CC BY
37
Литературный текст в традиционном бытовании ("Сказка о царе Салтане" в Новгородской области)*
Анастасия Игоревна Рыко
С.-Петербургский государственный
университет
С.-Петербург, Россия
The Folklore Life of a Literary Text: Narration of The Tale of Tsar Saltan in Traditional Discourse
Anastasia I. Ryko
St. Petersburg State University St. Petersburg, Russia
Резюме
В статье рассматривается пересказ "Сказки о царе Салтане" Пушкина, записанный в конце XX в. от крестьянки из Новгородской области. Текст анализируется в двух аспектах: структурном (соотношение прозаического пересказа, стихотворных цитат и комментариев информантки) и лингвистическом (соотношение диалектных и литературных вариантов грамматических форм). Поскольку ориентация на вымысел, характерная для исходного текста, сменяется установкой на реальность происходящих событий, особое внимание уделено описанию трансформаций текста при пересказе, адаптации чужих элементов к знакомым информантке реалиям окружающей действительности и замене их своими. Так, в пушкинский сюжет вклиниваются рассказы из жизни повествователя, родственников (знакомых), а незнакомые рассказчице реалии
* На аналогичную тему и на этом же материале в 1999 г. А. С. Архиповой,
Ф. Р. Минлосом и А. И. Рыко был подготовлен доклад, прочитанный на круглом столе, посвященном проблемам "наивной" литературы. Ряд положений этого доклада использованы в настоящей статье.
This is an open access article distributed under the Creative Commons Attribution-NoDerivatives 4.0 International
заменяются привычными. Аналогичные преобразования происходят и на лексическом уровне. Пересказ приобретает черты традиционного фольклорного текста. Сюжет становится прямолинейным, упрощается: сохраняются лишь основные, "событийные" элементы, подробные описания опускаются. Детальный анализ некоторых элементов пересказа показывает, что по сравнению с исходным текстом меняется точка зрения повествователя: если в тексте "Сказки" ее можно охарактеризовать как внешнюю по отношению к повествованию, то в пересказе она становится внутренней. Кроме того, ряд отличий пересказа от исходного текста связан с тем, что он приобретает черты, характерные для устной речи. Особого внимания заслуживают две версии пересказа — "мужская" и "женская" (записанные, соответственно, собирателями мужчиной и женщиной). Версии пересказа различаются на сюжетном уровне: в "мужской" рассказывается об освобождении царевны Лебеди, в "женской" — о мести Гви-дона теткам-обидчицам. Таким образом, разные фольклорные сюжеты, объединенные в пушкинском тексте, в пересказе снова разводятся, фигурируя в разных версиях.
Ключевые слова
пересказ, вторичный текст, наивная лингвистика, фольклорный текст
Abstract
The article focuses on the retelling of Pushkin's The Tale of Tear Saltan by an 80-year-old local woman, recorded at the end of the 20th century in the Novgorod region (northwest Russia). The text is analyzed both in terms of its structural aspect (the correspondence of prose narration, poetic quotations from Pushkin's text, and the narrator's comments) and in terms of its linguistic aspect (the correspondence of dialect and literary variants of grammatical forms). In comparison with Pushkin's original, in the retelling the author's perspective has been changed from the fantastic to reality; consequently, the text has been transformed by the adaptation of elements alien to the familiar reality or by their replacement with familiar, but different, elements. Thus, the narrator included in the retelling several stories from her own life and the lives of her relatives (acquaintances), interiorizing the plot and filling it with personal and familiar realities, including transformations on the lexical level. The retelling retains features of a traditional folklore text. The plot becomes simplified; only the basic "event-related" points are kept, and detailed descriptions are excluded. The viewpoint of the narrator has also been changed from the external in The Tale of Tear Saltan to internal in the retelling. In addition, some structural characteristics of the retelling, in comparison to Pushkin's original, are typical of oral speech. The narrator produced two versions of the retelling, the "male" and the "female" version, told, respectively, to linguists of different genders. The versions are different at the level of the plot: the "male" version describes the liberation of the Swan Princess, and in the "female" one, the narrator focuses on the revenge of Guidon that is directed toward his aunts. Thus, in the retelling, two folk plots, combined in Pushkin's original, are separated again and exist as two versions of the same text.
Keywords
retelling, secondary text, naive linguistics, folk text
В течение последних десятилетий лингвисты, фольклористы и этнографы, работающие в поле с носителями диалекта и фольклорной традиции, не только записывают материал, но и пытаются понять, какие особенно-
66 » ТЛ и
сти свойственны наивному сознанию. В настоящей статье мы предлагаем некоторые наблюдения над механизмами восприятия литературного текста "наивным" сознанием и над трансформациями, происходящими с этим текстом при бытовании в рамках традиционной культуры.
1. Материал
Материалом данной статьи послужил пересказ литературного текста ("Сказки о царе Салтане о сыне его славном и могучем богатыре князе Гвидоне Салтановиче и о прекрасной царевне Лебеди" А. С. Пушкина), записанный от малограмотной деревенской жительницы Дарьи Николаевны Андреевой (в девичестве Волковой) (1913-1998), уроженки д. Овйн-ное Холмского района Новгородской области в феврале 1996 г. (запись сделана в д. Борисово того же района, в момент записи информантке было 83 года). 1-я версия пересказа была записана собирателем-мужчиной ("мужская", или "героическая", версия), 2-я (через несколько дней) — собирателем-женщиной ("женская" версия, или "рассказ о мести"), 3-я версия (краткая) была приведена как дополнительный пример в разговоре о колдовстве. Все три версии текста представляют собой прозаический пересказ "Сказки" с вкраплением стихотворных цитат разной степени точности. Все версии снабжены отступлениями, вставными рассказами, так или иначе связанными с сюжетом "Сказки".
2. Лингвистические особенности
Есть ряд лингвистических черт, которые противопоставляют текст пересказа остальному массиву текстов, записанных от Д. Н. Андреевой1.
"Чужие" (литературные) формы свойственны в основном стихотворным фрагментам пересказа. "Чужие" формы, как правило, характерны и для песен (которые, так же как и "Сказка", воспроизводятся, а не порождаются) и отчасти могут быть объяснены необходимостью соблюдения стихотворного размера (о соотношении языка фольклора и диалекта см., например, [Никитина 1993] с дальнейшими ссылками). Однако литературные формы распространяются также и на прозаические фрагменты пересказа. Заметим, что соблюдение размера не является жестким правилом и для стихотворных цитат, он может быть нарушен
1 Некоторые тексты, записанные от Д. Н. Андреевой, были опубликованы с лингвистическим комментарием [Минлос, Рыко 2005]. История жизни Д. Н. Андреевой с большим количеством цитат из ее рассказов излагается в статье [Абраменко 2001].
(напр., "я на весь кряшшоный мйр анна, наткала бы палатна" (1)), и стихотворный фрагмент легко может быть преобразован в прозаический.
2.1. -Сь или -ся в возвратных глаголах (после гласной)
В речи Андреевой в этой позиции встречаются оба форманта, причем -сь несколько чаще. В песнях же (независимо от конкретного песенного жанра, т. е. одинаково для частушек и обрядовых текстов) употребляется преимущественно -ся. В пересказе "Сказки" тоже преобладает -ся: "реч пасленния чаму, палюбйлася яму" (версия 1, 2); "и зачалася вайна" (1); "и ана взмалйлася уоспаду Боуу" (1); "разбяруся я с табой" (1); "ну э тым-
г г г «« /ОЧ (( г г ' '
та двум даставалася тошна , (2); а малыя самыя шшаслйваи атказалася, аказалася" (2); -сь встретилось лишь дважды: "и аказалась эта царйца, са свайм рябёнкам" (1); "я табе пригажусь, гаварйть". Необходимостью сохранить стихотворный размер цитаты можно объяснить только один из приведенных примеров (палюбйлася)2.
2.2. Окончания -ам или -ами в ^г pl.
