CC BY
99
К 200-летию со дня рождения М. Ю. Лермонтова
лирические источники и лирическое окружение романа м. ю. Лермонтова «вадим»
г. Б. Буянова
Статья подготовлена при финансовой поддержке РГНФ, проект № 13-34-01016
сл о
00
Статья посвящена взаимосвязям лермонтовского романа «Бадим» с лирическими и лиро-эпическими произведениями писателя, созданными в 30-е годы XIX века. обращается внимание на особенности индивидуально-авторского стиля, специфику лиризма романа м. Ю. Лермонтова, место авторских отступлений в структуре эпического произведения, трактовку романтического героя-индивидуалиста.
КЛЮЧЕВЫЕ СЛ о в а: творческая биография м. Ю. Лермонтова, художественная специфика романа «Вадим», особенности лиризма в творчестве писателя, своеобразие авторских отступлений в романе.
У романа М. Ю. Лермонтова «Вадим» особая судьба. Исследователи располагают только первой частью произведения, впервые опубликованной в 1873 году в журнале «Вестник Европы». К моменту публикации прошло около сорока лет со времени создания романа и тридцать два года со дня гибели поэта. Выдающийся русский филолог Н. К. Пиксанов, обращаясь к анализу романа в статье «Крестьянское восстание в «Вадиме» Лермонтова» (1947) и обобщая ранее написанное, отмечал: «В лермонтовской историографии отсутствуют анализы композиции, сюжета, стилистики «Вадима», что <...> не мешает строить самые размашистые, безответственные обобщения» [Пиксанов 1947:174]. В целом его критическое замечание в адрес исследователей произведения справедливо, хотя роман часто привлекал к себе внимание учёных и в 30-е, и в 40-е годы XX века1.
В последние десятилетия XX — начале XXI века изображение исторической эпохи Екатерины Великой и тема пугачёвского восстания в лермонтовском романе по-прежнему вызывали к себе интерес. В то же время появились работы, авторы которых сосредоточили внимание на жанровых особенностях «Вадима», структуре
См.: Переверзев В. Ф. Борьба за исторический роман в 30-е годы // Литературная учёба. 1935. № 5. С. 4-29; Докусов А. М. «Вадим» // Звезда. 1938. № 9. С. 191-200; Локс К. Проза Лермонтова // Литературная учёба. 1938. № 8. С. 3-21; Благой Д. Д. Пугачёвский роман Лермонтова // Литературное обозрение. 1941. № 12. С. 61-65; Виноградов В. В. Стиль прозы Лермонтова // Литературное наследство. Т. 43-44. М., 1941. С. 517-628; Перльмуттер Л. Б. Язык прозы М. Ю. Лермонтова // Жизнь и творчество М. Ю. Лермонтова. Сб. 1. Исследования и материалы. М., 1941. С. 310-355; Томашевский Б. В. Проза Лермонтова и западноевропейская литературная традиция // Литературное наследство. Т. 43-44. М., 1941. С. 469-516; Докусов А. М. Роман «Вадим» Лермонтова / / Учен. записки Ленинградского пед. ин-та им. Герцена. Т. 43. М., 1947. С. 33-100; Коган А. Н. Об отражении исторической действительности в романе М. Ю. Лермонтова «Вадим» // Учен. записки Куйбышевского пед. и учит. ин-та. 1947. Вып. 8. С. 53-81; Андроников И. Л. Лермонтов в работе над романом о пугачёвском восстании // Литературное наследство. Т. 45-46. М., 1948. С. 289-300 и др.
о
Г\|
о
гм
го
го
OI А
(К
го ^
OI
о о
лермонтовского произведения, специфических деталях в повествовании и описаниях, на близости лермонтовского романа к романтической лиро-эпике и т. д.2
В 80-90-е годы XX века лермонтоведы обратились к рассмотрению «Вадима» с позиции проникновения лирической стихии в прозу писателя, развивая мысли, высказанные об этом ещё В. Г. Белинским. «В повести (речь идёт о "Бэле".— Г. Б.) Лермонтов явился таким же творцом, как и в своих стихотворениях. <...> Лирическая поэзия и повесть современной жизни соединились в одном таланте. Такое соединение, по-видимому, столь противоположных родов поэзии не редкость в наше время. Шиллер и Гёте были лириками, романистами и драматургами, хотя лирический элемент всегда оставался в них господствующим и преобладающим. <...> Поэзия нашего времени по преимуществу роман и драма; но лиризм всё-таки остаётся общим элементом поэзии, потому что он есть общий элемент человеческого духа» [Белинский 1988: 304]. Сравнивая понятия «лирика» и «лиризм», Белинский отмечал не только их близость, но и различия: лирика — родовое понятие, лиризм — всеобщая эстетическая категория, эстетическое явление в художественном творчестве. В этом смысле лиризм, утверждал критик, свойствен не только лирике, но и поэме, повести, роману.
