CC BY
52
КОГНИТИВНО-КОММУНИКАТИВНЫЕ АСПЕКТЫ ФИЛОЛОГИЧЕСКИХ И МЕТОДИЧЕСКИХ ИССЛЕДОВАНИЙ_______________________
46
УДК 801.311:808.2
Н. Г. Бабенко
ЛИНГВОПОЭТИКА «ИНОГРАФИКИ»: ФУНКЦИОНАЛЬНО-СЕМАНТИЧЕСКИЙ АНАЛИЗ (по произведениям современной русской прозы)
На материале произведений Ю. Буйды, М. Кураева, В. Пелевина, Е. Попова, В. Сорокина рассматриваются лингвопоэтические приемы включения инографических написаний русских слов в лексическую структуру художественного текста, выявляется роль этих приемов в выражении концептуальных текстовых смыслов.
The paper studies lingvopoetic means of alien-graphic spelling of Russian words incorporation into the lexical structure of a fiction text on the material of Yu. Bujda, M. Kuraev, V. Pelevin, Y. Popov, V. Sorokin. The article analyzes the role of these means in the expression of conceptual textual meanings.
Сегодня много пишут и говорят об очередной волне иноязычия, захлестнувшей в последние двадцать лет российское речевое пространство, в том числе и литературное. При этом суждения по поводу иноязычной экспансии окрашены коннотацией опасения за здоровье и чистоту русского языка как гаранта национальной идентичности. Лингвистов и непрофессиональных ревнителей родного языка тревожит агрессивная наступательность не только иноземной лексики (прежде всего англицизмов), но и графики: латиница теснит кириллицу, «печатная продукция вообще заполнилась латинскими начертаниями. Впечатление, что мы вдруг стали стыдиться своей родной речи, своего кириллического письма. Можно сказать, что в России незаметно прошла "экуменизация" кириллицы и латиницы. <...> Процесс внедрения латиницы в русский текст представляется лишь следующим шагом на пути разрушения формы, а значит, и искажения, искривления смысла письменной русской речи» [1, с. 75, 76]. В языке современной художественной литературы не наблюдается «экуменизация кириллицы и латиницы», но творческие практики использования транслитерированных и нетранслитерированных иноязычных вкраплений сформировали особый изобразительный ресурс — лин-гвопоэтику «чужого слова», основные приемы которой были описаны нами ранее [2, 3]. Предметом рассмотрения в этой статье избрано крайне своеобразное явление художественной речи последних деся-
Вестник РГУ им. И. Канта. 2008. Вып. 2. Филологические науки. С. 46 — 49.
тилетий — инографическое написание русского слова в русскоязычном литературном произведении. Рассмотрим «лингвопоэтику инографики» на материале произведений В. Сорокина, В. Пелевина, Е. Попова, Ю. Буйды, М. Кураева.
Графическая варваризация русского языка используется как лингвопоэтический прием в романе В. Сорокина «Голубое сало» [4], в котором автор создает возможный язык будущего — некий футуристический новояз, основу которого составляет квазикитайская лексика в смешении с подлинными русскими и квазианглийскими словами. Причем многие русские слова утрачивают свой кириллический графический облик за счет полного (zanuda, rezak, razbeg, SHUTKA, "GNOY and SOPLY" и др.) или частичного ^МЕялся, DOGадался, soHdный и др.) перевода их на латиницу. Графическое остраннение русского лексического материала маркирует его интернационализацию, вхождение в грядущий новояз в отличие от других русских слов, отмеченных в тексте, как «старрус.» (буран, чернильница, блохи и др.). В словниках-приложениях к роману приведены псевдотолкования псевдовыражений псевдоязыка: «Спросить в LOB — совершить акт dis-вопроса, способный внушить М-баланс»; «DOGадаться — увидеть плюс-позитивные поля фиолетового спектра»; <^МЕяться — позволять интерферировать своим бордовым и желтым плюс-полям». Смешанная латинско-кириллическая графика и нарочито асемантичная, но четко грамматикализованная речь эксплицируют мрачно-игровую интенцию романа-антиутопии, индивидуально-авторскую интерпретацию культурного концепта «смешение языков».
Е. Попов прибегает к графической латинизации русского слова «товарищи» в романе «Подлинная история "Зеленых музыкантов"» [5], сопрягая этот прием с другими — приемами орфографического остраннения русских слов (исконных и заимствованных) и кирилли-зации английских слов (причем в варианте некорректной практической транскрипции): «ЕТА И ЕСЬ, TОВAРISTSCHI, ПОСТМАДЕР-НИЗИМ МАДЕ ин Раша». Конвергенция (как «пучок» изофункцио-нальных приемов) передает категоричность отрицательной оценки, полное неприятие автором-комментатором рассуждений персонажей романа — журналиста (рупора новейшей литературной идеологии) и литератора («клона» булгаковского Ивана Бездомного) о «вызовах» времени.
В романе «Мастер Хаос» [6] Попов, вербализуя сценарий (= стереотипную ситуацию) «русские в Европе», включает русские слова в латинской графике в россыпь иноязычных вкраплений, сигнализирующих о пребывании субъекта речи в зоне английского языка как языка межнационального общения: «Папа, зачем ты так рано ушел, мы б с тобой, глядишь, все обсудили. Russian is enemy иль это чушь after death of Tzar Peter, a dad of the pavlicks morosov? After товарищ-madam Кол-лонтай Александра, когда-то дворянка? After ГУЛАГ, Holocaust, Hiroshima, Чернобыль?»