"Своей" в данном говоре является флексия -ам, в остальных текстах, записанных от Андреевой, -ами встречается только в песнях (напр., "Ванюшка хароший, Ванюшка пригожий / рубашка с цвятами, жалетка с часами / валаса с кудрями, сапог са скрыпами"). Любопытно, что в пересказе сказки формы на -ми употреблены не только в стихотворной строке ("са стаглавами цырьквами, сь тирямами и с садами" (2)), но и в прозаическом фрагменте: "ножками на донышка встал" (1), где употребление этой формы не мотивируется соблюдением стихотворного размера.
2.3. Ударение
Несвойственные говору ударения встречаются только в стихотворных цитатах: "я для батюшки царя, радила б бауатыря" (1), "я на ве сь бы мйр анна наткала бы палатна" (2) (примеры из текстов, записанных от Андреевой, с обычными для этого говора ударениями: "э та тут где жыла я, радйлась ета там-та; эта Даша сабе приданнаи ататкала; так и хажу, и наткала приданава сибе").
3. Общая структура текста: совпадение и расхождение версий
Очевидно, что кроме внутренних "пружин" изменения исходного текста необходимо учитывать и внешний фактор — приближенность или
2 Более широкое распространение -ся в 2000-е годы по сравнению с 1940-50-ми (по материалам "Диалектологического атласа русского языка"), не совпадающее с литературным, а как бы, напротив, отдаляющее диалект от литературного языка, отмечалось в говорах ряда деревень Тверской области (материалы экспедиций СПбГУ 2007-2014 гг.).
удаленность того или иного фрагмента от начала текста. Если первые 14 строк "Сказки о царе Салтане" воспроизводятся Андреевой почти буквально (хотя и сопровождаются прозаическими связками и комментариями), то дальнейшее изложение является именно пересказом, в котором стихотворные цитаты встречаются лишь фрагментарно.
Из сопоставления двух основных (полных) версий текст пересказа можно разделить на две части: первая часть, которая заканчивается освобождением царицы и ребенка из бочки, совпадает в обеих версиях пересказа. То, что первая часть текста воспроизводится информанткой более устойчиво, видимо, объясняется тем, что она повторялась большее число раз. Таким образом, сюжет первой части оказывается не очень сильно связанным с сюжетом второй части (который выбирается по крайней мере из двух вариантов) и может рассматриваться как самостоятельный законченный текст.
Первая часть в обеих версиях имеет не только один и тот же сюжет, но и аналогичную структуру. Она состоит из трех пластов: собственно пересказа, стихотворных цитат и комментариев рассказчицы к сюжету. Стихотворные цитаты, как точные, так и искаженные, в первой части являются основной составляющей текста:
Трй дявйцы пад акном. . .
Пряли позна вичарком. . . (версия 1 = версия 2)
Молвит третия сястрйца:
"А кабы я была царйца,
я для батюшки царя,
радила б бауатыря".
Реч пасленния чаму
палюбйлася яму.
Царь в етыт дом заходить
и такую реч заводить:
"Вот ты будиш ткачйха,
а ты будиш паварйха,
а ты будь маей жаной,
ка исходу синтября, принясй мне бауатыря" (версия 1)
А патом молвить третия сястрйца: "А кабы я была царйца, я б для батюшки б царя радила б бауатыря". . . Речь пасленния чаму палюбйлася яму, ауа. От тауда он к е й падходить,
и такую реч заводить:
"Ты будь маей жаной,
ка исходу синтября
принясй мне бауатыря" (версия 2)
Сына, ёй дал Воу в аршын, ростам этат сын в аршын. . . и в суму яму пустую, сують грамату другую: "Радила царевна в ноч, ни то сына, ни то доч, ни мышонка, ни лягушку, нинавйдиму звярюшку" (версия 1)
Шлють яму туда ганца:
"Радила царевна в ноч
ни то сына, ни то доч,
ни мышонка, ни лягушку,
нинавйдиму звярюшку". . .
В суму ганцу этаму у суму пустую
и сують грамату такую. . .
"Сына дал вам Воу в аршын" (версия 2) и т. д.
Почти все комментарии рассказчицы (а также их место в тексте) совпадают в обеих версиях, т. е. они являются жестким элементом текста:
И какйм судьбам суда вашол царь (версия 1)
Вот, я. . . забыла, што аткудава царь-та этат взялся (версия 2)
А, г г *** г г г г г г г **
в кнйгах, сынок, всё напйсана быль, эта была, нас ишшо на свети не была (версия 1)
Эта давнёшная, эта в кнйжки, е-е-е, а напйсана всё быль, шо эта всё была (версия 2)
И, и / Г Г К> Г Г Г г г *** г
зачалася вайна, дедушка мой ше сь лет служыл, а на писталетах хто был напйсан? Будённый, Будённый был палкаводцым, вот спомнила, Будённый, у дедушки маво была трй мядали, и два этых писталета (версия 1)
Вот у миня был дедушка, маёва тятиньки тятинька, он. . . шесь лет служыл в Будённава, вот как он писался "стрялок Будённава", у яво была принесин трй мядали, и два писталета (версия 2)
Вторая часть не совпадает в двух версиях пересказа уже на сюжетном уровне: в 1-й ("мужской") версии в качестве центрального выступает сюжет об избавлении царевны Лебеди, во 2-й ("женской") — сюжет о
мести царя Гвидона своим обидчицам. В обеих версиях текст второй части в основном прозаический, с минимальным количеством стихотворных цитат и без комментариев.
4. Трансформации литературного текста в пересказе
Изменения, которые претерпевает пушкинский текст "Сказки о царе Салтане" в пересказе Андреевой, на наш взгляд, определяются двумя основными причинами: 1) ориентация текста на вымысел сменяется установкой на реальность описываемых событий, и, как следствие, происходит адаптация "чужих" элементов или замена их "своими"); 2) письменный текст становится устным, что влечет за собой и изменения в структуре текста.
4.1. Сказка => быль
4.1.1. В отличие от исходного текста сказки пересказ — повествование о происшествиях, имевших место в реальности, что декларируется самой
и // ^ г V / / V г г г г
рассказчицей: Эта ня сказка, а быль, давнишная быль, о-о я тут, о-о-о, давнишная быль, э та кнйга напячатана, ну давно, многа гадоу прашло, многа". Сама ситуация ознакомления информантки с текстом способствовала возникновению такой установки: "Сказка о царе Салтане" была не услышана (как это бывает с традиционными фольклорными жанрами), а прочитана в книге3. Информантка твердо убеждена, что в книгах
и. ' Л '
пишут правду, и неоднократно это подчеркивает: эта давнешная, эта в кнйжки, а напйсана все быль, што э та все была" (версия 2); "а в кнйгах, сынок, все напйсана быль, э та была. Но нас ишшо на свети не была" (версия 1). Более того, она сообщает, что книга получена из авторитетного источника — от начальника лагеря: "а там мне начальник и дал кнйгу, я
' Г Г г ** г ' 99 / оч а гт-1 ' '
кнйгу чит. . . а я-та и ня гра. . . я ни. . . буквы знаю (версия 2); Ты читал
г г ^ о ' > А ' ' ' * *\Т/* г т-1 / г г
такую кнйгу, ай не? А я вот када хадйла па Жаркам-Баркам, мне начальник лагиря дал такую кнйгу" (версия 1).
Это сообщение повторяется в каждой из версий, т. е. является устойчивым элементом пересказа, важным для информантки. Таким образом, уже ситуация ознакомления информантки с данным текстом способствовала тому, чтобы она относилась к событиям, о которых рассказывает, как к реальным.
4.1.2. Кроме того, сюжет о царе Салтане тесно переплетается с рядом сюжетов из рассказов информантки о реальных событиях в ее жизни.
3 Слова "расказывали, старйнныи люди была гаманйли, таперь-та нет ничова, а раньшы все гаварили. . . а вот такую сказку гаварили" в 1-й версии, видимо, спровоцированы повторяющейся просьбой собирателя "рассказать про старое, про то, что говорили старые люди".
