CC BY
19
широко и надолго утвердиться в русскоязычной языковой среде. Русскому языку, в котором выражения - «закон определяет правило» и «правило определяет закон» - в обычном употреблении могут не различаться, гораздо более свойственны синтез, взаимодополняемость форм, то есть принципиальная множественность, но в единстве, что и составляет одну из сущностных черт философии всеединства. Однако, для сохранения этих сущностных свойств русского языка все-таки нужно, как об этом и писал B.C. Соловьёв, не просто пассивно следить за его развитием, а «направлять языковой процесс».
1 Шпенглер О. Закат Европы. Ростов-н/Д. 1998. С. 62
2 См., например: Кудряшова Т.Б. Владимир Соловьёв: размышления о языке // Соловьёвские исследования. Вып. 1. Иваново. 2001. С. 100-108
3 См.: Соловьёв B.C. Смысл любви // Соловьёв B.C. Соч. в 2 т. М. 1990. Т. 2. С. 514-515
4 См.: Соловьёв B.C. Критика отвлеченных начал // Соловьёв B.C. Соч. в 2 т. М. 1990. Т. 1. С. 604.
М.Б. БАЛЯБИНА
Ивановский государственный университет
ЛИЧНОСТЬ B.C. СОЛОВЬЁВА: ЗНАНИЕ И БЫТИЕ
О вещая душа моя! О сердце, полное тревоги, О, как ты бьёшься на пороге Как бы двойного бытия!..
Ф. И. Тютчев
«Два-три научных доклада и чай», - предупреждал коллег Владимир Иванович Вернадский, когда у него бывали круглые даты. Академическая традиция венчать юбилеи последними научными достижениями заслуживает возрождения. Эти точки на спирали времени - знаки пиршества духа, который «дышит, где хочет». Пространство эмпа-тии Соловьёвского семинара - одно из его пристанищ.
Уникальность феномена Владимира Сергеевича Соловьёва в истории русской культуры более или менее адекватно можно понять, очевидно, только в мегаконтексте. Оригинальный русский мыслитель Даниил Андреев, имевший опыт трансфизического и метаисторического познания, пытаясь определить доминанту личности В. С. Соловьёва, рассматривает такие его дарования, как гений, талант, поэт, праведник, философ, пророк, «молчаливый пророк» (Мережковский). Характеризуя обозначенные грани, Д. Андреев всякий раз отмечает незавершенность дара, его непокрываемость конкретной предметной областью, разомкнутость границ определений. Наконец, он находит точное наименование - великий духовидец. По мысли Д. Андреева, у В. С. Соловьёва «был некий духовный опыт, не очень, кажется, широкий, но по высоте открывшихся ему слоев Шаданакара (собственное имя системы разноматериальных, инопространственных и иновре-менных слоёв нашей планеты. - М. Б.) превосходящий... опыт Экхарта, Бёме, Сведенборга, Рамакришны, Рамануд-жи, Патанджали, а для России - прямо-таки беспримерный»1.
Этот духовный опыт - в примечаниях к «Трём свиданиям» самим В. С. Соловьёвым символически названный «маленькой автобиографией» - зародился в детской душе, когда она впервые ощутила «тоску любви». (Здесь необходимо отметить, вслед за А. Ф. Лосевым, «очень важный момент: софийные переживания начинаются у нас тогда, когда мы активно относимся к Богу, а Бог является как бы той пассивной материей, к которой мы стремимся»2.) Опыт этот пришел «в предвестие, иль в помощь, иль в награду» как ответ «на зов души», как избавление от кипения «страстных мук» земных в виде образа. Звук Херувимской песни вытеснил «страстей поток», который «бесследно вдруг иссяк» - душа прозрела свою причастность лазурной беспредельности и ослепла «к житейскому». Теперь она знает и своего властелина - «всей, всей душой одна владела ты», и вневременное блаженство этого владычества, когда «мгновенье долгим счастьем стало». Храня следы дыхания роз, душа - еще земная пленница - уже предчувствует свое бес-
смертие. Это «откровение Звенты-Свентаны (великая бого-рожденная монада, выразительница Вечной Женственности. Невеста Планетарного Логоса, сошедшая с духовных космических высот в верхние слои Шаданакара около двух столетий назад. -М. Б.), то есть восхищение в Раорис, один из наивысших слоёв Шаданакара», было пережито В.С.Соловьёвым «в форме видения, воспринятого... через духовное зрение, духовный слух, духовное обоняние, органы созерцания космических панорам и метаисторических перспектив - то есть почти через все высшие органы восприятия, внезапно в нем раскрывшиеся»3. Исходя из личного опыта Д. Андреев подтверждает, что «большего счастья, чем полное раскрытие внутреннего зрения, слуха и глубинной памяти, на Земле нет»4.
