CC BY
91
Лингвистическая география
*
и этнолингвистическая картография
Введя в описательную диалектологию метод фиксации на карте в единой фонетической транскрипции результатов прямого или полевого анкетирования — то есть непосредственного опроса информантов по заранее составленной анкете во всех населенных пунктах, составляющих сетку атласа, Ж. Жильерон, заложил основы лингвистической географии, обеспечивающей формирования однородной базы данных для описания синхронного состояния говоров исследуемого языка. Территория распространения румынского языка одна из первых была обследована по новому методу Г. Вайгандом, составившим «Лингвистический атлас дакорумынских областей», который включал лингвистические карты (фонетические)1. Обращение к этому методу остается актуальным для балканского языкознания.
Последовательная архивация и предоставление в распоряжение исследователей сопоставимых и относительно полных данных, о народном языке и культуре, открывало новые перспективы для развития гуманитарных дисциплин. Подразумеваемое при этом использование интердисциплинарных методов означает не только приумножение исследовательских техник, но также возможность использования определенной методики в разных науках2. Лингвистическая география, приемы и методы которой выдержали самую строгую критику, доказала свою пригодность и
* Перевод с румынского языка осуществлен А. Дунаевой.
1 Weigand G. Linguistischer Atlas des dacorumanischen Sprachgebietes (WLAD). Leipzig, 1898-1909.
2 Ср.: Актуальные вопросы балканского языкознания. Международная научная конференция. СПб., 2001.
несомненную теоретическую основательность3. В 20-е годы идея картографирования славянского фольклора была высказана А. И. Никифоровым4, и особенно настойчиво она выдвигалась П. Г. Богатыревым в многочисленных статьях, опубликованных в пражских и краковских изданиях, в которых им были сформулированы принципы этнологической географии. Примечательно, что Богатырев, разделявший идеи Пражского лингвистического кружка, был приверженцем структуралистского подхода к изучению этнологии и фольклора. В то же время на Национальном съезде румынских лингвистов в Бухаресте (1926 г.) Таке Папахаджи выдвинул идею создания лингвистического атласа балканских языков.
Подобное начинание подразумевает, помимо разработки теоретических принципов атласа, организацию работы квалифицированного авторского коллектива, который был бы в состоянии обеспечить сбор материала в полевых условиях, а затем — его обработку и составление картосхем, картограмм и т. п. На V Международном съезде славистов (Москва, 1958) П. Г. Богатырев, В. М. Жирмунский и др. поддержали внедрение картографических методов в изучение славянской культуры. Богатырев рекомендовал учитывать как ценные результаты опубликованных лингвистических атласов, так и опыт подготовки атласов, представляющих элементы материальной культуры (мы полагаем, что он имел в виду достижение итальянских лингвистов, совместивших ареалы распространения «слов и вещей» на одних и тех же картосхемах). Идея создания славянского этнолингвистического атласа начинает воплощаться в 1962 г., когда Н. И. Толстой приступил к организации полевого анкетирования в белорусском Полесье.
3 См.: Grundfragen eines Sudosteuropa-Sprachatlas. Geschichte. Proble-matik. Method. Pilotprojekt // Studien zum Sudosteuropasprachatlas. Bd.1, Marburg, 2000. Ср. более раннюю публ.: Mladenov M. Sl., Steinke K. Die Ergebnisse der neueren bulgarischen Dialektforschung im Lichte der Balkanologie // Zeitschrift fur Balkanologie. 1978. XIV; также см.: [Sobolev A. N. Dialektatlanten. Sudslawisch] // Handbuch zur Sprach- und Kommu-nikationswissenschaft. Slawische Sprachen / Hrsg. Peter Kosta, Karl Gutschmidt, Sebastian Kempgen. Berlin, 2008
4 См.: Сказочная комиссия в 1928 г. Обзор работ. Л., 1928.
Практические возможности применения принципов этнологического картографирования обсуждались в 1971 г. на конференции «Ареальные исследования в языкознании и этнографии», организованной Ленинградским отделением Института языкознания (ныне ИЛИ РАН) и Институтом этнографии им. Н. Н. Миклухо-Маклая (ныне Музей антропологии и этнографии им. Петра Великого (Кунсткамера)), на которой Н. И. Толстой выступил с докладом «Некоторые вопросы соотношения лингво- и этногеографических исследований»5. Говоря о методах лингвистической географии, он отметил, что «...в нашу пору, когда наука о диалектах, казалось бы, добилась своей полной автономии и самостоятельности с применением разных методов исследования, не исключающих, а дополняющих друг друга — ареально-географического, сравнительно-типологического и т. п., она начала вновь испытывать острую нужду в союзе или даже единении с этнографией. Эта тяга к сближению проявляется не только в историко-диалектологическом аспекте или при решении проблем реконструкции прасостояния какой-либо языковой семьи, при решении задач этимологического порядка и т. п., но и в области современной синхронно-типологической диалектологии, прежде всего в ее лексико-семантической сфере» (Там же: 17-18).