Можно сказать, что теория лиризма до сих пор ещё не разработана — суждения о нём самые общие, и даже в новейших литературоведческих энциклопедиях и словарях отсутствуют словарные статьи с объяснением этого термина 3, хотя теоретики литературы в разное время высказывали следующие соображения о лиризме.
Г. Н. Поспелов отмечал: «Лиризм — это свойство, относящееся не к "родовому" аспекту содержания литературных произведений, а к той его стороне, которую можно назвать пафосом (выделено мною — Г.Б.) произведений» [Поспелов 1976: 198]. В. Е. Хализев, размышляя о терминологических проблемах в теории литературных родов, приходит к выводу, что слова «эпическое» («эпичность»), «драматическое» («драматизм»), «лирическое» («лиризм») обозначают не только родовые осо-
бенности произведений, <.. .> но и другие их свойства» [Хализев 2000: 296]. И если драматизм (как определяет В. Е. Хализев) — это «умонастроение, связанное с напряжённым переживанием каких-то противоречий, с взволнованностью и тревогой» [Хализев 2000: 297], то «лиризм — это возвышенная эмоциональность, выраженная в речи автора, рассказчиков, персонажей» [Хализев 2000: 297]. Суждения теоретиков свидетельствуют о том, что лиризм проявляется прежде всего в экспрессивности предметно-словесного строя того или иного художественного текста. Между тем ещё в 1890 году в работе «Лирика и лирики» Р. Вернер писал: «Чувства, ощущения или созерцания в каком-то определённом случае, в возвышающейся через него или над ним восприимчивости (настроении) назовём мы чем-то лирическим; выражение таких чувств, ощущений или созерцаний в поэтической форме — лирической поэзией. Мы разделяем чистую лирику как поэтическое выражение чувств и ощущений и лирику мысли как поэтическое выражение созерцаний» [Werner 1890: 10]. Для лермонтовского романа «Вадим» характерна именно «лирика мысли», «поэтическое выражение созерцаний» — по определению Вернера.
По мнению отечественного теоретика литературы Л. И. Тимофеева, лиризм — понятие, родственное лирике: «Лирика — это отражение всего многообразия действительности в зеркале человеческой души, во всех тончайших нюансах человеческой психики и во всей полноте речевой экспрессии, им отвечающей» [Тимофеев 1971: 278]. Суммируя суждения, высказанные литературоведами, логично сделать следующий вывод: лиризм — понятие многозначное, предполагающее несколько составляющих. С одной стороны, это особое состояние души автора, выражающееся в созданном им художественном произведении. С другой — это сочетание уникальных, особенных свойств личности автора, делающих поэтизацию, лиризацию текста возможной, когда автор непосредственно «от себя» высказывается по какому-либо поводу. Третья составляющая понятия «лиризм» — совокупность лирических художественных средств в произведении, обуславливающая высокую экспрессивность,
2 См.: Захаров В. А. Пугачевский полковник Иван Иванов: К истории создания «Вадима» // Волга. 1979. № 9. С. 178-180; Сацюк И. Г. К вопросу о функциях описания в романе М. Ю. Лермонтова «Вадим» // Творческие процессы и эстетические принципы писателя. Иркутск, 1980. С. 66-74; Александров А. В. Изображение эпохи в романе М. Ю. Лермонтова «Вадим» // Актуальные вопросы современного лермонтоведения. Литературоведение. Киев, 1989. С. 110-111; Горбачева Н. Б. Мотивы французской революции в системе символов неоконченного романа Лермонтова «Вадим» // Вестник МГУ Филология. 1989. № 5. С. 52-54; Шаблий М. И. О жанровых особенностях «Вадима» М. Ю. Лермонтова // Проблемы метода и жанра. Томск, 1983. Вып. 9. С. 129-147; Лисенкова Н. А. Влияние романтических мотивировок на формирование жанровой структуры исторического романа Лермонтова «Вадим» // М. Ю. Лермонтов. Вопросы традиций и новаторства. Рязань, 1983. С. 38-45.
