CC BY
203
КУДА ДВИЖЕТСЯ «ХАРТЛЕНД»? ЦЕНТРАЛЬНАЯ АЗИЯ, ГЕОГРАФИЯ, ГЛОБАЛИЗАЦИЯ
Левент ХЕКИМОГЛУ
сотрудник Йоркского центра изучения международных отношений и проблем безопасности (Торонто, Канада)
I. Введение
В настоящей статье мы, во-первых, попытаемся проанализировать основные положения концепции Хэлфорда Джона Маккиндера, сформулированные в его знаменитом докладе «Географическая ось истории», который он в 1904 году представил Королевскому географическому обществу, а также обсудить ряд важных проблем, изложенных в этой работе. На основе их анализа мы приходим к выводу, что вся теория хартленда, выдвинутая Х. Маккиндером, неверна с самого начала, в результате чего это заблуждение и по сей день продолжает деформировать представления о Центральной Азии у населяющих ее народов и жителей других стран мира, а также политику, проводимую как в регионе, так и по отношению к нему. Во-вторых, статья поднимает вопрос о сложном положении (в географическом плане), в котором Центральная Азия оказалась в эпоху стремительной глобализации, и показывает, что множество мифов, «одухотворенных» Маккиндеровым призраком хартленда, а также предвзятыми и ложными неолиберальными догмами, зачастую мешают выработке стратегий, позволяющих выйти из сложившейся ситуации.
Центральные районы Евразийского континента, не имеющие прямого выхода к морю, Маккиндер назвал «хартлендом» («Heart-land») — «сердцевинной землей» и «осевым регионом» (the «Pivot area»), хотя и не считал этот регион (с метафизической точки зрения) стратегически значимым. Но он был уверен, что эта территория обладает огромными запасами природных ресурсов и колоссальным сельскохозяйственным потенциалом. В связи с этим Маккиндер был убежден, что благодаря революции в сфере сухопутного транспорта, совершенной в связи со строительством сети железных дорог, Внутрен-
няя, или Средняя, Азия просто «обречена» на то, чтобы дать своему политическому хозяину (в то время это была Россия) такую экономическую мощь, равной которой на нашей планете нет, благодаря чему у России появится возможность воплотить в жизнь свои притязания на мировое господство.
Однако, как оказалось, у Маккиндера не было оснований столь уверенно говорить о большей коммерческой конкурентоспособности железных дорог по сравнению с морским транспортом. Столь же беспочвенно было его мнение об огромном ресурсном потенциале Внутренней, или Средней, Азии. Регион не играл, да и не мог играть, роль главного («осевого») исполнителя, которую ему приписывал Маккиндер. Теория хартленда выжила отнюдь не потому, что ее основополагающие предпосылки были вескими, а аргументы безупречными, а в связи с тем, что выводы, сделанные Маккиндером, и представленные им рекомендации касались сдерживания России, прекрасно вписываясь в идеологическую схему «холодной войны», которая господствовала в мире почти всю вторую половину XX века.
Призрак ложного хартленда все еще бродит по миру, при этом назвать его кротким и безопасным никоим образом нельзя.
II. Хартленд Маккиндера
Относительный иммунитет России против использования ее соперниками военной силы, особенно (но не обязательно) такими морскими державами, как Великобритания, стал очевиден уже давно, по крайней мере в начале XIX века, то есть со времени неудав-шейся кампании Наполеона. Эту особенность России отмечали многие известные мыслители от Маркса до Мэхэна.
С какой стороны ни посмотри, характерные для этой страны черты сулили ее потенциальным захватчикам кошмар, а не нормальное материально-техническое обеспечение и спокойную жизнь тыловых служб. Причем и обширная территория, и слабая транспортная инфраструктура значительно сдерживали и саму Россию не только в военном, но и в экономическом плане. Признав наличие этих препятствий, Запад практически до второй половины XIX века не уделял должного внимания экономическому потенциалу российской глубинки.
Однако события, произошедшие в XIX веке, резко изменили отношение к этому государству. Среди вопросов, непосредственно относящихся к нашей дискуссии, хотелось бы отметить следующие:
■ Успешная экспансия Российской империи в Азии (продвижение к югу от своих господствующих позиций на севере) вслед за распространением на юг в Европе в XVIII веке свидетельствовала о значительном росте ее мощи и обострила восприятие Российского государства как угрозы владениям Великобритании, особенно ее колониям в Южной Азии.
■ Строительство железных дорог и создание необходимой для их работы инфраструктуры революционизировало сухопутные перевозки, изменив прежнее соотношение государств в военном и экономическом плане.
■ Феноменальная экономическая трансформация «новой России» (частично включающей в себя территории, прежде принадлежавшие Османской империи и лишь недавно [относительно того времени] присоединенные к России, примерно соответствующие внутренним районам северного побережья Черного моря, куда входила и часть территории современной Украины) заставила Запад пере-
SG
смотреть свое прежнее отношение к этому государству: западные страны уже не отбрасывали возможность коммерческого развития этого огромного, пока еще дремлющего ареала.
За весьма короткий период перспективы экономического развития внутренних районов Евразии, а также угроза экспансии прибрежных областей континента со стороны России приобрели реальные очертания.
В ту пору Маккиндер оказался единственным, кто изучил и объяснил суть этих проблем1. Многие исследователи долгое время отмечали, что большая часть территории России недосягаема для морских держав как в военном, так и в экономическом плане. Другие считали, что значительным экономическим потенциалом обладают обширные относительно малоизвестные территории азиатской части Российской империи. Третьи были убеждены, что железные дороги предоставляют сухопутным державам новые беспрецедентные возможности повысить свою экономическую и военную мощь; а многие, естественно в Великобритании, рассматривали Россию не иначе, как весьма серьезную угрозу. Но именно Маккиндер привел логичные доводы, связав воедино все вышеупомянутые положения и утверждения. Иными словами, ни один из элементов Маккиндерова тезиса о хартленде/оси истории в отдельности не есть нечто оригинальное, но его теория в целом, без сомнения, новшество.
В статье «Круглая земля и обретение мира», опубликованной в журнале «Форин афферс», Маккиндер, вспоминая о 1870-х годах, писал: «В то время еще не было вызовов британскому господству на море, единственной опасностью для ее заморских владений, как она считала, было положение России в Азии. В каждом слухе, доходившем из Константинополя, в каждом проявлении недовольства племен, живших вдоль северо-западной границы Индии, лондонские газеты того периода чуть ли не молниеносно находили «свидетельства» российской интриги. Две державы — британская морская и российская сухопутная — фактически стали тогда главными героями международного спектакля»2. На рубеже XX века восприятие Лондоном российской угрозы все еще было достаточно острым, и именно оно в то время оказалось центральным элементом размышлений Маккиндера. Еще перед представлением доклада Королевскому географическому обществу в работах этого исследователя прослеживалась обеспокоенность серьезной внешней угрозой господству Великобритании. Например, в книге, которую он опубликовал за два года до прочтения упомянутого доклада, Россия явно занимает главное место в размышлениях автора относительно сохранения безопасности Британской империи «среди огромных держав, опирающихся на ресурсы половины континентов»3.
В докладе 1904 года Маккиндер прежде всего акцентирует внимание на трех факторах, касающихся внутренних областей Евразии: их экономический потенциал; перспективы развития этого региона, связанные со строительством железных дорог; его недосягаемость для таких морских держав, как Великобритания и Соединенные Штаты.
1 Хотя даже Уильям Паркер, склонный считать Маккиндера гением, тем не менее допускает, что «многие его идеи были предвосхищены другими, и, без сомнения, большая часть этих идей возникла благодаря знакомству с более ранними работами» (Parker W.H. Mackinder: Geography as an Aid to Statecraft. Oxford: Clarendon Press, 1982. P. 250). Я уже писал о прошлых исследованиях этой проблемы как в Великобритании, так и в Соединенных Штатах (см.: Hekimoglu L. The Absent Pivot: Reflections on Mackinder’s Heartland Fallacy on its Centennial. В кн: Governance and Global (Dis)Orders: Trends, Transformations, and Impasses / Ed. by Alison Howell. Toronto: The York Center for International and Security Studies, 2004).
