CC BY
145
УДК 630:93
лесное законодательство при преемниках петра i
© Черных В. В., 2015
Восточно-Сибирский институт МВД России, г. Иркутск
Статья посвящена развитию лесного права при преемниках Петра I: Екатерине I, Петре II, Анне Иоанновне, Иване VI, Елизавете Петровне, Петре III. Анализируются нормотворческие акты в области охраны и защиты лесов от пожаров, незаконных рубок (порубок), нарушений порядка лесопользования, а также защиты от вредителей и болезней леса и их претворение в жизнь. Показаны деятельность и правовое оформление структуры управления лесами и низового органа — лесной охраны.
Ключевые слова: лесное право; лесные пожары; издержки лесопользования; таксация лесов; лесные заводы; органы управления лесами; лесная охрана.
До XVIII в. законов, охраняющих лесные богатства, не было. Леса было много, и его хватало на все хозяйственные нужды. Более того, хлебопашец должен был отвоевать у тайги огнем и топором каждую пядь пашни. Поэтому долгие годы не возникало необходимости заботиться о сохранности лесов. В летописях на это нет даже намека. С веками народонаселение росло. Потребность в строительном лесе возрастала с каждым годом, чему способствовали повсеместное строительство из леса и частые опустошительные пожары. Много леса уходило на топливо, большие площади выжигались под пашню. Тем не менее законодательство до XVIII столетия, несмотря на суровый подход к виновникам пожаров вообще, в отношении неумышленных поджигателей леса проявляло определенную снисходительность. За случайный пожар, происходивший по вине пастухов, наказания не следовало вообще, и даже при явном поджоге последствия для виновника были практически безболезненны. На злоумышленника налагали очень небольшой штраф [1].
Территория Европейской России с незапамятных времен считалась самой лесистой в Европе. Однако к XVIII в. появились большие пространства, совершенно лишенные лесов. В европейско-уральской зоне, в которой проживало три четверти населения страны, было всего около четверти лесных площадей. В Вологодской, Вятской, Олонецкой, Костромской, Пермской и Новгородской губерниях лес занимал более половины территории. В южных губерниях — Воронежской, Саратовской, Бессарабской,
Полтавской, Таврической, Херсонской, Екатеринославской, Ставропольской, Астраханской и в области Войска Донского — под лесом находилось около 1/5 территории. Эти губернии, составляя значительную часть пространства Европейской России, располагали на одного жителя в среднем по 1/10 десятины леса, что означало постоянную нужду в лесном материале [2]. Лесистость, наиболее близкая к естественной, наблюдалась в этот период в северном и среднетаежном регионе, составляя 75—85 %. В районах с распространением хвойно-широ-колиственных лесов уже с XVII в. она была ниже 35—40 % [3]. И лишь территория от Уральских гор до Дальнего Востока действительно представляла собой сплошную тайгу.
При Петре I были заложены законодательные основы лесного хозяйства, провозглашено преимущественное право государства на леса, установлен постоянный контроль над лесными угодьями, стала складываться система борьбы с лесными пожарами.
Лесное законодательство после Петра Первого на первый взгляд представляет собой в значительной степени развитие его предначертаний в этой области или даже возвращение к эпохе Алексея Михайловича, однако это не совсем так.
Петром Первым была запрещена рубка леса по берегам рек в зависимости от их значимости на расстоянии 20—50 верст. Эти леса были объявлены заповедными, контроль над сохранностью и разрешением их рубки на государственные нужды был возложен на вальдмейстеров (лесничих).
В царствование Екатерины I заведование лесами оставалось за Адмиралтейской коллегией.
Екатерина под влиянием жалоб крестьян на притеснения вальдмейстеров и невозможность пользования даже отбракованными лесами была вынуждена дать задание Верховному тайному совету изучить данный вопрос и представить ей предложения. В результате было выяснено, что заповедными лесами были объявлены не только те, которые находились по берегам определенных прежними постановлениями рек, но и часть иных территорий, в том числе и там, откуда лес просто невозможно вывести и он не представлял ценности для кораблестроения. Ознакомившись с вопросом, Екатерина повелела: «Леса, годные для кораблестроения, запретить рубить только в тех местах, откуда удобна доставка их водой к адмиралтействам, а именно: по рекам Волге, Суре, Свияге, Воронежу, Осереду, Бу-зулуку, Битягу, Хопру, Дону до казачьих городков, по Днепру в одних Великороссийских городах, по Десне, около озера Ильменя и по рекам Ловати, Поле, Шелони, Волхову и Свири» [4]. По вышеуказанным рекам запрет по вырубке сохранялся, во всех других местах разрешалось рубить лес с согласования смотрящих за конкретным лесом помещиков, старост и приказчиков. Неукоснительное выполнение лесного постановления было возложено на воевод и губернаторов. Вальдмейстеры и вальдмейстерские конторы упразднялись по причине недовольства народа их произволом и злоупотреблениями.
