CC BY
29712. РГИА Ф. 1287. Оп. 38. Д. 1641. Л. 97.
13. Баптисты - направление протестантизма, зародилось в начале XVII в. Наибольшее число последователей - в США. В России баптизм стал распространяться с 1860-х гг. Баптисты упростили церковную и культовую организацию. Не признавая таинства, они рассматривают крещение и причащение как обряды, лишенные мистического смысла. Обряд крещения баптисты совершают только над взрослыми.
14. Ярмыш А.Н. Карательный аппарат самодержавия на Украине (1895-1917 годы): дис. ... д-ра юрид. наук. Харьков, 1991. С. 219.
15. Решение Уголовного Кассационного Департамента. 1895. № 34.
16. Пусторослев П.П. Конспект лекций по особенной части уголовного права. Юрьев, 1902. С. 99-100.
17. Якобий. Об уголовной наказуемости принадлежности к изуверным сектам // Журнал Министерства юстиции. 1912. № 5. С. 123-124.
18. Пусторослев П.П. Конспект лекций по особенной части уголовного права. Юрьев, 1902. С. 95.
19. Пусторослев П.П. Конспект лекций по особенной части уголовного права. Юрьев, 1902. С. 98.
20. Решение Уголовного Кассационного Департамента Сената. 1871. № 1818; 1873. № 391.
21. Там же.
22. УКДС. 1872. № 1673; 1879. № 29.
23. ГАПО. Ф. 6. Оп. 1. Д. 3367. Л. 205.
24. ГАУО. Ф. 108. П. 6. Д. 19. Л. 1.
25. Скопцы - религиозная секта; возникла в России в конце XVIII в.; отделилась от хлыстов. Секта проповедовала «спасение души» от плотских желаний путем оскопления (кастрации) мужчин и женщин, отказа от всего мирского.
26. ЦГА РМ. Ф. 34. Оп. 1. Д. 10. Л. 5 об.
27. ЦГА ПО. Ф. 49. Оп. 1. Д. 47. Л. 9.
28 ГАУО. Ф. 1. Оп. 1. Д. 65. Л. 34-35.
Levin V.F. INFRINGEMENT OF FREEDOM OF DEPARTURE OF BELIEF IN LEGAL SPACE OF THE RUSSIAN STATE IN THE END OF XIX - THE BEGINNING OF XX CENTURIES
In article questions of infringement of freedom of departure of belief in legal space of the Russian state in the end of XIX — the beginning XX centuries expressed in such criminal activity as religious compulsion and violent seduction are considered.
Key words: belief, religion, legal space, religious compulsion, freedom of departure of belief.
ЛЕВИН Валерий Федорович родился в 1958 г., окончил Мордовский государственный университет им. Н.П. Огарева (1983), канд. юрид. наук (1988), профессор кафедры государственного и административного права Мордовского государственного университета им. Н.П. Огарева. Автор 60 работ.
УДК 342.39
КВАЗИ-МОНАРХИИ (НЕМОНАРХИЧЕСКИЕ МОНАРХИИ) КАК ОСОБАЯ ФОРМА ПРАВЛЕНИЯ
С.В. Пушкарев
В статье рассматривается вопрос о такой нетипичной форме государственного правления как немонархические монархии. Выделяются их признаки, дается определение этого института и исследуются конкретные примеры немонархических монархий в Европе и Азии в XX веке.
Ключевые слова: монархия, государство, квази-монархия, форма правления.
Среди разновидностей монархической формы правления своеобразный интерес представляют нетипичные формы монархии, т.е. квази-монархии, являющиеся следствием институциональной эволюции классических монархий. Как отмечают современные авторы, власть монарха, если он не абсолютный монарх или же не является главой исполни-
тельной власти (при дуалистической монархии), становится номинальной и доведенной до минимального представительного уровня. При парламентарной монархии его решения контрассигнуются министрами, которые несут соответствующую политическую ответственность перед парламентом. По сути, такие монархии существуют только юриди-
чески, а не фактически. Несмотря на такой правовой статус, «личности монархов (королей и королев Испании, Англии, Дании, Бельгии, Швеции, султанов Омана, Брунея, Малайзии; эмиров Кувейта, ОАЭ; великого герцога Люксембурга; князя Лихтенштейна) святы и неприкосновенны, и они не могут быть привлечены к какой-либо ответственности за принятые с их участием государственно-правовые акты» [1].
