CC BY
215
Литературоведение
Г.А. Сорокина
Латинский язык в произведениях А. Переса-Реверте
В статье анализируется феномен латинского языка в романах испанского писателя А. Переса-Реверте в сравнении с романами А. Дюма-отца.
Ключевые слова: латинский язык, современная литература, испанский писатель, А. Перес-Реверте.
Обращаясь к анализу ряда произведений современного испанского писателя Артура Переса-Реверте, следует отметить, что он принадлежит к тем многочисленным авторам, для которых творческое наследие Александра Дюма-отца стало источником собственного творчества [1]. Сам Перес-Реверте не только не дистанцируется от подобного сравнения, а, напротив, подчеркивает то обстоятельство, что он вдохновляется романами Дюма, которые, в определенном смысле, являются основой ряда его произведений. Сюжетные линии, герои, ситуации книг Дюма (и прежде всего «Трех мушкетеров») «служат отправным пунктом для создания новых сюжетов и героев, развитие которых происходит в рамках избранных современными писателями жанров, порождая принципиально новые творческие возможности» [11, с. 116]. Эти творческие возможности у Переса-Реверте, наполненные особой силой и энергией, сделали его книги чрезвычайно популярными, в том числе и в России. «Российская книжная реклама, почувствовав параллели с произведением Дюма, сразу окрестила Алатристе “новым испанским д'Артаньяном”, а романы о нем - “мушкетерским циклом” Переса-Реверте» [4, с. 105] -пишет исследователь творчества Дюма Э.М. Драйтова со ссылкой на публикацию в «Книжном обозрении» (2004, № 19).
Известно, что одной из особенностей творческого стиля Дюма является его широкое обращение к античным образам и реалиям [9; 10, с. 105]. Среди них большое место занимает латинский язык. Дюма поистине увлечен латинским языком и стремится приблизить его к читателю. Он любит цитировать латинских авторов, церковные латинские тексты, использовать латинские фразы в качестве эпиграфов, включает латынь в речь своих героев. Очень часто именно через латинский язык Дюма выражает важнейшие концептуальные идеи своих произведений. Аналогичные стилистические приемы, связанные с использованием латинского языка, мы находим и в романах Переса-Реверте.
Рассмотрим два романа испанского писателя, связанные между собой внутренним единством - «Фламандская доска» (1990) и «Клуб Дюма, или Тень Ришелье» (в русском переводе - «Девятые врата. Тень Ришелье») (1993). Эти произведения объединяет не только то, что в них появляются общие персонажи (хотя и не главные), но и их обращенность к одному и тому же материалу - к событиям Средних веков, к истории средневекового искусства. Оба романа, принадлежащие к детективному жанру, погружают читателя в особый мир коллекционеров, собирателей предметов старины, библиофилов, историков, специалистов-искусствоведов, реставраторов, художников, мир антикваров и антиквариата, мир интеллектуалов, экспертов, знатоков и ценителей старины, мир, закрытый для непосвященных. Коллекционирование и охота за историческими раритетами у Переса-Реверте предстают, прежде всего, как страсть, и на этом пути человек не останавливается ни перед чем, даже перед преступлением. Повествуя о предметах искусства, писатель совершает временные переходы из современности в другие исторические эпохи и культурные пласты, как в романе «Фламандская доска». При этом через призму искусствоведческого анализа исторических раритетов писатель тонко раскрывает психологию своих персонажей - людей как современного общества, так и отдаленного прошлого, изображенных на картине.
Область интересов писателя в этих романах - Средневековье. Перес-Реверте создает атмосферу этого времени, аромат эпохи, используя широкий диапазон художественных приемов и средств, одним из которых является латинский язык как язык средневековой культуры и искусства.
