CC BY
23
УДК 811.161.1 '37
DOI: 10.24412/2308-7196-2022-1-28-41
Гладких Юлия Германовна
кандидат филологических наук, доцент кафедры общего языкознания, русского и коми-пермяцкого языков и методики
преподавания языков
ФГБОУ ВО «Пермский государственный гуманитарно-педагогический
университет», Пермь, Россия 614990, Пермь, ул. Сибирская, 24, e-mail: gluger@pspu.ru
Жуйкова Александра Сергеевна
редактор
TLS бюро переводов, Москва, Россия 105005, Москва, Бауманская, 44, e-mail: zhuykova.sanya@mail.ru
ЛЕКСИКО-СЕМАНТИЧЕСКИЕ ГРУППЫ ПРИЧАСТИЙ И ИХ РОЛЬ В СОЗДАНИИ ОБРАЗОВ ГЛАВНЫХ ГЕРОЕВ РОМАНА М.А. БУЛГАКОВА «МАСТЕР И МАРГАРИТА»
Julia G. Gladkikh
Ph.D. in Philology, Associate Professor Chair of General Linguistics, Russian and Komi Permian Languages and Methods of
Language teaching
Federal State-Financed Educational Institution of Higher Education 'Perm State Humanitarian Pedagogical University' 24, Sibirskaya, 614990, Perm, Russia, e-mail: gluger@pspu.ru
Alexandra S. Zhuikova
editor
TLS Translation Agency 44, Baumanskaya, 105005, Moscow, Russia, e-mail: zhuykova.sanya@mail.ru
LEXICO-SEMANTIC GROUPS OF PARTICIPLES AND THEIR ROLE IN THE CREATING IMAGES OF THE MAIN CHARACTERS IN THE NOVEL BY M.A. BULGAKOV 'THE MASTER AND MARGARITA'
Аннотация. Предпринята попытка проанализировать лексическую семантику причастий, создающих образы главных героев романа М.А. Булгакова «Мастер и Маргарита». Грамматические единицы
© Гладких Ю.Г., Жуйкова А.С., 2022
рассматриваются как функционально разноплановые, выполняющие в тексте романа описательную и повествовательную функцию. Функциональная двойственность рассматривается не в связи с грамматической недискретностью причастия, а как отражение его лексико-семантических потенций.
Ключевые слова: роман «Мастер и Маргарита» М.А. Булгакова, причастие, лексико-семантические группы глаголов, полифункциональные языковые единицы.
Abstract. The article attempts to analyze the lexical semantics of the participles that create the images of the main characters of the novel by M.A. Bulgakov 'The Master and Margarita'. Grammatical units are characterized as functionally diverse, performing descriptive and narrative functions in the text of the novel. Functional duality is considered not in connection with the grammatical indiscreteness of the participle, but as a reflection of its lexical and semantic potential.
Key words: novel 'The Master and Margarita' by M.A. Bulgakov, literary text, participle, lexical and semantic groups of verbs, polyfunctional linguistic units.
Грамматические единицы в силу своей природы могут рассматриваться с разных сторон: во-первых, как языковые единицы грамматического уровня (со всеми присущими ему отношениями) и в то же время как языковые единицы лексического уровня, во-вторых, как речевые (текстовые) единицы, функционирующие в разных типах текстов (например, в текстах разной стилистической принадлежности или в текстах одного или нескольких авторов).
Единицы словообразования, морфологии и синтаксиса, использованные для создания художественного текста, становятся материалом исследований с разной частотностью. В частности, лингвистика накопила большой опыт в изучении ядерных единиц морфологической подсистемы на материале поэтических и прозаических текстов. Речь идет о таких базовых единицах, как субстантивные, адъективные, глагольные и наречные лексемы - со смещением акцента либо в область грамматики, когда анализу подвергаются единицы с определенными формальными характеристиками или с определенным грамматическим значением, либо в область лексической семантики, когда в центре внимания оказываются единицы определенных лексико-семантических групп, тождественные в частеречной квалификации. Другие морфологические единицы как составляющие художественных текстов, на наш взгляд, становятся объектом научного внимания реже.
