CC BY
74
ФИЛОЛОГИЧЕСКИЕ НАУКИ
ЕЛ. Хомутникова
Курганский государственный университет УДК 811.111
ЛИНГВИСТИЧЕСКАЯ ПРИРОДА СИМВОЛА (НА МАТЕРИАЛЕ ЯЗЫКА АНГЛИЙСКОЙ И АМЕРИКАНСКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ XX ВЕКА)
Аннотация
В статье проводится анализ различных точек зрения на категорию «символ», выявляются способы его лингвистического описания в художественном тексте.
Ключевые слова: символ, язык художественного произведения.
ЕЛ. Khomutnikova Kurgan State University
THE LINGUISTIC NATURE OF SYMBOL (BASED ON THE LANGUAGE OF ENGLISH AND AMERICAN LITERATURE OF THE 20th CENTURY)
Annotation
The article is devoted to the analysis of different points of view on the category of symbol and the methods of linguistic description of symbol in imaginative literature.
Key words: the symbol, the language of imaginative literature.
Введение
Внимание к символу как особой категории присутствует в трудах многих философов, лингвистов и литературоведов. Однозначной интерпретации символа нам не удалось обнаружить. Категория «символ» чаще всего трактуется в сопоставлении с мифом, понятием, знаком, образом, тропом.
Нас в большей мере интересует специфика символа в языке художественного произведения и способы анализа символа как лингвистической категории.
1. Характеристика понятия «символ» в философии 1.1. Западная философия о символе Наиболее значимыми исследованиями, характеризующими символ с философской точки зрения, можно счи-
тать «Философию символических форм» Э.Кассирера, учение о символе А.Н.Уайтхеда, символическую или «глу-бинню психологию» К.Г.Юнга, герменевтическую символо-логию М.Хайдеггера и П. Рикёра, «метафорический символизм» С.Лангера.
На наш взгляд, символы способны сохранять мифологическое сознание, которое они выражают посредством языка. Поэтому для нас ценно замечание Э. Кассирера: «Язык и миф родственны друг другу. Но миф, как известно, обладает репрезентативным символизмом. Хотя существуют различные подходы в анализе особенностей мифического языка и речи, миф и символ не разделены [1, 568].
Поль Рикёр, рассматривая символику зла, делает интересные замечания как о природе символа, так и об особенностях его функционирования в искусстве, религии. Он утверждает, что рациональные символы близки к понятиям, а «понятия не самодостаточны, что они отсылают к аналогичным выражениям, аналогичным не потому, что им недостает строгости, а потому, что они обладают избыточным значением; в понятии первородного греха следует прозондировать не его ложную ясность, а его богатую аналогиями темную сторону». Рикёр пишет о богатейшем смысловом содержании дорациональных символов. В качестве примера приводит «библейские символы, которые существовали до того, как сложился абстрактный язык» [2].
Исследование Цветана Тодорова «Теории символов» посвящено символу как предмету, в разные эпохи имевшему своеобразные названия и описания. Более того, он характеризует специфику данного понятия в семантике, логике, риторике и герменевтике [3].
Юнг выделяет психологическую природу символизации: «Символ олицетворяет особую природу интуиции, действующей через «медиума», то есть человека, который способен, входя в состояние, близкое к трансу, получать знание об отдалённых событиях или фактах, о которых его сознанию ничего неизвестно» [4,149].
1.2. Отечественная философия о символе
Среди отечественных исследователей символа с точки зрения философии отметим работы К.А. Свасьяна «Проблема символа в современной философии» и А.Ф. Лосева «Проблема символа и реалистическое искусство».
А.Ф. Лосев склоняется к тому, что символ — это «социально-культурный знак, содержание которого представляет собой концепцию (идею), постигаемую интуитивно и не выражаемую адекватно в словесных описаниях» [5, 273].
А. Ф. Лосев достаточно большое внимание уделяет трактовке символа в художественных произведениях. Он подчеркивает устойчивость значения символа: «Подлинная символика есть уже выход за пределы чисто художественной стороны произведения. Символ несёт с собой не чисто художественные функции художественного произведения, но его соотнесённость с другими предметами.
К символической модели часто неприменимы категории времени и пространства. Символ может переходить из одного текста в другой. Его значение не зависит от времени написания или чтения текста, поскольку символ обладает устойчивым спектром значений, способным, однако, пополняться» [Лосев, 1982:. 176].
