CC BY
19УДК 821.0(47+57)
ЛИЧНОСТЬ И ИСТОРИЯ В БУРЯТСКОМ РОМАНЕ ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЫ 1970-х гг. © Серебрякова Зоя Александровна
доктор филологических наук, доцент, и.о. профессора кафедры теории, истории искусств и литературы Восточно-Сибирской государственной академии культуры и искусств Россия, 670031, г. Улан-Удэ, ул. Терешковой, 1
Автор считает бурятский роман одним из достижений бурятской культуры прошлого столетия. В статье анализируется развитие бурятского романа по пути все более глубокого раскрытия проблемы личности в контексте истории. Бурятский роман первой половины 1970-х гг. пронизан чувством истории, а судьба человека неотрывна от судьбы народа. Анализируя романы «Год огненной змеи» Ц.-Ж. Жимбиева и «Мать-лебедица» Ц. Галанова, автор показывает своеобразие изобразительно-выразительных средств писателей при создании характеров героев, в постановке и решении проблемы связи личности с народом и историей, раскрывает значение символики при создании образов, прослеживает связь прошлого с настоящим, неотрывность судеб персонажей от истории родного народа и всей огромной страны. В романе Ц.-Ж. Жимбиева жизнь маленького бурятского улуса описывается на фоне великого события отечественной истории, имеющего всемирное значение - Великой Отечественной войны.
Ключевые слова: личность, история, литература, бурятский роман, герой, персонаж. PERSONALITY AND HISTORY IN THE BURYAT NOVEL OF 1970S Zoya A. Serebryakova
DSc, A/Professor, Department of theory, history of art and literature, Earst-Siberian State Academy of Culture and Arts 1 Tereshkovoj Str., Ulan-Ude, 670031 Russia
The development of the Buryat novel in the way of deeper understanding of a problem of personality in the context of history is reviewed in the article. The Buryat novel in 1970-s is penetrated by the feeling of history, the human fate is connected with the people's fate. The appearance of the Buryat fiction novel is considered by the author as one of the greatest phenomena of the Buryat culture in the 19th century. Analysis of novels «The year of the fire snake» by Ts.-Zh. Zhimbiev and «The mother-swan» by Ts. Galanov presents peculiarities of figures of speech the authors used. These figures of speech were put in characters creation, in identifying and solving the problem of connections between individuals and people and history. Also the author shows how tropes explain the symbolic meaning of characters, runs back connection between the past and the present, unity of characters' fates and history of their Motherland and the whole country. In the novel of Ts.-Zh. Zhimbiev the life of a small Buryat settlement is depicted at a time of the Great Patriotic War, the event that had consequences for the world history. Keywords: personality, history, literature, the Buryat novel, hero, character.
Одной из актуальных проблем современной науки является объективное осмысление художественного наследия ХХ в. в широком историко-культурном контексте. Важной частью этого наследия является роман в литературах народов России. К числу важнейших достижений бурятской культуры прошлого столетия относится роман советского периода, не только воссоздающий реалии прошлого столетия, но и являющийся примером решения одной из важнейших и вечных проблем литературы -проблемы личности в контексте истории.
В природе романа, который отмечен, по мнению М. М. Бахтина, глубиной проникновения в суть изображаемого, сочетанием интереса к судьбе конкретного человека и масштабности, философской обобщенности, целостности мировидения и незавершенности, заложено его предназначение - подниматься в высших достижениях до концептуального осмысления национальной истории и места человека в череде исторических событий. Концептуальность - атрибут романного мышления, представляющего собой сплав художественной конкретности и аналитического проникновения в сущность изображаемого.
Появление романа в бурятской литературе было подготовлено многовековой фольклорной традицией и дореволюционной письменной литературой, опорой на опыт более зрелых литератур, прежде всего русской классической и молодой советской литературы. Возникновение романа было вызвано потребностью в эпически широком обобщении коренного перелома в жизни страны, возникновения
нового уклада жизни бурятского народа. Литература ответила на этот вызов времени, и в национальной литературе к концу 1940-х гг. появился жанр романа.
Ко второй половине 1960-х гг. были созданы произведения, ставшие классикой национальной литературы, особенно в жанре исторического романа. Бурятская романистика все увереннее осваивала современность, стремилась глубже познать человека. Литературоведы отмечали усложнение пространство-временных отношений, усиление субъективного начала в бурятской прозе [5, с. 77]. Это было реакцией на перемены в жизни общества. Лучшие бурятские романы, на первый взгляд, следовали требованиям соцреалистического канона, но национальное миропонимание писателей, чувство живого биения народной жизни позволяли им уходить от схематизма и одномерности нормативной эстетики.
