CC BY
22
Е. В. Желтова
Латинские рефлексивы
НА ПЕРЕСЕЧЕНИИ СИНТАКСИСА И ПРАГМАТИКИ
Резюме. В исследовании делается попытка объяснить случаи употребления латинских рефлексивов (se и suus), которые не подчиняются стандартным правилам, изложенным в грамматиках латинского языка. Во-первых, это случаи употребления рефлексивов с антецедентами, не являющимися грамматическим подлежащим клаузы. Для их объяснения привлекается понятие темы высказывания, кореференция с которой необходима для использования в клаузе возвратного местоимения. Во-вторых, это случаи употребления разных местоимений (личных и возвратных) в синтаксически сходных позициях, т.е. там, где ожидается возвратное. Для их объяснения вводится понятие фокуса эмпатии.
Данный метод, сочетающий синтаксический и прагматический подходы, позволяет по-новому сформулировать правило употребления рефлексивов в латыни.
Ключевые слова: рефлексив, эмпатия, фокус, тема, референт, кореференция, антецедент, местоимение, коммуникативный, прагматика, синтаксис.
В языках мира выделяется три основных типа рефлексивов:
а) именной (nominal - имя или местоимение), в) глагольный (verbal - когда рефлексивный маркер является частью глагольной формы),
с) притяжательный (possessive - например, притяжательное местоимение или прилагательное) (Lichtenberk 1992: 3504).
В латинском языке имеют место все эти типы1, однако мы остановимся только на некоторых случаях упо-
1 Э. Ш. Генюшене и В. П. Недялков выделяют в классической латыни, помимо рефлексива с показателем Бв, также рефлексив, маркированный серией глагольных окончаний на -г (Генюшене, Недялков 1991: 249).
требления именного (sui, sibi, se) и притяжательного (suus) рефлексивов, т. е. рефлексивных местоимений2.
Грамматические свойства рефлексивных местоимений3 и содержащих их конструкций вызывают устойчивый интерес у лингвистов разных направлений начиная с середины прошлого века4. На фоне впечатляющих результатов, достигнутых отечественными и зарубежными лингвистами на обширном языковом материале, в который включаются как хорошо известные европейские (например, английский, французский, русский), так и более «экзотические» (например, дагестанские) языки, вызывает недоумение невовлеченность в эту сферу исследований латыни и древнегреческого, которые оказались - в этом отношении - менее изученными, чем, к примеру, цахурский или даргинский. Данная статья представляет собой попытку если не устранить, то хотя бы частично заполнить эту лакуну.
Латинские грамматики считают регулярными следующие случаи употребления рефлексивов (Боровский, Болдырев 1975: 61; Соболевский 1998: 370; Blatt 1952: 138; Ernout, Thomas 1953: 182-183; Hofmann, Szantyr 1965: 174; Riemann 1935: 24-25):
1. В независимом предложении - для кореференции члена предложения, выраженного рефлексивом, с субъектом предложения (так называемое прямо-рефлексивное употребление):
2 Иногда их называют лично-возвратным и притяжательновозвратным местоимениями (Боровский, Болдырев 1975: 60).
3 В употреблении данного термина мы опираемся на определение, данное в (Тестелец, Толдова 1998: 35): «Рефлексивными (= возвратными) местоимениями, или просто рефлексивами, мы называем такие местоимения, которые могут употребляться анафорически и хотя бы в части таких употреблений требуют обязательного наличия антецедента, во-первых, грамматически приоритетного (например, подлежащего) и во-вторых, находящегося в составе той же синтаксической единицы (например, предложения), в которую входит само местоимение». Следует, однако, заметить, что термин «рефлексив» иногда употребляется в более узком смысле и подразумевает только глагольный рефлексив (Geniusiene 1987: 26).
4 См. обзор в (Тестелец, Толдова 1998: 35-44).
1) Se quisque diligit (Каждый любит себя)
2) Bestiis homines utuntur ad suam utilitatem (Люди пользуются животными для своей пользы).
