CC BY
118
ББК 81.00 УДК 81’42
Е.С. Москаленко
ЛИЧНОСТНЫЙ НАРРАТИВ КАК КОГНИТИВНЫЙ ПРИНЦИП ОРГАНИЗАЦИИ МАССМЕДИЙНОГО ДИСКУРСА
Нарративы пронизывают многие сферы человеческой деятельности и служат структурной основой различных типов дискурса. Личностный нарратив представляет собой особую форму повествования: чей-либо рассказ о событиях собственной жизни. В данной статье раскрываются особенности использования личностного нарратива в современном массме-дийном дискурсе.
Ключевые слова: массмедийный дискурс; нарратор; «Я»-пропозиция; дискурсивный мониторинг мира.
E.S. Moskalenko
PERSONAL NARRATIvE AS A COGNITIvE FACTOR UNDERLYING MASS MEDIA DISCOURSE
Narratives penetrate many spheres of human life and activity and serve as a structural basis of various discourse types. A personal narrative is a widely spread way of giving an account of one’s own life events and experience. This article deals with the main characteristics of personal narratives in massmedia discourse.
Key words: mass media discourse; personal narrative; narrator; «I»-proposition; discursive world monitoring.
Современное лингвистическое понимание нарратива (от лат. narrare - рассказывать, подробно излагать) включает в себя два толкования этого термина. Во-первых, он используется в качестве синонима термина «повествование», под которым понимается «функционально-смысловой тип речи, в котором говорится о развивающихся действиях, состояниях, процессах, событиях» (ЭК, 537).
В результате смены парадигм в лингвистике произошла замена терминов, использовавшихся для обозначения функциональносмысловых типов речи или, как их называл И.Р Гальперин, единиц контекстно-вариативного членения текста [Гальперин, 1981]. Как следствие, «описание становится дескриптивом, повествование - нарративом, рассуждение -аргументативом» [Плотникова, 2006а: 158].
В своем втором толковании нарратив трактуется как способ производства сообщения, рассказывание о чем-либо с использованием двух способов репрезентации: от первого или третьего лица. В данном случае нарратив
определяется как «весь текст эпического произведения, за исключением прямой речи персонажей; изображение действий и событий во времени, описание, рассуждение» (ЛС, 280). В этом - широком - смысле нарратив понимается как структура, включающая в себя все единицы контекстно-вариативного членения текста, кроме диалогов.
Как отмечает Е.В. Падучева, нарративную форму определяет тип повествователя (в другой терминологии - нарратора) [Падучева, 2005: 917]. В традиционном нарративе повествование ведется в третьем лице. Такая форма изложения позволяет рассказчику отстраниться от изображаемых событий и представлять объективную картину мира: «мир предстает перед читателем как бы сам по себе, никем не изображаемый» [Падучева, 2005: 918]. Данной нарративной форме противостоит повествование от первого лица, в котором рассказчик выступает как одно из действующих лиц изображаемых событий. Он принадлежит к описываемой нарративной реальности и рас-
© Е.С. Москаленко, 2009
сказывает о ней сквозь призму своих восприятий, чувств, взглядов и мнений. Такой нарратив Е.В. Падучева называет перволичным. В настоящее время он чаще обозначается как личностный нарратив. Такой терминологии придерживается, в частности, Е.И. Шейгал [Шейгал, 2007].
Мы принимаем определение личностного нарратива (personal narrative), данное Э. Окс, которая трактует его как нарратив о личностном опыте (narrative of personal experience), представляющий собой вербализованный, визуализированный или материализованный сценарий определенной последовательности действительных или возможных жизненных событий (verbalized, visualized, and/or embodied framings of a sequence of actual or possible life events) [Ochs, 1996: 19].
Личностный нарратив, в отличие от традиционного нарратива, чаще всего носит ретроспективный характер, поскольку в тот момент, когда события происходят, их участники не в состоянии сразу же рассказать о своих поступках, чувствах и мыслях, возникающих в данной ситуации. Личностный нарратив становится способом размышления об опыте и придания ему автобиографичной формы (personal narrative becomes a way to reflect back on experience and give it autobiographical shape) [Ochs, 2004: 285]. Роль рассказа о себе в жизни человека состоит в том, что он позволяет соотнести свои поступки в прошлом и представление о себе в пока еще нереализованном будущем со своим пониманием себя в настоящем, что создает у человека чувство целостности и непрерывности собственной личности [Ochs, 2004: 285].