Еще со времен античности разгадку бытия, источник философского познания человек видел в самопознании. Но поскольку, согласно платонизму, индивидуальная душа эманирует из универсальной души, то аполлоническое и дионисическое начала - ее родовое наследство. Н. А. Бердяев замечает, что свобода выбора позволяет человеку познавать себя «сверху и снизу, из своего света, из божественного в себе начала и познавать из своей тьмы, из стихийно-подсознательного и демонического в себе начала»5. Как жизненное кредо можно рассматривать следующее утверждение В. С. Соловьёва: «Человечество должно не только принимать благодать и истину, данную во Христе, но и осуществлять эту благодать и истину в своей собственной и исторической жизни»6. Уже в 20-летнем возрасте В. С. Соловьёв писал кузине Е. В. Романовой, что его «задача», посильному исполнению которой он собирается посвятить свою жизнь, заключается в служении «тому делу. которое не имеет ничего общего с личным чувством, с интересами и целями личной жизни»7. И это были не просто слова. Сестра М. С. Безобразова вспоминала: «С ранней юности, помимо всякой другой, брат взвалил себе на плечи и работу личного самоусовершенствования и эту работу, как ни тяжела она была порой, исполнял всю жизнь, как добрый и верный раб, вплоть до самой смерти, когда он, уже умирая, говорил: "Трудна работа Господня" -
или просил княгиню Трубецкую: "Не давайте мне впадать в бессознательность и бредить - я должен молиться"»8.
Опыт пережитого мистического блаженства как магнит удерживал душу В. С. Соловьёва в траектории лазурного света. А. Белый очень точно обозначил природу внутреннего закона его личности: «Из египетских пустынь родилась его гностическая теософия - учение о вечно женственном начале божества. Муза его стала нормой его теории, но и нормой его жизни. Можно сказать, что стремление к заре превратил Соловьёв в долг, и раскрытию этого долга посвящены восемь томов его сочинений»9. В «Чтениях о Богочеловечестве» он писал: «В человеке мировая душа впервые внутренне соединяется с божественным Логосом в сознании как чистой форме всеединства... (курсив мой. - М. Б.)»10. Поэтому цельность познания / знания для него - это не филологическое заимствование из Шеллинга и И. Киреевского, всеединое было собственным реальным переживанием опыта встреч с «душой мира», личным чув-ствознанием своей космической имманентности: «...Вл. Соловьёв... не был только философом мировой души. .мистические переживания, связанные с мировой душой, - писал, например, С. Н. Булгаков, - составляли наиболее интимный, а потому и наиболее основной факт его душевной жизни, и он знал, о чем говорит, философствуя о мировой душе; для него это была не умозрительная только идея, но опытная истина (выделено мной. -М. Б.)»"
Живя в земной телесной оболочке, В. С. Соловьёв, и по собственным признаниям, и по свидетельствам современников, испытывал страдания как от неволи «суетного мира», так и от «демонической воли» (Д. Андреев) Мира Тонкого (мир различного рода энергий), но установившаяся связь с Софией = Богоматерией = Богочеловечеством (см. «Идея человечества у Августа Конта») служила «круговой порукой» (Вяч. Иванов), которая питала энергию преодоления и вольтовой дугой замыкала его в единое целое:
Под чуждой властью знойной вьюги
313
Виденья прежние забыв, Я вновь таинственной подруги Услышал гаснущий призыв. И с криком ужаса и боли, Железом схваченный орел -Затрепетал мой дух в неволе И сеть порвал и ввысь ушел. И на заоблачной вершине Пред морем пламенных чудес Во всесияющей святыне Он загорелся и исчез.
Этим пробуждением мистической энергии, по наблюдению К. В. Мочульского, ознаменованы все поворотные годы жизни В. С. Соловьёва12. Софийное устремление духа, которое было стержнем его жизни, подчинялось физическому закону мироздания: «Закон притяжения психозёрен - частиц, обладающих потенциалом беспредельного роста к Центру своего Целого, или своего Единства, называется Устремлением Космического Магнита, заложенного в каждом из них. Иначе говоря, к Единому (Божественному) Началу приходят через слияние двух начал. Другого пути нет. Притяжение Начал в своем растущем совершенстве приводит к полному слиянию, когда "два становятся одним". "Когда придёт Царствие Твое?" - спросила Саломея Христа - Бога Любви, Представителя Единства, и Он ответил ей: "Когда два станут едины и когда не будет ни мужского ни женского"»13. Очевидно, что здесь имеется в виду вертикальная связь в модусе активности-пассивности, но чтобы реализовать её в полной мере, сначала необходимо осуществить связь горизонтальную.
