CC BY
100
Целикова Елена Ивановна, доктор педагогических наук, профессор кафедры зарубежной литературы Бурятского государственного университета.
Tselikova Elena Ivanovna, doctor of pedagogical sciences, professor, department of foreign literature, Buryat State University.
УДК 82.0(571.54)
© З.А. Серебрякова
МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЕ ПРОБЛЕМЫ ИССЛЕДОВАНИЯ НАЦИОНАЛЬНОГО ХАРАКТЕРА
В ЛИТЕРАТУРЕ
В статье рассматривается ряд принципов изучения истории бурятской литературы, а также проблемы исследования национального характера в бурятском романе.
Ключевые слова: принципы, подходы, национальный характер, бурятская литература, бурятский роман.
ZA. Serebryakova
THE METODOLOGICAL PROBLEMS OF NATIONAL CHARACTER STUDIES
IN LITERATURE
In the article some principles of history of the Buryat literature studies and also the problems of national character studies in the Buryat novel are analyzed.
Keywords: principles, trends, national character, the Buryat literature, the Buryat novel.
В последние десятилетия в российском обществе в процессе переосмысления ценностей и авторитетов прошлого, оперативной оценки настоящего формируются новые, в том числе эстетические, ориентиры; имеет место неоднозначное и противоречивое отношение как к советскому прошлому, так и к актуальной реальности, как к отечественному, так и к зарубежному опыту. Эти непростые вопросы требуют поиска ответов и конструктивных решений.
Непредвзятое изучение наследия национальной культуры требует уточнения теоретикометодологических принципов, которое позволит наметить концептуальные подходы, позволяющие глубоко познавать отдельные явления и вместе с тем масштабно представлять литературный процесс в целом, во всей сложности его связей и отношений с другими элементами культуры эпохи.
В настоящее время происходит реактуализация категорий «национальное возрождение», «национальное самосознание», «этничность» и др. Одним из ведущих в данном контексте, безусловно, является понятие «национальный характер».
Глубокий всесторонний анализ национального характера в отечественном литературоведении советской поры, вероятно, не был особенно актуальной и конкретной целью научных изысканий. Разрабатывались лишь некоторые аспекты, связанные с проблематикой национального характера.
Применительно к литературам народов России, в том числе к бурятской литературе, это понятие не теряет своей значимости. Именно благодаря ему недавнее советское прошлое воспринимается в достаточно широком историко-культурном контексте, получая более объективную оценку со стороны современных читателей. И хотя советское искусство во многих новейших исследованиях объявляется неактуальным, социалистический реализм - методологически нежизнеспособным, тем не менее историки литературы ХХ века не могут игнорировать мощное воздействие социалистического реализма на культурное пространство национальных литератур России и поиски национального самоопределения.
В исследовании развития бурятской литературы прошлого методологически продуктивным является принцип исторической антропологии, которая складывается из новых методов и подходов к истории и исторической психологии. Историко-антропологический подход предполагает изучение «практически всех сфер действительности - но в проекции человеческих представлений о них», исторических реалий, которые уже «превратились в ментальность». Не случайно историческую антро-
176
пологию связывают с историей ментальностей. Интерес к истории ментальностей «указывает на желание общества вывести на поверхность сознания чувства и представления, которые скрыты в глубинах коллективной памяти».
Историческая антропология исходит из убеждения, что поведение людей в значительной мере определяется признанными в обществе нормами, ценностями и т.д. В числе ее проблем - соотношение архаики и обновления. Новое поколение историков отказывается «видеть в древних обществах этапы запрограммированной эволюции», а прошлом - лишь «явления, подготавливавшие современность» [1, с. 7-18, 27-29, 36-40 и др.].
Интерес исторической антропологии к самым разным проявлениям человеческой деятельности (не только к тем событиям и личностям, которые считаются историческими, но и к повседневным сторонам жизни обычных людей), коллективным настроениям, вкусам и другим ментальным структурам эпохи сопрягается с особенностью романа, в художественном строе которого органично слиты частное и общее, высокое и обыденное, объективное и субъективное, рациональное и эмоциональное и т.д.
