CC BY
150
Культурология
УДК 141
Дашидоржиева Баирма Владимировна Bairma Dashidorzhieva
ЛАКУНА КАК ОБЪЕКТ КУЛЬТУРОЛОГИЧЕСКОГО ЗНАНИЯ
LACUNA AS A SUBJECT OF CULTURAL STUDIES
Рассмотрено содержание понятия «лакуна» в контексте лингвокультурологической и философской парадигм. На основе синтеза этих направлений сделана попытка выявить функции лакуны в меж-культурном взаимодействии: молчания, помехи, пустого знака
Ключевые слова: лакуна, отсутствие, меж-культурное взаимодействие, постмодернизм, молчание, лингвокультурема, культурное самоопределение, интеграция культур
The article covers lacuna studies in lingvocultural and philosophical paradigms. On the basis of synthesis of these paradigms the author attempts to reveal the functions of a lacuna in intercultural interaction
Key words: lacuna, gap, intercultural interaction, postmodernism, silence, pause, lingvocultural word, cultural self-determination, cultural integration
Проблема понимания лакуны в меж-культурной коммуникации особенно актуальна, что обусловлено рядом факторов. Во-первых, к наиболее серьезным рискам Федеральная целевая программа «Культура России (2006-2011 гг.)» относит нарушение единого информационного и культурного пространства; нарушение принципа выравнивания доступа к культурным ценностям и информационным ресурсам различных групп граждан. Во-вторых, для преодоления конфликта культур и постепенного размывания национальных границ требуется глубокое осмысление специфики лакуны в межкультурной коммуникации.
Лакуна как явление культуры неразрывно связана с культурными процессами, происходящими не только локально, но и глобально. С позиции культурологии особенно важно раскрыть природу, функциональную и содержательную сущность лакуны, чтобы полноценно участвовать в
диалоге культур. В этом контексте требуется междисциплинарный опыт философского и лингвокультурологического анализа лакун.
На наш взгляд, лакуна как объект культурологического знания соответствует следующим особенностям постмодерна: отказ от построения единой системы культурных норм в пользу множества частных нормативных систем, вместо согласия и порядка
— различия, разногласие, противостояние, не общезначимость, а условность или метафоричность, не существование, а разные, в том числе и «непрозрачные» реальности [13; С. 80].
В культуре постмодерна значительное место занимает феномен отсутствия. Среди основных понятий, специфических для постмодернистской философии, можно выделить «знак», фиксирующий принцип «наличия отсутствия» объекта или явления. Согласно теории, развитой впоследствии
Ж. Деррида и Ю. Кристевой, знаковая культура рождается из потребности обозначить отсутствие предмета [13; С. 84]. Лакуна как феномен отсутствия в дискурсе исследуется М. Фуко. М. Фуко, рассматривая специфику дискурсивных анализов в работе «Археология знания», выделяет многоуровневость и разрывность в организации дискурса, наличие в нем «глубинных структур» и «осадочных пластов». О глубинных структурах дискурса и их диалогизме высказывается и Ю. Кристева [8; С. 438]. Высказывание как элементарная общность дискурса, по мнению М. Фуко, невидимо и несокрыто. Несокрытый и невидимый уровень высказывания находится на пределе языка [16; С. 18]. Фуко призывает стремиться изучать высказывания «на границе, которая отделяет их от того, что не сказано, в инстанции, которая заставляет их появиться в своем отличии от всех остальных». С точки зрения философа, дискурсивная формация является распределением лакун, пустот, отсутствий, пределов и разрывов [13; С. 698]. Как отмечал французский мыслитель: «Речь идет не столько о том, чтобы обнаружить у индивида чувства и мысли, позволяющие ассимилировать его с другими и сказать: вот это — грек или это
— англичанин, сколько о том, чтобы уловить все хрупкие, единичные, субиндиви-дуальные метки, которые могут пересечься и образовать сеть, недоступную для распутывания» [16; С. 703]. М. Фуко пользуется термином «лакунарная множественность переплетенных объектов». Таким образом, в работе «Археология знания» Фуко приходит к выводу, что встречающиеся в высказываниях «пропуски» или пробелы не следует путать с «потайными» значениями» высказывания.
Как нам представляется, выявленные М. Фуко особенности дискурса: «глубинные структуры», «осадочные пласты», «лакунарная множественность переплетенных объектов», субиндивидуальные метки, «пропуски», пробелы представляют собой определения лакуны в теории постмодернизма.
