CC BY
244
ЗАКОНОМЕРНОСТЬ И СЛУЧАЙНОСТЬ: КРИТИКА ТЕОРИЙ МАККИНДЕРА
Баходиржон ЭРГАШЕВ
стипендиат магистратуры, младший научный сотрудник кафедры политологии Университета мировой экономики и дипломатии (Ташкент, Узбекистан)
В в е д е н и е
аккиндер детерминистом не был», — заявил Колин Грей, самый знаменитый (и для такого утверждения есть все основания) геополитик современности1. По его мнению, классическая геополитическая теория Маккиндера «устойчива к любой критике, хотя бы потому, что пережила ее»2. Ярый апологет Маккиндера и геополитики — стойкой и «необыкновенно актуальной» области ис-
1 Gray C.S. The Geopolitics of the Superpower. Lexington: The University of Kentucky Press, 1988. P. 7.
2 Gray C.S. In Defence of the Heartland: Sir Halford Mackinder and His Critics a Hundred Years On. B kh.: Global Geostrategy: Mackinder and the Defence of the West / Ed. by Brian Blouet. London: Frank Cass, 2005. P. 24.
следования — К. Грей энергично защищает ее: «Достойные сожаления заявления о смерти геополитики в лучшем случае преждевременны, а скорее всего, просто ошибочны»3. Однако Кристофер Феттвайс убежден, что «геополитический анализ устарел так же, как и сама большая война»4.
И хотя на Западе геополитика как область научных исследований постепенно утрачивает свое значение, особенно после окончания «холодной войны», на территории бывшего Советского Союза она полу-
3 Ibid. P. 20.
4 Fettweis Ch.J. Revisiting Mackinder and Angell: The Obsolescence of Great Power Geopolitics // Comparative Strategy, April-June 2003, Vol. 22, No. 2. P. 119.
Автор выражает искреннюю благодарность Нику Солли Мегорану, сотруднику Кембриджского университета, за неоценимую помощь и участие в издании настоящей статьи, Джону Льюису Гаддису, известному историку из Йельского университета за предоставленную возможность пройти годичныш курс обучения по проблеме «Великая стратегия» и д-ру Лоренсу Джарвику, стипендиату Университета Дж. Хопкинса, за дружеское участие в дискуссиях по обсуждаемой в статье проблеме.
чила необычайное развитие. С «Великой шахматной доской» Зб. Бжезинского весьма успешно соперничает ряд авторов бывших республик СССР, их работы пользуются не меньшей популярностью среди тех, кто занимается темой «Международные отношения». О неубывающей актуальности Маккиндеровой теории хартленда могут свидетельствовать недавние события, произошедшие на постсоветском пространстве (если придерживаться распространенного мнения, что за всеми этими пертурбациями стоит руководство Соединенных Штатов). К этим событиям относятся «революция роз» в Грузии (ноябрь 2003 г.), «оранжевая революция» в Украине (начало 2005 г.), так называемая «революция тюльпанов» в Кыргызстане (март 2005 г.) и «распространение демократических ценностей» во всех республиках бывшего Советского Союза, продолжающееся «благодаря» вмешательству западных неправительственных организаций.
Предлагаемая статья, надеемся, внесет свою лепту в дебаты, развернувшиеся вокруг идей Маккиндера: можно ли и через
100 лет принимать их всерьез целиком и полностью или же лишь с объективными оговорками. Для этого уместно сравнить их с концепциями других ученых, а также с собственными наблюдениями автора этих строк. Во-первых, позвольте предложить вам некоторые рассуждения относительно известной Маккиндеровой формулы международной политики, а затем перейти к обсуждению того, насколько большое значение необходимо придавать географическому фактору при изучении стратегических проблем. Остальные разделы нашей статьи посвящены дискуссии о взаимоотношениях сухопутных и морских держав, рассмотрению вопроса о том, до какой степени работы Маккиндера являются истинно научными, учитывая, что его часто считают представителем реалистического направления в рамках предмета «Международные отношения». Мы попытаемся доказать, также с реалистических научных позиций, что идеи Маккиндера далеко не безупречны и в контексте международных отношений ничего не прибавляют к нашему пониманию Центральной Азии.