Некоторая лакунарность обнаруживается в изучении особенностей функционирования причастий в художественной прозе, особенно в текстах с высокой концентрацией этих единиц. В то же время отметим, что причастия в поэтических текстах становились предметом научного интереса. Так, например, Е.А. Галинская и А.Ч. Пиперски сосредоточили свое внимание на возвратных причастиях, которые, с одной стороны, отражают диахронные изменения, с другой - выступают как средство стилизации в русском
поэтическом языке XVШ-XIX вв. [3]; О.Г. Твердохлеб, последовательно изучающая особенности функционирования причастий в лирике И. Бродского, анализирует семантические группы этих единиц с позиции в первую очередь грамматической семантики, заданной темпоральной и залоговой характеристикой причастий [11; 12]; Е.Ю. Муратова на материале лирики А. Вознесенского, Е. Евтушенко и - особенно - М. Цветаевой убедительно доказывает, что «при функционировании в поэтическом тексте причастие проявляет специфические особенности (окказиональные формы, образование страдательных причастий непосредственно от существительных, совмещение разных сем значения, однотипность модели, грамматическая и семантическая оппозиция и др.), в результате чего содержательный план высказывания усложняется, в нем появляется глубокий подтекст и организуются новые художественные смыслы поэтического слова» [8, с. 51]. «Теснота стихового ряда» (Ю. Тынянов) предопределяет высокую нагруженность причастий в условиях ритмомелодической урегулированности поэтического текста и усложнения художественного слова в целом.
В причастии как недискретной единице, совмещающей в себе глагольные и адъективные признаки, «сталкиваются и объединяются противоречивые ряды значений» [2, с. 230], что в целом может привести к доминированию того или иного признака: «в зависимости от того, признак какого именно действия обозначает причастная форма, в каком контексте она употреблена, в ней могут проявляться то глагольные, то "прилагательные" признаки» [5, с. 121]. Контекстная обусловленность и прагматические установки автора художественного текста приводят к тому, что причастие (и причастный оборот) становится полифункциональной единицей. О.Ю. Новикова, сопоставляя функции причастий в текстах разной стилистической принадлежности (художественных и нехудожественных), в качестве доминирующей в художественном тексте выделяет дифференциацию пропозиций, обусловленную авторскими интенциями: «установка на объединение в одном высказывании грамматического и семантического предикатов, обладающих разными статусами», приводит к формированию единого - целостного и гармоничного - смыслового блока, но состоящего из разных ситуаций-действий [9, с. 43]. Эта функция, по мнению исследователя, дополняется и другими функциями: описательной, повествовательной,
смысловыделительной, эмоционально-экспрессивной, градационно-
сопоставительной и т. д. [9, с. 44].
Поскольку наше приближение к теме функционирования причастий в тексте романа М.А. Булгакова «Мастер и Маргарита» является первой (из известных нам) попыткой анализа причастий на материале большого прозаического текста, мы сосредоточимся не на всех потенциях и функциях причастий, а преимущественно на описательной и повествовательной, которые, во-первых, обусловлены атрибутивными свойствами причастий и, как следствие, создают динамический портрет персонажей, во-вторых, сопутствуют в качестве изменчивого фона развертыванию сюжета.
Рабочей гипотезой мы выдвигаем предположение, что лексическая семантика причастий способствует формированию разных образов персонажей - целостных и нецелостных, статичных и динамичных, разноплановых и стремящихся к однозначности.