Одним из таких мотивов, представленных и в сказке, и в рассказах о жизни, является мотив разлучения влюбленных и мести. Самый частый сюжет в рассказах Д. Андреевой о жизни — это история некоторой пары (большая часть рассказов автобиографична), счастливому соединению которой помешало чье-то злое вмешательство (обычно не без колдовства). Очевидно, что наличие этого мотива в "Сказке о царе Салтане" является одной из причин внимания рассказчицы к этому сюжету. В пересказе близость событий текста и реальных историй подчеркивается:
вот сёстры сястрам што жалали, а эта, доч, и в этай дяревни была, кагда я
Г Г / \ /■ Л Г Г г г г г г г
сюда пришла (версия 2); как, вот етых трй дявйцы, вот аны, вот аны што сделали малай сястрйцы, а аны, бьётся ва станка ткачйха, бьётся паварйха, а малая сястра ходить уаспажой, аны и пазавйдывали (версия 3).
Таким образом, пересказ "Сказки о царе Салтане" выглядит авторитетным (заимствованным из книг, в правдивости которых информантка не сомневается) примером, подтверждающим истинность жизненных историй.
4.1.3. Некоторые комментарии информантки, которые даются к событиям сказки по ходу ее пересказа, хорошо соотносятся с такими обычными рефренами рассказов о жизни, как высказывания по поводу насыщенности событиями, полноты жизни и веселья прежних времен, чего нет ныне, с одной стороны, и упоминания о тяжестях и невзгодах прожитой жизни—с другой. Например, в рассказах о жизни Андреевой4:
Таперь нет нигде ничова взабальшнава — всё такоя, кой-какоя;
Празник, празник, и вясёлыи были, а ярманки-та какйи были, Божы мой. . . а народушка-та сколька было;
А,. ' ' С* Г Г * Г Г* Г к Г Г
буала свадьбы-та какйи, доч, а песни-та как паём, о-о-о. А таперь. . . ю, ничаво нигде ни асталася;
у-ч \ Л А Л Г Г м г Г Г Г Г Г
Вот так, вот так, доч, песни всё пели, а таперь и. . . нет ничова ниуде никакйх;
Баба и па тюрьмам хадйла — забыла год, ай два вроди, забыла. И посли вай-ны — где такйе Жаркй-Баркй-Валнушки — целый год баба бродила, а было дадин два, адйн скйныла облысть, а адйн бродила;
А дарогу туда строили в Зайцы, и мне пришлося и канавы капать, и бичанйк, и пясок вазйть, и пясок разрывать, дрытвины равнять, всё там пришлося делать, уоспади памйлай.
4 В статье [Абраменко 2001] анализируется оппозиция "прошлое — настоящее" на материале рассказов о жизни Д. Н. Андреевой. Эта оппозиция, характерная для традиционной культуры вообще, в рассказах информантки проявляется в разных аспектах (к противопоставлению прошлой жизни и нынешней добавляется противопоставление географическое — родная деревня и деревня, в которую она вышла замуж; идея перемены жизни в связи со сменой фамилии и т. д.), в результате чего "рисуется картина полного исчезновения прежнего деревенского мира", "история. . . предстает как переход от полноты к опустошенности, от жизни к смерти" [Абраменко 2001: 17].
В пересказе "Сказки о царе Салтане" с мотивом "раньше настоящая жизнь была" можно соотнести высказывание "Вот тут какйи дяла были. Баль-шыи. Бальшыи были дяла, уоспади памйлуй" (версия 2); с мотивом "раньше тяжелая жизнь была" — замечание "Ну э тым-та дву м даста-ва лася тошна, мнох, а ма лая самая, шшаслйвая атказа лася, аказа лася, о-о-ой, Божы мой" (версия 1).
4.2. Чужое => свое
В связи с ориентацией пересказа на "давнишнюю быль" исходный текст сказки преобразуется, приближаясь к реальности, знакомой рассказчику. Это "прояснение" текста происходит на различных уровнях.
4.2.1. Уровень реалий: замена непривычных реалий привычными Малознакомые, непривычные для рассказчицы реалии трансформируются в более близкие разными способами в зависимости от степени необходимости их присутствия в тексте.
4.2.1.1. Волна
Пушкинское обращение ребенка к волне, продиктованное романтическим каноном ("А дитя волну торопит: / Ты волна моя, волна!"), устраняется, заменяясь на привычное обращение царицы к Богу ("а ана просить уоспаду Богу: «уоспади, ни губй ты нашу душу. . .»" (1); "И ана взмалйлась уоспаду Богу: «Ни губй, гаврйть, ты нашу душу. . .»" (2)), что может быть связано с отсутствием мифологемы "волна" в славянской народной культуре5. Чуждо информантке и понятие "море" в целом: если у Пушкина море (и остров на море) фигурирует на протяжении всего текста, то у Андреевой упоминается лишь в данном эпизоде. Впоследствии о море забывается: Гвидон видит царевну Лебедь на речке (версия 1), пересечение моря при отправлении Гвидона к теткам опускается. Отметим также, что если у Пушкина слова обращения принадлежат ребенку, то у Андреевой их произносит царица, что логически более правдоподобно.
В тех случаях, когда незнакомая реалия не может быть легко удалена из текста, она подвергается отдельному осмыслению рассказчицей, что способствует "приспособлению" этой реалии к привычной для Андреевой картине мира.
4.2.1.2. Царь и война
С самого начала в рассказе появляется фигура царя, которая сразу вызывает сомнения у информантки. Появление в повествовании царя в обеих версиях выделяется рассказчицей особым комментарием: "эта
5 Отметим, что в этнолингвистическом словаре [Славянские древности 1995] статья Волна отсутствует.
кнйга напечатана, ну давно. . . я забыла, што аткудава царь-та этыт взялся, и пришол. Царь этыт" (2); "эта давнёшныя, э та в кнйжки, а напйсана всё быль, што эта всё была. А аткудава были царй?" (1). Война, на которую отправляется царь в "Сказке о царе Салтане", ассоциируется у рассказчицы с определенным историческим событием: "Будённый был
Г К* Г Г Г Г .С )) /ОЧ
начальник, и пришла вайна, как от ярманец на нас пришел. . . (2). Скорее всего, имеется в виду именно Первая мировая война, поскольку эти события Андреева не помнит непосредственно, т. е. они вполне могут выступать в роли "давнишней были". Во второй версии рассказ о дедушке информантки, служившем под началом Буденного, прерывает пересказ сказки, причем вставляется он с некоторым опережением событий — не после сообщения об отправлении Салтана на войну, а до того. При возвращении к пересказу сказки образ Буденного становится уже частью ее сюжета: "и вот на этыва царя, от, Будённый был начальник" (2). В 1-й версии сюжет о дедушке и о Буденном оформляется не как развернутый вставной рассказ6, но эти персонажи упоминаются скорее как второстепенные герои самой сказки:
и зачалася вайна, дедушка мой, шесь лет служыл, а на писталетах хто был напйсан? Будённый, Будённый был палкаводцым, вот спомнила, Будённый, у дедушки маво была трй мядали, и два этых писталета, так, о уоспади, вот
Г X / г г г Г /■ / \
такйи вот дяла, ну от, и вот, атседава пасылають ганца (1).
В этой версии царь семантически сближается с фигурой военачальника, в результате чего оказывается возможной подстановка "Салтан — Буи «« // Г V и 1-1 * * и г г г »/"**! \
денный : приказываить этакый Будённый царь-гасударь аттудава (1), что свидетельствует о полной ассимиляции этих персонажей.
4.2.2. Уровень лексики
П.: "не мышонка, не лягушку, а неведому зверюшку"
Д.: "ни мышонка, ни лягушку, нинавйдиму звярюшку" (в обеих версиях).
