CC BY
66А. Ю. Андреев
«ЛИТУРГИКА» СВЯЩЕННОГО СОЮЗА: К ВОПРОСУ О РЕЛИГИОЗНЫХ ВЗГЛЯДАХ АЛЕКСАНДРА I
В статье рассмотрено, каким образом религиозные идеи Священного союза, принадлежавшие российскому императору Александру I, преломлялись в публичной сфере, в виде массовых межконфессиональных богослужений 1813—1818 гг. в присутствии трех союзных монархов. Рассмотрен исторический контекст этих богослужений, особенности их проведения, пространственной организации, привлечения к ним армии и народа. Символическое содержание этих богослужений соотнесено с развитием религиозных взглядов Александра I данного периода. Сделан вывод, что религиозные репрезентации Священного союза на его начальном этапе составляли одну из важнейших форм его деятельности — не менее важную, нежели решение собственно политических проблем.
Первоначальный замысел, дальнейшее оформление и реализация идеи Священного союза принадлежат исключительно императору Александру I — в этом мнения историков, которые начиная с последней трети XIX в. и до наших дней исследовали этот сюжет, совершенно единодушны1. Приведем, например, высказывание Н. К. Шильдера: «Александр собственноручно начертал акт Священного союза; в редактировании же его приняли участие А. С. Стурдза и граф Каподистрия. Последний осмелился заметить, что в летописях дипломатий не встречается подобного акта и что его величество мог бы господствующую мысль выразить в декла-
1 См. избранные отечественные и зарубежные работы: Надлер В. К. Император Александр I и идея Священного союза. Т. 1-5. Рига, 1886-1892; Пресняков А. Е. Идеология Священного Союза // Анналы. 1923. № 3; Шебу-нин А. Н. Европейская контрреволюция первой четверти XIX века. Л., 1925; Büxchler F. Die geistigen Wurzeln der heiligen Allianz. Freiburg im Breisgau, 1929; Schaeder H. Autokratie und Heilige Allianz nach neuen Quellen. Darmstadt, 1963; Ley F. Alexandre I et sa Sainte-Alliance (1811-1825). P., 1975; Парсамов В. С. Александр I и проблема общеевропейского единства в 1814-1815 гг.// Вестник истории, литературы и искусства. М., 2007. Т. 4. С. 312-323; Menger Ph. Die Heilige Allianz. Religion und Politik bei Alexander I (1801-1825) (Historische Mitteilungen Beiheft 87). Stuttgart, 2014.
рации или манифесте. Александр отвечал, что решение его неизменно, что он берет на себя получить для этого акта подписи его союзников, императора австрийского и короля прусского»2. И хотя при раскрытии семантики Священного союза исследователи неизменно обращают внимание на близких собеседников Александра I того времени, таких, как вышеназванный А. С. Стурдза или баронесса В. Ю. фон Крюденер3, тем не менее ключ к правильному пониманию изначального замысла этой конструкции лежит в изучении взглядов самого российского императора.
Священный союз мыслился Александром I в первую очередь как религиозная идея, а уже затем как внешнеполитическое объединение. В этом аспекте он действительно не имел аналогов в истории международных отношений. Его заключение рушило устоявшиеся дипломатические каноны. Так, со времен конгресса 1648 г. в Мюн-стере и Оснабрюке, завершившего Тридцатилетнюю войну, подписание фундаментальных международных актов стало уделом профессиональных дипломатов — под актом же Священного союза от 14/26 сентября 1815 г. стояли подписи трех монархов, но отнюдь не их министров иностранных дел. За двести лет сложились негласные обычаи тайной европейской дипломатии, собственно тексты важнейших договоров (не говоря уже о секретных статьях), не предавались широкой огласке — здесь же Александр I особым манифестом от 25 декабря 1815 г. не только опубликовал акт Священного союза на территории своей империи, но повелел прочитать его народу во всех церквах4.
2 Шильдер Н. К. Император Александр I: его жизнь и царствование. 2-е изд. В 4 т. СПб., 1905. Т. 3. С. 344.
3 См.: ПыпинА. Н. Г-жа Крюденер // Вестник Европы. 1869. № 8. С. 592—603; Ley F. Madame de Krûdener (1764—1824). Romantisme et Sainte-Alliance. P., 1994; Martin A. Romantics, Reformers, Reactionaries: Russian Conservative Thought and Politics in the Reign of Alexander I. De Kalb, 1997; Зорин А. Л. Кормя двуглавого орла...: Литература и государственная идеология в России в последней трети XVIII — первой трети XIX века. М., 2001; Ghervas S. Réinventer la tradition. Alexandre Stourdza et l'Europe de la Sainte-Alliance. P., 2008.
4 Манифест о заключении священного союза между Их Величествами Императорами Всероссийским и Австрийским и Королем Прусским. 25 декабря 1815 г. // Полное собрание законов Российской империи. Собрание первое (ПСЗ-I). СПб., 1830. Т. XXXIII. № 26045.
Эту особую публичность и «гласность» Священного союза, проводимую по личному указанию российского императора, можно понять так: для Александра I все действия и их смыслы, сопровождавшие заключение Священного союза, должны были существовать прежде всего в публичной сфере (и лишь с неизбежностью — в сфере дипломатической). Репрезентации Священного союза с этой точки зрения были важнее конкретных внешнеполитических обязательств, принимаемых его сторонами (которые в действительности не являлись четко определенными). А поскольку в центре союза лежала религиозная идея «христианского братства» — главного залога для мира и спокойствия в Европе — то и ее репрезентации должны были носить религиозный, т. е. богослужебный, характер. Отсюда же вытекает и их главная особенность: поскольку три державы, заключившие Священный союз, принадлежали к трем основным ветвям христианства в Европе — православию, католичеству и протестантизму (в форме лютеранской и евангелической деноминаций), то указанные публичные богослужебные репрезентации Священного союза не могли быть однозначно привязаны к какой-либо одной конфессии, а с неизбежностью носили межконфессиональный характер.
Именно такого рода репрезентации будут рассмотрены дальше в статье. При этом под «литургикой» Священного союза, указанной в заголовке статьи, имеются в виду те массовые богослужения, в которых принимали участие три союзных монарха, включая в предмет исследования исторический контекст этих служб, роль Александра I в их организации, особенности их межконфессионального проведения, восприятие в глазах современников и проч.
Чтобы точнее интерпретировать эту «литургику» в свете религиозных воззрений Александра I, сформулируем несколько предварительных тезисов. Во-первых, после Отечественной войны 1812 г. российский император находился в напряженном поиске личной веры, руководствуясь при этом мистическими, внеконфессиональ-ными практиками богопознания5. Отсюда вытекала его убежден-
5 О рассуждениях историков о личной религиозности Александра I см.: Надлер В. К. Император Александр I и идея Священного союза. Т. 1. С. 11—50; Т. 5. С. 251—291; Пыпин А. Н. Исследования и статьи по эпохе Александра I. Т. 1: Религиозные движения при Александре I. Пг., 1916. С. 130—132, 338—343;
ность (которую он не раз высказывал своим собеседникам-мистикам — по крайней мере, если доверять их показаниям!), что «ему кажется ложным то, что церковь заключена в нескольких личностях и что должна быть установлена в определенной стране; он думает, что она будет пребывать повсюду»6. Эти экуменические убеждения императора выразились в его внутренней политике в виде теории «общехристианского государства» для его подданных на территории всей Российской империи (исследователи даже пишут о «правительственном экуменизме» в России в 1812—1824 гг.7), а во внешней политике — в идее общеевропейской христианской федерации, контуры которой и задавал акт о Священном союзе. Последний поэтому был не только попыткой установления вечного мира, но и открытой экуменической декларацией, призывом к межконфессиональному объединению всех христиан в единый «народ христианский», коего «Самодержец не иной подлинно есть, как Тот, Кому собственно принадлежит держава, поелику в Нем едином обретаются сокровища любви, ведения и премудрости бесконечные, то есть Бог, наш Божественный Спаситель Иисус Христос, Глагол Всевышнего, Слово жизни»8.