В романе «Фламандская доска» главные герои - антиквар и коллекционер Сесар, а также его молодая воспитанница ученица Хулия, ставшая художником-реставратором, - прекрасно владеют латынью, что позволяет им на высоком профессиональном уровне понимать, оценивать, атрибутировать произведения искусства. Антиквар пропитан духом рим-
Филологические
науки
Литературоведение
ской культуры, он испытывает огромную любовь к латыни, цитирует римских авторов, воспринимая их глубоко и эмоционально. Описывая свои чувства, он выразил их особо точно, прибегнув к сравнению именно с латинским духом: такая ненависть, какой, насколько я помню, я никогда ни к кому не испытывал: хорошая, крепкая, восхитительная латинская ненависть [8, с. 410]. Эту увлеченность латинским языком он смог передать своей ученице Хулии. Поэтому, когда ей в руки попадает картина работы фламандского художника XV в. «Игра в шахматы», на которой при проведении рентгеноскопии обнаруживаются три слова, невидимые глазу, она с увлечением приступает к их расшифровке. Исполненная безупречным готическим шрифтом надпись гласила: «Quis necavit equitem». Далее Перес-Реверте дает своеобразный урок латыни несведущему читателю и подробно объясняет смысл каждого латинского слова: Хулия достаточно разбиралась в латыни, чтобы понять ее без словаря. Quis -вопросительное местоимение, означающее «кто». Necavit - от глагола «песо», означающего «убить». А equitem - винительный падеж от существительного единственного числа «eques», означающего «рыцарь». То есть фраза значит «Кто убил рыцаря», причем это явно вопрос, иначе к чему бы здесь слово «Quis», придающее ей некоторую таинственность. Итак, «КТО УБИЛ РЫЦАРЯ?» [8, с. 6]. Очевидно, что в картине была зашифрована тайна убийства. Главная героиня берется за разгадку этого преступления, совершенного пятьсот лет назад.
Персонажи картины - двое мужчин благородной наружности, разыгрывающие шахматную партию, и дама, читающая книгу. Четвертым персонажем, хотя и отсутствующим на картине, но выступающим наблюдателем и свидетелем, зафиксировавшим эту сцену, выступает художник, автор этой картины. Возле голов этих персонажей готическими буквами подписаны их имена: Ferdinandus Ost. D. и Rutgier Ar. Preux, надпись у головы женщины гласила: Beatrix Burg. Ost. D.
Историческое расследование, проведенное героиней, позволяет ей четко определить личности, представленные на картине. Речь идет о Фердинанде Альтенхоффене и герцоге Роже Аррасском. В ходе работы над историческим материалом Хулия обращается за консультацией к исто-рику-медиевисту. Из его пространных глубоких профессиональных комментариев читатель проникает в события XV в., связанные со Столетней войной, в которой участвовал доблестный рыцарь Роже Аррасский - ближайший соратник короля Франции Карла VII. Лекция профессора-медиевиста потребовала от Переса-Реверте необходимости создать латинский колорит и включить в текст романа название средневекового источника на латинском языке - «De viribus illustris» («О знаменитых людях»).
Под таким названием нам известен труд римского историка Корнелия Непота (I в. до н. э.). Но наибольшую популярность приобрело историческое сочинение «Бе ушб ШшЯпЪш» Иеронима, которое он написал в 392-393 гг. Эта книга вызвала множество подражаний, продолжений и на протяжении всего средневековья считалась классическим трудом по истории. Перес-Реверте также включает латинские цитаты, касающиеся художника, автора картины - insignis рШвг (знаменитый живописец), о картине которого сохранилось свидетельство, что она написана неким «magistro magno е! famoso АаМеБСО depictum» (мастером великим и славным фламандцем была написана) [8, с. 31-32].
Итак, Хулия поставила перед собой задачу раскрыть тайну картины и ответить на вопрос, заданный этим фламандским художником. Она приходит к выводу, что расстановка фигур на шахматной доске символически соответствует персонажам этой картины.
Проводя историко-криминалистическое расследование, героиня вовлекает в эту ситуацию свое ближайшее окружение, в результате чего происходят, казалось бы, невероятные события: шахматная партия на средневековой картине неожиданным образом начинает разыгрываться в реальности, как будто некий опытный и таинственный мастер шаг за шагом передвигает фигуры, когда каждый следующий ход приводит к очередному убийству друзей Хулии.
Латинская фраза «Quis песаук equitem» как рефрен повторяется на страницах романа, усиливая напряженное детективное действие и стремление героини раскрыть преступления прошлого и настоящего, которые, как ей представляется, каким-то образом связаны друг с другом. Эта связь обнаруживается через построение шахматных фигур на картине, которые, как будто бы придя в движение, продолжают свое противостояние в действительности, где реальные люди словно превращаются в шахматные фигуры, которых уничтожают в некой хитроумной дьявольской игре.