Благодаря общему интересу к возможностям географического проецирования данных ряда гуманитарных наук и поиску ареальных соответствий между различными явлениями, методы картографирования стали находить применение не только для анализа фактов языка, но и в области этнологии, археологии, антропологии, мифологии и т. д. К этнолингвистическому изучению славянской материальной культуры привели, как утверждают авторы, результаты прямых опросов в регионе Полесья. Важнейшие этапы исследований в этом регионе были подытожены в нескольких томах серии «Славянский и балканский фольклор». Один из этапов был связан с обсуждением проблем ареального обследования, то есть исследования отдельных зон или зон, которые могут быть вычленены в итоге осуществления предварительных опросов6. В частности, предполагалось, что в Полесье
5 См. материалы конференции: Проблемы картографирования в языкознании и этнографии / Отв. ред. С. И. Брук. Л., 1974: 16-33.
6 См. материалы очередной конференции на ту же тему, состоявшейся
199
культурная традиция еще хорошо сохранялась в первой четверти XX в., когда родилось большинство опрошенных информантов, а значит, анкетирование в исследуемом регионе способно выявить информацию, восходящую ко второй половине XIX в.
Основные этапы создания этнолингвистического атласа (составление его программы и вопросников, сбор материала в заранее установленных населенных пунктах и картирование ответов на анкету) соблюдаются уже в силу обязательности названной последовательности, хотя при этом неизбежны доработки и нововведения, требующие и отдельных уточнений программы, и повторных или контрольных опросов в части пунктов. Таким образом, только в процессе сбора языкового материала обнаруживаются возможные упущения в программе и вопросниках (общих и специальных), и только на этапе составления карт можно заметить недостатки и лакуны в анкетировании. Поэтому составители атласа упреждают некоторые этапы: например, до завершения опроса информантов переходят к подготовке пробных карт или вносят некоторые изменения в программу, уточняя «по ходу» анкетирования вопросники или сеть населенных пунктов и т. п.
Картографирование этнографических реалий дает возможность очертить ареалы распространения определенных обычаев, выявить различные типы прослеживаемых явлений, определить их частотность и характер взаимодействия между взаимообусловленными явлениями7. Комментарии позволяют проводить параллели и с явлениями, отмеченными вне обследуемой зоны или в исторической перспективе и использовать для этого самые разнообразные источники, на которые тут же можно сослаться. В комментариях могут быть оговорены и такие варианты явления или его специфические особенности, которые не поддаются
в 1975 г., в кн:, Ареальные исследования в языкознании и этнографии / Отв. ред. М. А. Бородина. Л., 1977; также см.: Исследования по славянской диалектологию, М., 2004.
7 См.: Соболев А. Н. «Малый диалектологический атлас балканских языков» и ареологическое изучение балканской языковой общности // 3d International Congress of Dialectologists and Geolinguists / Ed. Stefan Warchol. Lublin, 2000; Areal Investigation of the South-Slavic Languages in the Balkan Context // 13. Mezdunarodni slavisticni kongres. Ljubljana, 15-21 avgusta 2003. Zbornik povzetkov. 1. Jezikoslovje. Ljubljana, 2003.
картированию из-за своей единичности, исключительной сложности, «внесистемности» и пр.
Обследование в рамках этнолингвистической программы относительно архаичных ареалов или населенных пунктов, где сохранились пережиточные формы духовной и материальной культуры, как и архаичные термины, описывающие такие реалии, равнозначно введению в научный обиход новых массивов информации, заполнению белых пятен в истории традиционной культуры (и языка), расширению возможностей культурно-исторической и лингвистической реконструкции.