(Не)Знаменитая формула
В своей знаменитой речи, произнесенной в Королевском географическом обществе Великобритании 25 января 1904 года и впоследствии опубликованной в «Джиогрэфикал джорнэл» (The Geographical Journal), сэр Хэлфорд Маккиндер предложил свое понимание распределения власти в международной системе: «Настоящий же баланс политического могущества в каждый конкретный момент является, безусловно, с одной стороны, результатом географических (экономических и стратегических) условий, а с другой — относительной численности, мужества, оснащенности и организации конкурирующих народов... Географические показатели в подсчетах более употребительны и более постоянны, нежели человеческие. Вот почему мы надеемся найти формулу, приложимую в равной степени и к истории, и к сегодняшней политике»5. «Моя цель. предложить географическую формулу, которая подойдет для расчета любого баланса политических сил»6.
Слова «в каждый конкретный момент» и «безусловно» настораживают и останавливают того, кто был бы готов согласиться с этой «формулой», особенно учитывая, например, стратегическое положение Израиля. Ни географические условия, ни другие факторы не обуславливают преимущественного положения этого государства на Ближнем Восто-
5 Mackinder H.J. The Geographical Pivot of History // The Geographical Journal, 1904, Vol. XXIII, No. 4. P. 437 (издание на русском языке: Маккиндер Х.Дж. Географическая ось истории // Полис, 1995, № 4. С. 169).
6 Ibid. P. 443 (из ответа британского географа своим критикам в конце обсуждения, последовавшего за прочтением Маккиндером доклада в Королевском географическом обществе).
ке. С точки зрения географии Израиль занимает маленькую территорию, население его малочисленно, следовательно, в стратегическом плане он слаб, обладает незначительным количеством стратегически важного сырья, в том числе нефти и газа, не имеет островного положения, как США. И если бы Тель-Авив не находился в столь тесных, хотя и неформальных, отношениях с Вашингтоном7, выжить еврейскому государству, окруженному ярыми врагами, представляющими для него постоянную угрозу, было бы практически невозможно, не говоря уже о том, чтобы иметь преимущество в регионе. «Мужество, оснащенность и организация» израильтян, возможно, мало бы что значили, если бы Израиль пытался вести борьбу за выживание в одиночку. То же самое можно сказать и о прибалтийских странах, которые чувствуют себя сегодня не менее сильными, нежели их великий восточный сосед, но лишь исключительно благодаря вступлению в НАТО и недавно установленным тесным отношениям с Соединенными Штатами.
Совершенно очевидно, что формула Маккиндера весьма противоречива. Он верно подмечает, что человеческий фактор не является постоянной величиной (в отличие от географических показателей), поскольку относительную организацию, мужество и оснащенность народа измерить трудно, к тому же они периодически меняются. В то же время Маккиндер стремится создать «формулу», которую в равной степени можно приложить и к истории, и к сегодняшней политике. Однако вызывает недоумение то, как же можно изобрести неизменную формулу для меняющихся факторов — все эти усилия не что иное, как один большой вопросительный знак8.
Греческий историк Фукидид, живший в V веке до н.э. и считавшийся мэтром мыслите-лей-реалистов, по-видимому, не одобрял упрощенные формулы. При оценке действий государства на международном уровне и, разумеется, геополитических последствий для него так же (если не больше) были важны человек, его деятельность и его натура, государственная структура, в частности политическая институциализация. В своей знаменитой «Истории», посвященной Пелопоннесской войне, он показал, что на ход истории могло повлиять такое достаточно тривиальное с точки зрения мировых событий явление, как эпидемия. В длинный список важнейших факторов Фукидид включил и структуру международной системы, определяемой в терминах распределения власти между государствами: «Истинным поводом к войне (хотя и самым скрытым), — пишет он, — по моему убеждению, был страх лакедемонян перед растущим могуществом Афин, что и вынудило их воевать»9.
Явное отличие демократических Афин от автократической Спарты и всеобъемлющее воздействие этого фактора на поворот событий побудили Фукидида использовать это обстоятельство в полной мере. То, что он потратил огромные усилия на изучение формы государственного правления как одного из ключевых элементов, лежащих в основе понимания истории, показывает, насколько этот фактор необходим в формировании хода истории.