Однако позволяет ли это нам по-прежнему характеризовать такие государства, как классические, традиционные монархии? Или монархии, но как особенные, нетипичные?
Говоря о нетипичных видах монархии, чаще всего исследователи обращают внимание на республиканские монархии, которые обычно ассоциируются исключительно с выборными монархиями (Малайзия, Свазиленд, ОАЭ). При этом забываются монархии, которые являются республиканскими по своей сути, а не по признаку престолонаследия или выборов монарха.
Особое место среди республиканских монархий занимают такие государства как Великобритания, Дания, Бельгия и другие, в которых монарх фактически лишен какой бы то ни было реальной власти, а выполняет исключительно представительские функции. Эти государства нельзя отнести к выборным монархиям, так как с точки зрения формальной конституции — это государства монархические по признаку престолонаследия. Но политические практики идут в них по пути придания системе организации публичной власти сугубо республиканского характера.
Принципиальное отличие таких квазимонархий от классических парламентских монархий состоит в том, что, во-первых, монарх вообще становится ненужным как участник процесса государственного управления. В парламентских же монархиях происходит перераспределение властных полномочий в пользу парламента, который именно ограничивает (выделено нами — С. П.), но не исключает монарха полностью из процесса государственного управления. В квази-монархиях по-прежнему сохраняются «спящие» прерогативы, а во-вторых, отпадает даже необходимость использования института контрасигнатуры.
Во многих случаях премьер-министры, а не монархи принимают участие в крупных международных мероприятиях (например, таких как встречи «Большой восьмерки») вместе с главами других государств (например, так принято в Великобритании и Японии).
Из европейских государств на данный момент, по нашему мнению, наиболее близки к классической концепции ограниченной монархии такие государства, как Испания, где монарх еще играет какую-то роль в общественной жизни страны.
Б. А. Стародубский в свое время писал: «Мы полагаем, что в капиталистически развитых странах — Англии, Бельгии, Швеции, Японии, где монарх играет ничтожную роль в управлении государством, парламентарная монархия не составляет особой формы правления, отличной от парламентарной республики, а является лишь разновидностью парламентарной формы правления, парламентского режима» [2] . Такие государства можно назвать квази-монархиями (или немонархическими монархиями [3]). В них сохраняются основные институты монархической формы правления, как правило, подкрепленные силой традиции или конституционного обычая. А в последнее время в некоторых из них все чаще звучат голоса сторонников отказа от монархических институтов и легализации республиканского строя.
Основными признаками квази-монархий являются:
— существование монарха — пожизненного главы государства (а сейчас во многих случаях уже просто «символа» нации, государства);
— наследственный характер передачи власти от монарха к наследнику;
— фактическое отстранение монарха от управления государством, сведение его функций к представительским;
— фактическое представительство государства во внутренних делах и внешних сношениях уже не монархом, а главой правительства;
— власть монарха носит не сакральный характер, а характер обычая, традиции.
Таким образом, можно говорить о том, что квази-монархия — это форма правления, совмещающая в себе основанный на традиции или обычае институт единоличного наследственного монарха (главы государства) и политическую практику реализации его полномочий республиканскими институтами
— парламентом и главой правительства.
Можно говорить, что положение монарха в таких государствах схоже с положением президентов в парламентских республиках. Однако будет вполне обоснованным отметить, что во многих республиканских государствах с парламентской системой у глав государств куда больше полномочий в об-
ласти государственного управления и возможностей для воздействия на политические процессы в государстве, чем у монархов в таких монархиях.
Квази-монархии в своем историческом развитии прошли долгий путь от первых попыток ограничения власти монархов (например, Великая хартия вольностей 1215 г.) до современной концепции конституционной (ограниченной) монархии, которая мало чем отличается по своей сути от республики.