Во-вторых, первым прообразом такого христианского объединения Европы (как для Александра I, так и для многих его мистически настроенных собеседников) уже в середине 1813 г. явился заключенный союз против Наполеона трех монархов — австрийского, прусского и российского. «Напрасно будете вы искать в истории трех монархов, до такой степени исполненных страхом Господним, всех трех истинных христиан, объединенных между собой братской любовью... То, что меня больше всего поражает, это то, что наши освободители представляют собой три основные конфессии, на которые разделен христианский мир. Император Франц — самый
Вишленкова Е. А. Заботясь о душах подданных: религиозная политика в России первой четверти XIX века. Саратов, 2002. С. 134—135; Menger Ph. Konversion und Politik: Alexander I. von Russland // Historisches Jahrbuch. Vol. 130 (2010). S. 157— 180; Werth P. W. The tsar's foreign faiths. Toleration and the fate of religious freedom in Imperial Russia (Oxford Studies in Modern European History). Oxford 2014.
6 Цит. по: Зорин А. Л. Кормя двуглавого орла... С. 328.
7 См.: Вишленкова Е. А. Заботясь о душах подданных. С. 135—147.
8 Трактат братского христианского союза. 14/26 сентября 1815 г. // ПСЗ-I. Т. XXXIII. № 25943.
великий из римских католиков, император Александр — первый среди христиан греческого вероисповедания, король Фридрих-Вильгельм — самый выдающийся из протестантов. Как будто бы Господь пожелал, чтобы весь христианский мир и его самые почитаемые вожди победили конституционного идола» — писал известный мистик Юнг-Штиллинг в 1814 г. (незадолго до своей встречи с Александром I, состоявшейся летом того же года в Бадене)9. Таким образом, еще до формального подписания акта Священного союза все совместные встречи трех монархов во время религиозных служб (о которых и пойдет речь дальше) должны были символизировать их глубинное христианское единство, совместное моление перед Богом о даровании общей победы над врагом и установлении вечного мира — такой победы и такого мира, в которых ясно прослеживалась эсхатологическая перспектива10.
В-третьих, этот союз перед Богом, заключенный тремя монархами, олицетворяющими три основные ветви христианства, в составленном Александром I тексте акта был расширен. Помимо монархов в него включались еще два важных субъекта: союз образовывали также их войска и народы11. Первоначальный российский вариант акта предусматривал, что три монарха, предлагая «взаимно почитать себя как бы единоземцами», рассматривали свои войска как «часть одной армии, призванной охранять религию, мир и справедливость», а своих подданных — как «единый народ под именем христианской нации», внутри которого три державы — Россия, Австрия,
9 Цит. по: Зорин А. Л. Кормя двуглавого орла... С. 289—290.
10 См.: Там же. С. 313—315, а также: Пыпин А. Н. Религиозные движения. С. 358-360.
11 Включение армии в общественную иерархию непосредственно между монархом и народом отражало глубокие социальные представления Александра I. Так, хорошо известно, что царь решительно воспротивился попытке государственного секретаря А. С. Шишкова поставить дворянство выше воинства (при перечислении их заслуг в манифесте от 30 августа 1814 г., посвященном торжественному провозглашению окончания войны с Наполеоном). Шишков, как представитель традиции, рассматривал дворянство в качестве «первого государственного сословия», император же расположил категорию «воинство» в российской социальной иерархии сразу после духовенства, выше всех прочих сословий (см.: Шишков А. С. Записки, мнения и переписка адмирала А. С. Шишкова: В 2 т. Берлин, 1870. Т. 1. С. 304-308).
Пруссия — являлись лишь «тремя областями сего одного народа»12. В итоговом тексте акта эти выражения были смягчены13, а упоминание о единой армии вообще убрали по настоянию австрийской стороны, вероятно из-за его далеко идущих политических интерпрета-ций14. Однако совершенно ясно, что Александра здесь интересовал не столько реальный политический, сколько символический смысл «общехристианского воинства», и в этом контексте приобретает новое звучание кажущийся историческим анекдотом рассказ, как в 1813 г. Александр I потребовал своего назначения генералиссимусом над союзными войсками и отступил, только натолкнувшись на сопротивление австрийского канцлера Меттерниха (о конкретных обстоятельствах этого будет сказано дальше).
Наконец, в-четвертых, зримое объединение монархов, их армий и народов, представляющих основные христианские исповедания, возможно только вне стен конкретного храма, ибо любое внутреннее храмовое пространство по определению конфессионально и обусловлено своей историей и обычаями15. Поэтому «литургиче-
12 Внешняя политика России XIX и начала XX века. Серия первая. 1801— 1815. Т. VIII. М., 1972. С. 502-504.
13 Вместо трактовки европейских стран как «областей единого народа» в итоговом тексте употреблена более слабая формулировка о «трех единого семейства отраслях». Тем не менее остатком первоначально заложенной Александром в текст акта триады «монархи — войска — народы» служит оставшееся в статье 1 упоминание, что монархи «в отношении к подданным и войскам своим» будут вести себя как отцы семейств.
14 О правке, которую внес австрийский император в первоначальный текст акта, см.: Näf W. Zur Geschichte der Heiligen Allianz (Berner Untersuchungen zur Allgemeinen Geschichte 1). Bern, 1928. S. 8-19.
15 Интересно в контексте этих рассуждений вспомнить и о проекте храма Христа Спасителя в Москве, представленном царю в конце 1815 г. лютеранином, шведом по происхождению, Карлом Магнусом (впоследствии Александром) Витбергом. Его проект, номинально православный, по сути же отсылал вовсе не только к византийско-греческой, но и к многочисленной иной христианской символике (не говоря уже о масонской); автор писал об этом так: «Мне казалось недостаточным, чтобы храм удовлетворял токмо требованиям церкви греко-российской — но вообще всем христианским, ибо самое посвящение его Христу показывало его принадлежность всему христианству». И как раз такой проект соответствовал представлениям Александра I об «идеальном храме», о чем российский император сам заявил архитектору: «Вы отгадали мое желание, удовлетворили моей мысли об этом храме. Я желал, чтоб он был не одна куча
ские акты», символизирующие единство Священного союза, должны были проходить на открытом воздухе, в особой обстановке и по специально разработанному сценарию (участие Александра I в подготовке которого каждый раз необходимо выяснять), предусматривая массовое стечение участников торжества. И это смыкается с представлениями о публичности Священного союза как одной из главных его смысловых компонент, о чем уже только что говорилось.
Высказав эти общие тезисы, перейдем к анализу конкретных примеров. В таком качестве удается выделить четыре массовых богослужения, время проведения которых как предшествует, так и непосредственно следует за заключением Священного союза и смысловая связь которых с последним не вызывает сомнений.
Первое из них состоялось 21 августа / 2 сентября 1813 г. на поле близ богемского города Теплица. К сожалению, прямые свидетельства об этом событии, обнаруженные к настоящему моменту, ограничиваются лишь одним источником особого рода (о котором чуть ниже); отсутствуют какие-либо точные сведения о программе богослужения, не говоря уже о личном вкладе Александра I в организацию его проведения. Тем не менее реконструкция богатого исторического контекста данного события позволяет во многом смягчить этот недостаток и дополнить то, о чем непосредственно свидетельствует единственный источник.
В начале августа (ст. ст.) 1813 г. истекло длившееся почти два с половиной месяца перемирие в войне с Наполеоном. За это время ряды противников Наполеона значительно расширились: к составлявшим первоначальную коалицию России и Пруссии присоединились Англия, Австрия и Швеция. Союзниками был разработан детальный план дальнейшего ведения войны, по которому скоординированные боевые действия предпринимались силами трех крупных армий. Самая большая из них — Богемская, численно-
камней, как обыкновенные здания, но был одушевлен какой-либо религиозной идеей; но я никак не ждал получить какое-либо удовлетворение, не ждал, чтобы кто-то был одушевлен ею, и потому скрывал свое желание. И вот я рассматривал до двадцати проектов, в числе которых есть весьма хорошие, но все вещи самые обыкновенные. Вы же заставили камни говорить» (Витберг А. Л. Записки академика Витберга, строителя храма Христа Спасителя в Москве // Русская старина. 1872. № 1. С. 26; № 2. С. 175).
стью свыше 230 тысяч человек, — состояла из русских, прусских и австрийских частей. Эта армия формировалась во владениях австрийского императора, а именно в окрестностях Праги, чтобы оттуда выступить через Рудные горы в Саксонию. 3—4 августа в Праге произошла встреча российского, прусского и австрийского монархов, знаменовавшая начало их новых союзных отношений16. После этого все три монарха постоянно находились при Богемской армии (при этом российский и прусский старались неотлучно быть при ее командовании, тогда как австрийский император уклонялся от вмешательства в военные дела и покидал штаб, выбирая для своей резиденции различные окрестные замки). Подчеркнем, что это была первая тройственная встреча и первый совместный поход этих монархов за весь период наполеоновских войн и что душой этой коалиции был Александр I, поскольку только он ставил перед собой наиболее последовательную цель — полное освобождение Европы от владычества Наполеона, тогда как Пруссия была озабочена обороной и возможным приращением своей собственной территории, а Австрия не могла не учитывать свои родственные интересы, ведь супругой Наполеона в то время являлась дочь австрийского императора, уже успевшая родить повелителю Франции наследника.
