Lingua mobilis № 6 (32), 2011
ЛИНГВОКУЛЬТУРОЛОГИЧЕСКИЙ АСПЕКТ ВОЗНИКНОВЕНИЯ В ЯЗЫКЕ СОЦИОЛЕКТНОЙ ЛЕКСИКИ
Н. Х. Хаджаева
Национальная культура может рассматриваться как система, состоящая из векторов развития культурных подсистем, один из которых представлен языком. На сегодняшний день в плане исследования эволюции языка огромное внимание уделяется социолекту, который рассматривается как коллективное языковое толкование культуры. В этой статье я попыталась выявить лингвистико-культурологический аспект социолектной лексики.
Ключевые слова: лингвокультурология, социолект, национальная культура.
Данное понятие возникло в лингвистике относительно недавно, а именно во второй половине 20 столетия. Социолект - (от лат. societas общество, и диалект) это социальный диалект, который включает в себя групповые, речевые особенности, прежде всего, лексические и стилистические, характерные для определенной социальной группы, а именно профессиональной, возрастной, сословной, или какой-либо субкультуры. Понятие «социолект» удобно для обозначения различных и несхожих друг с другом языковых явлений, у которых, в то же время, существует общее объединяющее их свойство: данные образования служат для удовлетворения коммуникативных потребностей социально ограниченных групп людей.
Социолектная лексика не может рассматриваться как целостная система коммуникации. Это является отличительной чертой речи - в виде слов, словосочетаний, синтаксических конструкций, особенностей ударения и т.п.; основа же социолектов - словарная и грамматическая - обычно мало чем отличается от основы характерной для данного национального языка.
М. А. Грачев определяет социолект как разновидность поэтики, которая является неотъемлемым свойством языковой и поведенческой культуры человечества, существование которой обусловлено лишь двумя социально-культурными факторами: наличием разделения труда, а также интеграционных процессов на основе товарообмена» [1. С. 11].
66
Языкознание
Как пишет В. А. Саляев в России социолект произошел от языка «отверница», который употребляли казаки бунтари под предводительством Ивана Болотникова. О данном языке упоминает в своих записях голландец Исаак Масса, имевший возможность наблюдать употребление «отверницы» в России в 1601 - 1635; также писал о данном языке и его современник Ричард Джеймс. [2. С. 34].
Первая достоверная информациия о составе социолектного словаря появляется в «Истории славного вора, разбойника и бывшего московского сыщика Ваньки Каина». Среди небольшого количества примеров Ванька Каин приводит фразу «Когда мас на хаз, так и ду-льяс погас, не давая перевода данных слов, лишь поясняет «никто не шевелись». Для перевода данной фразы можно применить современные словари сленга: масс «я», хаза - «квартира, притон», дулья-ски - «спички». Соответственно можно сделать вывод о существовании социолекта в России уже с первой половины XVIII в.
Наибольшее количество условно-профессиональных социолектов образовалось среди ремесленников, мелких торговцев и крестьян. К данным социолектам относится офени Владимирской губернии. Вышел офенский язык из употребления лишь во второй половине XIX
в. Данный тайный язык употреблялся среди воров и разбойников. Кроме того, выяснилось, что кроме преступников, тайный язык использовался и в других профессиональных сообществах и группах российского социума в большей степени тех, чей род деятельности предполагал частые перемещения по просторам страны. Офеня, в частности, бытовал в среде нищих и странников, раскольников, ямщиков почтовых трактов, крестьян, занимавшихся отхожими промыслами, в купечестве, но главным образом среди мелких торговцев-разносчиков, которых называли в народе - коробейниками или иначе - офенями. По этой причине он и получил название офенского языка.
В те времена офенством начинали заниматься в раннем возрасте, а именно мальчики едва достигшие восьмилетнего возраста. Так как офеням приходилось скитаться с раннего возраста, терпеть голод и холод, а также побои, их характер закалялся и становился крепче и даже черствее. Также дети были свидетелями обманов в торговле старших и перенимали у взрослых соответствующие качества. Соответственно, становится очевидным, что тайный язык использовался офенями для ведения нечестной торговли.
Некоторые офенские слова по форме совпадали с литературными, но имели абсолютно иное значение (декан «десять», губка «за-
67
Lingua mobilis № 6 (32), 2011
куска», костер «город», шустрый «острый», плитка «рубль», ботва «ты») другие создавались из русских морфем и имели довольно прозрачное значение (катыши «колеса», мазиха «краска», теплуха «лето», рюмка «бухарка», плеханиться «мыться»), третьи были разнообразными переделками русских слов (нескульзя «нельзя», сизюм-надцать «семнадцать», нозвая - «новая»; ропа «пора», по-видимому, и слово мас - «я» - это прочитанное наоборот «сам»). Но, как правило, данные слова не поддаются этимологизации и, целесообразно предположить, что они созданы искусственно, например буска «питье», бряйка «пища», куренчо «серебро», феро «сено» и т.д.
Несмотря на то, что экономические социальные изменения последнего века должны были в корне подорвать основы функционирования социолектов, к середине XX в. они все еще употреблялись во Владимирской, Костромской, Горьковской, Пензенской, Брянской и в отдельных пунктах ряда других областей.
