CC BY
125
ББК.81.00
УДК.81’42
Е.В. Федосеева
изменение структуры нарратива как основа риторически модифицированного массмедийного дискурса
В статье вводится понятие «риторическая модификация массмедийного дискурса» и объясняется его суть. В современном массмедийном дискурсе происходит риторическая модификация дискурса, связанная с тем, что изменяется прототипическая структура нарратива. Вместо третьеличного нарратива, который характерен для новостного дискурса, активно внедряется личностный нарратив, что изменяет прототипическую структуру нарратива. При этом меняется и когнитивная структура новости. Доказывается, что изменение структуры нарратива используется как средство убеждения социального адресата, влияния на него.
Ключевые слова: дискурс; нарратив; неориторика; прототипическая когнитивная модель нарратива; риторическая модификация прототипической модели нарратива; убеждение; воздействие
E.V Fedoseeva
changes in the structure of the narrative as the basis of the rhetorically modified mass media discourse
The article introduces and explains the concept of the rhetorical modification of mass media discourse. Contemporary mass media discourse is being rhetorically modified due to the changes in the prototypical narrative model. Personal narrative is being widely used instead of the third-person narrative characteristic of the news discourse, which is altering the prototypical narrative model. The cognitive model of news is changing as well. The article aims to prove that the altered narrative model is used as a technology of persuasion and influence; the social addressee being the object of this technology.
Key words: discourse; narrative; the new rhetoric; prototypical cognitive narrative model; rhetorical modification of prototypical narrative model; persuasion; influence
действий и событий во времени, описание, рассуждение» [ЛЭС, 1987, с. 280].
Ж. Женнет определяет повествование как изображение одного или нескольких последовательных событий, реальных или вымышленных, посредством языка, в частности языка письменного. Однако он добавляет: «Такое позитивное (и расхожее) определение обладает достоинствами очевидности и простоты, а главный его недостаток, пожалуй, именно в том, что оно замыкается и замыкает нас в очевидности, скрывая от наших глаз самое трудное и проблематичное в повествовании как таковом - то, чем едва ли не отменяются границы его функционирования и условия его существования» [Женнет, 1998, с. 60].
Целью данной статьи является исследование наблюдающегося в настоящее время изменения структуры нарратива в массмедийном дискурсе; подобное изменение мы называем риторической модификацией массмедийного дискурса.
В современной лингвистике существуют два базовых подхода к определению нарратива (от лат. narrare - рассказывать, подробно излагать). Первое понимание - более узкое, нарратив понимается как «функциональносмысловой тип речи, „повествование”, в котором говорится о развивающихся действиях, состояниях, процессах, событиях» [ЭК, 2005, с. 537]. Второе понимание -широкое: нарратив определяется как «весь текст эпического произведения, за исключением прямой речи персонажей; изображение
Р. Барт определяет нарратив как «рассказывание» и пишет, что «оно существует повсюду, во все времена, в любом обществе; рассказывать начали вместе с началом самой человеческой истории; нет, никогда и нигде не было народа, который не умел бы рассказывать; все классы, любые социальные группы создают свои собственные повествования, и нередко случается так, что люди различной, если не сказать противоположной, культуры совместно внимают одним и тем же рассказам: повествование пренебрегает разницей между высокой и посредственной литературой; преодолевая национальные, исторические и культурные барьеры, оно присутствует в мире, как сама жизнь» [Барт, 2000, с. 196].
Процесс рассказывания и наличие рассказчика, а также наличие «истории», у которой есть действующие лица и сюжет, развивающийся во времени, - все эти факторы входят в описание сущностной природы нарратива в многочисленных исследованиях. Большое число разнообразных дискурсов удовлетворяют этим условиям, поэтому к видам нарратива относят фольклорные истории, исторические сочинения, басни, мифы, сказки, оправдания действий, мемориальные речи, объявления, объяснения и т. д. [Брокмей-ер, 2000, с. 30].
Традиционно выделяют нарратив от 3-го лица (третьеличный нарратив) и от 1-го лица (перволичный нарратив). В третьеличном нарративе повествователь не принадлежит миру текста. В нем повествовательная форма «создает видимость объективности: мир предстает перед читателем как бы сам по себе, никем не изображаемый» [Падучева, 2005, с. 918]. В повествовании от 1-го лица повествователь принадлежит миру текста, т. е. участвует в изображаемых событиях. Он принадлежит к описываемой нарративной реальности и рассказывает о ней сквозь призму своих восприятий и мнений [Там же].