Определенно, в данном случае мы имеем дело с попыткой семантизации непонятного фрагмента текста (Андреевой незнакомо слово неведомый). Любопытно, что здесь не происходит замены "непонятного" на определенно "понятное" (т. е. на слово, присутствующее в словаре информантки). Неидентифицируемая последовательность здесь заменяется на "условно понятную" единицу, т. е. на несуществующее слово, но в отличие от
6 Вообще 2-я версия является более подробной по сравнению с 1-й. Такое же развертывание, что и тема Буденного (упоминание в 1-й версии — вставной рассказ во 2-й), претерпевает и тема неграмотности рассказчицы: от упоминания в 1-й версии ("а я-та няграматная, а такую кнйгу я долга читала") до самостоятельного сюжета о том, как Андреева тайком от родителей пошла учиться в школу, а отец ее оттуда забрал.
исходного обладающее потенциальным смыслом (по-видимому, от глагола ненавидеть)7. Таким образом, незнакомое Андреевой слово неведомый подвергается не полной семантизации, а частичной (потенциальной), что возможно, на наш взгляд, потому, что слово употребляется в контексте "чужого" текста (воспроизводимого, а не порождаемого). То есть при замене неведомый на ненавидимый происходит лишь приближение "чужого" к "своему", а не полная его адаптация.
4.3. Литературное => фольклорное
Ряд преобразований "Сказки о царе Салтане" связан с иной формой бытования текста: известно, что информантка неоднократно исполняла прочитанный текст на деревенских посиделках.
4.3.1. Уровень сюжета (упрощение)
Пушкинский сюжет заметно упрощается, остается лишь часть его: выбор невесты Салтаном, проявление несправедливости по отношению к царице и ее сыну (заточение в бочку) и восстановление справедливости (чудесное спасение) — для первой части обеих версий, месть Гвидона — для второй части 1-й версии, спасение царевны Лебеди — для второй части 2-й версии. При этом происходят следующие изменения.
4.3.1.1. Пропуск эпизодов
В пересказе Андреевой от исходного текста сохраняются лишь основные, "событийные" элементы, подробные описания даже в первой части текста, как правило, опускаются. Так, пропущены такие эпизоды, как свадьба Салтана и младшей сестры, заточение царицы и младенца в бочку, описание путешествия по морю и т. д.
4.3.1.2. Упрощение эпизодов
В обеих версиях упрощается эпизод с подложными письмами. Если у Пушкина подменяются два письма (одно Салтану: вместо сообщения о том, что "сына Бог им дал в аршин" адресат получает "родила царица в ночь не то сына, не то дочь"; второе от Салтана: вместо "ждать царева возвращенья для законного решенья" — "времени не тратя даром, и царицу, и приплод тайно бросить в бездну вод", то в тексте Андреевой только первое. В результате такого упрощения поведение Салтана лишается психологической мотивировки, которая оказывается просто ненужной для развития сюжета по линии "несправедливость — восстановление справедливости".
7 Известны случаи, когда аналогичному преобразованию подлежат а) имена собственные, б) фрагменты сакрального текста. Примеры: а) слово тропиканка (из названия сериала "Секрет тропиканки") в разных деревнях северо-запада России зафиксировано в виде протыкйнка (по-видимому, от протыкать) или пропекйнка (по-видимому, от пропекать); б) слова пасхального тропаря в этом же регионе живот даровав могут заменяться, например, на и вондарвон.
Таким образом, исходный сюжет становится более прямолинейным, лишается ненужных (с точки зрения развития этого сюжета) подробностей, все элементы текста подчиняются единому развитию действия, что противопоставляет текст пересказа его литературному прообразу, приближая к "натуральному" фольклорному тексту.
4.3.2. Закономерности построения текста. Точка зрения повествователя
4,3,2,1, Эпизод выбора невесты Салтаном
П.: "Три девицы под окном / Пряли поздно вечерком. Кабы я была царица, / [. . .] / Только вымолвить успела, / Дверь тихонько заскрыпела, / И в светлицу входит царь, / Стороны той государь. / Во все время разговора / Он стоял позадь забора. . ."
Д.: "Трй дявйцы пад акном, пряли позна вичарком, да, а вот тута пазабыла, и как, сюда папал царь. . ."
Трй дявйцы пад акном, пряли позна вичарком, и какйм судьбам суда вашол царь, а пряли там трй дявйцы, трй ронныи сястрйцы, а возли. . . этыва разга-вора, царь стаял возли забора, как эты дявйцы. Гаварйть старшыя дявйца: "Кабы я была царйца, я для батюшки царя, радила б бауатыря", реч пасле н-ния чаму, палюбйлася яму, царь в этыт дом заходить, и такую реч заводить. . . (1)
Я. . . забыла, што аткудава царь-та етат взялся при. . . и пришол. . . царь этат, и он увидал этых трй дявйцы пад акном. . . пряли позна вичарком. . . так. . . а он-та к акошку и падашол, а да этыва у забора пастаял. . . та-а-ак. . . вот, вйдить што этых трй дявйцы трй сястрйцы, трй сястрйцы. . . он. . . у дом за-шол, к яму нямножка, пагаварйл с йм, спрасйл, а патом-та вот, он стайть и слышыть. Молвить старшыя сястрйца. . . (2)
В пушкинском тексте повествование ведется с точки зрения рассказчика, находящегося в той же точке пространства, что и три девицы. При этом (как выясняется с появлением Салтана) рассказчику известно, что происходит в то же самое время в другой точке пространства (сообщение о том, что царь стоял около забора). Чтобы мотивировать речь Салтана, автору приходится объяснить читателю, откуда Салтану известно содержание разговора девиц, т. е. вернуть повествование к предшествующему моменту времени. Пересказу Андреевой, как и фольклорным сказкам, свойственно линейное развертывание повествования, в отличие от пушкинского текста, где описываются события, происходящие в одно и то же время в разных точках пространства, где возможно "перескакивание" в пространстве и времени; см. об этом, например: [Рыжих 2010: 110].
В пересказе Андреевой месторасположение царя во время разговора девиц четко не определено: в обеих версиях сначала сообщается, что он
входит, потом оказывается, что он стоит возле забора (или подходит к окошку). Это метание, сопровождаемое к тому же репликами сомнения ("а вот тута пъзабыла, и как, сюда папал царь" (1)) и паузами, объясняется, видимо, тем, что в процессе рассказывания возникает противоречие между законами фольклорного повествования, требующими, чтобы оно велось в один отрезок времени в одной точке пространства и развивалось во времени прямолинейно, и структурой исходного текста, построенного по другим, литературным законам. Пользуясь терминологией Б. А. Успенского, в исходном тексте "Сказки" авторская точка зрения является внешней по отношению к повествованию ("автор как бы смотрит со стороны на описываемые события (причем, естественно, он знает при этом то, чего не дано знать описываемым действующим лицам)"), а в пересказе Андреевой точка зрения автора — внутренняя по отношению к повествованию ("автор как бы смотрит изнутри описываемой жизни (принимая при этом присущие персонажу ограничения в знании того, что будет дальше)") [Успенский 1995: 92-93]. Таким образом, в пересказе (в обеих версиях) обозначается непосредственное присутствие Салтана при разговоре девиц (т. е. соблюдается как единство места, так и хронологическая последовательность, свойственные фольклорному тексту), а упоминание о его стоянии у забора выглядит как лишняя деталь, присутствующая как дань исходному, литературному тексту.
У Пушкина сообщение о том, что девицы под окном приходятся друг другу сестрами, появляется при реплике второй сестры ("говорит ее сестрица"). В пересказе это сообщается сразу, при введении персонажей: "три дявйцы, три сястрйцы" (2), "три дявйцы, три ронныи сястрйцы" (1). Если в пушкинском тексте читатель постепенно знакомится с ситуацией, вводится в курс событий (автор не выдает сразу всей информации о героях, интригуя читателя), то в пересказе при первом появлении "трех девиц" сообщается вся необходимая информация, важная для дальнейшего развития сюжета.