Мы согласимся с К. А. Свасьяном в том, что «символ не имеет никакого условного, точно зафиксированного и конвенционального значения. Символ вещи настолько никак не связан с самой вещью, что в нём даже ничего о ней не говорится или говорится частично» [Свасьян, 2000:108].
2. Характеристика символа как лингвистического явления
2.1. Ф. де Соссюр о символе
Безусловно, для нас, в большей мере, важны лингвистические трактовки символа.
Ф. де Соссюр использовал категорию символ как синоним к знаку в его соотношении с понятием: «Под условным независимым символом мы понимаем такие категории символов, важнейшим свойством которых является отсутствие всякого рода видимой связи с обозначаемым объектом и, следовательно, отсутствие даже косвенной зависимости от объекта в своем дальнейшем развитии <...> Со своей стороны историки и лингвисты объяснили нам, что язык как особая система независимых символов подвержен изменениям во времени. Но от внимания философов и логиков ускользнуло то обстоятельство, что как только система символов становится независимой от обозначаемых ею объектов, она со своей стороны подвергается в результате действия фактора времени сдвигам, которые логик не в состоянии исчислить; впрочем, она сохраняет по необходимости свою непрерывность <...> от внимания лингвистов ускользнуло то обстоятельство, что в данном случае предмет, являющийся объектом воздействия истории, никоим образом не подвергается обычной исторической оценке...» [7, 91-92].
Теория Соссюра привела к недооценке символа, к принижению его роли в познании. Символ стал толковаться в качестве некоей особенной стороны или формы бытия той сущности, которая уже закрепилась в науке. Например, в семиотике Ч. Пирса символ превращается в одну из разновидностей знака.
2.2. Отечественная лингвистическая наука о путях изучения категории «символ»
Как отмечает Спирова, «символизация толкуется как значимое свойство языка, однако она не связывается с сущностным постижением языка» [8,110].
С. С. Аверинцев утверждает: «Знак вещи или события есть их смысл, но не просто смысл, а такой, который осуществлён, воплощён или дан на каком-нибудь субстрате, не на том, который является субстратом осмысляемых вещей или событий, на том, который он символизирует» [9, 279]. Но самое интересное здесь то, что «смысл, перенесённый с одного предмета на другой, настолько глубоко и всесторонне сливается с этим вторым предметом, что их уже становится невозможно отделять один от другого. Символ в этом смысле есть полное взаимопроникновение идейной образности вещи и самой вещи».
Замечания С. С. Аверинцева по поводу значения символа в его отношении к вещи, которую он обозначает, также заслуживают внимания. Ученый убежден, что «символ есть разновидность знака, но также и знак в некотором отношении тоже является символом. Символ есть развёрнутый знак, но знак тоже является неразвёрнутым символом, его зародышем. Символ — знак особого рода» [9, 279].
Он применяет к структуре символа категории языкового знака - означающее и означаемое: «В символе означающее и означаемое обязательно смыкаются в одной точке, как бы они различны ни были сами по себе. По своему субстрату они - разные, а по своему смыслу - одно и то же. Символ есть та обобщённая смысловая мощь предмета, которая, разлагаясь в бесконечный ряд, осмысливает собою и всю бесконечность частных предметов, смыслом которых она является. Символ вещи есть её отражение, однако не пассивное, не мёртвое, а такое, которое несёт в себе силу и мощь самой же действительности, поскольку однажды полученное отражение перерабатывается в сознании, анализируется в мысли, очищается от
всего случайного и несущественного и доходит до отражения уже не просто чувственной поверхности вещей, но их внутренней закономерности. В том смысле и надо понимать, что символ вещи порождает вещь» [9, 279].
Н.Д. Арутюнова наоборот связывает символ с особым образом: «Символ - застывший образ, наделенный раз и навсегда закрепленным за ним значением, поиск которого, хотя и занимает у индивидуума какое-то время, но ничего не прибавляет к его знаниям о себе или окружающей его действительности, то есть не обладает когнитивным смыслом» [10, 337].
По мнению Ю.Н. Караулова, «символ по содержанию самого понятия занимает промежуточное положение между знаком и образом, являясь как бы эмбрионом.послед-него» [11, 202].