Хорошо известно, что текст романа представлен двумя структурно-смысловыми частями: это «московские главы», где обрисованы основные сюжетные перипетии, а события разворачиваются в Москве 1930-х гг., и «ершалаимские главы» - часть, которая является, по сути, «романом в романе» («текстом в тексте» - в терминологии Ю.М. Лотмана [6, с. 62-73]), творческой переработкой евангельского сюжета. Система персонажей романа разнообразна. В первую очередь это Мастер, Маргарита и Воланд, чьи имена вынесены в «сильные позиции текста», в заглавие и эпиграф [7], и которые являются сквозными, связывающими обе части текста в целое. При этом образ Мастера из «московских» глав соотносится, по мнению Б.В. Соколова, с образом Иешуа Га-Ноцри из «ершалаимских глав» (творческий подвиг Мастера, создавшего роман о Понтии Пилате, коррелирует с жертвенным подвигом во имя истины, совершенным Иешуа) [10, с. 302]). Уникальное положение занимает Маргарита, образ которой не имеет «аналогов среди других персонажей романа» [10, с. 302] и становится своеобразным «геном сюжета». Кроме того, главным героем «ершалаимских глав» является Понтий Пилат, чьи действия и душевные терзания лежат в основе событийной канвы «романа в романе». Наконец, имеющий огромную литературную «родословную» [14, с. 265] Воланд представлен в обеих частях романа: его персонаж появляется либо инкогнито, в травестированном обличии в «ершалаимских главах» [4, с. 61], либо в качестве профессора черной магии, вершителя судеб, проникающего в каждый уголок московского мира.
В тексте романа представлено около полутора тысяч словоупотреблений причастий. (Попутно отметим, что кроме причастий в тексте встречается и большое количество их функциональных омонимов - слов с формальными признаками причастий, но переживших процессы субстантивации и адъективации. Эти единицы могут стать материалом собственного научного исследования). Далее мы сосредоточимся на анализе только лексической семантики причастий и только тех из них, которые создают образы указанных выше героев.
Независимо от того, как определяется частеречный статус причастия, лексико-семантическое тождество глаголов и соответствующих им причастий не оспаривается, поэтому при анализе лексико-семантических групп причастий мы будем опираться на данные «Толкового словаря русских глаголов» под редакцией Л.Г. Бабенко [13].
Несмотря на различия в образах главных героев (степень детализации, присутствие в обеих частях романа или только в одной, влияние на сюжетную линию и т. д.), причастия количественно урегулированы следующим образом. Образы Маргариты и Мастера создаются при помощи 16 причастий. Абсолютная корреляция полностью соотносится с названием романа и тем более удивительна, что в тексте количество страниц, посвященных Мастеру,
значительно меньше, чем количество страниц, посвященных Маргарите. Образ Понтия Пилата представлен примерно таким же количеством причастий - их четырнадцать. Принципиально иное количество причастий мы можем наблюдать при создании образов Воланда и Иешуа: эти персонажи противопоставляются в причастиях как перечисленным героям, так и друг другу. Так, Воланд описывается 10 причастиями, а Иешуа Га-Ноцри -единицами, количественно превышающими в 2,5 раза (24 единицы).
Итак, охарактеризуем лексико-семантические особенности причастий, создающих образы главных героев романа «Мастер и Маргарита».
Образ Маргариты. Вслед за Б.В. Соколовым [10, с. 302] мы считаем, что Маргарита играет главную роль в сюжете романа: именно она заключает сделку с дьяволом, сопротивляясь судьбе, она мстит Латунскому, она вызволяет Мастера. Она появляется всего на мгновение в 13-й главе «Явление героя», но уже там дана важнейшая деталь ее портрета: «И меня поразила не столько ее красота, сколько необыкновенное, никем не виданное одиночество в глазах!» [1, с. 454]. Причастие с семантикой внутреннего состояния переключает планы восприятия, когда внешнее становится признаком внутреннего. В дальнейшем повествовании переключение с внешних признаков на внутренние становится постоянным при создании этого образа.
Лексическая семантика причастий, характеризующих образ Маргариты, раскрывается в нескольких значимых эпизодах, где представлена ее портретная характеристика. «Что нужно было этой чуть косящей на один глаз ведьме, украсившей себя тогда весною мимозами?» [1, с. 539]. В данном контексте причастия акцентируют внимание на двух деталях ее облика: семантика проявления признака в словосочетании с причастием «косящей на один глаз» выделяет ее портретный образ, называет отличительную физиологическую особенность преображенной Маргариты, а причастный оборот «украсившей себя мимозами» указывает на внешнюю деталь как проявление сущности героини.
