CC BY
58
ББК: Ш 141.2-2
ЛИНГВОКУЛЬТУРОЛОГИЧЕСКИЕ АСПЕКТЫ СУБЪЕКТА В ПАРЕМИЯХ
Л.Б. Кацюба
Изучение личных форм глагола в паремиях в семантико-грамматическом аспекте позволило исследовать их с новой, культурологической стороны. Признание ан-тропоцентричности и антропоморфичности паремий дало возможность определить, кто действует, кто является субъектом в паремии, и выявить основные особенности субъекта.
Изучение личных форм глагола в семантикограмматическом аспекте позволило нам исследовать их с новой, культурологической, стороны, выявляя «все те модальные оттенки, которые неразрывно связаны с эмоциональной сферой личности»1. Признание антропоцентричности и антропоморфичности исследованных паремий («они являются ...творчеством человека о человеке и для человека»2) дало возможность определить, кто действует в паремии, выявить, кто чаще является деятелем - лицо говорящее (первое лицо), собеседник (второе лицо) или так называемое третье лицо.
Как показал материал, чаще всего в паремиях действует лицо, не участвующее в речи, третье лицо, как бы постороннее, но в то же время выражающее субъекта-активного деятеля, чей опыт, основанный на менталитете русского народа, передается в паремиях с помощью форм 3 лица. (Получившее в последнее время большое распространение французское слово менталитет [фр. шеп-1аШё - направленность ума, мышление] означает:
1) совокупность мировоззренческих (идеологических, религиозных, эстетических, психологических, этических и т.п.) представлений, характерных для отдельной личности и народа в целом;
2) склад ума, характер мышления3). Такая «отстраненность», анонимность форм 3 лица глагола с присущей им специфической модальностью «третьего лица» обеспечила использование широкого спектра актуальных тем и вопросов, поднимаемых и откровенно обсуждаемых в паремиях.
Из всей массы идей и тем, содержащихся и раскрываемых в паремиологических текстах, мы коснемся идей отношения русского человека к труду / безделью, к семье и дому, нашедшим активное отражение в исследованных текстах с формами 3 лица глагола.
Для паремии как цельного текста важным представляется то, что глагольные личные формы явились организующим началом, передавая развитие текста. Ю.Н. Караулов, говоря о «невероятно сложном» строении слова, отмечает, что, обладая определенной семантической структурой, оно «ос-
ложнено социальным и эмоциональноэкспрессивным компонентами значения, содержит начатки знания и формирует определенное понятие о мире, потенциально заряжено образностью, членится на значимые части, включает правила формально-грамматической изменяемости, отражает фонетические закономерности составляющих его звуков, в нужный момент обнаруживает скрытые свои синтаксические связи4 (везде выделено нами. - Л.К.). Отношение русского человека к вышеозначенным темам проявилось через сложную семантико-граммати-ческую структуру глагольного слова.
Наиболее продуктивными в нашем материале оказались глаголы двух тематических групп паремий, в которых определяющими явились идеи отношения русского человека к труду (в 20 % пословиц) и отношения к семье и дому (примерно в 20 % пословиц).
Справедливое выражение А.И. Лазарева: «Высшим нравственным мерилом человеческих ценностей в народе всегда было отношение к труду»5 - подтверждается многими паремиями. Самая главная ценность человека - жизнь. Без труда же человеку было сложно выжить, поэтому уважительное отношение к труду издревле сложилось в сознании народа: Труд человека кормит, а лень портит; Терпенье и труд все перетрут. Глагол кормить (в форме настоящего времени) оказался самым частотным в соотношении с «концептуализированной» лексемой труд (21 употребление из 29 в форме 3 лица). Опыт народа показывает, что труд, каким бы тяжким он ни был, - это жизненная необходимость: Проймет голод, появится и голос; Нужда в закройщики ставит, - обусловливающая соотношение вложенных сил с качеством жизни: Каково руки родят, таково плеча носят; Кто рано встает - тому бог дает; Кто зевает, тот воду хлебает; Баснями закрома не заполнятся.
Через отношение к труду оценивался и сам человек. Трудолюбивые люди всегда были в почете: Кто любит труд, того люди чтут; Усталость пройдет, а добрая слава останется; Все бондаря, да не многих благодарят; Работа хвалит масте-
ра, а лентяи и лодыри осуждались и высмеивались: Ленивый сидя спит, лежа работает; Семеро одну соломинку подымают; Портной Даншо, что ни шьет, то гнило; Что Машка напряла, то мышка скрала; Лежит лежень до вечера, а поесть нечего.