2 Mackinder H.J. The Round World and the Winning of the Peace // Foreign Affairs, 1943, Vol. 21, No. 4. P. 595.
3 Mackinder H.J. Britain and the British Seas. London: Heinemann, 1902. P. 358.
Маккиндера заботил тот факт, что теперь, когда Россия использовала свое преимущество в качестве крупной сухопутной державы и закрепилась в самом сердце евразийского массива, недосягаемого для эффективного военного, а также торгового/экономического развертывания морских держав, она начнет развиваться благодаря недавно построенной сети железных дорог, будет успешно эксплуатировать, по-видимому, огромный экономический потенциал этой необъятной территории и станет мировым гегемоном.
Уже в 1900 году Маккиндер был уверен в том, что «с коммерческой точки зрения железные дороги давали сухопутным державам преимущество перед державами, использующими морской транспорт»4. И сейчас относительно экономических перспектив Внутренней, или Средней, Азии он повторил то же самое, даже с еще большей уверенностью: «Еще поколение назад казалось, что пар и Суэцкий канал увеличили мобильность морских держав в сравнении с сухопутными. Железные дороги играли, главным образом, роль придатка океанской торговли. Но теперь трансконтинентальные железные дороги изменяют положение сухопутных держав, и нигде они не работают с большей эффективностью, чем в закрытых центральных районах Евро-Азии,.. однако не закончится еще это столетие, как вся Азия покроется сетью железных дорог. Пространства на территории Российской империи и Монголии столь огромны, а их потенциал в отношении населения, зерна, хлопка, топлива и металлов столь высок, что здесь, несомненно, разовьется свой, пусть несколько отдаленный, огромный экономический мир, недосягаемый для океанской торговли»5.
Маккиндер крайне обеспокоен: Россия, говорит он, которая уже взяла под свой политический контроль этот огромный регион, скоро покроет его сетью железных дорог, будет эксплуатировать его «столь огромные богатства» и превратится в экономическое и военное чудище, постепенно завоевывающее мировое господство. «Нарушение баланса сил в пользу осевого государства, выражающееся в его экспансии на пограничные территории Евро-Азии, позволяет использовать необъятные континентальные ресурсы для постройки флота. Благодаря этому скоро перед нашим взором явится мировая импе-рия»6.
В своем докладе 1904 года Маккиндер делает упор на то, что для морских держав этот регион недосягаем, однако в итоге суть его рассуждений сводится к оценке «столь высокого потенциала» Внутренней, или Центральной, Евразии. Другими словами, ее недосягаемость имеет значение только лишь потому, что эта территория обладает огромными богатствами. И здесь «хартленд» следует воспринимать не в смысле его значения в далеком прошлом, а в плане его потенциальных возможностей.
Возникает вопрос: «Почему же Маккиндер был так уверен в огромном экономическом потенциале евразийской глубинки, настолько уверен, что построил свою теорию хар-тленда/оси истории на абсолютной непререкаемости этого предположения?»
Ответ, по нашему мнению, лежит в плоскости понимания того, что автор опирался на развитие европейской части России в XIX веке, когда Причерноморская степь была внезапно открыта для товарного сельскохозяйственного производства и мировой тор-говли7. Россия, в ряде военных сражений одержавшая победу над турками, к концу после-
4 Parker W.H. Op. cit. P. 231.
5 Mackinder H.J. The Geographical Pivot of History // The Geographical Journal, April 1904, Vol. XXIII, No. 4. P. 434 (издание на русском языке: Маккиндер Х.Дж. Географическая ось истории // Полис, 1995, № 4. С. 168).
6 Ibid. P. 436 (Маккиндер Х.Дж. Указ. соч. С. 169).
7 Подробнее о трансформациях «новой России» в XIX веке см.: Harvey M.L. The Development of Russian Commerce on the Black Sea and its Significance. PhD dissertation. University of California, 1938 (к сожалению, диссертация до сих пор не опубликована) и Kardasis V. Diaspora Merchants in the Black Sea: The
дней четверти XVIII века аннексировала ареал этой степи и Северное Причерноморье. Территория «новой России», которую Бог (почти всю) наделил исключительно плодородными (черноземными) землями и которая до сих пор оставалась малозаселенной пограничной зоной, где вели полуоседлое существование казаки и татары, периодически совершая набеги друг на друга, начала стремительно заселяться.
За какие-то полвека количество населения этой территории увеличилось не менее чем в 15 раз8. В регионе уже было хорошо развито речное судоходство, которое теперь начало развиваться еще быстрее. Но настоящий бум эта транспортная система ощутила в конце 1860-х годов, когда началось интенсивное строительство сети железных дорог9. К тому же удобный выход к портам Черного моря и, естественно, открытие для международной торговли черноморских проливов (конец XIX в.) позволили России, имевшей в этом плане прекрасное географическое положение, стать житницей стран Европы, в которых бурными темпами развивалась промышленность.
Что же касается Великобритании, то к началу XIX века она утратила свою самодостаточность в снабжении продуктами питания, особенно зерном. И хотя хлебные законы, регулирующие ввоз и вывоз зерна, были отменены в стране лишь в 1846 году, она, как и некоторые другие государства континента, очень быстро оказалась его импортером, а «новая Россия» приблизительно тогда же стала одним из крупнейших экспортеров этого товара. В период между Крымской войной (1853—1856 гг.) и опубликованием доклада X. Маккиндера общий объем поставок российской пшеницы за рубеж увеличился в шесть раз10. На Россию, то есть фактически на Причерноморскую степь11, в ту пору приходилось в среднем около четверти ее британского и более трети французского импорта. В начале XX века общий объем зерновых, которые Россия смогла экспортировать лишь благодаря невероятным изменениям, произошедшим в Причерноморском степном ареале, был вдвое больше, чем поставки зерновых из США и Канады вместе взятых12.
Быстрое развитие в регионе товарного сельскохозяйственного производства сопровождалось строительством новых городов и созданием транспортной инфраструктуры, а также значительным ростом производства в таких отраслях, как судоходство, добывающая и обрабатывающая промышленность. Подъем «новой России» как сельскохозяйственного и торгового центра Российской империи был явлением феноменальным, его значение для Российского государства даже оценить трудно. Поэтому неудивительно, что такой исследователь рубежа XX века, как Маккиндер, считал трансформацию Причерноморской степи судьбоносным событием.
В его докладе 1904 года есть очень важное место, на которое, правда, редко обращают внимание. Маккиндер отмечал: «Другим же изменением необычайного внутреннего значения, происшедшим в Европе в прошлом столетии (выделено автором. — Л.Х.), была
Greeks in Southern Russia 1775—1861. New York: Lexington Books, 2001 (очень полезная книга, несмотря на то что особый акцент в ней сделан на описании жизни греческих общин, в свое время обосновавшихся на юге России).
8 См.: Kardasis V. Op. cit. P. 29.
9 См.: Harvey M.L Op. cit. Ch. 3.
10 См.: Ibid. P. 218.
11 См.: Ibid. Ch. 4.
12 См.: Ibid. P. 238—242. В докладе, написанном И.М. Рубиновым и опубликованном Министерством сельского хозяйства США в 1906 году, отмечалось, что даже при использовании довольно отсталых способов ведения сельского хозяйства и сравнительно небольшом объеме засеваемых пшеницей площадей (в основном под эту культуру отводили черноземные земли) Россия все еще выращивает больше пшеницы, чем Соединенные Штаты. В докладе подчеркивалось, что, несмотря на огромную территорию, на Сибирь приходится едва ли 6% площадей Российской империи, отданных под пшеницу (см. краткое изложение доклада в: Russia’s Wheat Surplus / National Geographic Magazine, October 1906. P. 580—583).
миграция русских крестьян на юг, так что если раньше сельскохозяйственные поселения заканчивались на границе с лесами, то теперь центр населения всей европейской части России лежит к югу от этой границы, среди пшеничных полей, появившихся на территории расположенных там и западнее степей, прежде не обрабатываемых»13.
