CC BY
961
УДК 130.2
КУЛЬТУРНАЯ ПАМЯТЬ VERSUS ИСТОРИЧЕСКАЯ ПАМЯТЬ
Т.Э. Рагозина
Донецкий национальный технический университет, г. Донецк, ДНР e-mail: tatyana.ragozina@list.ru
В статье предпринят сравнительный анализ содержания концептов «культурная память» и «историческая память». Культурная память рассматривается автором как объективный механизм воспроизводства социокультурного целого. Историческая память характеризуется как опосредованное и политически ангажированное (идеологическое) отражение социальной действительности.
Ключевые слова: культурная память, историческая память, модель истории, общество как «органическая система», преемственность как сохранение прошлого в настоящем.
Последние десятилетия века ушедшего и первое десятилетие века наступившего ознаменовались настоящим всплеском интереса к теме памяти - теме, занявшей совершенно особое по своей значимости место в ряду других тем современного социально-философского и гуманитарного дискурсов. В этот период тема памяти, как верно подметил Патрик Хаттон, становится «квинтэссенцией междисциплинарных интересов. Это была тема для всех, однако ни у кого не было на эту тему преимущественного права»1.
О чём может свидетельствовать сложившаяся ситуация? Думается, не только о значимости зарождающейся проблематики и появлении нового проблемного поля как средоточия научного интереса многих дисциплин. В не меньшей степени она может служить свидетельством незрелости предметного содержания циркулирующих в междисциплинарном дискурсе новых понятий, демонстрируя теоретическую неопределённость и размытость их концептуальных границ. В таких условиях неоправданно широкое и зачастую некритическое использование содержательно неустоявшихся понятий разными научными дисциплинами, как правило, оказывается не только непродуктивным, но и приводит к созданию понятийной путаницы как внутри самих наук, так и в междисциплинарном контексте, что отчасти мы и наблюдаем, когда сталкиваемся с такими, казалось бы, родственными по содержанию понятиями, как «культурная память» и «историческая память».
Так, И. М. Савельева, рефлексируя по поводу содержания нового для историографии понятия «историческая память», задаётся вопросом: «Почему на исходе ХХ в. наряду с понятиями историческое знание и историческое сознание появляется концепт историческая память?», ведь «...до поры до времени историки вполне обходились понятием «историческое сознание», более того, историческое сознание рассматривалось как базовая характеристика мировоззрения Нового времени»2. «Появление же темы исторической памяти в историографии, -справедливо констатирует И.М. Савельева, - .усугубило понятийный беспорядок.
1 Патрик Х. Хаттон. История как искусство памяти. СПб., 2003. С. 9.
2 Савельева И.М. Перекрёстки памяти // Патрик Х. Хаттон. История как искусство памяти. СПб., 2003. С. 407.
Здесь вполне уместна аналогия с «клубком», который, как известно, в русском языке имеет противоречивые значения: аккуратно смотанные нитки (порядок) и «клубок противоречий» (беспорядок)»3.
Насколько правомерно увлечение новым понятием среди историков, не является ли оно избыточным и в силу этого непродуктивным по сравнению с уже существующими понятиями историографии, - это одна сторона дела, которую мы оставим историкам. Другая заключается в том, что спектр значений концепта «историческая память» представляется нам весьма спорным и справедливо может быть поставлен под сомнение также и по иным основаниям. Одно дело, когда речь идёт о внутренней историографической неразберихе, и совсем другое дело, когда наблюдается своего рода «теоретическая экспансия»4 нового концепта с сомнительной репутацией в область собственно философских исследований, выражающаяся в попытках выразить и объяснить механизмы функционирования различных форм общественного сознания, которые составляют содержание хотя и сходного по звучанию, но все же другого понятия, - понятия «культурная память».
С целью экспликации выше названных понятий, а также во избежание дальнейшей понятийной путаницы, проистекающей из их некритического использования, попытаемся провести демаркационную линию между понятиями «культурная память» и «память историческая», в связи с чем прибегнем к такому простому и надёжному средству, как сравнительный анализ обоих понятий. Надеемся, что задуманное нами предприятие окажется не только небесполезным, но и более чем своевременным, поскольку до сих пор ни в исторической, ни в философской литературе таковой анализ никем не предпринимался.