Распределение лексико-семантических групп причастий, создающих образ Маргариты, представлено на рис. 1.
□ Становление качества
□ Эмоциональное состояние
□ Речевая деятельность
□ Проявление признака
□ Физическое воздействие на объект
Рис. 1. Лексическая семантика причастий, участвующих в создании образа Маргариты
Образ Маргариты в большей степени характеризуют причастия, образованные от глаголов со значением становления качества, проявления признака, эмоционального состояния, и в меньшей степени - причастия со значением физического воздействия на объект и речевой деятельности.
М.А. Булгаков не характеризует внешний облик героини подробно, но сосредоточивается на описании ее лица. При создании образа Маргариты преобладают причастия с семантикой проявления признака и становления качества (зазеленевшие глаза; косящая на один глаз; морщинка, перерезавшая переносицу, растрепанная голова, ощипанные брови и др.). «Ощипанные по краям в ниточку пинцетом брови сгустились и черными ровными дугами легли над зазеленевшими глазами» [1, с. 553]. В данном контексте два причастия по-разному характеризуют изменения в образе героини: если ощипанные брови представляют признак в статике, как результат предшествующего действия, то зазеленевшие глаза - динамический признак, признак, проявляющийся в процессе и делающий внутреннюю трансформацию Маргариты наглядной.
Причастия передают и динамику эмоциональных состояний Маргариты. Причастия, обозначающие сильные эмоциональные переживания любящей женщины, появляются в эпизодах, связанных с Мастером. При этом М.А. Булгаков использует своеобразную игру с субъектными планами, когда ее видит и описывает Мастер, когда характеристика дается от имени повествователя или когда оценку выносит обобщенное «мы» автора и читателей. «Лишь только она шагнула внутрь, она припала ко мне, вся мокрая, с мокрыми щеками и развившимися волосами, дрожащая» [1, с. 463]. Именно такой видит Маргариту Мастер. Далее субъектные планы переключаются - на авторскую речь или позицию обобщения (обобщенное «мы» автора и читателей), однако семантика накаленных до предела чувств сохраняется: «Она целовала его в лоб, в губы, прижималась к колючей щеке, и долго сдерживаемые слезы теперь бежали ручьями по ее лицу» [1, с. 613]; «Маргарита упрашивала мастера дрожащим голосом: - Выпей!» [1, с. 614];
«Разве она спасла бы его? Смешно! - воскликнули бы мы, но мы этого не сделаем перед доведенной до отчаяния женщиной» [1, с. 540].
Причастия с семантикой эмоциональных переживаний в равной степени реализуют как значение признака, так и значение действий персонажа, что в целом влияет на развитие сюжета. Так, мистические преображения Маргариты начинают проявляться, когда она смотрит на себя в зеркало. Здесь реализуется субъектный план самоидентификации героини, восприятие своих внутренних и внешних трансформаций: «На тридцатилетнюю Маргариту из зеркала глядела от природы кудрявая черноволосая женщина лет двадцати, безудержно хохочущая, скалящая зубы» [1, с. 553]. Семантика эмоционального состояния меняется от эпизода в доме Маргариты к эпизоду бала у Воланда, поскольку отражает сначала решимость героини совершить сделку с дьяволом, а затем и «цену» этой сделки: «Все это замирающая от страху Маргарита разглядела в коварных тенях от свечей кое-как» [1, с. 578]; «Побледневшая Маргарита, раскрыв рот, глядела вниз и видела, как исчезают в каком-то боковом ходу швейцарской и виселица и гроб» [1, с. 591].