3 См.: Литературная энциклопедия терминов и понятий. М., 2001.; Поэтика. Словарь актуальных терминов и понятий.
I М., 2008.
эмоциональность, поэтичность художественного произведения.
Таким образом, лиризм — особое свойство текста, проявляющееся в индивидуальности авторского выражения чувств и мыслей, в неповторимом движении, комбинации авторских интересов, душевных порывов, в особой проникновенности и искренности авторских душевных движений; это одно из средств выражения авторского отношения к миру и поэтизации действительности, способ раскрытия психологического состояния автора. Следовательно, лиризм может проявляться в определённом круге тем и идей, волнующих автора, в трактовке героев, их характеров, в структурных особенностях произведения и своеобразии его языка.
Для того чтобы передать действительность в своей индивидуальной оценке, художник должен не просто представлять себе, о чём он пишет. Для Лермонтова — это прежде всего лирически осознать действительность. О работе М. Ю. Лермонтова над романом «Вадим» в 1831-1832 гг. свидетельствует воспоминание его товарища по юнкерской школе А. М. Меринского: «Раз, в откровенном разговоре со мной, он мне рассказал план романа, который задумал писать прозой и три главы которого уже были тогда уже им написаны. Роман этот был из времён Екатерины II, основанный на истинном происшествии, по рассказам его бабушки. Не помню хорошо всего сюжета, помню только, что какой-то нищий играл значительную роль в этом романе...» [Меринский 1989:171]. Действие в романе происходит в Пензенской губернии, в Нижнеломовском и Керенском уездах летом 1774 года, когда в июле Пугачёв, уходя от преследователей, переправился на правый берег Волги и через Саранск и Пензу двинулся на юг к Саратову.
Эти места были знакомы Лермонтову с детства. Богомольная бабушка Е. А. Арсеньева бывала в монастыре, о котором Лермонтов в романе пишет: «На полусветлом небосклоне рисовались зубчатые стены, башни и церковь, плоскими чёрными городами, без всяких оттенков: но в этом зрелище было что-то величественное, заставляющее душу погружаться в себя и думать о вечности» [Лермонтов 1988, 2: 278]. Известно, что в 1774 году монастырь пять раз занимался повстанцами. Восстание, о котором идёт речь в романе, начинается у стен монастыря и продолжается в селе помещика Палицына и окрестностях его имения. «Гремучий овраг и прилегающее к нему зыбкое, болотистое место, описанное Лермонтовым под названием Чёртова логовища, находится в 9-10 верстах от Тархан, между сёлами Тархово и Нижние Поляны»,— отмечают краеведы [Кольян... 2007: 154].
Память Лермонтова хранила рассказы бабушки и тарханских крестьян о подробностях восстания:
в городке Краснослободске (во время Лермонтова — центр Краснослободского уезда Пензенской губернии) пугачевцы убили Д. Столыпина, родственника Е. А. Арсеньевой. В селе Родники повесили помещика Князева, дочь которого воспитывалась вместе с Арсеньевой. В списке дворян, погибших в 1773-1774 гг.,— фамилии Мещериновых, Ман-сыревых, Мартыновых, Мосоловых, Хотяинцевых, людей из круга родных и знакомых Арсеньевой.
В Тарханах пугачевцы тоже побывали — но имение тогда ещё принадлежало Нарышкиным. По преданию, управляющий успел поделить хлеб между крестьянами, поэтому избежал расправы. Кто-то из окрестных помещиков прятался от пугачевцев в «пещерах», были и другие — переходившие нас сторону Пугачёва (помещик села Поляны ротмистр И. Я. Брюхатов). Известен и такой факт: игумен Нижнеломовского монастыря был лишён сана, отстранён от должности и сослан за то, что колокольным звоном встретил пугачевцев и во время обедни молился за здравие Пугачёва, именуя его императором Петром III. Таковы исторические и этнографические основы лермонтовского романа, освещённые лирическим светом его памяти.