2. В подчиненном предложении (или синтаксическом обороте) - для кореференции с субъектом главного предложения, когда подчиненное выражает мысль этого субъекта (т. н. косвенно-рефлексивное употребление, русскому возвратному местоимению не свойственное):
3) Cassius constituit, ut ludi absente se fierent suo nomine (Cic. At. 15,11, 2) (Кассий постановил, чтобы в его отсутствие игры проводились под его именем).
Однако повседневный опыт чтения латинских авторов разных эпох показывает, что рефлексивы в латыни употребляются, во-первых, гораздо шире (что отмечается и авторами книг о латинском синтаксисе), а во-вторых, далеко не всегда подчиняясь указанным выше правилам.
Мы видим здесь две проблемы.
Первая состоит в том, что антецедент латинского ре-флексива вовсе не обязан быть грамматическим подлежащим, а может быть прямым дополнением, косвенным дополнением или входить в предложную конструкцию, как в примерах 4, 5, 6:
4) Hunc (Hannibalem) sui cives e civitate eiecerunt (Cic.Pro Sest. 142) (Его (Ганнибала) сограждане (букв. «свои граждане») изгнали из государства).
Рефлексив кореферентен прямому дополнению hunc.
5) Faustulo spes fuerat regiam stirpem apud se educari (Liv. 1,5,5) (У Фавстула до этого была надежда, что у него воспитывается царское потомство).
Подлежащее - spes, а не Faustulo, и местоимение se кореферентно косвенному дополнению.
6) A Caesare valde liberaliter invitor...sibi ut sim legatus (Cic. Att. 2, 18, 3) (Я весьма ласково приглашен Цезарем быть у него легатом).
Здесь антецедент рефлексива (а Caesare) входит в предложную конструкцию.
Вторая проблема состоит в том, что зачастую мы видим возвратное местоимение там, где ожидали бы увидеть личное, и наоборот. Пример 7:
7) (Liberi) mihi vero et propter indulgentiam meam et propter excellens e o r u m ingenium vita sunt mea cariores (Cic. Quin. 2) (Дети же и вследствие моей снисходительности, и по причине исключительной их одаренности дороже мне моей жизни).
Подлежащее - liberi, и, в соответствии с правилами грамматики, здесь ожидается рефлексивное местоимение suum, но Цицерон вместо suum употребляет личное eorum.
Разумеется, авторы латинских грамматик пытаются найти объяснения таким случаям, то называя подобные рефлексивы «эмфатическими», то противопоставляя грамматическому субъекту, с которым должен соотноситься рефлексив, «реальный (или «логический») субъект», составляющий «центр мысли» автора высказывания (Blatt 1952: 139; Ernout, Thomas 1953: 183; Riemann 1935: 27; Woodcock 1959: 24). Но нельзя не заметить, что эти объяснения носят чисто интуитивный характер и не складываются в стройную систему. Недаром Эрну и Тома (Ernout, Thomas 1953: 184-185) в конце концов были вынуждены признать, что даже в классическую эпоху употребление рефлексивных местоимений оставалось неустойчивым. Очевидно, что такие случаи требуют специального объяснения и что правила, сформулированные в латинских грамматиках, нуждаются в коррекции.