Ольховиков говорит о метафорической природе символа: «Символ в основе своей связан с метафорическим началом. Размытость смысловой предметности слов приводит к тому, что по своему общему значению метафора служит наиболее адекватным средством наглядной передачи образов, имеющихся в сознании, или художественного чувства» [12, 83].
В.П. Пророков подмечает, что «смысл символа, строго говоря, нельзя разъяснить, сведя к однозначной логической формуле, а можно лишь пояснить, соотнеся его с дальнейшими символическими сцеплениями, которые подведут к большей рациональной ясности, но не достигнут чистых понятий» [13, 46]. Символ, по мнению В.П. Проро-кова, достаточно трудно поддается семантической интерпретации, так как не имеет однозначной интерпретации: «Символ как таковой не имеет предела семантического объяснения. Да и будет ли тогда символ символом, если он станет однозначно толкуемым явлением? Если это произойдёт, то символ из своей категории автоматически перейдёт в понятие или в знак. А понятие не имеет уже той широты и неоднозначности толкования предметов и явлений в художественном произведении» [13, 8].
Символ связывают с конкретной лексемой, имеющей символический потенциал. Например, Гендлер пишет: «Символ диктует особую семантическую нагрузку. Он отсылает нас к реализации лексемы-символа, способного существовать как вне контекста, так и, наоборот, в составе других художественных произведений [14, 36].
2.2.1. Размышления В.В. Виноградова о символе в художественном произведении
Как заметил академик В.В.Виноградов, «художественное произведение не представляет собой «прямолинейного» построения, в котором символы присоединялись бы один к другому наподобие разложенных в ряд прямоугольников домино или такой мозаичной картины, где составные части непосредственно явлены и четко отделены. Символы, соприкасаясь, объединяются в большие концентры, которые в свою очередь следует рассматривать опять-таки как новые символы, которые в своей целостности подчиняются новым эстетическим преобразованиям. И значение их в общей концепции отнюдь не равняется простой сумме значений тех словесных рядов, из которых они складываются.
Таким образом, в художественном произведении следует различать символы простые, соотнесенные друг с другом, и символы сложные, которые объединяют в себе, как цикл морфем, группу дробных символов. Эти сложные символы также соотнесены со сложными словесными группами, но представляют собою новую ступень смыслового восхождения» [15].
2.2.2. Трактовка способов описания символов в теории А.А. Потебни
Нам очень близка теория А.А. Потебни. Исследова-
тель, который вскрывал сущность символа как внутренней формы слова, закрепленной в народном художественном творчестве, которое находится в основе любого вида современного искусства: «Потребность восстановить забываемое собственное значение слов была одною из причин образования символов. Близость основных признаков, которая видна в постоянных тождесловных выражениях, была и между названиями символа и обозначаемого предмета. <...> Так как символизм есть остаток незапамытной старины, то встретить его можно приемущественно там, где медленнее происходит отделение мысли от языка, куда медленнее проникает новое» [16, 5-8].
Потебня выделяет три способа выражения символа через его отношение к предмету: «сравнение, противоположение и отношение причинное» [16, 6].
3. Особенности исследования символа в языке художественного произведения
3.1. Символ и сакральная лексика
Под символом мы будем понимать такую номинативную единицу языка, значение которой выходит за рамки прямого (конкретного) и не поддаётся однозначному толкованию. Конкретное значение данной языковой единицы соотносится с абстрактным следующим образом: абстрактное понятие выражается через конкретное. Эти единицы (слова и фразеологизмы) включаются в состав толковых словарей и словарей символов, но освещаются не все их возможные значения. Символическое в структуре лексического значения слова-символа выражается потенциальной семой, наиболее активно проявляющей себя в художественной речи, особенно в поэтической. Сема носит сакральный характер, то есть отражает либо мифологические представления, архетипы, либо духовное видение человечества, характерное для какой-либо религии.
Лексику, семантическая структура которой имеет сакральную сему, можно назвать сакральной лексикой, которая в свободном и фразеологически связанном употреблении обладает способностью быть вербализатором символов. По данным копоративистики, в индоевропейских языках есть определенный пласт слов с общими корнями. Эти слова, на наш взгляд, чаще всего имеют сакральные семы. Значение лексем-символов находится под большим влиянием экстралингвистических факторов. На поверхности лежат символы, вербализованные флоризма-ми (например, роза, лилия), зоонимами (например, бабочка, змея, рыба), натурфактами (например, луна, солнце, звезда), обозначениями цвета (например, белый, красный, черный) и т. д.