Ответ на вопрос «quis?» («кто?») по законам детективного жанра прозвучит в конце романа. Хулии с помощью друга-шахматиста удается раскрыть оба преступления. Итогом исторического расследования стала вставная новелла, повествующая о трагических судьбах персонажей картины. Вся композиция картины, как и шахматная партия, по замыслу художника указывала на то, что убийцей Роже Аррасского был его партнер по шахматам и хозяин замка Фердинанд Остенбургский. Причиной же вражды стала супруга Фердинанда Беатриса Бургундская, впоследствии печально окончившая свою жизнь в монастыре.
Был выявлен и реальный преступник - им оказался антиквар Сесар. В прошлом талантливый шахматист, он совершал преступления, по его
Филологические
науки
Литературоведение
собственному признанию, на основе глубоко личных внутренних побуждений. Будучи поражен смертельным недугом, Сесар, украв картину и заметая следы, присвоил себе право распоряжаться жизнями и смертями других людей, часто руководствуясь, как в шахматной партии, исключительно эстетическими соображениями. При этом Перес-Ревер-те особо подчеркивает, что эстетическое начало Сесара глубоко связано с латинской культурой во всем ее многообразии. Сесар мыслит образами этой культуры. Так, желая тайно помочь Хулии в расследовании, он, как изощренный игрок, стремящийся придать партии завершенный характер, вводит еще одну фигуру - шахматиста высокого класса, которого уподобляет проводнику - поэту Вергилию из «Божественной комедии» Данте. Обращаясь к Хулии, Сесар говорит: Так что не оставалось ничего другого, как найти Вергилия, способного вести тебя по пути этого приключения [8, с. 415].
Поэт Вергилий является любимейшим автором антиквара. Перед тем как совершить самоубийство, он, прощаясь с Хулией, обращается к строкам именно из Вергилия: «Nec sum adeo informis..^ не настолько безобразен... Недавно на берегу я оказался, хоть море спокойно было...» Это было вполне в духе Сесара - процитировать Вергилия [Там же, с. 441]. Перес-Реверте здесь имеет ввиду отрывок из вергилиевых «Буколик» [2, с. 25]. Вторая эклога, которую цитирует Сесар, выбрана автором «Фламандской доски» не случайно - через античную поэзию он дает глубокую психологическую характеристику этому персонажу. Сесар -гомосексуалист, а вторая эклога «Буколик» посвящена описанию страсти, которую в хозяине Коридоне «зажег прекрасный собой Алексис» [Там же].
С помощью латинского языка Перес-Реверте словно дорисовывает образы своих героев, придавая им дополнительные оттенки и характеристики. Такие интересные штрихи мы находим, в частности, в словах подруги и делового партнера Хулии Менчу. Представления Менчу о латыни весьма приблизительны, поэтому рафинированная ученость Сесара вызывает у нее раздражение. Так, она говорит: «In dubio pro reo», как утверждает этот старый пижон Сесар, вечно щеголяющий своей латынью. Или не in dubio, а in pluvio? [8, с. 21-22].
Известно, что выражение «in dubio pro reo» означает «при сомнении в пользу обвиняемого». «Pluvium» по-латыни - «водосток для дождевой воды», следовательно, «in pluvio» переводится как «в водостоке». Нелепость этой латинской фразы в устах Менчу очевидна, она показывает ту пропасть, которая пролегает между Сесаром и Менчу. Именно эта фраза позволяет понять суть неприязненных, внутренне враждебных
отношений между Сесаром и Менчу, что впоследствии приводит к ее убийству Сесаром.
Очевидно и то, что неуместная латинская цитата в исполнении Менчу вызывает комический эффект. При этом интересно то, что Перес-Ревер-те оставляет указанный пассаж без комментария, предоставляя читателю самому разобраться с латинской фразой.
Таким образом, в романе через латинский язык автор решает две основные задачи. Во-первых, он создает средневековый колорит, который невозможно представить себе без латинского языка. Во-вторых, латинский язык здесь выступает как скупое, лаконичное и вместе с тем чрезвычайно выразительное средство характеристики персонажей. Уместно также было бы добавить, что расследование преступлений - исторического и современного - развивается в романе в соответствии с известной формулой римского права, касающейся тех вопросов, на которые следует ответить при расследовании преступления. Речь идет о следующей юридической формуле: «Quis? Quid? Ubi? Quibus auxiliis? Cur? Quomodo? Quando?» (Кто? Что? Где? С чьей помощью? Зачем? Каким образом? Когда?). Первый вопрос и ответ на него четко прозвучал в романе. Ответы на остальные риторические вопросы этой краткой, но глубочайшей формулы читатель находит сам, разгадывая тайны романа. На все эти вопросы отвечает в конечном итоге и Сесар - четко, строго и логично раскрывая смысл своей последней преступной шахматной партии. Пересу-Реверте удалось показать вопиющее несоответствие между эстетическими и этическими принципами этого персонажа. Для нас же важно то, какую роль играет латинский язык в создании как образа Сесара, так и всей атмосферы романа.