Н. А. Бердяев очень точно заметил, что B.C. Соловьёв «прежде всего верил в Христа, а потом уже в Софию»14. При этом вера В. С. Соловьёва не была мертвой. Почти все современники отмечают его деятельную любовь к ближнему: «Он любил человека как такового, кто бы это ни был, каково бы ни было его прошлое, каковы бы ни были у него взгляды и принципы»; для него не существовало «никаких перегородок между людьми - ни религиозных, ни племен-
ных, ни сословных и экономических - и в личных отношениях», поскольку он «обладал способностью понимать чужую точку зрения и отличать оболочку ближнего от его духа (курсив мой. - М. Б.)»15, - вспоминал близко знавший В. С. Соловьёва публицист, депутат Государственной Думы В. Д. Кузьмин-Караваев. Отсюда становится понятным, что учение о Богочеловечестве и Вселенской Церкви было не спекулятивным, а вырастало из личного опыта как жизненной реальности. Подтверждением могут служить воспоминания одного из его многочисленных друзей -В. Л. Величко: «В задушевной беседе, старший ксёндз сказал мне:
- Нынче летом мы едем к гробу Господню. через год, если Матерь Божия позволит, поедем в Петербург, чтобы хоть раз в жизни увидеть великого русского праведника Христовой Церкви.
По смерти Владимира Соловьёва не только во многих православных храмах, служители которых в последнее время стали ближе понимать его, но и во многих еврейских синагогах молились за этого христианина. О том же христианине сказал мне ещё на днях, с трудом сдерживая рыдания, один высокообразованный и пламенный мусульманин:
- Какая ужасная потеря!.. Я был менее поражён скорбью, когда умер мой отец. Когда люди поумнеют, они поймут, что Владимир Соловьёв был истинный "пир" (праведный муж)»16. Будучи именно христианином, не отказывающимся ни «от одного звука своего символа веры, он так братски любил иноверных христиан, евреев, мусульман»17, что естественно рождало в них ответное чувство. Очень хорошо сказал об этом С. Н. Трубецкой: «Его религиозность была так же широка, как его миросозерцание, и в ней лежали самые глубокие корни этого миросозерцания. То была религиозность простая и цельная, проникавшая всё его существо, непосредственная и живая. и он высказывал её при всяком случае с той единственной в своём роде откровенностью и прямотой, с какою он вкладывал всю свою личность в свои писания. В религиозной истории. личность Владимира Соловьёва займёт подобающее ей ме-
сто - как исповедника вселенского христианства, который сумел жизненно усвоить и соединить в себе веру разрозненных церквей (выделено мной. -М. Б.)»п.
Но вместе с опытом лицезрения сверхчеловеческой и сверхземной божественной красоты и ощущения её благодати В. С. Соловьёву был знаком и другой - полярный опыт, свидетельствующий о том, что закон противоположностей существует не только на Земле, но и выше. Мужественно преодолевая «грубую кору вещества», неся свет и согревая ближнего как в переносном, так и в прямом смысле, он в то же время «прикрывал» (Н. А. Бердяев) или, точнее, закрывался, уходил в себя, пересиливая тьму Мира Тонкого. По свидетельству, например, В. Л. Величко, В. С. Соловьёв «мог иногда просидеть целый вечер, не проронив ни слова, если в комнате находился человек, в котором он чуял чуждый ему "дух"; по уходе этого человека, которого он видел, может быть, в первый и последний раз, Владимир Сергеевич становился неузнаваем: оживлялся и щедро сыпал остроты. Он омрачался... если ему казалось (и почти всегда безошибочно), что кем-либо из его друзей овладело "буржуазное настроение"»19. Его душа, действительно, была «полем битвы»: «Он видел дьявола и пререкался с ним; он ощущал близость Бога. .мрачное настроение всегда угнетало его или после каких-нибудь странных и неприятных "вестей" из неведомого мира, или перед таковыми; настроения же светлые или порывы веселья также всегда совпадали с причиною неведомою, кото-
20
рую он лично считал воздействием извне» .
