CC BY
37
Н. А. Лунькова (Москва)
Литературные пейзажи Станислава Стратиева
В рецензии рассматривается новая вышедшая в Болгарии монография, посвященная прозе и драматургии выдающегося национального автора С. Стратиева.
Ключевые слова: болгарская литература, Станислав Стра-тиев, проза, драматургия.
«Литературные пейзажи: творчество Станислава Стратиева»1 (2015) Илияны Димитровой - первая монография, посвященная исследованию прозы и драматургии С. Стратиева (1941-2000), что, безусловно, является знаковым событием для современной болгари-стики. Оно выполнено с привлечением работ болгарских и зарубежных теоретиков, историков литературы и демонстрирует превосходное владение материалом. Это особенно ценно, так как произведения этого выдающегося литератора, творческий путь которого пришелся на вторую половину XX в., изучены на родине крайне мало: в основном изданы отдельные рецензии и статьи, в большей степени затрагивающие специфику его комедиографии. Это объяснимо, поскольку Стратиев - признанный драматург, автор эмблематичных для болгарского театра пьес «Римская купальня» (болг. «Римска баня»), «Замшевый пиджак» (болг. «Сако от велур»), «Автобус» (болг. «Рейс») и др., был директором Сатирического театра им. Алеко Константинова (София). Болгарскому зрителю Стратиев известен также как автор сценариев к нескольким фильмам, вошедшим в «золотой фонд» болгарского кинематографа, среди которых снятые режиссером Людми-лом Кирковым «Оркестр без названия» (болг. «Оркестър без име») и «Равновесие» (болг. «Равновесие», лента получила Серебряный приз на Московском международном кинофестивале в 1983 г.).
В книге Димитровой предпринимается попытка выявить особенности, характерные для художественного мира писателя в целом, в связи с чем исследовательнице было необходимо рассмотреть поэтику не только его пьес, но и прозаических произведений - рассказов и повестей. В предисловии автор уточняет, что данный труд не претендует на всеохватность и призван скорее рассмотреть отдельные концепты творчества писателя, нежели создать традиционный
«творческий портрет или литературно-исторический очерк» (с. 7). Монография состоит из предисловия, четырех глав, заключения и списка литературы.
В первой главе «Образы памяти и забвения в творчестве Станислава Стратиева» Димитрова исследует трансформации человеческого «я», обретение, утрату, определение самоидентичности в связи с сохранением или распадом традиционных аксиологических основ развития личности и общества в целом. Для творчества Стратиева это одна из ключевых проблем: и в драматургии, и в прозе он постоянно возвращается к вопросу о том, как функционирует субъект в границах внутренней и внешней реальности, как меняется сознание героя под воздействием обстоятельств (или вопреки им). Димитрова справедливо замечает, что Стратиев всегда выступает против любого насилия или давления, оказываемого на человеческую личность, прослеживает в своем творчестве механизмы этого воздействия и их последствия для внутреннего мира индивида. Исследовательница подчеркивает, что писатель часто прибегает к противопоставлению духовного / материального, живого / неживого, демонстрируя, как «овеществление» отдельного человека постепенно приобретает более серьезные масштабы и перерастает в «опредмечивание» всей нации (эта проблематика широко разработана, в частности в поздней прозе Стратиева): «В конце ХХ века чрезмерная забота о телесном есть знак глубокого кризиса национальной идентичности, но сейчас, в отличие от вековой насильственной / вынужденной недобровольной зависимости, когда физическое спасение выступало одним из механизмов сохранения народности, так как обеспечивало и сохранение памяти, она являет собой добровольный акт духовного самоуничтожения» (с. 17). Димитрова уделяет внимание и обратному процессу - превращению «вещей» в «людей», иллюстрируя его на примере трансформации образа Гардероба из пьесы «Максималист» (болг. «Максималистът»), где он представлен как «сила, регулирующая отношения и ограничивающая поведение личности» (с. 22). Оппозиция «духовное / телесное» встречается уже в самых ранних рассказах писателя (сб. «Одинокие ветряные мельницы», болг. «Самотни вятърни мелници», 1969), - где для ее раскрытия привлекаются такие архети-пические образы, как детство, дом, небо и др. Для Стратиева характерно стремление передать мир детства как чувственно воспринимаемую, «подвижную», а не застывшую реальность, поэтому писатель часто использует символику цвета (Димитрова особо отмечает роль «болгарского зеленого», неслучайно имеющего «национальный» от-
тенок). Концепты памяти и забвения неразрывно связаны с образами детства: по мере взросления герой «забывает» себя, утрачивая свое «я» в столкновениях с институализированным обществом, внешней реальностью: краски детства, спектр которых необычайно широк в «Одиноких ветряных мельницах», со временем «бледнеют и исчезают» (с. 59), что отражается в последующих работах писателя (так, в «Мотивах для кларнета» (болг. «Мотиви за кларинет») «краски внезапно куда-то исчезли, и все выцвело» (с. 59), а от людей и предметов остались только их тени).