Для этого нам придётся ответить на ряд вопросов, а именно: а) когда и в связи с чем возникают оба понятия, каковы их теоретические предпосылки и
предназначение?; б) каков онтологический и истинностный статус обоих понятий?
* * *
Как уже упоминалось, интересующие нас понятия появляются на исходе ХХ века. В 70-х годах, согласно свидетельству известного немецкого культуролога Яна Ассмана5, в работах Юрия Лотмана по семиотике культуры впервые появляется термин «культурная память», который вводится в обиход философской мысли в связи с активно проявляемым в этот период интересом к коммуникативно-трансляционной функции культуры; почти сразу вслед за этим, в 80-е годы в рамках французской историографии не менее активно начинает проблематизироваться тема исторической памяти. И хотя интересующие нас концепты появляются практически одновременно, тем не менее, поводы и причины их появления весьма и весьма несхожи и даже прямо-таки противоположны.
Относительно содержания и теоретических предпосылок понятия культурной памяти нам уже доводилось подробно высказываться в ряде статей, поэтому мы, отослав читателя к более детальному изложению этого вопроса6, ограничимся здесь
3 Савельева И.М. Перекрёстки памяти // Патрик Х. Хаттон. История как искусство памяти. СПб., 2003. С. 408.
4 Справедливости ради, отметим, что «экспансия» исторической памяти в область собственно философских исследований происходит, прежде всего, в силу некритического использования этих концептов большинством авторов. Причём, осуществляется эта стихийная экспансия как усилиями историков, так и усилиями самих философов, культурологов и проч.
5 Ассман Ян. Культурная память: Письмо, память о прошлом и политическая идентич-ность в высоких культурах древности / Пер. с нем. М. М. Сокольской. М., 2004. С. 21.
6 Рагозина Т.Э. Культурная память и идентичность // Ноосфера и цивилизация. Выпуск 5(8). Донецк, 2007 [4]; Рагозина Т.Э. Условия и теоретические предпосылки возникновения понятия «культурная память» // Ноосфера и цивилизация. Выпуск 6(9). Донецк, 2008 [5]; Рагозина Т.Э.
лишь кратким воспроизведением узловых моментов нашего понимания существа проблемы.
Культурная память, будучи социальной по своей природе и надындивидуальной по форме своего бытия, функционируя в качестве механизма негенетического отбора, сохранения и передачи социально значимого опыта, выступает одновременно и как способ сохранения прошлого в настоящем, и как условие преемственности исторического процесса. Эти свойства культурной памяти обусловлены тем, что она есть атрибутивная характеристика общества как такой «органической системы», которая воспроизводит все необходимые предпосылки и условия своего бытия и себя как некую самотождественную целостность на всех этапах своего существования . Иными словами, культурная память - это имманентное свойство социокультурного организма (общества), состоящее в его способности сохранять себя во всех своих модификациях, воспроизводя условия своего собственного существования на всех этапах развития.
Исходя из этого, мы склонны рассматривать культурную память как философское понятие, выражающее единство противоположных категориальных характеристик социально-исторического процесса, обеспечивающее, с одной стороны, его развитие и изменчивость, с другой - устойчивость и преемственность. Культурная память есть не что иное, как объективно существующее противоречивое свойство, выражающееся в способности социокультурного организма воспроизводить себя в своей тождественности, всеобщности, инвариантности и одновременно продуцировать в себе самом (внутри себя) различие, особенность, изменчивость. Причём важно понимать, что это - не разные свойства, а именно одно свойство, внутренне противоречивое, но все-таки одно, как раз и фиксируемое понятием культурная память, - свойство целостности развивающегося во времени социокультурного организма.
Ответы на резонно возникающие в этой связи вопросы о том, почему понятие «культурная память» с необходимостью возникает только на сравнительно поздних этапах развития философии и почему его появление на ранних стадиях развития философской мысли было невозможно, мы усматриваем в следующем.
Поскольку память есть способ самосохранения культуры во времени (в истории), постольку возникновение понятия «культурная память» не могло не быть обусловлено вполне определённым пониманием истории, сформировавшимся как целостное мировоззрение лишь к ХУП-ХУШ вв. - словом, не могло не быть связано с судьбой такой важнейшей идеи, как идея историзма. Поскольку, далее, память есть имманентное свойство культуры, постольку в истории философии судьба понятия культурной памяти была теснейшим образом связана также с судьбой другой важнейшей идеи - «идеи культуры» как выделения человека из природного мира, которая достигла своей зрелой, собственно философской формы лишь начиная с эпохи Просвещения. Таков предварительный ответ в его общей форме.