Опыт исследователей, занимающихся описанием рефлексивных местоимений в различных языках, показывает, что чисто синтаксичкский подход обречен на неудачу и что необходимо учитывать семантические, прагматические и дискурсивные факторы (см., в частности, (Lichtenberk 1992: 3507; Yokoyama, Klenin 1976: 249; Кибрик 1987: 79; Тестелец, Толдова 1998: 43)). Первые шаги уже сделаны в этом направлении и применительно к латыни. Так, в статье Николетты Пудду (Puddu 2007: 95), посвященной реконструкции рефлексивных маркеров в праиндоевропей-ском языке на материале латыни и греческого, говорится, что употребление рефлексива в обоих древних языках обнаруживает зависимость от прагматической категории темы. Лично-возвратное и притяжательно-возвратное местоимения (se и suus) могут относиться либо к теме простого предложения, в котором они употреблены (это
прямой рефлексив), либо к макротеме5 сложного предложения (это косвенный рефлексив) независимо от их синтаксической реализации. Так, в примере 8) темой является Ариовист, поэтому именно он всегда оказывается референтом возвратного местоимения:
8) Ariovistus respondit, si quid ipsi a Caesare opus est, sese ad eum venturum fuisse; si quid ille se velit, illum ad se venire oportere (Caes. B.G. 1, 34, 5). (Ариовист ответил, что, если что-нибудь ему от Цезаря нужно, он к нему придет; если что-нибудь тот от него захочет, то он к нему прийти должен)
Именно таким образом, т. е. кореференцией с темой, а не с субъектом мы можем объяснить рефлексивы в приведенных выше примерах 4), 5) и 6), в которых они относятся не к грамматическому подлежащему, а именно к теме предложения, во всех трех случаях получающей различное синтаксическое оформление (прямое дополнение, косвенное дополнение, предложная конструкция).
Получается, что основной принцип употребления латинских рефлексивов, т. е. кореференция с субъектом, оказывается лишь частным случаем более общего принципа кореференции с темой, причем только в том случае, если тема и субъект совпадают.
В определенной степени этот принцип действует и в русском языке. Известно, что употребление русских возвратных местоимений отличается от употребления реф-лексивов и в латинском, и в других европейских языках, однако все же можно найти общие точки.
Е. В. Падучева, занимавшаяся исследованием семантики рефлексивов в русском языке (Падучева 1985: 206), отмечает зависимость возвратных местоимений от коммуникативной структуры предложения. Оказывается, что употребление возвратного местоимения в русском языке обязательно везде, где оно возможно (т. е. предпочтительным является «Я возьму свою книгу», а не «Я возьму мою книгу»), однако, если антецедент местоимения не является в высказывании темой (данным), то обя-
5 Под макротемой (шасго1орк) понимается тема более обширного, чем простое предложение, отрезка текста.
зательность возвратного местоимения снимается. Ср. 9 а) и
b) и 10 a) и b):
9) a) Он хозяин в своем доме. (Он - тема). b) Хозяин в его доме он сам. (Он - рема).
Аналогично:
10) a) Он сам причина крушения своих планов. b) Причина крушения его планов он сам.
(Примеры из: Падучева 1985: 206).
Определенная параллель с латынью, как видим, имеется.
Итак, именно тема, а не субъект предложения оказывается контролером рефлексива в латинском языке. Однако даже с ее помощью можно объяснить далеко не все случаи. Как, например, объяснить употребление разных местоимений - личного и возвратного - в сходных синтаксических позициях в предложениях 11) и 12), принадлежащих, кстати, одному автору:
11) Valde eum diligo propter summam probitatem eius (Cic. Fam. 9, 25, 2) (Весьма ценю его за высочайшую его порядочность).
12) Dicaearchum cum Aristoxeno aequali suo... omittamus (Cic. Tusc. 1, 18. 41) (Давайте оставим Дикеарха со сверстником его Аристоксеном).
Пусть антецеденты интересующих нас местоимений eius и suo в обоих предложениях являются темой; это, однако, не вынудило Цицерона употребить в них одно и то же местоимение (как это происходит в русском переводе).
А вот еще одна пара предложений, в которых для обозначения аналогичных референтов употребляются разные местоимения:
13) M. Papirius ... dicitur Gallo, barbam suam permulcenti, scipione eburneo in caput incusso, iram movisse (Liv. 5, 41, 9) (Говорят, что Марк Папирий возбудил гнев галла, трепавшего его бороду, ударив по голове посохом слоновой кости).