3.2. Приемы лингвистического описания символа
3.2.1. Символ «роза» в поэме Т.С. Элиота «Пепельная среда» и в романах А. Мёрдок «Черный принц» и «Дикая роза»
Мы полагаем возможным исследовать символ как лингвистическую категорию в художественном произведении следующими приемами в рамках компонентного анализа.
Рассмотрим первый способ. Он заключается в выявлении лексем, которые обладают символическим значением в контексте общечеловеческой культуры. Вербализация символа происходит за счет употребления одной лексемы в контексте определенного художественного мира. Наша задача - рассмотреть окказиональное и узуальное в семантике слова-символа.
В качестве примера возьмем анализ символа «роза» в поэзии и в прозе. По нашему мнению, символические аспекты данной лексемы является примером механизма переосмысления её традиционных значений (словарных и символических). Выбор того или иного символа связан с авторской картиной мира. С данных позиций этот символ
можно рассматривать как свидетельство индивидуального способа восприятия, организации и переработки общечеловеческих архетипов.
Безусловно, лексема «rose» в творчестве Томаса Стернса Элиота имеет многогранный символический потенциал, основанный на традиции, например, роза - символ любви, женщины, души. Большое значение в символической реализации лексемы оказывает контекст Например, в поэме «Пепельная среда» («Ash Wednesday») мы выявили выражения, включающие в себя лексему «rose»: the single rose, rose of memory, rose of forgetfulness. Тема стиха связана с религией и католической символикой. Название «Пепельная среда» называет первый день поста у католиков. В ходе церемонии священник чертит пеплом крест на лбу кающегося и произносит: «Помни, о человек, что прах ты и в прах возвратишься». Таким образом, в контексте поэмы единица the single rose, очевидно, символизирует рай. В произведении описывается Эдемский сад. И автор неоднозначно говорит, что «the single rose is now the Garden». В данном случае перед нами метонимичный перенос, метаморфоза, при которой роза становится садом. Роза в поэме «Ash Wednesday» символизирует атрибуты смерти. Память и забвение, небытие, смерть бессмертного - эти семы мы выявили в семантической структуре слова-символа, входящего в состав выражений rose of memory и rose of forgetfulness»: «Lady of silences / Calm and distressed / Torn and most whole / Rose of memory / Rose of forgetfulness / Exhausted and life-giving / Worried reposeful / The single Rose / Is now the Garden / Where all loves end /Terminate torment / Of love unsatisfied /The greater torment / Of love satisfied / End of the endless / Journey to no end / Conclusion of all that /Is inconclusible / Speech without word and / Word of no speech / Grace to the Mother».
По нашим наблюдениям, все три выражения в контексте поэмы включают в себя семы «женщина» и «мать» (Lady of silences, Grace to the Mother). Сема смерти, таким образом, актуализируется через конец любви - символа жизни: «...For the Garden / Where all love ends» [17, 63].
Лексема «rose» встречается в романах А. Мёрдок «An unofficial rose», «Under the net», «The sea, the sea», «A severed head», «The bell», «The black prince» 126 раз. Следует отметить, что довольно часто писательница вовсе не использует символический потенциал данной лексемы. Но нас интересуют те случаи, когда реализуются символические аспекты слова «rose» в творчестве А. Мёрдок.
В романе «The black prince» Бредли (главный герой) приходит в гости к своим друзьям и замечает вазы с увядшими розами. В этой ситуации розы обладают окказиональным символическим значением. Осмелимся предположить, что в контексте этого романа «живые» розы - символ преданности, поддержки, понимания друзей. А увядшие розы символизируют прямо противоположное - разлад, предательство. Действительно, через несколько дней после этого эпизода друзья не просто отвернутся от Бредли, но и предадут его: «The hall was stuffy as I remembered it, but the smell was different, nastier. I noticed several bowls full of dead roses. The dog had now fallen silent» («The black prince»).