Это дает основание выявить факторы
проявления лакуны в межкультурном взаимодействии, проследить трансформацию данного термина, тем самым выявить функции лакуны в межкультурном взаимодействии.
Опираясь на теорию лакун (Ю.А. Сорокин, И.Ю. Марковина), можно говорить о следующих факторах проявления лакуны в межкультурном взаимодействии:
1) сложности и степени дифференциации культур, которые вызывают несовпадение образов сознания участников общения; непонимание фрагментов неавтохтонного ( другого) вербального и невербального опыта; совмещение образов «своего» и «чужого» сознания при выборе тактик достижения понимания в межкультурном взаимодействии;
2) зоне культурной, языковой бифуркации, создаваемой конфликтом прежнего жизненного опыта, в том числе языка, усвоенных норм и ценностей своей культурной среды, и новым социокультурным окружением. С.Н. Гавров определяет зону бифуркации как зону смысложизненных поисков, поведенческих экспериментов, возможность выбора, возможность пробовать и ошибаться [4; С. 2].
Прежде чем выделить функции лакуны, необходимо рассмотреть типы меж-культурного взаимодействия. Существует несколько типов межкультурного взаимодействия: аккультурация, ассимиляция, интеграция (Ю.П. Тен и др.), модели взаимодействия культур С.Н. Артановского, С.А. Арутюнова, А.А. Деревянченко и др. Следует отметить модель освоения чужой культуры М. Дж. Беннета. Мы придерживаемся позиции, согласно которой процесс межкультурного взаимодействия протекает в несколько этапов: неприятие, «конфликт» культур, культурное самоопределение, интеграция культур.
Можно допустить, что на этапах неприятия, «конфликта» культур лакуна реализует функции пустого знака, молчания.
Пустой (нулевой) знак определяется как понятие постмодернистской философии, фиксирующее парадигмальную установку на восприятие семиотических сред
как автономной и самодостаточной реальности [13; С. 462]. А. А. Шунейко достаточно широко и полно трактует содержание понятия нулевого знака: нулевой знак понимается как «значимое, обретающее самостоятельную функцию и семантику, отсутствие в рамках определенного текста какого-либо объекта или действия, необходимость наличия которых строго предписывается теми или иными социальными установлениями (правилами) или контекстом».
Главной заслугой А. А. Шунейко является выявление различия между нулевым знаком и знаком вообще. Семантика нулевого знака может не уступать по своей роли и информативной насыщенности семантике материально выраженного знака в традиционном понимании этого слова. Нулевой знак не имеет материально выраженного означающего, но при этом передает информацию, что объединяет его с перечисленными единицами [17; С. 87]. Согласно мысли ученого, необходимым условием существования нулевого знака является предшествующее замещение его позиции иным знаком и/ или специальный договор об изначально приписываемом ему значении. Являющийся исходным для нулевого знак должен быть существенно актуализирован для определенной части языкового коллектива: он должен устойчиво замечаться и связываться с определенной информацией.
А.А. Шунейко прав, что нулевой знак функционирует в сознании языкового коллектива (или его конкретного коллектива) тот промежуток времени, в течение которого для последнего актуален его денотат — исходный объект, который он замещает. Так,
А.А. Шунейко вводит нулевую денотацию, отражающую ситуацию, в которой какому-либо имени нельзя приписать объекта, существующего в том сегменте мира, который принято называть реальностью [17; С. 86]. Отсутствие или наличие паузы само по себе может быть нулевым знаком. Тем самым А. А. Шунейко приходит к следующим выводам: «Нулевой знак — нематериальный продукт исходного материального знака, возникший после полного уничтожения или исключения из контекста второго.
Нулевой знак приобретает самостоятельное бытование, особое значение и сохраняет присущую знаку способность воздействовать на носителей языка, но уже в рамках этого нового значения, через его посредство или с опорой на него» [4]. Лакуна реализует функцию пустого знака.
Для нашего исследования важным является то, что нулевой знак обладает значительной прагматической компонентой в межкультурном взаимодействии. Он становится транслятором не столько традиции, сколько фиксатором изменяющейся традиции, сигнализирует носителям языка о трансформациях актуального контекста. Сказанное позволяет выделить еще одну функцию лакуны. Лакуна на этапе «неприятия», «конфликта культур» в меж-культурном взаимодействии выполняет и функцию молчания.