Главным героем другого романа Переса-Реверте «Клуб Дюма» является библиофил интеллектуал Корсо, который зарабатывает себе на жизнь в качестве эксперта и консультанта-искусствоведа, знатока книгоиздательского дела, специалиста по антиквариату. Этот роман построен практически по той же схеме, что и «Фламандская доска». Исторические персонажи и произведения искусства (в данном случае книги) также становятся своеобразными действующими лицами. Корсо живет в мире знатоков истории искусства, владельцев коллекций и библиотек, редких фолиантов. За этими раритетами ведется постоянная охота, ради них совершаются преступления. Перес-Реверте ведет читателя по таинственным лабиринтам этого мира коллекционеров. Многие из раритетов содержат «зловещие» тайны, зашифрованные послания, идущие из глубины веков, намекая на возможность обрести «посвященному» ключ к некоему «истинному» знанию, которое позволит обрести ищущему особые, сверхчеловеческие силы и открыть врата в иные миры и пространства.
Филологические
науки
Литературоведение
Сопровождая Корсо в его поисках библиографических редкостей, читатель попадает в библиотеку-архив баронессы Унгерн: Фонд Унгер-на владел самой богатой в Европе библиотекой по оккультным наукам. Корсо уже успел заметить неподалеку «Daemonolatriae Libri» Никола Реми, «Compendium Maleficarum» Франческо Марии Гуаццо, «De Daemo-nialitate et Bestialitate Incubus et Succubus» Людовико Синистари... Здесь был составлен один из лучших каталогов по демонологии [7, с. 57-58].
Перес-Реверте через разыскания Корсо в области литературных источников по оккультизму, демонологии, магии затрагивает проблему деятельности инквизиции. Он отражает эту сферу исторического знания, приводя красноречивый перечень публикаций на латинском языке по данной проблематике: Корсо остановился перед шеренгами книг, и внимание его привлек «Disquisitionum Magicarum» Мартина дель Рио [Там же, с. 58]. Здесь речь идет о сочинении «Разыскания о колдуньях» (1599), принадлежащее испанскому юристу, члену ордена иезуитов, демонологу, прославившемуся активным участием в процессах над ведьмами.
Беседуя с Корсо, баронесса Унгерн рассказывает о важнейших событиях в деятельности инквизиции по борьбе с еретиками. Так Перес-Реверте обращает внимание на одну из страниц в истории инквизиции, связанную с дискуссией внутри католической церкви по вопросу о существовании дьявола, и опять приводит ряд латинских источников: ... булла Папы Иннокентия VIII «Summis Desiderantes Affectibus» («Всеми помыслами души») провозгласила, что Западная Европа наводнена бесами и ведьмами. Тогда же два монаха-доминиканца, Крамер и Шпренгер, составили «Malleus Maleficarum» - учебник для инквизиторов [Там же, с. 68] -«Молот ведьм», опубликованный в 1486 г. Известно, что эта папская булла 1484 г. положила начало широчайшей практике процессов против ведьм и колдунов, захлестнувших Европу и продолжавшихся вплоть до начала XVII в. Булла объявила ересью неверие в колдовство, а печально известная книга «Молот ведьм» не только обосновала необходимость преследования колдунов и ведьм, но и утвердила сожжение их на костре.
Тему средневекового оккультизма невозможно осветить, не обратившись к латинской и древнегреческой терминологии. Автор вводит эти специфические зловещие термины: «carmina» (лат.) - в значении «заклинание», «магическая формула», «necromantia» (греч.) - «некромантия», «goetia» (греч.) - «колдовство». Яркость и наполненность краткому, но весьма содержательному очерку по средневековому европейскому оккультизму, алхимии, чернокнижию, так называемому герметическому знанию придают многочисленные латинские тексты и надписи (именно эти латинские тексты стали основой всей интриги романа), в кото-
рых, по представлениям ищущих «тайное знание», скрываются указания и ключи, понятные знатокам оккультизма: Ключ элементарный - это аббревиатуры, подобные тем, что использовались в древних латинских манускриптах [7, с. 86].