Фукидид считал, что психологические черты народа, проявившиеся в дерзкости афинян и сдержанности спартанцев, а также в предпринимательстве первых и склонности к сельскому хозяйству вторых, и стали весьма важным элементом в определении того, как каждый из них создал свою империю и как это привело к войне между ними. Например,
7 В первые годы существования независимого израильского государства его «заступником» был Советский Союз во главе со Сталиным, затем на сторону Израиля в арабо-израильской войне 1956 года встали Франция и Великобритания, а с 1960-х годов и до настоящего времени Тель-Авив находится под защитой Вашингтона.
8 Здесь перед нами встает дилемма: с одной стороны, можно придерживаться экономного научного мышления, с другой — рассматривать вопрос эклектически. Однако скупость теоретизирования часто приводит к ошибке, а эклектический подход лишает мышление убедительности, научности, стратегической ясности. Поэтому лучше всего анализировать каждую конкретную ситуацию саму по себе, как она есть, а не брать в поводыри «сжатые» теории и в итоге оказаться в тупике.
9 Фукидид. История. Книга первая. Л.: Наука, 1981. С. 14 (23 (6)).
рассказывает нам Фукидид, сразу же после успешного отражения нападения персов спартанцы решили уйти, вместо того чтобы сохранить свое военно-политическое присутствие в освобожденных ими греческих городах. Афиняне же, не теряя времени, заняли этот вакуум силы и из длинной цепочки подчиненных им стран создали мощную империю, которая вскоре стала противовесом имевшему превосходство союзу лакедемонян, возглавляемому Спартой. Не будь свойства афинян и спартанцев такими, какими они были, возможно, и не началась бы разрушительная война, длившаяся три десятилетия, и менее вероятным было бы последовавшее за ней падение эллинов.
Фукидид определяет «личностный фактор» как еще одну детерминанту международных отношений. «Влияние отдельных личностей на ход войны [просто удивительно]. ярый демагог Клеон, мыслящий государственными категориями Перикл, амбициозный Алкивиад, полководец, стратег-автократор сиракузянин Гермократ и чрезмерно набожный Никий» были тщательно проанализированы Фукидидом10. Не повел бы Алкивиад уже ощущающих запах победы афинян в безнадежный поход против Сиракуз (между прочим, демократическое государство), Афины могли бы выйти из этой войны триумфаторами. Для последующих событий этот исход имел колоссальные последствия: появление Александра Македонского и Римской империи, и, как следствие, исторический путь западной цивилизации. Окружающий нас сегодня мир и его историческое развитие были бы, вероятно, совсем иными, если бы, например, на месте Алкивиада оказались Перикл или Диодот.
Следовательно, вряд ли уместно выделять географическую детерминанту в качестве основного фактора. Не желая впадать в детерминизм, Фукидид прослеживает цепь причин, обусловивших ход событий: он движется от системных факторов (изменение в Греции баланса сил в пользу Афин) к внутренним политическим факторам и далее — к личностным аспектам.
Сегодня аналогичное исследование в своей работе «Человек, государство, война: теоретический анализ» провел Кеннет Уолтц. В то время как Фукидид изъясняется намеками и его теория становится ясной лишь при понимании скрытого смысла повествования, анализ Уолтца представляет собой не завуалированное, а прямое и четкое разъяснение, но в обратном порядке: автор переходит от личностного фактора на государственный уровень и далее «вверх по лестнице» — к системному разбору международных отношений. Анализируя человеческий фактор, Уолтц приходит к выводу, представляющему ценность для нашего подхода: «Предположение о неизменности свойств человеческой натуры, в терминах которого нужно понимать и все остальное, само помогает переключить внимание и уйти от личностного фактора, поскольку человеческая натура, по нашему предположению, меняться не может, в то время как социально-политические институты могут»11.
Рассмотрение вопроса о том, постоянна ли человеческая натура или нет, не является предметом нашей дискуссии; для нас важно то, что в этом отрывке слова «человеческая натура» вполне можно заменить термином «физическая география».
В географию мы верим
Технологии меняют географию. Например, регион Персидского залива стал для Соединенных Штатов такими же стратегическими «задворками», как и Латинская Америка: последняя — почти два столетия назад, первый — два десятилетия назад. Латинская
10 Johnson-Bagby L.M. Fathers of International Relations? Thucydides As a Model for the Twenty First Century. B kh.: Gustafson L.S. Thucydides’ Theory of International Relations. Baton Rouge: Louisiana State University Press, 2000. P. 29.
11 Waltz K.N. Man, the State, and War: A Theoretical Analysis. New York: Columbia University Press, 1959. P. 41(BMfleneHO K. YornueM).