В.Г. Зинченко говорит о сложности интерпретации молчания в межкультурной коммуникации: «Зачастую очень трудно истолковать высказывания, речи носителей иной культуры. Но еще труднее бывает интерпретировать их молчание» [7; С. 165]. Можно согласиться с данным утверждением, так как молчание способно выразить больше, чем иные слова, не исключая при этом многозначности сказанного, выраженного. По мысли М. Хайдеггера, молчание есть один из элементов, конституирующих понимание. Молчание первоначально всего лишь противоположность речи (говорению-озвучиванию) [10; С. 82]. Следует выделить формы существования молчания: паузы, умолчание. Умолчание как одна из форм существования молчания выскальзывает из механизма смыслообразования и нахождения концепта. Умолчание есть, во-первых, невозможность и неспособность выразить мысль, чувство до конца, сдерживание высказывания и, во-вторых, многословие, заполняющее пустоту [10; С. 83]. На данном этапе «неприятия», «конфликта» культур усиливается напряженность высказывания, подготавливается эффект пустоты в виде паузы. В этих пустотах, а не в элементах непосредственной коммуникации осуществляется соприкосновение с
мыслями, чувствами Другого как со-бытие с ним. М. Маньковская среди специфических характеристик постмодернистской эстетики называет превращение эстетического объекта в пустую форму за счет стилевого синкретизма, культ неясностей, пропусков. На подчеркнутый интерес постмодернизма ко всякого рода пустотам указывает и
В. Курицын. В качестве иллюстрации он приводит поэзию В. Кальпиди, для которой характерны пустоты специфического, «постмодернистского» рода, пауза не только присутствует, но и подчеркивает этим свое ощущение, замещает саму себя. В стихах
В. Кальпиди можно встретить строки: «я верю в такие ... (здесь — пауза) .... мараз-мы»; «(тут пропуск)»; «отсутствие третьей строки»; «(тут пауза)»; «тут пауза дважды» и т.д. [10; С. 85]. Как видно, графическим воплощением паузы является пробел, пропуск.
Таким образом, паузы, с одной стороны, остались тесно связанными с языком, речью, с другой стороны, паузы, как молчание, перерыв в межкультурном взаимодействии, вышли за границы языка в его лингвистическом понимании и стали частным проявлением постмодернистского феномена отсутствия, лакуны.
Подытоживая сказанное, отметим, что постмодернистское отсутствие, молчание в широком смысле этого слова наличествует, заявляет о себе, настойчиво требует к себе внимания на этапе «неприятия», «конфликта культур». Проявляя себя, оно стремится к обнаружению, обозначению того, что на первый взгляд, скрыто за ним; сигналом, кодом чего оно является [10; С. 86]. Здесь представляется совершенно логичным выявить различие функций пустого знака и молчания: если лакуна в функции пустого знака задает границы и формы определенной культуры, то в функции молчания лакуна выражает многозначность сказанного.
На втором этапе (этапе «культурного самоопределения») лакуна приобретает этнодифференцирующую функцию, функцию лингвокультуремы (В.В. Воробьев), т.е. лингвокультурологических реалий,
которые наличествуют в одной культуре и отсутствуют в другой. Это «ключевые» или лингвоспецифичные слова (А. Вежбиц-кая) , отражающие образ жизни, характерный для некоторой общности. В более широком смысле лингвокультуремы есть наименования уникальных культурных явлений. От коммуникантов ожидаются, в первую очередь, верная трактовка лингво-культурем, прогнозирование восприятия и поведения носителей иноязычной культуры в межкультурном взаимодействии, выбор социокультурно приемлемого стиля общения.
На третьем этапе — этапе интеграции, синтеза культур — происходит опознавание лакун, так называемых лин-гвокультурем, и их заполнение или компенсация. Лакуна может быть заполнена путем заимствования той или иной единицы или компенсирована путем элиминирования национально-специфических элементов оригинала и введения вместо них сигналов специфики культуры реципиента. Осуществляется заимствование элементов чужой культуры, способов деятельности, ценностей, знаний. Лакуна, осуществляя функцию заимствования, способствует успешному взаимодействию культур.