Спустя всего неделю после начала активных боевых действий Богемскую армию ждала катастрофа. 15/27 августа Наполеон решительным ударом отбросил союзников, приступивших к осаде Дрездена. Особенно ощутимые потери понесли австрийцы: свыше десяти тысяч их солдат (включая старших офицеров и генералов) сдались в плен. Главной причиной поражения являлась несогласованность мнений и действий среди руководства союзников, приводившая к постоянным спорам и, как следствие, промедлению в принятии ключевых решений, чем не преминул воспользоваться французский император. В последующие дни части союзной армии отдельными колоннами отступали через Рудные горы назад в Богемию — они медленно двигались через узкие горные проходы в тяжелых погодных условиях, под сильным дождем и в грязи, теряя артиллерию и обозы. Между тем наилучшая и кратчайшая дорога,
16 См.: Михайловский-Данилевский А. И. Описание войны 1813 года, по высочайшему повелению сочиненное генерал-лейтенантом Михайловским-Данилевским: В 2 ч. СПб., 1840. Ч. 1. С. 297.
связывавшая Саксонию и Богемию, находилась в руках французов — именно по ней Наполеон еще до начала Дрезденского сражения направил корпус генерала Вандама с заданием закрепиться в расположенном на равнине по ту сторону гор Теплице и благодаря этому запереть горный проход, через который шли части Богемской армии, где находились российский император и прусский король. Удайся замысел французов, и эти колонны были бы зажаты в горах между французскими армиями с обеих сторон, что угрожало союзникам неминуемым разгромом, а Александру I и Фридриху — Вильгельму III — даже позорным пленом. Одновременно Австрия, не желая переживать очередное вторжение наполеона в свои владения, уже готовилась к мирным переговорам. Судьба коалиции — а с ней и будущее всей Европы — висела на волоске.
Но 17 августа путь корпусу Вандама преградил русский отряд, состоявший из гвардейских полков (под командованием графа Остермана-Толстого), а также нескольких армейских частей (под командованием принца Евгения Вюртембергского). Накануне, не приняв участия в Дрезденском сражении, этот отряд смог благодаря упорным арьергардным боям оказаться на равнине раньше французов и теперь закрепился близ местечка Кульм, закрывая Вандаму выход из гор в сторону Теплица. Численность отряда не превышала десяти тысяч человек, что более чем втрое уступало количеству французов. И тем не менее в течение всего дня 17 августа русские солдаты и офицеры удерживали свои позиции и отбивали вражеские атаки ценой огромных потерь, до того самого момента, когда вечером со стороны Теплица к ним подошли на помощь полки первой русско-прусской колонны, успешно завершившей свой переход через горы. На следующий день, 18 августа, Александр I лично возглавил армию союзников, атаковавшую позиции французов, а у тех за спиной неожиданно показался прусский корпус генерала Клейста (который двигался из Саксонии вслед за Вандамом). Теперь уже в окружении оказались французские войска. Около двенадцати тысяч из них вместе с самим Вандамом сдались в плен. Победа под Кульмом явилась первой битвой с участием Александра I, в которой его войскам удалось одержать верх над французами, а потому произвела на него неизгладимое
впечатление17. Одновременно были получены известия и о двух других победах — Силезской армии под Кацбахом (14/26 августа фельдмаршал Блюхер обратил там в бегство французского маршала Макдональда) и Северной армии под Гроссбеереном (где шведский кронпринц Бернадот 11/23 августа отбил попытку французов атаковать Берлин).
Коалиция была спасена, и историки по праву называют данный момент поворотным во всей военной кампании 1813—1814 гг. 28 августа / 9 сентября в Теплице российские, прусские и австрийские дипломаты подписали союзные договоры, которые официально оформили трехсторонний союз этих стран против Наполеона, а также согласовали основные принципы дальнейшего переустройства Европы18.
Александр I переживал эти судьбоносные события как свое величайшее торжество19 — и в то же время видел, что вовсе не он был виновником победы. Его религиозное чувство получило здесь богатую пищу: к нему пришло убеждение в ничтожности воли отдельного человека и необходимости склониться перед Божественным провидением, в отношении которого Александр ощущал себя даже не как его орудие, а лишь как смиренный свидетель совершения воли Божией. 18 августа, вернувшись с поля боя, император написал из Теплица в Петербург графу Н. И. Салтыкову (на которого было возложено текущее управление российскими внутренними делами): «Всевышний — единственная причина всех сих счастливых событий»20.
17 См.: Михайловский-Данилевский А. И. Журнал 1813 года // 1812 год. Военные дневники Под ред. А.Г. Тартаковского. М., 1990. С. 359-360.
18 См.: Внешняя политика России XIX и начала XX века. Серия первая. 1801-1815. Т. VII. М., 1970. С. 369-374.
19 В 1814 году именно день 18 августа, т. е. первая годовщина кульмской победы, был избран Александром I для открытия праздника в Петербурге по случаю окончания войны с Наполеоном.
20 Цит. по: Шильдер Н. К. Император Александр I. Т. 3. С. 382. Ср. слова, сказанные прусским королем Александру I после неудачного сражения при Ба-уцене в мае 1813 г.: «Если Бог благословит наши соединенные усилия, то мы провозгласим всему миру наше убеждение, что слава принадлежит Ему одному». Царь был глубоко проникнут этими словами — он сам свидетельствовал об этом перед мемуаристом (а им выступает прусский евангелический епископ Эйлерт), который сделал вывод, что именно в этом разговоре было брошено
В том, что дрезденская катастрофа в течение трех дней сменилась полной победой, усматривалось следствие немыслимого, непредсказуемого для человека стечения обстоятельств. Еще в трагический день 15 августа Александр I с высокой степенью вероятности должен был погибнуть — этот известный рассказ передается со слов его адъютанта А. И. Михайловского-Данилевского, а также присутствовавших рядом иностранных военных: пушечное ядро попало в расположение командования союзной армии, ровно в то место, где несколько минут назад находился на лошади российский император. Однако по случайности тот поменялся местами с Моро (французским революционным генералом, ставшим противником Наполеона и прибывшим в штаб союзников), и в результате француз был смертельно ранен и скончался спустя несколько дней21. Затем отряд Остермана-Толстого также случайно оказался на той же дороге, что и корпус Вандама, маневрируя в качестве резерва русской армии, который не принимал участия в осаде Дрездена (и притом не выполнив приказ русского командования уклоняться от сражений и отступать для соединения с другой союзной армией). Вандам двигался по шоссейной дороге через горы недостаточно быстро и решительно (в чем военные историки усматривают его главную ошибку), но ему на помощь после одержанной победы под Дрезденом мог бы прийти сам Наполеон — однако французский император на один день заболел и не смог лично возглавить преследование союзных войск22. Наконец, и корпус прусского генерала Клейста также случайно появился за спиной у Вандама, завершив его окружение, — на этом месте должны были оказаться французские подкрепления (собственно, французы под Кульмом и приняли сперва спускающихся с гор пруссаков за корпус маршала Сен-Сира), но те вопреки всем ожиданиям запоздали. Характерно, что генерал Клейст рассказывал спустя годы о кульмской победе практически
первое зерно будущего Священного союза (Eylert R. Fr. Charakterzüge und historische Fragmente aus dem Leben des Königs von Preussen Friedrich Wilhelm III. Magdeburg, 1845. T. 2. Abt. 2. S. 249).
21 См.: Михайловский-Данилевский А. И. Журнал 1813 года. С. 357, а также другую, близкую версию этой истории: Надлер В. К. Император Александр I. Т. 3. С. 392.
22 См.: Михайловский-Данилевский А. И. Описание войны 1813 г. Ч. 1. С. 376—
378.
в тех же словах, что и Александр I: «Это сделал сам Бог; я со своим корпусом был лишь орудием его всемогущей руки»23.