Вопрос об историчности национальных отношений и национальной психологии наиболее убедительно просматривается, если обратиться к советской эпохе. В ходе социалистических преобразований под влиянием интенсивного межнационального общения исчезли или трансформировались старые обычаи, нравы, которые, казалось, выражали суть народного духа. Их место заняли новые, отражающие современные условия и в большинстве случаев общие для всех советских народов. Вместе с ними сосуществовали в более или менее явной форме и многие элементы традиционной культуры. Вот почему, говоря об искусстве социалистической эпохи, недостаточно подходить к нему только с негативно-критических позиций, а применительно к национальным литературам следует обратиться к принципам исторической антропологии, помогающей осознать, что литература является не только проекцией ментальных структур, но способна формировать чувство исторической перспективы.
Очевидна методологическая ценность синергетики, имеющей важное значение и для изучения художественного процесса.
Движение художественной культуры осуществляется «не фактом победы какого-либо направления, а самим процессом борьбы, натяжения, отражающим столь же непрямые мутации самого человека и его творчества» [2, с. 58.]. О.А. Кривцун указывает на противоречивость художественного процесса, когда тенденции творчества и эволюция человеческой психики развиваются не параллельно, а как бы опровергая друг друга. И происходит это, когда системе социальных институтов, поддерживающей общепринятое, распространенное, рутинное, т.е. стереотипам в общественной психологии, противостоят закономерно появляющиеся неорганизованные формы. Речь идет о действии закона развития художественной культуры: своим отсутствием в известном неизвестное притягивает творческий дух. В процессе борьбы и становления «революционная традиция вдохновляется пафосом контраста по отношению к определенному канону» [2, с. 69-70].
Учет закономерностей развития культуры позволяет говорить и о процессах в национальной литературе, когда комбинация измененных элементов тяготеет «к созданию новой целостности, а не просто к механическому соединению, поскольку культуре свойственно стремиться к самоструктуриро-ванию» [3, с. 581]. Это позволяет рассматривать развитие художественной литературы как процесс постоянного разрушения старой структуры и появления новой. Ученые-синергетики Е.Н. Князева и С.П. Курдюмов отмечают, что в процессе функционирования художественной культуры происходят качественные преобразования в личностных структурах. Выступая бифуркационным фактором, сложные системы, к которым относится и художественная культура, ставят индивида в состояние выбора решений и действий [4, с. 350, 353].
До настоящего времени еще не создана по-новому осмысленная история литератур народов России советского периода. Бурятская литература как часть советской литературы также воспроизводила черты бурятского характера. Национальный характер является точкой пересечения культурных, исторических, художественно-эстетических аспектов, что особенно ярко проявляется при рассмотрении такого историко-культурного феномена, как роман.
Роман как крупнейшая жанровая форма эпического рода литературы обладает чертами, способствующими наиболее полному, всестороннему и глубокому раскрытию национального характера в динамике и перспективе исторического развития, в многообразии его конкретных проявлений. Сам жанр предполагает масштабность изображаемых событий, основательность обрисовки образов и обстоятельств, возможность показа их через восприятие разных персонажей, в протяженной временной
перспективе, в широком пространстве, в котором разворачивается действие. Прозаические жанры литературы всегда опираются на фундамент ясной и общезначимой формы, но в эпоху социальных разломов ХХ века на первый план вышли формы, способные выразить нерв времени. Таковым явился и во многом по-прежнему продолжает оставаться роман.
Бурятский советский роман представляет собой яркий образец достижений одной из национальных литератур России, пример решения национальной темы и проблемы национального характера в литературе. Взгляд на него с высоты сегодняшнего дня позволит обозначить историческую перспективу в современной художественной жизни России, в том числе сибирского региона, восполнить дефицит исторического зрения, преобладавший в отдельные периоды ушедшего столетия. В этом актуальном ракурсе станет возможным назревшее переосмысление и бурятской литературной классики, и достижений бурятской литературы советской эпохи в романном жанре.