Хотя не станем отрицать, что субъект заимствования не всегда бывает в состоянии адекватно и органично освоить новшества, привнесенные из другой культуры. Кроме того, заимствованное новшество может не только не соответствовать уровню развития субъекта заимствования, но и подвергаться коренной трансформации, обретать новые культурные конфигурации, порой отличаясь от объекта заимствования. В этом случае в культуре-реципиенте нарушается культурная преемственность.
Таким образом, на основе сказанного можно утверждать, что лакуна на каждом этапе межкультурного взаимодействия выполняет соответствующие функции: на этапе «неприятия, конфликта культур» — пустого (нулевого) знака, пропуска, молчания, на этапе культурного самоопределения — лингвокультуремы, на этапе диалога культур — заимствования.
Конкретизируя проблему, следует отметить, что функции лакуны в межкультур-ном взаимодействии раскрывают динамичный характер социокультурных процессов. Лакуна как инокультурное воздействие обусловливает необходимость адаптации, приспособления людей, общества к постоянно меняющимся условиям существования, жизнедеятельности, тем самым способствует трансформации культуры.
С.Н. Гавров, анализируя межкультур-ное взаимодействие, приходит к выводу, что существует множество индивидуальных поведенческих реакций, расположенных в диапазоне от полного отторжения, что случается чаще, до полного принятия, инте-риоризации иных социокультурных норм, выбора новой культурной идентичности [4;
С. 4].
Так как лакуна представляет собой сигналы не только специфических реалий, но и специфических процессов и состояний, противоречащих узуальному опыту носителя того или иного языка (культуры) (Мар-ковина, Сорокин), обратимся к рассмотрению поведения. В понятие «поведение» носителей некоторой культуры включают кинесику ( мимику, жесты) , характерную для данной культуры (кинесические лакуны); бытовое (повседневное) поведение, обусловленное традициями, обычаями, укладом жизни, принятыми в данной культуре, а также этикет общения, фрагментом которого является кинесика (рутинные лакуны) . Поведение обусловлено, прежде всего, установкой (А.Г. Крысько).
В теории установки Д.Н. Узнадзе подразумевается наличие двух видов установок — установки, направляющей поведение личности в каждый данный момент, и установки, сформированной и зафиксированной посредством опыта. Социальная установка имеет оценочную и валентную природу, за ней стоит стереотип социаль-
ного поведения, аккумулирующий некий стандартизированный опыт — обобщенные традиционные суждения, мнения, ожидания, внушаемые индивиду той или иной общностью. Как отмечает Д.Н. Узнадзе, социальную установку можно рассматривать как устойчивую систему положительных и отрицательных аффективных реакций, оценок, эмоций, а также благожелательных или враждебных поведенческих тенденций. Когнитивный компонент измеряется по шкале приемлемости — неприемлемости; оценка аффективного компонента предполагает установление того, насколько приятен или неприятен данный объект человеку. Иными словами, эмоциональные отношения ее носителя к другим людям являются выражением субъективной оценки субъектом объекта как «положительного» или «отрицательного», а готовность людей действовать в отношении субъекта в соответствии со знаниями о нем, т.е. на основе имеющегося образа и эмоционального отношения к другим людям представляет собой поведенческий компонент социальной установки [18; С. 17].
Опираясь на предшествующие работы отечественных и зарубежных исследователей по теории межкультурной коммуникации (В.С. Агеев, А.П. Садохин, Т.Г. Грушевицкая, В.Г. Зинченко, В.В. Кочетков, Н.В. Лебедева, О.А. Леонтович, Т.Н. Персикова, С.Г. Тер-Минасова) и анализ теории установки Д.Н. Узнадзе, правомерно полагать, что рассмотренные нами компоненты социальной установки, когнитивный, аффективный и поведенческий, соотносятся с этапами межкультурного взаимодействия.
Основываясь на выявленных факторах проявления лакуны, функций лакун в межкультурном взаимодействии, мы разработали примерную схему анализа лакуны в межкультурном взаимодействии.
Таблица 1
Лакуна в межкультурном взаимодействии
Ла- ку- на Компоненты Этапы межкультурного взаимодействия Функции Эмоциональная оценка Поведенческая реакция
установки лакуны - а " І & 2 русски- ми бурят русских
1. Когнитивный 1. Неприятие, конфликт культур Помеха Пустой знак Молчание приемл. /неприем. приемл/ неприемл. благоже- лат/небла- гожелат. благоже- лат/небла- гожелат.