О религиозном осознании событий, которое переживал тогда российский император, может свидетельствовать и тот факт (зафиксированный в бумагах Меттерниха), что 20 августа / 1 сентября Александр I вызвал к себе австрийского канцлера и заявил, что хочет принять на себя звание генералиссимуса, потребовав согласие австрийцев на это24. Такой демарш императора был бы легко объясним с военной точки зрения, случись он под Дрезденом, где вскрылись острые противоречия между союзниками по поводу ведения конкретных боевых действий, но сейчас, после уже одержанной победы и с учетом вышеприведенных слов Александра, что ход войны непосредственно управляется Божественным провидением, этот шаг можно рассматривать и в ином, чисто символическом контексте — как необходимость зримого воплощения единства союзных войск.
Именно такое единство — общее предстояние всех союзников перед Богом в их благодарности за дарованные победы — и было продемонстрировано во время совместного молебна на поле близ Теплица, где была одержана главная из этих побед. О церемонии богослужения позволяет судить единственный прямой источник — дошедшая до нашего времени цветная гравюра с названием «Великий благодарственный праздник трех союзных монархов под Теплицем 2 сентября 1813 г.» (далее перечислены победы под Гроссбеереном, Кацбахом и Кульмом)25. Гравюра была выпущена в нюрнбергской типографии Фридриха Кампе, получившей в период освобождения Германии известность выпуском патриотических изображений антинаполеоновского содержания, однако никакие детали заказа данной гравюры, которые бы позволили оценить степень достоверности изображенного на ней, не известны.
23 Эти слова Клейст произнес в 1817 г. на открытии памятника под Кульмом (см.: Надлер В. К. Император Александр I... Т. 3. С. 415).
24 См.: Siemann W. Metternich. Stratege und Visionär. Eine Biographie. München, 2016. S. 425.
25 См.: Friedrich Campe, Das grosse Dankfest der drei verbündeten Monarchen zu Töplitz am 2.n September 1813, für die 3 herrlichen Siege bei Gross-Beeren d. 23.n August, an der Katzbach d.26.n August und bei Culm 30.n August 1813. Изображение размещено в Интернете на сайте «Brown Military Collection». URL: https://re-p ository.library.brown.edu/studio/item/bdr:2399 47/.
Фридрих Кампе. Великий благодарственный праздник трех союзных монархов под Теплицем 2 сентября 1813 г.
Гравюра показывает поле, окруженное холмами, и стечение на нем войск, которые образуют огромный прямоугольник. В самом его центре расположен большой полотняный навес, под которым помещен алтарь, а справа от него — еще один навес, где находится своего рода барьер, обтянутый красным бархатом. Алтарь принадлежит католической церкви — об этом свидетельствуют хорошо читаемые буквы IHS (Iesus Hominum Salvator) на его верху, четырехконечный крест в центре, а также то, как изображено облачение священников. За барьером, обращенным к алтарю, молятся три человека, в которых безошибочно угадываются монархи: в синем мундире в центре — Александр I, сбоку от него в белом мундире — Франц I, в черном — Фридрих-Вильгельм III, причем российский и австрийский императоры молятся на коленях, а прусский
король — стоя (поскольку протестанты на службе не преклоняют колени). Сзади них под тентом находятся несколько десятков людей в мундирах — это, очевидно, все командование союзных армий; слева от алтаря, в тени его навеса, молятся на коленях еще множество генералов и старших офицеров. В строю прямоугольника солдаты и младшие офицеры также частично стоят, частично находятся на коленях; судя по флагам, здесь представлены все три армии — российская, австрийская и прусская. На переднем плане гравюры изображена одна из сторон армейского прямоугольника: спиной к зрителю и лицом к алтарю там стоят несколько прусских офицеров (они изображены с парадными сумками с вензелем короля Фридриха Вильгельма III), а рядом нарисованы коленопреклоненные русские солдаты и офицеры (в парадном обмундировании с вензелем Александра I). Намеренно или нет, но среди русских солдат на переднем плане гравюры выделена небольшая группа людей с бородами и одетых не в мундиры, а в кафтаны до колен — по-видимому, она изображает воинов созванного в 1812 г. народного ополчения, которые действительно участвовали в заграничных походах, и в частности в осаде Дрездена.
Таким образом, уже на этой гравюре (а приведенные многочисленные детали свидетельствуют в пользу того, что она действительно была подготовлена по данным с натуры в 1813 г., а не позже) можно увидеть важнейшие компоненты, присущие идеологии Священного союза, — совместное моление трех монархов, их армий и «народа» (последний символизируется присутствием русского ополчения). Гравюра подчеркивает религиозное содержание происходящего торжества, приводя ниже своего заголовка указание на текст псалма (94-го согласно лютеровской Библии или 93-го по православной традиции, строки 12-15): «Блажен человек, которого вразумляешь Ты, Господи, и наставляешь законом Твоим, чтобы дать ему покой в бедственные дни, доколе нечестивому выроется яма! Ибо не отринет Господь народа Своего и не оставит наследия Своего. Ибо суд возвратится к правде, и за ним последуют все правые сердцем». Характерно также, этот молебен непосредственно предшествовал заключению союзных конвенций в Теплице, которые тем самым получали дополнительную Божественную санкцию.
К сожалению, письменные источники в основном умалчивают об этом богослужении, но даже те немногие упоминания, что удалось найти, добавляют к описанию характерные штрихи. Так, согласно дневнику полковника лейб-гвардии Семеновского полка Павла Сергеевича Пущина (участника Кульмского сражения, в котором гвардейцы особенно отличились), молебственные торжества под Теплицем длились не один, а целых два дня — 20 августа / 1 сентября и 21 августа / 2 сентября. В первый из этих дней состоялось православное богослужение и церемониальный марш русских войск перед всеми тремя монархами, во второй день — католическое богослужение (которое и изображено на гравюре) и парад австрийских дивизий26. Из дневниковой записи ясно, что состав участников в оба дня был одинаков, т. е. все союзные войска и три монарха присутствовали при обоих молебнах.
Упоминание общего армейского богослужения с участием монархов находится и в историческом труде А.И. Михайловского-Данилевского. Количество войск, выстроенных для молебна, историк (бывший одновременно и очевидцем описываемых событий) оценивает в сто тысяч человек: «Главная армия стояла в ружье для молебствия, совершаемого в присутствии Монархов. После службы пехота и артиллерия выстрелили по три раза, и стотысячная армия огласила воздух восклицаниями: Ура!»27 Он же сообщает еще одну важную деталь: этот молебен, обращенный к Богу, ненамеренно (а быть может, наоборот преднамеренно?) допускал присутствие и совсем иных зрителей — передовых частей французов, которые показывались на окрестных горах и могли сверху наблюдать построение союзников. В результате «устрашенный» враг так и не решился спуститься на равнину и ушел обратно, — действительно, Наполеон в эти дни предпринимал несколько попыток начать переход основной массы своих войск в Богемию, но потом полностью отказался от своего намерения.
Второе массовое богослужение союзных армий, в котором можно найти много общих черт с описанным выше молебном, состоялось 29 марта / 10 апреля 1814 г. в Париже. Это был день Светлого
26 См.: Дневник Павла Пущина. 1812—1814. Л.: Изд-во Ленинградского университета, 1987. С. 122.
27 Михайловский-Данилевский А. И. Описание войны 1813 года. Ч. 2. С. 43.
Христова Воскресения, которое в 1814 г. совпадало по календарю для западных и восточных христианских исповеданий. Мистически настроенного российского императора такое совпадение не могло не воодушевить. Александр I с особым усердием готовился к Пасхе во время Страстной седмицы, устроив для этого бывшую русскую посольскую церковь в съемном доме неподалеку от своей квартиры28. А в самый день праздника царь выступил инициатором совершенно особого пасхального торжества во французской столице — открытого для всех и рассчитанного на присутствие многих тысяч зрителей.
Пасхальная заутреня и литургия были отслужены ночью: Александр I находился вместе со своим штабом в армейской походной церкви, где также присутствовало все командование союзников — прусский король, австрийский фельдмаршал князь Шварценберг, баварский генерал Вреде и другие (их присутствие на православном ночном богослужении было, разумеется, данью признательности российскому императору)29. А ровно в полдень началось главное торжество — огромный пасхальный молебен в центре Парижа, на площади Согласия (бывшей площади Людовика XV). Выбор этого места диктовался прежде всего его удобным расположением поблизости от лагеря русских войск на Елисейских Полях, а также величиной площади, которая считалась самой большой едва ли не во всей Франции. Но именно здесь в эпоху Французской революции располагалась гильотина, и именно здесь пролилась кровь короля Людовика XVI, королевы Марии-Антуанетты, герцога Филиппа
28 «Никогда с таким удобством и спокойствием я не говел, как в многолюдной столице Франции», — эти слова Александра I часто цитируются как прямая речь, хотя на самом деле представляют собой записанный мемуаристом рассказ князя А. Н. Голицына, который вспоминал, как царь изображал перед ним свой духовный путь и религиозную жизнь, в частности в дни после победы над Наполеоном (см.: Рассказы князя Александра Николаевича Голицына, записанные Юрием Никитичем Бартеневым // Русский архив. 1886. Кн. 2. № 5. С. 98). Поэтому обращаться со сведениями из данного источника надо с осторожностью — тем не менее об особом отношении Александра I к подготовке к Пасхе в 1814 г. действительно свидетельствует его распоряжение, чтобы русские войска говели на Страстной седмице, и приказ, запрещавший офицерам в эту неделю посещение театров (см.: Шильдер Н. К. Император Александр I. Т. 3. С. 222).