Однако такое состояние лесного управления оказалось весьма ущербным для лесного хозяйства. Вскоре выяснилось, как отмечает барон В. В. Врангель, что леса истребляются без всякой бережливости [5], и уже Указом Петра II от 11 мая 1729 г. вновь принимаются меры к сохранению и размножению лесов в Казанской, Нижегородской, Астраханской губерниях по рекам Волге, Суре, Свияге, Каме, Вятке, Алатырю и другим, впадающим в них, рекам. Рубка сырого леса в указанных местах запрещалась [6]. При Петре II были также приняты два любопытных указа, требующих упоминания. Это указ о рубке леса на постройку судов с ноября по март, когда у деревьев весь сок находится в корнях, и обязательной его длительной просушке, что связано было с печальным опытом строительства кораблей из сырого леса, быстро подвергнувшихся гниению [7]. Вторая идея, по мнению Н. Шелгунова [8], была
совершенно новой и нашла свое отражение в указе от 11 марта 1729 г. Звучала она следующим образом: годные дубовые леса покупать у их владельцев и способствовать тому, чтобы они их размножали и берегли [9]. Как видим, эта мысль противоречит идее Петра I, считавшего, что лес, необходимый для государственных нужд, должен являться государственной собственностью. Дальнейшее развитие эта идея получит в правление Екатерины II.
Первое описание лесов, произведенное в 1730—1732 гг., позволило создать более объективную картину наличия и расположения их в европейской части империи и вместе с тем увидеть недостатки системы управления лесами, сложившейся в результате указа Екатерины I от 30 декабря 1726 г. Ослабление контроля за рубкой лесов, упразднение института вальдмейстеров привели к массовым нарушениям, связанным с бесконтрольными рубками. Так, в частности, серьезно пострадали заповедные леса в Тульской губернии. Местные жители, ссылаясь на то, что о засеках в указе не говорится ни слова, стали ездить в леса большими группами и рубить заповедные деревья. Адмиралтейская коллегия вынуждена была обратиться в Сенат, и 17 августа 1727 г. Сенат постановил засеки перевести в разряд заповедных лесов [10]. Аналогичная картина складывалась в Казанской губернии. Из донесения капитан-командора Козлова Сенату следовало, что крестьяне в корабельных лесах губернии пасут скот, между дубовыми рощами создают пашни и засевают их культурами; разжигают огни, которые приводят к лесным пожарам, не собирают валежник для отопления своих жилищ, а рубят деревья [11]. В результате императрица Анна Иоанновна указом от 28 августа 1730 г. постановила определить в Казанскую губернию вальдмейстеров, «дав им инструкции в прежней силе той должности», и надзор за ними поручить казанскому губернатору и воеводам [12].
Указами от 28 августа 1730 г., 20 апреля и 11 мая 1732 г. [13] восстанавливалось лесное управление в соответствии с прежней вальдмейстерской инструкцией. Уже в 1732 г. вальдмейстерами были взяты под контроль леса по рекам: Волге с притоками и по рекам, впадающим в Ладожское озеро, Ильменю и Онеге. Заповедные леса были объявлены на расстоянии 100 верст по большим рекам и 25 — малым. Вальдмей-
стеры выбирались на 2-3 года из дворян, ближайших помещиков или отставных офицеров, «которые бы могли пропитание иметь от деревень своих». Подчинялись они губернаторам и воеводам, которые в свою очередь отчитывались о состоянии лесов перед Адмиралтейской коллегией. Общий надзор за лесами, расположенными по рекам Двине, Дону и Днепру с притоками, был возложен на губернаторов, воевод и руководителей от адмиралтейства, а местный — на надзирателей, выбираемых из дворян [14].