Вторая глава «Пьесы Станислава Стратиева. Особенности драматургического языка» посвящена поэтике драматургического наследия писателя, которое отличается тем, что в нем не изменена реалистическая природа изображаемого (герои и место действия вполне правдоподобны), но благодаря языковым особенностям, языковой игре создаются новые, «виртуальные пространства» (с. 10), «иллюзорный, второй драматургический план» (с. 69), проливающий свет на основной конфликт произведения. Димитрова рассматривает несколько образов-посредников, которые выступают в пьесах Стратиева своего рода «предметами, которые превращаются в проблемы» (с. 69): мамонт, купальня, пиджак, пуговица, гардероб, овца и т. д., а «обстоятельства и ситуация сами становятся метафорой»2. Попадая в рамки сценического пространства, эти предметы, нарушая границы привычного для них семантического поля, получают иное звучание, воплощая метафору на языке драматургии. Кроме того, они имеют большое значение в функционировании диалогической речи и отдельных реплик героев, что подробно анализируется Димитровой. С ее точки зрения, в своих пьесах Стратиев смог (благодаря усилению пластических функций жеста, декораций, а главное - самого слова) затронуть те проблемы, о которых в социалистической Болгарии «говорить было нельзя» (с. 139). Важно отметить, что исследовательнице удается вписать драматургию Стратиева в контекст не только болгарского, но и европейского литературного процесса (в частности, она подчеркивает связь его художественных экспериментов с развитием польского театра 1960-1970-х гг.) (с. 70).
В следующей главе «Проза Станислава Стратиева: между повторением и отличием» автор монографии анализирует главным образом повести «Дикая утка между деревьями» (болг. «Дива па-тица между дърветата»), «Недолго светило солнце» (болг. «Кратко слънце») и «Дикие пчелы» (болг. «Диви пчели»), выявляя основные
структурно-композиционные особенности и акцентируя внимание на образах главных героев, которые «не отказались отстаивать свою идентичность» (с. 151). Значительная часть этой главы посвящена соотношению лирического и сатирического начал в прозе Стратиева: Димитрова приходит к выводу, что ее первоначальный замысел - попытаться разграничить эти начала и сгруппировать произведения согласно преобладанию в каждом какого-то одного - был неудачен, поскольку для прозаических произведений писателя характерен тесный сплав лирико-импрессионистического и юмористического, сатирического модусов повествования. В связи с этим исследование пошло по другому пути: если в первой главе о прозе писателя она акцентирует внимание на тех произведениях, где преобладает идея свободы воображения и силы мечты, открывающей перед человеком множество возможностей, раскрываются процессы становления индивида и факторы, на него влияющие, то в третьей главе настоящей книги речь идет о том, каковы механизмы распада личности и что происходит с теми, кто сопротивляется механизмам давления власти. Защищая свое право быть самими собой, герои вынуждены выбирать между «тишиной, одиночеством или смертью» (с. 151), причем последняя выглядит наиболее логичным спасением от насаждаемых, навязываемых человеку различными способами «стереотипных социальных и культурных моделей» (с. 184).