Увядшие розы появляются и в романе «An unofficial rose». Как нам известно, в этом романе розы отождествляются, прежде всего, с чувством. В первых главах наблюдательный читатель заметит, что диалоги между Рэн-деллом и Энн происходят на фоне роз или вазы с розами. Рассуждая о своей жене, Рэнделл опять же держит в руках свою любимую моховою чайную розу. Ренделл принимает решение уйти из дома, порвать отношения со своей семьёй. Оставшись одна, Энн страдает от образовавшейся пустоты, будто бы невзначай выбрасывает в корзину
увядшие цветы. Но на самом деле это не просто засохшие розы улетели в корзину с мусором. Может быть, это трепетные чувства, связывавшие семейные узы, канули в лету? Пожалуй, ответ на этот вопрос у каждого свой: «Ann took some faded roses off the mantelpiece and dropped them into the waste-paper basket». («An unofficial rose») [18, 73].
Исследуя этим способом символ, вербализованный определенной лексемой, мы установили, что слово по-разному реализует свои символические качества в контексте художественного произведения.
3.2.2. Символ «бабочка» в романе Томаса Харри-са «Молчание ягнят»
Второй способ связан с фиксированием не только лексем-символов, но слов, которые конкретизируют символ, позволяя раскрыть своеобразие символа в конкретном произведении.
В качестве примера приведем символ «бабочка» в романе Томаса Харриса «Молчание ягнят». В произведении мы обнаружили 63 лексемы в свободном и фразеологически связанном употреблении (262 употребления). Все лексемы, объективирующие исследуемый символ, объединены нами в 5 семантических групп:
1. Собственно лексема «butterfly» (14 употреблений) и единицы, замещающие её: moth (41), insect (31), bug (24), specimen (12), species, lepidoptera (по 2), brown object, a thing (по 1). В эту группу мы включили 9 лексем, которые называют виды бабочек (18 употреблений).
2. Единицы, представляющие собой терминологические наименования бабочек: Erebus odora, The Death's-head Moth (по 4), Noctuid (3), Owlet (2), The Black Witch Moth, Caligo beltrao, Acherontia styx, Atropos, Malaysian Luna Moth (по 1).
3. Единицы, раскрывающие стадии развития бабочек: cocoon (9 употреблений), chrysalis (8), pupa (5), imago (5), eggs (4), larva (3), adult (3), caterpillar (3), immature insect (2), pupal stage (2) и worm (1).
4. Единицы, называющие части тела бабочки: wings (18), back (8), body, proboscis (по 3), antennae, pilifers (по 2), appendages, dorsocephalic region, spiracles, mesothorax, abdominals, abdominal segments, mandibles, galeae, maxillae, ventro meson, mesal margin, cremaster, prothoracic femur, chaetaxy, larval warts, fur (по 1). Также сюда мы отнесли единицы wingspan, butterfly powder, butterfly colors (по 1).
5. Единицы, обозначающие действия бабочки: to come out (3 употребления), (to) fracture, to emerge, to pump (up) (по 2), to button up, to mate (по 1).
6. Единицы, связанные с аспектами изучения бабочек: entomologist, entomology (по 2) и collector (1 употребление).
Такой анализ позволяет сделать более глубокие выводы о функционировании символа в тексте. Символ «бабочка» можно считать текстообразующим в романе Томаса Харриса, поэтому у него множество толкований узуального и окказионального плана. Мы остановимся лишь на основном [19].
Бабочка, фигурирующая на страницах этого триллера, называется Мертвая голова из-за того, что на спинке у нее рисунок, напоминающий череп человека. Название приобретает буквальное значение, когда куколку бабочки находят во рту (в мертвой голове) жертвы. Происходит своеобразная игра слов и смыслов: «Klaus had a bug in his throat, the girl in West Virginia had a bug in her throat». Если обобщить все составляющие символа в этом романе, то бабочка является символом разрушения человеческой жизни: «Moths are destructive. There's a moth, that lives only on tears. That's all they eat or drink. The old definition of moth was «anything that gradually, silently eats, consumes,
or wastes any other thing». It was a verb for destruction too...» Заключение
Проведенное нами исследование еще раз подтверждает: символы могут быть объектом специального лингвистического анализа. Более того, есть ряд слов, которые при интерпретации художественного текста, требуют раскрытия их символической природы. На наш взгляд, для этого больше всего подходит компонентный анализ с установкой на поиск сакральных сем в структуре значения слова, а также метод семантической реконструкции, который мы использовали в другом исследовании [20, 279-282].
