CC BY
118
Вестник ПСТГУ
II: История. История Русской Православной Церкви.
2012. Вып. 1 (44). С. 40-48
Начало «нового века»:
РОЖДЕСТВЕНСКАЯ СИМВОЛИКА В ЦАРСТВОВАНИЕ
императора Александра I А. Ю. Андреев
Статья посвящена анализу символики праздника Рождества Христова в идеологии царствования императора Александра I после победоносного завершения Отечественной войны 1812 г. Возведение храма Христа Спасителя, создание Священного Союза, установление в день Рождества Христова нового церковного праздника в память об окончании войны — эти и другие события образовывали смысловое единство, за которым стояло представление российского императора о начале «нового века» в жизни христианских народов Европы. В качестве частного примера влияния этой идеологии на европейское самосознание рассматривается возникновение и распространение одного из самых известных рождественских песнопений heilige Nacht», в истории которого
значительную личную роль играл Александр I.
Окончание наполеоновских войн и последующее новое обустройство мирового порядка европейскими монархами на конгрессе в Вене в 1815 г. воспринималось и многими современниками, и последующими историками не просто завершением старого и началом нового «девятнадцатого века» (запоздавшим на полтора десятка лет по отношению к календарному началу столетия), но и вообще — фундаментальной вехой, с которой открывалась новая эпоха в истории всего человечества.
Этот рубеж служил предметом активной общественной рефлексии и в России. Предметом настоящей статьи является проблема восприятия данного рубежа в сознании российского императора Александра I во взаимосвязи с присущей Александру во второй половине царствования доктриной «универсального христианства».
Основной тезис для обсуждения в статье состоит в том, что восприятие начала «нового века» у Александра I выливалось в целый комплекс религиозномистических идей, осознанно и неосознанно выражавшихся императором, ядро которых составляла символика праздника Рождества Христова и которые, как выясняется, оказались во многом созвучны европейскому общественному сознанию и нашли неожиданные отзвуки даже в современной западной рождественской культуре.
Тема «александровского мистицизма» как идеологической доктрины и политической практики уже в значительной мере разработана как в отечественной, так и в зарубежной историографии1. Поэтому хотелось бы ограничиться рассмотрением одного частного примера, иллюстрирующего вышеприведенный общий тезис. Этот пример пока еще не фигурировал в контексте изучения идей александровского времени, хотя для них является весьма показательным. Речь идет об отношении Александра I к возникновению и распространению самого известного в современном западном мире рождественского песнопения «Stille Nacht, heilige Nacht» (в переводе с нем. яз. — «Тихая ночь, святая ночь»).
Его стихотворный текст был сочинен в 1816 г. Йозефом Мором (Joseph Mohr), помощником священника (коадъютором), который служил тогда в местечке Марияпфар в Лунгау (Mariapfarr im Lungau) на территории Австрийской империи2. В форме же музыкального песнопения, «рождественского гимна» (нем. Weihnachtslied, англ. Christmas carol, фр. noel) оно впервые прозвучало 24 декабря 1818 г. в церкви св. Николая в Оберндорфе близ Зальцбурга, куда Мор переехал служить из Марияпфар.