2. Аффективный 2. Культурное самоопределение Лингвокуль- турема положит/ отриц. положит/ отриц. благоже- лат/небла- гожелат. благоже- лат/небла- гожелат.
3. Поведенческий 3. Интеграция культур Заимствова- ние положит/ отриц. положит/ отриц. благоже- лат/небла- гожелат. благоже- лат/небла- гожелат.
Рассмотрим функции лакуны в бурятско-русском взаимодействии.
Методологической базой анализа лакуны в бурятско-русском взаимодействии стали исследования, раскрывающие особенности лакуны (Ю.А. Сорокин, И.Ю. Марковина, Г.В. Быкова, В.И. Жельвис, И. В. Томашева и др.); содержание и специфику бурятско-русского взаимодействия (О.В. Бураева, В.И. Затеев, А.А. Елаев, А.Д. Карнышев, З.П. Морохоева, В.Л. Кургузов и др.); русско-бурятское литературное пограничье (О.Ю. Баранова). Проблеме взаимовлияния русской и бурятской культуры в творчестве сибирских писателей посвящены работы А. Белоусова, В. Найда-кова, А. Уланова, С. Гармаевой, Ц.-Б. Бадмаева.
Среди актуальных теоретических работ, посвященных проблемам бурятско-русского взаимодействия следует отметить работу Ц.Ц. Анандаевой «Бурятско-русский социокультурный диалог» (2004), в которой автор отмечает, что буряты и русские никогда не находились в состоянии конфронтации, стремились и умели мирно разрешать возникавшие между ними трудности [2; С. 3].
Понимая, что данная проблема требует отдельного и детального исследования, все же позволим себе привести некоторые факты и сделать несколько предположений.
Как отметил В. С. Агеев, при восприятии людей других культур и рас существуют определенные «ключи», посредством
которых человек свободно воспринимает представителей своего круга, но «ключи» далеко не всегда срабатывают, когда воспринимаются представители несхожих культур [1; С. 45].
Особенность взаимодействия исследуемых народов выявилась при анализе ситуаций, подтверждающих предположение о наличии у лакуны функций молчания, лингвокультуремы, заимствования. Основой анализа послужил метод установления лакун (Ю.А. Сорокина), который заключается в рассмотрении матриц совпадений и различий на уровне языка, культуры и поведения при сопоставлении одной лингвокультурной общности с другой. Предлагаются ситуации из повести Ц-Б. Бадмаева «Сережа в стране Будамшу»:
Ситуация 1. В окнах вагона замелькали огни станции. Сережа выбежал в тамбур и спросил налаживающего фонарь кондуктора:
— Скажите, пожалуйста, это семьдесят первый разъезд?
— А-га, — протянул усталый кондуктор.
Сережа побежал в свое купе и тихонько, чтобы не разбудить соседей, схватил чемодан и двинулся к выходу. Вместе с ним, еще трое мужчин. Они обратили внимание на то, что мальчик одет не по-здешнему: значит, едет издалека, а ноша тяжеловата для него. Один из попутчиков помог Сереже нести чемодан.
Спрыгнув с подножки вагона, Сережа стал оглядываться по сторонам. Что же случилось? Почему нет Буды? Он ведь должен был встретить Сережу.
Мимо сновал разный люд. «Здесь, оказывается, и русские живут, — подумал московский мальчик, — так что если придется туго, обращусь к ним. А я-то думал, здесь одни буряты».
Навстречу шли двое — крепкий коренастый круглолицый бурят и русский, ростом повыше. Сережа обратился к русскому:
— Скажите, пожалуйста, это семьдесят первый разъезд?
К удивлению Сережи, бурят заговорил на чистейшем русском языке:
— Нет, паренек. Это станция Ага, а семьдесят первый разъезд — следующая остановка. А тебе где нужно было выходить?
— На семьдесят первом разъезде.
— Ай, какое недоразумение! Ты чуть раньше вышел. Это станция Ага, — сказал русский. — Ты откуда, мальчик? Вроде, не местный ...
— Из Москвы, — с достоинством ответил Сережа. ...
— Почему же ты не доехал до семьдесят первого разъезда?
— Почему сошел тут, а?