Тематическое картирование — это такой исследовательский инструмент, что уже первые лингвистические атласы как имплицитно, так и эксплицитно содержали этнографические сведения в качестве темы карты, предусмотренной программой атласа, в виде определенных терминов, выявленных в процессе анкетирования, или при экспликациях терминологических словоупотреблений8. Известно, что еще в 30-х годах, XX в., С. Пушкариу9 намеревался составить «Румынский этнографический атлас». В шестидесятые годы Р. Вуя предложил Румынской академии проект «Этнографического атласа» и возглавил его авторский коллектив. Материал собирался специалистами непосредственно на местах «при помощи опубликованного вопросника, практически заполнявшегося в установленной сети насе-
8 Мы использовали этнолингвистический метод и ономасиологический анализ в кн.: Mihail Z. Terminologia portului popular romanesc in perspectiva etnolingvistica comparata sud-est europeana. Bucure^ti, 1978 — представлены 38 карт.
9 С. Пушкариу стоял у истоков румынской лингвистической географии, вместе с Э. Петровичем и С. Попом. Последнему принадлежит обширная монография, посвященная истории лингвогеографических исследований по состоянию на 1950 г., см.: Pop S. La Dialectologie. Louvain; Gemblou, 1950. Vol. 1-2. — Первый том охватывает атласы романоязычных ареалов, второй — атласы других индоевропейских территорий (пагинация сквозная). См. также исчерпывающую библиографию лингвистических анкет, осуществлявшихся задолго до появления диалектологии и внедрения в лингвистику картографических методов (начиная с 1394 г.): Pop S. Bibliographie des questionnaires linguistique. Louvain, 1955; ср.: Сухачев Н. Л. Лингвистические атласы. Аннотированный библиографический указатель / Под ред. Г. Н. Утина и М. А. Бородиной. Л., 1984 (учтены 234 атласа).
ленных пунктов, расположенных на территории Румынского государства». После Р. Вуи этнографический отдел последовательно возглавляли Ромулус Вулкэнеску, Паул Петреску и Ион Гиною, обеспечившие преемственность реализации этого трудоемкого проекта, исполнителям которого, однако, недоставало опыта, накопленного более чем за полвека составителями «Румынского лингвистического атласа» (ЛЬЕ)10.
Организация работы этнографов предполагала обязательное прохождение этапов составления анкет и сбора сведений в полевых условиях, хотя как указывается в предисловии к «Румынскому этнографическому атласу» (ЛЕЕ)11, анкеты постоянно совершенствовались, а порой проводились повторные опросы в одних и тех же населенных пунктах. Окончательная анкета ЛЕЕ, опубликованная в 1976 г., состоит из восьми тетрадей по 1200 основных вопросов и более 3000 вспомогательных: «Предъявлялись открытые вопросы, которые давали информанту возможность ответить без влияния со стороны собирателя, и закрытые вопросы, предназначенные для того, чтобы информант мог выбрать один или несколько предложенных ему вариантов ответа» (ЛЕЕ I: 15).
В итоге сформировался архив, включающий свыше 4 миллионов карточек, который отражает результаты заполнения более 6000 тетрадей-вопросников и материалы коллекции, насчитывающей более 150000 фотографий, рисунков и описаний, дополняющих вопросы. Этнографы разных поколений из бухарестского Института этнографии и фольклора Румынской академии совместно с сотрудниками многочисленных этнографических музеев страны12 смогли в течение 1972—1982 гг. охватить анке-
10 См.: Atlasul lingvistic roman. Partea 1 S. Pop. Cluj, 1938-1940. Vol. 12; Atlasul lingvistic roman. Partea 2 / Sub cond. lui S. Pu^cariu; E. Petrovici. Sibiu, 1940. Vol. 1; Atlasul lingvistic roman. Serie noua / Sub dir. acad. E. Petrovici. Cluj, 1956-1969. Vol. 1-6. К этим изданиям впоследствии добавилась серия региональных атласов, а в последнее время и обобщающие карты сводного «Румынского лингвистического атласа», выходящего по инициативе и под ред. Н. Сараманду.
11 Atlasul etnografic roman / Coord. Ion Ghinoiu. Bucure^ti: Ed.Academiei Romane §i Monitorul Oficial, 2003. Vol. I. Habitatul; 2005. Vol. II. Ocupatiile; 2008. Vol. III. Tehnica populara. Alimentatia.