Мелодию и аккомпанемент к песне написал органист и учитель деревенской школы Франц Ксавьер Грубер (Franz Xavier Gruber). Поскольку старый орган церкви св. Николая не работал — по устному преданию, мыши прогрызли меха органа, — то аранжировка песни была предназначена для хора в сопровождении гитары (и лишь позже Грубер сделал переложение для органа)3. Таким образом,
1 Избранные работы, в которых затрагиваются александровские доктрины «универсального христианства» и европейского «общехристианского государства», см.: Надлер В. К. Император Александр I и идея Священного Союза. Т. 1—5. Рига, 1886—1892; Пыпин А. Н. Религиозные движения при Александре I // Исследования и статьи по эпохе Александра I. Пг., 1916; Пресняков А. Е. Идеология Священного Союза // Анналы. 1923. № 3. Шебунин А. Н. Европейская контрреволюция первой четверти XIX века. Л., 1925; Buhler F. Die geistigen Wurzeln der heiligen Allianz. Freiburg im Breisgau, 1929; Ley F Alexandre I et sa Sainte-Alliance (1811—1825). Paris, 1975; Martin A. Romantics, Reformers, Reactionaries: Russian Conservative Thought and Politics in the Reign of Alexander I. De Kalb, 1997; Зорин А. Л. Кормя двуглавого орла... Литература и государственная идеология в России в последней трети XVIII — первой трети XIX века. М., 2001; Вишленкова Е. А. Заботясь о душах подданных: религиозная политика в России первой четверти XIX века. Саратов, 2002; Кондаков Ю. Е. Либеральное и консервативное направления в религиозных движениях в России первой четверти XIX века. СПб., 2005; ПарсамовВ. С. Александр I и проблема общеевропейского единства в 1814—1815 гг. // Вестник истории, литературы и искусства. Т. 4. М., 2007. С. 312—323; Ghervas S. Reinventer la tradition. Alexandre Stourdza et l’Europe de la Sainte-Alliance. Paris, 2008.
2 В 1995 г. случайно был обнаружен самый старый из существующих рукописный экземпляр с нотами и словами песни, который был написан рукой самого Й. Мора между 1820 и 1825 гг. и в котором в качестве даты создания стихотворения четко указан 1816 год. Его нашли, когда реставрировали старую свадебную фотографию, висевшую в одном из зальцбургских трактиров, — картонный лист с нотами служил основой, на которую эта фотография была наклеена (см.: Weihnachtslied «Stille Nacht! Heil'ge Nacht!». Faksimile der frnhesten autographen Fassung (Handschrift von Joseph Mohr), hg. vom Salzburg Museum. Salzburg, 1995).
3 Литературу по истории создания песни см.: Stille Nacht, Heilige Nacht. Geschichte und Aus-breitung eines Liedes, hg. von Alois Schmaus, Lenz Kriss-Rettenbeck. 2. Auflage. Innsbruck; Mtochen, 1968; Schaub F. Stille Nacht, heilige Nacht: Die Geschichte eines weltbernhmten Liedes. Husum, 1992; Herbst W Stille Nacht, heilige Nacht. Die Erfolgsgeschichte eines Weihnachtsliedes. Zflrich; Mainz, 2002; Thuswaldner W Stille Nacht! Heilige Nacht! Die Geschichte eines Liedes. Residenz; Salzburg,
получилось, что с самого начала исполнение песни оказалось приспособленным для небольшой группы вокалистов с переносными музыкальными инструментами (например, для странствующих исполнителей народных песен, Natursanger), и это сыграло значительную роль в ее дальнейшем широком распространении.
Такие группы существовали на австрийской земле в начале XIX в., а именно в Тироле, в долине Циллерталь, где прославилась крестьянская певческая семья Райнеров. По совпадению, весной 1819 г. как раз оттуда в Оберндорф был вызван органный мастер для починки упомянутого сломанного органа церкви св. Николая. По возвращении в Циллерталь мастер привез с собой ноты песни, полученные непосредственно от ее композитора, и уже в сочельник того же 1819 г. «Stille Nacht» была исполнена Райнерами в местной церкви, где ее услышал граф Людвиг Дёнхоф (Ludwig Donhoff), владелец находившегося неподалеку замка Фюген (Fйgen), камергер и личный друг императора Франца I. Австрийский император к тому моменту уже посещал графа в его замке, а в рождественские дни 1822 г., проезжая из итальянской Вероны, где закончился очередной конгресс Священного Союза, через альпийские перевалы в Вену, специально навестил Фюген и привез с собой сопровождавшего его в этом путешествии российского императора Александра I. По предложению графа Дёнхофа перед двумя императорами выступили Райнеры (по всей видимости, это произошло 26 или 27 декабря (н. ст.) 1822 г.).