Именно экономическое развитие Причерноморской степи в большой степени позволило России во второй половине XIX века продвигаться в Западный Туркестан. И если развитие степи в европейской части предоставило России возможность совершить скачок (в финансовом и экономическом плане), ставший отправным пунктом для ее расширения на восток, в Азию, и для укрепления здесь своей власти, то что же произойдет, если и огромные азиатские территории России будут развиваться столь же стремительно, обеспечив это государство гораздо более обширной ресурсной базой, которую можно использовать в еще более амбициозных политических и военных целях?
Суть этого предположения Маккиндера заключается в том, что такое же развитие событий, как и в Причерноморской степи, неизбежно и во Внутренней, или Средней, Азии (здесь он не ошибся). Если Российское государство уже начало широкомасштабно использовать «огромный потенциал» Внутренней Азии, то оно приступит к экспансии — сначала на периферийные пространства Евразии, а затем — за моря, в результате чего станет и морской державой. Маккиндер обеспокоен тем, что ресурсы Внутренней, или Средней, Азии позволят России начать движение к мировому господству.
Эту озабоченность, которая чувствуется и в докладе Маккиндера, в 1904 году представленном им Королевскому географическому обществу, поняли и разделили его слушатели, о чем свидетельствует обсуждение, начавшееся после прочтения этого доклада. Говоря о том, что «многие страны из «степных» превратились в развитые сельскохозяйственные государства», г-н Эмери14 повторил ту же мысль: «Российская империя, которая охватывает большой степной регион, уже не принадлежащий бывшим жителям степей, действительно в экономическом плане часть сельскохозяйственного мира. Она завоевала степь и постепенно превращает ее в государство с промышленно развитым сельским хозяйством». Далее, отмечает г-н Эмери, « г-н Маккиндер ссылается на то, что народы, занимающиеся сельским хозяйством, пришли и заселили степные районы юга России за очень короткий период, лишь в прошлом веке. То же происходит и в Средней Азии»15.
Г-н Хогарт [Hogarth] попросил Маккиндера подтвердить, правильно ли он понял его доводы: «Имеете ли вы в виду, что происходящее сегодня в этом внутреннем осевом регионе будет в корне отличаться от того, что было там до сих пор, то есть в него привнесли некую стационарность и страна будет развиваться, даже сможет экспортировать свою продукцию в другие государства мира?»16
«Я имел в виду именно то, о чем спрашивает г-н Хогарт, — ответил Маккиндер, — я говорю о том, что впервые в истории... мы имеем дело с огромным стационарным населением, живущим и развивающимся в степных районах. Фактически это революция в мировом развитии, мы стоим перед фактом и должны с ним считаться»17. Россия, повторяя в степях Средней Азии опыт «новой России», причем в гораздо больших масшта-
13 Mackinder H.J. The Geographical Pivot of History. P. 433—434 (Маккиндер Х.Дж. Указ. соч. С. 168).
14 Хотя специальных указаний в опубликованном тексте нет, без сомнения, имеется в виду Леопольд Чарльз Эмери [Leopold Charles Amery] (1873—1955), член Консервативной партии, журналист. Он родился в Индии, занимал должности заместителя министра Великобритании по делам колоний (1919—1922), Первого лорда адмиралтейства (1922—1923), министра по делам колоний (1924—1929), министра по делам Индии (1940—1945).
15 Mackinder H.J. The Geographical Pivot of History. P. 441.
16 Ibid. P. 441—442.
17 Ibid. P. 442.
бах, при этом стремительно развиваясь экономически и демографически, в конце концов могла бы превратиться в глобальный вызов (в военном отношении) всем другим державам. У Маккиндера не было никаких сомнений по поводу серьезности положения выдвинутого им постулата: «Что касается потенциала этой земли и ее населения, то хочу отметить, что в степных районах европейской части России сегодня проживает 40 млн чел. (причем, это отнюдь не означает, что отмечаемые нами территории густо заселены) и что численность населения России, по-видимому, растет гораздо быстрее, чем более цивилизованного или даже полуцивилизованного населения других стран планеты... нужно учитывать тот факт, что за 100 лет 40 млн чел. заселили лишь небольшую часть степи. Думаю, мы идем к тому, что количество ее жителей будет составлять сотни миллионов; это тенденция, которую необходимо учитывать, когда мы определяем значения переменных величин в уравнении державы, для которого я искал географическую формулу»18.
И в связи с недоступностью сердца Азии для таких морских держав, как Великобритания, они мало что могут сделать, разве лишь наблюдать, как Россия, «не останавливаясь, завершает то, что я могу назвать формированием неокеанической экономической системы»19. Маккиндер полагал, что ситуация будет развиваться по следующему сценарию: укрепив неокеаническую экономическую систему, построенную на ресурсах евразийской степи, Россия будет готова ринуться в «окраинные регионы» континента (еще он называл их «внутренним полумесяцем»); позднее Н. Спайкмен дал им имя «римленд» («Rimland»). Таким образом, став в дальнейшем мощной индустриальной страной, она использует огромные континентальные ресурсы для создания своего мощного морского флота; так недалеко и до мирового господства. Единственное, что остается таким океаническим державам, как Великобритания, отмечает Маккиндер, «постараться оказать влияние на окраинные регионы, сохраняя в них равновесие и сдерживая экспансионистские внутренние силы. Уверен, что будущее мира зависит именно от сохранения этого баланса силы. Мне кажется, наше предложение вполне ясно: мы должны во что бы то ни стало удержаться в этих окраинных регионах, сохранить там свои позиции, и лишь таким образом, что бы ни случилось, мы будем в безопасности»20. Без сомнения это уже можно оценить как рецепт не только для тактических, но и стратегических действий, которые со временем получили название «политика сдерживания».
До конца своих дней Маккиндер сохранял уверенность в огромном экономическом потенциале хартленда. В 1943 году в статье «Круглая земля и обретение мира» он вновь вернулся к этой теории, твердо настаивая на том, что «в хартленде прекрасная плодородная почва, а в его предприятиях и под землей столько же (или почти столько же) руд и углеводородов, сколько их в Соединенных Штатах и Доминионе Канада вместе взятых»21.
III. Существует ли «ось»?
Как мы уже отмечали, для Маккиндера (во всяком случае, это ясно из его доклада) Внутренняя, или Средняя, Азия не имела какого-либо стратегического значения (с точки зрения метафизики). Регион был важен для него с точки зрения вполне конкретного и су-
18 Ibid. P. 443.
19 Ibidem.
20 Ibidem.
21 Mackinder H.J. The Round World and the Winning of the Peace. P. 604.
SS
щественного экономического потенциала, который Россия, как он предполагал, сможет выкачать из этой сокровищницы. Иными словами, просто формальное обладание Внутренней, или Средней, Азией не имело особого значения до тех пор, пока огромный, как считал Маккиндер, экономический потенциал региона не был поставлен на службу Империи. Следовательно, все тезисы этого исследователя основывались на достоверности, по его мнению, двух предпосылок:
1) Внутренняя, или Средняя, Азия обладала огромными ресурсами, особенно в таких сферах, как товарное сельскохозяйственное производство и добывающая отрасль промышленности;
2) железные дороги составляли конкуренцию морским путям даже при транспортировке грузов на большие расстояния.
Однако обе предпосылки оказались ошибочными, стало быть, выводы — неверными. Но так уж сложилось, что долгое время это не имело значения. Сэр Хэлфорд Маккиндер и его доклад 1904 года, о которых англоговорящий мир не вспоминал на протяжении 40 лет, вдруг внезапно как бы «заново родились» в 1940-х годах и к середине XX столетия приобрели большую славу. Но отнюдь не потому, что его основополагающие предпосылки были вескими, а аргументы безупречными, а в связи с тем, что выводы, сделанные Маккиндером, и рекомендации, которые он представил, касались сдерживания Советского Союза и прекрасно вписывались в идеологическую схему «холодной войны».