В пушкинском тексте при описании разговора сестриц используются сперва формы настоящего исторического, потом прошедшего времени, что демонстрирует сперва статическое (синхронное) описание ситуации, потом — переход к динамическому повествованию8. Таким образом, сообщение младшей сестрицы не только противопоставляет ее двум старшим, но дает толчок для дальнейшего развития сюжета: "Говорит одна девица [. . .] Говорит ее сестрица [. . .] Третья молвила сестрица". В пересказе Андреевой вся ситуация описывается статично (только при помощи
8 См. о формах времени глагола у Б. А. Успенского: "настоящее время знаменует собой фиксацию точки зрения, с которой производится описание"; "глаголы в прошедшем времени отмечают переходы к каждому новому описанию с синхронной позиции" [Успенский 1995: 97].
форм настоящего исторического), речь третьей сестры в 1-й версии выделяется лексически (говорит — молвит), во 2-й не выделяется вовсе: "Гаварйть старшыя дявйца [. . .] Гаварйть сре нния царйца [. . .] Молвить третия сястрйца" (1); "Молвить старшыя сястрйца [. . .] втара я молвить сястрйца [. . .] Молвить тре тия сястрйца" (2).
4.3.2.2. Царевна Лебедь
П.: "Смотрит — видит дело лихо; / Бьется лебедь средь зыбей, / Коршун носится над ней . . ."
Д.: "А на речки и вйдить этакый сынок, што плаваить лебидь. Белый. И эта-кыва белава лебидя. . . а-а-ай. Лятаить коршун и клюёть. Пажалел. Он и сделал стрялу. И вдарил этакыва коршуна. Коршун свалйлся в воду, в реку. А лебидь молвить яму руским языком: разбяруся я с табой патом. Я табе при-гажусь, гаварйть. Вот. А ана, эта ле бидь и гаварйть гаспажу: «Ты, гаврйть, ня лебидя избавил, а девйцу в жывых аставил»" (1).
У Пушкина слово лебедь женского рода с самого первого момента появления персонажа, у Андреевой оно сперва мужского рода, потом женского. Это несовпадение тоже можно отнести к противопоставлению "внешней" и "внутренней" точек зрения автора по отношению к повествованию: если у Пушкина слово лебедь сразу используется как слово жен. рода (не только как дань народно-поэтической традиции, но и, возможно, потому, что "всезнающему" автору сразу известно, что на самом деле это не лебедь, а заколдованная царевна), то Андреева следует логике языка и использует слово лебедь как слово муж. рода (т. е. в том виде, в каком это слово присутствует в ее лексиконе), пока по сюжету не выясняется, что этот персонаж женского пола — тогда всплывает непривычная форма женского рода и информантка возвращается к цитированию исходного текста.
4.3.3. Традиционная иерархия
П.: "Говорит одна девица; Говорит её сестрица; Третья молвила сестрица".
Д.: "Гаварйть старшыя дявйца; гаварйть сренния царица" (1);
Молвить старшыя сястрйца; а малыя самыя шшаслйваи атказалася, аказа-лася; упйлся этай старшый тётки; а дальшы забыла, с серенний што сделал (2);
Вот этых трй дявйцы, вот аны, вот аны што сделали малай сястрйцы; а малыя сястра ходить уаспажой (3).
У Пушкина нигде не упоминается, какая из сестер была старшей, какая средней, какая младшей. Словосочетание третья сестрица в первую очередь указывает на порядок реплик в разговоре. Для Андреевой же третья сестрица определенно означает 'третья по возрасту' (т. е. самая младшая из трех), по аналогии и другие сестры становятся "старшей" и
"средней" в порядке следования их реплик. Таким образом, в пересказе появляется традиционная триада "старший — средний — младший" (причем "младшая сестра" отличается от остальных и является героиней), которая в явном виде отсутствует в пушкинском тексте.
4.4. Письменный текст => устный текст
4.4.1. Замена союза
П.: "Кабы я была царица, — / Говорит одна девица, — / То на весь крещеный мир. . ."; "Кабы я была царица, — / Говорит ее сестрица, — / То на весь бы мир одна. . ."; "Кабы я была царица, — / Третья молвила сестрица, — / Я б для батюшки-царя. . ."
Д.: Гаварйть старшыя дявйца, кабы я была царйца, я на весь кряшшоный мйр анна наткала бы палатна; Гаварйть сренния царйца, кабы я была дявйца, я на ве сь кряшшоный мйр пригатовила б пйр; Молвить третия сятрйца, кабы я была царйца, я для батюшки б царя радила б бауатыря (1);
Молвить старшыя сятрйца, кабы я была царйца, я на весь бы мйр анна наткала бы палатна; Втарая молвить сятрйца, а кабы я была царйца, я на весь кряшшоный мйр, пригатовила б я пйр; Молвить третия сятрйца, а кабы я была царйца, я для батюшки б царя радила б бауатыря (2).
Трансформация исходного текста состоит в замене литературных элементов, не свойственных речи рассказчицы: опускается вторая часть составного союза кабы. . . то.
4.4.2. Перестановки
4.4.2.1. Во фрагменте, приведенном в п. 4.4.1, кроме замены союза, устраняется инверсия при передаче прямой речи (у Пушкина сперва прямая речь, потом слова автора), не характерная для устной речи.
4.4.2.2. Перестановка реплик
П.: "Кабы я была царица, — / говорит одна девица, — / То на весь крещеный мир / Приготовила б я пир". / "Кабы я была царица, — / Говорит ее сестрица, — / То на весь бы мир одна / Наткала я полотна". "Будь одна из вас ткачиха, // А другая повариха".
ДТ, ' и ' ' г «-» ' ' ' г"
.: Гаварйть старшыя дявйца. . . я на весь кряшоный мйр, анна, наткала бы
г »» / г г г / а г ' ' « '
палатна. . ." / гаварйть сренния царица. . . / "я на весь кряшшоный мйр при-гатовила б я пйр" (1); Молвить старшыя сястрйца. . . "я на весь бы мйр анна
г г м / г г ¿t г г г и
наткала бы палатна. . . втарая молвить сястрйца. . .я на весь кряшшоный мйр, пригатовила б я пйр" (2); "От ты будиш ткачйха, а ты будиш паварйха" (1); "Ты будь ткачйха, ты будь паварйха" (2).
В пересказе Андреевой реплики "ткачихи" и "поварихи" меняются местами (у Пушкина первая сестра обещает приготовить пир, вторая — наткать полотна, у Андреевой — наоборот). Новая последовательность
реплик повторяет последовательность, заданную в реплике царя ("ткачиха — повариха"). Эта особенность косвенно связана с устной формой существования текста, а именно с необходимостью держать его в памяти, так как запомнить порядок слов легче, чем порядок следования однотипных реплик, тем более что последовательность "ткачиха — повариха" повторяется в тексте Пушкина неоднократно9.
4.4.3. Вставки
В тексте пересказа появляются "лишние" элементы, характерные для устной речи, которые употребляются с различными целями:
4.4.3.1. констатация забывчивости, объясняющей сюжетные "провалы": "Сколька аны плыли, вот, я ня знаю, я там не была, доч" (2); "Вот, ня знаю, што была, а патом от он" (2); "И какйм судьбам туда вашёл царь" (1);
4.4.3.2. обращения к собеседнику (видишь, виишь), которые маркируют необычное, важное с точки зрения рассказчицы: "Ты будь маей жаной, ка исходу синтября принясй мне бауатыря. Виишь. . ."(2); "Я на весь кряшшоный мйр пригатовила б я пйр, вйдишь?" (1); "Радила царевна в ноч ни то сына, ни то доч, вйдиш?" (2);
4.4.3.3. комментарии, проясняющие непонятные с точки зрения рассказчицы фрагменты: "шме ль, знаиш, така я букашка" (2).