— Я спросил у кондуктора: «Это семьдесят первый разъезд?» Он ответил: «Ага». Ну откуда мне было знать, что есть станция с таким названием
— Ага. Когда он мне ответил: «Ага», я понял так, что он говорит: «Да». «Ага» ведь означает «да», правда же? А здесь оказалась на мою голову станция Ага. Вот так совпадение! И кондуктор не ви-новат[14; С. 142].
Герой повести Сережа при общении с кондуктором испытывает непонимание, обусловленное реалией «Ага». Источником непонимания в данном случае является случайное созвучие слова «ага» в русском и бурятском языках. В данном случае уместно отметить высказывание О.А. Леонтович: «фонетическая близость слов часто приво-
дит к их смешению в речи» [11; С. 254]. Межъязыковые различия, выраженные топонимом «Ага», приводят героя в неловкое положение, это связано с неверным восприятием русским такого слова, как «Ага». Справедливо утверждение о том, что «носитель русской культуры, усвоив лишь «внешнюю» оболочку слов, будет ассоциировать их с теми образами/ картинами мира, которые бытуют в его родной, русской культуре [6; С. 37]. Для Сережи как представителя русской культуры «ага» ассоциируется с «да» как согласие, подтверждение. На этапе «конфликта» культур на когнитивном уровне лакуна (топоним) «Ага» реализует функцию помехи. Можно допустить, что лакуна в функции помехи затемняет, завуалирует значение и становится «разрывом» ( М. Фуко) в коммуникации.
Еще один анализ ситуации позволил проследить функционирование лакуны на всех этапах межкультурного взаимодействия.
Ситуация 2. Из дома вышла женщина в синем платье, похожем на халат, увидела приехавших и что-то вскрикнула по-бурятски. И тут вылетел Буда.
— Сережа! — он рванул с места, как на школьной эстафете.
— Буда- а-а!
Подлетев к другу, Буда обнял его, стал трясти, теребить, как будто не верит своим глазам.
— Что с тобой, Буда? — вскрикнул удивленный гость, а Буда пытался свалить Сережу на землю хитрым таким приемом — подножкой правой ноги, — как он делал еще в Артеке. Не ожидавший этого Сережа растерялся было, но устоял на ногах и сам перешел в нападение. Подбежала мать Буды, отругала сына, слегка шлепнула по щеке и с трудом оттащила от гостя.
— Эх, жаль, — запыхавшийся Буда отпустил Сережу. — Хотел тебя встретить по-настоящему, по-бурятски — мама помешала. Ну, добро пожаловать, москвич! Где блуждал? А может, на этой таратайке аж от самой Москвы едешь?
— Ну и ну. Как ты, Сережа? — спросил заботливо Буда.
— Почему ты вдруг напал на меня, а? — толкнув Буду в бок, спросил Сережа друга.
— Я хотел тебя встретить по-нашему, по-бурятски. Раньше такой обычай был. Друзья, которые давно не виделись, при встрече без слов затевали борьбу: мерялись силами. — Буда осуждающе посмотрел на мать: — помешала встретить друга по-нашему [14; С. 152].
По-разному «прочитываются» в культурах одни и те же позы, а также мимические «знаки» эмоционального состояния. Человек, производящий жест, и человек, воспринимающий жест, могут по-разному его трактовать [3; С. 73]. В представленной ситуации следует говорить о функциях молчания, лингвокультуремы и заимствования. Сережа как носитель русской лин-
гвокультурной общности оказывается не в состоянии понять не только слова, реалии, но и поведение своего друга Буды. Жесты, используемые Будой как представителя бурятского народа при встрече (на этапе «конфликта» культур) (тряска, теребление, подножка правой ногой) казались странными, неожиданными для Сережи, поскольку в русской культуре «широко распространен ритуал рукопожатия при встрече» [10; С. 130]. Это кинесические лакуны, «субиндивидуальные метки», вызывающие непонимание, выполняют функции молчания и лингвокультуремы. Но уже на этапе культурного самоопределения ( аффективный уровень) и интеграции культур (поведенческий уровень) Сережа предпринимает действие нападать самому. В данном случае лакуна в виде жестового поведения Сережи реализует функцию заимствования, поскольку он быстро среагировал на внезапное нападение Буды (табл. 2).