В последнее время стал использоваться также термин «личностный нарратив», который трактуется как «нарратив о личностном опыте» (personal experience), представляющий собой «вербализованный, визуализированный или материализованный сценарий определенной последовательности действительных или возможных жизненных событий» (verbalized, visualized, and / or embodied
framing of a sequence of actual or possible life events) [Ochs, 1996, р. 19].
Личностными могут быть многие виды нарратива. Например, рассказ, сказка, дневники и письма, автобиографии, сплетни, показания свидетелей, хвастовство, хвалебная речь, задушевный разговор, история болезни, шутка, юмор и т. д. Личностный нарратив возникает из опыта конкретного человека, которым он хочет поделиться. В этом случае слушающий / читающий является своеобразным соавтором нарратива. Он оценивает полученную информацию и сохраняет уже свое субъективное понимание ее. Личностные нарративы -это «версии» реальности. Они воплощают одну или несколько точек зрения и не представляют собой объективных, всеобъемлющих отчетов [Ochs, 1996, р. 21].
В личностном устном нарративе наряду с функцией референтной соотнесенности присутствует и функция оценки. Необходимыми лингвистическими признаками нарратива являются: 1) отнесенность повествования к прошедшему времени; 2) наличие придаточных предложений, выражающих временную последовательность событий; 3) наличие описаний места, времени действия, действующих лиц, конфликта, выражения авторского отношения к происходящему [Labov, 1997].
Наряду с изучением нарратива в структурно-функциональном аспекте, с точки зрения раскрытия его структурных параметров, начинает утверждаться и новый взгляд на нарратив, предложенный Й. Брокмейером и Р. Харре, которые определяют нарратив как самую общую категорию лингвистического производства, которая «слишком часто используется так, как если бы она была лишь словом для обозначения некоторой онтологии. Однако это понятие должно использоваться скорее как выражение ряда инструкций и норм в различных практиках коммуникации, упорядочивания, придания смысла опытам, становления знания, процедур извинения и оправдания и т. д.,<...> как конденсированный ряд правил, включающих в себя то, что является согласованным и успешно действующим в рамках данной культуры» [Брокмейер, 2000, с. 36].
Такой подход к нарративу можно с полным на то основанием назвать когнитивным, поскольку нарратив трактуется как способ упорядочивания и становления знания. Принимая
данный ракурс анализа, мы докажем далее, что в массмедийный дискурс, который порождается на основе устойчивой прототипической структуры нарратива, в настоящее время активно внедряется риторически модифицированный дискурс. Необходимо выяснить, какие при этом происходят изменения в прототипической структуре нарратива.
Методологически, чтобы утверждать о наличии модификации, необходимо использовать дискурсы, в которых передается информация об одном и том же событии. Знание (пропозициональное содержание) должно быть одним и тем же; только в этом случае можно выделить разные способы упорядочивания и становления знания, т. е. разное когнитивное структурирование нарратива и отличие прототипического нарратива от его модификации.
Сравним два новостных сообщения по поводу одного и того же события (принятия резолюции Совета Безопасности ООН по Ливии):
1. Security Council authorizes «all necessary measures» to protect civilians in Libya.
17 March 2011 - The Security Council today effectively authorized the use of force in Libya to protect civilians from attack, specifically in the eastern city of Benghazi, which Colonel Muam-mar Al-Qadhafi has reportedly said he will storm tonight to end a revolt against his regime.
Acting under Chapter II of the UN Charter, which provides for the use of force if needed, the Council adopted a resolution by 10 votes to zero, with five abstentions, authorizing Member States «to take all necessary measures... to protect civilians and civilian populated areas under threat of attack in the Libyan Arab Jamhariya, including Benghazi, while excluding an occupation force».
The abstentions included China and Russia, which have the power of veto, as well as Brazil, Germany and India [UN News Center, Mar., 17, 2011].
2. China and Russia: arbiters of global morality.
I was pleased to see that Bianca Jagger on BBC1 Question Time last night (right) supported military action in Libya. Ken Livingstone comprehensively lost the argument as the only supporter of a bloodbath in Benghazi on a panel that included Rory Stewart, a self-confessed wobbly Conservative.
The case for the limited use of military force is so overwhelming that even Danny Alexander, Liberal Democrat Chief Secretary to the Treasury, had no trouble defending it.
The unambiguous UN Security Council authorisation for it seems to be an important part of this.
But that raises an interesting question, put to me by a Labour former minister. Suppose China or Russia had vetoed resolution 1973, rather than abstained. Would that make military action that would otherwise be morally right, to avert explicitly-threatened carnage, and supported by the Arab League, morally wrong?