5. Версии пересказа: "мужская" и "женская"
Пересказ "Сказки" Андреевой интересен еще и тем, что мы имеем две его версии, не полностью совпадающие друг с другом. В 1-й версии по сравнению со 2-й несколько больше сбоев, путаницы, например:
Гаварйть сренния царйца, кабы я была дявйца; Две малых сястры пирянять ганца вялять (вместо "старших сестры"); И вот атседава пасылають ганца и сують яму грамату такую; "Радила царевна в ноч". . . ни то. Нет. "Радила царевна сына ёй дал Бох в аршйн".
Это объясняется, видимо, тем, что "мужская" версия была рассказана первой хронологически — Андреева вспоминала текст на ходу. Вторая версия, записанная через несколько дней, более гладкая, поскольку рассказчица повторяла текст, который недавно уже вспоминался.
Но расхождения между версиями не ограничиваются этим, причем часто они определяются полом собеседника. Внешним признаком "мужской" и "женской" версий являются различные обращения к собеседнику (сынок, дочь соответственно).
9 Однако у Пушкина на событийном уровне "первенство" у поварихи (а не
ткачихи) сохраняется и в других эпизодах: повариха рассказывает о первом чуде (о белке) и первая страдает от Гвидона-комара.
Как было сказано выше, вторые части каждой из версий различаются своими сюжетами: если в 1-й версии рассказывается об освобождении царевны Лебеди (версия "героическая"), то во второй — о мести Гвидона своим теткам-обидчицам. "Героическая" версия рассказана юноше, версия об оклеветанной сестре и мести — девушке.
Как принято считать, в "Сказке" совмещены два не связанных друг с другом сказочных мотива: об "оклеветанной жене" ("чудесных детях") и о "вещей деве" (она же Царевна Лебедь), которые хорошо представлены в западноевропейском фольклоре, см., например: [Азадовский 1936: 150-156; Медриш 1992: 48]. В пересказе Андреевой различные сюжеты, которые объединены Пушкиным в один текст, снова разводятся, фигурируя в разных версиях. Связи между сюжетами, которые вводит Пушкин, в пересказе Андреевой снова разрушаются: если у Пушкина превращение Гвидона в комара (муху, шмеля) — результат колдовства Царевны Лебеди, то у Андреевой — его самостоятельное действие.
5.1. Последовательность реплик в "мужской" и "женской" версиях
"Мужская": Царь в этыт дом заходить и такую реч заводить. "От ты будиш ткачйха, а ты будиш паварйха, а ты будь маей жаной".
"Женская": От тагда от к ей падходить и такую реч заводить. "Ты будь маей жаной, ка исходу синтября принясй мне бауатыря. Вйишь, эй, а вы ступайти, ты будь ткачйха, ты будь паварйха".
Если в "мужской" версии порядок "назначений" Салтана соответствует порядку реплик сестер (ткачиха — повариха — жена), то в "женской" на первое место выносится "назначение" третьей сестры, т. е. важной в этой версии становится тема удачного замужества и материнства, что подчеркивается и далее: "а малыя самыя щчаслйвая атказалася, аказалася". Если в "мужской" версии речь царя адресована всем сестрам ("в э тыт дом заходить и таку ю ре ч заводить") и Салтан обращается к сестрам в
порядке их реплик, то в "женской" речь Салтана сразу обращена к третьи /сс г и г г г г >9\
ей сестре ("к ей патходить и такую ре ч заводить").
5.2. Мотив мести в "женской" версии
В "женской" версии основным мотивом становится мотив мести, наказание за клевету становится ее финалом, превращая все повествование в назидательную историю о справедливом возмездии. Назидательность и "жизненность" этого сюжета подтверждается не только комментариями, высказанными попутно ("вот сёстры сястрам, што жалали, э та, а
Г Г А Г и У и Г *** Г Г Г г г •• \
эта, доч, от и в э тый, и в э тый дяревни была, кауда я сюда пришла ), но и тем, что в разговоре о колдовстве информантка ссылается именно на этот сюжет, схематично пересказывая его еще раз (версия 3).
По сравнению с пушкинским текстом изменяется мотивировка отправления Гвидона в царство Салтана. Если у Пушкина он отправляется в путешествие, так как скучает по отцу ("Грусть-тоска меня съедает, / Одолела молодца: / Видеть я б хотел отца"), и наказывает теток из-за того, что они отговаривают Салтана от визита на остров ("Не хотят его пустить / Чудный остров навестить"), то в пересказе Андреевой мотивировка визита Гвидона к теткам определяется в зависимости от главной сюжетной линии — это необходимость осуществления мести ("ну и ту т яму взашло на памить, далжон найтйть я свайх тетак, и далжон я йх наказать").
В пересказе Андреевой у Гвидона появляется новая черта — "смолоду был грозен он". Несомненно, это связано с созвучием имен Гвидон и Дадон (". . . царь Дадон, смолоду был грозен он" — "Сказка о Золотом петушке"), тем не менее характерно, что эта деталь появляется именно в той версии текста, где она наиболее уместна (где разрабатывается мотив мести).
Отметим также, что отсутствие мотива мести в тексте "Сказки" является новаторством Пушкина: если фольклорные сказки о "чудесных детях" заканчиваются расправой с клеветниками, то в пушкинском варианте сестры прощены; см. об этом: [Медриш 1992]. Хотя в пересказе Андреевой сюжет о "чудесных детях" представлен не полностью (о счастливом воссоединении царя Салтана с его женой не говорится), мотив мести "возвращается" в этот сюжет.
6. Некоторые выводы
Таким образом, изменения пушкинского текста "Сказки о царе Салтане" в пересказе Андреевой, во-первых, связаны с изменением жанра текста (рассказчицей он воспринимается не как сказка, а как "давнишняя быль"), в результате чего, с одной стороны, акцентируются ряд мотивов, актуальных для рассказчицы в бытовых текстах, с другой стороны — из исходного текста устраняется ряд приемов, характерных для художественного текста, имеющего прежде всего эстетическую функцию. Одновременно восприятие рассказчицей текста не как вымысла, а как истории, случившейся в отдаленном прошлом, способствует "приближению" мира "Сказки" к миру, окружающему информантку: чуждые этому миру элементы либо устраняются, либо переосмысляются как "свои". Во-вторых, ряд изменений текста связан с "возвращением" его в фольклорную среду, что проявляется в том, что в пересказе Андреевой используются механизмы, характерные скорее для традиционных текстов, чем для литературных. При этом ряд изменений определяется устной формой бытования текста.
7. Пересказ "Сказки о царе Салтане"
Текст приводится в упрощенной транскрипции на базе кириллицы. Ассимиляции согласных по звонкости / глухости и твердости / мягкости не отмечаются, количественная редукция гласных не отмечается. Приводим все три версии: 1-я ("мужская", или "героическая", версия) была записана Ф. Р. Минлосом; 2-я ("женская" версия, или "рассказ о мести") записана А. И. Рыко; 3-я версия (краткая) была приведена как дополнительный пример в разговоре о колдовстве.
I-я версия ("мужская","героическая")
Ой, лйханька мае, от так ня вспомню, давно пе ли, всё пазабыли, забыла, сынок. Тоже и сказки пазабыла, ай, расказывали старйнныи люди, была гаманйли, таперь-та не т ничова, а раньши фсе гаварйли. Вот, я нагдысь и
Г Г и Г Г Г Г -V Г // рр г
вспомнила, ай, а вот такую ска зку гаварили, што вот: Три дявйцы пад ак-
Г Г Г Л М т ■ Г \ / z"' г г г г
ном, пряли позна вичарком. . .. Да, а вот тута пазабыла, и как сюда папа л царь. . . Вспомниш, раска зы всякии, хоть и тюре мныи, не. . . а тюремныи. . .
у J- / Г Г Г Г Г Г Г г г
И тюремныи, я знаю нескалька, да я и знаю нескалька, и пе сню анну вроди гаварйть, вот, чу тиньки помню. . .