Первая половина 1970-х гг. относится к особому периоду советской литературы, отмеченному новым подходом к взаимосвязи личности и истории, углублением историзма, интересом к разным периодам истории народа. Обращение к теме исторической памяти отразило стремление и бурятских романистов показать сложность характеров на широком историческом материале. Это отразилось, например, в романах «Поющие стрелы» А. Бальбурова, «Год огненной змеи» Ц.-Ж. Жимбиева, «Мать-лебедица» Ц. Галанова и других.
Роман Ц.-Ж. Жимбиева «Год огненной змеи» (Гал могой жэл) (1972) стоит несколько особняком среди бурятских исторических романов. Это новая для национальной литературы разновидность романа - роман лиро-эпического характера. Действие разворачивается в забайкальских степях у подножья гор Трех Кобылиц в начале Великой Отечественной войны. Повествование ведется от лица пятнадцатилетнего Батожаба, ставшего ночным табунщиком вместо ушедшего добровольцем на фронт старшего друга, и воспринимается как его неспешный, обстоятельный рассказ-исповедь. Используя приемы самоанализа, внутреннего монолога, писатель тонко и достоверно передает непосредственность и искренность чувств, чистоту и богатство души, интерес и любовь к природе, людям, свойственные подростковому возрасту думы, надежды, мечты и сомнения, тревоги и радости, наивность и бесхитростность. Тем самым автор создавал не столько эпически широкое, сколько глубоко лирическое повествование. В этом романе ярко проявилось углубление психологизма, свойственное прозе 1970-х гг., усиление интереса к внутреннему миру личности [6].
Образ Батожаба амбивалентен: в нем соединяются детская непосредственность и ответственность взрослого человека, да и жизнь его проходит как чередование суровой реальности, тяжелого труда, лишений, боли потерь, с одной стороны, и ночного бескрайнего неба, степных просторов, поэтически возвышенных образов родного фольклора, реальности легенд, преданий и поверий - с другой..
Ц.-Ж. Жимбиев относится к тому писательскому поколению, чье детство пришлось на тяжелую военную пору и чьи произведения отразили мир ребенка, подростка, столкнувшегося с суровыми требованиями времени. Можно вспомнить «Уроки французского» В. Распутина, «Ранние журавли» Ч. Айтматова, «Окликни меня в лесу» Т. Пулатова и многие другие произведения писателей этого поколения. «Это поколение привнесло в литературу опосредованный опыт войны, однако картины народного бедствия, преломленные в сознании подростка, потрясают не меньше, чем батальные сцены, ибо безмерна трагедия поколения, у которого война отняла счастливое детство», - так писал Ю. Лопусов в послесловии к московскому изданию романа «Год огненной змеи» [3, с. 443].
В трудовых буднях, недетских заботах проходит становление характера главного героя, сумевшего стать незаменимым работником в колхозе, помощникам старшим, опорой для своей семьи, помощником пожилых и многодетных жителей улуса. Он сумел обезвредить дезертира, единственный из окружающих разгадал суть поступков почтальонши Хурлы, вскрывавшей почту и выдававшей себя за ясновидящую, дабы манипулировать теми, кто живет в страхе за жизнь своих мужчин-фронтовиков. Батожаб вместе с другом защитил табун от вора и от стаи волков. Но все это герой не считает чем-то особенным, а всей душой рвется на фронт. Эволюция сознания подростка передана достоверно и убедительно.
Писатель ярко показал самоотверженность в труде, патриотизм жителей улуса, живущих жизнью всей огромной страны, тяготами самого трудного периода войны, честность, широту души, отзывчивость, бережное отношение друг к другу, детям, подросткам, женщинам, старикам. Это проявляется в сцене, где улусники, одетые в нарядную национальную одежду, пришли в клуб, чтобы торжественно принести в подарок фронту то ценное, что у них есть. Батожаб предлагает единственное, чем располагает, - заработанные трудодни. Трогателен эпизод, когда бабушка главного героя, получив письмо-извещение о гибели мужа дочери, прячет его от нее, а та, как оказалось, уже давно скрывает похоронку от родных, оберегая их покой.