Символы способны расширить смысловую перспективу произведения, вызвать ассоциации с различными явлениями жизни. Мы согласимся с утверждением Дж. Холла, что «писатели используют символизацию для того, чтобы разрушить иллюзию жизнеподобия, нередко возникающую у читателей, подчеркнуть многозначность, большую смысловую глубину создаваемых ими образов» [21].
Список литературы Научная литература
1. Кассирер Э. Избранное. Опыт о человеке. - М, 1998.
2. Рикёр П. Конфликт интерпретаций. Очерки о герменевти-
ке. - М, 2002. - 624 с.
3. Тодоров Ц. Теории символов. - М, 1998.
4. Юнг К.Г. Человек и его символы. - М, 1997.
5. Лосев А.Ф. Проблема символа и реалистическое искусство.
- М, 1995. - 320с.
6. Свасьян К.А. Проблема символа в современной философии.
- Ереван, 1980.
7. Соссюр Ф. де Заметки по общей лингвистике. - М, 2000.
8. Спирова Э. М. Знак или символ? // Знание. Понимание.
Умение. - 2007. - №1.
9. Аверинцев С.С. Риторика и истоки европейской литера-
турной традиции. - М, 1996.
10. Арутюнова Н. Д. Язык и мир человека. - М, 1998.
11. Караулов Ю.Н. Русский язык и языковая личность. - М,
1987.
12. Ольховиков Д.Б. Предметное и символическое в метафо-
рическом типе поэтического мышления // Текст как объект лингвистического анализа и перевода (сборник статей). - М, 1984. - 81-94 с.
13. Пророков В.П. Категория художественного образа и
проблема символа // Вестник Московского университета. Сер.9: Филология. - 1987. - №4.- С. 59-73.
14. Гендлер И.В. Лексико-семантическое поле «поэтическая
символика» в русском языке (на материале древнегреческой и русской антологической поэзии). - Тюмень, 2002.
15. Виноградов В.В. О теории художественной речи. - М,
1971.
16. Потебня А.А. Символ и миф в народной культуре. - М,
2000.
17. Коршкова Е. А., Шевцова Е.В. Окказиональные фразеоло-
гизмы с компонентом «rose» в поэзии Томаса Стернса Элиота: Сб. науч. тр. - Курган: Изд-во Курганского гос. ун-та, 2010. - С. 63-68.
18. Меньщикова Е. В. Символическое значение лексемы «rose»
в романе А.Мёрдок «An Unofficial Rose»: Сб. тезисов докладов научной конференции студентов КГУ, выпуск Х. - Курган: Изд-во Курганского гос. ун-та - Курган, 2009.
- С.73.
19. Хомутникова Е.А., Сажаева А.С. Лексические и фразеоло-
гические средства объективации символа «бабочка» в англоязычной литературе ХХ века: Сб. материалов международной научно-практической конференции «Национально-культурный и когнитивный аспекты изучения единиц языковой номинации». - Кострома, 2012.
20. Хомутникова Е.А. Этимология английских фразеологиз-
мов с компонентом rose//И вновь продолжается бой...: Сб. науч. ст., посвященный юбилею д-ра филол. наук, проф. С. Г. Шулежковой. - Магнитогорск: МаГУ, 2010. - С. 279-282 .
21. Холл Дж. Словарь сюжетов и символов в искусстве. - М., 1999.
Источники исследования
1. Eliot Т. S. Ash-Wednesday//http://www.msgr.ca/msgr-7/
ash_wednesday_t_s_eliot. htm
2. Harris Т. Silence of the Lambs. - St. Martin's Griffin; 1st edition. -
1998.
3. Murdoch I. Black Prince. - Penguin Books. - 1973.
4. Murdoch I. An Unofficial Rose. - Penguin Books. - 1962.
В.И. Кабыш
Курганский государственный университет УДК 81
ФРАЗЕОЛОГИЧЕСКИЕ КОНВЕРСИВЫ
Аннотация
В настоящей статье описывается один из типов фразеологических конверсивов - разнонаправленный. Приводится история вопроса. Выявляется около 300 процессуальных фразеологизмов, вступающих в конвер-сивные отношения. Определяется роль глагольных компонентов, актантов (субъекта и объекта) в формировании конверсивной семантики; характеризуется предметная отнесенность единиц; описываются типы фразеологических конверсивов.