As I said, the differences between this intervention and that in Iraq grow ever smaller the more closely they are examined.
Although I have not yet seen a legal analysis of the difference between «all necessary measures» in resolution 1973 and «all necessary means», the previously accepted phrase denoting the use of military force [Independent, Mar, 25, 2011].
Данные дискурсы базируются на одной и той же референтной ситуации, но в первом примере новостное сообщение когнитивно структурируется на основе прототипической для массмедийного дискурса модели нарратива, а во втором случае эта модель модифицирована.
Первый пример представляет собой третье-личный нарратив, в котором наблюдаются все признаки прототипического нарратива. Это, прежде всего, «история», написанная в прошедшем времени, о чем свидетельствует наличие придаточных предложений, выражающих временную последовательность событий (Acting under Chapter II of the UN Charter, which provides for the use offorce if needed...); описаний места действия (The Security Council), времени действия (17 March 2011), действующих лиц, (China and Russia... as well as Brazil, Germany and India), выражения отношения действующих лиц к происходящему (to take all necessary measures... to protect civilians and civilian populated areas).
В основе анализируемого нарратива лежит фактуальный когнитивный сценарий, т. е. здесь журналист выступает как институциональная дискурсивная личность. Под факту-альным сценарием понимается «когнитивная модель новостного дискурса, созданного в соответствии с прототипическим ролевым сце-
нарием „Журналист”. В статьях, базирующихся на фактуальных сценариях, преобладает фактуальный способ подачи информации: для них характерно доминирование референтной функции, нейтральность и некатего-ричность пишущего при отборе фактов, представленных, в основном, в форме дескриптива или нарратива, минимум эмоциональной лексики» [Зарезина, 2004, с. 74]. В первом примере журналист констатирует факты, практически не высказывая своего мнения и не давая оценки происходящим событиям. Факты представлены в нейтральном стиле, используется минимум экспрессивной лексики, журналист прибегает к цитированию, чтобы доказать читающим объективность сообщения, т. е. картина мира описывается вполне объективно.
Дискурс, приведенный во втором примере, является модификацией первого дискурса. Нарратив здесь становится личностным, при этом личное местоимение первого лица (I was pleased) используется для того, чтобы усилить воздействие на аудиторию, подчеркнуть свое присутствие. «История» обладает некоторыми признаками, характерными для нарратива: она излагается в прошедшем времени, это рассказ журналиста о событии в мире, но при этом дается личностное видение ситуации. Пишущий интерпретирует событие, тем самым создает определенное общественное мнение, выраженное в следующих пропозициях: <Принятие данной резолюции - это хорошо>, <Россия и Китай поступили неправильно>, <Ситуация в Ливии похожа на ситуацию в Ираке>.
Для усиления воздействия на аудиторию автор употребляет такие риторические приемы, как метафора (bloodbath), сарказм (a selfconfessed wobbly Conservative), сравнение (this intervention and that in Iraq), антитеза (morally right - morally wrong), игра слов (all necessary measures, all necessary means), риторический вопрос (Would that make military action that would otherwise be morally right, to avert explicitly-threatened carnage, and supported by the Arab League, morally wrong?). Употребляя различные стилистические приемы, журналист модифицирует структуру новости, внося в нее дополнительную информацию и придавая ей большую убедительность. Как точно отметил У. Эко, «для того, чтобы вообще
в чем-либо убедить аудиторию, надо сначала привлечь ее внимание, чему и служат тропы, или риторические фигуры, украшения, благодаря которым речь поражает своей новизной и необычностью и вдруг оказывается информативной» [Эко, 1998, с. 101].
Меняется и способ рассказывания, события не излагаются во временной последовательности. Пользуясь термином С.Н. Плотниковой, можно сказать, что данный дискурс является дискурсом реагирования [Плотникова, 2011]. С.А. Домышева определяет такой дискурс, как «политический дискурс в его периферийном варианте, как дискурс о политических событиях, принадлежащий непрофессионалам. Порождая дискурс реагирования, социальный адресат входит в политическое дискурсивное пространство» [Домышева, 2011, с. 92].
Журналист реагирует на политическое событие <Принятие резолюции ООН по Ливии>; он не излагает это событие, а именно реагирует и предполагает, что читающие находятся с ним в одном информационном пространстве, знают о какой резолюции идет речь и смотрели передачу «Question Time» прошлой ночью. Пишущий обращается к адресату как к другу, которому можно рассказать о том, какую интересную передачу он посмотрел, поделиться своими впечатлениями об увиденном.