Комментируя латинские тексты к гравюрам той книги, которая интересует Корсо, баронесса Унгерн расшифровывает эти аббревиатуры, а читателю представлены также рисунки, снабженные латинскими надписями.
И именно через их расшифровку в романе создается некий образ оккультной философии, ее символики как составной части средневековой культуры. И на этой символике строится щекочущий нервы, зловещий демонизм романа. Баронесса Унгерн - воплощение блестящей эрудиции по этой проблематике. Слушая ее, Корсо спросил себя, «сколько шарлатанства таила в себе эрудиция, которой потчевала его собеседница» [Там же, с. 88]. Одна из расшифровок средневекового текста, сделанная баронессой, гласила: «pot. m. vere. im. go...» - «Я смогу оживлять восковые фигуры». [Там же, с. 73]. Баронесса разъяснила смысл гравюр, выраженный герметическим латинским языком: «Nemo pervenit qui non legitime сет^ует"^» («Никто, сражавшийся не по правилам, этого не достигнет»). Далее следуют надписи: «Clausae patent» («Открывают запертое»); «Verbum dimissum rastodiat arcanum». («Изроненное слово да сохранит тайну»); «Fortuna non omnibus aeque» («Судьба не одинакова для всех»); «Frustra» («Тщетно») «Dites^ mori» («Обогащаюсь смертью»); «Disdpu-lus potior magistro» («Ученик превосходит учителя»); «Virta iacet virtus» («Добродетель лежит побежденная»); «Nun: srio tenebris lux» («Теперь я знаю, что из тьмы идет свет») [Там же, с. 86-102].
Все эти латинские фразы, в конечном итоге, должны были составить некую формулу для магического ритуала, принадлежавшего в соответствии со средневеково-ренессансной традицией к так называемому «ars diaboli» («искусство дьявола»). Иными словами, речь идет о формуле-заклинании для вызывания дьявола. А именно эту цель преследовал человек, сделавший заказ Корсо на исследование нескольких книг, которые в своей совокупности должны были открыть тайный код «посвященному», обретающему таким образом власть над силами тьмы. Он искал те девять гравюр, или «девять врат», когда каждая гравюра должна была дать свой магический элемент и слово-ключ в сочетании латыни, древнегреческого и древнееврейского языков.
Для того, чтобы максимально усилить напряженное и по своей сути театрально-мистическое действие романа, Перес-Реверте ссылается на ряд специфических сочинений, в которых разрабатывается «ars diaboli», среди них «Theatrum diabolrcum» («Театр дьявола»), «De o^uba
Филологические
науки
Литературоведение
philosophia» («Об оккультной философии»), «De magna imperfetaque opera» («О великих и несовершенных деяниях»).
Извилистый путь поисков Корсо, в конечном итоге, приводит его к тому персонажу, кто, собрав все необходимые гравюры и источники, проводит магический ритуал, полагая себя тем единственным обладателем тайного знания, дающего возможность «вызвать дьявола». Это тайное знание сторожат змеи или драконы: Стражи изроненного слова -магической формулы, которая отворяет взор и позволяет сравняться с Богом [7, с. 272]. Эту идею уже безумный, по сути дела, адепт выражает по-латыни: «Serpens aut draco qui caudam devoravit» («Змей сиречь дракон, пожирающий свой хвост») [Там же]. Он многократно произносит заклинания и латинские формулы: «Sic exeo me...» («Так освобождаюсь...»). «Дьявольский ритуал» однако, завершается душераздирающим, нечеловеческим воплем, воплем ужаса и отчаяния «адепта дьявола». Этот, казалось бы, наиболее мистический контрапункт романа разрешается неожиданным гомерическим смехом: ведь одна из гравюр оказалась поддельной, поэтому вся ситуация «дьявольского театра» превращается в свою противоположность - в комедию и осмеяние нелепой фигуры невольного комедианта, так называемого «адепта темных сил».
Роман, полный всевозможных загадок, ужасов и «оккультных тайн», завершается краткой латинской фразой, расставляющей все на свои места. Эта фраза - «Ceniza sculpsit» («Сениса вырезал») - объясняет, что одну из гравюр создали братья Сениса, друзья и партнеры Корсо часто по весьма сомнительным операциям. Они сделали это из любви к искусству, стремясь сравняться в мастерстве с резчиком (sculptor) далекого Средневековья. При этом Перес-Реверте поясняет различие между «sculptor» -резчиком гравюры и «inventor» - создателем ее композиции.