Ключевые слова: процессуальные фразеологизмы, субкатегория отношения, конверсивные отношения, кон-версивы, актанты, предметная отнесенность.
V.I. Kabysh
Kurgan State University
PHRASEOLOGICAL CONVERSE TERMS
Annotation
This article describes one of the phraseological converse terms, which can be used in different situations. The history of the question is given. It has been revealant about 300 processual phraseological units conveying conversion relations, the subject revelance of units is characterised, the role of verbal components and actants (subjects and objects) in forming conversion semantic content is defined as well as the types of phraseological converse terms which are described.
Key words: processual phraseological units, subcategory of the relations, conversion relations, converse terms, actants, subject revelance.
Целью настоящего исследования является описание фразеологических конверсивов разнонаправленного типа.
В связи с этим необходимо решить следующие задачи: привести историю вопроса; выявить корпус фразеологизмов, вступающих в конверсивные отношения; определить роль глагольных компонентов и актантов (субъекта и объекта) в формировании семантики конверсивности; охарактеризовать предметную отнесенность единиц; описать основные семантические типы фразеологических конверсивов исследуемого типа.
Конверсивность стала предметом детального научного анализа в 50-70-е годы 20 века, хотя впервые эта семантическая категория была замечена еще античными авторами.
Понятие конверсивности, или обратного отношения, возникло первоначально в высшей алгебре: бинарное отношение R(-1) называется обратным к отношению в данном множестве элементов М, если из aR (-1 )b следует bRa, и наоборот, из определения следует, что обратное и прямое отношения обладают тождественными свойствами. Идея конверсивности, т.е. идея имен, описывающих одну и ту же действительность, но в разных направлениях: от В к A (bRa) или от А к В (aR (-1)b), была воспринята лингвистами.
Отдельные замечания о конверсивности мы находим в работах III. Балли и О. Есперсена (20-е гг. XX века).
Предметом детального научного анализа конверси-вы стали в 50-70-е годы XX века с появлением работ 3. Харриса, М. Мастермана, Жолковского, Мельчука, Лай-онза. В 60-е годы конверсивы изучались с точки зрения синтаксического аспекта (работы Бабицкого, Гака, Апресяна, Стала, Бар-Хиелла, Филмора, Лайонза, Ломтева). К концу 60-х годов появляются работы, в которых предметом исследования становятся семантические аспекты лексической конверсии (исследования Филмора, Апресяна). В 90-е годы лексическую конверсию ученые описывают в ее прагматическом аспекте (статьи Эпштейна, Покровской). Данные исследования касаются лексических конверсивов.
Под лексической конверсией каклексико-семантичес-кой категорией Л. А. Новиков понимает «отражение в языке обратных отношений с помощью разных слов (ЛСВ), противопоставленные семы которых позволяют таким единицам выражать субъектно-объектные отношения в обращенных высказываниях (предложениях), обозначающих одну и ту же ситуацию, т.е. имеющих один и тот же денотат» [3, 214].
Ю.Д. Апресян считает, что «... лексические единицы R и S суть конверсивны, если они удовлетворяют следующим условиям: (1) в толкованиях R и S участвуют одни и те же более элементарные предикаты Р(1), Р(2), ..., Р(п), причем для любой пары вида P(¡) 1_P(j) в толковании R, в толковании S найдется либо точно такая же пара (если 1 - не атрибутивное отношение), либо пара P(j) 1_P(¡) (если 1 - атрибутивное отношение), и наоборот, (2) R и S имеют обращенные ролевые (или актантные) структуры, (3) R и S относятся к одной и той же (глубинной) части речи» [1, 261].
Авторы «Лингвистического энциклопедического словаря» определяют конверсию (conversio - лат. «изменение, превращение») как «способ выражения субъектно-объектных отношений в эквивалентных по смыслу предложениях» [2, 234].
Авторы «Энциклопедического словаря юного филолога» определяют лексические конверсивы как «слова, которые одно и то же событие показывают с разных точек зрения, как бы поворачивают его разными сторонами. На это указывает и само название: в переводе с лат. convertere значит "поворачивать", "обращать"» [6, 132].
Лингвисты выделяют следующие синтаксические и семантические свойства лексических конверсивов:
«семантическое назначение конверсивов состоит в том, чтобы передавать различия в логическом ударе-