Значительную роль в романе «Вадим» играют авторские отступления, в которых отразились глубокие, серьёзные размышления юноши Лермонтова о причинах пугачёвщины, о взаимоотношениях помещиков и их крепостных. «XVIII век проложил глубокую пропасть между гражданской культурой высших и низших сословий России. Дворяне и крестьяне, ещё в XVII столетии культурно почти не отличавшиеся друг от друга, стали чуть ли не двумя различными народами, не столько связанными друг с другом культурным мимесисом, сколько разделяемыми ненавистью низших к высшим и презрением высших к низшим»,— отмечает А. Зубов в статье «Размышления над причинами революции в России. Опыт восемнадцатого столетия. Окончание» [Зубов 2004: 125].
«В течение XVIII века,— указывает Б. Н. Миронов, — дворянство шаг за шагом отрывалось от народа, чему в большой степени способствовало и правительство. Дворяне стали отличаться именем и фамилией, языком и образованием, манерами и одеждой, западноевропейской ориентацией и менталитетом. Даже монастыри стали разделяться по сословному признаку. Указ 1766 года воспретил простолюдинам иметь "дворянские" фамилии и использовать отчество» [Миронов 2000: 84]. «Барство дикое», воплощённое в «Вадиме» в образе Бориса Петровича Палицына,— свидетельство нравственного вырождения дворянского класса. Тяжба, затеянная им против отца Вадима и Ольги, разорила и уничтожила их семью: «Па-лицын был тот самый ложный друг, погубивший
го со
го со о
о X а
О!
го X
О
а
си
О!
а ^
о
си
о ^
и О!
о
и О!
го со о х
к ^
1-0 из
о
гм
о
см
го
го
О!
а
(К
го ^
и О!
о о
отца юной Ольги и взявший к себе дочь, ребёнка трёх лет, чтобы принудить к молчанию некоторых дворян, осуждавших его поступок; он воспитал её как рабу и хвалился своею благотворительностью; десять лет тому назад он играл её кудрями, забавлялся её ребячествами и теперь в мыслях готовил её для постыдных удовольствий.» [Лермонтов 1988, 2: 286]. Как крепостную девку, Ольгу заставляет танцевать перед гостями жена Палицына, Наталья Сергеевна: «Как! ещё смеет отвечать, когда я говорю! спорить! ах грубиянка; да не я ли тебя выкормила и воспитала, да не я ли тебя от вашего отца-негодяя взяла на свои руки. неблагодарная! — нет! этот народ никогда не чувствует благодеяний! как волка ни корми, а всё в лес глядит.» [Лермонтов 1988, 2: 291].
Одну из «тайных причин, породивших пугачёвский год», Лермонтов видит в самом дворянстве, его нравах: «В 18 столетии дворянство, потеряв уже прежнюю неограниченную власть свою и способы её поддерживать, — не умело переменить поведения» [Лермонтов 1988, 2: 283]. Писатель рассказывает о том, как возникает и стремительно ширится «русский бунт, бессмысленный и беспощадный»: «Между тем перед вратами монастырскими собиралась буйная толпа народа; <...> часто от общего ропота отделялись грозные речи, дышащие мятежом и убийством <...> беспрестанно частные возгласы сливались более и более в один общий гул, в один продолжительный, величественный рёв, подобный беспрерывному грому в душную летнюю ночь.» [Лермонтов 1988, 2: 323] и завершает повествование развёрнутой метафорой — поэтическим по характеру нравственно-философским выводом: «Тут он — "хладнокровный наблюдатель" — понял бы, что такое народ; камень, висящий на полугоре, который может быть сдвинут усилием ребёнка, но, несмотря на то, сокрушает всё, что ни встретит в своём безотчётном стремлении. тут он увидал бы, как мелкие самолюбивые страсти получают вес и силу оттого, что становятся общими; как народ, невежественный и не чувствующий себя, хочет увериться в истине своей минутной, поддельной власти, угрожая всему, что прежде он уважал или чего боялся.» [Лермонтов 1988, 2: 323-324].