Говоря об историзме, следует помнить, что история философской мысли преподносит нам весьма различные по степени своей зрелости модели истории, соответствующие последовательно сменяющим друг друга ступеням процесса становления историзма: историзм античной философии с его идеей круговорота; христианский историзм с его представлением о телеологии как направленном ходе развития истории; историзм эпохи Просвещения, нашедший своё выражение в идее
Парадокс культурной памяти и проблемы социально-исторической преемственности // Культура и экономика // Материалы международной научно-практической конференции. Донецк, 2008.
7 Рагозина Т.Э. Проблема культурной памяти как способ рефлексии над социальной формой // Культура и цивилизация (Донецк). Выпуск № 1(5). Донецк, 2017. С. 52-53.
линейного прогресса, и историзм философии марксизма, воплотившийся в идее общества как «органической системы», которая по существу есть идея нелинейного, системного прогресса. Так почему же всё-таки проблема культурной памяти объективно не могла возникнуть на ранних этапах становления философско-исторического сознания.
Хорошо известно, что об историзме античной философии если и можно говорить, то с большой долей условности и то только как о природном историзме, всегда помня, что применительно к обществу представления древних, в которых нет места для возникновения нового, где отсутствуют цель и направленность исторического развития, есть, скорее, неисторизм, чем историзм: «античное понимание историзма будет складываться по типу вечного круговращения небесного
свода, т.е. будет тяготеть к тому типу историзма, который мы выше назвали
8
природным историзмом» .
Идея круговорота как вечного повторения одного и того же - с одной стороны, и, с другой - как свойственный всей античной философии гераклитовский по своему существу взгляд на развитие, благодаря которому движение и вообще всё сущее предстают как нечто лишённое постоянства и устойчивости, как исчезающая в небытии непрерывная текучесть и изменчивость, делали понятие культурной памяти ненужной, - причём, ненужной двояким образом. Понимание развития как абсолютной текучести делает память ненужной, ибо она бессильна остановить время и зафиксировать что-либо в стремительном потоке исчезновения бытия; равным образом и идея развития как вечного повторения одного и того же в бесконечном круговороте бытия, как отсутствие изменений делает память также ненужной: где нет изменений - там память излишня!
Последовавшие после античной философии столетия в интересующем нас плане не привнесли ничего сколько-нибудь существенно нового, что свидетельствовало бы о зарождающейся потребности философской мысли в понятии, аналогичном современному понятию культурной памяти. Такой настоятельной потребности в понятии, способном выражать устойчивые формы коллективной жизнедеятельности людей и механизмы их воспроизводства, средневековая философская мысль действительно не испытывала. Более того, библейско-христианская версия историзма со свойственной ей креационистской моделью культуры делала проблему культурной памяти абсолютно излишней.
Связано это было в первую очередь с внутренним противоречием, лежащим в основе средневековой модели исторического развития: с одной стороны, история понималась как объективный, надличностный, направленный процесс изменений во времени, движущийся к заданной (Богом) конечной цели, с другой стороны, согласно этой же модели истории и культуры, изменения, хотя и имели место в истории в виде сменяемости одних событий другими, тем не менее, они не касались всеобщих форм организации общественной жизни. Теория сотворения мира человеческой культуры предполагала, что общественно-историческое движение осуществляется в одних и тех же, от века данных неизменных формах общественной организации9. Что вечно и неизменно - то не испытывает нужды в сохранении, изначально делая любые усилия тщетными, ничтожными и потому излишними.
В этом отношении историзм эпохи Просвещения с присущим ему гуманистическим взглядом на историю как на то, что создано самим человеком и его
8 Лосев А.Ф. Античная философия истории. М., 1977. С. 19.
9 Подробнее об этом см. нашу статью: Рагозина Т.Э. Культура как явленная метаморфоза первичной реальности // Культура и цивилизация (Донецк). Выпуск 1-2 (2). Донецк, 2015. С. 7-24.