29 Хомутов С. Г. Из дневника свитского офицера // Русский архив. 1870. Кн. 1. № 1. Ст. 168.
Джузеппе-Пьетро Баджетти. Пасхальное богослужение союзных войск 10 апреля 1814 г. на площади Людовика XVв Париже
Орлеанского и других жертв террора. Такая семантика порождала у мемуаристов (а в отношении данного события их было достаточно!) разнообразные интерпретации, тем более что алтарь для богослужения находился в центре площади — как раз там, где в 1793—1794 гг. происходили казни30.
30 Хотя все мемуаристы единодушны в том, что был отслужен благодарственный молебен, но некоторые придают ему одновременно характер заупокойной службы в честь Людовика XVI — такая интерпретация присутствует у А. И. Михайловского-Данилевского (см.: Описание похода во Франции в 1814 году, генерал-лейтенанта Михайловского-Данилевского, бывшего флигель-адъютантом Государя Императора Александра Павловича. 3-е изд. СПб., 1845. С. 462) и, особенно четко, — в словах Александра I, якобы сказанных А. Н. Голицыну: там пасхальное очищение от грехов, благодаря искупительной жертве Христовой, соединяется с прошением российского императора очистить от греха цареубийства целый народ и страну, т. е. Францию: «Привел я Православное Мое Русское воинство для того, чтоб в земле иноплеменников, столь недавно еще нагло наступавших на Россию, в их знаменитой столице, на том самом месте, где пала Царственная Жертва от буйства народного, принести совокупную, очистительную и вместе торжественную молитву Господу. Сыны Севера совершили как бы тризну по Короле Французском. Русский Царь по ритуалу православному всенародно молился вместе со Своим народом и тем как бы очищал окровавленное место поражения невинной Царственной Жертвы» (Рассказы князя А. Н. Голицына. С.99—100). Вслед за данным источником и в современной литературе это богослужение характеризуют как «торжество в память о покойном Людовике XVI» (Rey M.-P. 1814: Un tsar à Paris. P.: Flammarion, 2014. P. 204); тем не менее следует подчеркнуть, что такая интерпретация
Общее описание богослужения мы находим как у мемуаристов, так и на изображениях — их сохранилось как минимум четыре31. Перед молебном состоялся парад русских гвардейских полков, которые затем построились сомкнутыми колоннами вокруг алтаря, заполнив основное пространство площади. По ее периметру располагались конные части, а дальше, у ограды сада Тюильри и вдоль набережной Сены, на обоих ее берегах, толпились во множестве зрители. Александр I вместе с прусским королем32, «сопровождаемый множеством иностранцев, французскими маршалами и генералами, и при стечении несчетного числа зрителей» объехал строй солдат и вместе со свитой остановился на северной стороне площади (именно этот момент изображен на двух картинах), после чего началось богослужение33. У алтаря на возвышении в центре площа-
отнюдь не является преобладающей и происходит из источников, составленных значительно позднее описываемых событий.
311. Thomas Bensley, «Ceremony of Te Deum by the allied army on the square of Louis XV at Paris, the 10th April 1814» — акварель, воспроизведена в кн.: An Illustrated Record of Important Events in the Annals of Europe during the Years 1812 1813 1814 1815. L., 1816; судя по подписи сделана с оригинального рисунка, выполненного неким Моро во время церемонии.
2. Giuseppe-Pietro Bagetti, «Te Deum chanté à Paris le 10 Avril jour de Paques de l'année 1814» — акварель, выполненная в 1814 г. (до отъезда автора из Парижа в Италию), находится в коллекции Эрмитажа, экспонируется под названием «Пасхальное богослужение союзных войск 29 марта (10 апреля) 1814 г. на площади Людовика XV в Париже». В Петербургской академии художеств И. С. Клаубером по этому рисунку была изготовлена гравюра (до 1817 г.).
3. Неизвестный художник, «Te Deum» — акварель из коллекции Musée du Régiment des Cosaques de la Garde Impériale russe et du passé militaire russe, Cour-bevoie, Франция; воспроизведена в кн.: Rey M.-P. Un tsar à Paris, стр. 6 цветной вклейки.
4. Иван Ческий, «Молебен в Париже 19 марта 1814 г.» — гравюра, изготовленная в 1836 г. на трех досках, из которых одна, по-видимому, утрачена, в результате чего картина часто воспроизводится в качестве фрагмента (см.: Ровин-ский Д. А. Подробный словарь русских граверов XVI—XIX вв.: в 2 т. Т. 2. СПб., 1899). Именно эта иллюстрация обычно используется в российских изданиях, несмотря на то что изображение молебна явно трактовано автором в аллегорическом ключе, без достоверных деталей (и, кстати, с неверной датой).
32 Австрийский император в тот день еще не прибыл в Париж, и его персону «символически» замещал князь Шварценберг.
33 См.: Дневник Павла Пущина. 1812—1814. С. 156; Михайловский-Данилевский А. И. Описание похода во Франции. С. 462.
Неизв. художник. Te Deum
ди молились несколько православных священников (Н. И. Тургенев называет «придворного протоиерея отца Ивана», который вел службу, другие упоминают даже о семи священниках и хоре из придворной Императорской капеллы34). Неясно, стоял ли Александр I на возвышении у алтаря, — одна из картин, где нарисован общий вид площади, показывает его верхом впереди конной свиты, две другие вообще не позволяют различить фигуру царя; а единственное изображение (известная гравюра И. Ческого), на котором Александр I и Фридрих-Вильгельм III, оба коленопреклоненные (sic!), находятся перед алтарем чуть позади священников, создано десятилетиями позже и вряд ли достоверно35.
Говоря о содержании службы, русские мемуаристы описывают ее как благодарственный молебен «за последние победы, за взятие Парижа и возвращение Престола Бурбонам»36. С. Шуазель-Гуфье
34 См.: Декабрист Н. И. Тургенев. Письма к брату С. И. Тургеневу. М.; Л., 1936. С. 121—122; Шуазель-Гуфье С. Исторические мемуары об императоре Александре и его дворе. М., 2007. С. 126.
35 Однако С. Шуазель-Гуфье, писавшая, правда, с чужих слов, тоже указывает, что «государи вступили в алтарь», т.е. поднялись на возвышение.
36 Хомутов С. Г. Из дневника свитского офицера. Ст. 168.
же ясно выделяет начало пения «Те Deum», и точно такое название молебна фигурирует в трех из четырех его изображений, созданных иностранными художниками. Это указывает на конкретное песнопение «Тебе Бога хвалим», латинское по происхождению, но употребляемое и у католиков, и у православных, и у лютеран.
Наиболее емкую, в одной фразе, характеристику всего события представляют нам надписи на памятных предметах, изготовленных по этому случаю: «Принесено в Париже, на площади Людовика XV, благодарственное Господу Богу молебствие Российским духовенством, в присутствии Императора Александра, короля Прусского и восьмидесятитысячного войска, с коленопреклонением, при собрании французского Сената, генералитета и народа, за взятие сей столицы Франции 19 марта 1814 года»37. Здесь неслучайно выделено, что богослужение включало в себя общую коленопреклоненную молитву, где «государи, так же как и их войска, опустились на колени, чтобы получить благословение свыше и склониться перед тем, кто дает власть королям»38. По рассказам мемуаристов, это был кульминационный момент всей службы, после которого началась праздничная пальба и взаимные поздравления в окружении российского императора: «Пушки выпалили сто один раз, радостные восклицания слышались со всех сторон: Да здравствует Александр Первый! Да здравствует Людовик XVIII! У всех зрителей были слезы на глазах, и все единодушно преклонили колена перед милостивым Богом, Единым подателем всех благ. После молебна Император обнял французских маршалов, сказав им, что русские в этот день всегда христосуются со своими друзьями»39.