В. Д. Бондалетов в 1959-1960-х годах произвел выборку детальных словников офенских языков и сделал вывод о том, что форма и семантика слов изменились незначительно. Так, например, понимание цитированной выше фразы из мемуаров Ваньки Каина не спровоцировало бы никаких сомнений и у некоторых современных носителей офенского языка, так как еще в 1960-е годы некоторые лексические единицы данного языка использовались с тем же значением и в неизменной форме. Необходимость в социолекте утратилась, так как отходничества к тому моменту не было в практике в течение нескольких десятилетий, но в его прежних центрах закрепилось немало слов в качестве показателей местной идентичности и способа экспрессивного выражения.
Со временем в офенской лексике наблюдаются значительные изменения как в семантике, так и в форме. Например, слово лох -«мужик, крестьянин» приобрело новое значение «доверчивый, недалекий человек», слово паханя, которое ранее имело значение «хозяин» видоизменилось и стало паханом и сегодня истолковывается как «опытный вор, главарь». Истинное значение слова мастырить - «мастерить» сохраняется, но производное мастырка обретает особый смысл - «умышленная рана», «фальшивый, относительно документов или драгоценностей».
Но базовое отличие в лексиконе двух типов социолектов обосновано тем фактом, что предметные области, требующие в них особого обозначения, значительно различаются. Как было упомянуто выше,
68
Языкознание
офенский язык традиционно употреблялся среди крестьян, мелких торговцев и различных ремесленников. Также данный язык широко применялся в уголовном мире для развития специфики взаимоотношений в преступной среде, описания реалий мест заключения, выражения особенностей воровских специальностей: к примеру, офенское ширман - «карман» у ширмачей - «карманников» приобрело множество синонимов, таких как балка, гужак, шхера и десятки других обозначений разновидностей кармана. Новые слова, как правило, строятся на русском (в том числе диалектном) материале, в то время как «офенские» реалии потеряли свою актуальность по причине практически полного отсутствия связи с нынешним бытом.
Как пишет В.А. Тонков до революции развитие социолекта не имело отношения к разговорному языку граждан, не связанных с преступным миром. В 1920-е годы резкое увеличение социальной мобильности жителей провоцирует дестабилизацию языковой нормы, обыденная речь изобилует лексическими единицами уголовного происхождения, значительная часть этих слов прочно закрепляется в разговорной речи, а их происхождение в скором времени перестает приниматься во внимание: бардак, по кайфу, и т.д.» [4. С. 57].
В. В. Стратен сделал вывод о том, что в 30-е годы ужесточение цензуры текстов письменная речь становится более нормативной, но устная, а именно молодежный, армейский и другие профессиональные социолекты, в силу постоянного взаимодействия представителей различных слоев общества с пенитенциарной системой, попадает под очевидное влияние арго. По мнению В. В. Стратена, в связи с отменой цензуры, значительно арготизируется стиль всех типов письменных текстов, средств массовой информации, а также выступлений на публике» [3. С. 35].
Следовательно, проводя обобщение исследования ученых, является целесообразным предположить, что в нынешней русской речи с первой половины XVIII в. наблюдается некий пласт социолектов, в которые входят сленг, арго и жаргон, возникшие вследствие смягчения цензуры и внедрения в литературную речь слов преступного мира.
Список литературы
1. Грачев, М. А. Язык из мрака: Блатная музыка и феня. Словарь арготизмов [Текст] / М. А.
List of literature
1. Grachev, M. A. Jazyk iz mraka: Blatnaja muzyka i fenja. Slovar' ar-gotizmov [Tekst] / M. A. Grachev.
69
Lingua mobilis № 6 (32), 2011
Грачев. - Нижний Новгород : Флокс, 1992. - 207 с.
2. Саляев, В. А. Об основных этапах эволюции арготического слова [Текст] / В. А. Саляев // Русский язык в школе. - № 5. -1996
3. Стратен, В. В. Творчество городской улицы [Текст] / В.
В. Стратен // Художественный фольклор. Орган фольклорной подсекции литературной секции ГАХН. / Под ред. Ю.Соколова. -Т. П-Ш. - М., 1927.
4. Тонков, В. А. Опыт исследования воровского языка [Текст] / В. А. Тонков. - Казань : Изд-во Казан, ун-та, 1930. - 134 с.
5. Филин, Ф. П. Условные языки русских ремесленников и торговцев. Словопроизводство [Текст] / Ф. П. Филин. - Рязань, 1980
- Nizhni) Novgorod : Floks, 1992.
- 207 s.
2. Saljaev, V. A. Ob osnovnyh jetapah jevoljucii argoticheskogo slova [Tekst] / V. A. Saljaev // Russkij jazyk v shkole. - № 5. -1996
3. Straten, V. V. Tvorchestvo gorodskoj ulicy [Tekst] / V. V. Straten // Hudozhestvennyj fol'klor. Organ fol'klornoj pod-sekcii literaturnoj sekcii GAHN. / Pod red. Ju.Sokolova. - T. II-III.
- M., 1927.
4. Tonkov, V. A. Opyt issledovani-ja vorovskogo jazyka [Tekst] / V.
A. Tonkov. - Kazan' : Izd-vo Kazan, un-ta, 1930. - 134 s.
5. Filin, F. P. Uslovnye jazyki russkih remeslennikov i torgovcev. Slovoproizvodstvo [Tekst] / F. P. Filin. - Rjazan', 1980.
70