Местное предание сохранило трогательные детали этого концерта: из робости Райнеры попросили разрешить им петь за закрытым занавесом, исполнение же «Stille Nacht» произвело на Александра I такое впечатление, что он затем сам зашел за занавес, обнял певцов, поблагодарил их за чудесное исполнение и пригласил их в Петербург4. Согласно тому же преданию, это приглашение послужило толчком для организации (с великодушной помощью графа Дёнхофа) первого большого концертного путешествия семьи Райнеров, которая потом постоянно находилась в разъездах и в 30-х гг. XIX в. даже посетила Америку, где среди прочих песен также впервые исполнила «Stille Nacht» (на английском языке она превратилась в «Silent Night» и прижилась там настолько, что в начале XX в. считалась многими американской народной песней5). Также большой вклад в распространение песни по Европе внесла и другая знаменитая певческая семья из Циллерталя — Штрассеры, находившиеся в родстве с Райнерами6.
Итак, отталкиваясь от факта, что российский император во время своего пребывания в Тироле в 1822 г. положил первое начало хождению известнейшего рождественского гимна по всей Европе (и даже за ее пределами), можно дальше сделать два замечания: во-первых, такая связь Александра I с рождественской тематикой далеко не случайна, а во-вторых, что наиболее неожиданно, упомянутая песня еще и потому произвела такое впечатление, что была в некотором
2002; Haarhaus F. Stille Nacht, Heilige Nacht: Wissenswertes zu den schonsten Advents- und Weih-nachtsliedern. Leipzig, 2005; SauerbeckK. Stille Nacht, heilige Nacht. 2. Auflage. Neuhausen, 2007.
4 Tiroler Heimatblatter, Zeitschrift fur Geschichte, Natur- und Volkskunde, 31. Jahrgang, Jan-ner — Marz 1956, S. 1—3.
5 PauliH. Silent Night. The Story of a Song. New York, 1943.
6 Некоторые историки связывают начало общеевропейской славы песни «Stille Nacht» именно с ее исполнением Штрассерами на Лейпцигской ярмарке 1833 г., где она была представлена как «подлинная народная тирольская песня».
смысле «его собственным произведением», а точнее следствием распространения в Европе идей российского императора о наступлении «нового века». Но прежде чем перейти к анализу собственно содержания песни, остановимся на общем отношении Александра I к празднику Рождества Христова.
Показательно, что система определенных связей, привычек, ассоциаций, в которой существовал Александр I, прочно привязывала его к празднованию Рождества как в православии (по старому стилю), так и в западном христианском мире (по новому стилю). В период с 1812 по 1822 г. Александр I шесть раз встречал Рождество по европейскому календарю в католических или протестантских землях7, причем наиболее торжественная церковная служба, которая посещается в храмах всем населением, — рождественский сочельник (нем. Christmette),
24 декабря (н.ст.)/ 12 декабря (ст.ст.) — совпадала с днем рождения императора, делая для него этот праздник особенно памятным и близким.
Не менее крепкой являлась и символическая связь императора с православным праздником Рождества. В этот день, 25 декабря (ст. ст.) 1812 г., был издан знаменитый манифест Александра I «О принесении Господу Богу благодарения за освобождение России от нашествия неприятельского», формулировки которого свидетельствовали о попытке увидеть провиденциальный смысл в происходящих событиях, предвосхищая некоторые будущие идеи «александровского мистицизма»8. Одновременно следующим же манифестом Александр I давал торжественное обещание построить «церковь во имя Спасителя Христа»9, закладка которой состоялась уже в 1817 г. в честь праздника Рождества Христова, а весь первоначальный проект храма (архитектор А. Л. Витберг) был четко отмечен духом христианского универсализма10.