Обязательными субъектами как традиционного, так и личностного нарратива являются нарратор (отправитель сообщения) и нар-рататор (получатель сообщения). Когда они оба принадлежат к реальному миру, а описываемые события действительно имели место, передача сообщения происходит от реального автора к реальному читателю или слушателю. Однако автор нарратива может вводить в свое сообщение условного повествователя, от имени которого ведется рассказ. Его адресатом может выступать подразумеваемый, условный наррататор. Таким образом, оба субъекта, нарратор и наррататор, могут существо-
вать как вне, так и внутри нарративной реальности, создаваемой автором рассказа.
Целью данной статьи является анализ личностного нарратива в массмедийном дискурсе. Современный массмедийный дискурс характеризуется большим разнообразием жанров: журналисты могут представлять свои сообщения в форме статьи, репортажа, комментария, рецензии и т.п. Все эти жанры структурированы как нарратив, и обычно это нарратив традиционный, то есть «третьеличный». В нем журналист смотрит на происходящее со стороны; используя термин, введенный С.Н. Плотниковой, можно сказать, что массме-дийное сообщение, организованное посредством традиционного нарратива, - это рассказ журналиста о «мире-без-меня» [Плотникова, 2006б].
Однако в последнее время в массмедийный дискурс стал проникать и личностный нарратив. Среди профессиональных пишущих стала распространяться тенденция рассказывать об актуальных событиях с позиции не стороннего наблюдателя, а их активного участника. Содержание некоторых статей, появляющихся сейчас в печати, представляет собой рассказ журналиста о себе, о событиях, произошедших в его собственной жизни. Его позицию нарратора можно обобщенно выразить следующим образом: «Я там был». Следовательно, личностный нарратив - это повествование человека, не просто дающего личностную оценку действительности, но и являющегося частью этой самой действительности; продолжая использовать принятую терминологию, личностный нарратив - это повествование о «мире-со-мной» [Плотникова, 2006б].
Важной характеристикой личностного нарратива является то, что его содержание составляют необычные, неожиданные или проблемные события, часто связанные с общественными противоречиями или нарушением общепринятых устоев.
В частности, в статье «Yobs ruling our streets» (Mirror, Jan. 23, 2008) ее автор, Сью Кэрролл, рассказывает о неожиданном, с точки зрения общепринятых представлений о новости, событии - нарушении ее ночного покоя:
Yobs ruling our streets by Sue Carroll
Вестник ИГЛУ, 2009
On the very day Garry Newlove's widow, Helen, spoke of her disgust at a judiciary which allows thugs like Adam Swellings out on bail, despite committing a series of assaults, I was woken at about 4 a.m. Outside my window, amidst shrieking voices, a car was being revved up and raced down the road, then back again. It must have been travelling at 70 or 80 mph. God help the milkman had he been driving his float. For a good half-hour the car continued roaring past, then turning and speeding - accompanied by yells and whoops from the driver and his passengers. The immediate reaction was to go out on the balcony, take note of the car’s registration and phone the police. Then I thought, «Hang on - if the police turn up (and it’s a big if), the yobs will have scarpered. And what if they see me watching them? Will they return and target the house, put the windows out or worse?» So I did nothing and tried to get back to sleep. A small incident, nobody harmed. Just a minor example of the hooliganism that stalks even our leafy and «respectable» streets, making cowards of us all (Mirror, Jan. 23, 2008).
Концептуальным ядром данного личностного нарратива является концепт «I», из которого развивается все содержание сообщения. Этот концепт пронизывает всю статью, и именно поэтому читателю требуется знать имя журналистки, что нетипично для новостного дискурса, в котором, говоря словами Р Барта, происходит «смерть автора» [Барт, 1989]. В данном случае пишущая, являясь неотъемлемой частью описываемой референтной ситуации, проецирует свое «Я» на представление одного из событий собственной жизни, и все содержание сообщения строится вокруг ее размышлений о данном событии.