Своеобразным для глаголов группы паремий
о труде явилось их разграничение на два типа в зависимости от их синтаксических связей в предложении, специальных коннотативных элементов значения, стилистической окраски и т.д. Положительную коннотацию несут глаголы (примерно 70 % единиц) со значение действия, находящиеся в предикативной связи с субъектами - существительными труд, ремесло, дело, работа, порядок, заря, земля, руки и другими: труд кормит, работа молчит, земля подымает, руки делают, ремесло кормит, приносит, а также с субъектами - существительными, обозначающими трудящегося человека по профессии: мастеровой стукнет, кузнец стукнул, жнея скачет, портной шьет, закройщик выкроит, по половой принадлежности: мужик сеял, баба печет, мужик варит, либо орудие труда, с помощью которого человек осуществляет свой труд: соха кормит, веретено одевает, мех калит, телега возит, булат режет, топор одевает, обувает, утюг гладит. Модальность одобрения выражается в синтаксических связях личных форм глагола с наречиями, положительно характеризующими действие субъекта: встал пораньше, ушел подальше, рано сеет, мало говорит, больше делает.
Модальность стабильности, реальности, основательности, творчества, защищенности несут глаголы в форме настоящего времени (так называемого настоящего постоянного, означающего, что «в предложениях с таким значением форм ... речь идет об общих закономерностях, постоянных связях, правилах»6) лексико-семантических групп
• созидательной деятельности: делать, рукодельничать, работать, трудиться и другие;
• профессионально-трудовой деятельности: шить (сшить), прясть, плести, ковать, копать, ткать, тачать, пасти и т.п.,
а также глаголы других лексикосемантических групп, обозначающие различную человеческую деятельность: боронить, кроить (выкроить), сеять, веять, жать, толочь, молотить, молоть, месить, мять, косить (скосить), пахать и другие (большинство из них отмечены в «Толковом словаре русских глаголов» под редакцией профессора Л.Г. Бабенко7 (см. раздел о глаголах семантической категории действия и деятельности).
Противоположной, отрицательной коннотацией характеризуются глаголы (30 % единиц), сочетающиеся с именами лень, лежень, лежебока, нужда, голод, забота, безделье, неряха, красно-плюй, сон, сонный. Одним из отличительных свойств этих единиц является их связь с отрица-
тельной частицей не, которая, как отмечает О.В. Куныгина вслед за В.В. Виноградовым, «обозначает не только разные степени отрицания (действия. - Л.К.), но и выражает «модальноэкспрессивные оттенки»8: Лень к добру не приставит; Лень добра не деет; Лень мужика не кормит; Ленивый и могилы не стоит; Хлеб за брюхом не ходит; И того не намолотит, что проглотит; Не припася основы, за стан не садятся; Не терт, не мят — не будет и калач; Сладкая ежа не придет лежа.
Модальность неодобрения реализуется в синтаксических конструкциях глагол + предложнопадежная Форма имени, где предлоги, являясь «значимыми единицами языка» и имея «собственное лексическое или фразеологическое значение (в данном случае лексическое. - Л.К.), находящееся в органичной связи со значением имени, падеж которого оформляют»9, продуктивно выражают различные синтаксические отношения: не садятся за стан, не надевают с хвоста, не кладут в закромы, не сыплют в засек, подадут из печи, ходит по болоту, лезет на полати. Активным в таких конструкциях явился предлог без, усугубляющий своей семантикой (обозначает отсутствие кого-, чего-либо, неимение чего-либо в наличии) отрицательную коннотацию глаголов: Пустая мельница и без ветру мелет; Без закваски хлеба не месят; Лень без соли хлебает.
Отрицательная образная оценка безделья выражена и в глаголах со значением доведения действия до предела (с ярко выраженной негативной коннотацией): доавоськался, доспался, допрыгался, долежался, доскакался, доплясался и подобных (здесь приставка до- как значимая часть слова в значении доведения до отрицательного результата участвует в реализации модальности осуждения), а также в глаголах субкатегории состояния - спать, лежать, дремать, сидеть и других, обозначающих состояние покоя, созерцательности, которые неуместны в активном процессе труда.