В 1814 г. император Александр I издал манифест, которым подчеркивалась особая смысловая связь его царствования с праздником Рождества. Аналогов такого манифеста в русской истории немного, поскольку здесь непосредственно реализовалась сакральная ипостась императора, а именно его прерогативы как главы Русской Православной Церкви. Согласно манифесту, Александр I повелевал переименовать праздник Рождества Христова (sic!) и дать дню 25 декабря новое церковное наименование: «Рождество Спасителя Нашего Иисуса Христа и воспоминание избавления Церкви и Державы Российския от нашествия Галлов и с ними двадесяти язык». Манифестом объявлялась цель этого символического (если не сказать священного!) акта: вследствие «толь чрезвычайного происшествия, как избавления России, так и спасения всей Европы, благостию и милосердием Всемогущего Промысла совершившегося» выполнить «благоговейный долг учреждением во всем пространстве области Нашей всеобщего празднества и благодарения Спасителю Богу» и «предать память о сем грядущим временам в род родов»11.
7 Подсчитано на основании хроники путешествий Александра I (см.: Шильдер Н. К. Император Александр I. Его жизнь и царствование. СПб., 1898. Т. 3—4).
8 ПСЗ. Т. 32. № 25295.
9 Там же.
10 Снегирев В. Л. Архитектор А. Л. Витберг. М.; Л., 1939.
11 ПСЗ. Т. 32. № 25669.
Нельзя не заметить, что такое изменение названия одного из великих, двунадесятых праздников Русской Православной Церкви происходило, по-видимому, впервые в ее истории, чем лишний раз подчеркивалась уникальность переживаемого исторического момента. Молебный чин нового праздника, составленный архиепископом Московским Филаретом (Дроздовым)12, являлся по сути «молебствием о спасении всего мира» (по выражению протоиерея Г. Флоровского)13. Стоит также заметить, что этот манифест был выпущен императором 30 августа 1814 г., в день своего тезоименитства, т. е. в личный праздник императора, что придавало введению нового праздника дополнительные смысловые оттенки14.
Подчеркнем, что в этом и других актах из всех семантических аспектов праздника Рождества Христова Александром I использовался и активизировался лишь один, который он сделал центральным, а именно, что с появлением Богомладенца Христа кончается «старый мир», мир Ветхого Завета, и начинается «новый мир», знаменующий принципиально новые отношения человека с Богом. Именно таким мистическим принципом российский император и начал руководствоваться в политике.
Достаточно ясной вехой, обозначившей переворот в сознании императора, после которого он полностью уверовал в начало «нового мира», выступил 1815 г. Показателен произошедший тогда разрыв Александра I с идеями «просвещенческого рационализма», что хорошо, например, видно из переписки императора с его бывшим воспитателем Ф. С. Лагарпом. Последний в мае 1815 г. очень активно и безуспешно пытался повлиять на императора с целью предотвратить новое вторжение войск союзников во Францию, где к власти вернулся Наполеон; при этом аргументы Лагарпа были сугубо рациональными, основанными как на уважении «прав французского народа», так и на конкретном доказательстве, что Россия заинтересована не в новой войне, а в союзе с Францией. Всем многочисленным аргументам Лагарпа тогда Александр противопоставил одну, но очень твердую позицию, — представление о собственной, возложенной на него самим Богом миссии по избавлению Европы от Наполеона как последней, решающей битве со злом (письмо от 29 мая/10 июня 1815 г. из Гейдельберга): «Склониться перед гением зла — это значит умножить его власть, открыть ему способы утвердить его тиранию еще более ужасным образом, чем в предыдущий раз. Нужно иметь мужество с ним сражаться, и с помощью Божественного про-
12 Чинопоследование праздника см.: Московские церковные ведомости. 1913. № 29—31.
13 Флоровский Г. Пути русского богословия. Париж, 1937. С. 583.
14 О том, что Александр I мог придавать дополнительный особый смысл государственным актам, подписывая их в свои личные праздники, свидетельствует пример Утвердительной грамоты Дерптского университета: в знак «особой милости», оказанной профессору этого университета и другу Александра I профессору Парроту, акт был подписан 12 декабря 1802 г., в день рождения императора, и этот день отныне соединял для университета два праздника — собственно университетский и торжество всей Российской империи. Подробне см. Андреев А. Ю. Император Александр I, профессор Г. Ф. Паррот и возникновение «университетской автономии» в России // Отечественная история. 2006. № 6. С. 27.