37 Надпись на хрустальной чаше, изображение которой описано в каталоге: Александр I: «Сфинкс, не разгаданный до гроба.». СПб.: Государственный Эрмитаж, 2005. С. 48 (ил.), 279.
38 Шуазель-Туфье С. Исторические мемуары. С. 126.
39 Хомутов С. Г. Из дневника свитского офицера. Ст. 168. А вот как окончание молебна передано в рассказе А.Н. Голицына от лица Александра I: «Духовное наше торжество в полноте достигнуло своей цели; оно невольно втолкнуло благоговение и в самые сердца французские... Мне даже было забавно тогда видеть, как французские маршалы, как многочисленная фаланга генералов французских теснилась возле Русского креста и друг друга толкала, чтоб иметь возможность скорее к нему приложиться» (Рассказы князя А. Н. Голицына. С. 100).
Итак, пасхальный молебен в Париже, инициатором которого был Александр I, собрал огромное количество людей — более тридцати тысяч одних только русских гвардейцев внутри площади, а ведь рядом стояли еще другие союзные войска, а также толпы парижан. Перед православным алтарем здесь совместно молились и православные, и католики, и протестанты, причем едиными словами латинского гимна «Те Deum». Очень важно, что служба великого пасхального праздника (когда, согласно православному обычаю, отменяются любые поклоны!), по плану российского императора завершилась общей коленопреклоненной молитвой, символизируя сугубую благодарность Богу за благоприятное окончание войны, смирение перед Его волей и надежду на установление дальнейшего мира. Александр I мистически переживал эти события как переворот в европейской истории, устроенный непосредственно Божественным провидением, и делился своей пасхальной радостью, христосуясь с окружавшими его генералами независимо от их вероисповедания.
Еще в большей степени мистические идеи о начале нового отрезка истории отразились в устроенном по замыслу Александра I богослужении на поле при Вертю, в Шампани, недалеко от Парижа, 30 августа / 11 сентября 1815 г.40 За неполных полтора года, прошедших со дня пасхального молебна в Париже, царь проделал большой путь в своих религиозных исканиях. Происходившие вокруг события — разногласия между союзниками на Венском конгрессе, едва не приведшие к их войне друг с другом, от которой уберегло лишь возвращение Наполеона в марте 1815 г.; стремительные сто дней Наполеона, создавшие впечатление, что он вернулся к власти в полной силе и что тяжелую борьбу с ним придется начинать заново; затем столь же стремительное его поражение, новое вступление союзников в Париж и вторая Реставрация Бурбонов — все это воспринималось царем в мистическом ключе, как эсхатологические знаки.
На искания Александра I явно повлияло непрерывное четырехмесячное (с июня по сентябрь 1815 г.) общение с «пророчицей»
40 Подробное описание подготовки и исторического контекста данного события см.: Hantraye J. Le camp de Vertus: un épisode révélateur des relations entre la Russie et les autres puissances européennes, septembre 1815 // Revue des études slaves. 2012. T. 83(4). P. 1023-1033.
баронессой В. Ю. фон Крюденер, взявшей на себя задачу руководить духовной жизнью императора, ведя его к «просветлению». Как показал анализ писем баронессы Крюденер этого времени, она, основываясь на цитатах из Священного Писания, прилагаемых к современным событиям, внушала Александру комплекс миллена-ристских идей, учение о «новом христианстве» последних времен, которое царь должен нести миру, будучи одним из «избранных», одним из тех, кто призван заключить с Богом «новый христианский союз (завет)»41. В свете данного учения столь дорогой сердцу Александра I союз трех монархов также приобретал новое качество, уподобляясь союзу трех волхвов (в западной традиции — «королей Востока») в их поклонении Христу перед заключением с человечеством Нового Завета: об этом Александр якобы напрямую говорил летом 1815 г. в Париже (согласно источнику, близкому к баронессе Крюденер): «Я хочу посредством публичного акта воздать приношение Богу Отцу, Сыну и Святому Духу, которое я обязан Ему принести за Его защиту, и пригласить народы склониться в послушании Евангелию... Я желаю, чтобы австрийский император и прусский король присоединились бы ко мне в этом акте поклонения, дабы на нас смотрели как на волхвов, пришедших с Востока почтить верховную власть Господа Спасителя»42.
Сквозь призму милленаристских интерпретаций Крюденер приходится рассматривать и грандиозную литургию при Вертю — ведь баронесса не только сама в ней участвовала, молясь неподалеку от Александра I (по его личному приглашению), но и затем выступила в роли официальной истолковательницы этого события, выпустив в Париже брошюру «Le Camp de Vertus» [«Лагерь при Вертю»], которая немедленно была переведена и издана на русском языке в Пе-тербурге43. Церковное богослужение на поле близ Вертю завершало праздничный смотр 150-тысячной русской армии, на который были приглашены сотни иностранных гостей, в том числе множество ко-
41 См.: Зорин А. Л. Кормя двуглавого орла... С. 306—311; Ghervas S. Réinventer la tradition... P. 261-262.
42 Empaytaz H. L. Notice sur Alexandre, empereur de Russie. 2-me edition. Genève; P., 1840. P. 40-41.
43 См.: [KrudenerB.] Le Camp de Vertus. P.: Le Normant, 1815; [КрюденерВ.-Ю.] Лагерь при Вертю. СПб., 1815.
ронованных особ. День, выбранный для общего молебна, являлся днем тезоименитства российского императора и подчеркивал его особую духовную связь с происходящим. Весь сценарий торжества был определен лично Александром I «по особенному таинственному внушению»44; Н. К. Шильдер подчеркивает, что в русском штабе к нему готовились с большей тщательностью, чем к иной из военных операций45. На просторной равнине были установлены семь алтарей, вокруг которых квадратами построены все русские войска (пехота была без ружей, кавалерия — без лошадей), причем люди были обращены внутрь каре, лицом к своему алтарю. Именно такое армейское построение, как помним, использовалось на молебне при Теплице. В свою очередь квадраты вокруг семи алтарей образовывали три линии, в первой из которых был один квадрат, во второй и третьей — по три. Внутри единственного квадрата первой линии (относительно других он несколько возвышался, оказавшись на скате горы) располагался алтарь, у которого молились российский, австрийский, прусский монархи с их свитой, а также другие иностранные государи и приглашенные гости46. Литургическое богослужение по православному обряду началось после восьми часов утра одновременно на всех семи алтарях (о том, что служилась именно литургия, свидетельствуют фразы баронессы Крюденер из упомянутой брошюры о «крови Богочеловека» на алтарях, где возносились молитвы о спасении всего сущего47).
Александр I, по-видимому, действительно ощущал эту службу как свой особый праздник. После окончания службы он сказал Крюденер: «Это был самый прекрасный день в моей жизни, я никогда его не забуду. Сердце мое было полно любовью к моим врагам; я мог молиться с жаром за них всех и, плача у подножия креста
44 Рассказы князя А. Н. Голицына. С. 100. Впрочем, в пространственной организации праздника при Вертю Александру I помогал известный французский архитектор Пьер-Франсуа-Леонар Фонтен, который также участвовал и в устройстве пасхального молебна в Париже в 1814 г. (см.: Hantraye J. Le camp de Vertus. P. 1031).
45 См.: Шильдер Н. К. Император Александр I... С. 341.
46 См.: Михайловский-Данилевский А. И. Воспоминания: Из записок 1815 года. СПб., 1831. С. 80-81; Шильдер Н. К. Император Александр I... С. 342343.
47 См.: [KrudenerB.] Le Camp de Vertus. P. 8.
Господня, просил спасения для Франции»48. Изданная баронессой брошюра также завершается обращением к образу «героя и дорогого его сердцу воинства», которые в общей молитве желают счастья Франции. Но этот смысл присутствовал лишь на поверхностном уровне интерпретации, предлагавшейся читателю, — на более глубоком уровне речь шла о чем-то гораздо большем, чем судьба одной отдельно взятой страны, и даже чем-то большем, нежели общее благодарение Богу от лица всех союзников. Служба при Вертю представала «зрелищем, сближающим Небо и землю», «введением Вселенной в иные времена», «живым предисловием к той Священной истории, которая должна переродить все»49. Ключевой цитатой из Евангелия, использованной в брошюре в непосредственной близости и связи с деяниями Александра I, являлись слова апостола Павла: «Древнее прошло, теперь все новое» (2 Кор. 5, 17).