Политика «холодной войны» утвердила политические рекомендации Маккиндера, сделанные им в 1904 году, а необоснованность его основополагающих предпосылок и аргументов практически уже не имела значения. И поскольку те, кто занимался геополитическим анализом, признали Маккиндерову теорию хартленда как геополитическую «реальность», она стала аксиомой для следующих поколений. И это неудивительно, учитывая восприятие геополитиками основных постулатов этой науки. По мнению Джерарда Тоуэла, «красной нитью в трудах по геополитике, начиная от зарождения этой науки в конце XIX века и по сей день (Колин Грей и др.), проходит утверждение, что геополитика — отнюдь не идеализм, идеология и воля человека, а полная их противоположность. .. .Геополитики спекулируют на якобы объективном материализме геополитического анализа; геополитический анализ претендует на исследование основных вопросов международной политики, неизменных геополитических реалий, вокруг которых разворачиваются мировые политические процессы. Эти геополитические реалии — естественные устойчивые детерминанты внешней политики»22. И поскольку стратегическое значение Внутренней, или Средней, Азии признается основным и «бесспорным фактом», то другие предполагаемые атрибуты региона (с точки зрения хартленда), например огромный ресурсный (экономический) потенциал, молча увязывается с главным фактором. Другими словами, самоочевидное сохранение теории хартленда на основании выводов и политических рекомендаций относительно его обеспечило и выживание основополагающих предпосылок и аргументов, несмотря на их доказуемую несостоятельность.
Почти сразу же после того, как в 1940-х годах Маккиндер был заново открыт в Соединенных Штатах, его основные предпосылки и главный вывод подверглись резкой критике: многие известные ученые, в том числе и Николас Спайкмен, не соглашались с его теорией. Каковы бы ни были достоинства и недостатки его собственных воззрений,
22 y Tuathail G. [Toal G.] Geopolitics and Discourse: Practical Geopolitical Reasoning in American Foreign Policy // Political Geography, 1992, Vol. 11, No. 2. P. 191—192.
Спайкмен энергично возражал против самых основ Маккиндерова тезиса о хартленде/ «осевом регионе». Самое важное, что он критиковал восприятие Маккиндером Внутренней, или Средней, Азии как сокровищницы ресурсов и богатства, которые позволят выпестовать и поддержать мировую державу/захватчика23. В своих двух работах, опубликованных в середине 1940-х годов, американский географ Дж.Б. Кресси ^.В. Cressey) гораздо энергичнее, чем Спайкмен, выступил против основных положений теории Маккиндера относительно Внутренней, или Средней, Азии. Дж. Кресси определил девять географических компонентов, характеризующих государство, в том числе досягаемость, местоположение, объем природных ресурсов, климат. По его мнению, хартленд занимает гораздо менее значимое место, нежели считал Маккиндер. Кресси делает следующий вывод: «...вследствие его существенных естественных недостатков маловероятно, чтобы хартленд мог быть сердцем нормальной цивилизованной мировой державы»24.
Однако вся критика, направленная на положения и основной вывод, вытекающий из теории хартленда, не смогла нанести существенного ущерба восприятию Внутренней, или Средней, Азии именно как хартленда, особенно в свете того, что это понятие вскоре стало одним из неотъемлемых элементов концепции «холодной войны». Таким положением дел были недовольны многие эксперты в области политической географии25, однако верх одержали геополитики, поддерживающие идею «холодной войны». В 1988 году американский геополитик Колин Грей утверждал, что идеи Маккиндера «дают интеллектуальную основу, намного превосходящую соперничающие концепции, для понимания ключевых вопросов международной безопасности»26.
Чтобы внести ясность, скажем, что Внутренняя, или Средняя, Азия действительно обладала некоторыми экономическими ресурсами, особенно на северо-западе, и железные дороги на самом деле оказали на регион существенное влияние. Тем не менее ни один из этих факторов и близко не оправдал те надежды (или прогнозы), которые на них в 1904 году возлагал Маккиндер. Прошло целое столетие (и не следует забывать, как много Советский Союз сделал для подъема этого региона), а достижения Внутренней, или Средней, Азии в целом еще очень далеки от того образа хартленда, о котором тогда говорил Маккиндер.
Вторая и обширная «новая Россия» так и не материализовалась в сердце континента. Азиатские территории России не имели ни такой благодатной черноземной почвы, ни
23 См. книгу Н. Спайкмена «География мира», опубликованную в 1944 году после его смерти (Spykman N.J. The Geography of Peace. New York: Harcourt Brace, 1944). Поздние исследователи часто представляли выводы, сделанные Маккиндером и Спайкменом как дополняющие друг друга. Однако это не что иное, как оптический обман, вызванный невнимательным изучением работ обоих ученых сквозь призму политики сдерживания. Кроме схожести политических рекомендаций, ничего общего в аргументах того и другого нет, они практически диаметрально противоположны. Для Спайкмена Внутренняя, или Средняя, Азия сама по себе мало что значила, она представляла интерес лишь в одном смысле: ее природные ресурсы позволяли Советскому Союзу развивать свои экспансионистские идеи относительно «Римленда», который и являлся настоящим призом, там было всего много — и населения, и ресурсов, и других богатств, там была возможность развивать морской транспорт, который, по мнению Спайкмена, бесспорно имел превосходство над сухопутными средствами перевозок.
24 Цит. по: Parker G. Western Geopolitical Thought in the Twentieth Century. London: Croom Helm, 1985. P. 128.
25 Например, Р. Муир (R. Muir), часто цитируемый благодаря следующему высказыванию: «Теорию хартленда систематически развенчивали и она исчезала, чтобы, как феникс, возродиться вновь для следующего битья» (Modern Political Geography. London: Macmillan, 1975); или М. Блэкселл (M. Blacksell), который так комментировал аргументы, приводимые Маккиндером: «.несмотря на то что против них постоянно возражают. им все еще позволяют быть основной идеей. Призрака, кажется, невозможно полностью уничтожить» (Post-War Europe: A Political Geography. London: Dawson, 1977). Оба отрывка цит. по: Parker W.H. Op. cit. P. 213.
26 Gray C.S. The Geopolitics of Super Power. Lexington: University Press of Kentucky, 1988. P. 4.
таких благоприятных климатических условий, ни такого удобного местоположения — вблизи портов и мировых рынков, какими обладала Причерноморская степь «новой России». Азиатская часть России не могла предложить Российскому государству (да и, как оказалось, не сделала этого), чтобы оно в широком масштабе повторило феноменальное развитие юга его европейской части27. Что касается размаха этого региона и коммерческой эффективности его ресурсной базы, то Маккиндер уж очень далеко ушел от объективной оценки Внутренней, или Средней, Азии.
В то время как исключительно плодородные (черноземные) почвы Причерноморской степи клином вдаются в северные области Казахстана, доля такой земли во Внутренней, или Средней, Азии очень мала28. К тому же климатические условия этого региона, за исключением некоторых его районов, непригодны для интенсивного развития сельского хозяйства, как это имеет место в Причерноморской степи. И попытки организовать широкомасштабное товарное производство в сельскохозяйственной сфере успехом не увенчались, может быть за некоторыми исключениями. В ряде случаев, например что касается развития хлопководства в советской Средней Азии, результат оказался плачевным, так как был нанесен непоправимый ущерб окружающей среде. В этом регионе, без учета лесной зоны Сибири, всего 7% пахотных земель. К тому же, принимая во внимание экологическую хрупкость региона, лишь малая часть его пахотных земель может быть пригодна для развития широкомасштабного товарного сельскохозяйственного производства.
На северо-западе этого огромного региона есть залежи нефти, а ее запасы, обнаруженные в недрах Западной Сибири, имеют очень большое значение для экономики Российской Федерации. Но на остальной территории Внутренней, или Средней, Азии нефти мало, особенно если речь идет о Центральной Азии как таковой в сегодняшнем понимании ее границ29. Многое из того, что говорится сегодня в средствах массовой информации и отмечается в научных трудах относительно «нефтяных богатств» Центральной Азии, почти что миф. В частности, недавно опубликованные данные свидетельствуют, что на территории Казахстана оказалось всего 9 млрд баррелей, в Туркменистане — лишь 0,5 млрд баррелей доказанных запасов нефти (вместе взятые, они составляют 1% мировых доказанных ее запасов)30. На остальной территории Центральной Азии нефти не больше, чем в Дании. Поэтому называть Центральную Азию регионом, богатым нефтью, то же самое, что называть «нефтеносной» территорию Африки южнее пустыни Сахары; в конце концов, в одной только Нигерии нефти в два раза больше, чем во всей Центральной Азии.