Наиболее типичным примером квазимонархии является Великобритания. Это государство наиболее долго и последовательно ограничивало власть монарха, и сейчас монарх (королева Елизавета 11) является не более чем одним из символов государства.
Однако этот процесс растянулся на многие столетия. Первые предпосылки для такого развития английской формы правления были заложены еще в IX—XII вв. в результате завоевания Англии германцами и норманнами и, как следствие этого, тем, что на становление формы правления в Англии влияние оказало смешение римских и кельтских представлений о сущности королевской власти как священной власти царя-жреца — своеобразного символа власти и континентальной германской традиции, имеющей тенденции к абсолютизации власти короля. Норманны (бароны), ставшие в XII в. наиболее влиятельной политической силой в стране, в сфере организации государственной власти восприняли многие сложившиеся позднеримские, кельтские, англосаксонские традиции, старались обособиться от политических, культурных и идейных связей с континентальной Европой и, в частности, вынудили английского короля Иоанна Безземельного подписать в 1215 г. Великую хартию вольностей [4].
Трудно переоценить значение последней в становлении ограниченной монархии в Англии. В частности, в п. 42 Хартии провозглашалось следующее: «Каждому пусть впредь будет дозволено выезжать из нашего королевства и возвращаться в полной безопасности по суше и по воде» [5]. В практических положениях ст. 61 нашли отражение теоретические разработки о возрождении идей достоинства человека, неотчуждаемости естественных прав, народного суверенитета, борьбы народа против тирании, приоритета естественного права над государством [6] и др.
Параллельно шел процесс оформления самостоятельной судебной системы и сильного, по сравнению с другими европейскими
государствами, парламента. Как отмечает
З.М. Черниловский, говоря о компетенции английского парламента, начиная с XIV в. последний не только разрешает взимание налогов, но и, «чего так тщетно добивались генеральные штаты», получает право контроля их использования [7].
В XVIII в. оформляется следующий блок конституционных обычаев, ограничивавших власть монарха: начиная с 1707 г. право вето британскими монархами больше не было использовано ни разу; в 1701 г. было установлено правило контрасигнатуры королевских актов; в 1711 г. это правило было дополнено принципом юридической неответствен-ности короля [8]. К середине XVIII в. оформился принцип парламентской ответственности министров (а не перед королем). Широко известен случай, когда в 1727 г. король Георг 11 вынужден был отменить собственное решение об увольнении премьер-министра Р. Уолпола, который в то время пользовался поддержкой палаты общин, поскольку парламент в ответ на увольнение премьер-министра отказался утвердить желательный для короля цивильный лист. Уолпол ушел в отставку только пятнадцать лет спустя (в 1742 г.), утратив доверие парламентариев.
С начала XVIII в. председательствовать на заседаниях правительства стал не король, а один из министров (позже ставший называться премьер-министром) [9] . Т.П. Филиппова отмечает, что король перестал посещать заседания кабинета министров с середины 20-х гг. XVIII в., «что увеличило самостоятельность этого органа и, кроме того, способствовало созданию должности премьер-министра» [10]. Любопытно, что непосещение монархом заседаний кабинета было вызвано конкретной сложившейся ситуацией. З.М. Черниловский по этому поводу пишет: «Наследовавший после бездетной Анны Георг I, приехав из небольшого германского княжества, так и не научился говорить по-английски. Изъяснение на плохой латыни мало помогало, и потому он счел за лучшее не являться на заседания министров. Возникающие из этого удобства были тотчас оценены: прецедент, сохраняющий силу до настоящего дня, рекомендует королю воздерживаться от посещения заседаний Кабинета министров» [11].
Крупные изменения в порядок государственного управления в Соединенном Королевстве были внесены в конце 1990-х — начале 2000-х гг., которые в совокупности называются в английской литературе «конституци-
онной революцией» (Акт о правах человека
1998 г., вступивший в силу в 2000 г.; три однопорядковых закона 1998 г. - Акт о Шотландии, Акт об управлении Уэльсом, Акт о Северной Ирландии, о децентрализации и создании региональных парламентских органов; Акт о реформе Палаты лордов
1999 г.; Акт о политических партиях, выборах и референдуме 2000 г.; Акт о Конституционной реформе 2005 г.) [12].
