CC BY
30
Н. А. Лунькова (Москва)
Повести 1970-х и рассказы 1990-х гг. Станислава Стратиева: к проблеме жанра
В статье рассматриваются главные стилевые и жанрообра-зующие признаки прозы болгарского писателя Станислава Стратиева. Основное внимание уделено анализу повести и рассказа как центральных жанровых моделей прозы Стратиева: определены функции автора и повествователя, выделены композиционные особенности текстов и их мотивная структура. Ключевые слова: болгарская литература, проза, Станислав Стратиев, жанр, жанровая стилистика.
Станислав Стратиев (1941-2000) - болгарский прозаик и драматург, многие годы являвшийся директором софийского Театра сатиры, дебютировал в 1969 г. как автор прозаических произведений (его первая книга рассказов - «Одинокие ветряные мельницы», 1969), затем были написаны повести «Дикая утка между деревьями», «Путешествие без чемодана», «Недолго светило солнце» и др. В 1970-е гг. он начинает активно заниматься драматургией (комедии «Римская купальня», «Замшевый пиджак», «Гардероб» и многие другие). Однако, несмотря на широкую известность, которую Стратиеву принесли его комедии, писатель постепенно отходит от драматургии и в 1990-е гг. в основном пишет прозу. Выходят в свет сборники рассказов «Болгарская модель» (1991), «Упражнения в отличиях» (1993), «Стоян» (1995), «Лицо с картин Эль Греко» (1997), «Мотивы для кларнета» (1997), «Вавилонская хроника» (2000, опубликована посмертно). В настоящей статье основное внимание будет сосредоточено на анализе этих сборников, а также трех повестей 1970-х гг. («Дикая утка между деревьями», «Недолго светило солнце», «Дикие пчелы»). Это позволит нам проследить, как в прозе Стратиева проявляется двойственная природа жанра: с одной стороны, любой жанр стремится сохранить присущие ему жанрообразующие признаки, а с другой - постоянно трансформируется автором ввиду индивидуального чувства стиля и набора языковых средств.
Вопрос о разграничении жанров малой эпики по сей день остается спорным. Каковы общие черты повести и рассказа? Где границы новеллы и в чем ее отличие от повести? В большей степени нас будут
интересовать жанровые черты повести и рассказа, к которым обращается Стратиев в своем творчестве.
Значительная часть филологов полагает, что повесть как канонический жанр занимает срединное положение между романом и рассказом, и дифференцирует ее в системе повествовательных жанров по следующим признакам: если в рассказе дается обычно один главный эпизод, являющийся его центром, сюжет должен быть сжатым, интенсивным, рассчитанным на единство и непрерывность восприятия, то в повести, как и в романе, в силу существования «памяти жанра», излагается несколько событий, связанных между собой и объединенных вокруг одного персонажа. В отличие от романа, который обычно изображает целую эпоху или представляет собой подробное жизнеописание героев, повесть ограничивается отдельными, иногда очень важными событиями, эпизодами, составляющими определенный период жизни персонажа. В романе мы, как правило, находим описание жизни нескольких людей, в повести - одного человека и его ближайшего окружения. В большинстве исследований отмечается, что по своему объему повесть больше рассказа, но меньше романа, однако объем и охват художественного материала не могут служить надежным критерием жанрового определения повести: необходимо учитывать проблематику жанра, своеобразие сюжетно-композиционной структуры и типа повествования, жанровой концепции «события» и художественного времени.
Свой творческий путь С. Стратиев начинает в 1970-е, когда новое поколение болгарских прозаиков, вошедших в литературу на рубеже 1960-1970-х гг. («дебютная волна»), сосредоточивает свое внимание на малых эпических жанрах, требующих от писателя лаконизма и рациональности, конкретизации и большей динамичности в изложении материала. Пересмотр отношения к традиционным жанровым формам, их деформация, отказ от агитационного пафоса 1950-х гг., психологическая усложненность повествования, обращение к проблемам современности стали ключевыми моментами субъективиза-ции и лиризации литературы данного периода. Процесс лиризации прозы, начавшийся уже в 1960-е гг., - это процесс жанрового синтеза, взаимодействие эпических, лирических и драматических структур, изменение традиционной ритмики произведений, сплав эпичности со скрытой или явной эмоциональностью автора и героев. Важный момент процесса лиризации состоит не столько в изменении формы, сколько в «строении художественного сознания рассказчика, которое задает как наррацию, так и соотношение объективного и субъек-
тивного, их единство, свободные переходы и изменения»1. Этот синтез и своего рода «переходность» жанров получают особое развитие в творчестве Стратиева: свои прозаические произведения он нередко перерабатывал в пьесы или киносценарии, придавая им иную форму повествования. В прозе у Стратиева есть возможность описывать, комментировать действия героев; повествование ведется то от 1-го, то от 3-го лица, эмоциональность выражается и через речь героев, и через авторский комментарий. В драматургии и кино Стратиев делает упор на реплики и диалоги героев, «эмоции выражаются только
^ ^ 2 через действие, поэтому замедленный темп прозы здесь неуместен»2,
однако проблематика произведений при этом не меняется.