Среди ближайшего окружения Батожаба - матери и тети главного героя, кузнеца Гармы, бригадира Ендона, других безотказных тружеников, невероятно стойких, сдержанных и терпеливых, на которых и держится хозяйство всего улуса, выделяется с любовью и пиететом выписанный образ бабушки Батожаба. Как старейшая и самая уважаемая в роду она стоит во главе освященной веками семейной иерархии, думает и переживает за каждого. Другой представитель старшего поколения - ули-гершин сопровождает известия о значимых событиях на фронте воспоминанием о сказочных богатырях, их победах над врагами. Образы стариков в романе служат олицетворением связи настоящего с прошлым, с историей народа.
Реалии первых нескольких месяцев войны переплетаются с далеким прошлым, многие традиции которого живы и воспринимаются как безусловная ценность, и этот параллелизм придает убедительность национальному колориту романа. Наряду с отзвуками вроде бы пространственно отдаленной, но очень эмоционально переживаемой действующими лицами войны в воображении героев оживают битвы сказочных богатырей и земляков-героев. Живя по общепринятому календарю, персонажи пользуются и лунным календарем, где годы имеют свое лицо, и Батожаб переживает, что ему, родившемуся в год зайца, не повезло по сравнению с теми, кто родился в год тигра. Заготавливая с другом дрова, он думает, что, может быть, по этим горам ходили в давние времена богатыри, рукой вырывая деревья: «Мы, конечно, не богатыри, а все же больших четыре дерева вырвали, чтоб согреть наш клуб» [3, с. 129].
С. С. Имихелова подчеркивает мифопоэтическую природу национальной модели мира в романе Жимбиева. Это не только бинарность оппозиции дня и ночи, сегодняшнего и давно прошедшего, сказочного и будничного. В этом произведении бурятская литература, по мнению исследователя, достигла «настоящей мифопоэтической силы», напоминающей «магический реализм» латиноамериканского романа, и «созданная писателем уникальная поэтика просматривается в мотиве сотворения мифа» [4, с. 42]. Параллельно с динамикой характера главного героя, его внутренним миром, конструируется мифопоэтический мир, стягивающий реальность и воображение, прошлое и настоящее, и бурятская степь предстает как некий универсум, где человек мыслится в его целостности, а национальное приобретает качество бытийности. Вот почему роман «Год огненной змеи» - это эпически широкое и одновременно глубоко лирическое, мифопоэтическое повествование о важном периоде в истории народа.
В романе «Мать-лебедица» (Хун шубуун) (1975) Ц. Галанов обращается к теме, достаточно новой для бурятской литературы, - «балагатскому движению» хоринцев, возглавлявшемуся ламой Санда-ном Цыденовым в годы революции и гражданской войны. О «балагатском движении» писал в своем романе-хронике «На четырех ветрах» (1965) И. Тугутов, однако он осветил это событие лишь мельком, не создав при этом сколько-нибудь убедительных образов, поэтому роман Ц. Галанова можно считать первым опытом художественного освоения данного исторического события.
Писавшие о романе литературоведы отмечали поляризованность образов, разделенных на два лагеря - революционеров, представителей народа и их противников, врагов. С. Ж. Балданов, говоря об однородности, однотипности, слабой психологической разработке образов и отсутствии ярких характеров, видит своеобразие романа в новом использовании фольклорного материала - легенды о происхождении хори-бурят от красавицы-лебедицы. Этот образ появляется в начале произведения, когда вернувшийся на родину с женой Галдан Арсаланов встретил пару лебедей и увидел в этом счастливое предзнаменование. Он рассказывает жене легенду о происхождении своих предков и почитании ими лебедей. Его воодушевление непонятно жене Наде, выросшей в другой среде, для нее это лишь сказка. Для Галдана же лебеди - символ родного ему мира, родного народа. Но лебедей убивают, и это глубоко задевает героя. Вторично легенда воспроизводится в записи учителя Намдака Жамьяно-ва. В центральном символическом образе чувствуется глубокая связь с человеческой природой, нравственным началом человека. «Образ матери-лебедицы - это воплощение всего святого на земле, вечно живой жизни, символ естества, непрерывности жизненного, вечности земного бытия» [2, с. 28].