[пара тюремных песен]
Ну сынок, многа ты све дал? Ай, и ты што-нибудь раскажй, ты ж далжна по-
Г Г Г i «J Г ГА Г Г Г А
мнить, коя-што многа. А-ай, a ету-та, сынок, я ни дагаварйла, ты читал такую
г /о ' Л А ' ' ' г »у* г in г г г г
кнйгу, ай не? А я вот када хадйла па Жаркам-Баркам, мне начальник лагиря дал такую кнйгу. Вот трй дявйцы пад акном пряли позна вичарком, и какйм
Х Г Г Г Г к г г г г г г г
судьбам суда вашол царь. А пряли там трй дявйцы, трй ронныи сястрйцы, а возли е тыва разгавора, царь стаял возли забора. Как э ты дявйцы, гаварйть
Г Г Ilf/t Г Х Г X Г Г А А гиг г
старшыя дявйца: Кабы я была царйца, я на ве сь кряшшоный мйр, адна, наткала бы палатна, так. Царь стайть и слушаить. Гаварйть сре нния царица:
II-г/» Л X Г X Г ГАГ Г и / Г Х А Г 44 т» Г
Кабы я была дявйца, я на ве сь кряшшоный мйр пригатовила б я пйр . Вй-диш? A царь стайть. Молвить третия сястрйца: "A кабы я была царйца, я для батюшки царя радила б бауатыря". Реч пасле нния чаму, палюбйлася яму,
Г Г Г Г Г Г Г /г у-у г г Х г г
царь в е тыт дом заходить и такую реч заводить: Вот ты будиш ткачйха, а ты будиш паварйха, а ты будь маей жаной, ка исходу синтября, принясй мне
X / II Г 1 г г Л г г* г г Х г г г
бауатыря , о. A в кнйгах, сынок, все напйсана быль, е та была, нас ишшо на
Г Г Г U Г к Г Г Г Г А г г
све ти не была, ай бо. . . A я-та ня граматная, а такую кнйгу я долга читала, так. Ну вот, ка исходу синтября, етакыя млачшыя сястра принясла бауатыря.
ИГ и Г т ■ Г Г KJ г г г г г г
зачалася вайна. Дедушка мой, шесь ле т служыл, а на пистале тах хто был напйсан? Будённый, Будённый был палкаводцым, вот [в]спомнила, Будён-
и ту Г Г X Г Г Г у у Г Г Г Г Г Г
ный. У де душки маво была трй мядали. И два е тых пистале та, так, о уоспа-
Г Г ^ У" У" Г Г Г Г Г у у Г Г
ди, вот такйи вот дяла. Ну от, и вот, атсе дава пасылають ганца. И сують яму
Г Г // -р» г г г г г г г г
грамату таку ю: "Радила царе вна в ноч, ни то. . . не т, радила царе вна ваша
г и г у—у г г г г г ^ 55 А г г г
сына, ёй дал Боу, в аршйн, ростам этыт сын в аршын . А две малых сястры пирянять ганца вялять, атымуть, грамату э ту, и в пусту яму. . . и в суму яму
г г г * а тл г г г г ' г г
пустую, сують грамату другую: Радила царевна в ноч ни то сына, ни то доч, ни мышонка, ни лягушку, нинавйдиму звярЮшку", вот так. Приказываить
/ и и / / Г СС fi / / X г /
э такыи Буденный, царь-гасударь аттудава: Эту мать с сынъм в бочку пасадй-ти, засмалйти и по марю пустйти". Нябось читал тЫ? A сынок растет там ни па нням, а па часам. A царе вна над рябенкам, как арлйца над арленкам, так. И ана взмалйлася уоспаду Боуу: "Ни губй, гаварйт, тЫ нашу душу, вЫбраси
Г Г Г 55 Г Г Y Г ^ Х Г Г / и г
ты нас на сушу , вот так. И выбрасил йу уасподь на сушу. Этакыи сыночик, ев же он там какой вЫрас, ножками на донышка встал, a в другоя донышка галовкай уперся, Эта донышка вЫскачила, и аказалась Э та царйца са свайм рябенкам на. . . на сушы, о. Паглядять, садЫ зяленыи кругом, о-ой, уоспади
Г 4J Г ^ i Г / Г «J г г г
памйлай, и речка нидалека. А на речки и вйдить э такый сынок, што плава-ить лебидь, белый, и Этакыва белыва ле бидя, ой. Лятаить коршун и клюеть. Он пажалел, он сделал стрялу и вдарил Этакыва коршуна. Коршун свалйлся
Г Г Г X Г Г Г Г ii т» X / / г и
в воду, в ре ку, a ле бидь молвить яму руским изыком: Разбяруся я с табой,
Г / Г У 55 Г Г к г г г Х г г
патом, я, табе пригажусь , — гаварйть, вот. A ана э та лебидь и гаварйть э та/ / О ii ГТЧ r r r f* Х / / г г
каму уаспажу, е й: Ты, гаварйть, ня ле бидя избавил, a девицу в живых аста-
/ г г г г 55 f* / / г г X /
вил, ты ня коршуна убйл, a чурадея падстрялйл . Вот тут какйи дяла были, бальшЫи, оой, бальшЫи бЫли дяла, уоспади памйлай, о-ой. Ну ета фсе, о уоспъди a я. . . ой-е-ей-е-еюшки, тàк вЫ прагонити миня дамой ай не?
2-я версия ("женская")
Эта ня сказка, a бЫль, давнишныя бЫль, о-о, я тут. . . о-о-о, давнишная бЫль. Эта кнйга напячатына, ну дaвно, многа тдоу прашло, многа, о-о-о-от. Вот, я. . . зaбЫла, што aткудава царь-та е тыт взялся при. . . и пришол. . . царь Этыт и он увидал Э тых трй дявйцы пад aкном. . . Пряли позна вичaр-
Г Г i г г г г Х г /
ком. . . так. . . А он-та к aкошку и падaшол, a да э тыва у зaбора пастaял. . . тa-a-aк. . . Вот, вйдить, што Э тых трй дявйцы, трй сястрйцы, трй сястрйцы. . . Он у дом зaшол к яму нямножка, пагaвaрйл с ййм, спрасйл, a штом-та вот,
Г Г Г * г Л / Г ily» > Х / Х Г Г Г
он стaйть и слышыть. Молвить старшыя сястрйца: Мбы я была дарйца, я нa весь бы мйр aнна наткaла бы палaтна. . . Эта дaвнешная, Эта в кнйжки,
г г X г г г С* Х / i / Х / ' \ К «-» '
е-е-е, a нaпйсана все быль, шо э та все была. Аткудава были цaрй? A-aи, так,
Г Г Г // X > X / Х Г Г Г Г Г KJ г
втaрая молвить сястрйца: A кàбы я была дорйвд, я на весь кряшшоный мйр, приттовила б я пйр". . . та-a-a-aк. . . Он слушыл, слушыл, глядел, е-е-е. A пaтом молвит тре тия сястрйца: "A кàбы я была цaрйца, я б для батюшки б доря радила б бауатыря". . . Реч пасленния чaму, палюбйлася яму, ayа.
/-л г г г и Г Г Г Г СС гр Х / / О Г" и
От тayда он к ей шдходить, и тaкую реч зaводить: Ты будь мaе й жaнои, ка исходу синтября принясй мне бауатыря". Вйиш? Э, "a вЫ ступайти, тЫ будь т^чйха, тЫ будь павaрйха, a вЫ ступайти вслед зa мной и за сястрой,
' и Я TT ' ' / / г г г
и за сястрой . . . Ну э тым-та двум дастaвалася тошна, мноу, a малыя самыя шшaслйвыя ат^залася. . . акaзалася. . . О-о-ой божи мой, Эта. . .