Однако мы видим, что Перес-Реверте на этом не заканчивает свою игру с читателем, использую здесь весьма лукавый ход в построении своего мистического театра. Он оставляет читателя в напряжении с подспудной мыслью, что где-то, возможно, существует подлинная гравюра, которая даст нужную магическую комбинацию букв.
Завершая роман, Перес-Реверте прибегает к тому приему, который мы часто встречаем у Дюма: великий романист именно латинскому языку доверяет выражение наиболее значимых идей и этических выводов своих произведений. При этом Дюма нельзя упрекнуть в излишнем педантизме и сухой, абстрактной учености, т.к. латинский язык у него включен в интересное, занимательное и динамичное действие. Пересу-Реверте также не только удалось избежать опасности отвлеченного дидактизма, но и сделать латынь важнейшей частью исторического фона романа, ведь
образ средневекового оккультизма невозможно донести до современных читателей без обращения к латинскому языку.
Интересно проследить, как Перес-Реверте работает с латинским языком в романе «Фламандская доска» и «Клуб Дюма». Писатель постоянно держит латинские фразы и образы в центре внимания читателя, неоднократно возвращаясь к ним, повторяя их в различном контексте и размышляя над ними вместе с читателями. Иными словами, в этих романах происходит постоянная перекличка латинских реалий и напоминание их читателям. Многократное повторение латинского текста и своеобразный его анализ в контексте романа является удачным дидактическим приемом, цель которого - достичь глубокого понимания читателем предложенной Пересом-Реверте исторической темы. Испанский писатель, включив латинский язык в контекст массовой литературы, продолжает, таким образом, латинскую литературную традицию. Более того, Перес-Реверте внес новый импульс и во многом оживил эту традицию. Занимательные и напряженные детективные сюжеты произведений Переса-Реверте приобретают еще более загадочный характер благодаря тому, что загадки и тайны его романов зачастую сформулированы на латинском языке, а расследование преступлений, разгадывание тайн связано именно с правильным прочтением и расшифровкой латинского текста. Удачно используя прием включения латинского языка в сюжеты своих романов, Перес-Реверте усиливает их интеллектуальную основу.
Исторический роман Переса-Реверте «День гнева» (2007) посвящен одному из важнейших событий испанской истории нового времени - мадридскому восстанию 2 мая 1808 г. против Наполеона, которое, как известно, было жестоко подавлено французскими войсками. Это восстание стало событием мировой истории благодаря картине Франсиско Гойи «Расстрел повстанцев на горе Принсипе Пио 3 мая 1808 года». Восстание было мощным проявлением патриотического порыва, направленного против чужеземных захватчиков. Главным действующим лицом романа Перес-Реверте сделал испанский народ, ставший как героем, так и жертвой тех событий. Важно то, что писатель попытался представить определенный срез жизни различных слоев испанского общества. Стремление к исторической достоверности предполагает, прежде всего, тонкую и добросовестную работу с историческими реалиями. «Имея немалый опыт работы с историческим материалом, испанский писатель еще в своем культовом романе “Клуб Дюма”, или Тень Ришелье (1892) показал, как из сложения, сопоставления, сочетания фактов и текстов рождаются порой истины, а порой химеры. Говоря о “Дне гнева”, он не настаивает на том, что создал в полном
Филологические
науки
Литературоведение
смысле слова исторический роман, оставляет за собой право на домысливание и переосмысление деталей» [5, с. 17]. Среди этих деталей свое место занимает латинский язык. Обращение автора к латинскому языку и в этом романе отражает общий интерес Переса-Реверте к различным пластам латинской культуры. Роман не столь насыщен латынью, однако те латинские афоризмы, которые включены в текст, несут важную смысловую нагрузку.
Следует отметить, что весь роман написан в противовес официозной историографии. «В одном из интервью, комментируя свой роман, Артуро Перес-Реверте с горечью недоумевает: где же были в тот день люди, которые могли направить толпу, люди, которые тогда формировали дух нации? Писатели, политики, ораторы? Те, кому по роду их деятельности полагалось бы объяснять, вести за собой? Они сидели дома, приводя в споре со своей совестью разумные аргументы в пользу этого решения, -и уцелели» [6, с. 13].
