CC BY
52
Лингвистика
Л.Г. Чапаева, У.В. Тараканова
Лингвистические взгляды О.И. Сенковского в культурно-языковой ситуации 30-40-х гг. XIX в.
В статье приводятся основные положения языковой концепции О.И. Сенковского, выступающего за исключение из речи светского общества и из языка изящной словесности церковнославянизмов и канцеляризмов. Анализируется убеждение Сенковского в необходимости создания новых грамматик, отражающих разговорный русский язык без примеси церковнославянизмов и канцеляризмов. Дается оценка лингвистической деятельности Сенковского с точки зрения современников. Сообщается об объективных предпосылках появления концепции Сенковского и о ее роли в формировании русского литературного языка. Ключевые слова: эпоха карамзинизма, новый литературный язык, изящная словесность, архаичные лексемы, маркеры «подьячего» диалекта, стилистическое единство и простота, необходимость новых грамматик.
Языковая концепция О.И. Сенковского представляет собой достаточно ясную и непротиворечивую систему и заслуживает пристального внимания, так как отражает завершение эпохи карамзинизма в русской культуре. Вопросы, которые он обсуждает не только в специальных статьях-фельетонах, но к которым периодически обращается и в художественных произведениях, касаются отношений между русским и церковнославянским языками; соотношения разговорной и книжной стихий в пределах литературного языка; проблемы создания нового литературного языка, общего для устного общения и всех сфер письменности; а также определенного круга стилистических проблем, так как Сенковского в первую очередь интересует язык словесности, который должен ориентироваться на язык живой, развивающийся. Таким образом, О.И. Сенковский пытается найти собственные ответы на актуальные вопросы эпохи.
Н.Г. Чернышевский считал, что Сенковский смешивал понятие язык, «который бывает в данную эпоху почти одинаков у всех грамотных писателей, и слог, то есть особенную манеру каждого писателя» [6, с. 56], поэтому его лингвистические взгляды нельзя воспринимать всерьез. Но в том-то и дело, что Сенковский предлагал выработать слог и/или художественный язык не индивидуальный, а общий для всех. Он выдвигал
идею создания недифференцированного по стилям литературного языка, т. е. нейтрального стиля в современной терминологии.
Наиболее последовательно и полно лингвистические и стилистические взгляды О.И. Сенковского (он назвал это «ясное изложение теории») отражены в фельетонах: «Резолюция на челобитную сего, оного <...> по делу об изгнании оных без суда и следствия из русского языка» (1835 г.) и «Письмо тверских помещиков барону Брамбеусу» (1837 г.). Основной пафос фельетонов направлен против архаичных лексем - преимущественно местоимений и союзов, которые не должны употребляться в литературном языке. Но они служат лишь поводом для обсуждения более важных проблем литературного языка, к реформе которого призывает Сенковский. Архаичные местоимения оказываются знаками, маркерами «подьяческого», канцелярского языка, неуместного в языке литературы и разговорной речи образованного светского общества. И так как борьба с местоимениями ведется им давно, Сенковский заявляет, что «важный переворот» в русском языке уже произошел, поскольку под устранением устаревших местоимений из русского языка подразумевается не частная проблема, а «целый ряд идей, целая система», которая предложена им.
Основная идея его «системы» состоит в стремлении «преобразовать русскую фразу и приготовить новую эпоху литературного языка» [4, с. 243], а средством этого преобразования должно стать объединение словесности, т. е. литературы, и разговорного языка: они должны «дружески взяться об руку». О. И. Сенковский следует за лингвистической концепцией карамзинистов: литературный язык должен сблизиться с разговорным, языком общества как определенной социальной группы, а язык светского, «образованного» общества в свою очередь должен стать средством развития литературного языка.