Штрафы за нарушения лесных указов были увеличены: за самовольную рубку или повреждение деревьев в первый раз полагался штраф в 10 руб. за каждый пень, во второй раз — по 40 руб., а в третий — наказание кнутом и каторжные работы на 10 лет. Из штрафных денег назначались вознаграждения лесным служащим за образцовое выполнение ими своих обязанностей, что, несомненно, способствовало развитию ревностного отношения у них к своему делу. Если промышленники или подрядчики заготавливали леса больше, чем было предписано, то деревья конфисковались в пользу казны, причем виновные были обязаны доставить их в то место, куда укажет Адмиралтейство. Также налагался штраф за неразрешенную порубку леса [15].
Значительно больше внимания было обращено при Анне Иоанновне и охране лесов от пожаров. Обращение внимания на эту проблему было связано с участившимися пожарами в окрестностях Петербурга, беспокоивших жителей столицы задымлен-ностью. Особенно тяжелыми для обеих столиц выдались летние месяцы 1734 и 1735 гг. В результате сильных лесных пожаров люди задыхались от дыма, сильно пострадали промышленность и сельское хозяйство. В июле 1735 г. императрица писала генералу А. И. Ушакову: «Андрей Иванович! Здесь (в Петербурге) так дымно, что окошко открыть нельзя, а все от того, что по прошлогоднему горит лес; нам то очень удивительно, что того никто не смотрит, как бы оные пожары удержать, и уже горит не первый год. Вели осмотреть, где горит и от чего оное происходит, и при том разошли людей и вели как можно поскорее, чтобы огонь затушить» [16]. Следствием этих пожаров стал указ от 6 мая 1735 г., которым запрещалось с весны по осень разводить огонь в лесах [17].
По всей видимости, указ этот не дал желаемых результатов, в силу чего появился более жесткий указ от 15 июня 1736 г., по которому было предписано командировать летом в Ингерманландию и в другие места «для смирения над лесами пристойное число солдат, которым в том смотрении с определенными от вальдмейстерской конторы служителями поступать дабы в лесах пожары всяким образом уняты, предупреждены и препятствованы были». Положения этого указа, действие которого распространялось на всю империю, что, несомненно, является его достоинством, были в дальнейшем подтверждены и отчасти дополнены указом от 13 июля 1738 г. Новым в нем было то, что повелевалось «от деревни до деревни учинить малые заставы, и определить на те заставы крестьян, которые обязаны были дерзнувших разжечь огонь в лесу задерживать и присылать в Санкт-Петербургскую гарнизонную канцелярию» [18].
В отношении господствовавшей в это время подсечной системы земледелия указ разрешал выжигание лесов на местах, предназначавшихся под пашню, но при условии мер предосторожности, чтобы не допускать распространения огня [19]. За умышленный поджог, как и при Петре I, полагалась смертная казнь [20].
Следствием описания лесов стала попытка придать лесному хозяйству культурологическое основание. Для этой цели были приглашены из Германии форстмейстеры (лесничий, смотритель за лесами), получившие соответствующее образование. Им было поручено, под руководством Адмиралтейской коллегии, выращивать ценные породы деревьев, учитывая при этом почвы и удобство их будущей транспортировки, ухаживать за ними, т. е. то, что мы сейчас называем лесоведением. Для грамотного ухода за лесами были составлены довольно объемные наставления, в которых учитывались достижения лесоводческой науки по уходу и сбережению лесов. Правительство проявило озабоченность и по подготовке собственных специалистов лесного профиля, для чего обязало каждого фортсмейсте-ра обучить лесному делу по шесть человек. Всего было приглашено три таких специалиста: М. Зелгер, Ф. Мерцгунмер и Ф. Габриель Фокель. За подготовленного ученика назначалось вознаграждение в размере 50 руб. Для выполнения работ, по указанию фортсмейстеров и под надзором учени-
ков, назначалось по два рабочих на каждые 2 500 десятин. Губернаторы и воеводы регулярно наблюдали за их деятельностью и при необходимости оказывали им содействие.