В аналогичном русле развиваются монархии и в других европейских государствах -Дании, Норвегии, Швеции.
Другим примером квази-монархии в Европе является Бельгия. В этой стране процесс «республиканизации» также идет довольно давно. Особенно четко этот процесс обозначился в последние годы, когда до предела обострились национально-языковые противоречия между двумя регионами Бельгии - Фландрией и Валлонией. Когда в результате этого во весь голос зазвучали призывы к независимости Фландрии, про короля никто и не вспомнил.
К тому же по форме правления сами субъекты федерации в Бельгии - фактически республики [13]. Они были образованы в ходе конституционной реформы, прошедшей в четыре этапа - в 1970, 1980, 1988 и 1995 гг. Ключевую роль сыграли последние два этапа. В 1988 г. были заложены основы федерализма, однако автономии не были «достроены» до конца, еще не образовались региональные парламенты, не были окончательно разделе -ны полномочия властей, провинции не имели права заключать самостоятельно межгосударственные договоры.
Реформа 1995 г. завершила федерализацию страны. Теперь, к примеру, федеральное правительство не может заключать договоры о культурном сотрудничестве - это прерогатива исключительно автономных властей [14].
Как справедливо отмечают специалисты, исследовавшие эти процессы в Бельгии, государственные решения, продиктованные конституционными реформами, во многом уникальны. Вместе с тем они могут способствовать обогащению теории и практики федерализма [15]. А поскольку форма государ -ственного устройства влияет и на форму правления [16], мы можем добавить к этому и то, что эволюция формы государственного устройства также оказала влияние и на развитие формы правления Бельгии, еще более приблизив ее к республиканской.
Кроме того, в конституции Бельгии прямо закреплен принцип народного суверенитета.
Относящийся к универсальным демократическим принципам, имеющим общечеловеческую ценность [17], концепт народного суверенитета закреплен в конституционных актах многих современных государств.
На современном этапе реализуется и такая разновидность парламентского режима, при котором в качестве единственного источника государственной власти выступает парламент. В частности, такое положение закреплено в Швеции. В соответствии с Конституцией 1974 г. король Швеции теперь полностью лишен своих прерогатив в законодательной и исполнительной деятельности, за ним сохранены только представительские функции. Официально главой исполнительной власти признается правительство, подчиненное и подконтрольное риксдагу (парламенту). По мнению некоторых ученых, такую разновидность парламентского режима можно было бы назвать монистическим парламентаризмом [18].
Статус шведского монарха был «атрофирован» измененной формой правления [19]. По меткому выражению шведских юристов, король теперь является лишь придатком государства [20]. Поэтому, на наш взгляд, точка зрения Д.А. Каримова о том, что «шведская форма правления - это, безусловно, монархия», несколько категорична, особенно учитывая, что «в заключительных и переходных положениях Конституционный акт указал, что форма правления 1809 г. (как раз и содержащая признаки монархизма) сохранит свое действие в отношении монарха, если иное не будет признано Риксдагом (выделено нами — С.П.) и из смысла акта, а также иных правовых актов будет следовать, что имеется в виду лично Король» [21]. Вряд ли можно утверждать о традиционной, классической монархической форме правления в государстве, если возможность существования монарха и вопрос о его полномочиях решается парламентом.
Кроме того, Конституция Швеции 1974 г. сохранила за монархом лишь функции представительства, и акты короны более не требуют второй подписи (контрасигнатуры), так как король лишен каких бы то ни было серьезных полномочий. Теперь министрам нет необходимости подтверждать его силу — эти акты не касаются сколько-нибудь важных сфер жизни общества.
Об этом же пишет и профессор Л.Б. Красавцев: «По новой Конституции Швеции 1974 г. король лишался всякой политической власти. Его роль в основном была чисто символической и церемониальной. Для Швеции
характерно проведение всенародных референдумов по важнейшим вопросам жизни общества» [22].