Главным препятствием в создании нового литературного языка, по мнению Сенковского, является «условный книжный диалект» нынешнего литературного языка, который наполнен мертвыми формами, не употребляющимися в разговорной речи и восходящими к чужому церковнославянскому языку. Вслед за карамзинистами Сенковский выступает против «славянщизны» и церковнославянизмов в русском литературном языке, осознавая генетическую неоднородность унаследованных русским литературным языком «стихий», и расширяет «круг слов книжного характера, осуждаемых на изгнание из нового «изящного» слога» [5, с. 33]. Объединяя церковнославянизмы и явления приказного стиля, Сен-ковский относит к искусственным, мертвым, «гнилым словам» не только местоимения сии, кои, таковые, каковы, ибо, толико, токмо, колико [4, с. 208], но и «трехсаженные» причастия, устаревшие союзы, «тяжелые
Филологические
науки
Лингвистика
фразы» и все «нерусские окончания падежей, все полуславянские формы глаголов, даже все отступления нашего правописания от всеобщего произношения» [4, с. 226].
По мнению О.И. Сенковского, «условный книжный диалект», не опирающийся на разговорный язык, не имеет общего вида, у каждого писателя он свой, поэтому быстро меняется и устаревает, в то время как настоящий русский язык, «которым говорят люди хорошего общества, не изменялся нисколько от Ломоносова до Марлинского» [Там же, с. 225]. Недостаток книжного языка не только в славянщизне, к которой следует относить все мертвое и чуждое. Книжный литературный язык за громоздкими напыщенными фразами скрывает скудость идей; смысл, если он есть, не требует украшения. Напыщенные формы, претендующие на высокий слог, придают идеям лишь грузность, тяжеловесность. Сенковский считает, что употребление таких форм вместо «развязной» русской речи, которая предпочитает быстрые и короткие фразы и связывает их строгою логическою последовательностью, а не разнообразными союзами, ведет к «унылой цепи бледных мыслей», скованных старыми «кандалами», а «русская мысль любит простор» [Там же, с. 215]. Кратко анализируя предыдущий путь развития русской словесности и русского языка, Сенковский обвиняет «ложные учения грамматик и риторик о русском языке», которые привели к разрыву между письменным языком и разговорным, так как они использовали не настоящий русский язык, то есть разговорный, а искусственно созданный, письменный, в основе своей церковнославянский. Если бы еще Ломоносов, вместо того, чтобы соединять разнородные элементы двух разных языков, разграничил русский и церковнославянский, то русский язык сейчас «достиг бы форм чистых и точных, был бы уже самостоятелен» [Там же, с. 224]. Сенковс-кий замечает, что языковая реформа надвигается уже давно: «Со времен Державина стал уже язык русской словесности ... приближаться к живому русскому языку и стряхивать с себя ложные украшения славянизма» [Там же, с. 232]. Батюшков, Карамзин, Жуковский продолжили преобразования, затем появился Пушкин и «могуществом своего гения вдруг перенес в поэзию подлинный русский язык со всею его жизнию» [Там же, с. 232]. И то, что Пушкин сделал для поэзии, современники должны сделать для прозы. Теперь реформу необходимо довести до словарей и грамматик, так как существующие не имеют отношения к живому русскому языку, а построены по законам книжного языка. «Какое славное поприще предстоит из нас еще тому, кто бы взял живой русский язык, как он теперь есть, подслушал его настоящие формы и написал бы первую чисто русскую грамматику» [Там же, с. 232]. Неудовлетворение
грамматиками в это время высказывалось многими деятелями культуры. Например, Н. И. Надеждин считал, что современная грамматика не может помочь созданию нового языка: «Их у нас и так уже много. Один г. Греч написал целых три! Конечно, эта тройка не далеко уехала на пустыре русского языка, да она и заложена не по-русски: не в русскую лихую упряжь, а в немецкое тяжелое дышло» [3, с. 419].
Оппозиция свое - чужое в лингвистической концепции Сенковского по наполнению полностью совпадает с карамзинистской: чужой, иной, «моравский» - это язык церковнославянский, заимствованный в качестве языка церковного, и оказавший серьезное влияние на книжный язык в древности, - сейчас должен быть отделен от литературного русского языка: «У нас есть два языка - один церковный и летописный, другой литературный» [4, с. 239]1. Но так как «славянские формы противны гармонии и строению слов нашего языка», необходимо «. расторгнуть дружбу русского слова со славянским, утвердить самостоятельность русского языка и положить между двумя языками предел, так, чтобы вперед они не смешивались, но шли каждый своим путем» [Там же, с. 222]. Церковнославянский язык должен оставаться языком православной церкви и отвечать потребностям вероисповедания, не распространяясь на язык изящной словесности: «Я всегда находил крайне неуместным и несообразным, что господа наши стихотворцы употребляют иногда почтенные формы этого языка, вовсе не достойные его величия, на воспевание дев младых, волос златых. Я не говорю уже о несообразности пересыпать русский рассказ словами другого языка и совершенно другой формы: это чистый макаронизм, верх безвкусия <...> Многие <...> думают, что они возвысили свою мысль и сами стали удивительнее, когда вместо борода, корова, волосы, золото, молодой написали брада, крава, власы, злато, младый и так далее» [Там же, с. 222-223]. Таким образом, Сенковский выступает против не только абсолютно архаичных, «обветшалых» церковнославянизмов, но и против поэтизмов церковнославянского происхождения, свободно употреблявшихся в поэтическом языке XIX в.