Глаголы паремий тематического цикла о семье, доме, взаимоотношениях мужа и жены, как и глаголы паремий трудового цикла, широко представлены в нашем материале. В паремиях этого цикла жизнь человека представлена различными этапами: пора влюбленности, выбор своей «второй половины», женитьба-замужество, совместная жизнь супругов, рождение и воспитание детей. Отношение русского человека к теме семьи и брака в паремиологических текстах проявляется через семантикограмматическую структуру глаголов, «заряженных образностью», поскольку, как отмечает А.М. Чепа-сова, «потенциальная образность слова, помещенного в определенные синтаксические условия, становится реализованной образностью с определенной рационально-эмоциональной оценкой»10.
Так, зримый образ невесты - скромной, благочестивой, трудолюбивой, молодой - складывается из сочетаний глаголов с различными лексе-
Фразеология
мами, в том числе и определенной «свадебной» тематики - красит не наряд, все разумеет, скрасит венец, молодец, ищет парня, родится для своего жениха, кидается на ясного сокола: Не наряд девку красит, домостройство; Девка ничего не знает, а все разумеет; Чего девушка не знает, то ее и красит; Скрасит девку венец да молодец; Хмелинушка тычинки ищет, а девица парня; Наша невеста не гусей пасла, а веретеном трясла; Невеста родится, а жених на конь садится (должен быть старше). Образ легкой беззаботной жизни холостяка реализуется в цепочке динамичных глаголов действия, деятельности: Холостой лег -свернулся, встал - встряхнулся.
Отношение к семье в традиционной русской культуре особое - это сплав уважительности, глубокой верной любви и строгих домостройных нравов. Семья как малый социум - это все для человека, это его корни, истоки, это фундамент его будущей жизни, это традиции: Дружно не грузно. Семьей и горох молотят; Семейная кашка гуще кипит; Семья воюет, а один горюет. Понятие семьи неразрывно связано с понятием дома, очага, где дом с помощью исследованных глаголов {стоит, держится, красится, ждет, пахнет и других) предстал как зрительный, осязательный и даже обонятельный образ: Домой и кони веселей бегут; Дом красится хозяином; Всякий дом - по большу голову стоит; И стены в доме помогают; Что в поле ни родится, все в доме пригодится; Изба жилом пахнет; Дом пахнет дымом, а гроб ладаном. (Исследования свободных текстовых фрагментов подтверждают синонимизацию лексем семья и дом в речи и частотность данного семантического варьирования п).
В сочетании с исследованными глагольными единицами концепт дом в пословицах активно реализуется в целом ряде лексем и выражений, которые составили так называемую «концептуальную парадигму» (выражение Л.Б.Савенковой): дом, изба, двор, свой двор, своя сермяга, свое пепелище, всякая избушка, своя норка, горница, свой угол (уголок), своя хата (хатка) и другие. Здесь обращает на себя внимание частотное употребление различных лексем с притяжательным местоимением свой (-я, -ё), которое само по себе уже обозначает нечто, что «представляется русскому сознанию несомненной ценностью в первую очередь в силу того, что им можно распоряжаться по своему усмотрению, используя его как надежное средство сохранения независимости»12. Л.Б.Савенкова также рассуждает о том, что именно семья, строящаяся на морально-нравственных началах, опирающаяся на традиции, является прочным объединением «своих», близких, родных людей и средоточием всего «своего».
Традиционно взаимоотношения между мужем и женой строились по таким законам: муж -глава семьи, хозяин, добытчик, от него зависит достаток, порядок в семье: Всякий дом хозяином держится; Хозяйское око за всем глядит; От хо-
зяйского глаза и кот жиреет; Хозяин в дому, что медведь в бору, что как хочет, так и ворочает; Не хозяин, кто своего хозяйства не знает; От хозяина чтоб пахло ветром, от хозяйки - дымом.
Жена - хозяйка дома, и все домашние хлопоты полностью лежат на ней: Холостому помогает боже, а женатому хозяйка поможет; Не та хозяйка, которая говорит, а та, которая щи варит; Путняя хозяйка каждую курочку знает; Красота приглядится, а щи не прихлебаются; У нашей хозяйки все в работе: и собаки посуду моют, - в том числе и забота о детях: Хозяйка, что лебедь-птица, вывела детей станицу; Мать кормит детей, как земля людей; Мать и бия не бьет.