Америка — естественные «задворки» северного гиганта в силу географического фактора, положение же Персидского залива обусловлено отнюдь не географией — в данном случае на первый план вышли технологии. Если бы США не осуществили глобальное военнотехническое присутствие, то регион Персидского залива никогда не превратился бы в их «задний двор», его бы ревностно защищали. Именно благодаря техническому прогрессу два англосаксонских государства стали мировыми сверхдержавами — в XIX веке Великобритания, в XX—XXI США (в отличие от сверхдержав, предшествовавших им).
Технологии меняют географию, и потому изобретение межконтинентальных баллистических ракет привело к соседству Советского Союза и Соединенных Штатов в воздушном и космическом пространстве, хотя в строго географическом смысле столицы РФ и США отделяют друг от друга десятки тысяч километров. Для технологически менее оснащенных карфагенян расстояние до Рима составляло 2 000 миль, а для римлян с их передовыми технологиями путь до Карфагена не превышал 400 миль. А вот еще один, правда, гипотетический пример того, как технологии меняют геополитику: если появится альтернативный источник нефти, то Азербайджан почти наверняка уже не будет представлять ценности для национальных интересов США. Вполне возможно, то же ждет Иран и другие страны Персидского залива или, скажем, Венесуэлу12.
Бесспорно, что касается военной стратегии, то технический прогресс вряд ли дает достаточно оснований для существенных изменений в искусстве ведения боя обычными средствами13. Однако, когда дело доходит до понимания, объяснения и анализа международных стратегических проблем, нельзя брать за основу географический фактор, и при нарушении этого принципа почти наверняка попадешь в тупик. Следовательно, география, если мы говорим о большой стратегии, играет второстепенную роль по сравнению с технологическими факторами, и посему в ходе историко-политического анализа едва ли может считаться опорным фактором. Теория же Маккиндера, наоборот, опирается на географию, считает ее одним из основных факторов, определяющих ход истории. Безусловно, география имеет определенное влияние на политические последствия. Однако, как мы уже отмечали, не только такие факторы, как личные амбиции, соперничество, форма правления, экономические интересы, но и даже просто заблуждение или глупость могут оказаться гораздо важнее географии.
Маккиндер vs Мэхэн
В работе «Географическая ось истории» Маккиндер подчеркивает стратегическое значение сухопутной державы и отмечает, что основным претендентом на звание «харт-ленд» стала Россия: «Россия — это Монгольская империя сегодня. Она может по всем направлениям, за исключением севера, наносить, а одновременно и получать удары. Окончательное развитие ее мобильности, связанное с железными дорогами, является лишь вопросом времени. Нарушение баланса сил в пользу осевого государства, выра-
12 Азербайджан представляет интерес для США не только в экономическом плане, но и (согласно Маккиндеру) в геополитическом аспекте — как форпост, откуда легче оказывать давление на Россию и Иран. И если это главная цель Соединенных Штатов, то у Азербайджана еще есть альтернативы.
13 Здесь поучительно определение стратегии и тактики Алфреда Мэхэна. По его мнению, пока происходит прямое соприкосновение с противником на поле боя, работает тактика, стратегия же в непосредственном контакте не участвует. «Перед тем как вступить с вражеской армией или флотом в соприкосновение (слово, которое, возможно, лучше, чем какое-либо другое, обозначает разделительную линию между тактикой и стратегией), необходимо решить массу вопросов... Вопросов стратегических...» (Mahan A.Th. The Influence of Sea-Power Upon History, 1660-1783. New York: Hill and Wang, 1957. Впервые опубликовано в 1890 г.; выделено А. Мэхэном).
жающееся в его экспансии на пограничные территории Евро-Азии, позволяет использовать необъятные континентальные ресурсы для постройки флота. Благодаря этому скоро перед нашим взором явится мировая империя»14.