Сосредоточенность журналистки на самой себе находит отражение уже в заголовке анализируемой статьи. Несмотря на то что в нем актуализируется концепт «We», а не концепт «I» (Yobs ruling our streets), заголовок сохраняет личностный характер. «We» в данном случае означает не все общество, а добропорядочных граждан, к которым автор причисляет и себя саму, противостоящих «другим» гражданам, обозначенным при помощи сленгизма yobs (yob - молокосос, паршивец (LingvoUniversal); an aggressive and surly youth, esp. a teenager (Collins)). Обращение
журналистки к местоимению первого лица множественного числа имеет конкретную цель: она дает читателю понять, что освещаемое ею событие касается всего общества, выходя за рамки сугубо личного происшествия. Журналистка рассказывает о том, как однажды около четырех часов утра она была разбужена ревом мотора и криками подростков, которые на бешеной скорости носились на машине вокруг ее дома. Первым порывом рассказчицы было позвонить в полицию и сообщить о происшествии, но, поразмыслив, она решила, что молодежи все равно удастся ускользнуть от правосудия, зато они могут вернуться, чтобы отомстить ей. И она не предприняла ничего, сделав при этом печальный вывод
о том, что мы становимся трусами, сталкиваясь с хулиганством.
Однако статья начинается не с описания самого этого личностного события, а с информации о том, что оно произошло в известный адресату день. Дата в статье не называется, но она известна, поскольку связана с освещавшимся в прессе судебным разбирательством по делу об убийстве мужчины подростком. Журналистка сообщает, что хулиганы разбудили ее в тот самый день, когда Хелен Ньюлав, вдова убитого, осудила английскую судебную систему, позволившую выпустить убийцу под залог. Таким образом, читателям, знакомым с упомянутым убийством, понятно, когда произошло событие, о котором идет речь в личностном нарративе.
Наличие у наррататора общего с наррато-ром знания свидетельствует о том, что они находятся в потоке одних и тех же событий, владеют одной и той же информацией. Нам пришлось прочесть много предшествовавших данной статье сообщений, чтобы войти в одно коммуникативное пространство со Сью Кэрролл и ее адресатами и установить связь описываемого события с упомянутой в зачине историей. Подростки до смерти избили мужчину, примерного семьянина и отца двоих детей, состоялся суд, на котором им было вынесено слишком мягкое наказание, возмущенная несправедливостью вдова выступила против лояльности английской судебной системы.
Несомненно, что адресат данного личностного нарратива теряет безликость, свойственную адресату обычного новостного сообще-
ния, и получает статус хорошо знакомого рассказчице человека, владеющего тем же знанием и находящегося в тех же жизненных обстоятельствах, что и она. Рассказывая о событии собственной жизни, пишущая стремится не столько наделить своего адресата новым знанием (как в традиционном новостном сообщении), сколько повлиять на его мнение, заставить задуматься над их общей проблемой -терпимостью по отношению к хулиганам.
Поскольку в референтную ситуацию, лежащую в основе данной статьи, включен необычный референт - «Я» самой журналистки,ведущую роль в когнитивной структуре дискурса начинают играть личностные пропозиции или, пользуясь термином Г.Д. Воскобойника, «Я»-пропозиции [Воскобойник, 2004]. Это обусловлено тем, что внимание пишущей сконцентрировано на собственном восприятии. На языковом уровне «Я»-пропозиции выражаются высказываниями с личными и притяжательными местоимениями (I was woken at about 4 a.m.; Outside my window; I thought; And what if they see me watching them? So I did nothing etc.).
«Я»-пропозиции актуализируются даже в тех высказываниях, где отсутствует личное или притяжательное местоимение первого лица. В частности, высказывание God help the milkman had he been driving his float реализует пропозицию <Я опасаюсь за жизнь молочника^ Мысль о том, что воспринимаемая ситуация была бы опасной для молочника, присуща сознанию данной пишущей, поскольку она знает этого человека, это ее молочник. Итак, то, что делает данный нарратив личностным, - это заложенные в его когнитивную базу «Я»-пропозиции пишущей.
Мы считаем этот нарратив личностным также в связи с тем, что он представляет собой последовательность событий, привязанных к конкретному - личному - месту и времени. Личностный характер имеет пространство, в котором происходит событие: это собственный дом журналистки, улица, на которой она живет. В «личном» пространстве разворачивается «личная» референтная ситуация: пишущая спала, накануне она размышляла над заявлением Хелен Ньюлав, сейчас она в ночной сорочке наблюдает за хулиганами. В личностном нарративе она рассказыва-
ет о себе в этот конкретный момент, то есть
о себе, стоящей на балконе, воспринимающей возмутительный инцидент, размышляющей о нем в контексте предшествовавших событий и бездействующей. В момент самого события пишущая изъята из институционального времени, время события - это ее личное время. Однако в момент написания данной статьи она выступает уже как институциональная дискурсивная личность (журналист).