Говоря о центральных проблемах, затрагиваемых в произведениях С. Стратиева, Р. Сугарева, Д. Коруджиева, К. Николова и других «семидесятников», в первую очередь нужно отметить нравственные: создавая портрет современника, прозаики испытывают «нравственную тревогу» за Человека, его духовное развитие, пытаются определить, как стабильность на уровне материальных, житейских отношений влияет на духовный мир человека. Все герои рассказов и особенно повестей Стратиева этого периода так или иначе проходят своеобразную нравственную проверку.
В повести «Дикая утка между деревьями», принесшей Стратиеву наибольший успех, основное внимание уделено анализу внутреннего мира главного героя - Сашко Антонова. Через юношеский взгляд на мир (повествование ведется от 1-го лица) мы воспринимаем все, о чем говорится в произведении: с восторгом и любовью герой описывает природу, ценит честность и порядочность, а на любую несправедливость реагирует болезненно и остро. В повести, наполненной лиризмом, есть место и гротескным, сатирическим штрихам, что, однако, не делает ее одномерным отображением внутреннего мира героя, а придает описанию жизненность и правдивость. Внешний ход событий весьма интенсивен: девять отдельных глав, составляющих произведение, рассказывают о встречах Сашко с новыми людьми, о неоднократной смене им места работы, которая происходит вовсе не из-за того, что герой не справляется со своими обязанностями, а из-за нежелания идти на компромисс с собственной совестью. Сначала его увольняют из крепости, где он работал экскурсоводом, но не хотел угождать начальству, затем он отказывается навязывать гражданам бесполезные пособия по безопасности и т. д. Композиционные особенности, о которых было сказано выше (фрагментарное изображение жизни героя - девять изолированных глав), включают также
небольшую зарисовку (от 3-го лица) о старике на велосипеде, которая регулярно появляется между частями основного повествования. Старик едет на своем велосипеде «не торопясь, ритмично крутя педали», его коричневая шляпа мелькает, как «дикая утка между деревьями»3, а на лице сияет улыбка. Молодость уже прошла, но старость не поборола его стремления к самоутверждению, его желания быть свободным, бороться против того, чтобы «человека ограничивали в чем бы то ни было»4. Этот образ символизирует вечный поиск человеком своего места в жизни и того, как ее прожить. Как и старик на велосипеде, главный герой ищет себя, меняя «профессии», но не жизненные ориентиры.
Сашко реагирует на все происходящее молчаливым, внутренним протестом, он больше созерцает, чем участвует в происходящем. «Не внешними действиями, а внутренней выносливостью и протестом он отстаивает свои честные юношеские позиции. Чувство внутреннего достоинства, гордость и присущая его молодости бескомпромиссность проявляются во всем его поведении»5. Эта повесть - яркий пример того, как исповедальность прозы 1970-х гг. (в отличие от предшествующих периодов) обращена в настоящее, а не в прошлое: Стратиеву интересен анализ динамики нравственности современного ему общества, поиск места человека в нем, что обусловливает специфику стиля и композиции произведения.
Повести «Недолго светило солнце» и «Дикие пчелы», составившие книгу «Подробности пейзажа», продолжают развитие проблематики «Дикой утки между деревьями», в них используются те же стилевые приемы, в синтаксисе так же преобладают неэмфатические высказывания. Героя повести «Недолго светило солнце» тоже зовут Сашко, что, безусловно, устанавливает связь между персонажами двух произведений. Как и его тезка из «Дикой утки.», Сашко не идет на компромисс с совестью и становится жертвой преуспевающего дельца Крумова. Главный герой подрабатывал на дачных участках: вместе с напарниками бурил скважины и устанавливал колодцы. На участке, принадлежавшем Крумову, при установке колодца были обнаружены останки убитого в 1920-е гг., когда в Болгарии осуществлялась расправа над участниками (и теми, кого сочли за них) Сентябрьского восстания 1923 г., Стратиев ставит героев перед выбором: предать истории с найденными останками огласку (однако тогда об установке колодца и выручке придется забыть) или же продолжать работы. Для Сашко ответ однозначен: «Все стало вашим. И рассветы, и закаты, и воздух стал вашим. разделили Болгарию на участки и присвоили себе. Но
человек, который лежит там, - не ваш, это вам ясно? И пуговицы не ваши... И никогда не станут вашими. Смерть, Крумов, не продается»6. Этими словами герой обрекает себя на смерть. Крумов ночью подрезает колодезную веревку, и на следующий день ведро с землей с высоты нескольких метров падает Сашко на голову. Умирая, герой видит, как сверкнул последний луч заходящего солнца.