видения, в единении и непоколебимости, мы достигнем счастливого результата. Таково мое убеждение»15.
Весь этот комплекс идей казался настолько далеким от обычной политической практики того времени, подразумевавшей дипломатическую гибкость и поиски компромисса с противником путем договоров, что даже австрийский канцлер К. В. Меттерних позже отметил в своих мемуарах, как сильно Александр I изменился начиная с 1815 г.16
25 декабря (ст. ст.) того же года, в первую годовщину новоустановленного российским императором праздника, Александр продолжил семантический ряд своих актов, наверное, наиболее неожиданным и впечатляющим из них, опубликовав текст «Трактата братского христианского союза» между российским, австрийским и прусским монархами.
Публикации договора в России был предпослан отдельный манифест, в котором сакральный характер этого «священного союза» (под этим названием он позже и вошел в историографию) подчеркивался явно звучавшим в тексте манифеста требованием императора не просто «обнародовать» трактат, но и «прочитать в Церквах»17. Подписанию же «Трактата» тремя монархами в Париже предшествовали также важные с точки зрения Александра I символические действия по его собственному сценарию, среди которых на первом месте был грандиозный совместный молебен (в присутствии более 150 тыс. человек!) в лагере русской армии при Вертю18. Он состоялся 30 августа (ст. ст.) 1815 г., в день именин императора, ровно через год после издания манифеста о новом церковном празднике, и вновь прочно связал личное торжество Александра и праздник Рождества Христова19. Само подписание было приурочено царем к еще одному церковному празднику — Воздвижению Креста Господня, 14/26 сентября, и в конечном счете рассматривалось Александром I как «приношение Христу от трех королей (волхвов)» (из разговора при отъезде из Парижа в ноябре 1815 г.20).
Текст «Трактата» обрисовывал черты «нового века», наступающего после окончательной победы над злом в мире. Отныне правители, облеченные властью от Бога и «восчувствовав внутреннее убеждение в том, сколь необходимо предлежащий державам образ взаимных отношений подчинить высоким истинам, внушаемым законом Бога Спасителя», будут не только «в частной жизни», но и «в политических отношениях ко всем другим Правительствам руководствоваться не иными какими-либо правилами, как заповедями сей Святой Веры, за-
15 Correspondance de Frederic-Cesar de La Harpe et Alexandre Ier (publiee par J. Ch. Biaudet et F. Nicod). Neuchatel, 1978. T. 3. P. 90.
16 Исторический вестник. 1880. № 1. С. 171.
17 ПСЗ. Т. 33. № 26045.
18 ШильдерН. К. Император Александр I. Его жизнь и царствование. Т. 3. СПб., 1898. С. 340.
19 «Мистический» смысл действа в Вертю и его прямую связь с семантикой Рождества Христова впервые подробно раскрыл А. Л. Зорин на основе анализа текстов ближайшего в то время «интерпретатора» российского императора, баронессы Крюденер (см.: Зорин А. Л. «Звезда Востока». Священный Союз и европейский мистицизм // Кормя двуглавого орла. С. 312-316).
20 Зорин А. Л. Указ. соч. С. 316.
поведями любви, правды и мира»21. Характерно, что эти строки далеко не сразу были приняты и утверждены двумя союзниками Александра, испытав многочисленную правку, и что в конечном итоге австрийский, и прусский дворы были неприятно удивлены публикацией положений Священного Союза.
Однако Александр I, как и любой проповедник идей «нового века», рассчитывал найти отклик не только среди монархов, но и в сердцах простых людей, ведь именно в этом состоял смысл обнародования «Трактата», который немедленно был перепечатан в европейских газетах (уже в январе 1816 г. по новому стилю).
И один такой отклик мы можем проанализировать, поскольку он непосредственно воплотился в тексте рождественского гимна «Stille Nacht». Четвертая строфа стихотворения, написанного в 1816 г. Йозефом Мором, звучит следующим образом:
Stille Nacht! Heil’ge Nacht! Тихая ночь! Святая ночь!