Нарастание народной ненависти передаётся Лермонтовым при помощи метафоризации авторских отступлений и в IV главе: «Умы предчувствовали переворот и волновались: каждая старинная и новая жестокость господина была записана его рабами в книгу мщения, и только кровь его могла смыть эти постыдные летописи. Люди, когда страдают, обыкновенно покорны; но если раз им удалось сбросить ношу свою, то ягнёнок превращается в тигра; притеснённый делается притеснителем
и платит сторицею — и тогда горе побеждённым!» [Лермонтов 1988, 2: 282].
Главные философские проблемы романа «Вадим» — о добре и зле, о божественном и демоническом в человеческой природе, о жизни и смерти — являются стержневыми в творчестве писателя; широко развёрнуты они в лирике и лиро-эпике Лермонтова начала 30-х годов. Символические образы, ассоциирующиеся с добром и злом,— ангела и демона — ко времени создания «Вадима» уже живут в творчестве писателя: в первых набросках поэмы «Демон» (1829), поэме «Азраил» (1831), стихотворениях «Мой демон» (1830-1831), «Ангел» (1831), «Измученный тоскою и недугом» (1832) и других. «Демоническое» подчёркивается в облике и поведении Вадима с первых страниц романа: нищие боялись «голоса и взгляда» Вадима, чувствовали особую «силу души», обнаруживающуюся везде, «уважали в нём какой-то величайший порок, а не безграничное несчастье, демона — но не человека» [Лермонтов 1988, 2: 276]. В глазах Вадима «столько огня и ума, столько неземного», что они подчиняют себе окружающих — совсем как очаровавшие Тамару глаза Демона:
Пришлец туманный и немой, Красой блистая неземной, К её склонился изголовью; И взор его с такой любовью, Так грустно на неё смотрел, Как будто он об ней жалел.
[Лермонтов 1988, 1: 565]
Недаром он являлся ей, С глазами, полными печали, И чудной нежностью речей. Уж много дней она томится, Сама не зная почему; Святым захочет ли молиться — А сердце молится ему.
[Лермонтов 1988, 1: 568]
«Адская радость» на лице Вадима, «горькая язвительная улыбка», придающая чертам Вадима «что-то демонское», «сумрачная душа», «демоническая наружность», «демонская стихия» противопоставлены ангельской красоте Ольги и её душевному целомудрию.
«Он был дух, отчуждённый от всего живущего, дух всемогущий, не желающий, не сожалеющий ни о чём, завладевший прошедшим и будущим, которое представлялось ему пёстрой картиной, где он находил много смешного и ничего жалкого. Его душа расширялась, хотела было вырваться, обнять всю природу и потом сокрушить её.» [Лермонтов 1988, 2: 295],— эта характеристика Вадима вполне соответствует качествам Демона и его отношению к миру:
.но гордый дух Презрительным окинул оком Творенье Бога своего, И на челе его высоком Не отразилось ничего.
[Лермонтов 1988, 1: 556]
И всё, что пред собой он видел, Он презирал иль ненавидел.
[Лермонтов 1988, 1: 557]
И. П. Щеблыкин отмечал, что «при самом богатом воображении невозможно представить Вадима человеком XVIII века». «Он жертва окружающего зла (его отец был разорён помещиком Палицыным) и в то же время — мститель за поруганную честь семьи, принципы добра и справедливости <.> Лермонтов как бы опережал своё время, мечтая о сильной и цельной личности. В самой жизни таких деятелей ещё не появлялось. Отсюда умозрительность образа, его чрезмерный индивидуализм, романтическая загадочность многих мотивов в его поведении»,— пишет лермонтовед [Щеблыкин 1990: 98]. Позволим себе дополнить суждение литературоведа: специфичность характера Вадима определяется не только его «умозрительностью» и «чрезмерным индивидуализмом». Своеобразие Вадима обусловлено неким синтезом созданной Лермонтовым романической личности, в которой соединились черты героя эпического произведения и романтической поэмы. Вадим создан лирическим воображением поэта Лермонтова, который, смеем полагать, стремился не столько к изображению героя эпохи, сколько к выражению в Вадиме тревожащих его душу лирических мыслей и чувств.