Ранняя смерть героев в «Подробностях пейзажа» (подобные трагические эпизоды встречаются у многих писателей того периода, например, у Павла Вежинова в «Барьере» или в «Софийской истории» Любена Станева) связана с невозможностью их существования в мире, где радости жизни сводятся к материальной наживе. В «Диких пчелах» Елена, жена водителя съемочной группы, заканчивает жизнь самоубийством, не в силах противостоять жестокому, безнравственному миру, в котором она вынуждена жить. Она не хочет и не может жить, «закрыв на все глаза. [...] Для чего нам тогда эти глаза, если мы будем их закрывать, изменится ли что-то, если мы их закроем?»7.
Неслучайными, сквозными образами в названных произведениях становятся дикие пчелы, их «яростное жужжание», запах дикого меда. Повторяющееся во всех трех повестях определение «дикий» (в двух из них вынесенное в название) символизирует свободу, нечто неподвластное рациональному восприятию мира. У киносценариста из повести «Дикие пчелы» был шанс изменить свою жизнь - самоубийство Елены настолько поразило его, что он был готов бросить работу, перестать быть только зрителем, пассивно плыть по течению жизни. «Она не согласилась, не пошла на сделку»8, - твердит сценарист, и вот он уже уезжает с места проведения съемок и всю дорогу до Софии вспоминает свою жизнь, пытается понять, как стал эгоистом. «Вдруг он почувствовал неприязнь к этой девушке, которая нежданно ворвалась в его налаженную жизнь, внесла в нее смятение и тревогу. Он почувствовал, что ненавидит эту девушку с ее простой и страшной истиной, сразу все перевернувшей. Он хорошо устроился в этой жизни и не хотел, чтобы его беспокоила совесть»9. Однако от нее ему избавиться не удалось: сценарист вернулся к работе над фильмом, премьера прошла удачно, но «аромат меда продолжал преследовать его. И тогда он понял: теперь в темноте ночи его всегда будет будить аромат дикого меда, напоминая о маленьком подсолнечном поле, трепетном свете, девушке, лежавшей с открытыми глазами, яростном жужжании диких пчел»10. Повторяющееся описание этого поля и пчел, позднее прибавившийся к ним образ девушки выполняют в повести такую же функцию, как фрагмент со стариком на ве-
лосипеде («Дикая утка между деревьями») и описание родного дома Сашко («Недолго светило солнце») - постоянно напоминают героям и читателю об истинном смысле жизни, о свободной природе человека, его стремлении жить. Несмотря на то что читатель в данных повестях выполняет только функцию реципиента, его задача заключается не только в восприятии и осмыслении, но и в оценке событий. Авторская позиция вполне ясна: своим «прозаическим триптихом» Стратиев стремится доказать, что именно «подробности пейзажа» и есть сам пейзаж и у жизни не бывает черновика. Отсутствие прямого авторского комментария в какой-то мере продиктовано стремлением объективно изобразить действительность, желанием более точно показать «тревожный симптом общества, удушающий застой которого невыносим для молодого поколения»11 (С. Игов).
В 1980-е гг. Стратиев в основном занимается драматургией, пишет киносценарии, к прозе он возвращается в 1990-е. Его произведения станут уже совсем иными, не имеющими почти ничего общего с повестями и рассказами предыдущих лет, они наиболее адекватно отражают специфику сложного для Болгарии времени перемен.
Писатели по-разному реагировали на социально-политические события Болгарии в 1990-е гг. и сопровождавший их экономический кризис. В этот период нарушилась привычная «циркуляция литературы», что вызвало всплеск интереса к ранее запретным темам и сферам общественной жизни, бурное развитие массовой литературы как индустрии бизнеса. Под одной обложкой стали печататься лирические эссе, путеводители, анекдоты и т. д., что в известной мере, как и знакомство, а позднее и интенсивное использование элементов поэтики постмодернизма, способствовало смешению жанров и изменению границ жанровых форм в болгарской литературе конца ХХ в. С. Стратиев наряду с другими писателями (Б. Димитровой, Й. Радичковым, С. Иговым и др.) глубоко переживает затянувшийся в Болгарии кризис и создает ряд прозаических сборников острой социальной и сатирической направленности.