Wo sich heut’ alle Macht Там, куда сегодня всякая власть
Vaterlicher Liebe ergoB Излилась отеческой любовью,
Und als Bruder huldvoll umschloB И как брат, исполненный милости,
|: Jesus die Volker der Welt. :| Иисус обнял народы мира.
Оба предложения строфы отражают ключевые положения «Трактата братского христианского союза», а именно его первой статьи, где говорится о том, что монархи «в отношении к подданным и войскам своим будут управлять ими. как отцы семейств», и второй статьи, призывающей всех властителей и их подданных из духа любви и братства «почитать всем себя как бы членами единого народа христианского, коего Самодержец. не иной подлинно есть, как тот, кому собственно принадлежит Держава, поелику в нем едином обретаются сокровища любви, ведения и премудрости бесконечныя, то есть Бог, наш Божественный Спаситель, Иисус Христос».
Можно уверенно предположить, что публикация договора непосредственно повлияла, если не стала прямым поводом для создания Йозефом Мором его стихотворения. К этому выводу добавляются дополнительные соображения об обстоятельствах возникновения текста, вытекающие из наблюдений относительно личности его автора.
Йозеф Мор не принадлежал к числу известных в своей стране сочинителей. За всю жизнь он сделал лишь незначительную карьеру от помощника священника до законоучителя в школе, а его литературные труды ограничились лишь изданием нескольких проповедей и учебных книг по богословию. Мор тем более не являлся профессиональным поэтом — текст «Stille Nacht» был, по-видимому, вообще единственным стихотворением, написанным им22.
Тем важнее понять толкнувшие его к этому побуждения, а их следует искать в обстоятельствах времени создания произведения. Мору в этот момент было 28 лет, он родился и вырос в Зальцбургском архиепископстве, сменив за первые
21 ПСЗ. Т. 33. № 25943.
22 Muller K. Mohr Josef // Osterreichisches Biographisches Lexikon 1815-1950 (OBL). Bd. 6. Wien, 1975. S. 344-345; Beyer H. Joseph Mohr // Biographisch-Bibliographisches Kirchenlexikon (BBKL). Bd. 6. Herzberg, 1993. S. 31-32.
годы службы несколько различных приходов на его территории. На его глазах родная земля трижды поменяла государственный статус: став курфюршеством в 1803 г., затем частью Баварского королевства в 1805 г. и, наконец, будучи включенной в состав Австрийской империи в 1815 г., что вызвало территориальный раздел и появление новых границ там, где раньше их не было (одна из таких границ, в частности, непосредственно прошла через Оберндорф). Все это могло заставить молодого помощника священника задуматься об исторических судьбах Европы и смысле происходящих преобразований, а как человек, ежедневно связанный с христианским обиходом, он был вполне готов к религиозной, провиденциальной интерпретации событий.
Одним словом, высказанные Александром I идеи падали здесь на подготовленную почву, и очень важно, что Мор также сразу уловил тесную связь «Священного Союза» с семантикой Рождества Христова. Если сравнивать его стихотворение с другими известными рождественскими гимнами, многие из которых начали распространяться по Европе как раз в это время («Шг КМег1ет котте!», «О Du &6Ы^е» и др.), то все они в той или иной степени воспевают обновление мира, но только в стихотворении Мора этот смысл получил конкретноисторическую привязку к событиям, непосредственно происходящим в настоящий момент. Это, кстати, подчеркивается и последующей историей распространения текста — уже в середине XIX в. такой смысловой оттенок был полностью утрачен (что естественно, ведь гимн исполнялся в другом контексте «настоящего времени»), и в сборниках рождественских песнопений, появившихся во второй половине XIX в., вышеприведенная четвертая строфа отсутствовала. Она была «переоткрыта» лишь в конце XX в. в связи с обнаружением оригинального автографа Мора, что моментально стимулировало интерес историков к его фигуре и к самой песне, которая в современной культуре теперь трактуется уже не просто как религиозный гимн, но и как «послание о мире»23.