К сожалению, мер правительства по сбережению лесов оказалось недостаточно: леса, несмотря на жесткие наказания (каторга, смертная казнь), по-прежнему вырубались под пашни; лес становится в это время выгодной формой дохода для продажи его за границу. Этот промысел, несмотря на его противозаконность, становится привлекательным и для крестьян. Институт лесничих только зарождался, и сил противодействовать расхищению леса просто не хватало. Порой и сами вальдмей-стеры участвовали в истреблении лесов, что показала особая комиссия, проверившая деятельность вальдмейстеров лесов Казанской губернии [21]. Деятельность фортс-мейстеров по переводу лесного хозяйства на научные основы оказалась неоднозначной. По мнению известных лесоводов права XIX в. В. В. Врангеля [22] и Н. В. Шелгунова [23], заграничные специалисты-лесоводы не смогли получить позитивного результата, потому что не учитывали особенности российского климата, ландшафта, стремились засеять определенные участки только одними разновидностями леса. Вместе с тем необходимо отметить в качестве удачных свершений лесоводов этого периода лиственничные посадки Фокеля в знаменитой Линдуловской роще Выборгской губы, известной под именем «Лиственницы» [24]. Ну и, пожалуй, главным истребителем лесов стал перевод страны на мануфактурные рельсы и вхождение страны в капитализм. Стали строиться заводы по изготовлению поташа (карбонат натрия), смолы, соляных заводов.
В те времена для получения поташа выжигали большие лесные площади, превращая эти места в пустоши и луга. Из поташа приготавливали главным образом литрованную (очищенную) селитру, которая шла на изготовление пороха. Особенно много поташа производилось в России, в лесах вблизи Арзамаса и Ардатова на передвижных заводах (майданах), принадлежавших родственнику царя Алексея Михайловича, ближнему боярину Б. И. Морозову. Огромные лесные массивы, к которым веками не прикасалась рука человека, позволили развить это кустарное по своим техническим приемам химическое
производство. Поташ получался дешевым из-за чрезвычайной дешевизны рабочих рук вольнонаемных работников и приписных (крепостных) крестьян, а также благодаря имевшейся возможности доставлять его водным путем отечественным потребителям и к морским портам (в Архангельск и т. д.) для экспорта за границу. Производство поташа стало пользоваться особенным вниманием при Петре I, который интересовался этим продуктом не только как товаром для экспорта, но и как сырьем для стекольного и мыловаренного производства. При Петре I значительно увеличилось потребление золы и поташа стекольными предприятиями, так как он специальным указом повелел «зеркальные стекольные заводы завести и на тех заводах делать зеркальные стекла и хрустальную посуду, для того мастеров иноземцев и русских людей, и к тем заводам инструмент и материалы к тому делу годные отправить». Кроме стекольного и мыловаренного производства поташ широко применялся в России для выделки кож и при изготовлении сукна для окраски, а также для беления тканей. Ко времени вступления на престол Екатерины II (1762 г.) в России уже имелось 25 поташных заводов [25]. Врангель обращает внимание на то, что, уничтожая леса, все эти заводы не платили в казну пошлин, за исключением тех предпринимателей, которые торговали лесом за границей [26].
В этот период получают дальнейшее развитие старейшие лесохимические промыслы — углежжение, смолокурение, дегтярное производство. Древесный уголь, теплотворная способность которого значительно выше древесины, находил широкое применение в металлургии и металлообработке. Углежжение было развито везде, где занимались производством железа. В центре крупными потребителями угля были тульские, каширские, вепрейские железоделательные заводы. На северо-западе и севере на древесном угле работали домницы в новгородской земле, Олонецком крае, Тихвине, Устюжне Железнопольской, Устюге и других местах Поморья.
Итак, лесные законоположения Анны Иоанновны характеризуются схожестью с петровскими указами, но административное управление получает при ней новые элементы, связанные с желанием восстановления лесов путем создания института лесоводства.
В короткое правление Ивана VI (октябрь 1740 — ноябрь 1741 г.) ни регентша, мать Ивана принцесса Анна, ни Бирон ничего нового в лесное законодательство не внесли.
Елизавета Петровна, взойдя на престол, повелела во всем следовать заветам отца своего, Петра Алексеевича, в том числе и его преобразованиям в сфере защите леса.
Главное, на что было направлено внимание царицы, — это сбережение лесов. Судя по указам, вышедшим в период правления Елизаветы, сбережение лесов виделось: в усилении противопожарных мер; в таксации лесов; сдерживании аппетитов лесных промышленников, использовавших в своих целях различные породы лесов, в том числе и ценные; сбережении заповедных лесов; борьбе с вредными насекомыми.
