуально, несмотря на общепринятые нормы поведения, поэтому и восприятие всякого явления (факта) должно быть индивидуально в силу различия физического, психологического, ментального, интеллектуального и морального статуса личности. Все указанные факторы оказывают влияние на речевое поведение в целом и на способ выражения мыслей. Правильность мышления говорящего можно оспаривать, но и его неправильность можно обосновать отсутствием соответствующих знаний, недостаточной компетентностью. Нельзя, например, доказать корректность моральной оценки, осуществляемой
отправителем речи, с точки зрения говорящего, так как все, что связано с личностью несет субъективный оттенок и то, что достоверно для одного человека, является сомнительным для другого, поскольку нет критериев моральных оценок, нет их объективной правильности. Доказательство в моральных вопросах возможно, если есть общая система ценностей, что в реальной жизни практически невозможно.
Und in diese Stille hinein sagte Thea Oslar: „Du Lump" (Fischer M.L. Wenn das Herz spricht).
Адресант использует антропоним Du Lump, объективной причиной чего служат предшествующие события. Именуемый совершил не одно убийство, убедил номинанта (Теа) в своей невиновности и использовал его в своих целях. Теа догадалась обо всем и, несмотря на свои чувства к данному человеку, обвинила его в непорядочном поведении. С ее точки зрения, действия номината являются неправомерными и неприемлемыми, о чем свидетельствует антропоним Du Lump. Однако сам именуемый был иного мнения. В подобном поведении заключается его образ жизни, таким способом он наживался и получал деньги. Разные системы ценностей коммуникантов привели к имеющимся между ними разногласиям.
"Alter Grobsack", faucht die Grofimutter (Strittmatter E. Tinko).
Именуемый нередко использовал в своем речевом поведении грубые, бранные слова, что для него являлось нормой. Однако другие люди воспринимали подобные выражения иначе. Данный факт нашел отражение в антропониме Alter Grobsack. Однако говорить о правильности данной номинации нельзя, поскольку нет единых критериев для ее определения. Для кого-то именуемый действовал грубо, для кого-то нет. Однако с определенной точностью можно прогнозировать на основе данного варианта номинации некоторые характеристики номината, а именно его возраст и ряд характерных черт (грубость), а также межличностные отношения внутри коммуникативной ситуации.
Таким образом, лингвистическое прогнозирование основывается на законах диалектики и логики, что является вполне актуальным. В работе были указаны лишь некоторые основания подобного подхода, который позволяет проследить
причинно-следственную связь, лежащую в основе исследуемого процесса. Он переплетается и взаимодействует с логическим подходом, принципы которого отражают связи и отношения вещей материального, объективного мира. На уровне коммуникации при общении друг с другом люди широко используют формальную логику, поскольку в повседневной речи прослеживается логическая структура, проявляющаяся в том, что рассуждения человека должны
быть, с одной стороны, корректными и последовательными, с другой стороны доступными и прозрачными. Верное толкование варианта именования лица предполагает объединение лингвистических и экстралингвистических знаний, явной и фоновой информации. Изучать речевое поведение, строить прогнозы относительно определенных вариантов именований следует с учетом рационального и эмоционального начал в человеке.
Библиографический список
1. Философский энциклопедический словарь / под ред. Л.Ф. Ильичева, П.Н. Федосеева, С.М. Ковалева, В.Г. Панова. - М.: Советская
энциклопедия, 1983.
2. Храленко, Н.И. Философско-методологические проблемы прогнозирования. - Л.: Изд-во ЛГУ, 1980.
3. Никитина, А.Г. Предвидение как человеческая способность. - М.: Мысль, 1975.
4. Мелюхин, С.Т. Можно ли предвидеть будущее?. - М.: Мысль, 1966.
5. Кретов, А.А. Основы лексико-семантической прогностики. - Воронеж: Воронежский государственный университет, 2006.
6. Храленко, Н.И. Философско-методологические проблемы прогнозирования. - Л.: Изд-во ЛГУ, 1980.
7. Кузнецов, И.В. Категория причинности и ее познавательное значении // Теория познания и современная наука: сборник статей / [ред. коллегия: М.М. Розенталь [и др.]. - М.: Мысль, 1967. .
8. Гетманова, А.Д. Логика/ А.Д. Гетманова. - М.: Новая школа, 1986.