разумом, результаты достижений которого являются бесспорным свидетельством общественного прогресса, был колоссальным шагом вперёд, поскольку выдвинул перед философией задачу рационального объяснения причин, направления и цели общественного развития. Вместе с тем, историческое сознание ХVШ-XIX вв., конституировавшее себя преимущественно в виде линейно-прогрессистской модели истории, содержало ряд серьёзных ограничений, делавших невозможным возникновение понятия культурной памяти на данном этапе развития философии.
Дело в том, что идея прогресса как бесконечного совершенствования человеческого рода, как «...развитие, которое идёт все дальше и дальше, ... бессмысленны, поскольку каждая последующая ступень обесценивает предыдущую <...> Всякий прогресс обесценивается в то самое мгновение, когда достигается, ибо в это самое мгновение развитие уже готово его превзойти»10.
Действительно, при таком понимании хода истории нет никакой нужды в понятии «культурной памяти», ибо совершенно бессмысленно пытаться сохранить и передать потомкам как нечто ценное то, что обесценивается каждым последующим мгновением развития, поскольку оказывается многократно превзойдено всё более и более совершенными состояниями, достигаемыми прогрессирующим человечеством.
Другой порок просветительской идеи прогресса как уходящего в дурную бесконечность накопления изменений заключается в том, что она не позволяла объяснить такой феномен реального исторического процесса, фиксируемый понятием культурной памяти, как сохранение прошлого в настоящем (не говоря уже об истории как тождестве бытия прошлого, настоящего и будущего). Парадоксальность данного взгляда на историю состояла в том, что он воспевал исторический прогресс, однако без сохранения прошлого. А посему идея линейного прогресса была, скорее, идеей негации прошлого, чем его сохранения.
Наконец, концепция общественного прогресса, понимаемого как высший этап и продолжение общей линии эволюции природы, не только не преодолевала натуралистическое толкование общества, но и реставрировала на новый манер старую парадигму античной философии, где природа служила «моделью для истории, а не история - моделью для природы»11. Поэтому в целом историзм эпохи Просвещения не был истинным историзмом, «соответствующим своему понятию», «чистым историзмом». Ибо истинный историзм - это система взглядов, не просто признающая наличие изменений в обществе, не просто распространяющая категорию развития с природных процессов также и на общество, которое в силу этого начинает мыслиться как процесс, у которого есть направленность и цель, но и рассматривающая этот процесс как обусловленный причинами социально-исторического порядка, а не как детерминированный природными предпосылками. Рождение такого типа историзма происходит позже - в рамках материалистического понимания истории.
Переходя к системе взглядов К. Маркса, следует принять во внимание два диалектически взаимосвязанных между собой момента, а именно: состоявшееся в марксизме философское «открытие труда» как формы производства самой общественной жизни и понимание общества как «органической системы», которые по сути дела представляют собой две стороны одной медали - единого целостного процесса общественно-исторического развития.
10 Шпанн О. Философия истории: [предварительные размышления о сущности истории, учение об исторических категориях, метафизика истории]. СПб., 2005. С. 169-170.
11 Лосев А.Ф. Античная философия истории. М., 1977. С. 19.
Труд как способ человеческого существования, как целостность,
сохраняющаяся во всех своих исторических метаморфозах и предстающая
«восходящей линией прогрессивно развивающихся и последовательно сменяющих
12
друг друга способов производства» , составляет самую суть взглядов Маркса на развитие общества как «органической системы». При этом следует также принять во внимание, что понимание общества как «органической системы» имеет у Маркса два взаимодополняющих ракурса рассмотрения: когда общество рассматривается в историческом плане как процесс и когда анализируется его конкретно-исторический срез. Выражаясь современным языком, общество предстает в качестве «органической системы» и при диахронном ракурсе рассмотрения, и при синхронном ракурсе.
В первом случае методологически значимым оказывается «природно-социальный» аспект, раскрывающий проблему перехода от общества как системы с преобладанием естественной детерминации (природных предпосылок) к обществу как системе с преобладанием социально-исторической детерминации, в ходе которого происходит изменение соотношения в доминировании природных и социальных элементов в самом основании общества как системы.