Модификацию мы наблюдаем и на уровне концептуальной структуры новостей, в трактовке Т.А. ван Дейка. К основным новостным концептам относятся: Обстановка (Время, Место), Обстоятельства, Участники, Событие / Действие [Дейк, 1989, с. 141].
В первом примере новость соответствует типичной схеме новостей. Из статьи социальному адресату известно Время (17 March 2011), Место (The Security Council), Участники (China and Russia... as well as Brazil, Germany and India), Событие (the Council adopted a resolution by 10 votes to zero) и соответствующие ему характеристики.
Во втором примере концептуальная структура новости меняется. Теперь в эту структуру входят такие концепты, как: Главное Событие, Фон, Контекст, История, Комментарии [Дейк, 1989, с. 131].
Главное Событие здесь принимается за данное, оно уже известно (принятие резолюции
1973 г. Совета Безопасности ООН от 17 марта 2011 г.).
В заголовке (China and Russia: arbiters of global morality) на читающих сразу же оказывается убеждающее воздействие, поскольку при помощи риторических приемов и сарказма Китай и Россия характеризуются как страны, которые без всяких на то оснований выносят моральные суждения о действиях других стран. Однако в самой статье пишущий не упоминает о Китае и России, его интересует, как отреагировали на это событие демократы и консерваторы и как эта резолюция отразится на мирном населении Ливии. Пишущий уверен, что читающие знают всех упоминаемых политиков, им не надо объяснять, кто такие Rory Stewart и Danny Alexader. Читающим понятно, что журналист на стороне демократов, поскольку разъяснение (Rory Stewart, a self-confessed wobbly Conservative) показывает презрение автора к данному политику. Мы видим, что журналист и читающие обладают общим коммуникативным пространством, знанием фона и контекста событий.
В Комментариях журналиста, в его дискурсе реагирования на Событие, использование стилистических приемов, перечисленных выше, показывает собственную позицию журналиста по поводу принятия резолюции по Ливии, т. е. он занимает позицию не стороннего наблюдателя, а активного участника событий.
В терминах С.Н. Плотниковой, в первой из двух приведенных статей журналист наблюдает за «миром-без-него», т. е. выступает в прототипической роли наблюдателя. Из пары «Я vs Мир» журналиста интересует мир. Во второй статье журналист наблюдает за «миром-с-ним», т. е. конструирует ситуацию, что является модификацией события [Плотникова, 2006].
Теперь вернемся к понятию риторической модификации массмедийного дискурса и объясним, почему мы вводим данный термин. Это термин неориторики, новой филологической дисциплины, возникшей во второй половине XX в. в эпоху постмодернизма. Термин «неориторика» (new rhetoric) был введен Х. Перельманом и Л. Ольберт-Тытекой, которые утверждают, что «в гуманитарных науках противовесом формальной логики должна стать «новая риторика», определяемая как «теория аргументации». Ее задача состоит в изучении
дискурсивных техник, увеличивающих связность тезисов» [Perelman, 1969, р. 5].
У. Эко, опираясь на исследования Х. Перельмана и Л. Ольберт-Тытеки, дает три определения новой риторики: 1) риторика как наука об общих условиях побудительного дискурса; 2) риторика как техника порождения определенного типа высказываний, как владение приемами аргументации, позволяющими породить высказывания убеждения, основанные на разумном балансе информации и избыточности; 3) риторика как совокупность уже апробированных и принятых в обществе приемов убеждения [Эко, 1998, с. 102].
Исходя из этих положений, мы объясняем суть понятия «риторическая модификация массмедийного дискурса». Риторическая модификация предполагает не только изучение тропов и риторических фигур, которые рассматривала традиционная риторика, но и использование риторических приемов как средств убеждения социального адресата, влияния на него. Употребление стилистических приемов, использование личностного нарратива позволяет модифицировать структуру новости, придавая ей большую убедительность. Поэтому неориторика сегодня и занимается риторическими отклонениями, нарративными трансформациями.
Можно говорить о том, что внедрение личностного нарратива в современный массме-дийный дискурс является технологичным, поскольку личностный нарратив предполагает проявление индивидуальной авторской креативности, убеждает адресата в определенном мнении. Как утверждает С.Н. Плотникова, «дискурсивные технологии являются проявлением дискурсивной креативности и дискурсивной компетенции современной высокоинтеллектуальной личности» [Плотникова, 2011, с. 28]. Все это в полной мере относится к риторической модификации массмедий-ного дискурса, как особому проявлению умения журналиста оказывать воздействие на аудиторию.