Высмеивая «ясный и чистый канцелярский слог», Сенковский дает его образцы в одном из своих произведений: «Начальник его, Ивана Ивановича, сочетается браком с дочерью ее, Анны Петровны, по имени Олинь-кою, немедленно после выпуска оной из института и получит от родителей ее, Олиньки, в счет приданого, шестьдесят тысяч рублей годового
1 Любопытно замечание Сенковского о том, что русский язык восходит к «коренному белорусскому наречию». Эта идея развивалась позднее Е.Ф. Карским, который считал, что естественное развитие древнерусский язык получил в белорусском, а не русском языке.
Филологические
науки
Лингвистика
дохода тотчас, остальную же часть оного - даст бог! - по кончине реченных родителей оной Олиньки. <...> До благополучного совершения на сих и оных вышеупомянутых условиях брачного обряда оный начальник имеет представить его, Ивана Ивановича, к чину статского советника и чрез два года приискать законные причины к произведению его же в превосходительные» («Вся женская жизнь в нескольких часах»). Или далее в этой же повести канцеляризмы выделяются с помощью кавычек: «Он слишком любил «законный порядок», а потому и «не упустил исправить без отлагательства последовавшее по оному делу упущение»: он приподнялся и «потолику, поколику согласно было сие с обстоятельствами», с полным церемониялом подошел к ручке Олиньки».
Правда, выступая против «славянщизны» в русском языке, Сенковс-кий согласен сохранить в нем то, что прижилось за долгое время и стало своим, что «в течение восьми веков этой насильственной смеси успело войти в живой язык народа» [4, с. 225], но от того, что осознается как чужое и архаизирующее современный язык, нужно избавиться, ориентируясь на ясность и изящество выражения, хороший вкус и здравый смысл: «- Писать дельно, говорят тебе! - повторил Сатана с гневом. -Дельно, то есть здраво, просто, естественно, сильно без натяжек, ново без трупов, палачей и шарлатанства, приятно без причесанных а ла Titus периодов и одетых в риторический парик оборотов, разнообразно без греческой мифологии и без Шекспирова чернокнижия, умно без старинных антитез и без нынешнего плутовства в словах и мыслях» («Большой выход у Сатаны»).
Сенковский против стилистической дифференциации в литературном языке, по его мнению, «возвышенного слога не существует <...> Он живет только в воображении риторов и на страницах их риторик. Есть только слог напыщенный и слог естественный» [Там же, с. 246]. Главное - не «словесная оболочка», а мысль, содержание, и если мысль возвышенна, то какими бы словами она ни выражалась, «лишь бы представлена была чисто и верно» [Там же, с. 247]. В соответствии с собственными представлениями о художественном стиле он правил все тексты, поступавшие в журнал, а современники и потомки отмечали языковое единство «Библиотеки для чтения» независимо от предмета обсуждения и жанра произведения. Он считал себя вправе «обрабатывать» язык литературных произведений, выравнивая его и сглаживая неровности стиля, с одной стороны, но лишая авторской индивидуальности, - с другой. Он нивелировал особенности индивидуальной речи героев, часто заменяя диалоги бесцветным пересказом, жестоко расправлялся с неологизмами и диалектизмами. Впрочем, с современной точки зрения, он часто
оказывался прав, заменяя, например, устаревшие выражения приятие чувств, чищение зубов и под [2, с. 188].