Маркс, подробнейшим образом исследуя этот процесс в «Экономических рукописях 1857-1861 гг.», показывает, что на ранних этапах истории подлинной целостности общества ещё нет в силу доминирования в общественном производстве факторов, выражающих природную зависимость и природную определённость всех составляющих его элементов. Общество как целостная система с социальным основанием есть, по Марксу, сравнительно поздний результат исторического развития, а вовсе не некая свершившаяся однажды, в самом начале человеческой истории, данность. Целостность общества, в смысле развитого «органического целого с социальным основанием», появляется лишь на буржуазной ступени развития производительных сил, когда общественное производство перестает быть привязанным к земледелию, когда появляется производство с развитым разделением труда, когда каждый член общества зависит от производства всех, а все зависят от производства каждого; когда взаимная зависимость членов общества становится абсолютной и универсальной, целиком являясь продуктом общественно-исторического процесса; когда «.все отношения выступают как обусловленные обществом, а не как определённые природой»13. Так рождается «чистый историзм» в понимании общества, а вместе с ним - принципиально новая модель исторического развития - модель системного прогресса (или - идея «общества как органической системы»). Именно она становится подлинной теоретической предпосылкой понятия культурной памяти.
Дело в том, что рассмотрение общества в синхронном срезе демонстрирует следующие закономерности его функционирования как «органической системы»: структура общества, взятого на более поздней ступени развития, всегда содержит в себе в качестве своих действующих органов элементы и «отношения всех тех погибших форм общества, из обломков и элементов которых оно было построено»14. Именно это объективное обстоятельство, таящее в себе разгадку удивительного феномена истории - способности социокультурного целого сохранять в своём актуальном бытии своё собственное прошлое - как раз и фиксируется понятием «культурная память».
12 Кузьмин В.П. Принцип системности в теории и методологии К. Маркса. 3-е изд., доп. М., 1986. С. 153.
13 Маркс К. Экономические рукописи 1857-1861 гг. (Первоначальный вариант «Капитала»). В 2-х ч. XXVI. Ч. 1. М., 1980. С. 230.
14 Там же, с. 43.
* * *
Что же касается «исторической памяти», то она, как показывает в серии очерков П. Хаттон15, проблематизируется в западной историографии французскими историками и философами в 1980-е годы в рамках очередной методологической ревизии оснований исторической науки. При этом характерно то, что она начинает активно обсуждаться в связи с укоренением постмодернистского тезиса о власти историографических дискурсов, которые конструировались преимущественно для того, чтобы утвердить «нужные» традиции в качестве официальной памяти общества: «Историки-постмодернисты интересовались памятью как средством мобилизации политической власти и отвергали внутреннюю ценность традиции самой по себе»16. Сразу отметим эту важную для понимания сущности «исторической памяти» деталь: именно соображения идеологического порядка ставят в центр внимания историков-постмодернистов вопрос о характере и ресурсах коллективной памяти. В этой связи их внимание концентрируется на теме коммеморации, включающей как определённую политику памяти, так и соответствующую ей практику, когда объектами коммеморативного поклонения становились не только важнейшие политические персоны Х1Х-ХХ вв., но и главные исторические события, что в целом позволяло формировать в публичной сфере нужные для политики образы социальной действительности. «На этой благодатной тропе..., - констатирует П. Хаттон, - и возник в 80-е годы новый жанр исторической науки. Его можно
17
назвать историей политики коммеморации» .
Всего за несколько лет тема политики памяти оказалась в центре интересов историографии, совершенно очевидным образом сосредоточенной на производстве образов в коммеморативных практиках18. Коммеморация стала своего рода приёмом мнемотехники, сознательно созданной лидерами государств-наций технологией формирования коллективной памяти, способной пробуждать желанные воспоминания и за счёт этого направлять скрытую эмоциональную энергию масс в нужное русло. Так, вполне определённая политика памяти и соответствующая ей практика на рубеже столетий становятся фактором, инспирирующим появление концепта «историческая память», главное предназначение которого как раз и состоит в том, чтобы быть эффективным средством переформатирования исторического прошлого с целью придания нужного вектора развития настоящему.
В этой связи любопытно следующее обстоятельство: вместе и наряду с утверждением «исторической памяти» государств-наций в современном мире на историческую сцену выходит так называемый "фактор демократизации истории" -мощное движение освобождения и эмансипации народов, этносов, групп и даже отдельных личностей, которое способствовало быстрому возникновению разнообразных форм памяти национальных меньшинств, для которых отвоевание собственного прошлого стало необходимой составляющей утверждения их идентичности. «Этот бурный расцвет памятей меньшинств глубоко изменил соотношение и взаимоотношения истории и памяти»19.