Очевидно, пролить свет на эти явления может Д. Андреев. Согласно его представлениям, «почти каждое небесное тело обладает рядом разноматериальных слоёв, образующих взаимосвязанную и взаимообусловленную систему. Брамфатурами называются такие системы, объединённые общностью процессов, протекающих в их слоях. В большинстве брамфатур нашей галактики основной процесс, объединяющий слои каждой из них, есть процесс борьбы Провиденциальных и демонических сил. Имеются, однако, и такие брамфатуры, которые полностью подпали под демоническую власть, и такие, которые уже полностью
от неё освободились (курсив мой. - М. Б.)»21. Исходя из этого, логично предположить, что мифо-символические представления о рае и аде имеют под собой реальную почву. Но до-верив себя высшей силе, В. С. Соловьёв отдавался ей безусловно:
Хоть мы навек незримыми цепями Прикованы к нездешним берегам, Но и в цепях должны свершить мы сами Тот круг, что боги очертили нам. Всё, что на волю высшую согласно, Своею волей чуждую творит, И под личиной вещества бесстрастной Всегда огонь божественный горит.
Д. Андреев видел миссию В. С. Соловьёва в пророче-
22
стве о «колоссальной высшей реальности» и «создании исторических и религиозных предпосылок для возникновения Розы Мира (грядущая всехристианская церковь последних веков, объединяющая в себе церкви прошлого и связующая себя на основе свободной унии со всеми религиями светлой направленности. - М. Б.)»2Ъ. Основная задача этой интеррелигии или панрелигии, как определял её Д. Андреев, заключалась в «спасении возможно большего числа человеческих душ и отстранении от них опасности духовного порабощения грядущим противобогом»24. Очевидно, именно эта идея - в платоновском понимании слова - определяла духовное устремление В. С. Соловьёва, подтверждением чему может служить его желание трудиться до последнего вздоха, засвидетельствованное близкими накануне успения.
Почти все современники В. С. Соловьёва в своих воспоминаниях обращают внимание на его смех. И типичное впечатление - неожиданный диссонанс, согласно концепции смеха Д. С. Лихачёва, нарушающий и разрушающий «всю знаковую систему, существующую в мире культуры. <...> Но мир антикультуры противостоит не всякой культуре, а только данной - осмеиваемой. Тем самым он (смех. - М. Б.) готовит фундамент для новой культуры -
более справедливой»25. Смех В. С. Соловьёва, искренне-непосредственный, «был не совсем гармоничный», что контрастировало с его голосом - «необычайно красивым», «звучным, гармоничным, каким-то проникновенным» (курсив мой. -М. Б.), - это звуковое несоответствие подметила Е. М. Поливанова, одна из слушательниц Высших женских курсов26. Слово «гармония» в переводе с греческого означает «согласие». Смех, по сравнению с голосом, почти не контролируем, он спонтанно выносит на поверхность внутренние, глубинные переживания человека и, очевидно, может служить индикатором его «социабельности».
Многие современники отмечали «детскую чистоту души» В. С. Соловьёва, её «праведность». И его смех был «не со всем согласием», не со всем в ладу; он выводил людей на иной уровень бытия - тот, которому принадлежала его душа. По Д. С. Лихачёву, «смех имеет и некое созидательное начало - хотя и в мире воображения только. Разрушая, он строит и нечто своё: мир нарушенных отношений, мир нелепостей, логически не оправданных соотношений, мир свободы от условностей, а потому в какой-то мере желанный и беспечный. Психологически смех снимает с человека обязанность вести себя по существующим в данном обществе нормам - хотя бы на время. Смех снимает психологические травмы, облегчает человеку его трудную жизнь, успокаивает и лечит»27. Отмеченная амбивалентность смеха, в данном случае - его разрушающе-созидающая направленность, свидетельствует о его трансформирующей функции. Глубоко чувствующий природу личности В. С. Соловьёва, Е. Трубецкой замечал, что шутка в его устах «часто имела весьма серьёзный смысл. Он в особенности охотно острил о том, над чем хотел подняться»28. Может быть поэтому В. С. Соловьёв уже в своей первой лекции на Высших женских курсах, посвящённой выяснению основного свойства человеческой природы, определял человека не как существо общественное, но как су-
29
щество смеющееся .