14) Cn. Pompeius ... cunctae Italiae cupienti et eius fidem imploranti signum dedit, ut ad me restituendum Romam concurrerent (Cic. P.Mil. 39) (Гней Помпей дал сигнал всей Италии, жаждущей и взывающей к его преданности, чтобы сбегались в Рим для восстановления меня в правах).
И Папирий, и Помпей выполняют функцию темы, но кореферентом Папирия оказывается возвратное, а корефе-рентом Помпея - личное местоимение.
Получается, что контролем темы невозможно объяснить все «сомнительные» случаи. Поэтому мы предлагаем для объяснения кажущейся непоследовательности латинских авторов ввести еще одну коммуникативную категорию - фокус эмпатии.
Эмпатия - это идентификация говорящего с участником или объектом сообщаемого события, изложение фактов с его точки зрения. Фокус эмпатии - это носитель точки зрения, тот исходный пункт, в который помещает себя говорящий, выбирая имена для других объектов. (Николаева 1990: 592; Падучева 1983: 205). Эмпатия может варьироваться от объективного изложения события (нулевого фокуса) до абсолютного совпадения точек зрения говорящего и участника излагаемой ситуации. Например, высказывание «Саша подарил Маше часы» - объективно, и эмпатия в нем нулевая, а в предложении «Муж Маши подарил ей часы» фокус эмпатии - Маша, так как через нее говорящим определяется референт «Саша». У эмпатии имеется множественная иерархия: иерархия поверхностно-синтаксической структуры (субъект - прямой объект - косвенный объект), иерархия участников речевого акта (говорящий - слушающий - третье лицо), в которой локуторы обладают приоритетом на фокус эмпатии над нелокуторами, иерархия одушевленности6 (человек -животное - вещь), иерархия дискурсивной анафоричнос-ти, в которой эмпатия с уже упомянутым объектом выше, чем с тем, который впервые введен в дискурс (Кипо, КаЬигак 1977: 646, 652-654).
Языки различаются не только способами выражения фокуса эмпатии, но и степенью обязательности ее выражения. Так, японский язык требует непременного принятия в любом высказывании некоторой точки зрания, и от фокуса эмпатии в нем зависит, например, выбор гла-
6 В статье Куно и Кабураки она названа Humanness Hierarchy (Kuno, Kaburaki 1977: 653).
гола - сказуемого (Kuno, Kaburaki 1977: 630). В индоевропейских языках эта категория не оказывает такого решительного влияния на грамматику, но при этом существует и имеет свои средства выражения. Часто в инвентарь этих средств оказываются вовлечены рефлексивные местоимения. Так, в английском языке понятие фокуса эмпатии необходимо, чтобы объяснить нерефлексивные употребления местоимений на -self, как в примере 15 а):
15а) She remembered also, that till the Netherfield family had quitted the country, he had told his story to no one but herself (J. Austen, "Price and Prejudice") (Она еще вспомнила, что до отъезда незерфилдской семьи в город он не рассказывал своей истории никому, кроме нее).
Здесь рефлексивное местоимение herself, вопреки синтаксическому правилу его употребления, соотносится не с референтом подлежащего той клаузы, в которую оно входит, а с тем персонажем (Элизабет Беннет), который в данном отрезке текста находится в центре внимания говорящего (пример из (Тестелец 2001: 464)).
В русском языке возвратные местоимения также задействованы для выражения фокуса эмпатии: например, в предложении 15b) выбор предложной конструкции для себя или для него зависит от того, кому принадлежит оценка задачи как трудной - референту подлежащего или говорящему:
15b) Он всегда берется за трудные для себя задачи; однако слишком трудные для него.
(Пример из: Падучева 1985: 207).
Нам представляется, что латинский язык решает эту проблему аналогичным образом. Вернемся к примерам
11 и 12: Цицерон использует разные местоимения в сходных синтаксических позициях из-за разных фокусов эмпатии: в № 11 фокусом эмпатии является говорящий (Цицерон), а в № 12 - Дикеарх (несмотря на то, что субъект предложения в первом лице, т.е. обладает приоритетом на фокус эмпатии!). И на этой паре примеров становится очевидной еще одна важная вещь: употребление ре-флексива возможно только тогда, когда тема и фокус эмпатии совпадают, т. е. между ними нет конфликта.