15 В уже упоминавшейся нами книге П. Хаттона «История как искусство памяти» читатель может найти довольно-таки обстоятельный обзор различных аспектов темы памяти, начиная от Д. Вико и заканчивая М. Фуко.
16 Патрик Х. Хаттон. История как искусство памяти. СПб, 2003. С. 13.
17 Там же, с. 36.
18 Там же, с. 38.
19 Нора П. Всемирное торжество памяти // РЖ Русский журнал [Электронный ресурс] / [разраб.]: Т. Тихонова, С. Костырко. Электрон. дан. [Б.м.: б.и.], cop. 2001. URL: http://magazines.russ.ru/nz/2005/2/nora22.html. Загл. с экрана.
Незаметно свершившаяся инверсия смысла породила странное зрелище -память вместо истории, в которой история как единый объективный процесс исчезает в плюралистическом калейдоскопе «исторических памятей». Это обстоятельство как нельзя лучше помогает нам увидеть принципиальное различие онтологического статуса понятий «культурная память» и «историческая память» и вытекающее из этого различие в их истинностном измерении.
Если культурная память, как было показано выше, есть философское понятие, отражающее фундаментальное свойство культуры, состоящее в способности социокультурного организма сохранять и воспроизводить свою целостность, а именно: воспроизводить себя в своей тождественности, всеобщности, инвариантности и одновременно продуцировать в себе самом различие, особенность, изменчивость, то в случае с исторической памятью мы имеем дело с опосредованным политическими интересами идеологическим отражением социальной действительности.
Если, далее, культурная память, говоря языком Гегеля и Маркса, есть некая «объективная мыслительная форма», выработанная для обозначения объективно существующего механизма сохранения прошлого в настоящем, механизма, имманентного самому развивающемуся социокультурному процессу; если, согласно этой точке зрения, прошлое не надо реконструировать, в смысле - искусственно конструировать (подгоняя под свои сегодняшние интересы и цели), ибо оно всегда так или иначе присутствует в настоящем, то в случае с «исторической памятью» дело, опять-таки, обстоит прямо противоположным образом.
Именно потому, что феномен «исторической памяти» есть не что иное, как функция власти, которая определяет, как следует представлять прошлое, именно поэтому историки коммеморации (они же - адепты постмодернизма) с самого начала «.стремились заключить в скобки вопрос о том, что может быть аутентичным в
традиции, или какой силой влияния прошлое обладает само по себе, независимо от
20
наших сознательных попыток его восстановить» .
Расхожий тезис постмодернизма гласит: поскольку прошлая социальная реальность актуально не существует, постольку, изучая прошлое, мы имеем дело уже не с самим прошлым, а лишь с его образом (или, с образами), то есть с тем, что создаём мы сами, с тем, что мы конструируем. Следовательно, наше знание о прошлом тождественно конструированию прошлого. Именно эта посылка лежит в основании общего вывода о том, что настоящее не только определяет то, что нужно помнить и что подлежит забвению, но и само конструирует прошлое. Это, конечно же, чистый субъективизм, в силу чего оба эти тезиса представляются нам не только сомнительными, но и глубоко неверными по самой своей сути. Присмотримся внимательнее к лежащей в основании этих тезисов теоретико-познавательной позиции.
Поскольку, согласно историкам-постмодернистам, «прошлое зависит от способа его репрезентации», то, стало быть, «прошлых» может быть много как в том смысле, что у каждой эпохи - своё прошлое, ибо это «прошлое постоянно меняет свою форму в дискурсах, предлагаемых настоящим», так и в том смысле, что у каждого коллектива, социальной группы или этноса, сосуществующих в настоящем, -тоже есть своё прошлое, своя историческая память о котором есть не просто сохранение и восстановление некоей общей для всех «исторической правды», а суть единственно истинное изображение прошлого. Как будто в обществе нет никаких других, кроме этого - одного-единственного - этноса или группы с их столь же правомерными собственными притязаниями на историческую правду и эксклюзивное
20 Патрик Х. Хаттон. История как искусство памяти. СПб, 2003. С. 14.
понимание прошлого (фиксируемое специально изобретённым по этому случаю конструктом «историческая память»). Как будто нет самого общества в целом в виде государства-нации с единой и общей для всех составляющих его групп и этносов историей-судьбой и общей для всех памятью о ней.