Образ матери воссоздается с помощью эпитетов, сравнений, метафор, что делает его необычайно поэтичным: Мать плачет, что река льется; жена плачет, что ручей течет; невеста плачет -как роса падает; взойдет солнце - росу высушит; Молода жена плачет до росы утренней, сестрица до золота кольца, мать до веку. Фундаментальность образа усиливают глагольные лексемы в сочетании с анималистическими субъектами как подтверждение его первичности, близости к природе, его априори: Птица радуется весне, а младенец матери; Слепой щенок и тот к матери ползет. В примере же Материнская молитва со дна моря вынимает акустический образ - молитва сочетается с «несочетаемым» действенным, двигательным - вынимает, создавая частное значение неизведанности, фантастичности, приближенности к действиям высших, божественных сил, что также усиливает, укрепляет образ матери.
Кажущийся на первый взгляд слишком идеальным и «несовременным», союз «Муж - голова, жена - душа» содержит глубинные мысли о национальной подлинности, национальной идентичности, идеалы и ценности русского народа. Взаимоотношения между мужем и женой, выраженные в паремиях, всегда направлены на добро, благо, счастье, взаимоуважение, верность и любовь. Дом хозяйку ждет, а хозяйка хозяина - это идеал счастливой семьи, к которому стремились люди.
Однако при рассмотрении данной проблемы особенно ярко проявило себя гендерное неравенство. Так, счастье или несчастье семьи зависело только от жены. Параллели между счастливой и несчастливой семьей, проводимые в паремиях, четко прослеживаются с помощью антонимичных пар субъектов и их действий, которые различаются по положительному и отрицательному признаку: Добрая жена дом сбережет, а плохая рукавом разнесет; Один женился — свет увидал; другой женился - с головою пропал; У плохой бабы муж на печи лежит, а хорошая сгонит; Одна жена плачет от жалости, другая от лести; Добрая женитьба к дому приучает, худая от дома отлучает.
Из нескольких сотен паремий тематического ряда «муж - жена - семья» лишь в некоторых муж осуждается за какие-либо пороки и прегрешения,
но происходит это достаточно демократично, без особых эмоций: Муж согрешил, так в людях грех, а жена согрешила, домой принесла; Муж задурит
— половина двора горит; а жена задурит, и весь сгорит; Мужнин грех за порогом остается, а жена все домой несет; Муж пьет - полдома горит; жена пьет - весь дом горит; Не всяку правду муж жене сказывает, а и сказывает, так обманывает; Иван в дуду играет, а Марья с голоду умирает.
Жена же в паремиях этого тематического цикла - это средоточие пороков и аморальности, именно она виновата в разложении семьи и бедах мужа. Злая, сварливая, худая жена, плохая баба, сравниваемая со змеей, чертом, дьяволом, сатаной и «награжденная» другими жесткими эпитетами, -такова эмотивная парадигма имен «провинившейся» женщины: И дура-жена мужу правды не скажет; Черт на дьяволе женился; Все девушки хороши — а отколь берутся злые жены?; Червь дерево тлит, а злая жена дом изводит; Красные похороны, когда муж жену хоронит; За черта отдай ее, и того уходит; Жена взбесилась и мужа не спросилась; Где сатана не сможет, туда бабу пошлет; Собака умней бабы: на хозяина не лает. Отрицательную коннотацию имеют и глагольные лексемы, обозначающие действия жены, да и вообще замужней женщины - бабы: бредить (здесь: ’молоть вздор’), верховодить (здесь: ’приказывать, советовать, где не просят’), беситься (взбеситься), выситься (здесь: ’возвышаться собою, зазнаваться’), зазнаваться, осуждать, изводить, гулять (’вести распутную жизнь’), донять (’преследовать, изводить’), врать, льстить, ублажать и другие: Злая жена битая бесится, укрощаемая высится, в богатстве зазнается, в убожестве других осуждает; Баба бредит, да черт ей верит; Жена льстит — лихое норовит; Жена верховодит, так муж по соседям бродит; Муж пашет, а жена пляшет; Муж плачет, а жена скачет.