Неразрывно связанные с тематикой и особенностями миропонимания Стратиева жанровые формы его прозы оказываются весьма специфичны как в формальном, так и в содержательном аспектах. Балансируя на грани поэтического и прозаического, в 1990-е гг. писатель создает миниатюры, вступающие в диалог друг с другом (благодаря ритму мо-тивных структур, сходству формальной организации, сквозным образам, прямым заимствованиям из собственных произведений). Опираясь на определение жанра рассказа как «особо организованного диалога»12
и принимая во внимание современные концепции речевых жанров, понимаемых как «относительно устойчивые типы высказывания, формирующиеся тематическим содержанием, стилем и композицией»13, мы рассмотрим рассказы болгарского прозаика с учетом трех главных критериев: функционирование, стиль и композиция, содержание.
Говоря о принципах функционирования рассказа в целом, стоит отметить неканоническую природу этого малого эпического жанра. Известно, что «время, когда появляется рассказ, в отличие от соседних жанров малой эпики относится уже к неканонической эпохе, к так называемой литературе Нового времени»14 и вместе с романом рассказ противопоставлен, по мнению многих исследователей (в частности, Н. Д. Тамарченко и В. И. Тюпы), каноническим жанровым формам - новелле и повести. Особо организованный «диалог» функционирует не только как диалог автора и читателя, но и как межжанровый «диалог» рассказа и иных форм малой эпики, поскольку «жанровая активность рассказа связана с осмыслением иных жанровых форм в своей структуре»15, и открытая структура рассказов Стратиева полностью это подтверждает. Автор то и дело примеряет на себя разные маски: «наблюдатель», «участник», «судья» и т. д. (причем в рамках одного рассказа смена масок может проходить неоднократно). Позиция читателя в исследуемых рассказах сводится к позиции воспринимающей, оценивающей стороны (о чем свидетельствуют многочисленные вопросы, призывы, эмоциональные восклицания автора, прямые обращения). Стремление вступить в диалог с читателем, получить ответы на проблемные вопросы обусловливает структуру и стилевые особенности рассказов Стратиева. Весь корпус его прозаических текстов этого периода можно разделить на две группы. Первая группа рассказов (в основном из сборника «Лицо с картин Эль Греко») будет характеризоваться той моделью рассказа, где будут преобладать неэмфатические высказывания, характеризуемые ассимилятивным синтаксическим ритмом и содержащие факту-альную информацию (описание событий, фактов, места действия и времени протекания этого действия, рассуждения автора, движение сюжета и т. д.). Стоит отметить, что именно сборник «Лицо с картин Эль Греко» по своей проблематике и стилю очень близок к повестям (канонический жанр), о которых уже говорилось ранее.
Гораздо интереснее в жанрово-стилевом и композиционном отношении вторая группа текстов, в которых уже само внешнее оформление (вертикальное членение текста, обилие парцеллированных конструкций) усиливает жанровую неканоничность. Созданные на границе про-
зы и поэзии, близкие к свободному стиху сборники Стратиева 1990-х гг. изобилуют эмфатическими фрагментами текста с диссимилятивным синтаксическим ритмом, определяющим структуру рассказов. В качестве примера приведем некоторые отрывки из произведений.
Первая группа текстов:
«Старик спал. В последние дни осени солнце выглядывало после полудня, и воздух немного прогревался. В саду было спокойно, в нем было лишь несколько повернутых к солнцу колясок с детьми. По усыпанным опавшими листьями аллеям редко проходили люди»16.
Вторая группа текстов:
«Меня все любят больше всего, но только после чего-то.
После Отечества.
После Партии.
После Дружбы.
После победы пролетариата во всем мире.
После коллективизации»17;
«В течение дня кто-нибудь на телевидении или в печати с помощью фактов, статистики, анкетных данных, по заказу политиков или просто в связи с личным прозрением объясняет нам, почему и как именно жить нам невозможно.
Почему невозможно, чтобы было чисто.
Почему невозможно, чтобы мы не были бедными.
Почему невозможно, чтобы мы были здоровыми. [...]
Невозможно, чтобы мы не политизировали даже пасхальные яйца.
Невозможно.