Примеры 13 и 14 подтверждают нашу гипотезу: в № 13 Папирий - тема и фокус эмпатии, чем и обусловлено употребление рефлексива, а в № 14 Помпей - только тема, поэтому Цицерон употребляет личное местоимение вместо возвратного.
Конфликт темы и фокуса эмпатии объясняет отсутствие рефлексива и в примере № 7: liberi - тема, но вместо ожидаемого кореферента suum Цицерон употребил eorum, поскольку фокус эмпатии не дети, а сам Цицерон (дети исключительно талантливы с его, а не с их точки зрения).
Классические авторы предоставляют нам множество других примеров:
16) ...tirones...iureiurando a^epto nihil iis nocituros hostes, se Otacilio dediderunt (Caes. B.C. 3, 28, 4). (.новобранцы, получив клятвенное заверение, что враги нисколько им не повредят, вручили себя Отацилию).
Новобранцы являются темой предложения, но вместо ожидаемого sibi в составе синтаксического оборота Цезарь употребил iis, т. к. фокус эмпатии не новобранцы, a Ота-цилий: это по его, а не по их мнению врагов не стоит опасаться - на выбор местоимения в составе оборота Ablativus absolutus влияет не контроль темы, а фокус эмпатии. А рефлексив при главном предикате dediderunt указывает на нулевой фокус эмпатии при соблюдении контроля темы.
17) Senatum ad pristinam suam severitatem revocavi (Cic. Att. 1,16, 8) (Я призвал сенат к его древней строгости).
Несмотря на то, что субъект в 1 лице, фокус эмпатии -сенат, чем обусловлено употребление рефлексива suam.
18) Persuadent Rauricis et Tulingis et Latovicis, finitimis suis, uti, eodem usi consilio... una cum iis proficiscantur, Boiosque.receptos ad se socios sibi asciscunt (Caes. B.G. 1, 5, 4) (Они (гельветы) убеждают рауриков, тулингов и латовиков, своих соседей, чтобы, воспользовавшись тем же решением, они выступили вместе с ними, и, приняв к себе боев, признают их для себя союзниками).
Личное местоимение iis использовано вместо возвратного secum, т. к. фокус эмпатии не гельветы, являющиеся темой этого пассажа, а их соседи, которых и предстоит убедить, и высказывание оформляется как бы с их точки
зрения. Попытки комментаторов (Соболевский 1946: 51) объяснить это место стремлением Цезаря избежать двусмысленности, происходящей, якобы, из-за смешения подлежащих главного и придаточного, неубедительны, во-первых, потому, что как раз здесь нет никакой двусмысленности, а во-вторых, потому, что латинские авторы вовсе не стремятся ее избегать, по крайней мере, в классическую эпоху, и в одном и том же предложении рефлексивы могут быть прямыми и косвенными (Ernout, Thomas 1953: 183; Соболевский 1998: 371). Нам гораздо ближе точка зрения Т. Р. Холмса, который призывает издателей и читателей Цезаря не упрекать писателя за «небрежность» и -как следствие последней - нарушение грамматических правил, а внимательно проследить за тем, как Цезарь обращается с языком, признанным мастером которого он был, и в соответствии с этим внести изменения в грамматические правила (Holmes 1914: 6).
Приведем еще один пример из Цезаря, в котором фокус эмпатии влияет на выбор местоимения:
19) Allobrogibus sese vel persuasuros, quod nondum bono animo in populum Romanum viderentur, existimabant, vel vi coacturos, ut per fines eos ire paterentur. (Caes. B.G. 1, 5, 4). (Они (гельветы) полагали, что либо убедят аллоброгов, так как те казались еще недостаточно расположенными к римскому народу, либо принудят силой, чтобы они разрешили им пройти через границы).