В 1745 г. Елизавета Петровна подписывает указ, которым строго запрещалось с весны по осень разводить огонь не только в лесу, как гласил указ 1735 г. [27], но и возле лесных массивов и мостов [28]. В качестве наказания для крестьян, уличенных в разведении огня, назначалось битье батогами. По основным дорогам выставлялась специальная стража, призванная следить за нарушениями пожарной безопасности и принимать меры к ликвидации очагов пожара. Также тушение лесных пожаров возлагалось на обывателей и военные команды, где они имелись.
В 1748 г. царица обращает внимание Сената на то, что заготовка леса на промышленные и личные нужды осуществляется небрежно, после произведенных работ остается много щепы, валежника, что способствует захламлению лесов и повышению пожароопасности. Замечено было, что это сопряжено с разделкой деревьев на доски топорным способом. В связи с чем появляется распоряжение, где Елизавета повелевает леса от древесного хлама очистить, а вальдмейстерам впредь отслеживать чистоту лесов и принимать меры к недопущению их захламления. Заготовителям же настоятельно было рекомендовано строить пильные мельницы, а на лесных участках пользоваться ручными пилами [29].
Данный указ вызвал серьезные возражения у великоустюжских купцов. Они обратились в Сенат с прошением, в котором объясняли, что производство топорных досок связано с отсутствием в их уезде пильных мельниц. К тому же пильный лес, по их утверждению, для строительства
барок не годится, так как доски в результате распиловки получаются прямые, а для барок нужны изогнутые, что достигается топорным способом. Немаловажным аргументом, сказавшимся на принятии решения Сенатом по данному вопросу, стало непременное увеличение сроков строительства барок (речное грузовое судно грубой постройки), что привело бы к перебоям снабжения хлебом Архангельска. Учитывая эти соображения, Сенат пошел навстречу купцам, разрешив, обеспечивать заготовку досок топорным способом еще на пять лет, а за этот период подготовить достаточное количество пильных мельниц, с непременным доведением до Адмиралтейства и Сената движения по данному вопросу [30].
К елизаветинскому периоду можно насчитать в России десятка три пильных мельниц. Технической новостью этого периода нужно признать ветряные лесопилки, пришедшие к нам также из Голландии, как и действующие водой. Однако ветряные мельницы распространения в России не получили. Большинство мельниц принадлежало казне и строилось для удовлетворения прежде всего нужд кораблестроения. Частный предприниматель слабо был заинтересован в эти годы в лесопильном производстве. Многие частные лесопилки были лишь вспомогательными заведениями при других, более крупных предприятиях их владельцев. Другие поставляли свою продукцию на заграничный рынок. Меньше всего внимания уделялось внутреннему спросу, который, очевидно, несмотря на все воздействие государства и убеждением и рублем, был очень невелик. Если уж в Петербурге на казенных постройках применяли топорный лес, то, ясное дело, в глуши он продолжал первенствовать над пильными материалами, если не оставался единственным видом досок. Кроме того, нельзя забывать про пильщиков, работавших вручную. Мы имеем упоминания о них в связи с воронежским судостроением и заготовкой материалов к судовому строению в районе между Тверью и Ярославлем (в 1710 и 1711 гг.). Стоит подчеркнуть, что в оба года «пило-валщиков» предписывалось взять или нанять «из черкасских городов». Имеем случайное упоминание и о русском пильщике [31]. Надо думать, что число этих «пило-валщиков» хотя и медленно, но все же росло. Они-то и брали на себя удовлетворение незначительного спроса на пиломате-
риалы частных потребителей, работая, вероятнее всего, по их найму.
В 1756 г. пришлось этот срок продлить далее — на 1757 г. и на 1758 г., но к сплаву в Петербург в 1758 г. категорически воспрещалось готовить «топорный лес» под угрозой конфискации и непропуска через Ладожский канал [32]. Однако время «пилования досок» еще не наступило, т. е. «в обычай не вошло».