Что же касается доказанных запасов природного газа, то в Центральной Азии (Туркменистан, Узбекистан, Казахстан) они составляют 3,7% мирового объема, что, впрочем, немало31. Однако есть два соображения относительно коммерческих перспектив этих за-
27 По иронии судьбы многие годы спустя после смерти Маккиндера немало ученых на Западе с затаенным дыханием ждали в Средней Азии сельскохозяйственного бума. Эти надежды поддерживали неверные сведения или просто дезинформация. Вот типичное замечание иностранца, которому удалось в 1950-х годах посетить регион (что бывало крайне редко в то время): «.открытие Средней Азии для развития сельского хозяйства — один из героических подвигов советского государства и, если это удастся, может иметь неоценимый эффект на советском и мировом рынках» (Henderson L.W. A Journey to Samarkand. Toronto: Longmans, Green and Company, 1960. P. 109).
28 См.: Newey W.W. Biogeography — the Vegetation, Soils and Animal Life. В кн.: The Soviet Union: A Systemic Geography / Ed. by Leslie Symons. New York: Routledge, 1990.
29 То есть «Внутренняя, или Средняя, Азия» (минус нынешняя территория Российской Федерации), примерно соответствующая территории Казахстана, Кыргызстана, Узбекистана, Таджикистана, Туркменистана, Монголии, Афганистана и Синьцзян-Уйгурского автономного района Китая. Далее я буду употреблять название «Центральная Азия», как включающее именно эти семь стран плюс Синьцзян.
30 См.: BP Statistical Review of World Energy 2003.
31 Ibidem.
пасов как предмета экспорта. Во-первых, газ, в отличие от нефти, все еще относится главным образом к региональным товарам, поскольку для его поставки на потребительские рынки необходимо прокладывать трубопроводы весьма большой протяженности. Технологии, от которых зависит, станет ли голубое топливо конкурентоспособным товаром, экспортируемым в разные страны мира (переработка сжиженного газа и перевод его из газовой фазы в жидкую), все еще очень дорогие. Следовательно, с учетом этих технологий сегодняшняя стоимость прокладки и функционирования трубопроводов большой протяженности, по которым газ может идти на потребительские рынки Европы и Восточной Азии, снижает коммерческую привлекательность освоения ресурсов Центральной Азии. Во-вторых, привлекательность этого углеводородного ресурса ЦА уменьшается из-за газа России и Ирана, которые вместе обладают почти половиной мировых запасов. Вместе взятые, эти факторы (т.е. огромные запасы этого регионального товара в соседних странах) тормозят (и еще долго будут тормозить) освоение залежей голубого топлива в Центральной Азии.
Наряду с этим регион обладает и другими ресурсами. В перспективе некоторые из них (объемы их различны) могут представлять коммерческую ценность. Здесь надо выделить Казахстан, который известен немалыми запасами железной руды и цветных метал-лов32. Однако неизбежно встает вопрос о стоимости транспортировки этих природных ископаемых на дальние расстояния, что влияет на процесс освоения и перспективы, связанные с этими ресурсами. Особенно большие трудности возникают с низкокачественными рудами (например, с железной рудой), соответственно и с продукцией предприятий черной металлургии. По мнению британского эксперта Мэтью Сагерса, с исчезновением советской административно-командной экономики российский импорт казахстанской руды сократился, причем не только из-за спада в сталелитейной промышленности России, но и в связи с большой стоимостью переработки этой руды. Даже если ее перерабатывают на месте и страна экспортирует высококачественную продукцию черной металлургии, на цену, а значит, и на конкурентоспособность этой продукции негативное влияние оказывает расстояние до рынков сбыта33.
Маккиндер, что довольно странно для географа, весьма недооценивал значение такого фактора, как расстояние. Ведь стоимость транспортировки продукции на большие расстояния обусловила экономическую нецелесообразность производства и экспорта многих товаров стран Центральной Азии, и пока нет надежды на улучшение ситуации в обозримом будущем.
Объем настоящей статьи не позволяет нам детально рассмотреть положение с ресурсами во Внутренней, или Средней, Азии, а также ее экономические показатели. Но ситуация, сложившаяся в регионе после развала Советского Союза, без сомнения, доказывает ошибочность основных предпосылок и аргументов доклада Маккиндера 1904 года. Возможно, лучшим свидетельством достоверности наших выводов является тот факт, что через 100 лет в регионе ВНП на душу населения в среднем составляет примерно 600 долл., что лишь незначительно выше, чем в африканских странах, расположенных южнее пустыни Сахара34.
Хартленда никогда не было, «ось» никогда там не проходила.
32 См.: Sagers M.J. The Nonferrous Metals Industry of Kazakhstan // Post-Soviet Geography and Economics, 1998, Vol. 39, No. 9; idem. The Iron Ore Industry of Kazakhstan: A Research Report // Post-Soviet Geography and Economics, 1999, Vol. 40, No. 3.
33 См.: Sagers M.J. The Iron Ore Industry of Kazakhstan: A Research Report. P. 220—221.
34 Рассчитано по: World Bank. 2003 World Development Indicators и 2001 International Yearbook and Statesmen’s Who Is Who.
IV. Заблуждение продолжается
В середине 1980-х годов английский исследователь Джеффри Паркер отмечал, что теория хартленда получила известность не благодаря весомости основополагающих аргументов, а потому, что хорошо вписалась в идеологическую схему «холодной войны»: «При ближайшем рассмотрении и более строгом подходе к теории хартленда видна вся ее несостоятельность в смысле выполнения хартлендом той роли, которую ему приписывали сторонники этой теории, начиная с Маккиндера. Возможно, истина как раз в том, что своей живучестью его тезис обязан не столько своим свойствам, сколько роли, которую он играл в международных отношениях, какими их видел Запад со времен Второй мировой войны. А с конца 1940-х годов в международных отношениях на первое место вышло противостояние двух антагонистических супердержав, и в таком контексте эта теория обрела новую жизнь. Когда же она снова попала под прицел экспертов в области политической географии, которые частенько относились к ней неодобрительно и подвергали резкой критике, за нее все же ухватились, усматривая в ней возможность по-новому объяснить то, что происходило на международной арене. Запад все больше склонялся к мысли, что Советский Союз, будучи агрессивным государством, представляет серьезную опасность для мира, даже более того: западные эксперты были уверены, что мощь СССР обусловлена недосягаемостью Средней Азии»35.
Почти 15 лет спустя, когда Советский Союз уже распался, Джеффри Паркер развивает свою мысль: «Когда закончилась «холодная война», решительно был поставлен под сомнение континенталистский сценарий политической географии послевоенного периода, самым ярким воплощением которого был тезис Маккиндера о хартленде. Огромный потенциал, приписываемый хартленду, так и не материализовался, а призрак советской мощи в конечном счете оказался иллюзией. Последним доказательством несостоятельности тезиса послужил развал Советского Союза в 1991 году, что в результате подтвердило ошибочность континеталистской идеи. Созданный в годы «холодной войны» образ океанического мира, как слабой и разрозненной периферии вокруг мощного центра мира (СССР), сила которого была обусловлена колоссальным потенциалом хартленда, уступил место образу Запада как центра капиталистической мировой экономики во главе со своим гегемоном — Соединенными Штатами»36. Или же, скорее, это то, что и должно было произойти. Однако Паркер, как и многие до него, недооценивает живучесть понятия «хартленд». Я согласен с ним в том, что призрак хартленда давно уже должен был отправиться на покой, но я не согласен с мнением данного автора, что это уже произошло.
Чтобы убедиться в моей правоте, вполне достаточно даже поверхностного изучения дискуссий на тему постсоветской Центральной Азии. Ученые и журналисты, политики и технократы в самом регионе и вне его, охотно присоединяются к дискурсу, в ходе которого Центральную Азию изображают стратегически значимым регионом, обладающим огромными запасами природных ископаемых, то есть территорией, где существующие проблемы «преходящи», а будущее прекрасно и безоблачно. И ложный тезис Маккиндера о хартленде без сомнения становится ключевым элементом этого дискурса — от его зарождения и до конца.