Eos употребляется вместо se, поскольку фокус эмпатии - аллоброги, а не гельветы.
Итак, разобранные примеры позволяют сделать вывод, что чередование в синтаксически сходных позициях личных и возвратных местоимений, производящее на первый взгляд впечатление непоследовательного и хаотичного, находит объяснение через коммуникативные категории контроля темы и фокуса эмпатии и, таким образом, приобретает известную стройность.
Эти факторы продолжают действовать и в латыни «серебряного века»:
20) Immo supercilia etiam profert de pyxide sciteque iacturae liniamenta secuta totam illi formam suam reddidit (Petron. 110, 2)
(Затем вынула из баночки брови и, искусно подражая очертаниям утерянных, вернула ему всю его красоту).
Петроний употребил местоимение suam, сфокусировав свою эмпатию на Гитоне, а не на служанке Трифэны.
Со временем, однако, эта стройная система приходит в упадок, и в позднем языке, похоже, рефлексивы перестают употребляться как средства выражения контроля темы и фокуса эмпатии, о чем свидетельствует пример из Юстина (3 век н. э.) №21):
21) (Lycurgus) iureiurando obligat civitatem nihil eos de eius legibus mutaturos priusquam reverteretur (Iustin. З, 3, 11)(Ликург обязал государство (т. е. спартанцев) клятвой, что они не изменят ничего из его законов, пока он не вернется).
Мы ожидали бы либо nihil se de eius legibus, если фокус эмпатии - спартанцы, либо nihil eos de suis legibus, если фокус эмпатии - Ликург.
Подведем итоги. Мы рассмотрели далеко не все случаи употребления рефлексивных местоимений в латыни, сознательно оставив в стороне рефлексивы в безличных конструкциях, в устойчивых выражениях типа per se, в ре-ципрокальном употреблении (inter se) и прочие.
Мы пытались найти объяснение лишь случаям кажущегося отступления от их канонического пряморефлексивного и косвеннорефлексивного употребления и нашли его в плоскости прагматики - коммуникативных категорий темы и фокуса эмпатии. Именно взаимодействие двух данных коммуникативных параметров и позволяет непротиворечиво объяснить все случаи выбора рефлексивного или личного местоимений.
Правило выбора работает по следующему алгоритму конкуренции и взаимодействия темы и фокуса эмпатии: рефлексив всегда кореферентен теме высказывания, но его употребление возможно в случае отсутствия конфликта темы и фокуса эмпатии, что может быть реализовано в двух ситуациях:
1. Тема и фокус эмпатии совпадают.
2. Фокус эмпатии отсутствует.
Если же фокус эмпатии совпадает с членом предложения, не являющимся темой, то употребляется не рефлексивное, а личное местоимение.
Применяемый в статье метод выявления множественности параметров синтаксического и прагматического измерений не просто показывает необходимость описания латыни с привлечением современных лингвистических теорий и принятого в современном языкознании понятийного аппарата, что позволяет включить латынь в широкий типологический контекст, но и объясняет кажущиеся необъяснимыми - в рамках традиционного подхода -явления.
Литература
Боровский, Болдырев 1975 - Боровский Я. М., Болдырев А. В.
Учебник латинского языка. Изд. 4. М.
Генюшене, Недялков 1991 - Генюшене Э. Ш., Недялков В. П. Типология рефлексивных конструкций // Теория функциональной грамматики. Персональность. Залоговость. СПб. С. 241-276.
Кибрик 1987 - Кибрик А. А. Фокусирование внимания и местоименно-анафорическая номинация // ВЯ. № 3. С. 79 - 90. Николаева 1990 - Николаева Т. М. Эмпатия // Лингвистический энциклопедический словарь. М. С. 592.
Падучева 1985 - Падучева Е. В. Высказывание и его соотнесенность с действительностью (референциальные аспекты семантики местоимений). М.