Последняя глава исследования - «Модели болгарского в творчестве Станислава Стратиева после 1989 г.» - посвящена анализу позднего периода творчества писателя, охваченного «разочарованием от процессов, наступивших в болгарском обществе после исторических перемен 1989 г.» (с. 190). По мнению Димитровой, с конца 1980-х гг. лирическое в произведениях Стратиева все чаще уступает место сатирическому, его тексты приобретают открытый полемический характер, на первый план выходит публицистический стиль. С этим трудно не согласиться, так как большинство прозаических произведений этого периода представляют собой открытый диалог с читателем, в центре которого - обеспокоенность нравственной деградацией современного общества, отчаяние от невозможности ее остановить3. Говоря о нарративных особенностях поздней прозы, исследовательница отмечает ее фрагментарность и ассоциативность, присутствие гротескных и абсурдных образов она связывает с «болью и обеспокоенностью» (с. 199) Стратиева за судьбу своего народа в изменившейся действительности. «Апокалиптически опустошенный национальный пейзаж» (с. 193), воплощение особой «болгарской
модели» миропонимания, Димитрова анализирует также на драматургическом материале, в частности на примере пьес «Зимние повадки зайцев» (болг. «Зимните навици на зайците») и «Балканский синдром'93» (болг. «Балкански синдром' 93»).
В Заключении к своей работе автор подчеркивает, что все произведения Станислава Стратиева тесно связаны с тем литературно-историческим контекстом, в рамках которого они создавались, обращая внимание на центральные проблемы его творчества - изучение кризиса идентичности отдельного человека, тесно сопряженного с трансформациями культуры, идеологии, нации. С точки зрения Димитровой, Стратиев является едва ли не единственным болгарским писателем, которому удалось одновременно быть и не быть «вовлеченным» в «нормативные требования доктрины соцреализма» (с. 207) благодаря удивительной амбивалентности его художественного языка, так как с его помощью он мог, не критикуя власть напрямую, изобличать ее недостатки, используя «иронию, пародию и гротеск» (с. 208), особенно в драматургии.
Представленная книга представляет несомненную ценность для исследователей болгарской литературы второй половины XX века, и в частности творчества Станислава Стратиева, поскольку в ней помимо проведенного подробного анализа основных особенностей поэтики его произведений размещена и библиографическая информация: сформирован список работ, касающихся исследования творчества Стратиева в Болгарии, перечислены в хронологической последовательности все его опубликованные произведения (список книг, вышедших отдельными изданиями, произведения, включенные в различные сборники, публикации в периодических изданиях и интервью с автором). Такой кропотливый труд, безусловно, заслуживает самой высокой оценки. Книга И. Димитровой может быть полезна всем, кто интересуется произведениями С. Стратиева, она пригодится при подготовке спецкурса по его творчеству в рамках изучения истории болгарской литературы.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Димитрова И. Литературни портрети: Творчеството на Станислав Стратиев. Велико Търново, 2015. (Далее ссылки на настоящее издание приводятся в тексте рецензии в скобках с указанием страницы.)
2 Панова С. Смях и присъда. София, 1977. С. 251.
3 Подробнее о поэтике поздней прозы С. Стратиева см.: Карцева З. И. Мотивы боли и отчаяния: проза Станислава Стратиева // Вестник Московского университета. Сер. 9: Филология. 2000. № 5.
N. A. Lunkova Literary landscapes of Stanislav Stratiev
The review analyses the monograph newly published in Bulgaria and dedicated to the prose and dramas of the outstanding national author S. Stratiev.
Keywords: Bulgarian literature, Stanislav Stratiev, proze, drama.