Если говорить о жанровых особенностях романа «Вадим», то справедливо утверждение Н. Н. Петру-ниной: «В "Вадиме" открыто проявилась индивидуальность авторской позиции, формирующая сюжетную и образную структуру романа; цементирующим началом выступает напряжённый романтический лиризм. В силу этого "Вадим" типологически ближе к романтической поэме, чем к какому-либо из видов современного Лермонтову русского или европейского романа» [Петрунина 1999: 76].
О близости «Вадима» лиро-эпике, лирике и драматургии Лермонтова пишет в одной из работ последних лет лермонтовед, доцент МГУ Г. В. Москвин: «Замысел "Вадима" как эпического по роду произведения формировался в слиянии жанрово-стилевых потоков поэмы и драмы; что касается лирики, то она составила внутреннюю, "задушевную" силу романа» [Москвин 2008: 143]. Понимая под лирическими источниками и лирическим окружением лирику и лиро-эпику поэта, соответствующую по времени создания роману «Вадим», хотелось бы отметить следующее.
В письме М. А. Лопухиной 28 августа 1832 года Лермонтов признаётся: «.мой роман — сплошное отчаяние: я перерыл всю свою душу, чтобы добыть из неё всё, что только могло обратиться в ненависть, и в беспорядке излил всё это на бумагу. Читая его, вы меня пожалеете!» [Лермонтов 1976: 399]. Лермонтовский Вадим получил от умирающего отца «последнюю искру жизни и ненависти» и сосредоточился на ненависти и мщении. Тема мщения объединяет четыре поэмы, созданные Лермонтовым в 1831-33-х годах,— «Каллы», «Измаил-Бей», «Аул Бастунджи» и «Хаджи Абрек». В каждой из поэм мщение имеет свои причины, особый характер.
В поэме «Каллы» молодой горец с малолетства думает о кровной родовой мести за смерть отца, матери и брата — ненависть воспитывает в нём мулла. От руки мстителя погибают не только Акбулат и его сын (мужчины враждебного рода), но и дочь Акбулата, своей красотой и невинностью напоминающая ангела (то же сравнение женской красоты с ангельской, что и в «Вадиме»). Вернувшись в аул и ужаснувшись тому, что сделал, юноша убил муллу, считая его виновным в том, что стал убийцей.
Мщение руководит и Измаил-Беем, героем поэмы «Измаил-Бей» (1832). Г. В. Москвин справедливо называет поэму «Измаил-Бей» «творческой лабораторией» «Вадима» [Москвин 2011: 93] В поступках Измаил-Бея соединяются, как и в поступках Вадима, хотя и в неравной степени, общее, истори-ко-национальное, и частное. Измаил-Бей убивает русского за насмешку в адрес соотечественников:
«Казак, скажи мне,— вопрошает,— Давно ли пусто здесь кругом?» С тех пор, как русских устрашился
Неустрашимый твой народ! В чужих горах от нас он скрылся, Тому сегодня пятый год». Казак умолк, но что с тобою, Черкес? Зачем твоя рука Подъята с шашкой роковою? Прости улыбку казака! Увы! свершилось наказанье. В крови, без чувства, без дыханья, Лежит насмешливый казак.
[Лермонтов 1988, 1: 331]
Однако не только Измаил мстит. На него самого направлена месть русского офицера, невеста которого была соблазнена и оставлена Измаилом:
Когда погас минутный пыл, Оставил жертву обольститель И удалился в край родной, Забыв, что есть на небе мститель, А на земле ещё другой!
[Лермонтов 1988, 1: 357]
го со
го со о
о X а
О!
го X
О
а
си
О!
а ^
о
си
о ^
и О!
о
и О!
го со о х
к ^
1-0 из
о
гм
о
см
го
го
О!
а
(К
го ^
и О!
о о
В поступках героя поэмы «Аул Бастунджи» тоже проявляется месть: страсть к жене брата, Заре, является местью Селима за одиночество и отверженность.