Статья поступила в редакцию 16.11.2009
УДК 82.801.6
А.А. Мансков, канд. филол. наук, Алт.ГПА,г. Барнаул, Email: a-manskov@yandex.ru МОДЕРНИСТКИЕ ТЕНДЕНЦИИ В ПРОЗЕ С.Д. КРЖИЖАНОВСКОГО.
В статье рассматриваются особенности функционирования художественного мира С.Д. Кржижановского. В новеллах и повестях Кржижановского обнаруживаются тенденции характерные для модернисткой парадигмы: мифологизм, феномен игры, интертекстуальность, интермедиальность. Предлагаемая концепция выражает уникальность художественного мира исследуемого автора, и дает возможность вписать его творчество в контекст культуры ХХ столетия.
Ключевые слова: мифология, феномен игры, интертекстуальность, интермедиальность.
Одной из возможностей исследования поэтики прозы С. Д. Кржижановского является ее рассмотрение в контексте модернизма1. Основанием для этого служат хронологические рамки написания произведений писателя, которые совпадают с основными этапами развития модернизма в России, а также художественные принципы и установки, характерные для данной эстетической парадигмы.
Типичным проявлением модернистского сознания в творчестве Кржижановского является неомифологизм. В новеллах и повестях писателя обнаруживаются
многочисленные отсылки к различным мифологиям. Обширный пласт составляют греческие и римские мифы. Подтверждением этому служат новеллы «Грайи», «Прикованный Прометеем», «Орфей в Аду», «Три сестры» и др. Так, объектами его художественной рефлексии становятся образы богов Гермеса, Пана, певца Орфея, Парок, прядущих нить человеческой жизни, пространство Стикса и т. д.
Построение авторского текста основывается на прямом или косвенном использовании мифа. Процесс его воспроизведения приобретает черты нового дискурса. Традиционный миф переосмысляется автором, тем самым, получая новое, специфическое воплощение. Это связано с модернистской теорией моделирования собственной реальности, эксплицирующей индивидуальные черты сознания автора. Важным является также отношение писателя к предшествовавшим тому или иному произведению текстам (греческие, римские и другие мифологические источники). Они могут, как сознательно выдвигаться на передний план, так и зашифровываться, теряться в тексте. Свидетельством этому служат наличие отсылок и корреспонденций, а также возможность смещения смысловых акцентов и ретуширования некоторых значений. Особенностью функционирования данных отношений может являться смешение различных мифологических образов и сюжетов, характеризующихся как сходством, так и различием в рамках одного текста. Так в новелле «Соната "Death's Door"» обнаруживаются интертекстуальные отсылки сразу к нескольким мифологиям (образы греческих, римских и
египетских богов), что определяет специфику данного произведения.
Наряду с античными источниками, для Кржижановского значимым является библейский текст. Евангельскими мотивами проникнуты произведения «Чужая тема», «Клуб убийц букв», «Штемпель - Москва» и другие. Для многих текстов Кржижановского характерно своеобразное неканоническое понимание традиционных библейских мотивов и образов. Примером этому служат «Евангелие от молчания», апокалиптические видения, связанные со смертью Бога, а также объяснение природы христианства. В ряде случаев произведения Кржижановского строятся на использовании какого-либо конкретного мифологического мотива. Так, новелла «Тридцать сребреников» открывается цитатой из Евангелия от Матфея и служит реализацией данной сюжетной формулы.
В новеллах Кржижановского встречаются также аллюзии, отсылающие читателя к неевропейским мифологическим источникам: китайские мифы («Фу Ги»), интерес к культуре Индии («Украденный колокол», «Соната "Death's Door"») и к мифологии ислама («Две шелковинки», «Левое ухо»).
Специфической особенностью сознания
Кржижановского является создание индивидуальной мифологии. Так, в новеллах «Итанесис», «Грайи», «Страна Нетов» писатель использует классические мифы в качестве исходного материала для построения собственной космогонии. Создавая мифологическое пространство текста, он не стремится к полному соответствию его персонажей их прототипам. Для него важно не столько соответствие, сколько трансформация, переосмысление мифа. В силу этих причин персонажи новелл автора «Сказок для вундеркиндов» эксплицируют некоторое сходство со своими мифологическими прообразами, но не являются полностью тождественными им. Текст, в основе которого находится переосмысленный миф или система мифов, формирует особое интертекстуальное поле. Он организует между собой тексты-предшественники, тем самым, создавая структуру, в которой