Правящие верхи Испании не поддержали патриотический порыв народа, более того, они готовы были сдать Мадрид войскам Бонапарта. Именно поэтому глубоко саркастична классическая латинская фраза, вяло прозвучавшая на заседании Государственного Совета: Вспомните, что Александр с двадцатью тысячами македонцев разгромил трехсоттысячное войско персов. Недаром же сказано: «Audaces /вгґипа іиуаїІ...и всякое такое [Там же, с. 49]. От этих вергилиевских строк - «Храбрым судьба помогает» - «проникнутых не вполне уместным в столь ранний час патриотическим жаром, испуганно вздрогнули несколько членов совета, клевавшие носами в креслах, и в особенности - те, кто не позабыл начатков школьной латыни» [Там же]. Этот латинский афоризм, в течение многих столетий служивший призывам к героизму и самопожертвованию, здесь, в контексте романа, не только не совпадает со всей атмосферой происходящего в Совете, а наоборот, вступает в противоречие, резко контрастируя с трусостью и предательством присутствующих. Истинными же храбрецами стали представители третьего сословия и немногие военные, возглавившие повстанцев.
Вергилиевская фраза стала стержнем, вокруг которого развертывается действие романа «День гнева». Но все построено на контрастах и парадоксах, а последующее развитие событий, по сути дела, опровергает слова древнеримского автора. С одной стороны, мы видим трусость, предательство национальных интересов правящими кругами и планы подавления восстания собственного народа, с другой стороны - храбрость
1 Известна в русском переводе как «С теми Фортуна, кто храбр...» [3, с. 284].
и самопожертвование жителей Мадрида, вставших на защиту интересов того государства, той монархии, которые их предали. Но Фортуна была не на стороне этих храбрецов - восстание было подавлено жесточайшим образом, а картина Гойи стала величайшим художественно-историческим документом и свидетельством этой трагедии. Пафос произведения Гойи и пафос романа Переса-Реверте совпадают.
В остальной части романа латинский язык представлен на уровне школьной латыни, которая присутствовала в качестве неотъемлемой части жизни образованного сословия Испании XIX в.: «тапи тййап» («насильственно», «с применением военной силы»); «сопШеог» («исповедую»); «сиБЮБ гегит рг^епйа» («благоразумие - хранитель всех дел», или «береженого бог бережет»).
Латинский язык, даже если он достаточно скудно представлен в романах Переса-Реверте, всегда играет у него важную роль: он служит средством, с помощью которого автор воссоздает, подобно Дюма, определенную историческую эпоху или средством характеристики персонажей. Но в любом случае Перес-Реверте умело дозирует объем латинских текстов и терминов, не нарушая занимательности чтения.
Библиографический список
1. Буянов М.И. Непринадлежащие А. Дюма произведения и продолжения книг Дюма, созданные не им // Александр Дюма в России / Под ред. М.И. Буянова. М., 1996.
2. Вергилий. Буколики. Собр. соч. СПб., 1994.
3. Вергилий. Энеида. Собр. соч. СПб., 1994.
4. Драйтова Э.М. Роман А. Дюма «Три мушкетера» как архетипическая модель для современной массовой литературы // Вестник университета Российской академии образования. 2005. № 1. С. 103-107.
5. Огнева Е. Истины и химеры истории // Перес-Реверте А. День гнева. СПб., 2009. С. 5-21.
6. Перес-Реверте А. День гнева. СПб., 2009.
7. Перес-Реверте А. Девятые врата. Тень Ришелье. М., 2006.
8. Перес-Реверте А. Фламандская доска. М., 2009.
9. Сидорова Г.А. Античность в произведениях Александра Дюма // XIX век как литературная и культурная эпоха: Конференция памяти А.В. Карельского. (Москва, 18-20 июня 1999). Тезисы докладов. М., 1999. С. 87-89.
10. Сидорова Г.А. Этика истории в произведениях Александра Дюма // Александр Дюма в России / Под ред. М.И. Буянова. М., 1996. С. 102-109.
11. Ярков А. «Клуб Дюма» и «Гвардия Феникса»: творчество Александра Дюма как источник новых литературных сюжетов // Александр Дюма и современность / Под ред. М.И. Буянова. М., 2002. С. 116-123.
Филологические
науки