В данном случае мы получаем не только исторический релятивизм в виде верного спутника хорошо знакомого нам из истории философии субъективистского взгляда на историю, но и нечто совершенно новое - то, что в своё время Михаил Лифшиц (правда, в другой ситуации и по другому поводу) охарактеризовал как «род общественного солипсизма». А это - уже диагноз куда более тяжёлый, свидетельствующий о серьёзном заболевании - о методологическом нигилизме, об отказе от всякой осознанно и систематически применяемой методологии, а значит - о сознательном отказе от научно-теоретического осмысления действительности.
Удивляться этому не стоит: когда на вооружение берётся принцип методологического плюрализма, его оборотной стороной, как ни парадоксально, в итоге всегда оказывается принцип методологического индивидуализма (он же - «род общественного солипсизма»), когда каждый из множества сосуществующих в рамках единого общества этносов, групп, коллективов с воинствующей нетерпимостью утверждает монополию на истину только одной-единственной памяти - «своей», отвергая притязания остальных как неистинные репрезентации прошлого.
Список литературы
1. Ассман Ян. Культурная память: Письмо, память о прошлом и политическая идентичность в высоких культурах древности / Пер. с нем. М.М. Сокольской. - М.: Языки славянской культуры, 2004. - 368 с.
2. Кузьмин В.П. Принцип системности в теории и методологии К. Маркса. - 3-е изд., доп. - М.: Политиздат, 1986. - 399 с.
3. Лосев А.Ф. Античная философия истории. - М.: Наука, 1977. - 207 с.
4. Маркс К. Экономические рукописи 1857-1861 гг. (Первоначальный вариант «Капитала»). В 2-х ч. XXVI. Ч. 1. - М. : Политиздат, 1980. - 564 с.
5. Нора П. Всемирное торжество памяти // РЖ Русский журнал [Электронный ресурс] / [разраб.]: Т. Тихонова, С. Костырко. - Электрон. дан. - [Б. м. : б. и.], cop. 2001. - URL: http://magazines.russ.ru/nz/2005/2/nora22.html. - Загл. с экрана.
6. Патрик Х. Хаттон. История как искусство памяти. - СПб: «Владимир Даль», 2003. - 423 с.
7. Рагозина Т.Э. Культура как явленная метаморфоза первичной реальности // Культура и цивилизация (Донецк). Выпуск 1-2 (2). - Донецк: ГОУВПО «ДонНТУ», 2015. - С. 7-24.
8. Рагозина Т.Э. Культурная память и идентичность // Ноосфера i цившзащя. Випуск 5(8). - Донецк: ДонНТУ, 2007. - С. 91-98.
9. Рагозина Т.Э. Парадокс культурной памяти и проблемы социально-исторической преемственности // Культура и экономика // Материалы международной научно-практической конференции. - Донецк: ДонНУЭТ, 2008. - С. 91-93.
10. Рагозина Т.Э. Проблема культурной памяти как способ рефлексии над социальной формой // Культура и цивилизация (Донецк). Выпуск № 1(5). - Донецк: ГОУВПО «ДонНТУ», 2017. - С. 42-55.
11. Рагозина Т.Э. Условия и теоретические предпосылки возникновения понятия «культурная память» // Ноосфера i цившзащя. Выпуск 6(9). - Донецк: ДонНТУ, 2008. - С. 89-98.
12. Савельева И.М. Перекрёстки памяти // Патрик Х. Хаттон. История как искусство памяти. - СПб: «Владимир Даль», 2003. - 423 с.
13. Шпанн О. Философия истории : [предварительные размышления о сущности истории, учение об исторических категориях, метафизика истории] / пер. с нем. К.В. Лощевского. - СПб. : Изд-во С.-Петерб. ун-та, 2005. - 485 с. - (Серия : Профессорская библиотека).
CULTURAL MEMORY VERSUS HISTORICAL MEMORY
T.E. Ragozina
Donetsk National Technical University, Donetsk, Donetsk People's Republic
e-mail: tatyana.ragozina@list.ru
The article gives comparative analysis of the content of concepts of 'cultural memory' and 'historical memory'. Cultural memory is being analyzed by the author as objective mechanism of reproduction of social and cultural total. Historical memory is characterized as mediate and politically engaged (ideological) reflection of social reality.
Keywords: cultural memory, historical memory, model of history, society as 'organic system', continuity as saving the past in the present.