Профессионализм пишущей состоит в том, что она придерживается когнитивного сценария новостного сообщения [Панченко, 2005]. Цепочка ее действий как автора новости структурируется следующими пропозициями: <Я стала свидетелем хулиганского поступка>; <Я хотела известить полицию>; <Я решила, что хулиганы смогут избежать наказания>; <Я испугалась, что они мне отомстят^ <Я воздержалась от каких-либо действий>.
Обобщив эти пропозиции, можно вывести макропропозицию данной статьи: <Я трусиха>; она является импликатурой ряда высказываний (So I did nothing and tried to get back to sleep. A small incident, nobody harmed etc.). Ввиду того что журналистка выступает в данном сообщении как представитель законопослушной и добропорядочной части общества, пропозиция <Я трусиха> преобразуется в конце нарратива в пропозицию <Мы все трусы>, что находит актуализацию на языковом уровне (Just a minor example of the hooliganism that stalks even our leafy and «respectable» streets, making cowards of us all).
Как и положено в новостном сообщении, линейная структура изложения оказывается нарушенной: новая информация предшествует самому сообщению и вновь повторяется в его конце. Единственное отличие личностного новостного сообщения от традиционного состоит в том, что в нем новая информация имеет отношение к общественным ценностям, а не к «чистым фактам».
Агональность в описываемой референтной ситуации, проблемность излагаемого личностного опыта позволяет дать ему моральную оценку. В анализируемой статье информация об убийстве и о хулиганах, нарушивших покой журналистки, носит второстепенный характер. Основная же информация -
это возмущение журналистки по поводу подростковой преступности и ее безнаказанности. Сью Кэрролл оценивает произошедшее с точки зрения соответствия моральным нормам и ожидает, что читатели разделят ее мнение. При этом она дает моральную оценку не только самому событию, но и себе, своему поведению в описываемой ситуации. Таким образом, в основе данного личностного нарратива как когнитивной структуры лежат ценностные концепты.
Выявленные особенности личностного нарратива прослеживаются и в других примерах, в частности в следующей статье.
Clearly off their trolleys
by Ken Oxley
I met a kindred spirit in the supermarket car park the other day. I don’t know who you were, sir, but I take my hat off to you. At Morrisons on Teesside Park, it was. I was particularly pleased to meet him because I thought I was the only one who was bothered. Apart from the people employed to bother, if you see what I mean. I guess you haven’t the faintest idea what I’m on about unless you are one of two types of people who seem to infest supermarket car parks. This column is dedicated to you. There are various kinds of supermarket trolleys. Some are tiny, some are larger, some have little seats for your kids, others have little containers for your bottles... and all are designed to be stored in the trolley parks with others of the same kind. Not jammed together any which way but loose, while blocking everyone else’s attempts to park their trolleys and retrieve their pound coins. It’s not rocket science. When we are only three years old we seem perfectly able to sort shapes... put round pegs into round holes and so on. Why can’t we be bothered when we’re in the car park? It’s the same mentality that leads people to urinate in public phone boxes. The others, who’ll have to watch it when I’m king, are people — and I regret to say it’s mostly women — who park in parent and toddler spaces with no toddler. Let’s also include people who drive into disabledparking areas then bound out of the car and into the supermarket with no signs of any kind of physical handicap whatsoever. Not to put too fine a point on it, if I had my way, you’d find your car clamped, or preferably towed away to a crusher to be recycled for the good of the planet. I’m sure the bloke who was
sorting out trolleys with me in the car park the other day would agree... after all, it’s only common sense. Happy shopping! (Sunday Sun, Dec. 9, 2007).
В качестве новости выступает событие из повседневной жизни - беспорядок на парковке возле супермаркета. Журналист описывает картину личного мира, обладающую значимостью для него самого. Основная ценностная пропозиция статьи <Давайте будем уважать друг друга и соблюдать порядок> обращена ко всему обществу, к здравому смыслу которого апеллирует пишущий (after all, it’s only common sense).