Живя одновременно по законам двух миров - плотного и тонкого, подвергаясь воздействию как светлых, так и тёмных сил, В. С. Соловьёв понимал всю меру ответствен-
ности за знание, которое требовалось донести так, чтобы оно могло быть воспринято, и поэтому «не торопился оглашать свой пророческий духовный опыт»30. Его судьба -это «жизненная драма» духовидца, которому не дали возможности довершить предназначенную миссию. И в таком исходе Д. Андреев не усматривает его вины: «Соловьёв был вырван из Энрофа (имя нашего физического слоя -понятие, равнозначное понятию современной астрономической Вселенной. Характеризуется наличием в нём пространства трёх измерений и времени одного измерения. -М. Б.) в расцвете лет и сил той демонической волей, которая правильно видела в нём непримиримого и опасного врага»31.
Состояние христианской любви, которую в течение всей своей жизни исповедовал и взращивал Владимир Сергеевич Соловьёв, вероятно, явилось залогом того, что теперь его душа, по свидетельству Д. Андреева, «досягает и творит в таких мирах, куда ещё не поднялись даже многие из светил Синклита (сонмы просветлённых душ людей, обитающие в своих небесных странах - высших слоях всех метакультур человечества. - М. Б.)»32. Его земная жизнь была достойным приготовлением к грядущему бессмертию: «.человек, который действительно посвятил жизнь философии, перед смертью полон бодрости и надежды обрести за могилой величайшие блага, - замечает Платон устами Сократа. - Те, кто подлинно предан философии, заняты, по сути вещей, только одним - умиранием и смертью» (Федон, 64), т. е. освобождением и отделением души от тела (Федон, 67). Как полагает В. С. Нерсесянц, «на этом пути достигают блаженства не нищие духом, но лишь сильные духом философы»33.
* * *
Д. Андреев, обозревавший историю русской культуры с надземных высот, считал, что В. С. Соловьёв - «единственный русский философ, заслуживающий этого наименования безо всякой натяжки»34. А. Ф. Лосев подтверждает эту высокую оценку: В. С. Соловьёв «всегда был и оставался профессиональным философом» и его философия «оста-
валась философией классики с начала и до конца»35. При этом для него имело смысл только «фактическое преображение человека, а не просто идеальные построения, хотя бы даже то были догматы христианской веры (выделено мной. - М. Ь".)»36. «Сознательное убеждение в том, что настоящее состояние человечества не таково, каким должно быть, значит для меня, что оно должно быть изменено, преобразовано, - писал В. С. Соловьёв в августе 1873 года Е. В. Романовой. - <...> Представь себе, что некоторая хотя бы небольшая часть человечества вполне серьёзно, с сознательным и сильным убеждением будет исполнять в действительности учение безусловной любви и самопожертвования, - долго ли устоит неправда и зло в мире! Но до этого практического осуществления христианства в жизни пока ещё далеко. Теперь нужно ещё сильно поработать над теоретической стороной, над богословским вероучением. Это моё настоящее дело. <.> .пришло время не бегать от мира, а идти в мир, чтобы преобразовать его»37, -это романтическое устремление молодости стало категорическим императивом всей жизни В. С. Соловьёва.
B. Брюсов, в унисон перекликаясь с А. Белым,
C. Н. Трубецким, А. Ф. Лосевым, подчёркивает единство знания и бытия в личности В. С. Соловьёва: он «не принадлежал к числу тех "философов". которые принимают свои рассуждения и системы за дело себе довлеющее, которым умозрение нужно лишь для чтения лекций или писания книг»38. В одном из стихотворений Философ признавался:
Душевный опыт и история, Коль не раскроешь ты очей, Тебя научат, что теория Не так важна, как жизнь людей.
Во вступительном слове перед защитой докторской диссертации «Критика отвлечённых начал» В. С. Соловьёв в качестве задачи философии утверждал необходимость установления общей связи всего существующего, т. е. об установлении внутренней связи между началом божественным и началом материальным. «Здесь мы имеем дело с
чисто Соловьёвской идеей, которая пронесена философом через всю его жизнь»39. В «Заключении» же эта задача конкретизировалась: «Так как эта реализация всеединства ещё не дана в нашей действительности, в мире человеческом и природном, а только совершается здесь, и притом совершается посредством нас самих, то она является задачею для человечества, и исполнение её есть искусство (курсив мой. -М. £.)»40.
Энергия силового поля семинара, точка его кристаллизации - имя Владимира Сергеевича Соловьёва. Его дух животворит участников встреч и, по сути, осуществляет сократовское искусство майевтики, бесконечно продолжаясь в наиболее преданных философии душах.