Квази-монархия (немонархическая монархия) существовала в Италии в период фашистской диктатуры с 1922 по 1943 гг.
Формально итальянская конституция не была отменена, но фактически она не действовала. Закон об обязанностях и прерогативах правительства 1925 г. сосредоточил всю полноту исполнительной власти в руках главы правительства, который назначался и отзывался королем и был ответствен только перед ним [23]. Поскольку монарх к этому времени стал полностью послушным воле крупнейших монополистов и партийных лидеров, Б. Муссолини стал фактически неограниченным руководителем исполнительной власти. Министры назначались королем по предложению главы правительства и были ответственны не перед парламентом, а перед государем и, что более существенно, перед главой правительства. Более того, законом устанавливалось, что без согласия премьер -министра ни один вопрос не мог быть включен в повестку дня представительного органа [24]. В 1926 г. парламент принял решение о том, что премьер-министр может издавать постановления, регулирующие исполнение законов, организацию и функционирование государственного аппарата [25].
В Венгрии в период регентства Хорти и фашистской диктатуры Салаша (1920-1945 гг.) и в фашистской Испании (1939-1975 гг.) монархическая форма правления сохранялась, но престол был вакантен, а регентом был объявлен фашистский диктатор.
Наиболее ярким примером квази-монархии за пределами Европы можно назвать Японию. В послевоенной конституции Японии прямо указано, что император является «символом» нации. Указание на монархический характер государства исключено даже из официального наименования страны. А.А. Мишин отмечает, что японская Конституция, сохранив монархическую форму правления, превратила императора в чисто символическую фигуру с исключительно церемониальными полномочиями, которые серьезно ограничены Основным Законом. Он лишен каких-либо «спящих» прерогатив или подразумеваемых полномочий, что характерно для таких старых монархий, как Великобритания, Швеция, Норвегия и некоторых других [26].
Японского императора, который согласно действующей Конституции Японии является лишь «символом государства и единства
народа», называют просто «талисманом японской нации» [27]. Номинально существует институт монарха, но реального монархического правления нет, есть «немонархическая монархия» [28]. Полномочия императора не просто существенно сокращены, они доведены до откровенно номинального уровня. Об этом недвусмысленно говорится в ст. 4 Конституции: «Император осуществляет только такие действия, относящиеся к делам государства, которые предусмотрены настоящей Конституцией, и не наделен полномочиями, связанными с осуществлением государственной власти».
Как в законодательной, так и исполнительной сфере император лишен самостоятельных полномочий и должен действовать только с санкции кабинета. «Все действия императора, — указывается в ст. 3 Конституции, — относящиеся к делам государства, могут быть предприняты не иначе как с совета и одобрения Кабинета, и Кабинет несет за них ответственность». В данном случае ярко проявляется принцип контрасигнатуры актов монарха.
В довершение ко всему Конституция 1947 г. лишила императора такого традиционного полномочия главы государства, как право вето. Это положение содержится в ст. 59 Конституции, согласно которой законопроект становится законом после принятия его обеими палатами парламента.
Император не принимает реального участия в формировании правительства. Согласно действующему законодательству премьер-министр выдвигается резолюцией парламента из числа его членов и чисто символически назначается императором.
Таким образом, правовой статус японского императора как чисто символической фигуры складывается как из положений Конституции и других послевоенных законов, так и из формирующейся уже более шестидесяти лет политической практики, которая, в принципе, основывается и на исторических особенностях развития японского государства.
Значительную часть своей истории японский император также был лишен фактической власти. Реальным центром государственной власти был сёгун, который и принимал соответствующие решения по ключевым вопросам внутренних дел и внешних сношений, а также ведал вопросами обороноспособности страны.
Только в результате революции Мэйдзи в 1868 г., когда на престол вступил юный
император Муцухито, японские императоры стали реальными главами государства. Этот период достиг своего наивысшего расцвета в 1930-х гг. и во время второй мировой войны, а закончился принятием ныне действующей Конституции 1947 г., вернувшей японского императора на прежнее место в системе государственного управления.