Болгария - страна неограниченных возможностей!»18
Выбор выразительных средств, то есть сам авторский стиль, на наш взгляд, является определяющим в обнаружении «особого динамического баланса между жанровыми императивами и индивидуальными авторскими особенностями каждого текста»19. Рассказы Стратиева «вбирают в себя» огромное количество модифицированных пословиц, аллюзий и цитат, что позволяет автору расширить границы своих «мозаичных» сборников до уровня интертекста. Так, например, активно используется цитирование хорошо известных болгарину произведений родной литературы, видимо, уже набивших оскомину читателю (стихотворений Х. Ботева, Н. Вапцарова, Г. Милева, прозаических произведений Й. Радичкова, И. Вазова), публичных выступлений политических деятелей (речь Г. Димитрова на Лейпцигском процессе): дистантные буквальные повторы есть уже
в самих названиях цикла: «Последний круг над гнездом кукушки», «Житие и страдание», «Моби Дик»; многие пословицы обретают новый смысл: «На безрыбье и болгарская рыба - рыба»; «Всегда у тебя будет широкая славянская душа и узкая перспектива» и т. д.
Сам акт выбора выразительных средств, безусловно, связан с темой того или иного рассказа, проблемами, которые в нем затрагиваются. Назовем лишь основные из них: проблема свободы, одиночества, самоидентификации, поиска нравственных ориентиров, национального самосознания, патриотизма, эмиграции, европеизации Болгарии и др.
Проза Стратиева 1990-х выходит за рамки привычной литературной традиции, автор трансформирует и модернизирует канонический жанр, выводя его за рамки канона. Мы отмечаем синтетическую природу его рассказов, проявляющуюся во взаимодействии разных типов речи, открытости и диалогичности его текстов. Так, прозаические миниатюры Стратиева 1990-х можно определить как «рассказы», но это «рассказы», в которых представлены элементы эссе, очерка и эпистолярного жанра. В 1970-е гг. его проза, развиваясь в русле творчества молодых писателей того времени, не нарушала границы жанрового канона. Для повестей 1970-х характерно стремление к объективному изображению событий, переход от повествования от 1-го лица к повествованию от 3-го, больший объем произведений, наличие нескольких действующих лиц, более четкой (по сравнению с прозой 1990-х) сюжетной канвой. При этом, несмотря на различия в самой жанровой организации произведений, проза Стратиева 1970-х и 1990-х имеет много общего на проблемно-тематическом уровне. Исследования языка и структуры его прозы указывают на то, что тексты Стратиева являются откликом на состояние окружающей его действительности - «застойные» 1970-е и «рыночные» 1990-е, что и обусловливает обращение автора к разным жанрам малой эпики, имеющим как каноническую, так и неканоническую природу, а также присущую повестям и рассказам проблематику и стилистику.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Ликова Р. Разказвачът в съвременната българска белетристика. София, 1978. С. 263.
2 Канушева И. Основни характеристики в творчество на Станислав Стратиев // Млади изкуствоведи: Алманах. София, 1997. С. 126.
3 Стратиев С. Дива патица между дърветата. София, 1972. С. 44.
4 Стратиев С. Избрано. София, 2009. Т. 1. С. 128.
5 Константинова Е. Фантастика и белетристика (в съвременната българска литература). София, 1973. С. 74.
6 Стратиев С. Подробности пейзажа. София, 1990. С. 87.
7 Там же. С. 132.
8 Там же. С. 151.
9 Там же. С. 169.
10 Там же. С. 173.
11 Стратиев С. Избрано. Т. 1. С. 12.
12 См.: Москвина О. А. Рассказ В. М. Шукшина как речевой жанр // Текст: варианты интерпретации: Материалы IV межвуз. науч.-практ. конф. Бийск, 1999. Вып. 4. С. 56-60.
13 Бахтин М. М. Автор и герой: К философским основам гуманитарных наук. СПб., 2000. С. 249.
14 Кудрина М. В. Жанровая структура рассказа. М., 2003. С. 30.
15 Там же. С. 55.
16 Стратиев С. Лице от Греко. София, 1997. С. 45.
17 Стратиев С. Избрано. Т. 1. С. 550.
18 Там же. С. 664-665.
19 Горобец О. Б. Стиль и жанр: соотношение и взаимосвязь понятий // Филологические науки. Вопросы теории и практики. Тамбов, 2008. № 1 (1). В 2-х ч. Ч. I. С. 78.
Lunkova N. А. Narratives of the 1970s and Short Stories of the 1990s by Stanislaw Stratiev: on the Problem of Genre
The article performs the main stylistic and genre-shaping features of the prose by Bulgarian author Stanislaw Stratiev. The focal point is the analyses of narrative and short story as principal genre models of the prose by Stratiev: functions of the author and a narrator, compositional characteriscs of the texts and the structure of their motives.
Key words: Bulgarian literature, prose, Stanislaw Stratiev, genre, genre stylistic.