Итак, «рождественская символика» идей Александра I затронула целый комплекс европейских настроений посленаполеоновского времени, чаяния людей о наступлении всеобщего мира и «нового века». Тем труднее было российскому императору смириться с провалом своих построений в ходе дальнейшего. Уже ближайшие годы показали ему, что «зло не побеждено окончательно», и его носителями выступают теперь тайные общества, но царь все еще видел свою задачу в продолжении борьбы за наступление новой эры (из письма князю А. Н. Голицыну от 24 февраля 1821 г.24). В деятельности подобных тайных обществ Александр I вскоре стал усматривать и причину беспорядков внутри собственной страны25.
23 См. слова «Friedensbotschaft» в заголовках изданий современного 8Ш1е-№сЫ;^е8е11-в^ай; и хотя в большинстве католических и протестантских церквей по всему миру сейчас на рождественских службах по-прежнему исполняется традиционный текст песни (без четвертой строфы), но в восстановленной 8Ш1е-№сЫ-Каре11е в Оберндорфе на Рождество звучит текст именно в «оригинальной редакции» Мора.
24 Николай Михайлович, вел. кн. Император Александр I. Опыт исторического исследования. СПб., 1912. Т. 1. С. 558.
25 Абсолютно безосновательно, но крайне упорно он приписывал деятельности тайных обществ получившее глубокий резонанс как в России, так и в Европе восстание Семеновского полка 16—18 октября 1820 г. (о позиции императора в ходе расследования см. подробнее:
В конечном счете активизация рождественской символики в общественном сознании обернулась против самого императора, который, кроме абстрактных рассуждений, не мог предъявить никаких конкретных плодов своей «победы над злом». Это, в частности, весьма талантливо и остро выражено в знаменитом «ноэле» молодого А. С. Пушкина, причем уже само обращение к рождественской теме в сатирическом контексте должно было горько уязвить императора (как известно, «ноэль» послужил одной из причин южной ссылки Пушкина). Александр I был представлен в стихотворении политиком, не только далеко оторванным от России («И прусский и австрийский / Я сшил себе мундир»), но и в принципе не способным ни на какие конкретные меры, источником «обещаний» — велеречивых текстов, выхолощенных от всякого смысла («Пора уснуть уж наконец, / Послушавши как царь-отец / Рассказывает сказки»26). Такая явно несправедливая оценка тем не менее подвела своеобразный итог попытке объявления «нового века» в русской и мировой истории.
Ключевые слова: российский император Александр I, Отечественная война 1812 года, Священный Союз, Европа, Зальцбург, рождественские гимны.
The beginning of a «New age»:
The Christmas symbolism during the reign of the emperor Alexander I
A. Andreev
The article gives an analysis ofwhat significance had the Christmas Day and its religious symbolism in the ideology of the reign of russian emperor Alexander I after the victorious end of the Patriotic war 1812. The construction of the Christ the Saviour Church, the founding of the Saint Alliance, the institution of a new celebration in commemoration of the Patriotic war at the Christmas Day — these and other events formed a semantic unity, and behind it for the russian emperor stood the idea of the beginning of a «new age» in the life of christian european nations. As a particular example how this ideology influenced the european consciousness the article deals with the history of appearance and further distrubution of one of the most popular Christmas carol — «Stille Nacht, heilige Nacht», in which the emperor Alexander I played personally the considerable part.
Keywords: russian emperor Alexander I, The Patriotic war 1812, The Saint Alliance, Europe, Salzburg, Christmas carols.
Андреев А. Ю. «Отсутствующие всегда виновны...»: князь И. Д. Щербатов и Д. П. Ермолаев на следствии по делу о возмущении Семеновского полка в 1820 г. // Знание — сила. 1998. № 3. С. 112-120. № 4. С. 129-138), и поступавшие доносы об организациях будущих декабристов лишь укрепляли его в этом.
26 Пушкин А. С. Полн. собр. соч.: В 10 т. Л., 1977. Т. 1. С. 304.