Позвольте мне в качестве типичного примера процитировать обращение, сделанное в 1994 году президентом Монголии Пунсалмагийном Очирбатом (1990—1997). Цент-
35 Parker G. Op. cit. P. 132—134.
36 Parker G. Geopolitics: Past, Present and Future. London: Pinter, 1998. P. 151.
ральная Азия, говорит он, «регион, которому предназначено судьбой играть важную роль в политической и социально-экономической жизни планеты. Мы, народы Центральной Азии, проживающие в самом сердце евразийского массива, связаны друг с другом общими нитями, наши общие черты обусловлены географическим положением, историческим и культурным прошлым, интересами безопасности и традиционно складывавшимися отношениями. Сегодня все государства региона переживают структурные изменения в экономике, цель которых — перейти на рыночные рельсы. Наш регион богат углеводородами и другими полезным ископаемыми, а также обладает интеллектуальным потенциалом, который до сих пор еще полностью не использован. Кроме того, в геополитическом смысле эта территория стала мостом между Европой и Азией, и в таком качестве она будет играть значительную роль в международных отношениях. В этом смысле у нашего региона прекрасные перспективы развития»37.
Столь плакатный образ Центральной Азии не только ошибочен, но и вреден. До тех пор, пока ложный постулат о хартленде будет определять рамки нашего восприятия региона и пока не будет четко признано, что регион и его жители в эпоху глобализации находятся в неблагоприятном географическом положении, народы сегодняшней Центральной Азии, стремясь осуществить свои несбыточные надежды, будут и дальше терять драгоценное время, поле каждого фальстарта возвращаясь на исходные позиции.
V. Глобализация и неблагоприятное географическое положение Центральной Азии
Увидеть Центральную Азию в реальном свете нам мешает трудноизлечимый астигматизм, причина которого — существование нескольких частично совпадающих ошибочных концепций. Теории, подобные хартленду, поддерживающие видение этого региона как играющего жизненно важную роль (предназначенную ему судьбой) в мировой политике и экономике, стоят первыми в списке, но есть и другие. На протяжении многих десятилетий мы воспринимали этот регион как часть «второго мира». Однако выясняется, что этот термин не имеет ни дескриптивной, ни аналитической ценности. Сегодня мы часто называем страны Центральной Азии «посткоммунистическими переходными государствами», подразумевая, что проблемы, здесь возникающие, не только в корне отличаются от уже нам знакомых, узнаваемых проблем «третьего мира», но они просто преходящи. Скромные нефтяные запасы в западной части Центральной Азии абсолютно не соответствуют объемам, необходимым для воплощения в жизнь фантазий о нефтеносном регионе и его жителях, которых якобы ждет прекрасное будущее. Имея несчастье быть регионом, куда очень трудно добраться, Центральная Азия скорее напоминает тупик глобализирующегося мира. Теме не менее мы, как ни странно, настаиваем на своем: регион не что иное, как Великий шелковый путь, перекресток мировых маршрутов, связывающих Восток, Запад и Юг.
Необходимо не только срочно отбросить весь этот конгломерат ложных концепций и заблуждений, но и попытаться реально определить, что такое Центральная Азия сегод-
37 Ochirbat P. Foreword. B kh.: Sustainable Development in Central Asia / Ed. by Shirin Akiner, Sander Tideman and Jon Hay. New York: St. Martin’s Press, 1998. P. vii—viii.
ня, в начале XXI века? Быть может, это регион, не способный взять «географический барьер» и в результате остающийся периферией быстро глобализирующегося мира?
Нам часто говорят, что ныне, в век глобализации, расстояние не имеет значения и неважно, где расположен регион или страна, нас убеждают, что уже практически на каждом квадратном метре планеты работает сотовая связь, по всему миру с помощью спутниковой связи ведутся телевизионные передачи, благодаря электронным средствам связи в реальном времени налажена совместная работа мировых финансовые рынков и т.д. Некоторые зашли так далеко, что даже прямо говорят об «исчезновении» расстояний38. Однако эти знатоки замалчивают тот факт, что, несмотря на все достижения и влияние революции в сфере средств связи, понятие «глобализация» также (а может быть, и гораздо больше, чем мы думаем) охватывает производство товаров и услуг, а также торговлю ими на глобальном уровне. Все страны и регионы должны производить то, что они могут продать на мировых рынках; а перспективы и возможности такого развития зависят в большой степени от географического положения, досягаемости, стоимости транспортировки. И заявление, что коммуникационные технологии практически нейтрализовали влияние географического фактора на экономическую деятельность государств, по меньшей мере несерьезно. Как раз наоборот, есть веские основания утверждать, что глобальная экономика некоторым образом даже подняла престиж географии.
Уже в течение некоторого времени объем мировой торговли примерно вдвое превышает рост мировой экономики, а мировой объем экспорта товаров и услуг за последние два десятилетия XX века даже утроился. Кроме того, как отмечают Хелд и другие, «.. .сегодня не столько вырос объем торговли, сколько изменилась сама торговля, теперь она связывает национальные экономики гораздо теснее, чем прежде». Границы между экономической деятельностью каждой страны и международной торговлей стираются на глазах, усиливается тенденция повышения активности транснациональных корпораций: «От четверти до трети мировой торговли приходится на торговые сделки между транснациональными компаниями»39.
Взрыв в мировой торговле и транснационализация производства обусловлены рядом факторов. О некоторых из них — о снижении торговых барьеров и открытости все большего числа стран — много говорят и пишут. Однако при этом за бортом остался один весьма важный аспект: резкое падение стоимости транспортировки товаров. Здесь уместно упомянуть о докладе по глобализации, в котором достоверно отмечено, что «тихо, незаметно ряд технологических инноваций, широко известных как
38 Так называется известная сегодня во всем мире и уже переизданная книга Френсис Кернкросс. Автор с помощью некоего семантического фокуса заставляет «товары» (которые обладают ужасно неудобным свойством — они не могут превращаться в электроны и их нельзя передавать по волоконно-оптической сети или через спутниковую связь) исчезнуть («прежнее разделение между товарами и услугами уступило место новому — между продуктами, требующими физической доставки потребителю, и онлайновой продукцией»— см.: Cairncross F. The Death of Distance 2.0. London: Texere, 2001. P. 189). С энтузиазмом она повествует о развитии глобальной экономики — онлайновой торговле. Впечатление, как будто то, что она называет «продуктами, требующими физической доставки потребителю», это что-то незначительное, мелкое по сравнению с глобальной экономикой, что-то, что к нашей нынешней жизни и отношения никакого не имеет. В созданном ею таком прекрасном мире онлайновой торговли, география вряд ли вообще имеет какое-либо значение, поскольку теперь государства участвуют в производстве и продаже «невесомых продуктов», как она их называет. Ф. Кернкросс уверена, что компании могут находиться где угодно и осуществлять «на экране» свою деятельность — главное находить выгодные сделки, и предлагает волшебное средство для развития онлайновой экономики: «Развивающиеся страны будут увеличивать производство онлайновых услуг, включая обеспечение безопасных экранов, ввод данных, предоставление программ помощи (справочная строка и т.д.), запись программных кодов, и продавать их богатым государствам, которые распространят эти услуги у себя дома» (ibid. P. xi).
39 Held D., McGrew A., Goldblatt D., Perraton J. Globalization // Global Governance, 1999, Vol. 5, No. 4. P. 490—492.
«контейнеризация» и «интермодальные перевозки», привел к быстрому совершенствованию технологий погрузочно-разгрузочных работ и, как следствие, к снятию одного из самых трудных барьеров в мировой торговле»40. Наряду с рядом других причин довольно незаметная революция, произошедшая в сфере транспортировки товаров, стала стержнем глобальной децентрализации производства. По мнению Р. Акст-манна, «возникновение глобальной экономики обусловлено развитием технологической инфраструктуры в сфере транспорта, а также обобщением и распространением информации. Такая инфраструктура должна обеспечить более быстрые и менее затратные железнодорожные, морские и воздушные перевозки товаров и наладить между ними более тесную связь»41.
В то время как международное обращение товаров — неотъемлемая часть глобальной экономики, в самом обращении товаров основную роль играют морские перевозки, от которых почти полностью зависит мировая торговля. В последние три десятилетия XX века объем международной морской торговли вырос примерно с 2 млрд т грузов в год до 6 млрд. Если же взять более широкий аспект, то становится очевидным, что сухопутные перевозки, даже с учетом улучшений, обусловленных использованием интермодальной транспортировки товаров, служат лишь подспорьем для морских перевозок, поскольку около 90% грузов, отправляемых в разные части света, берут на себя танкеры, сухогрузы и другие суда. И для регионов, не имеющих выхода к портам, нельзя преувеличивать значение того, что основная ставка в мировой экономике делается на морские перевозки.