Соболевский 1946 - Соболевский С.И. Введение и комментарии к кн.: Гай Юлий Цезарь. Записки о войне с галлами. Кн. 1. М. Соболевский 1998 - Соболевский С. И. Грамматика латинского языка. Теоретическая часть. Морфология и синтаксис. Изд. 3. СПб.
Тестелец 2001 - Тестелец Я.Г. Введение в общий синтаксис. М. Тестелец, Толдова 1998 - Рефлексивные местоимения в дагестанских языках и типология рефлексива // ВЯ. № 4. С. 35-57. Blatt 1952 - Blatt F. Precis de syntax latine. Lyon // Collection "Les langues du monde". Vol. 8.
Ernout, Thomas 1953 - Ernout A., Thomas F. Syntax latine. Paris. Geniusiene 1987 - Geniusiene E. The Typology of Reflexives. Berlin -New York - Amsterdam.
Hofmann, Szantyr 1965 - Lateinische Syntax und Stilistic. Von J.B.Hofmann, neubearbeitet von A.Szantyr. Munchen.
Holmes 1914 - С. I. Caesaris Commentarii rerum in Gallia gestarum VII. Ed. by T. Rice Holmes. Oxford.
Kuno, Kaburaki 1977 - Kuno S., Kaburaki E. Empathy and Syntax //Linguistic Inquiry. Vol. 8, № 4. (Fall,1977). P. 627-672. Lichtenberk 1992 - Lichtenberk F. Reflexives // The Encyclopedia of Language and Linguistics. Editor-in-Chief R. E. Asher. Coordinating Editor J. N. Y. Simpson. Oxford. P. 3504-3509.
Puddu 2007 - Puddu N. Reconstructing reflexive markers in Indo-European: evidence from Greek and Latin // Greek and Latin from Indo-European Perspective. Proceedings of the Cambridge Philological Society. Suppl.vol. 32. P. 89-100.
Riemann 1935 - Riemann O. Syntax latine. 7-me ed. Paris.
Woodcock 1959 - Woodcock E. C. A New Latin Syntax. London. Yokoyama, Klenin 1976 - Yokoyama O.T., Klenin E. The Semantics of 'Optional' Rules: Russian Personal and Reflexive Pronouns // Sound, Sign and Meaning: the Quinquagenary of the Prague Linguistic Circle. Ed. L.Matejka. Michigan Slavic Contributions 6. Ann Arbor, Michigan. P. 149-271.
Summary
The article deals with some functions of Latin reflexive pronouns (se and suus) which cannot be explained from the syntactic point of view. According to the syntactic rules, the reflexive pronoun can refer to the subject of the clause in which it occurs (the direct reflexive) or to the subject of the matrix clause in reported speech or, more generally, in other types of subordination (the indirect reflexive), but in fact, the antecedent of a Latin reflexive need not be a grammatical subject at all. It can instead be a direct object, an indirect object or a prepositional phrase. This use of Latin reflexives can be explained more satisfactorily if they are analyzed from a pragmatic, rather than a syntactic point of view: the reflexive pronouns se and suus can refer to the topic of the clause in which they occur, or to the topic of discourse (macrotopic) in cases of subordination, independently of their syntactic realization. The second problem to be explained is the confusion of personal and reflexive pronouns in syntactically similar conditions, that is, in some cases, the personal pronoun is used instead of the reflexive even when the reference is made to a term with a topic function. These uses are supposed to depend on the pragmatic function of empathy (the speaker's attitude towards the participant in the event that he is describing): if the focus of empathy is on the referent with a topic function, the reflexive is used, on the contrary, if the focus of empathy is on the non-topic referent, the personal pronoun is used.
This method of combining syntactic and pragmatic dimensions allows to formulate the exhaustive rules of Latin reflexive: it can be used if the topic of the clause and the focus of empathy are not in conflict, i.e. 1) when the topic and the focus of empathy coincide or 2) when the focus of empathy is zero.