До XIX столетия основным топливом для мануфактур и заводов являлся лес. Если в период Петра в стране насчитывалось 200 мануфактур, то уже в середине века их было 600, а к — 1 200. Лес начинает быстро сокращаться, и особенно это становится заметным возле больших городов с развитым промышленным производством. Впервые на это было обращено внимание при императрице Елизавете, которая, выступая в Сенате 11 мая 1744 г., озаботилась проблемой сокращения лесов возле Москвы и предложила более активно переходить на строительство каменных домов. Сенат распорядился посчитать все мануфактуры и заводы, находящиеся в районе 200 верст от Москвы. Данные коллегий показали наличие 39 винокуренных заводов и 75 различных фабрик. Сенат определил: все промышленные предприятия, получающие лес сплавом, оставить, использовавшие же местный лес закрыть [33]. Аналогичные меры принимаются в этот период по заводам в Можайском, Боровском, Вяземском и Зубцовском уездах; вводятся заповедные леса в Волоколамском, Старицком, Бельс-ком и Ржевском уездах. В целях сохранения лесов около Санкт-Петербурга и Новгорода запрещается экспорт леса за границу из Петербургского, Нарвского и Перновского портов; ликвидируются Старорусские соляные заводы, употреблявшие ежегодно по 120 тыс. саженей дров; часть заводов переносятся в более лесистые места, например был перенесен Сестрорецкий оружейный завод в Ямбургский уезд [34].
В 1740 г. Адмиралтейской и в 1741 г. Коммерц-коллегиям поступило распоряжение от Сената рассчитать, какое количество леса и каких сортов можно позволить жителям Выборгской провинции экспортировать за границу. Это первая попытка подойти к заготовке и продаже леса с научно обоснованной, государственной позиции. Для проведения таксации коллегии создали группу профессиональных лесоводов, которую воз-
главил форстмейстер Фокель. По описаниям лесов, осуществленным Фокелем, оказалось, что больших деревьев, от 12 до 16 футов длиной и толщиной от 6 до 25 дюймов, находится: в Выборгском уезде — 2 433 650, в Каменегорском - 1 010 000, всего 3 443 650. Мелких деревьев, толщиной от 6 до 12 дюймов, насчитали 11 503 200 единиц. Составил Фокель и предложения, в каких местах и подо что следует разрешить заготовку пиломатериалов. На основании материалов Фокеля коллегиями была составлена инструкция, в каких местах, на какие нужды и сколько целесообразно, руководствуясь государственными интересами и потребностями жителей, разрешать эксплуатацию лесных массивов. Контроль над реализацией данного нормативного документа был возложен на уполномоченного офицера.
К сожалению, научный подход в лесном хозяйстве в XVIII в. был исключением из правил. А в некоторых случаях мешали и религиозные предрассудки, накладывавшиеся на низкий культурный уровень народа. Так, в 1749 г. в Ревельской провинции случился падеж скота, чему сопутствовало появление огромного количества какого-то насекомого, уничтожившего всю листву на деревьях. Ревельская генерал-губернаторская канцелярия не нашла иного способа борьбы с лесным бедствием, как «составить особливую удобную молитву, которая бы по нынешним прискорбным обстоятельствам способна была» прекратить падеж и читать эту молитву в церквах, пока «зло неуймется». Эти рекомендации того же рода, что нельзя тушить строения и леса, если они загорелись в результате удара молнии, так как это считалось наказанием божьим. Сенат, однако, усомнился в чудодейственном средстве, предложенном канцелярией, и приказал «об искоренении гадины, умножившейся на деревьях, иметь крайнее старание» [35], но каким способом уничтожить насекомых, не пояснил.
К середине XVIII в. сложился ряд промышленных центров во главе с такими крупными городами, как Москва, Санкт-Петербург, Нижний Новгород, Архангельск, Рига, Xерсон, Саратов, Екатери-нослав, Царицын, Кременчуг, потреблявших значительные объемы древесины. Строения по-прежнему возводились в основном из дерева. Каменное строительство еще не стало основой градостроения, а
для сельской местности оно не будет характерным даже в XX в. Деревянные села и города по-прежнему горели нещадно. 95 % населения проживали в сельской местности. Статистика свидетельствует, что вплоть до XX столетия села выгорали с периодичностью раз в 10—11 лет. Суровый климат и наличие добротного строевого леса вынуждали людей отстраиваться исключительно из леса. Немаловажное значение имел и тот фактор, что возведение строений из леса осуществлялось в 2-3 раза быстрее, чем из камня. Поэтому развитие лесопильного производства — процесс естественный и оправданный. В этот период в районе Петербурга был выстроен целый кластер крупных лесопильных заводов, среди которых выделялся завод Морского министерства в Кронштадте. Заводы Архангельска и Онеги гнали лес на экспорт в Англию, отчасти в Голландию и Данию. На Урале к середине века насчитывалось более ста металлургических и передельных (предприятия без выплавки чугуна) заводов, за которыми были закреплены примыкающие к ним и доступные для эксплуатации леса; рубки в этих лесах велись «бессистемно и нещадно». По всей видимости, о сохранении лесов Сибири и Урала правительство еще не задумывалось, потому как для данного периода известно лишь одно правительственное распоряжение 1744 г., запрещающее жечь леса в сибирских губерниях, в которых производится ловля соболей [36].