Таким образом, распределение лексико-семантических групп причастий, характеризующих образ Маргариты, контекстуально обусловлены: больше всего причастий с семантикой проявления признака наблюдается при описании портрета, когда Маргарита смотрит на себя в зеркало (причастия становятся средством самоидентификации, узнавания себя новой, преобразившейся), становления качества - при описании полета, когда героиня уже стала ведьмой, эмоционального состояния - когда она думает о Мастере или находится рядом с ним.
Образ Мастера. Мастер, наряду с Маргаритой, является одним из главных персонажей романа. Несмотря на то что впервые мы видим Мастера глазами Ивана Бездомного (в 13-й главе «Явление героя»), он играет немаловажную роль в сюжете: именно он, творец, писатель, создатель романа о Понтии Пилате и Иешуа Га-Ноцри, противопоставляется писателям МАССОЛИТа в своей искренности, честности, порядочности, желании творить не за деньги и материальные блага, а ради искусства, - поэтому и назван не просто писателем, а Мастером. Кроме того, он возлюбленный Маргариты.
Хорошо известно, что образ Мастера обозначен М.А. Булгаковым штрихами. Однако это не в полной мере касается использованных причастий: в количественном отношении противопоставления образа Мастера другим персонажам не наблюдается. К лексико-семантическим закономерностям мы отнесем следующее. Во-первых, это единственный персонаж, чей образ характеризуется причастиями с семантикой созидательной деятельности: «Итак, человек, сочинивший историю о Понтии Пилате, уходит в подвал, в намерении расположиться там у лампы и нищенствовать» [1, с. 622]. Во-вторых, при создании портрета Мастера М.А. Булгаков использует причастия с общей семантикой физиологической запущенности (семантическая группа проявления признака): «Он сделался суров и вынул из кармана халата совершенно засаленную черную шапочку с вышитой на ней желтым шелком буквой "М"» [1, с. 452]; «Какой-то не то больной, не то не больной, а странный,
бледный, обросший бородой, в черной шапочке и в каком-то халате спускался вниз нетвердыми шагами» [1, с. 625]. Наконец, причастия с семантикой эмоционального состояния и внешнего проявления этого состояния - это точное средство создания образа душевнобольного человека: «С балкона осторожно заглядывал в комнату бритый, темноволосый, с острым носом, встревоженными глазами и со свешивающимся на лоб клоком волос человек примерно лет тридцати восьми» [1, с. 447].
Важно отметить, что причастия, создающие образ Мастера, так же, как и причастия, создающие образ его возлюбленной, отражают переключение субъектных позиций. Однако если при создании образа Маргариты разные субъектные планы представлены только в косвенной речи, то переключение с внешней оценки на самооценку Мастера сопровождается сменой косвенной речи на прямую: «Да, так вот, в половине января, ночью, в том же самом пальто, но с оборванными пуговицами, я жался от холода в моем дворике» [1, с. 465]; «Холод и страх, ставший моим постоянным спутником, доводили меня до исступления» [1, с. 465]; «Я лег заболевающим, а проснулся больным» [1, с. 462]. При этом и внешняя оценка, и самооценка Мастера совпадают.
Рис. 2. Лексическая семантика причастий, участвующих в создании образа Мастера
Итак, образ Мастера создается причастиями, образованными от глаголов со значением проявления признака, эмоционального состояния и созидательной деятельности (рис. 2). Несмотря на то что Мастер является одним из главных персонажей романа, его образ прорисован не целостно, а лишь некоторыми штрихами. В частности, М.А. Булгаков использует меньшее семантическое разнообразие причастий. Лексико-семантически в причастиях преобладает значение проявления признаков душевнобольного человека. В то же время Мастер - это единственный главный персонаж-творец, поэтому и в причастиях появляются единицы с семантикой созидательной деятельности.
Образ Воланда. Воланд - один из самых ярких персонажей романа «Мастер и Маргарита». Это дьявол, сатана, дух зла и повелитель теней, бессмертный князь тьмы, всегда появляющийся в сопровождении свиты
и выбирающий себе имя сообразно случаю: «Именующий себя Воландом со всеми своими присными исчез и ни в Москву более не возвращался и нигде вообще не появился и ничем себя не проявил» [1, с. 722].