О.И. Сенковский, в отличие от многих своих современников, профессионально занимающихся историей русского языка, последовательно отстаивает идею противопоставленности церковнославянского и русского языков. Он выдвинул лозунг «окончательного разрыва с церковной традицией» [1, с. 332]: «К чему ведет эта неестественная смесь двух языков? Давно пора сделать разрыв между ними. Русский язык много выиграл бы от этого... Мы бы имели постоянный и чистый элемент словесности, независимый от прихоти и личного вкуса всякого, кому ни вздумается разводить его словами другого языка, то надевать на него воображаемые формы, то избегать более или менее подобной примеси и каждый раз создавать новый язык для себя и своих приятелей» [4, с. 223-224].
Выдвигая идею построения литературного языка на естественных элементах разговорного, Сенковский также оказывается последовательным карамзинистом, имея в виду «изящный разговорный язык» образованного общества и понимая под «живым разговорным языком» исключительно светскую речь гостиных, т.е. ограниченный социолект. С другой стороны, этот разговорный язык тоже обогащается за счет литературного. «Что есть изящный разговорный язык? Ведь это выбор фраз и оборотов из творений изящной словесности. Как образуется изящный разговорный язык? Словесность берет элементы простого разговорного языка, обделывает их со вкусом, сообщает им красивейшие формы, укладывает из них звучные и ловкие фразы; эти фразы, восхитив, надушив собою ум читателя поутру в его кабинете, ввечеру возвращаются с ним в гостиную, и вливаются в умную беседу» [Там же, с. 240-241]. При этом ориентация на разговорный язык охватывает не только лексику, грамматику, но и правописание и произношение: «Говорят, наш умный и даровитый Лажечников предлагает писать «ова» вместо «аго». Я одобряю это...» [Там же, с. 225]. Таким образом, между разговорным и письменным языком ставится знак равенства, что соответствует карамзинскому принципу «писать, как говорят, и говорить, как пишут». Впрочем, эта идея была чрезвычайно популярна в 30-х годах, так как всеми остро осознавалось «отставание» литературного языка от требований времени. Но ни сами «требования времени», ни система языковых средств, отвечавших им, не получили конкретизации. Н.И. Надеждин писал в 1836 г.: «Я принимаю слова барона, в простоте сердца, за выражение его искреннего взгляда на вещь, это серьезное требование реформы в пользу русской словесности <. > Я совершенно согласен с ним, только не вижу никаких средств, никакой возможности к ее исполнению» [3, с. 426]. Ориентация на светский
Филологические
науки
Лингвистика
социолект в 30-х гг. кажется уже ограниченной; кроме того, Н.И. Надеждин считает, что разговорного общего языка даже в образованном обществе нет: «Вы правы, г. барон, что писать надо, как говорят; но многие ль у нас говорят! - говорят так, чтоб с их слов можно было прямо набирать печатную страницу.?» [3, с. 426].
Лингвистические взгляды О.И. Сенковского являют собой логическое завершение эпохи карамзинизма и в теории, и на практике. Сужение границ литературного языка до светской разновидности, т. е. ограниченной социальной группы, неприятие народно-языковых элементов приводят к выхолащиванию прогрессивной идеи общенационального единства литературного языка в разноообразии его стилей и коррелятивном сосуществовании устной и письменной форм. Защита Сенковским лингвистических установок карамзинистов, актуальных для начала XIX в., но преодоленных в языковой практике А.С. Пушкина и его талантливых современников, в 30-х гг. принимает в целом апологетический характер.
Библиографический список
1. Виноградов В.В. Очерки по истории русского литературного языка ХУП-Х1Х вв. М., 1982.
2. Зильбер В. Сенковский (Барон Брамбеус) // Русская проза. Л., 1926.
3. Надеждин Н.И. Литературная критика. Эстетика. М., 1972.
4. Сенковский О.И. Собр. соч. Сенковского (Барона Брамбеуса): В 9 т. Т. VIII / Вступит. ст. П. Савельева. СПб., 1858-1859.
5. Сорокин Ю.С. Развитие словарного состава русского литературного языка (30-90-х гг. XIX века). М.-Л., 1965.
6. Чернышевский Н.Г. Очерки гоголевского периода русской литературы // Полн. собр. соч.: В 15 т. Т. III. М., 1947.