Любопытно, что функционирование глагола любить в нашем материале ограничено {любить -глагол лексико-семантической группы межличностных отношений со значением ’относиться к кому-либо (обычно лицу противоположного пола) с глубокой симпатией, испытывая чувство самоотверженной и глубокой привязанности, сердечного влечения’). Любить употребляется в единичных фактах, как правило, в ироничном смысле: Кто кого любит, тот того и бьет; И старая корова любит быка; Любит жена и старого мужа, коли не ревнив; Муж любит жену здоровую, а брат сестру богатую; Мать дитя любит, и волк овцу любит; Муж любит жену богатую, а тещу тороватую. Поскольку любовь не была основой брака - Поп руки свяжет и голову свяжет, а сердца не свяжет,
- то и взаимоотношения супругов часто нельзя было назвать близкими, чувственными. Основной же причиной низкой частотности употребления глагола любить в этой сфере пословиц, по нашему мнению, является то, что «любить» считалось, по рели-
гиозным канонам, действием греховным, поэтому чаще глагол любить заменялся глаголом жалеть. Любить, возлюбить можно было все и всех, кто или что было связано со святыми, религией, Богом. Всякая земная любовь была предосудительной.
Нужно признать, что традиционный взгляд на женщину в семье силен и жизнеспособен. Как отмечает В.А.Маслова, «...в нашей культуре женщина -это хаос, которому придает порядок мужчина»13. Хорошо это или плохо, это наши традиции. Пословица Мир в семье женой держится призвана примирить женщину с долей жены и матери, научить мудрости, терпению, взаимопониманию в семье.
Факты, в которых роль женщины в семье не умаляется, а выносится на первый план, пусть единичны, скупы на эпитеты, но очень убедительны: Не плачет малый, не горюет убогий, а плачет да горюет вдовый; Схватился Савва, как жена сшила саван; Бывала ль у тебя беда? Умирывала ль у тебя жена?
Таким образом, культурологический взгляд на формы 3 лица глагола позволил представить их как способ выражения действующего лица в паремиях. Активно реализуемое в паремиях 3 лицо выявило в них специфическую модальность «третьего лица», лица как бы постороннего, не участвующего в речи, но активного деятеля, чей опыт, основанный на менталитете данного народа, передается в пословице с помощью форм 3 лица. Такая «отстраненность», анонимность обеспечила выбор тем, наиболее актуальных для говорящего. Труд, семья, совесть, правда, добро, Бог, вера, - это те фундаментальные постоянные, те основы жизни, которые были, есть и будут, всегда и отношение к которым всегда волнует человека. Поскольку глагольные личные формы явились организующим началом в паремиях, лингвокультурологический анализ форм 3 лица позволил выделить не только концепты русской культуры - труд, семья, Бог и другие как «основные единицы ментальности»14, но и концептуализировать предикативные основы, которые представляют «лицо» русских пословиц трудового, семейного, религиозного, нравственного циклов: труд кормит, лень портит, семья воюет, совесть мучит, добро не умрет, зло пропадет, правда сыщется. Предикативные основы, концептуализированные в текстах паремий, вместе с существительными, наречиями, числительными, находящимися в синтаксических связях с личными формами и выступающими «образными основаниями»15 проявления того или иного действия, создают зрительные, двигательные и другие образы действующего лица в паремиях. Модальность стабильности, реальности, постоянства, основательности грамматически закреплена продуктивностью глаголов настоящего постоянного времени.
Однако паремия с присущей ей ингертексту-альностью как одной из фундаментальных ее черт, всегда говорится кем-то, то есть произносится первым лицом. Сам говорящий, передавая опыт предыдущей жизни в той форме, в какой он (опыт) был кем-то когда-то пережит, испытан, не является сви-
Фразеология
детелем, источником переживания того опыта, творцом тех наблюдений. Говорящий, оказавшись в ситуации, подобной тем, в которых опыт был пережит неоднократно, является передатчиком чужого обобщенного опыта, дошедшего до него (чаще всего этот опыт идет из глубины веков, передаваемый из поколения в поколение).
Парадоксальное совмещение в формах 3 лица в паремиях 3-го лица и 1-го лица разрешается их гармоничным союзом: за 3 лицом в пословице говорящий «скрывает» свое мнение, преподнося его собеседнику как чужой опыт. «Эстетический потенциал» категории лица позволил тонко осуществить «коммуникацию «автор - адресат текста»16. При этом, паремия, оставаясь «чужим словом», выражает мнение говорящего (иначе он просто не произносил бы ее), воздействует на собеседника сообразно замыслам, намерениям говорящего - учит, уверяет, напоминает, утверждает, предостерегает, советует, наставляет, наказывает и т.д. В этом видится и тактичность и мудрость русского народа.
Отсюда можно сделать вывод, что формы
3 лица глагола явились не только способом выражения действующего лица в пословицах, но и выступили одним из способов выражения образа говорящего, позволили увидеть «лицо» русского человека в действии - в проявлении трудолюбия, доброты, нравственной чистоты, верности, широты души и других драгоценных качеств и стремлении к ним.