12 Иногда над заполнением только одного вопросника (например, 202
тированием 536 населенных пунктов, а впоследствии в ряде из них провести и проверочный опрос. Картографирование собранного материала осуществлялось в 1982—1989 гг., а спорадически и позже. Было составлено более 1000 карт (в пяти запроектированных томах AER предполагается опубликовать около 600 карт). В предисловии к атласу уточняется, что картированный материал представлен при помощи геометриических значков, организованных с учетом типологии явлений, и текстовых пояснений к картам — легенд, представляющих краткие дефиниции описываемых реалий. При этом составили избегали употреблять местные термины для обозначения явлений, встречающихся во всех исторических областях Румынии. В процессе систематизации собранного материала были составлено 24900 таблиц, насчитывающих в совокупности 290000 столобцов, по которым распределялись записанные собирателями AER ответы.
Отмечается также, что за время анкетирования всего было опрошено 18000 человек, а следовательно, для заполнения анкеты привлекались 33-34 человека в каждом пункте AER. Правда, поскольку учитывался профессиональный опыт опрашиваемых, каждый из них мог отвечать на вопросы, ограниченные определенной тематикой (например, обработка сырья в текстильной промышленности, плотницкое дело и т. д.). Кроме того, в процессе анкетирования устанавливались реалии, показательные для двух условных срезов «действительности»: (1) состояние на 19 00 г., предполагавшее опрос самых пожилых информантов, в том числе с использованием предметов in situ; (2) состояние на время проведения опроса. Картированные в результате реалии датируются менее строго, так как в «коллективной памяти», например, представление о «1900 г.» стало соответствовать периоду «до первой мировой войны», и на картах часто встречается указание <1900-1915>.
В отличие, например, от этнографических атласов Греции или Югославии, AER регистрирует и терминологию, т. е. названия выявленных реалий: предметов быта, орудий труда, строений и др., а также понятий, связанных с определенными традициями и обычаями. Но по сравнению с лингво-этнографически атласами, составители которых ориентируются на методы и исследо-
«Жилище - интерьер») работали до 70 человек (см.: AER I: 33).
вательские задачи лингвистической географии, хотя при этом
13
могут отмечаться и типологические различия между реалиями , названия, зарегистрированные в AER являются результатом опроса этнслингвистической направленности.
AER включает терминологические карты, содержание которых соответствует устным ответам, полученным в момент опроса, т. е. при этом отражается региогальная лексика румынского языка по состоянию на 1972-1982 гг. Например, «Приборы для измерения земли»: compasul (calaretul), funia, batul (haragul, ruda), stanjenul, prejina, rotila de la plug (AER I: 91); «Название элементов несущей части крыши»: capriori, cu caferi, carlige, cle^te, cununa, innodatura, martoci (AER I: 159). Во многих пунктах атласа отмечено до 8 синонимов, если иметь в виду только термины, приведенные в легенде к карте.
Три поколения исследователей, осуществлявших основное или дополнительное анкетирование для AER, стремились обеспечить единство представленного на картах материала, хотя в составлении атласа участвовал обширный авторский коллектив. Единство обеспечивалось соблюдением принципов картографии-рования, принятых для AER, при этом основным приемом фиксации результатов анкетирования является введение определенных геометрических символов для того или иного ответа. Как подчеркивает И. Гиною, «обобщения не проводились», ответы «сведены к картографическим символам».
Методы «лингвистической географии»14, использованные в данном случае для выявления, систематизации и представления характера распространения этнографических реалий, еще раз убедительно доказали свою интердисциплинарность. Это подтвердило анкетирование для AER, осуществленное на всей территории Румынии в последней четверти прошлого века — в период, когда румынское село еще сохраняло некоторую преем-
13 Ср.: Sprach- und Sachatlas Italiens und der Sudschweiz / K. Jaberg, J. Jud. Zofingen, 1928-1940. Bd 1-8.
14 См.: Михаил З. Методология лингвистической географии в сравнительном изучении языков юго-восточной Европы // Славянская диалектология. С. Б. Бернштейн. М., 1995. С. 211-218; Mihail Z. La geogra-phie ethnolinguistique dans la recherche comparee des langues sud-est euro-peennes // Revue des Etudes Sud-Est Europeennes. 1992. 1-2. Р. 19-26.
ственность старинных традиций и многовековой материальной культуры.
В конце 70-х годов XX в. сельские жители еще придерживались прежних обычаев и хозяйственных занятий, привычных для относительно консервативного быта, то есть среда обитания воспроизводила и хозяйственный уклад, и устройство крестьянской усадьбы, и ее характерную архитектуру. В этих условиях жизнь естественным образом оставалась традиционной. Ее и отражает тематика второго тома ЛЕЕ, посвященного Обработке земли, Животноводству, Пчеловодству, Шелководству, Рыболовству, Охоте, Транспорту и Обмену.