Таким образом, богослужение при Вертю со сложным сценарием, «интерпретированным» баронессой Крюденер, которая в этот период была постоянным собеседником Александра I, могло рассматриваться как общехристианский, внеконфессиональный (несмотря на православный обряд) мистический акт «перерождения мира» — особое приношение Богу, подобное приношению трех волхвов, открывшему эру Нового Завета. Семантика семи алтарей явно отсылала к Откровению Иоанна Богослова, где число семь постоянно присутствует, и, в частности, снятие Агнцем седьмой печати с книги, в присутствии великого множества людей «в белых одеждах» из всех «племен и колен и народов и языков» (Откр. 7, 9—17), означает окончательное наступление конца сего мира и преддверие мира нового. Выступая инициатором организации всего торжества, присутствуя у «седьмого алтаря», Александр I как бы принимал на себя возлагавшуюся на него милленаристами мессианскую роль50. И даже историки, не склонные доверять Крюденер и ее интерпретациям, признают тем не менее «всемирно-историческое значение»
48 Empeytaz H. L. Notice sur Alexandre... P.40. Михайловский-Данилевский также подчеркивал, что воспоминания о Вертю составляли любимую тему императора во время их последующих совместных долгих путешествий.
49 [KrüdenerB.] Le Camp de Vertus. P. 1, 6-7.
50 См.: Paulmann J. Pomp und Politik. Monarchenbegegnungen in Europa zwischen Ancien Régime und Erstem Weltkrieg. Paderborn, 2000. S. 113-114.
службы при Вертю в контексте всей европейской истории и роли в ней Александра I: так, по словам Надлера, «этим всенародным актом он желал показать, что он сам, его победоносная армия и его верный народ обрекают себя на служение Господу Богу и на осуществление тех идей братского единения народов в духе Евангелия, которыми был он преисполнен в то время»51.
В этом смысле очевидна связь службы при Вертю и акта о Священном союзе, подписанного двумя неделями позже. Причем связь эта прочно существовала уже в умах современников событий, о чем свидетельствуют воспоминания известного дипломата К. А. Фарн-хагена фон Энзе, в которых он ошибочно представляет (не будучи сам, естественно, свидетелем событий), что подписание акта тремя монархами произошло непосредственно на поле при Вертю: «Император Александр, повинуясь своему внутреннему настроению, предпочел внести в военные торжества религиозный элемент, а после праздничного богослужения, которое очевидцы описывали как самое возвышенное и волнующее зрелище, он связал себя с двумя другими монархами новыми узами, которые обещали сделать учение и смысл христианства основанием всякого государственного правления. Как рассказывают, император вынул лист, на котором в немногих статьях изображалось содержание нового союза, и три монарха тут же на месте подписали его, после чего несколько недель спустя он получил известность как Акт многообещающего Священного Союза»52. Давая здесь неверную предысторию и датировку подписания акта, Фарнхаген, что важно, признавал его религиозный характер, выраженный в его неразрывной связи с богослужением, объединившим всех трех монархов.
Вполне естественно, что традиция общего богослужения была продолжена уже в период официального функционирования Священного союза. Речь идет о встрече трех монархов на конгрессе в Аахене осенью 1818 г. — первом конгрессе с момента подписания акта, который призван был символизировать успешное воплощение его принципов в европейской политике ради всеобщего мира и благоденствия народов.
51 Надлер В. К. Император Александр I и идея Священного союза. Т. 5. С. 620.
52 Varnhagen von Ense K. A. Denkwürdigkeiten des eigenen Lebens / hg. von K. W. Becker. Berlin, 1971. Bd. 2. S. 124.
И многие мероприятия конгресса, и сам выбор Аахена в качестве места его проведения имели символическое значение в свете идеи христианского единства. В главном соборе города, Мариен-кирхе, хранились великие святыни — хитон Богородицы, пелены младенца Иисуса Христа, пояс, которым Господь был препоясан перед распятием, и покрывало, на котором некогда лежала глава Иоанна Крестителя. Они были собраны здесь в эпоху императора Карла Великого, который выступил первым строителем Аахенского собора на рубеже УШ—ГХ вв. В его центральной капелле и был похоронен первым объединитель христианской Европы. Позже, при канонизации Карла Великого в XII в., его гробница была вскрыта — и предметы из нее, прежде всего мраморный трон императора (по преданию, изготовленный из плит мраморной лестницы дворца Понтия Пилата, по которым всходил Иисус), в свою очередь превратились в чтимые святыни западного мира. Начиная с X в. в течение шестисот лет на этом троне короновались германские короли, восходя к власти над Священной Римской империей.
После Венского конгресса Аахен — город с преимущественно католическим населением — вошел в состав протестантской Пруссии и весьма лояльно относился к своему новому монарху, Фридриху-Вильгельму III, хотя и бережно хранил память об имперском прошлом53. Его историческая атмосфера, таким образом, существенно дополняла и без того насыщенную семантику Священного союза. Особенно это отразилось в сценах при посещении монархами аахенских святынь, которые были открыты специально для них (согласно сложившемуся обычаю, это происходило не чаще одного раза в семь лет). В источнике сохранилось красочное описание визита в собор австрийского императора, состоявшегося 30 сентября 1818 г., на второй день после открытия конгресса. Прусский король ожидал его прямо в алтаре, непосредственно у гроба Карла Великого. Затем император на коленях прочитал молитву перед открытыми святынями, после чего оба монарха направились к трону
53 Это особенно выразилось в том, какой горячий прием горожане Аахена оказали австрийскому императору Францу I, который одновременно являлся последним германским королем и императором Священной Римской империи (см.: Meyer K.F. Aachen, der Monarchen-Kongreß im Jahr 1818. Aachen, 1819. S. 16-17).
Карла Великого, стоящему посреди самой древней (выстроенной по византийской традиции в виде восьмиугольника) части собора. По мнению очевидца, сцена эта «наполнила всех, кто был в храме, несказанным энтузиазмом: казалось, что на мгновение сам гений великого прародителя поднялся из склепа, чтобы теснейшим образом объединить обоих монархов»54. И хотя российский император здесь не присутствовал, нельзя не отметить, что по внешним чертам происходившее весьма напоминало символическое закрепление в 1805 г. русско-прусского союза в виде взаимной клятвы Александра I и Фридриха Вильгельма III у гроба Фридриха Великого в Гарнизонной церкви в Потсдаме.
Религиозной же кульминацией Аахенского конгресса стало богослужение в день годовщины Лейпцигской битвы, 18 октября 1818 г. На этой службе, которая, так же как и рассмотренные ранее, происходила по особому, предварительно подготовленному сценарию, три монарха играли центральную роль.
В 1818 г. Александр I по-прежнему придавал основное внимание религиозному, а не чисто политическому содержанию Священного союза. Об этом ясно свидетельствует эпизод, случившийся накануне конгресса в Аахене и известный по рассказу прусского епископа Эйлерта. 19 сентября 1818 г. Александр I присутствовал в Берлине вместе с прусским королем на церемонии закладки «Национального памятника войне за освобождение Германии». Церемонию заключило пение протестантского хорала «Nun danket alle Gott» («Возблагодарите ныне все Господа») и проповедь епископа Эйлерта, открывавшаяся словами из Псалтири: «Не нам, не нам, но имени Твоему дай славу» (Пс. 113. 9). Намеренно или случайно Эйлерт процитировал те слова, которые еще в конце 1813 г. по воле Александра I были выбиты на медалях, вручавшихся всем участникам Отечественной войны, и это совпадение сразу обратило на себя внимание царя: он попросил у Эйлерта текст проповеди, чтобы перевести на русский язык и «раздать каждому солдату». На другой день в потсдамском замке Эйлерт удостоился долгой аудиенции у российского императора, во время которой Александр доверил ему свои религиозные взгляды, касавшиеся, в частности, самой сущности Священного союза: «Первая идея этого Священного союза возникла в тяжелый
54 MeyerK. F. Aachen, der Monarchen-Kongreß. S. 17.
час, но воплощена она в прекрасное, благодарственное и радостное время. Этот союз не наше создание, но целиком дело рук Божиих. Сам Спаситель внушил все мысли, которые этот союз содержит, и все принципы, которые в нем высказаны. Тот, кто этого не признает и не чувствует, полагая, что за кулисами здесь скрыты политические намерения, и смешивая между собой святое и безбожное, — тот не может возвышать об этом свой голос, и с таким человеком не о чем рассуждать»55.