Однако в статье «Круглая земля и обретение мира», опубликованной в 1943 году в журнале «Форин афферс», Маккиндер намекает на возрождение морской державы, следовательно, признает, что его «победил» Алфред Мэхэн, сторонник талассократии. «Моя вторая геополитическая концепция [первая — теория «осевого региона», или хартленда]. [это концепция] «Срединного океана» (Северная Атлантика), а также зависящих от него морей и бассейнов рек.» По Маккиндеру, тремя элементами этого «Срединного океана» служат «предмостное укрепление во Франции; обнесенный рвом аэродром в Британии; резервы подготовленной рабочей силы, потенциал сельского хозяйства и промышленности в Соединенных Штатах и Канаде. С точки зрения военных возможностей эти два последних государства — атлантические страны, а поскольку ожидаются внезапные военные действия на суше, то земноводной державе существенно необходимы. как предмостное укрепление, так и обнесенный рвом аэродром»15. «Морская держава должна, на крайний случай, быть и земноводной, тогда она сможет стать противовесом сухопутной державе»16.
Колин Грей был вынужден признать, что «Маккиндер ошибался.поскольку в трех крупных конфликтах XX века морской союз перевешивал союз континентальный»17. В те годы сам Маккиндер не мог быть уверен, опроверг ли он своей теорией аргументы Мэхэна или нет. Он не мог ничего знать о будущем военном превосходстве Соединенных Штатов, которое дал им сильный флот, позволив вести успешные войны с применением авианосцев в любом уголке планеты и в каждый конкретный момент18. Британский географ совершал роковую стратегическую ошибку, когда писал, что «пока не представлено никаких доказательств относительно того, что целью войны в воздухе, которая будет разворачиваться наряду с существующими в течение веков формами ведения военных действий, станет не достижение наступательного или оборонительного тактического превосходства, а возможность получить стратегическое преимущество»19.
Конечно, было бы интересно выяснить, догадывался ли сэр Хэлфорд Маккиндер, переключив свое внимание на морскую державу, что это означает зависимость его собственных теорий от непредвиденных обстоятельств. И в конце концов именно Вторая мировая война («friction» (случайность), по выражению Карла Клаузевица), которую Маккиндер не мог предвидеть, вынудила его приспосабливать свои прежние взгляды к изменившейся ситуации. Хотя вряд ли следует ругать его за то, что он не смог предвидеть ход событий, тем более нет оснований критиковать его работы с позиций сегодняшнего дня, поскольку они отражали события того времени, когда были написаны. Но все же заявка на изобретение «формулы» — дело очень серьезное, и это еще нужно проверить.
Теория
Если мы принимаем определение понятия «теория» Колина Грея, то труды Маккиндера в общем и целом — великие геополитические теории. К. Грей отмечал, что, «хотя
14 Mackinder H.J. Op. cit. P. 436 (Маккиндер Х.Дж. Указ. соч. С. 169).
15 Mackinder H. The Round World and the Winning of the Peace // Foreign Affairs, July 1943, Vol. 21, No. 4.
P. 604.
16 Ibid. P. 601—602.
17 Gray C.S. In Defence of the Heartland: Sir Halford Mackinder and His Critics a Hundred Years On. P. 21.
18 Двенадцать авианосцев, которыми располагают США, дают им гарантию бесспорного преимущества на море, что становится ключевым элементом в их глобальном военно-политическом превосходстве в мире.
19 Mackinder H. The Round World and the Winning of the Peace. P. 602.
теоретики часто рассказывают нам о том, о чем мы уже давно знаем, их концепции могут выполнить весьма важную функцию: помочь систематизировать, сгруппировать и осмыслить хаос вокруг нас»20, и Маккиндер все 100 лет выигрывал от этого. Он предлагает нам написанный с глубокой проницательностью уникальный труд, который может помочь исследователям сформировать стратегическое мышление. Однако если мы обратимся к «Оксфордскому словарю», то придем к несколько иному заключению. Здесь дается другое толкование понятия «теория»: «предположение или система взглядов, объясняющая что-либо, система, основанная на общих принципах, независимых от конкретных вещей, которым дается объяснение»21. С этой точки зрения работы Маккиндера представляют собой не всеобъемлющую теорию, а политические рекомендации, имеющие своей целью «оказать влияние на политический выбор, с тем чтобы помешать развитию геополитической и геостратегической ситуации, неблагоприятной для Великобритании. Его теория содержала предупреждение»22. Восточная Европа и Средняя Азия, по всей видимости, и имели такое большое значение главным образом потому, что Центральная и Восточная Европа могли с большой вероятностью «попасть в руки» Германии, монстра, которого больше всего и боялся британский империализм: это чудовище уже держало под пятой континентальную Европу. Еще одной «головной болью» Великобритании был «медведь», живший к востоку от монстра, — Россия. Учитывая, что Санкт-Петербург стремился заполучить Среднюю Азию и что на евразийском континентальном массиве шло интенсивное строительство сети железных дорог, британский империализм, испытывавший страх перед угрозой, исходившей из Германии, «игравшей мускулами» в Европе, стал весьма опасаться империализма российского, присматривавшегося и к Индии. Соответственно, значение «оси истории» было в высшей степени обусловлено существовавшими тогда обстоятельствами и, в целом, балансом силы в мире.