Третий том затрагивает Народные ремесла и Питание. Внимание исследователей в этом томе сосредоточилось на выявление приемов и средств, с помощью которых румыны обеспечивали главное условие своего существования — пищу. Данные, которые на основе материальных свидетельств и «коллективной памяти» приурочены к началу XX в., а также те, которые характеризуют более близкое к нам время, запечатлели такую действительность, какой она и была в эти исторические моменты. Представленные в данном разделе фотографии — их строгий отбор осуществила Корнелия Белчин-Плешка — характерны как для своего времени, так и для репрезентируемой ими этнографической зоны.
Этнографический материал в том виде, как он предстает на картах ЛЕЕ, очень хорошо согласуются с археологическими данными, что свидетельствует о строго научном подходе составителей атласа к предмету исследования. Наряду с изданием картографических томов, авторский коллектив параллельно осуществляет также публикацию ответов на анкету ЛЕЕ15. Эта трудоемкая работа в конечном счете направлена на создание подлинного и общедоступного тезауруса румынской народной культуры во всей ее полноте и разнообразии.
Методы лингвистической географии, разработанные Ж. Жи-льероном для сбора однородного, т. е. сопоставимого языкового материала и его синхронизации, стали со временем применяться в качестве методов этнографического или этнолингвистического
15 В серии «Румынские этнографические документы». Из печати вышли т. 1-5 этой серии, посвященные народным традициям и праздникам.
картографировании16. Специфика ЛЕЕ, отличающая работу над этим атласом от практики составления лингвистических атласов, определяется не только различием предмета и цели исследования. Эта специфика обусловлена и многочисленностью исследовательского коллектива, и принципами отбора опрашиваемых информантов, чье число в разных населенных пунктах варьирует в широких пределах, и длительностью полевого анкетирования («более десятилетия»), и тем, что в процессе работы над ЛЕЕ менялись формулировки вопросов: «впрочем, не было специальной рекомендации строго соблюдать формулировки вопросов анкеты» (имеется в виду «языковая форма» вопроса, а не его тема).
В последнее время новшества в практике этнолингвистического картографирования встречаются в трудах исследователей из разных стран. Так, А. А. Плотникова опубликовала работу «Этнолингвистическая география Южной Славии» (М., 2004), где представлены карты, которые составлялись не только на основе прямого полевого анкетирования, но и по данным этнографической литературы и других источников, если их сведенья соотносимы, т. е. относятся к одному и тому же пункту. Материал, охватывающий столетний период, систематизирован автором в хронологическом порядке.
По мнению А. А. Плотниковой: «Термин “этнолингвистическая карта” в узком смысле означает представление “нерасчле-ненной” лингвистической и этнографической информации <...> вместе с тем сегодня представляется уместным и небезосновательным более широкое толкование термина: это карта, создаваемая на основе специальным образом обработанной этнолингвистической информации, т. е. посвященная терминологической лексике традиционной народной культуры в соответствующем этнокультурном контексте»17. Это — метод картографирования
16 См.: Михаил З. Этнолингвистические методы изучения народной духовной культуры // Славянский и балканский фольклор. М., 1989. С. 174-191; Mihail Z. La geographie ethnolinguistique dans la recherche comparee des langues sud-est europeennes // Revue des Etudes Sud-Est Europeennes. 1992. 1-2. Р. 19-26.
17 Плотникова А. А. Этнолингвистическая диалектология: южные славяне // Язык культуры: семантика и грамматика. М., 2004. С. 422. 206
культурных и языковых явлений, коррелирующих между собой, который оказался эффективным для изучения южнославянской этнолингвистической географии18. Тот же метод, например, применялся краковской школой этнолингвистики для уточнения названий реалий, бытовавших в разных говорах польского языка При этнолингвистическом картографировании географическая фиксация экстралингвистических условий бытования термина позволяет точнее определить ареалы культурных явлений, которые им обозначаются. Информация, предоставляемая исследованиями этнолингвистического характера, может быть использована для сравнительно-исторических обобщений, охватывающих более обширные территории Восточной и Юго-восточной Европы. Мы считаем, что этнографическое и этнолингвистическое картографирование является одним из перспективных «нововведений» в балканистику.
18 См.: Седакова И. А. Балканские мотивы в языке и культуре болгар. М., 2007.