Таким образом, можно констатировать, что среди государств с монархической формой правления в особую группу выделяются государства квази-монархической системы, которых среди современных монархий значительное количество. Они обладают своими неповторимыми специфическими чертами и признаками. Каждое из них прошло достаточно длительный путь становления такой концепции государственного управления. С учетом перспектив развития государств в подобном институциональном дизайне, данный феномен государства заслуживает более глубокого осмысления причин его становления и эволюции, характерных признаков и социально-политических последствий для государств, в которых он сложился.
Источники и литература
1. Осипян Б.А. Гарантии действенности актов главы государства и исполнительной власти // Конституционное и муниципальное право. 2010. № 4. С. 45—50.
2. Стародубский Б А. О классификации форм буржуазного государства // Сб. ученых трудов Свердловского юридического института. Вып. 4. Свердловск, 1964. С. 446—447.
3. Такахаси М История принятия современной Конституции Японии // Право и политика. 2000. № 5. С. 22—23.
4. Долиновский С.Л. Становление и развитие парламентской монархии в Великобритании // История государства и права. 2008. № 17. С. 35—36.
5. Хрестоматия по всеобщей истории государства и права. М., 1984. С. 100.
6. Пирбудагова В.И. Становление идеи взаимодействия государства и гражданина как принципа правового государства в трудах ученых-юристов // История государства и права. 2008. №17. С. 39.
7. Черниловский З.М. Всеобщая история государства и права. М., 1996. С. 145—146.
8. Федоров К..Т. История государства и права зарубежных стран. СПб., 1997. С. 147—148.
9. КрыловаН.С. Центральные государственные органы Великобритании. М., 1965. С. 47.
10. Филиппова Т.П. Всеобщая история государства и права. Ч. 3. История государства и права Нового времени. Гл. 15. Великобритания / под ред. К.И. Батыра. М., 1999. С. 230.
11. Черниловский З.М. Указ. соч. С. 256.
12. Иванова И.К. Новый Верховный Суд Соединенного Королевства // Журнал российского права. - 2006. - № 11.
13. Кушхов И.Р. Основы федерализма при современной монархической форме правления // Журнал российского права. 2006. № 11. С. 113.
14. Чрезвычайный и полномочный посол Бельгии в Украине Вильфред Нартус: «Мы надеемся, что федерализация не приведет страну к распаду» // [ Электронный ресурс] URL: http:// www.zn.ua/1000/1600/7092/ (дата обращения 23.09.2010).
15. Савицкий П.И. Становление бельгийской федерации // Правоведение. 1995. № 4, 5. С. 66.
16. Пушкарев С.В. К вопросу о форме правления // Вестник Чебоксарского кооперативного института. 2009. № 2 (4). С. 79-81.
17. Клименко С.В., Чичерин АЛ. Основы государства и права. М.: Зерцало, 1999. С. 7; Шарифов М.Ш. Сравнение форм суверенитета: конституционно-правовой анализ // Конституционное и муниципальное право. 2009. № 19. С. 2—9.
18. Могунова М.А Парламентаризм: понятие, сущность, принципы // Публично-правовые исследования. Ежегодник Центра публично-правовых исследований. Т. 3. М.: AНО «Центр публично-правовых исследований», 2008. С. 8—71.
19. Каримов Д.А. Реформа королевских полномочий в Швеции: перспективный анализ // Международное публичное и частное право. - 2009. № 2. С. 37—38.
20. См.: Введение в шведское право. М.: Юрид. лит. 1986. С. 24.
21. Каримов ДА. Указ. соч. С. 38.
22. Красавцев Л.Б. Государство всеобщего благоденствия: теория и практика — шведская модель развития // Социальное и пенсионное право.
007. № 2. С. 47—48.
23. Серегин А.В. Тоталитарные государственные режимы в условиях монархической формы правления // Государственная власть и местное самоуправление. 2008. № 7. С. 45.
24. См.: Закон о прерогативах главы правительства (24 декабря 1925 г. — королевство Италия) // Хрестоматия по истории государства и права зарубежных стран: учеб. пособие / сост. В.Н. Садиков. М., 2006. С. 561.