Таким образом, мы выяснили, что в современном массмедийном дискурсе происходит риторическая модификация, связанная с тем, что изменяется не только прототипическая структура нарратива, но и когнитивная структура новости. Меняется и способ представления информации. Цель риторической модифи-
кации массмедийного дискурса - воздействовать на аудиторию, навязать собственное мнение о происходящем событии, тем самым, изменить имеющиеся стереотипные представления и сформировать новое видение социального мира.
Библиографический список:
1. Барт, Р. Введение в структурный анализ повествовательных текстов [Текст] / Р. Барт // Французская семиотика : от структурализма к постструктурализму. - М. : Прогресс, 2000. -С. 196-238.
2. Брокмейер, Й. Нарратив : проблемы и обещания одной альтернативной парадигмы [Текст] / Й. Брокмейер, Р. Харре // Вопросы философии. -2000. - №3. - С. 29-42.
3. БЭСЯ - Большой энциклопедический словарь. Языкознание [Текст] / гл. ред. В.Н. Ярцева. - М. : Большая российская энциклопедия, 1998. - 685 с.
4. Дейк, Т.А. ван. Язык. Познание. Коммуникация [Текст] / Т.А. ван Дейк. - М. : Прогресс, 1989. -312 с.
5. Домышева, С.А. Технология создания общего разделяемого знания в политическом дискурсе реагирования [Текст] / С.А. Домышева // Технологизация дискурса в современном обществе : кол. монография / под ред. С.Н. Плотниковой. -Иркутск : ИГЛУ 2011. - С. 89-127.
6. Женетт, Ж. Фигуры [Текст] : в 2 т. / Ж. Женетт
- М. : Изд-во им. Сабашниковых, 1998. - Т. 1.
- 472 с.
7. Зарезина, С.Н. Устойчивые личностные смыслы в аспекте межкультурной коммуникации (на материале статей о России в англоязычной прессе за 1991-2004 гг.) [Текст] : дис. канд. филол. наук : 10.02.04 / С.Н. Зарезина. - Иркутск, 2004. - 236 с.
УДК 81.00 ББК 81.00
8. ЛЭС - Литературный энциклопедический словарь [Текст]. - М. : Сов. энциклопедия, 1987. - 752 с.
9. Падучева, Е.В. Семантические исследования (Семантика времени и вида в русском языке, семантика нарратива) [Текст] / Е.В. Падучева. -М. : Языки русской культуры, 1996. - 464 с.
10. Плотникова, С.Н. Когнитивно-дискурсивная
деятельность : наблюдение и конструирование [Текст] / С.Н. Плотникова // Studia Linguistica Cog-nitiva. Вып. 1. Язык и познание : Методологические проблемы и перспективы. - М. : Гнозис, 2006. -С. 66-81.
11. Плотникова, С.Н. Дискурсивные технологии и дискурсивное оружие как реалии современной информационной эпохи [Текст] / С.Н. Плотникова // Технологизация дискурса в современном обществе : кол. монография / под ред. С.Н. Плотниковой. -Иркутск : ИГЛУ 2011. - С. 6-44.
12. ЭК - Эффективная коммуникация : история, теория, практика : словарь-справочник [Текст] / Отв. редактор М.И. Панов, Л.Е. Тумина. - М. : Олимп, 2005. - 960 с.
13. Эко, У. Отсутствующая структура. Введение в семиологию [Текст] / У Эко. - М. : Петрополис, 1998. - 432 с.
14. Labov, W. Narrative analysis : oral versions of personal experience [Text] / W. Labov, J. Waletzky // Journal of Narrative and Life History. - 1997. - Vol. 7. -P. 3-38.
15. Ochs, E. Narrating the self [Text] / E. Ochs, L. Capps // Annual Review of Anthropology. - 1996. - №25. -P. 19-43.
16. Perelman, Ch. The New Rhetoric. A Treatise on Argumentation [Text] / Ch. Perelman, L. Olberchts-Tyteca.
- London : University of Notre Dame Press, 1969. -566 p.
А.Р. Хайрулина
ценностная составляющая концепта tier (на материале произведений герты Мюллер)
Целью статьи является описание и анализ ценностной составляющей концепта TIER на материале произведений Нобелевского лауреата в области литературы 2009 г. Герты Мюллер. Уточняются концепты, группирующиеся вокруг концепта TIER, проводится анализ речевых актов выражения оценки.
Ключевые слова: метафора; концепт; ценность; оценка
© Хайрулина А.Р., 2012