[вставной рассказ про Буденного]
. . . Я табе ни дагавaрйла, пра Э тых три дявйцы-та, так. Ну и живеть царь, с
/ и / и А и Y Г Г * ' S п Л и Х / /
э тый с тре тий сястрой. И вот нa э тыва вдря, от, Буденный был нaчальник,
А и Г А А А А А А -г J- ^ А А
и. . . пришла вайна, как от ярманиц на нас пришол, так. И э та, и э та царе вна радйла мальчика, так. Шлють, а он где-та, уоспади. . . Шлють яму туда ганца: "Радила царевна в ноч ни то сына, ни то доч, ни мышонка, ни лягушку,
А / М у Л А А А А А А А
нинавйдиму звярюшку". Вот сёстры сястрам што жалали, эта, а э та, доч, от и в э тый, и в э тый дяре вни была, кауда я сюда пришла, ауа. О уоспади, о уоспади памйлай. Эта, в суму ганцу э таму, у суму пустую и сують грамату
А / и Г А* А А А г г а /Л / ГА
такую, э-эй, а взабышную-та грамату, хто там пасылал, эуа, Сына дал вам
У1 А / « 1 / Л AAA A r ii 1—г г г
Боу в аршйн . A тут э тыкава царя, как он понил и приказал: Пасадйть матА X А А А / )) г I 1 А А А А
ку с сынам у бочку залйть и па морю атправить". Так и сде лали, вот так, так
а г ~ж ~т г Х f* г г / i /
и сделали, ауа. И вот растет рябенык там, ни па нням, а па часам. А царйца над рябёнкам, как арлйца, гаwрйть, над арлёнкам, ауа. Вот так, сколька аны
А А А Г Г Г Г Г у у Г Г Г
плыли, уот, я ня знаю, я там не была, доч. И царйца. . . вйдить, солнушка, и
Г Г Г yl Г ii ' Х ГАГ Г Х Г
ана просить уоспаду Боуу: уоспади, ни губй ты нашу душу, выбраси ты нас
А << у у А А Х А А к f» А ^ А и
на сушу . И выплыла е та бочичка на сушу. A парьнёк-та уже бальшой, на анно доничка ножкам встал, а в другои галовкай впёрся, ано и выскачила, и аны увйдили Божий све т. . . [у]оспъди, и вот, и вйдють, как. . . Ме ста та-кои, вроди сад. . . са стаглавыми царьквами, с тирямами и с садами. И па-
А А A KJ A A A A U А А А у у
шол сын с маткай, эуэ, и пашол сын с маткай, гараз харошая ме ста. . . И назвали этыкыва сына царь Гвидон, с моладу был грозин он, от так, вот так. Ну и тут, яму взашло на памить, далжон найтйть я свайх тётак, и далжон я их
А уч A A A A A A f* к А Х
наказать. Вот он и заходить. . . так. . . и вйдить, старшая тётка. A он абара-тйлся шмялём, шмель пту. . . знаиш, такая букашка, от он упйлся э тай стар-шый тётки в правый глаз. Ана аммярла и акривела — наказал эту тётку, эуа, а забыла. . . а дальше забыла, с серенний што сделал, а ня знаю, о уоспъди памйлуй.
[вставной рассказ о попытке учиться в школе]
Патом от, ня знаю што была, а патом от он, а-а-ай, э-э-э, как тута падкатйл к яму карабыль, к этыму мальчику, и вот он царём стал, ауа, этакый мальчик. Назвали яво царь Гвидон, та-а-ак, он бальшим хазяинам патом был, патом
X А к А А А Л Г U А А у у у А А
был. A от ня помню, сде лал тётки втарой што, ай не . . . Што-та сде лыл, и старай бабы Бабарйхи. . . Эта он сваёй матки. . . што та. Аны и яво абйдили,
A U A A f* А А А А -ш—1 A U
а-а-ай, и кагда он тётку-та укусйл, и лятаить па акошку, а кричали: Бе й,
А А А 55 A A A A A U A А
давй, праклятыя ты мошка , раз, а он в акошка, и улятел. . . э-э-эй. . . А он в акошка и уляте л, дю доч, от так, о уоспади памйлай. . .
3-я версия (упоминание в разговоре о колдовстве)
Как вот э тых трй дявйцы, вот аны, вот аны што сде лали малай сястрй-
А А X А А А** Л А А А А
аны, бьётся ва станка ткачйха, бьётся паварйха, а малыя сястра ходить уаспажой. Аны и пазавйдывали, вот аны и пасылали ганца к мужу, к царю, о. Вот и писали такую хуйню, што радила царевна в ноч ни то
А А А А А А А А А А А -ш—г
сына, ни то доч, вйдиш? А ана радила мальчика очинь харошива, от. Пака он, сйлы забрал, е-ей, и он йх нашол, а яму падсказала, явонная мать, вот. Всё ёй звали баба Бабарйха, е-ой, тьфу, уоспади памйлай, о-ой.
Библиография
Абраменко 2001
Абраменко О. А., "История глазами простого человека: деревенская эсхатология", in: Образы России в научном, художественном и политическом дискурсах: история, теория, педагогическая практика. Материалы научной конференции 4-7 сентября 2000 года, Петрозаводск, 2001, 11-17. Азадовский 1936
Азадовский М. К., "Источник сказок Пушкина", in: Пушкин: Временник Пушкинской комиссии, 1, Москва, Ленинград, 1936, 134-163. Медриш 1992
Медриш Д. Н., Путешествие в Лукоморье. Сказки Пушкина и народная культура, Волгоград, 1992. Минлос, Рыко 2005
Минлос Ф. Р., Рыко А. И., Русский диалектный текст, in: Л. Э. Калнынь, Г. П. Клепикова, отв. ред., Исследования по славянской диалектологии, 6: Славянская диалектология и история языка, Москва, 2005, 327-332. Никитина 1993
Никитина С. Е., Устная народная культура и языковое сознание, Москва, 1993. Рыжих 2010
Рыжих М. В., "Сопоставительный анализ фольклорной и литературной сказки", Вестник Московского государственного лингвистического университета. Гуманитарные науки, 596,2010,107-114. Славянские древности 1995
Толстой Н. И., ред., Славянские древности. Этнолингвистический словарь, 1: А-Г, Москва, 1995. Успенский 1995
Успенский Б. А., "Поэтика композиции", in: ibid., Семиотика искусства, Москва, 1995.
References
Abramenko O. A., "Istoriia glazami prostogo cheloveka: derevenskaia eskhatologiia," in: Obrazy Rossii v nauchnom, khudozhestvennom i politicheskom diskursakh: istoriia, teoriia, pedagogicheskaia praktika, Petrozavodsk, 2001, 11-17.
Azadovskiy M. K., "Istochnik skazok Pushkina," in: Pushkin: Vremennik Pushkinskoi komissii, 1, Moscow, Leningrad, 1936, 134-163.
Kalnyn' L. E., Klepikova G. P., eds., Isslegovaniia po slavianskoi dialektologii, 6: Slavianskaia dialektolo-giia i istoriia iazyka, Moscow, 2005.
Medrish D. N., Puteshestvie v Lukomor'e. Skazki Pushkina i narodnaia kul'tura, Volgograd, 1992.
Minlos Ph. R., Ryko A. I., "Russkii dialektnyi tekst," in: L. E. Kalnyn', G. P. Klepikova, eds., Issledo-vaniia po slavianskoi dialektologii, 6: Slavianskaia dia-lektologiia i istoriia iazyka, Moscow, 2005, 327-332.
Nikitina S. E., Ustnaia narodnaia kul'tura i iazy-kovoe soznanie, Moscow, 1993.
Ryzhykh M. V., "Comparative Analysis of Folklore and Literary Fairy-tales," Vestnik MGLU. Gu-manitarniye Nauki/MSLUBulletin: The Humanities, 596, 2010, 107-114.
Tolstoj N. I., ed., Slavianskie drevnosti. Etnoling-visticheskii slovar', 1, Moscow, 1995.
Uspenskij B. A., Semiotika iskusstva, Moscow, 1995.
Анастасия Игоревна Рыко, канд. филол. наук
С.-Петербургский государственный университет, филологический факультет,
старший преподаватель кафедры русского языка
199034 С.-Петербург, Университетская наб., д. 11
Россия/Russia
aryko@mail.ru
Received February 27, 2016