И вполне понятно, что наследие Маккиндера можно рассматривать как исторический шедевр, который, в смысле временного охвата и концептуализации, практически не имеет соперников. Однако в действительности сегодня вряд ли уместно назвать маккиндеровский «хартленд» хартлендом. Если бы его концепция была теоретическим умозаключением и эта теория оказалась верна, то сразу же после развала Советского Союза нынешняя Центральная Азия стала бы ареной яростной геополитической борьбы между великими державами. Однако гораздо большую роль в международной политике сегодня играют другие регионы мира, к которым относятся и район Персидского залива, и Восточная Азия23. Крис Сипл, президент Института глобального участия (Institute for Global Engagement), делал все возможное, чтобы его услышали. Он убеждал Соединенные Штаты обратить более пристальное внимание на хартленд, особенно на Узбекистан. Шло время, а Вашингтон лишь дистанцировался от этой республики. Центральная Азия — «жизненно важный регион, требующий постоянного внимания», — утверждал Сипл. «Однако при выработке внешнеполитического курса в отношении Узбекистана из поля зрения США выпала. геостратегия»24.
Маккиндер и реализм
В целом, если исходить из контекста теории международных отношений, принятой в западной политологии, то геополитика вписывается в рамки классического реализма. В
20 Gray C.S. In Defence of the Heartland: Sir Halford Mackinder and His Critics a Hundred Years On. P. 25.
21 The Oxford English Reference Dictionary. 2nd edition // Ed. by Judy Pearsall and Bill Trumble. Oxford: Oxford University Press, 1996. P. 1496.
22 Gray C.S. In Defence of the Heartland: Sir Halford Mackinder and His Critics a Hundred Years On. P. 22.
23 См., например: Cohen W. The Asian American Century. N.Y.: Basic Books, 2002.
24 Seiple C. Uzbekistan: The Civil Society in the Heartland // Orbis, Spring 2005. P. 246—247.
эти рамки вписывается и Маккиндер — один из основателей геополитики. Его теории главным образом анализируют подоплеку и развитие международных конфликтов, а также расстановку сил в мире, естественно делая упор на географические аспекты. Маккиндер полагает, что «Великобритания и Япония должны оказывать влияние на окраинные земли [вокруг хартленда], сохраняя здесь баланс силы как противовес экспансионистской внутренней мощи [хартленда]. Уверен, что будущее мира зависит от сохранения этого баланса сил»25.
К. Грей резко критикует либералов, осуждающих геополитику за то, что она одержима конфликтами. Например, он утверждает, что «с таким же успехом можно осуждать медицину за то, что та одержима болезнями»26. Медицинские исследования можно уподобить изучению проблем мира в рамках предмета «Международные отношения», но не в рамках геополитики, поскольку последняя даже и не пытается лечить «болезнь». Разумеется, либералы не правы, когда обвиняют геополитику в разжигании конфликтов. Однако как их заявления о том, что трансформация международных отношений может проходить в легкой (т.е. неопасной) форме, так и веру Грея в «возможное повторение крупных конфликтов»27 следует принимать с большими оговорками. Конечно, как оказалось, ограниченные войны между небольшими государствами, а также между крупными и малыми державами не кончаются. Заявление Грея относительно верно, если он имеет в виду будущую «холодную войну» между сильными странами, но не настоящую войну, поскольку мощные державы обладают огромным количеством ядерного оружия28.
Почти нет оснований полагать, что директивная теория Маккиндера представляла для британских политиков что-то новое. Как в свое время отмечал У. Черчилль, на протяжении четырех столетий большая стратегия Англии заключалась в стремлении не допустить появления на континенте мощной державы, и это никак не было связано с правителями или народами — значение имело только одно: кто самый сильный.