Между тем подлинная значимость бурятского романа данного периода в аспекте концепции национального характера остается пока не осознанной. Анализ национального характера в бурятском романе в контексте разных этапов истории народа и страны представляет значительный научный интерес.
Плодотворным принципом изучения развития бурятской литературы является интегративный подход.
Проблема историзма в жанре романа в литературе народов СССР и России является одной из основных для работ Ч.Г. Гусейнова, Д.Б. Деркач, Е. Добренко, А.Н. Мыреевой, З.Г. Османовой, К.К. Султанова и др. Процессу создания реалистического характера в историческом контексте посвящена монография Н.Н. Воробьевой, в которой утверждается: «Изображение национального характера детерминировано тем национально-историческим миром, в котором живет и творит художник, и его социальной позицией... История формирует и изменяет национальный характер, выявляющийся как своего рода психологическая закономерность при рассмотрении множества этнически близких человеческих индивидуальностей» [5, с.162, 166]. К.К. Султанов связывает обновление национального характера и самосознания с обращением к истории, утверждая, что «повышенный интерес к духовному резонансу национального характера» идет от стремления литературы «передать контекст Истории», обращения к «кульминационным моментам национальной истории»: «.все попытки внеисто-рического истолкования национального как суммы нерушимых признаков всегда заводили в тупик и были чреваты последствиями, о которых и не догадывались трубадуры национальной исключительности» [6, с.132, 110].
Некоторые стороны регионального исторического контекста освещены в работах бурятских литературоведов: С.Ж. Балданова, А.В. Васильевой, С.И. Гармаевой, Ц.-А. Дугар-Нимаева, С.С. Имихе-ловой, В.Ц. Найдакова, А.Б. Соктоева, К.Б. Соктоевой, Э.А. Уланова и др.
При анализе бурятского литературного характера следует, по нашему мнению, использовать принцип историзма в тесной связи с генетическим подходом. Он представлен в книге А.Б. Соктоева «Становление художественной литературы Бурятии дооктябрьского периода» (Улан-Удэ, 1976), где необходимость учета исторических условий верифицирована изучением этапа зарождения национальной литературы. Значимость осознания многослойности и противоречивости наследия народа подчеркивал в работе «Становление, развитие и распад бурятской советской литературы (1917-1995 гг.)» (Улан-Удэ, 1996). В.Ц. Найдаков.
Для бурятской литературы раннего периода свойственны взаимодействие и единство противоположных эпических систем - народного эпоса и художественного эпического повествования. А.Б. Соктоев находил это единство в исторических летописях хоринских бурят В. Юмсунова, Т. То-боева, в которых разграничивал влияние народного эпоса с его демократизмом и присутствие буддийской идеологии бурятского нойонатства, выдвигавшей в центр личность, отмеченную печатью божественной, идеальной силы. Такова центральная героиня первого художественного памятника бурятской литературы - «Балжан хатан тухай туужа домог» («Легенды о Бальжин-хатун»). Отмечая соединение вымысла и документа, сказочной образности и показаний очевидца, ученый подчеркивал в ней противостояние идеи демократизма народного творчества и избранности исторической личности. А.Б. Соктоев позитивно оценивал демократизирующее воздействие жанров устного народного творчества, а к позиции представителей нойонатства - элиты этноса - относился с некоторым неодобрением, что понятно, учитывая время написания его монографии. Налицо методологическое значение данной работы: в ней «жанровый аспект логично включен в философско-мировоззренческий:
единство и борьба множества противоречивых компонентов питали и будут питать национальную культуру, создавать возможность будущих художественных открытий» [7, с. 177].
Сегодня в филологии и других науках формулируется актуальная мысль-вывод: противоречивое сплетение взаимоисключающих факторов, противоборствующих энергий рождает нечто жизнестойкое и перспективное. Так, усиление глобализационных тенденций вызывает всплеск обостренного интереса к этнонационально-культурным ценностям, что являет две стороны единого процесса.