В описании внешности Воланда есть несколько отличительных черт, охарактеризованных причастиями с признаковой лексической семантикой. Это абсолютно доминирующая группа причастий, имеющих отношение к данному персонажу (рис. 3).
I
□ Проявление признака
□ Физическое воздействие на объект
□ Покрытие объекта
□ Эмоциональное состояние
□ Речевая деятельность_
Рис. 3. Лексическая семантика причастий, участвующих в создании образа Воланда
Итак, внешность Воланда детализирована. Во-первых, это глаза разного цвета, способные смотреть в разные стороны: «- Именно, именно, - закричал он, и левый глаз его, обращенный к Берлиозу, засверкал» [1, с. 316]; «Правый с золотой искрой на дне, сверлящий любого до дна души, и левый - пустой и черный, вроде как узкое угольное ухо, как вход в бездонный колодец всякой тьмы и теней» [1, с. 579]. Во-вторых, это непропорциональное лицо: «Лицо Воланда было скошено на сторону, правый угол рта оттянут книзу, на высоком облысевшем лбу были прорезаны глубокие параллельные острым бровям морщины» [1, с. 579]. Наконец, это общая небрежность в одежде: «Все та же грязная заплатанная сорочка висела на его плечах, ноги были в стоптанных ночных туфлях» [1, с. 600]; «Воланд молча снял с кровати свой вытертый и засаленный халат, а Коровьев набросил его Маргарите на плечи» [1, с. 609]. Отметим, что некоторые причастия, характеризующие внешний облик Воланда, склонны к утрате глагольных признаков (вида, залога, времени), что в целом ведет к их адъективации (лицо скошено, угол рта оттянут, прорезаны морщины).
В описании характера Воланда причастия почти не участвуют, наблюдаются лишь единичные случаи: «- Не воображаешь ли ты, что находишься на ярмарочной площади? - притворяясь рассерженным, спрашивал Воланд» [1, с. 580]; «- Я извиняюсь... - начал было опять буфетчик, не зная, как отделаться от придирающегося к нему артиста» [1, с. 527].
Таким образом, персонаж Воланда охарактеризован причастиями, образованными от глаголов со значением проявления признака, речевой деятельности, физического воздействия на объект, покрытия объекта, а также эмоционального состояния. Небольшое количество причастий, распределение их лексико-семантических групп (доминирование признаковой семантики), а также объектов, охарактеризованных причастиями и их адъективатами (преимущественно детали внешности и одежды), - это авторский способ создания статичного персонажа.
Образ Понтия Пилата. Понтий Пилат - один из главных героев «текста в тексте», романа Мастера. Он прокуратор Иудеи, наместник римского императора, принадлежащий к привилегированному сословию всадников в Древнем Риме. Находясь на службе в Ершалаиме, он знакомится с бродягой Иешуа Га-Ноцри.
На первых страницах романа мы видим отличительную запоминающуюся деталь, охарактеризованную причастием: «В белом плаще с кровавым подбоем, шаркающей кавалерийской походкой, ранним утром четырнадцатого числа весеннего месяца нисана в крытую колоннаду между двумя крыльями дворца Ирода Великого вышел прокуратор Иудеи Понтий Пилат» [1, с. 322].
Образ Понтия Пилата детализирован, что в полной мере проявляется в причастиях, описывающих внешность и перекликающихся с описанием внутреннего состояния героя, который мучается от головной боли: «Вспухшее веко приподнялось, подернутый дымкой страдания глаз уставился на арестованного. Другой глаз остался закрытым» [12, с. 326]; «Лицо Пилата исказилось судорогой, он обратил к Иешуа воспаленные, в красных жилках белки глаз» [1, с. 338]; «Отозвался Каифа, не сводя глаз с покрасневшего лица прокуратора и предвидя все муки, которые еще предстоят» [1, с. 342]; «Лицо прокуратора с воспаленными последними бессонницами и вином глазами выражает нетерпение» [1, с. 630].