В таком настроении Александр I прибыл в Аахен, и нет сомнения, что детали предстоящего там религиозного торжества, организатором которого выступал король Фридрих Вильгельм III, обсуждались ими обоими заранее, в Берлине и Потсдаме. Место службы было выбрано за стенами Аахена, на возвышенности перед городскими воротами, носившими имя епископа Адальберта (почитаемого в Европе святого, жившего в X в. и бывшего сподвижником германского короля Оттона III, а также активным миссионером в славянских землях — вряд это смысловое сближение немцев и славян осознавалось в 1818 г., но само его присутствие лишний раз доказывает все богатство исторической семантики Аахена). Как и во всех обсуждавшихся выше случаях, богослужению предшествовал военный парад, после чего войска образовали каре, одна из сторон которого была оставлена открытой (там находился алтарь), а вне этого квадрата стояли «нескончаемые толпы народа». Три монарха находились слева от алтаря, позади них располагалась свита из большого количества сановников из разных европейских стран (в том числе несколько десятков представителей России). Русский и австрийский императоры были облачены в прусские мундиры, при этом Александр I имел на себе высшие знаки австрийских орденов, а Франц I — российских орденов; Фридрих-Вильгельм III поверх мундира своего гвардейского полка также надел российские и австрийские ордена. Богослужение по евангелическому обряду возглавил бригадный пастор Х. Ф. Обенаус, оно состояло в чтении молитв и пении псалмов и хоралов, а завершилось проповедью, «исполненной силы и достоинства». После нее была прочитана особая «сердечная молитва к Всевышнему о сохранении высочайших правящих особ и об исполнении их благородных целей», по-
55 EylertR. Fr. Charakterzüge. T. 2. Abt. 2. S. 243-249.
сле чего (как и в Париже) конец службы ознаменовался салютом из пушек. Именно тогда произошел главный жест церемонии — три монарха (стоявшие на возвышении так, что их легко было наблюдать) соединили свои руки в едином рукопожатии, демонстрируя «обновление» их клятвы, данной друг другу при заключении Священного союза. «Впечатление от этого торжественного рукопожатия монархов повсеместно подействовало на собравшихся весьма волнующим образом»56.
Аахенская репрезентация Священного союза, внешне не сильно отличаясь от предыдущих, имела все-таки, по-видимому, самый богатый смысловой характер: три монарха здесь были уже не только частью молящихся, но и «субъектами», на которых были направлены общие молитвы собравшихся здесь представителей разных конфессий. Сознательно исполняя роль «монархов-братьев» (о чем свидетельствовала даже их униформа), они завершили ее вполне кульминационным жестом — общим рукопожатием, изображавшим воспроизведение их «клятвы Священного союза» в виде торжественного обета у алтаря57. При этом, хотя конгресс в Аахене решал много сложных внешнеполитических вопросов и главную роль на нем неизбежно играли переговоры дипломатов, данное богослужение свидетельствовало, что именно монархи, а не кто-либо из их советников несут на себе ответственность за сохранение мира и благоденствия в Европе, поскольку именно они предстояли в молитве об этом перед алтарем Спасителя, сопровождаемые войсками позади них и народом вокруг — т. е. ровно в той социальной иерархии, которую начертал Александр I в первоначальном проекте акта Священного союза.
Подводя итоги, еще раз подчеркнем значение описанных событий — публичных межконфессиональных богослужений — для всеобщего торжественного представления идей Священного союза, вынашиваемых Александром I, а также для понимания его религиозных взглядов того периода в целом. Все названные богослужения
56 MeyerK. F. Aachen, der Monarchen-Kongreß. S. 28.
57 Именно так, с соединенными друг с другом руками, три монарха неоднократно изображались на гравюрах эпохи Священного союза, в том числе созданных и прежде (!) конгресса в Аахене (например, на известной гравюре Й. К. Бока).
обладали одинаковыми чертами — проходили на открытом воздухе, при стечении больших масс народа и построившихся войск, в присутствии трех союзных монархов и их свиты, принадлежавших к трем основным ветвям европейского христианства. Очевидно, именно такое межконфессиональное объединение создавало для Александра I особую «полноту» молитвы, — по крайней мере, не получается указать похожие массовые молитвенные праздники под руководством Александра I внутри России, с участием единственно только Русской Православной Церкви и русского народа (как известно, император вообще не любил отмечать памятные даты войны 1812 г.). Призыв к экуменическому объединению всех христиан Европы отразился и в Акте Священного союза, и в последующих действиях Александра I58. В этом смысле массовые экуменические праздники для российского императора служили также альтернативой нарождающемуся национализму (характерно, что празднование годовщины Лейпцигской битвы с одинаковым желанием пытались себе «присвоить» и монархи Священного союза, и революционно настроенные немецкие студенты — деятели национально-освободительного движения). Субъективные источники свидетельствуют и о милленаристских настроениях царя, в свете которых объединение христиан провиденциальным образом сопровождает «обновление» Завета с Богом в преддверии конца «ветхого» мира и начала «нового».
Однако эти идеи Александра I угасали, по мере того как революционный подъем в Европе рубежа 1810—20-х гг. показал, что до наступления царства «вечного мира» и зари «нового христианства» еще очень далеко. Дальнейшие конгрессы Священного союза продемонстрировали, что на первый план выступило его политическое
58 Так, недостаточно исследованной, на наш взгляд, представляется попытка царя привлечь баварского профессора Франца Баадера для теоретического обоснования возможности объединения христианских Церквей на основе православия (см.: BenzE. Die abendländische Sendung der östlich-orthodoxen Kirche. Die russische Kirche und das abendländische Christentum im Zeitalter der Heiligen Allianz (Akademie der Wissenschaften und der Literatur in Mainz. Abhandlungen der Geistes- und Sozialwissenschaftlichen Klasse 1950/8). Wiesbaden, 1950. S. 600-609; Hein L. Franz von Baader und seine Liebe zur Russischen Orthodoxen Kirche // Kyri-os. Vierteljahresschrift für Kirchen- und Geistesgeschichte Osteuropas. Bd. 12 (1972). S. 31-59).
содержание — военный союз крупнейших держав с целью подавления очагов революций в отдельных европейских странах. Эта откровенно реакционная политика приводила к новым военным походам, которые трудно было обосновать религиозной риторикой о мире и единении. Характерно, например, что конгресс в Троппау в 1820 г., на котором было принято решение о посылке войск Священного союза в Неаполь, также завершился богослужением, но оно происходило строго в стенах придворной церкви, куда не был допущен народ; Александр I на нем даже не появился, а прусский король наблюдал службу с отдаленной кафедры «словно из театральной ложи»59. Какое бы то ни было указание на религиозное содержание Священного союза при этом отсутствовало. Религия явно утрачивала для него прежнее сплачивающее значение — как, кстати, теряли его и общие воспоминания о победе над Наполеоном: весьма показательно, что очередная годовщина Лейпцигской битвы практически совпала с открытием конгресса в Троппау в 1820 г. и пришлась на время проведения конгресса в Вероне в 1822 г., однако ничего похожего на аахенское празднование ни там, ни там больше не проводилось (отметим, что еще в 1819 г. запрет на публичное празднование годовщины Лейпцигской битвы действовал по всей Германии после убийства А. Коцебу).
Таким образом, период торжественных репрезентаций сокровенных идей Александра I перед глазами всей Европы оказался довольно короток — ему на смену в начале 1820-х гг. приходит другая политика российского императора, его другое, пессимистическое миро ощущение.
Ключевые слова: Священный союз, Александр I, литургия, «Те Deum», Теплиц, Париж, Вертю, Аахен.
59 Schwerdfeger J. A. Kongreß-Troppau 1820. Eine Jahrhundeitgabe zur Erinnerung an die Monarchen- und Staatsmänner-Zusammenkunft in Troppau, Troppau, 1920. S. 74.
«LITURGICS» OF THE HOLY ALLIANCE: ANALYZING THE RELIGIOUS VIEWS OF THE EMPEROR ALEXANDER I
A. Andreev
The article reveals how the religious ideas of the Holy Alliance, formulated by the Russian emperor Alexander I, were demonstrated in public, as mass interconfessional prayings in the 1813—1818, held in the presence ofthe three allied monarchs. The historical context of these public liturgies, their special features, according to their space and ritual organization, participation of the army and people are discussed. The semantics of these public liturgies is compared with the evolution of Alexander's religious views at this period of time. The main conclusion drawn is that the religious representations of the Holy Alliance took a great part of its original activities, no less important than the decisions of political problems.
Keywords: Holy Alliance, Alexander I, liturgy, Te Deum, Teplitz, Paris, Vertus, Aachen.