На протяжении тысячелетий сухопутные перевозки на большие расстояния явно сдавали свои позиции перед морскими, за исключением разве тех редких случаев, когда перевозили предметы роскоши, например шелк и пряности. Конечно, тогда определенные сухопутные маршруты оказывались весьма выгодными. Но даже во времена Римской империи водный вариант перевозки зерна на другой берег Средиземного моря был гораздо дешевле, чем доставка его по суше за 100 км42. Транспортировка товаров по суше никогда не могла догнать морские перевозки, несмотря на все замечательные инновации в сфере перевозок сухопутных (особенно начавшееся полтора века назад строительство железных дорог, а затем и развитие автомобильной промышленности), технологии морских перевозок совершенствовались еще успешнее. И сегодня, когда мы уже вошли XXI век, ни сухопутные, ни воздушные перевозки, за некоторым исключением, не могут предложить транспортировку товаров на большие расстояния, по экономической эффективности хотя бы приближающуюся к морской. Как отмечает Рикардо Хаусманн, «перевозка стандартного контейнера из Балтимора в Республику Берег Слоновой Кости стоит примерно 3 000 долл., а цена транспортировки того же контейнера в Центральноафриканскую Республику, не имеющую выхода к морю, составляет 13 000 долл.»43
Вызывает недоумение тот факт, что, содействуя глобальной децентрализации производства, экономические ортодоксы нашей эпохи просто принимают за аксиому, что Центральноафриканская Республика находится в таком же положении, как и любое прибрежное государство, и может пользоваться теми преимуществами, которые сегодня
40 The Economist, 15 November 1997. P. 85—86.
41 Axtmann R. Globalization, Europe and the State: Introductory Reflections. В кн.: Globalization and Europe: Theoretical and Empirical Investigations / Ed. by R. Axtmann. London: Pinter, 1998. P. 4.
42 См.: Finley M.I. The Ancient Economy. London: Chatto & Windus, 1973. P. 126. В этой работе приводится отрывок из книги А.Х.М. Джонса, в котором упоминается указ императора Диоклетиана (правившего с 284 по 306 гг. нашей эры).
43 Hausmann R. Prisoners of Geography // Foreign Policy, January-February 2001. P. 7.
предлагают транспортные технологии. Однако ни в теории, ни на практике неолиберальные рецепты совершенно не пригодны в ситуациях, когда возникают серьезные и изматывающие проблемы с доступом к этим территориям.
Господствующая теория торговли принимает как должное быстрое движение товаров с места на место, причем по невысокой цене. Более 10 лет назад на эту проблему обратил внимание Пол Кругман: «Анализ международной торговли практически не уделяет внимания экономической географии или географическому положению государств. Обычно мы воспринимаем страны как безразмерные территории, на которых факторы производства могут мгновенно и бесплатно переходить из одной сферы деятельности в другую, и даже торговля между странами видится, как что-то происходящее вне пространства, причем стоимость транспортировки всех продаваемых товаров равна нулю. .Международные экономисты склоны закрывать глаза на то, что страны занимают некоторое пространство и существуют в нем. Подобная склонность настолько укрепилась в наших умах, что мы даже не замечаем, что воспринимаем ситуацию именно таким образом. Я убежден, что эта идея обошлась довольно дорого»44. Далее Кругман обратился к своим коллегам с предложением «признаться самим себе, что пространство имеет огромное значение, и попытаться вернуть географию обратно, то есть в процесс экономического анализа»45. Однако его призыв до сих пор мало кто услышал.
«Географическая слепота», присущая многим экономистам, часто проявляется и в трудах, посвященных Центральной Азии. Весьма типичны попытки объяснить экономические трудности в странах региона исключительно распадом советской системы хозяйствования и медленными темпами либерализации экономики46.
Джеффри Сакс, один из наиболее известных идеологов рыночных реформ в так называемых «странах с переходной экономикой», признал, и это делает ему честь, что порой возникают ситуации, когда география перевешивает политику. В статье, написанной в 1997 году и получившей широкий резонанс47, он обращает внимание на трудное положение «тех стран, которым [в век глобального капитализма] география оказала медвежью услугу». «Впервые в истории почти все народы мира включились в глобальную капиталистическую систему», — отмечает он. «В прошлом политические отличия различных регионов мира вели к колоссальной диспропорции в их экономическом развитии; в перспективе, скорее всего, политические отличия не будут так сильно выражены. В результате, исчезнет нынешняя огромная пропасть между доходами большей части государств развивающегося мира и доходами богатых стран. Однако процесс конвергенции сам по себе небеспределен. С рынком (или без него) многие развивающиеся страны все равно останутся позади. Адам Смит гораздо лучше многих сегодняшних экономистов понимал ограниченность конвергенции, а также то, какую роль в определении этих пределов играет география». Несмотря на веру в глобальный капитализм и убеждение, что он ведет к экономическому процветанию всех государств мира, Сакс допускает, что могут быть и ис-
44 Krugman P. Geography and Trade. Cambridge, MA: MIT Press, 1993. P. 2.
45 Ibid. P. 8.
46 Примеров такого подхода очень много, но мне хотелось бы упомянуть работу двух ведущих экономистов Всемирного банка (De Melo M., Gelb A. A Comparative Analysis of Twenty-Eight Transition Economies in Europe and Asia // Post-Soviet Geography and Economics, 1996, Vol. 37, No. 5), которые проанализировали
28 «переходных экономических систем» и пришли к выводу, что различие между этими системами обусловлено разными темпами и сроками проведения «либерализации». Я выбрал эту статью в связи с тем, что по иронии судьбы статья, полностью игнорирующая географический аспект и местоположение страны, опубликована в журнале «Постсоветская география и экономика».
47 См.: Sachs J. The Limits of Convergence: Nature, Nurture and Growth // The Economist, 14 June 1997. P. 19—22.
ключения: «.вероятнее всего, для многих стран мира плохие климатические условия, неплодородная почва и естественная изоляция станут препятствием для экономического роста независимо от их политического развития»48.
В статье, весьма уместно названной «Узники географии», Рикардо Хаусманн обсуждает географические аспекты в гораздо более резкой форме, чем Сакс, и заслуживает того, чтобы процитировать его в достаточно большом объеме. «Эксперты в сфере экономического развития обещают, что при правильной рыночной политике бедные страны в итоге станут процветающими. Но дело не в политике — дело в географии», — считает он. «Отсталые страны отличаются некоторыми географическими особенностями: они или находятся в тропиках, или расположены так, что, чтобы добраться до мировых рынков, им приходится взваливать на себя бремя больших транспортных расходов, или имеют место оба этих фактора»49. «Государства, находящиеся далеко от морских побережий, — отмечает он, — обычно беднее океанических стран, и их экономика растет более медленными темпами. .Это, например, означает, что из-за своего неблагоприятного географического положения постсоветские республики будут испытывать такие же трудности, с какими им придется сталкиваться при преодолении последствий коммунистического прошлого»50. Хаусманн говорит и о значении, которое придавал «досягаемости рынков» Адам Смит, «пророк» экономического либерализма, и анализирует суть этого тезиса: «По Адаму Смиту, от роста производительности труда, достигаемой за счет специализации, зависит процветание страны. Однако, чтобы реализовать результаты этой производительности, бизнесмены должны иметь доступ на рынки, где они могут продать эту продукцию и купить другие, требующиеся им товары. Чем больше рынок, тем больше масштаб специализации. Нынешний мировой рынок нуждается в поступлении большого объема промышленных товаров из разных стран и регионов. Следовательно, если стоимость перевозок высокая, местные компании не смогут вывозить нужный им товар из страны и доставлять свою продукцию для продажи на зарубежных рынках.