Противоречия, раздирающие Понтия Пилата, представлены контекстуально антонимичными причастиями с семантикой речевой деятельности: «Он еще повысил сорванный командами голос, выкликая слова так, чтобы их слышали в саду» [1, с. 337] и «Услышал гость внезапно треснувший голос» [1, с. 636].
Наконец, роман Мастера о Понтии Пилате и Иешуа Га-Ноцри завершается причастием с семантикой прощения: «Этот герой ушел в бездну, ушел безвозвратно, прощенный в ночь на воскресенье сын короля-звездочета, жестокий пятый прокуратор Иудеи всадник Понтий Пилат» [1, с. 721]. Именно это причастие является важнейшим для сюжетной линии «текста в тексте», именно оно подводит итог моральным страданиям Пилата, обреченного на вечную жизнь после убийства Иешуа Га-Ноцри и получившего долгожданное прощение.
□ Эмоциональное состояние
□ Проявление признака
□ Речевая деятельность
□ Межличностные отношения
Рис. 4. Лексическая семантика причастий, участвующих в создании образа Понтия Пилата
Таким образом, при создании портрета Понтия Пилата использованы причастия, образованные от глаголов со значением эмоционального состояния, проявления признака, речевой деятельности. Акцентировано в качестве сильной позиции «текста в тексте» и причастие прощенный со значением эмоционально-оценочного отношения (семантическая группа межличностных отношений) (рис. 4).
Как и в случае с Мастером, М.А. Булгаков подробно описывает состояние больного, мучающегося человека. Это находит отражение в лексической семантике причастий со значением проявления признака в описании внешности Пилата, его эмоционального состояния и особенностей речи.
Образ Иешуа Га-Ноцри. Иешуа Га-Ноцри, как и Понтий Пилат, является одним из центральных героев «текста в тексте», то есть романа Мастера. В романе Иешуа предстает бродячим философом и путешествует от города к городу со своей проповедью.
Наш материал показывает, что причастия как средство создания образа Иешуа Га-Ноцри наиболее частотны и наиболее семантически разнообразны (рис. 5), они характеризуют этот образ в нескольких эпизодах, важных для повествовательной линии романа Мастера.
□ Физическое воздействие на объект
□ Интеллектуальная деятельность
□ Эмоциональное состояние
□ Движения
□ Покрытие объекта
□ Речевая деятельность
□ Проявление признака_
Рис. 5. Лексическая семантика причастий, участвующих в создании образа Иешуа Га-Ноцри
Портрет Иешуа - в отличие от портретов других персонажей романа -характеризуется причастиями не только с признаковой семантикой, но и семантикой действия и деятельности (движения, физического воздействия на объект, покрытия объекта). При этом основная семантическая сфера, выраженная причастиями, - это описание человека, пострадавшего по воле других людей (со связанными руками, с обезображенным побоями лицом, изуродованное лицо). Эта семантика контекстуально сгущается и усугубляется в описании казни Иешуа: «Как легионеры снимают с него веревки, невольно причиняя ему жгучую боль в вывихнутых на допросе руках, как он, морщась и охая, все же улыбается бессмысленной сумасшедшей улыбкой» [1, с. 348]; «Первый из палачей поднял копье и постучал им сперва по одной, потом по другой руке Иешуа, вытянутым и привязанным веревками к поперечной перекладине столба» [1, с. 500]; «Тело с выпятившимися ребрами вздрогнуло» [1, с. 500]; «Тогда Иешуа поднял голову, и мухи с гуденьем снялись, и открылось лицо повешенного, распухшее от укусов, с заплывшими глазами, неузнаваемое лицо» [1, с. 500].