Больше повезло лесам Ингерманландии и Новгородской провинции, в которых правительство сначала ограничило отпуск за границу пиломатериалов из Нарвского порта, а затем полностью запретило их экспорт. Но уже в 1761 г. было вынуждено разрешить вновь в ограниченном количестве экспорт леса в связи с разорением жителей Нарвы и упадком торговли [37]. Купцами Нарвы было получено разрешение экспортировать только брус, доски в продукцию экспорта не вошли. Право на торговлю брусом, предоставленное группе купцов, породило надежду у владельцев лесопильных заводов разрешить путем ходатайства в Коммерц-коллегию и продажу на экспорт досок. Коллегия, в свою очередь, разобравшись с данным вопросом, представила в Сенат следующие соображения. Оказалось, что значительная часть досок требуется для перевозки продукции из железа в качестве подстилок и прокладок.
Так, в 1761 г. на складах скопилось 625 пудов железа, предназначенного на экспорт, а уже в 1763 г. его объем увеличился до 150 тыс. пудов. Просчитав потребность погрузки корабля железом, Коллегия сочла возможным разрешить отпускать на каждые 1 тыс. пудов железа по 100 досок. Мера эта предполагалась в виде поощрения железного производства. Сенат согласился с представлением Коллегии и разрешил хозяевам лесопильных заводов экспорт досок еще и по той причине, что продажа досок на внутреннем рынке не окупала содержания заводов, а доставка досок в Петербург была убыточной [38].
Семимесячное правление Петра III, последнего из наследников Петра I, приходящегося ему внуком, отмечено было лишь одним «лесным» указом, в котором повелевалось употреблять топорные доски только для домашних надобностей и запрещалось любое их рыночное хождение. Законодатель жестко предупреждал, что если будут отмечены случаи строительства топорных барок, то их надлежит немедленно разбирать, а лес — конфисковать в пользу казны, если будут встречаться действующие барки, то товар разгружать, барки ломать и за каждую барку назначать штраф в размере 200 руб. [39].
Итак, в период правления наследников Петра I совершенствовались законодательные основы лесного хозяйства. Государство по-прежнему продолжало придерживаться единоличного права главного собственника лесных богатств, стараясь осуществлять постоянный контроль над лесами, но «в двери» уже «стучался» рынок и требовал признания частной собственности на леса. В России это произойдет при царице Екатерине II, находившейся под влиянием западных просветителей и экономистов и оставившей заметный след в законотворчестве, в том числе и лесном. q
1. Черных В. В. История борьбы с огнем в России. Иркутск, 2010. С. 138-139.
2. Жабенко Ю. А. О лесах и лесном хозяйстве России. СПб., 1862. С. 4.
3. Природная среда Европейской части СССР (опыт регионального анализа). М., 1989. С. 179.
4. ПСЗ-1. Т. 8. № 4995.
5. Врангель В. В. История лесного законодательства Российской империи с присоединением очерка истории корабельных лесов России. СПб., 1841. С. 23.
6. ПСЗ-1. Т. 8. № 5378.
7. Там же. № 5327.
8. Шелгунов Н. В. История русского лесного законодательства. СПб., 1857. С. 98.
9. ПСЗ-1. Т. 8. № 5378.
10. ПСЗ-1. Т. 7. № 5139.
11. Шелгунов Н. В. Указ. соч. С. 101.
12. ПСЗ-1. Т. 8. № 5612.
13. Там же. № 5612; 6027; 6049.
14. Столетие учреждения Лесного департамента. 1798-1898. СПб., 1898. С. 4.