Мастер Хаос, смешивая языки, переплетает голоса, времена и страны. Прием соположения разнотипных включений деактуализирует
47
48
политический стереотип, выраженный фразой-клише russian is enemy. Обыгрыванием иноязычных и «инографичных» компонентов текста создается эффект 1) исторической инверсии (Tzar Peter, a dad of the pav-licks morosov), типизирующей сыноубийство и отцепредательство и выраженной «стыковкой» транслитерированного русского экзотизма "Tzar", разговорного английского "dad" и транслитерированного русского антропонима the pavlicks morosov — продукта сопутствующих транслитерации депроприации (перехода имен собственных в нарицательные) и обобщающей плюрализации; 2) социальной травестии (товарищ-madam Коллонтай, когда-то дворянка), эксплицированной графически диссонансной и семантически оксюморонной контаминацией русского и иноязычного слов; 3) представления национальных трагедий (ГУЛАГ, Holocaust, Hiroshima, Чернобыль) как трагедий интернациональных, мировых. Преступление противно человеческой природе — такой вывод вытекает из билингвистического монолога повествователя.
В романе В. Пелевина «Generation 'П'» [7] лингвопоэтический прием перехода на «иносистемную графику» [8] демонстрирует цинизм рекламщиков, сопрягающих в рекламном слогане культовую литературную цитату и водочный бренд. Латиница, остранняя классические строки, изобличает автора рекламного текста в полном неверии в Россию и в неуважении к ней: «UMOM ROSSIJU NYE PONYAT, V ROSSIJU MOJNO TOLKO VYERIT. "SMIRNOFF"».
Эффект перехода на инографику может быть не только снижающим — саркастическим или сатирическим, как у Пелевина или Сорокина. Например, один из героев Ю. Буйды (рассказ «Мускус» [9]), телеграфируя признание в любви, переходит на латиницу, инстинктивно стремясь чужой графикой выразить сокровенность, святость, глубину своего чувства. Чужая графика служит оберегом его любви: «А через три или четыре дня Настенька получила телеграмму от Мускуса (нарочно задержанную — по уговору — его дружком, начальником почты), в которой значилось: Ja tebia liubliu. Он постеснялся писать русскими буквами слова, которые в городке никто не произносил вслух». Использует Буйда этот прием и в романе «Город Палачей» [10]: «Баба Жа бережно взяла его огромную лапищу и поперек линий судьбы на широкой ладони написала — Schastie. Латиницей, как всякую непристойность».
Как видно из примеров, герои Буйды пишут заветное латиницей вследствие «непристойности» и непривычности обнажения своей души, порывов сердца произнесением слов любви и мечты на языке обыденности.
Лингвопоэтика «инографики» может работать на «концентрированную» экспликацию художественной идеи произведения. Так, в путевых заметках М. Кураева «Путешествие из Ленинграда в Санкт-Петербург» [11] в эпиграф вынесен авторский интертекстуальный рефлекс «Memento Kitetch!». «Текстом-донором» индивидуально-авторского композита послужил латинский афоризм «Memento mori!», причем замена в кураевской аранжировке объекта памяти («смерти» —
«Китежем») не элиминирует мотив смерти и не отменяет необходимость соотносить с ее непреложностью свою жизнь. Напротив, эта замена «наращивает», усложняет смысл первоисточника. К тому же эксплицированное в тексте заметок побудительное высказывание «Memento Kitetch!» и «полуэксплицированное» — «Memento morí!» дополнены актуализированным макроконтекстом произведения имплицированным побуждением «Помни о Санкт-Петербурге!». Все три императива имеют очевидную мотивную общность: легендарный Китеж погружается в воды озера Светлояр, а Санкт-Петербургу, мифология которого неисчерпаема, постоянно грозит потоп (в прямом и / или переносном смысле): Санкт-Петербург — «навсегда уходящий от нас город». Так античное изречение и два позднейших культурных феномена — китежский и петербургский тексты — оказываются принадлежащими одной и той же вертикали историко-культурного мирового контекста. Применение латиницы в написании русского топонима-мифо-нима функционально: оно «привязывает» иносказание Кураева к латинскому первоисточнику, исключает чреватый макароническим эффектом графический контраст латинского и русского слов и, являясь «тормозящим» компонентом текстовой структуры, деавтоматизирует читательское восприятие.
Таким образом, в современной русской прозе инографическая подача русского слова не имеет деструктивных последствий для языка художественной литературы, а является лингвопоэтическим приемом, эксплицирующим концептуальные смыслы произведения.
Список литературы
1. Пономарева З. Н. Графический образ иноязычного слова в современных русских текстах // Мир русского слова. 2001. № 2.
2. Бабенко Н. Г. Иноязычные включения в языке прозы // Вестник Калининградского государственного университета. Вып. 1: Сер. Языки, литература и культура стран Балтийского моря. Калининград, 2004.
3. Бабенко Н. Г. Лингвопоэтика «иноязычия» // Вестник Российского государственного университета им. И. Канта. Вып. 6: Сер. Филологические науки. Калининград, 2007.
4. Сорокин В. Голубое сало. М., 1999.
5. Попов Е. Подлинная история «Зеленых музыкантов» // Знамя. 1998. № 6.
6. Попов Е. Мастер Хаос // Октябрь. 2002. № 4.
7. Пелевин В. Generation 'П'. М., 1999.
8. Николаев С. Г. Феноменология билингвизма в творчестве русских поэтов. Ч. 2. Ростов н/ Д, 2005.
9. Буйда Ю. Мускус // Новый мир. 2004. № 9.
10. Буйда Ю. Город Палачей // Знамя. 2003. № 2 — 3.
11. Кураев М. Путешествие из Ленинграда в Санкт-Петербург / / Новый мир. 1996. № 10.
Об авторе
Н. Г. Бабенко — канд. филол. наук, доц., РГУ имени И. Канта, [email protected]