С мотивом убийства лебедей связаны трагические судьбы героев романа. Гибнет старик Гомбо, при перекочевке в поисках лучшей доли гибнет, утонув в реке, Бато, будто в насмешку носящий фамилию Эрхэтуев (т. е. имеющий право). «Но на самом деле, - пишет исследователь, - у старика нет никаких прав» [1, с. 38]. Так нарушаются какие-то вечные законы, которыми и освещено почитание в народе старинной легенды о происхождении хори-бурят.
Продолжая мысль С. Ж. Балданова, хотелось бы добавить, что лебеди в романе символизируют неразрывную преемственную связь настоящего с чем-то изначальным, вечным, непреходящим. Человеческое измерение этот символ приобретает, когда Мухархан, мать Галдана Арсаланова, всю жизнь
страдающая от жестокости мужа-богача, не зря прозванного Черным Арсаланом, напоминает сыну о матери-лебедице. Мать героя как воплощение архетипа матери-прародительницы и есть символ самой природы, родины и потому ее образ приобретает свойство универсальности. Такая глубокая художественная интерпретация традиционного, уходящего в глубь веков символа стало новым словом в освоении темы связи личности, народа и истории.
Лучшие бурятские романы 70-х гг. прошлого века свидетельствуют об углубленном анализе внутреннего мира человека, осмыслении его места в истории, о стремлении авторской мысли к художественному синтезу, что позволило в отдельных произведениях достичь художественно-концептуального уровня, связанного с концепцией национальной истории. Эта концепция истории в творчестве бурятских романистов, отдавших дань историко-революционной тематике, теме Великой Отечественной войны, давнему прошлому народа, сохранившемуся в древних легендах, позволяет сопрягать этапы истории народа с современностью, встраивать судьбу конкретного человека в историческую канву, показывать историю и связь времен во внутреннем опыте личности.
Литература
1. Балданов С. Ж. Магическая сила художественного слова // Язык художественной литературы Бурятии. -Улан-Удэ: БФ СО АН СССР, 1982. - С. 32-40.
2. Балданов С. Ж. Проза борьбы и труда // Современная литература Бурятии - Улан-Удэ: Бурят кн. изд-во, 1979. - С.22-36.
3. Жимбиев Ц.-Ж. Год огненной змеи. Романы. - М.: Известия, 1980. - 448 с.
4. Имихелова С. С. Личность и национальная картина мира в бурятском романе // Россия - Азия: механизмы сохранения и модернизации этничности: материалы междунар. науч.-практ. конф. - Улан-Удэ: Изд-во Бурят. гос. ун-та. - 2008. - С. 41-43.
5. История бурятской литературы. Т. III. Современная бурятская литература (1956-1995). - Улан-Удэ: Изд-во БНЦ СО РАН, 1997. - 298 с.
6. Осорова С. Г. Психологизм в бурятской прозе. - Новосибирск: Наука, 1992. - 97 с.
References
1. Baldanov S. Zh. Magicheskaya sila hudozhestvennogo slova [The magical power of artistic word] // Jazyk hudozhestvennoj literatury Buryatii - Language of Buryat artistic literature. Ulan-Ude: SB RAS BSC publ., 1982. Pp. 32-40.
2. Baldanov S. Zh. Proza bor'by i truda [Prose of struggle and work]. Sovremennaya literatura Buryatii - Modern literature of Buryatia. Ulan-Ude: Burjat publ. house, 1979. Pp. 22-36.
3. Zhimbiev Ts.-Zh. Godognennoj zmei. Romany [Year of fiery serpent. Novels]. Moscow: Izvestiya, 1980. 448 p.
4. Imikhelova S. S. Lichnost' i natsional'naya kartina mira v buryatskom romane [Personality and national picture of the world in the Buryat novel]. Rossiya-Aziya: Mehanizmy sohraneniya i modernizatsii etnichnosti: materialy mezhdunar. nauch.-prakt. konf. - Russia - Asia: Mechanisms ofpreservation and modernization of ethnicity. Ulan-Ude: Buryat State University publ., 2008. Pp. 41-43.
5. Istoriya buryatskoj literatury. T. III: Sovremennaya buryatskaya literatura (1956-1995) [History of Buryat literature. V. III: Modern Buryat literature (1956-1995)]. Ulan-Ude: SB RAS BSC publ., 1997. 298 p.
6. Osorova S. G. Psihologizm v buryatskojproze [Psychologism in Buryat prose]. Novosibirsk: Nauka, 1992. 97 p.