Таблица 2
Лакуна в бурятско-русском взаимодействии
Лакуна Компоненты установки Этапы межкультурного взаимодействи Функ- ции лакуны Эмоциональная оценка е в о с денческая ракция
бурятами русскими бурят русских
Тряска, тереб- ление, под- ножка правой ногой 1. Когнитивный 1. Неприятие, конфликт культур Помеха Пустой знак Молча- ние Приемлем Неприемлем © £ га ал ле ш N Удивление, недо- умение, чувство растерян- ности
2. Аффективный 2. Культурное самоопределение Лингво- культу- рема Положит. Положит. Благо- желат. Устоял на ногах
3. Поведенческий 3. Интеграция культур Заимс- твова- ние Положит. Положит. Сам перешел в нападение
Рассмотренные кинесические лакуны сигнализируют о специфике жестового и мимического кодов бурятской культуры. Отсюда можно утверждать, что лакуна выступает знаком в коммуникации, фиксирует наличие отсутствия объекта или явления (Ж. Деррида, Ю. Кристева, М. Фуко и др.). Мы допускаем, что реакции бурят и русских на лакуны заявляют о существовании функций молчания, лингвокуль-туремы, заимствования. Корреляционный
анализ позволил обнаружить полиморфные связи между функциями лакуны, установить лингвокультурологическую сущность лакуны, которая обусловливает этнотипи-ческие поведенческие проявления.
В контексте обсуждения функций лакуны с точки зрения постмодернизма интересно рассмотреть следующую ситуацию общения:
Ситуация 3. Подъехали к дому.
— Он очень чудной человек, этот
Мунхэ-Бадара Аюрзанаевич Цыремпил-Зандариев. Ай, половину выговоришь, надо отдышаться, чтобы вторую половину выговорить.
Цырен, покашливая, весело спрашивает: — Буда, в Улан-Удэ, по-моему, с ним какая-то смешная история приключилась из-за его длинного имени?
— А-а, — припоминает Буда. — Он раньше, в молодости, продавцом в магазине работал. Перед выходом на пенсию пошел за справкой к министру торговли. Сидит и ждет в приемной. Девушка-секретарь спросила, как его зовут.
— Мунко-Бадара Аюрзанаевич Цы-ремпил-Зандариев.
— Как, как? Дайте-ка запишу на бумажку. ..
Девушка записала его имя и доложила министру: — к вам на прием просится Мунко-Бадара Аюрзанаевич Цыремпил-Зандариев.
Министр приказывает: — Пусть заходят по одному! [14; С.198].
Как видно из приведенного примера, что лакуна (антропоним) Мунко-Бадара Аюрзанаевич Цыремпил-Зандариев может привести не только к непониманию того или иного фрагмента текста, но и к неадекватному поведению в общении бурят и русских. Сложность понимания и употребления данного антропонима со стороны русского коммуниканта, министра обусловлены тем, что в русской культуре почти отсутствуют короткие имена собственные. В сознании большинства носителей русской культуры антропоним воспринимается как обозначение нескольких людей. Лакуна (антропоним) Мунко-Бадара Аюрзана-евич Цыремпил-Зандариев выполняет функцию лингвокультуремы. Далее герой повести Сережа узнает, что Мунко-Бадара
— это личное имя, Аюрзанаевич — отчество, Цыремпил-Зандариев — фамилия.
Литература
Итак, мы пришли к выводу, что лакуны в межкультурном взаимодействии реализуют функции помехи, молчания, линг-вокультуремы, заимствования. Та или иная функция лакуны связана со стереотипами национального поведения.
Анализ межкультурных ситуаций подтверждает высказывание О.А. Леонтович о том, что адекватное коммуникативное поведение в контексте чужой культуры требует знания лингвокультурологических реалий [11; С. 297]. Эти взгляды подтверждаются и анализом форм межкультурного взаимодействия. Л.И. Эрхитуева, опираясь на концепцию Б.Ф. Поршнева, подчеркивает процесс культурного обособления ( создания всевозможных отличий «нас» от «них») и культурной ассимиляции путем заимствования, приобщения ( частичное или полное вхождение в общее «мы») [19;
С. 65]. Одновременно осуществляется познание другой культуры: и эмоциональная оценка этого другого, и попытка понять строй его поступков, и основанная на этом стратегия изменения его поведения, и построение стратегии своего собственного поведения [19; С. 68].