Национальный характер одного народа можно постичь в сравнении с другим народом, точно так же его художественные явления невозможно понять без сравнения двух и нескольких литератур. Если в становлении русской литературы огромную роль сыграла культурная элита, то национальные литературы народов России формировались в другое время. Зачинатели бурятской литературы и искусства были представителями первого поколения национальной интеллигенции, выходцами из низов. Герои бурятской литературы - это образы людей «немых и несмысленных» (по характеристике
Н.А. Бердяева), низших слоев населения.
В советской многонациональной литературе принципы демократизма (в прежних формулировках - народности, а на заре советского искусства - пролетарской культуры) играли первоочередную роль. Бурятская литература с начала своего развития продолжила демократические тенденции народной культуры. Но в ней жила и противоположная традиция, ориентированная на усложнение языка, поиск новых, порой изысканных, форм, которые позволяли пробиваться к новым сферам духовного бытия. Примером такой традиции является сложная, многоплановая трагедия Б. Барадина «Ехэ удаган аб-жаа» («Великая сестрица шаманка», 1921), посвященная широко известному и значимому событию истории народа и творчески развивающая концепцию национального характера, выраженную в легенде о Бальжин-хатун. А искусство демократическое было ориентировано на массовые формы художественного мышления и восстановление памяти о первичных, исходных ценностях - ценностях фольклора.
Однако плодотворная творческая «дискуссия» разнонаправленных тенденций в литературе была надолго приостановлена идеологическим вмешательством. Эти события отражены в работе Б.В. Базарова «Общественно-политическая жизнь 1920-1950-х годов и развитие литературы и искусства Бурятии» (Улан-Удэ, 1995). «Вынесение за скобки литературного процесса» трагедий Б. Барадина, остальных «панмонголистских» произведений, негативное отношение власти к эпосу «Гэсэр», другим поэтическим памятникам, объявление их феодальным наследием не только не придали силу демократическим тенденциям, а существенно ослабили их. Преемственность, тем не менее, сохранялась. Например, первые бурятские романы продолжили традиции дооктябрьской бурятской литературы, в которой отчетливо наличествовало влияние народного эпоса с его демократизмом и присутствие идеологии бурятской элиты - нойонатства, которая выдвигала в центр личность. Это переплетение взаимоисключающих факторов, противоборствующих энергий можно увидеть в национальных характерах, выведенных в романах Ж. Тумунова, Х. Намсараева, Ч. Цыдендамбаева. Наряду с элементами нарождающегося социалистического реализма в бурятском романе живет генетически оправданное сочетание противоречивых особенностей, свидетельствующих о воспроизводимости жизнестойких и перспективных начал национальной культуры.
Сегодня принцип историзма в сочетании с генетическим представляется одним из современных подходов к изучению истории бурятской литературы.
При изучении национального характера отечественные гуманитарные науки наряду с причинами, обусловившими отношение к нему советской идеологической системы, отдававшей приоритет интернациональному началу и не обращавшей достаточного внимания на национальную специфику, столкнулись и с другими трудностями, главная из которых состояла в сложности и многогранности этого интегрального явления. Сегодня философы, социологи, историки обращают внимание на значимость определенной связи между национальным характером и историей той или иной страны [8, с.3]. Подобно Б.П. Вышеславцеву, некоторые современные ученые связывают характер народа и историческую судьбу страны.
Феномен истории применительно к национальному характеру играет особую роль. В константах национального характера концентрируется исторический опыт народа, а доминирующие черты национального характера обусловлены особенностями соответствующего периода истории.
В структуре бурятского романа история выступает и как локальная история и как Большая история. Разумеется, оба эти аспекта истории тесно взаимосвязаны - находятся в противоречивом единстве.