25. См.: Закон о праве исполнительной власти издавать юридические нормы (от 31 января 1926 г.
— королевство Италия) // Там же. С. 562.
26. Мишин А.А. Конституционное (государственное) право зарубежных стран: учебник для вузов. 14-е изд., перераб. и доп. М.: Юстиц-информ, 2009.
27. Чернобель Г. Т. Институциональная детерминанта системы государственного управления / / Журнал российского права. 2008. № 4. С. 49.
28. Такахаси М. Указ. еоч. С. 22—23.
Pushkarev S.V. QUASI-MONARCHY («UNMONARHIAL MONARCHY») AS A SPECIAL FORM OF GOVERNING
The article is devoted to the question of such untypical form of government as «UNMONARHIAL monarchy». It determines this institution and its signs, explores specific examples of quasi-monarchies in Europe and Asia in XX century.
Key words: monarchy, the state, quasi-monarchy, the form of government.
ПУШКЛРЕВ Станислав Вадимович родился в 19S? г., окончил юридический факультет ГОУ ВПО «Марийский государственный университет» (2009), преподаватель кафедры гражданского права и процесса АНО ВПО «Межрегиональный открытый социальный институт», аспирант Чебоксарского кооперативного института (филиала) Российского университета кооперации. Автор Б работ.
УДК 340
ГЕНЕЗИС ПОЖАРНО-СТРАХОВОГО ДЕЛА В РОССИЙСКОЙ ИМПЕРИИ (ОРГАНИЗАЦИОННО-ПРАВОВЫЕ АСПЕКТЫ)
М.Ш. Саберова
Статья посвящена становлению и развитию пожарного страхового дела в России в период со второй половины XVIII до второй половины XIX вв. Автором анализируются нормативно-правовые акты, определяющие развитие данного вида страхования.
Ключевые слова: зарождение, развитие пожарного страхования в Российской империи.
Проблемам становления и развития пожарного страхового дела в России уделялось большое внимание в работах С.А. Андриевского, Л.А. Бернера, И.А. Гофштет-тера, К.К. Иордана, М.А Иорданского, Г.М. Кузьменко, С. П. Луневского, М.А. Остроградского, В.А. Хилкова, К.М. Яичкова и других [1].
В.С. Рудницкий отмечал, что началом страховых учреждений в России следует считать учреждение Государственного заемного банка, образованного в 1786 г. [2]. При Государственном заемном банке была учреждена страховая экспедиция, круг деятельности которой на основании Манифеста 1786 г. ограничивался приемом страхований только каменных домов, заводов и фабрик, крытых железом или черепицей [3]. В тот период в России не существовало никакого учреждения страхования товаров от огня.
В 1797 г. Указом царя Павла I были учреждены при Государственном ассигнационном банке «Учетные и страховые конторы» [4]. Позднее, при издании в 1806 г. нового Устава учетных контор, учрежденных под ведением Правления Государственного ассигнационного банка, страховые конторы за ненадобностью были закрыты. Страхование товаров было прекращено, и они оставались на сбережении хозяев [5].
С утверждением Уставов городов Санкт-Петербурга (1798) [6] и Москвы (1799) [7] предусматривалось под контролем государства введение взаимного страхования строе -ний от огня. Но Сенат отклонил данное решение и вместо обязательного страхования предложил добровольное. Первое частное акционерное страховое общество от огня в России было создано в 1827 г.
В 1830 г. опубликован первый Устав страхования пожарных обществ от огня, который имел название «План примерного учреждения в губерниях взаимных страхований от огня обществ». В нормативном акте описывалась система страхования в России от пожаров, о ее первых шагах.
В основу структуры и деятельности общества были положены принципы добро -вольности и коллегиальности.
По своему правовому положению это была чисто общественная организация, что определяло ее финансовую самостоятельность и независимость от государственной казны.
Во главе общества стояло правление из трех директоров. Должности эти были достаточно обременительны и к тому же занимав -шие их не получали вознаграждения, поэтому предусматривалась обязательная ежегодная