Таким образом, синтез лингвистики, философии постмодернизма и межкультур-ной коммуникации в изучении лакуны позволил уточнить трактовку понятия «лакуна» и выявить его лингвокультурологическое содержание. В частности, философия постмодернизма показала социокультурную де-терминируемость лакуны, выступила интегрирующей основой выявления следующих функций лакуны в межкультурном взаимодействии: помехи, пустого знака, молчания, лингвокультуремы, заимствования.
Анализ теории установки Узнадзе и функций лакун в межкультурном взаимодействии дал возможность разработать примерную схему анализа лакуны в меж-культурном взаимодействии.
1. Агеев В.С. Психология межгрупповых отношений. — М.: МГУ, 1983. — 144с.
2. Анандаева Ц.Ц. Бурятско-русский социокультурный диалог: автореф. дис. ... канд. фи-лос. наук. — Чита, 2004. — 18 с.
3. Взаимопонимание в диалоге культур: условия успешности / под ред. Л. И. Гришаевой, М.К. Поповой. — Воронеж: ВГУ, 2004. — Ч. 2. — 316 с.
4. Гавров С.Н. Межкультурное взаимодействие как социокультурный феномен [Электронный ресурс]. — Режим доступа: К., 2001. URL: http://www.forumres.kemguki.ru/conference/ acid_5 (дата обращения: 10.03.2010).
5. Декомб В. Современная французская философия. — М.: Весь мир, 2000. — 344 с.
6. Дмитрюк Н.В., Сандыбаева Н.А. и др. Этнокультурный аспект лексической лакунарности // Лакуны в языке и речи: сб. научн. трудов / под ред. проф. Ю.А. Сорокина, проф. Г.В. Быковой. — Благовещенск: БГПУ, 2008. — Вып. 4. — С. 34-42.
7. Зинченко В.Г. Межкультурная коммуникация. От системного подхода к синергетической парадигме. — М.: Флинта, Наука, 2007. — 224 с.
8. Кристева Ю. Бахтин, слово, диалог и роман // Французская семиотика: От структурализма к постструктурализму. — М.: Издательская группа «Прогресс», 2000. — С. 427-457.
9. Крысько В.Г. Этническая психология. — М.: Издательский центр «Академия», 2007. — 320 с.
10. Культура взаимопонимания и взаимопонимание культур: коллективная монография / под ред. Л.И. Гришаева. — Воронеж: ВГУ, 2004. — Ч. 2. — 224 с.
11. Леонтович О.А. Русские и американские парадоксы межкультурного общения: монография. — М.: Гнозис, 2005. — 352 с.
12. Марковина И.Ю., Сорокин, Ю.А. Культура и текст. Введение в лакунологию. — М.: ГЭО-ТАР-Медиа, 2008 . - 144 с.
13. Новейший философский словарь. Постмодернизм / под ред. А.А. Грицанова. — Мн.: Современный литератор, 2007. - 816 с.
14. Писатели Аги. XX век. Том 3. Ц.-Б. Бадмаев. Сережа в стране Будамшу. — Улан-Удэ: Изд-во ОАО «Республиканская типография», 2005. — С. 139-224.
15. Розин В.М. Культурология. — М.: Издательская группа «ФОРУМ — ИНФРА-М», 1999. — 344 с.
16. Фуко М. Археология знания. — Киев: Ника-Центр, 1996. — 208 с.
17. Шунейко А.А. Лакуна и нулевой знак // Лакуны в языке и речи: сб. научн. трудов / под ред. проф. Ю.А. Сорокина, проф. Г.В. Быковой. — Благовещенск: БГПУ, 2005. — Вып. 2. — С. 86-95.
18. Узнадзе Д.Н. Экспериментальные основы психологии установки. — Тбилиси.: АН Гр. ССР. 1961. — 49 с.
19. Эрхитуева Л.И. К вопросу об особенностях речевой коммуникации: психосемантическое исследование фразеологизмов групп бурят и русских // Вестник БГУ. Психология, социальная работа. — Улан-Удэ: БГУ, 2008. — Вып. 5. — С. 63-69.
Коротко об авторе_________________________________________________Briefly about the author
Дашидоржиева Б., аспирантка, Забайкальский B. Dashidorzhieva, post-graduate, Zabaikalsky State
государственный университет (ЗабГУ) University
bairma-1984@mail.ru
Научные интересы: лакуна, теория лакуны, лин- Scientific interests: compartement, theory of com-гвокультурология, межкультурная коммуникация partement, lingvokul'turologiya, mezhkul'turnaya com-
munication