Как способ выражения менталитета русского народа формы 3 лица явились оправданными и обоснованными. Менталитет русского народа зиждется на основе общности людей, коллективности, сохранения традиций, бережного отношения к истории своей страны. Нужно осознавать, что культура русского народа, сформировавшая и его менталитет, изначально принадлежит не к «индивидуалистическим», а к «коллективистски-ориентированньм» культурам, в которых «людям свойственно знать (и рассказывать) больше о других, чем о себе (выделено нами. - Л.К.)»17. Продуктивность форм 3 лица глагола в паремиях подтвердила это положение на языковом уровне и еще раз продемонстрировала, как «язык воплощает и национальный характер, и национальную идею, и национальные идеалы, которые в законченном их виде могут быть представлены в традиционных символах данной культуры»18.
1 Ремчукова Е.Н. Морфология некодифицированных систем (поэтическая и разговорная речь) // Грамматические категории и единицы: Синтагматический аспект: Материалы междунар, конф. Владимир: ВГПУ. 1997. С. 214.
2 Бондаренко В.Т. О распространении устойчивых фраз в речи детерминирующими членами // Ядерно-периферийные отношения в области лексики и фразеологии. Новгород, 1991. Ч. I. С. 38.
3 Толковый словарь современного русского языка (Языковые изменения конца XX столетия). М.: Астрель; ACT, 2001. С. 452.
4 Караулов Ю.Н. Русский язык и языковая личность. М.: Наука, 1987. С. 158.
5 Лазарев Александр Иванович: Биобиблиографический указатель / Авт.-сост. Г.А. Губанова, Челябинск: Изд-во ЧГАКИ, 2003. С. 12.
6 Чепасова А.М., Казачук И.Г. Русский глагол: Уч,-практ. пос. Челябинск: ЧГПУ, 2000. С. 139.
7 Толковый словарь русских глаголов: Идеографическое описание. Английские эквиваленты. Синонимы. Антонимы / Под ред. Л.Г. Бабенко. М: ЛСТ-ПРЕСС. 1999. С. 27-444.
8 Куныгина О.В. Класс фразеологических частиц в современном русском языке. Челябинск: Изд-во ЧГПУ, 2003. С. 37.
9 Шиганова Г.А Система лексических и фразеологических предлогов в современном русском языке: Монография. Челябинск: Изд-во ЧГПУ, 2001. С. 266.
10 Чепасова А.М. Средства выражения и значение форм изъявительного наклонения процессуальных единиц // Вестник ЧГПУ. Серия 3. Филология. 1997. №2. С. 23.
11 Бирюкова Е.В. Синхронная экспликация номинативного значения лексемы СЕМЬЯ // Проблемы интерпретации в лингвистике и литературоведении: Мат-лы Четвертых филол. чтений. Новосибирск: Изд-во НГПУ, 2003. T.I: Лингвистика. С. 10-14.
12 Савенкова Л.Б. Русская паремиология: семантический и лингвокуль-турологический аспекты. Ростов на Дону: Ростовский ун-т, 2002. С. 206.
13 Маслова В.А. Лингвокультурология: Учеб. пос. для студентов вузов. М.: Академия, 2001. С. 122.
14 Колесов В.В. Ментальные характеристики русского слова в языке и в философской интуиции // Язык и этнический менталитет: Сб. науч. тр. Петрозаводск: Изд-во ПГУ, 1995. С. 15.
15 Токарев Г.В. Акциональные стереотипы трудовой деятельности // Фразеология и миропонимание народа: Мат-лы Междунар. науч. конф.: В 2-х ч. 4.1. Фразеологическая картина мира. Тула: Изд-во ТГПУ, 2002. С. 130.
16 Николина Н.А. Поэтика грамматической категории лица // Грамматические категории и единицы: Синтагматический аспект: Материалы междунар. конф. Владимир: ВГПУ, 1997. С. 176.
17 Лебедева Н.М. Введение в этническую и кроес-культурную психологию: Учеб. пос. М.: Ключ-С, 1999. С.52-57.
18 Колесов В.В. Ментальные характеристики русского слова в языке и в философской интуиции // Язык и этнический менталитет: Сб. науч. тр. Петрозаводск: Изд-во ПГУ, 1995. С. 14-15.