В некоторых романах действие протекает в ограниченном пространстве, но повествование, как правило, не ограничивается только срезом актуального времени, оно направлено в глубь локальной истории, поэтому в нем бытуют традиции, дополняется экскурсами в прошлое, обращением к опыту предшествующих поколений. К таким произведениям можно отнести «Доржи, сын Банзара» Ч. Цы-дендамбаева, «Поющие стрелы» А. Бальбурова, «Степные дороги» и «Течение» Ц.-Ж. Жимбиева, «Щедрое сердце» Б. Мунгонова и др.
Большая история применительно к национальному роману обозначает события эпохального, переломного значения, коренным образом меняющие судьбу личности и этноса, вписывающие их в контекст эпохи, масштаб больших пространств. Большая история присутствует в романах «Похищенное счастье» Д.-Р. Батожабая и «Долина бессмертников» В. Митыпова, судьбы героев которых соотносятся с течением истории и вписаны в масштаб эпохи, историю человечества. Ощущение хода времени и включенность повествования в контекст жизни всей страны придает свойство причастности к Большой истории и роману «Год огненной змеи» Ц.-Ж. Жимбиева. Здесь, как и в романах «Похищенное счастье» и «Долина бессмертников», история интерпретируется как ценность, становится полноправным персонажем.
Человек показан как часть тех или иных общностей и народа, и в этом качестве участвует в исторических событиях, вписывается в движение истории. Так, в первых бурятских романах герои изображены как патриоты своей родной земли, которая для них неотрывна от ценности семьи, рода.
Особенностью романов 1960-1980-х годов стало внимание их героев к тому, что в критике и публицистике получило название исторической памяти. Они вызывали у читателя-современника чувство причастности к истории, напоминали, что он живет в истории, принадлежит ей, и только это чувство позволяет ему не превратиться в манкурта или Ивана, не помнящего родства. Таким качеством наделен Олег Аюшеев («Долина бессмертников» В. Митыпова). Здесь история становится одним из «персонажей» бурятского романа.
В лучших произведениях исторического жанра постигается суть эпохи, несмотря на субъективную интерпретацию ее романистом в контексте своего времени, а в произведениях на тему современности происходит соприкосновение настоящего с прошлым благодаря потребности писателя судить свое время судом истории.
Таким образом, к числу продуктивных теоретико-методологических принципов изучения истории национальной литературы, в том числе проблемы национального характера, следует отнести принципы исторической антропологии, синергетического и интегративного подходов, проявляющихся, в частности, в сочетании принципа историзма с генетическим подходом, интерпретации национального характера в контексте истории. Это обусловливает возможность адекватного осмысления литературного развития как неотъемлемой составляющей художественного процесса, объективной оценки прошлого и настоящего всей духовной культуры народов страны, определения перспектив ее развития.
Литература
1. История ментальностей, историческая антропология. Зарубежные исследования в обзорах и рефератах. -М., 1996.
2. Кривцун О.А. Психология искусства. - М.: Изд-во Литературного ин-та им. А.М. Горького, 2000.
3. Тойнби А.Дж. Постижение истории: пер. с англ. / А.Дж. Тойнби; сост. Огурцов А.П. - М.: Прогресс, 1991.
4. Князева Е.Н. Трансдисциплинарность синергетики: следствия для образования / Е.Н. Князева, С.П. Курдюмов // Синергетическая парадигма: человек и общество в условиях нестабильности. - М.: Прогресс - традиция, 2003. - С.341-357.
5. Воробьева Н.Н. Принцип историзма в изображении характера. Классическая традиция и советская литература. - М.: Наука, 1978.
6. Султанов К.К. Динамика жанра (Особенное и общее в опыте современного романа). - М., 1989.
7. Имихелова С.С. Методологическое значение наследия бурятских ученых в образовательно-культурных инновациях // Образование и глобализация: материалы III междунар. науч. конф. - Улан-Удэ, 2009. -Ч. II.
8. Бороноев А.О. Россия и русские. Характер народа и судьбы страны / А.О. Бороноев, П.И. Смирнов. -СПб., 2001.