К сожалению, стоимость транспортировки часто зависит от географического положения страны. Недавние исследования показали, что перевозка грузов на один дополнительный километр по суше стоит столько же, сколько их перевозка на семь дополнительных километров по морю. Морские перевозки особенно удобны для объемных грузов с низкой добавленной стоимостью, которые как раз и производят развивающиеся страны; следовательно, для государств, не имеющих дешевого выхода к морю, многие потенциальные рынки будут просто закрыты. .Сухопутные перевозки особенно не по карману находящимся во внутренних районах континента странам, товары которых должны пересекать границу, а это, как выяснилось, оказалось гораздо дороже, чем думали до сих пор»51.
48 Однако Сакс, который, с одной стороны, так восторженно говорит о глобальном капитализме («наиболее многообещающее институциональное устройство для всемирного процветания»), а с другой — признает, что география часто оказывается препятствием для экономического роста, вынужден соблюдать баланс между двумя своими умозаключениями: за оптимистическими заявлениями нередко следуют мрачные оговорки. «Капитализм стал сегодня всеобщим достоянием. Экономическое процветание также может стать всеобщим достоянием, — делает предположение Сакс, — по крайней мере, для тех регионов, которые не обременены существенными географическими барьерами». Он убежден, что перспективы стран Азии необычайно хороши, однако сразу же исключает из этого списка государства Центральной Азии, которые «сталкиваются с весьма трудными и по большей части непреодолимыми географическими препятствиями».
49 Hausmann R. Op. cit. P. 45—46.
50 Ibid. P. 46.
51 Ibid. P. 46—47.
Важно отметить, что в географическом плане процесс развития глобальной экономики протекает неравномерно и что эта неравномерность не случайна, нельзя сказать, что все идет само собой, как получается. По мнению Рональда Акстманна, на обочину глобальной экономики сбрасываются целые регионы и страны; считается, что они «по структуре своей не вписываются» в новые рамки международного разделения труда52. Хотя в ряде случаев основные причины подобной маргинализации могут быть социальными или политическими (подобно тому, как это произошло с так называемыми «несостоявшимися государствами», например с Либерией и Гаити), но, главным образом, это имеет место в связи с неблагоприятными географическими факторами, особенно это касается ресурсов страны и доступа к ним. И революция в сфере транспортировки грузов, которая будет большим подарком для стран, вставших на путь «либерализации» и расположенных в благоприятных зонах глобального экономического пространства, особенно для тех, кто имеет беспроблемный выход к морю, станет для государств, находящихся не то что недалеко от морей, а просто в «заводи», камнем на шее.
Сторонники неолиберальной доктрины, с пылом и жаром защищающие экономическую стратегию, ориентированную на мир и основывающуюся на рыночном либерализме, а также на достижении относительного преимущества, испытывают значительные трудности, когда им приходится устанавливать, какими же относительными преимуществами реально обладает Центральная Азия, для того чтобы успешно интегрироваться в рамки глобального капитализма.
Ричард Помфрет, довольно плодовитый автор работ по экономике постсоветских стран Центральной Азии, косвенным образом показывает ложность обещаний неолибералов спасти мир. После того как в своей книге «Экономики стран Центральной Азии», вышедшей в 1995 году, он убеждал государства региона принять идею неолибералов и встать на путь необходимых рыночных реформ, Помфрет все же вынужден был ответить на вопрос: «А дальше что?» А далее мы видим молчаливое признание того, что ответа на этот вопрос нет, более того, обнажается хрупкость позиции неолибералов: «Конечно, соревноваться в плане низкой заработной платы с такой эффективной экономикой переходного типа, какую мы имеем в Китае и Вьетнаме, они не могут. Однако международная практика показывает, что низкая заработная плата не единственный двигатель ориентированной на экспорт экономики. Суть ориентированной во вне экономики в том, чтобы повысить экономическое благосостояние, достигнув относительного преимущества. Экономисты мало что могут сказать по поводу того, в чем, собственно, для многих стран заключается это преимущество, но это и неважно, поскольку на все вопросы ответит рынок, если ему позволят»53.
Угол, в который сам себя загоняет Помфрет, давно не пуст: многие, кто предлагает рыночный либерализм в качестве панацеи от региональных проблем, уже здесь. Вот что они говорят центральноазиатам: мы не можем точно сказать, в чем заключаются для Центральной Азии относительные преимущества в этом быстро глобализирующемся мире, но пусть это вас не останавливает, вы не должны сомневаться в выбранном пути. Обратите свой взор на «тигров» Тихоокеанского региона, поверьте в «рынок», следуйте заветам неолибералов и, несомненно, избавление придет — так или иначе. Экономикой это назвать никак нельзя, это, скорее всего, лукавый евангелизм.
До сих пор мало кто выступал против подобных «евангелистов» и пытался привнести в такие рассуждения хоть толику разума. Отмечая, что многие экономисты и высшие должностные лица в странах Центральной Азии просто очарованы ориентированными
52 Axtmann R. Op. cit. P. 3.
53 Pomfret R. The Economies of Central Asia. Princeton: Princeton University Press, 1995. P. 134.
на экспорт экономическими моделями государств Восточной Азии, Сандер Тайдеман, например, пишет: «Основываясь лишь на одной статистике, легко можно «проморгать» тот факт, что восточноазиатские страны с развивающейся экономикой стартовали совершенно с других позиций — дешевая рабочая сила в большом количестве, наличие основной инфраструктуры (гавани, хорошо организованный транспорт), относительно легкий доступ к иностранному капиталу, налаженные связи со своими более богатыми диаспорами в других странах и, главное, благоприятное географическое положение. Государства же Центральной Азии не имеют выхода к морю, у них неблагоприятные естественные условия, дефицит капитала, транспортных средств, рабочей силы и неблагодатная почва»54.
С сожалением приходиться признавать, что очень многие, по-видимому, прислушиваются к тем, кто создает воздушные замки, основываясь на этих двух догмах: на маккин-деровском убеждении, что Центральная Азия обладает несметными ресурсами мировой значимости, и на неолиберальной доктрине о либерализации экономики как панацеи от всех проблем, при этом география просто отбрасывается за ненадобностью. Несмотря на их совершенно разную генеалогию, эти два символа веры прекрасно дополняют друг друга во многих трудах, посвященных современной Центральной Азии55, а их объединение оказывает значительной влияние на нынешнее восприятие региона и видение его перспектив. Ошибочные идеи Маккиндера, выдвинутые 100 лет назад, упрямо цепляются за жизнь, за исключением того, что сегодня в них место России, которой не удалось подтвердить положения британского исследователя, заняли транснациональные корпорации.
Каков же выбор у народов Центральной Азии? Не буду говорить, что у меня на это есть готовый ответ, и, очевидно, не так-то просто его дать. Но важно подчеркнуть следующее: если когда-либо приступят к выработке приемлемой стратегии для решения проблем региона, то крайне необходимо начать (лучше раньше, чем позже) с признания того, что в этом быстро меняющемся мире географические условия Центральной Азии остаются неизменными. Давление географического фактора не может быть преодолено, если на это закрывать глаза. Отличным стартом было бы развенчивание прежних мифов и сопротивление неолибералам, которые принимают желаемое за действительное. Вместе это позволило бы сменить направление поиска выхода из создавшегося положения, а заодно — избавиться от ныне неизбежных споров.
54 Tideman S.G. The Shortcomings of the Classical Economic Model: Appropriate Economic Parameters are Required for Sustainable Development in Central Asia. В кн.: Sustainable Development in Central Asia. P. 85.
55 Типичный пример — книга Зб. Бжезинского, вышедшая в 1997 году и получившая большой резонанс. Отдавая должное Маккиндеру, Бжезинский повторяет его утверждение о несметных богатствах региона и вверяет Соединенным Штатам выполнение следующей задачи: «.помочь обеспечить такую ситуацию, при которой ни одна держава не контролировала бы данное геополитическое пространство, а мировое сообщество имело бы к нему беспрепятственный финансово-экономический доступ» (Бжезинский 36. Великая шахматная доска. Господство Америки и его геостратегические императивы. М.: Международные отношения, 2000. С. 178). Далее он продолжает предрекать «широкомасштабные международные вложения во все более доступный Каспийско-Среднеазиатский регион» и «ускоренное региональное развитие, финансируемое за счет внешних вложений» (там же. С. 240—241).