В поэме «Хаджи Абрек» изображается изощрённая и коварная месть: князь Бей-Булат просил о помощи (вернуть ему похищенную дочь Леилу); Хаджи-Абрек вызвался помочь и, будучи кровным врагом Бей-Булата, отомстил ему, убил дочь и бросил её голову к ногам несчастного отца. В «Вадиме» есть сцена казни старика и его дочери, напоминающая то, что мы видим в поэме «Хаджи-Абрек», а холодность и жестокость героя поэмы живо напоминает Вадима. Эти наблюдения убедительно свидетельствуют о том, что мотив мщения организует сюжетные ситуации лиро-эпики Лермонтова и романа «Вадим».
Одно из самых ярких лирических произведений, соотносимых с романом «Вадим» — лермонтовское «Предсказание» (1830). Автор диссертации «Лиризм прозы М. Ю. Лермонтова» О. П. Иваненко склонна рассматривать это стихотворение «как первоначальный лирический вариант лермонтовского "Вадима"», что свидетельствует «об остроте исторического ощущения художника». «В этом стихотворении впервые намечена тема восставшего народа и дан один из первых эскизов образа руководителя восстания, "мощного человека", русского Наполеона. "Предсказание" — лирическое выражение ожидания восстания, которое кажется поэту неотвратимым, грандиозным и страшным.»,— пишет исследовательница [Иваненко 1988: 65]. «Предсказание» — одно из первых политических стихотворений Лермонтова, и его идейная связь с «Вадимом» выявляется легко. В то же время целый ряд других лирических произведений, созданных поэтом в начале 30-х годов, соприкасаются с «Вадимом» в той или иной степени.
Лето 1830 года было насыщено политическими событиями, восстание в Польше, революция во Франции обострили отношение Лермонтова, его внимание к политическим проблемам. Он с сочувствием отнёсся к польскому восстанию («10 июля 1830»), но негодующе писал о попытке иностранного вмешательства в национальные дела Польши («Опять народные витии»). Лермонтов приветствовал революцию и уничтожение тирании во Франции («30 июля — (Париж) 1830»), но вместе с тем тревожился, что падение режима может вызвать анархию. Именно этот мотив и развит в стихотворении «Предсказание».
В рукописи это стихотворение сопровождается пометкой «видение», «фантазия». Учёные
связывают историю создания «Предсказания» с крестьянскими волнениями 1830 года, так называемыми «холерными бунтами». В июне 1830 года в одном из таких бунтов был убит родной брат бабушки Лермонтова — губернатор Севастополя Столыпин4.
Осмысливая события французской истории, Лермонтов проецировал их на русскую действительность (как Пушкин в оде «Вольность» или стихотворении «Андрей Шенье»). Низвержение законной власти могло, по мысли Лермонтова, повлечь за собой анархию, террор, голод, эпидемии болезней и гражданскую войну. У народа достаточно сил, чтоб свергнуть самодержавие, но их мало, чтоб организовать разумное, справедливое народовластье. В конечном счёте может восторжествовать диктатура сильной личности (во Франции такой опыт уже был — Наполеон). Такая личность не знает милосердия и жалости: «Будет всё ужасно, мрачно в нём. / Твой плач, твой стон / Ему тогда покажется смешон.». Надо признать, что поэт считал монархию оплотом законности, а падение власти монарха представлялось Лермонтову огромным несчастьем:
Настанет год, России чёрный год,
Когда царей корона упадёт.
[Лермонтов 1988, 1: 59]
«Предсказание» Лермонтова трагически сбылось в российской действительности (события 1914-1917 годов и последующих лет): падение власти Романовых действительно повлекло за собой разгул беззакония, установление диктатуры и пожар гражданской войны.
Особый интерес в плане влияния лирической стихии представляет собой язык «Вадима», требующий отдельного масштабного исследования. В одной из наиболее интересных работ, посвящён-ных стилю и языку лермонтовского романа, читаем: «Лермонтов в "Вадиме" ориентировался на поэтические формулы романтизма. Романтическую фразеологию Лермонтов применяет в разработке тем, общих как в прозе, так и в поэзии. Таковы, например, рассказ Вадима о пребывании в монастыре и "Исповедь" (1830); отступление о женихе-призраке в "Вадиме" и "Гость" (1831). Лермонтов, таким образом, включает в текст "Вадима" темы, разработанные в поэзии, но сохраняет при этом тот же язык, не различая, подобно Пушкину, что "стихи дело другое"» [Перльмуттер 1941: 312]. По нашим наблюдениям, подчёркивание в речи персонажей «Вадима» форм лирического самовыражения, сближение речи автора и персонажей, использование словесно-смысловых
4 Об этом пишет, в частности, Л. Я. Аринштейн в статье «Предсказание» // Лермонтовская энциклопедия. М., 1999. С. 444.