Серебрякова Зоя Александровна, доктор филологических наук, доцент, доцент кафедры Теории и истории искусств и литературы ФГБОУ ВПО «Восточно-Сибирская государственная академия культуры и искусств», Республика Бурятия, г. Улан-Удэ, тел.: 8(3012)21-33-11, сот.: 8-902-565-22-66, org555@mail.ru.
Serebryakova Zoya Alekcandrovna, doctor of philological sciences, associate professor, department of theory and history of Art and Literature, East Siberian State Academy of Culture and Art, Buryatia, Ulan-Ude, h.tel: 8(3012)21-33-
11, of. 8-902-565-22-66, org555@mail.ru.
УДК 82-313.2
© В.В. Башкеева, М.Н. Жорникова
РАЗГАДАТЬ ЧЕЛОВЕКА: ОСОБЕННОСТИ ПОРТРЕТИРОВАНИЯ
В РОМАНЕ М.Ю. ЛЕРМОНТОВА «ГЕРОЙ НАШЕГО ВРЕМЕНИ»
Анализируются особенности портретной манеры Лермонтова в романе «Герой нашего времени», выдвигается положение о двойственной природе портрета, который и скрывает характер, и выявляет его.
Ключевые слова: портрет, принцип уклонения, непрямые жесты, игровое поведение, имидж, портретные детали, принцип противоречий, идея вкуса и породы, двойное зрение.
V.V. Bashkeeva, M.N. Zharnikova
TO UNRAVEL A PERSON: THE PECULIARITIES OF PROJECTING IN THE NOVEL BY M.YU.LERMONTOV «HERO OF OUR TIME»
The peculiarities of M.Yu.Lermontov’s portraying manner in the novel «Hero of Our Time» are analyzed, the statement is proposed that the portrait’s dual nature both hides and reveals it.
Keywords: portrait, principle of evasion, indirect gestures, playing behaviour, image, portrait features, principles of contradictions, the idea of taste and nature, dual vision.
В диалоге с Вернером в повести «Княжна Мери» Печорин открыто провозглашает свое кредо, связанное с тем, что он хотел бы слушать, а не рассказывать, так как в таком случае «нельзя проговориться» и «можно узнать чужую тайну». В заметке от 5 июня он еще раз говорит о радости «угадывать намерения», на этот раз врагов. Надо сказать, что желание узнать чужую тайну, тайну другой личности, его намерения является, с одной стороны, побудительным мотивом для действий героя; с другой, позволяет понять портрет в романе Лермонтова.
Портретирование у Лермонтова связано с попыткой героя уклониться от взыскивающего взгляда наблюдателя, кто бы он ни был - повествователь, рассказчик или другой персонаж. В то же время это напряженное желание вглядеться в героя, в суть личности, попытка разгадать его и даже выявить подноготную, как это стремится сделать Печорин в случае, например, с Грушницким. Предметным образом, который символически обобщает идею разглядывания, вглядывания в человека, становится лорнет. Лорнет - деталь внешности персонажа, которая может иметь много разных функций. Может быть показателем отсутствия вкуса - Грушницкий, сшив мундир, приобретает двойной лорнет и берет его с собой на вечер к фокуснику Апфельбауму; вызова, невнимательности или удивления -княжна Мери как будто бы разглядывает в лорнет незнакомую толстую даму; страстного желания встретиться - Печорин наводит лорнет на балкон Веры. Многофункциональность лорнета позволяет символизировать его. Вспомним замечания Печорина о лорнете, когда он говорит о женах местных властей в начале повести: «...у них есть лорнеты, они менее обращают внимание на мундир, они привыкли и на Кавказе встречать под нумерованной пуговицей пылкое сердце и под белой фуражкой образованный ум». Лорнет, таким образом, - оптика, позволяющая сквозь наносное, внешнее, социально детерминированное разглядеть истинную сущность человека12.
12 Интересно, что встречающийся у писателя жест «пристально смотреть» аналогичен символической функции лорнета («Я пристально посмотрел на нее», «Она посмотрела на меня пристально, покачала головой» - о Печорине и княжне Мери).
181