Почти через полвека после ухода В. С. Соловьёва, 28 февраля 1947 года Е. И. Рерих писала: «Конечно, преддверие новой эпохи, несущей великое Переустройство Мира и сопровождающейся необычайными откровениями и открытиями науки, не может быть легким, прекрасно закладывать основы блестящего Будущего. Ведь наступающая эпоха приоткроет и завесу над Миром Надземным. Многое станет очевидным и доступным земным чувствованиям. Границы между духовным и материальным, между земным и надземным начнут постепенно стираться, и люди еще при земной жизни будут сознательно готовить себе приложение в Мире Надземном. И сама земная жизнь не будет бессмысленным обрывком, но явится сознательным творчеством, выполнением и продолжением принятого на себя задания в обоих Мирах. Можно представить себе, как обла-
I 41
городится и ускорится эволюция!» .
1 Андреев Д. Роза Мира. М., 1992. С. 393, 571.
2 Лосев А. Ф. Владимир Соловьёв и его время. М., 1990. С. 89-90.
3 Андреев Д. Указ. соч. С. 393, 569.
4 Там же. С. 80.
5 Бердяев Н. А. О рабстве и свободе человека // Бердяев Н. А. Царство Духа и царство Кесаря. М., 1995. С. 12.
6 Соловьёв В. С. Великий спор и христианская политика // Сочинения: В 2 т. Т. 1. М., 1989. С. 161.
7 Соловьёв В. С. Письма Е. В. Романовой, 6, 11 июля 1873 г. // Вл. Соловьёв. Письма. Пб., 1923. Т. 3. С. 81, 82.
8 Безобразова М.С. Воспоминания о брате Владимире Соловьёве // Вл. Соловьёв: pro et contra. СПб., 2000. С. 306.
9 Белый А. Владимир Соловьёв: Из воспоминаний // Там же. С. 297.
10 Соловьёв В. С. Сочинения: В 2 т. Т. 2. М., 1989. С. 136.
11 Булгаков С. Н. Природа в философии Вл. Соловьёва // Сочинения: В 2 т. Т. 1. М., 1993. С. 42 - 43.
12См.: МочульскийК. В. Владимир Соловьёв: Жизнь и учение // Вл. Соловьёв: pro et contra. С. 716.
13 Уранов Н. Размышляя над Беспредельностью: Вып. 7. М., 2007. С. 126.
14 Бердяев Н. А. Мутные лики // Бердяев Н. А. Философия творчества, культуры и искусства: В 2 т. Т. 2. М., 1994. С. 448.
15 См.: Вл. Соловьёв: pro et contra. С. 197-198, 202.
16 Величко В. Л. Владимир Соловьёв: Жизнь и творения // Вл. Соловьёв: pro et contra. С. 293 - 294.
17 Там же. С. 293.
18 Трубецкой С. Н. Смерть Вл. С. Соловьёва // Вл. Соловьёв: pro et contra. С. 212-213.
19 Величко В. Л. Указ. соч. С. 266.
20 Там же. С. 267.
21 Андреев Д. Указ. соч. С. 568.
22 Там же. С. 394.
23 Там же. С. 395, 571.
24 Там же. С. 571.
25 Лихачев Д. С. Смех в Древней Руси // Избр. работы. В 3 т. Т. 2. М., 1987. С. 343, 344.
26 См.: Вл. Соловьёв: pro et contra. С. 90, 92.
27 Лихачев Д.С. Указ. соч. С. 343.
28 Трубецкой Е. Личность В. С. Соловьёва // В. С. Соловьёв: pro et contra. С. 170.
29 См.: Лосев А.Ф. Указ. соч. С. 34.
30 Андреев Д. Указ. соч. С. 394.
31 Там же. С. 396, 572.
32 Там же. С. 397, 569, 571.
33 Нерсесянц B.C. Сократ. М., 1984. С. 27.
34 Андреев Д. Указ. соч. С. 392.
35 Лосев А.Ф. Указ. соч. С. 293.
36 Лосев А.Ф. Творческий путь Владимира Соловьёва // Соловьёв В. С. Соч. В 2 т. Т. 1. М., 1990. С. 20.
37 Соловьёв В. С. Письмо Е. В. Романовой, 2 августа 1873 г. // Вл. Соловьёв. Письма. Т. 3. С. 87-90.
38 Брюсов В. Ремесло поэта. М., 1981. С. 226.
39 Лосев А.Ф. Владимир Соловьёв и его время. С. 57.
40 Соловьёв B.C. Соч. В 2 т. Т. 1. М., 1990. С. 745.
41 Рерих Е. И. Письма. М., 2007. Т. 7. С. 395.