мотивов и образов, общих для лирики и прозы писателя, высочайшая концентрация в прозаическом тексте средств словесной образности позволяют соотнести текст романа с многочисленными лирическими произведениями поэта, созданными в 30-е годы, что и станет предметом исследования в новых наших статьях.
ЛИТЕРАТУРА
Белинский В. Г Герой нашего времени. Сочинение М. Лермонтова. С.-Петербург. 1840. Две части // В. Г. Белинский. Взгляд на русскую литературу. М.: Современник, 1988.
Зубов А. Размышления над причинами революции в России. Опыт восемнадцатого столетия. Окончание // Новый мир. 2004. № 8.
Иваненко О. П. Лиризм прозы М. Ю. Лермонтова. Дис. ... канд. филол. наук. М., 1988.
Кольян Т. Н., Потапова Н. К., Столярова Е. Н. «Русский народ, этот сторукий исполин.» // Тарханы. М.: Русский раритет, 2007.
Лермонтов М. Ю. Собр. соч.: в 4 т. Т. 4. М.: Худож. лит., 1976.
Лермонтов М. Ю. Собр. соч.: в 2 т. М.: Правда, 1988.
Меринский А. М. Воспоминание о Лермонтове // М. Ю. Лермонтов в воспоминаниях современников. М.: Худож. лит, 1989.
Миронов Б. Н. Социальная история России периода Империи (XVIII — нач. XX в.). Т. 1. СПб., 2000.
Москвин ГВ. Замысел о Мстиславе Чёрном как прообраз романа «Вадим» // Лермонтовские чтения — 2007. СПб.: Лики России, 2008.
Москвин Г. В. Ранние кавказские поэмы М. Ю. Лермонтова и роман «Вадим» //Лермонтовские чтения — 2010. СПб.: Лики России, 2011.
Перльмуттер Л. Б. Язык прозы М. Ю. Лермонтова. Язык «Вадима» // Жизнь и творчество М. Ю. Лермонтова. Сборник первый. Исследования и материалы. М.: Худож. лит., 1941.
Петрунина Н. Н. «Вадим» // Лермонтовская энциклопедия. М.: Большая Российская энциклопедия, 1999.
Пиксанов Н. К. Крестьянское восстание в «Вадиме» М. Ю. Лермонтова // Историко-литературный сборник. М.: Гослитиздат, 1947. С. 173-230.
Поспелов ГН. Лирика среди литературных родов. М.: Изд-во Моск. ун-та, 1976.
Тимофеев Л. И. Основы теории литературы. М.: Просвещение, 1971.
Хализев В. Е. Теория литературы. М.: Высшая школа, 2000.
Щеблыкин И. П. Лермонтов. Жизнь и творчество. Саратов: Приволжское кн. изд-во, 1990.
Werner R. М. Lirik und Liriker. Hamburg-Leipzig, 1890.
ФГБОУ ВПО «Тамбовский государственный университет имени Г. Р. Державина».
Поступила в редакцию 23.08.2013 г.
UDC 82.09 LYRICAL oRIGIN AND LYRICAL SPACE
IN THE NOVEL "VADIM" BY M. Yu. LERMONTOV
G. B. Buyanova
The article is devoted to the connection between the novel "Vadim" with lyrical and lyrical-epical works by an author, which were created in 1830s. Peculiarities of individual author's style attract attention, also the specific of M. Yu. Lermontov novel's lyrism, place author's referencies in the structure of epic work, interpretation of romantic individual hero attract attention of the reader. KEY WORD S : creative biography of M. Yu. Lermontov, artist specific of the novel "Vadim", peculiarities of lyrism in the writer's creation, distinguishing feature of an author's referencies in the novel.
ro со
ro
CO
о
о X
Ci
<v
ro X о
си
aj
S ^
a ^
о
си
0 ^
01
о
Ol
ro
CO
о
X
к
LO
LO