15. Врангель В. В. Указ. соч. С. 28.
16. ПСЗ-1. Т. 9. № 7041. С. 907-908.
17. Пуришкевич В. М. Национальное бедствие России. СПб., 1909. С. 185-186.
18. Черных В. В. История борьбы с огнем в России. Иркутск, 2010. С. 148.
19. Там же.
20. Истомина Э. Г. Лесоохранительная политика России в XVIII — начале ХХ века // Отеч. история. 1995. № 4. С. 37.
21. ПСЗ. Т. 8. № 6034.
22. Врангель В. В. Указ. соч. С. 33.
23. Шелгунов Н. В. Указ. соч. С.126.
24. Столетие учреждения лесного департамента. С. 5.
25. URL: http://www.kvantek.ru/Info-history-1.html.
26. Врангель В. В. Указ соч. С. 36-37.
27. ПСЗ-1. Т. 9. № 6732. С. 515.
28. ПСЗ-1. Т. 12. № 9182. С. 414-415.
29. Там же. № 9544.
30. ПСЗ-1. Т. 13. № 9688.
31. Веретенников В. История тайной канцелярии петровского времени. Харьков, 1910. С. 247.
32. ПСЗ-1. Т. 14. № 10768.
33. ПСЗ-1. Т. 12. № 9438.
34. ПСЗ-1. Т. 14. № 10471; Т. 15. № 10914.
35. ПСЗ- 1. Т. 13. № 9635.
36. ПСЗ-1. Т. 12. № 8881.
37. ПСЗ-1. Т. 15. № 11302.
38.Там же. № 11534.
39. Там же. № 11484.
список литературы
Веретенников В. И. История тайной канцелярии петровского времени / В. И. Веретенников. — Xарьков : Печат. дело,1910. — 306 с.
Врангель В. В. История лесного законодательства в Российской империи. С присоединением очерка истории корабельных лесов России / В. В. Врангель. — СПб. : Тип. Фишера, 1841. — 153 с.
Жебенко Ф. Ю. О лесах и лесном хозяйстве России / Ф. Ю. Жебенко. — СПб. : Тип. тов-ва «Общественная польза», 1862. — 24 с.
Истомина Э. Г. Лесосохранительная политика России в XVIII — начале XX века / / Отеч. история.— 1995.— № 4.— С. 34—51.
Калий углекислый. Поташ — от прошлого к настоящему [Электронный ресурс]. — URL: http: / / www. kvantek. ru/Info-history-1. html.
Полное собрание законов Российской империи (ПСЗРИ) : в 45 т. - 1-е изд. - СПб., 1830. - Т. 7. № 5139; Т. 8. № 4995, 5327, 5378, 5612, 6027, 6034, 6049; Т. 9. № 6732, 7041; Т. 12. № 8881, 9182, 9438, 9544; Т. 13. № 9635, 9688; Т. 14. № 10471; 10768; 10914; Т. 15. № 11302; 11484; 11534.
Природная среда европейской части СССР (опыт регионального анализа). — М. : Ин-т географии АН СССР, 1989. - 229 с.
Пуришкевич В. М. Национальное бедствие России / В. М. Пуришкевич. - СПб. : Тип. «Россия», 1909. - 220 с.
Столетие учреждения Лесного департамента. 1788-1898. - СПб. : Типолит. Ю. Я. Римана, 1898. -253 с.
Шелгунов Н. В. История русского лесного законодательства / Н. В. Шелгунов. - СПб. : Тип. М-ва гос. имуществ, 1857. - 378 с.
Черных В. В. История борьбы с огнем в России / В. В. Черных. - Иркутск : Оттиск, 2010. - 592 с.
The Forest Legislation аt Peter I's Receivers
© Chernih V., 2015
Article is devoted to development of the forest right at Peter I's receivers: Catherine I, Peter II, Anna loannovna, Ivan VI, Elizabeth Petrovna, Petr Sh. Analiziruyutsya rule-making acts and their implementation in the field of protection and protection of the woods against the fires, illegal cabins (fellings), violations of an order of forest exploitation, also to protection against wreckers and diseases of the wood. Activity and legal registration of structure of management of the woods and local body - forest protection is shown.
Key words: forest right; forest fires; forest exploitation expenses; valuation of the woods; forest plants; governing bodies of the woods; forest protection.