В данной статье, как и в проанализированной выше, превалирует перволичный нарратив с использованием личного и притяжательного местоимения первого лица (I don’t know;
I was particularly pleased; I thought I was the only one who was bothered; I guess; I regret to say; if I had my way; I’m sure, etc.). Однако пишущий, противопоставляя себя нерадивым согражданам, тем не менее не дистанцируется от них окончательно, время от времени переходя на использование местоимения we (When we are only three years old we seem perfectly able to sort shapes . . . put round pegs into round holes and so on. Why can’t we be bothered when we’re in the car park? etc.). Способности, о которых пишет автор, присущи всем людям, но не все пользуются ими в определенных ситуациях. Такое пренебрежение общеизвестными правилами поведения может приводить, по мнению журналиста, и к более неприятным последствиям (It’s the same mentality that leads people to urinate in public phone boxes).
Как и в предыдущем примере, место и время действия анализируемого нарратива являются «личными»: пишущий наблюдал описываемые события возле конкретного супермаркета, в котором он часто совершает покупки в свое личное время (I met a kindred spirit in the supermarket car park the other day. At Morrisons on Teesside Park, it was.). Профессия журналиста позволяет ему выразить свое недовольство ситуацией не в виде частного, а в виде институционального дискурса.
Главной функцией данного личностного нарратива является не информативная, а оценочная. Сообщаемые в статье факты уже известны читателям, находящимся с Кеном
Оксли в одном жизненном и коммуникативном пространстве, и потому не играют важной роли. На первый план выдвигается личная моральная оценка пишущим существующего положения дел, которая выражается в следующих «Я»-пропозициях: <Меня возмущает, что люди не ставят тележки на место>, <Я считаю неправильным, когда здоровые люди без детей паркуют машину в местах для инвалидов и водителей с маленькими детьми>, <Я бы ввел наказание за неправильную парковку>. Референтные ситуации, лежащие в основе первых двух «Я»-пропозиций, представлены как типичные, неоднократно наблюдавшиеся пишущим.
Рассуждениям журналиста о типичных проблемах, связанных с культурой поведения на парковке, противопоставлен рассказ о конкретном событии из его собственной жизни: нашелся такой же неравнодушный к беспорядку человек, который совместно с автором рассортировал и правильно расставил разные по размеру тележки. Личностный характер данного нарратива выражается в «Я»-пропозиции <Я восхищен поведением этого человека> и ее языковой актуализации (I take my hat off to you; I was particularly pleased to meet him because I thought I was the only one who was bothered). Наличие у пишущего единомышленника свидетельствует о совпадении их личных ценностей, которые автор стремится сделать общественно значимыми. Как и предыдущее, данное сообщение направлено на то, чтобы убедить наррататоров пересмотреть свое поведение с этической точки зрения.
Обобщая свойства личностного нарратива как когнитивного принципа организации массмедийного дискурса, следует подчеркнуть, что его характеризует наличие конкретного нарратора - конкретного автора, с его именем собственным, которое читатель хочет знать.
Не менее важную роль для личностного нарратива имеет адресат, наррататор, к которому обращается автор. Он обладает особой характеристикой - наличием общего с рассказчиком коммуникативного пространства, знанием контекста описываемых событий. При помощи личностного нарратива наррата-тор и нарратор моделируются как уже предварительно общавшиеся, знакомые друг с дру-
гом собеседники, что позволяет представлять события без углубления в их предысторию.
Сконцентрированность личностного нарратива на выражении ценностных и оценочных суждений ведет к тому, что линейность в изложении событий теряет принципиальную значимость. Автор может отклоняться от строгой временной последовательности событий, более поздние происшествия в изложении могут предшествовать более ранним, а заключительные пропозиции могут предварять цепочку пропозиций, передающих фак-туальную информацию. Нелинейность нарратива может быть обусловлена забывчивостью, замешательством рассказчика или тем, что размышление о будущем напомнило ему о прошлом инциденте. Знание прошлого и озабоченность будущим влияет на порождение человеком нарратива о событиях собственной жизни.