Важно, что образ Иешуа Га-Ноцри создается и причастиями с семантикой речевой деятельности («- Ты полагаешь, несчастный, что римский прокуратор отпустит человека, говорившего то, что говорил ты?» [1, с. 338]; «- Беда в том, - продолжал никем не останавливаемый связанный, - что ты слишком замкнут и потерял веру в людей» [1, с. 331]), поскольку именно его речь, выраженные мысли остановятся основанием сначала для заключения под стражу, а затем и смертного приговора.
Для сюжетной линии романа важно, что после казни Иешуа является Пилату во снах, поэтому особенности характера Иешуа даются сквозь призму его восприятия Пилатом: «И, заручившись во сне кивком идущего рядом с ним нищего из Эн-Сарида, жестокий прокуратор Иудеи от радости плакал и смеялся во сне» [1, с. 651].
Таким образом, в отличие от других образов, в характеристике Иешуа Га-Ноцри представлены наиболее многочисленные и семантически разнообразные
причастия, что в целом приводит к созданию сложного образа, внешние признаки которого не являются проявлением внутренних качеств. Кроме того, причастия с семантикой действий и деятельности влияют на динамику повествования.
Подводя общие итоги, отметим, что причастия, создающие образы главных героев романа М.А. Булгакова «Мастер и Маргарита», функционально разноплановы. Они выполняют описательную функцию, составляя галерею динамичных или статичных портретов, представляя характеры как коррелирующие с внешними признаками, так и независимые от внешнего проявления. Причастия выполняют и повествовательную функцию, во-первых, участвуя в переключении персональных позиций, во-вторых, выступая в качестве процессуально-признакового фона в сюжетной линии обеих частей романа.
Список литературы
1. Булгаков М.А. Мастер и Маргарита; Белая гвардия. М. : Эксмо, 2013. 816 с.
2. Виноградов В.В. О языке художественной литературы. М. : Гослитиздат, 1959. 654 с.
3. Галинская Е.А., Пиперски А.Ч. Причастия на -сь в русском поэтическом языке XVШ-XIX веков // Вопросы языкознания. 2018. № 5. С. 77-86.
4. Гаспаров Б.М. Литературные лейтмотивы. Очерки русской литературы XX века : монография. М. : Наука; Восточная литература, 1994. 304 с.
5. Замятина И.В., Сызранова Г.Ю. Семантическая природа причастных форм: глагольность, адъективность, субстантивность // Известия высших учебных заведений. Поволжский регион. Гуманитарные науки. № 3 (27). 2013. С. 118-127.
6. Лотман Ю.М. Семиосфера. СПб. : Искусство-СПБ, 2010. 704 с.
7. Лукин В.А. Художественный текст: Основы лингвистической теории и элементы анализа. М. : Ось-89, 1999. 192 с.
8. Муратова Е.Ю. Специфика функционирования причастия в поэтическом тексте // Вестник Пермского университета. Российская и зарубежная филология. 2014. № 1 (25). С. 48-52.
9. Новикова О.Ю. Прагматические функции причастия и причастного оборота в художественных и нехудожественных текстах // Вестник Воронежского государственного университета. Серия: Филология, журналистика. 2016. № 1. С. 43-45.
10.Соколов Б.В. Булгаковская энциклопедия : монография. М. : Локид; Миф, 1997. 593 с.
11. Твердохлеб О.Г. «Плавающий в покое мир...» (семантика причастий, характеризующих акватическую лексику в поэзии И. Бродского) // Вестник Марийского государственного университета. 2017. Т. 11. № 2 (26). С. 75-80.
12.Твердохлеб О.Г. Растительные реалии и их атрибутивная характеристика одиночными причастными формами в поэтическом тексте Иосифа Бродского // Филологический аспект. 2017. № 1 (21). С. 107-120.
13.Толковый словарь русских глаголов: Идеографическое описание. Английские эквиваленты. Синонимы. Антонимы / под ред. проф. Л.Г. Бабенко. М. : АСТ-ПРЕСС, 1999. 704 с.
14.Яновская Л.М. Творческий путь Михаила Булгакова : монография. М. : Сов. писатель, 1983. 318 с.