Есть один важный фактор, где теория Маккиндера напоминает нам о взглядах К. Уолтца: так или иначе в обоих случаях прослеживается приверженность детерминизму. В своей знаменитой работе Уолтц выделяет аспект, имеющий, по его мнению, исключительное влияние на шаги, предпринимаемые тем или иным государством, — структура международной системы29. Точно так же и Мегоран приуменьшает значение иногда весьма важных факторов, выдвигая на первый план лишь одну составляющую — географию. Тем не менее Уолтц пытается выдвинуть теорию и на ее основании объяснить развитие международных отношений, а Маккиндер лишь дает политические рекомендации.
3 а к л ю ч е н и е
Сэра Хэлфорда Маккиндера можно обвинить в упрощении описания мироустройства, а его историко-политический кругозор назвать довольно ограниченным. Подобно Карлу Марксу, философия которого сводилась к тому, что жизнь человеческого общества вращается вокруг экономических интересов и классовой борьбы, Маккиндер предлагает нам что-то вроде «детерминистского» подхода к развитию международных отношений и к истории. Он просит Королевское географическое общество внимательнее «взглянуть на Европу и европейскую историю как на явления, зависимые по отношению
25 Mackinder H.J. The Geographical Pivot of History. P. 443.
26 Gray C.S. In Defence of the Heartland: Sir Halford Mackinder and His Critics a Hundred Years On. P. 28.
27 Ibid. P. 29.
28 Cm.: Sagan S., Waltz K. The Spread of Nuclear Weapons: A Debate Renewed. 2nd edition. Baltimore, MD: W.W. Norton, 2001.
29 Cm.: K.N. Waltz, Theory of International Politics. Reading, MA: Addison-Wesley, 1979.
к Азии и ее истории, ибо европейская цивилизация является в значительной степени результатом вековой борьбы против азиатских вторжений»30. В ходе дискуссии, развернувшейся после прочтения Маккиндером своего доклада, Спенсер Уилкинсон весьма удачно возразил: «.значение великих перемещений среднеазиатских племен в Европу и на окраинные земли, сильно преувеличено. Они. очень редко приводят к каким-либо необратимым изменениям в положении человечества; а стали возможными потому, что экспансионистские силы Средней Азии наносят удары по весьма расчлененной окраине»31.
Британского географа можно противопоставить Фукидиду, по мнению которого на ход истории влияют миллионы факторов, или Клаузевицу, который ввел понятие «friction», предполагая, что не менее важную роль в развитии великих событий и в их исходе играют случайность и непредвиденные обстоятельства.
Несомненно, вклад Маккиндера в развитие географической науки огромен. Однако его вера в возможность найти пресловутую «формулу», чтобы понять, объяснить и предсказать исторические последствия, опираясь исключительно на географические аспекты, не что иное, как большое заблуждение. Точно так же можно рассуждать и о потенциальном возрождении Центральной Азии в качестве региона, имеющего геополитическое значение для великих держав. Вот когда Китай наберет достаточно сил, чтобы бросить вызов превосходящей мощи Америки, тогда, возможно, «ось истории» опять станет предметом неустанного интереса внерегиональных держав, а именно Соединенных Штатов, движимых желанием найти то место, откуда они смогут не допустить расширения сферы влияния Поднебесной, а также оказать давление на Пекин, манипулируя уйгурскими и тибетскими сепаратистами. И для того, чтобы это понять, отнюдь не обязательно знакомство с теорией Маккиндера; возможно, вполне достаточно здравого смысла в восприятии политической ситуации и знания истории. Чтобы хартлендом вновь заинтересовались действительно сильные государства, вероятно, необходимы колоссальные сдвиги в мировом балансе силы, где основными претендентами на власть будут Китай или Россия. Но даже и тогда он вряд ли станет таким желаемым «призом», как, скажем, Восточная Азия, Юго-Восточная Азия или регион Персидского залива. Как сказал К. Грей, «заявления о «смерти» геополитики в лучшем случае преждевременны», и это верно. Конечно, работы Маккиндера изучать нужно, но в историческом плане. Однако к его центральной концепции — теории хартленда — необходимо подходить с большой осторожностью, поскольку она лишь мешает нам понять Центральную Азию в контексте международных отношений.
30 Mackinder H.J. The Geographical Pivot of History. P. 423 (Маккиндер Х.Дж. Указ. соч. С. 163).
31 Ibid. P. 438.