Поскольку статьи в форме личностного нарратива стали повсеместным явлением в современном массмедийном дискурсе, возникает вопрос о причинах их востребованности. Почему читателей интересует повествование о личном опыте других людей? Объяснение, на наш взгляд, кроется в том, что при помощи личностного нарратива становится возможным вести тотальный дискурсивный мониторинг окружающего нас мира и предъявлять к восприятию и осмыслению те его картины, которые остаются неосвещенными в традиционных массмедийных сообщениях. Данные свойства личностного нарратива превращают его в актуальный и востребованный принцип организации массмедийного дискурса.
Библиографический список
1. Барт, Р. Избранные работы: Семиотика: Поэтика [Текст] / Р. Барт. - М.: Прогресс, 1989.
2. Воскобойник, Г.Д. Тождество и когнитивный диссонанс в переводческой теории и практике [Текст] / Г.Д. Воскобойник. - М.: МГЛУ, 2004.
3. Гальперин, и.р. Текст как объект лингвистического исследования [Текст] / И.Р. Гальперин. - М.: Наука, 1981.
4. Падучева, Е.в. Игра со временем в первой главе романа В. Набокова «Пнин» [Текст] / Е.В. Падучева // Язык. Личность. Текст: сб. ст. к 70-летию Т.М. Николаевой. - М.: Языки славянских культур,
2005. - С. 916-931.
5. Панченко, н.н. Лингвистическая реализация коми-
ческого в английском новостном дискурсе [Текст]: дис... канд. филол. наук: 10.02.04 / Н.Н. Панченко.
- Иркутск, 2005.
6. Плотникова, с.н. Дескриптив, нарратив, аргумен-татив: что означают эти понятия с позиции лингвистики дискурса? [Текст] / С.Н. Плотникова // Проблемы концептуальной систематики языка и речевой деятельности: материалы 9-го регионального научного семинара. - Иркутск: ИГЛУ, 2006а.
- С. 157-162.
7. Плотникова, с.н. Когнитивно-дискурсивная деятельность: наблюдение и конструирование [Текст] / С.Н. Плотникова // Studia Lingüistica Cognitiva. Вып. 1. Язык и познание: Методологические проблемы и перспективы. - М.: Гнозис, 20066. - С. 6681.
8. Шейгал, Е.и. Многоликий нарратив [Текст] / Е.И. Шейгал // Политическая лингвистика. Вып. (2)22.
- Екатеринбург: Урал. гос. пед. ун-т, 2007. - С. 8693.
9. ochs, Elinor Narrative [Тех^ / Elinor Ochs // Discourse as Structure and Process / Ed. by T.A. van Dijk. - SAGE Publications Ltd, 1998. - P. 185-207.
10. ochs, Elinor Narrative Lessons [Text] / Elinor Ochs // In Duranti A. (ed.) A Companion to Linguistic Antropology. - Oxford: Blackwell, 2004. - P. 269287.
Список использованных словарей
1. Литературный энциклопедический словарь [Текст].
- М.: Сов. энциклопедия, 1987.
2. Эффективная коммуникация: история, теория,
практика: словарь-справочник [Текст]. - М.: ООО «Агентство КРПА Олимп», 2005.
3. ABBYY Lingvo 12: электронный англо-русский словарь [Электронный ресурс]. - ABBYY Software,
2006.
ББК 81.00 УДК 81'42
Е.Б. Шавалиева
РАЗГОВОРНЫЙ МЕТАДИСКУРС: К ПРОБЛЕМЕ ОПРЕДЕЛЕНИЯ ПОНЯТИЯ
в статье рассматриваются такие понятия, как метаязык, метакоммуникация, метатекст, метадискурс. Предлагается новое понимание разговорного метадискурса как дискурса второго уровня, референтами которого являются сами говорящие: их разговор об их отношениях составляет саму сущность метадискурса как лингвистического понятия.
Ключевые слова: метадискурс; метакоммуникация; метаязык; беседа.
E.B. Shavalieva
conversational METADISCOURSE AS A LINGUISTIC NOTION
The article gives a review of such concepts as metalanguage, metacommunication, metatext, metadiscourse. a new approach to conversational metadiscourse is suggested. It is viewed as a second-level discourse whose referents are the speakers themselves: their discussion of their interpersonal relationship constitutes the essence of metadiscourse as a linguistic notion.
Key words: metadiscourse; metacommunication; metalanguage; conversation.
© Е.Б. Шавалиева, 2009
