весьма прозаическое «оставаться сидеть». Перевод этот, сделанный по первому словарному значению слова хаЦцгчоь— сидящий, — просто неверен: у Фокилида явно наличествует второй его смысл: ведущий себя спокойно, чинно.4 Пушкин, словно чувствуя это, отыскивает замену введенному переводчиком прозаизму — и находит ее у того же Афинея.
Дело в том, что гнома Фокилида в «Пире знатоков» следует вскоре после длинного (у Лефевра — с. 48—60) набора сведений об обычае смешивать вино с водой; и дальше греческий эрудит также возвращается к этому мотиву. Таким образом, Пушкин перелагает Фокилида с привлечением широкого контекста, в котором находится избранный им фрагмент.
Заполнение пентаметрической строки параллелизмом «С трезвой струею воды, с мудрой беседой мешай...» заставляет поэта перенести понятие «вино» в первую строчку. Отказ от «круговых чаш» вызван, по всей вероятности, желанием дать и вину эпитет — к тому же контрастный «мудрой беседе» второй строки (как «вакхова влага» контрастна «трезвой струе воды»). Таким эпитетом оказывается прилагательное «шумной». Но ведь «шумный» (ßprffiios) постоянное культовое имя Вакха-Диониса (Бромия). Это имя неоднократно встречается у Афинея, причем один раз — в непосредственной близости от переведенной Пушкиным элегии Ксенофана (III, 290; стихи Ксенофана —т. IV, с. 192—194; перечисление культовых имен Диониса — с. 200). Здесь же Афиней вновь возвращается к обычаю смешивать вино с водой. Вместе с тем у Лефевра смысл эпитета не переведен и в примечаниях не объяснен; поэтому невозможно однозначно ответить на вопрос, опирался ли Пушкин и тут на свой источник.
Перевод Лефевра выполнен прозой; отсюда у Пушкина — возможность вольного выбора стихотворной формы. Так, элегия Ксенофана переложена у него чистым гексаметром, а мелический фрагмент Иона Хиосского (III, 298) — элегическим дистихом. Этим же размером воспользовался Пушкин для переложения гномы Фокилида, в оригинале написанной гексаметром. Стихотворное изречение превращено русским поэтом в образцовую «антологическую эпиграмму», с которой к началу 30-х гг. размер подлинника — элегический дистих — связан уже неразрывно.
Таким образом, сличение эпиграммы Пушкина с первоисточником позволяет яснее увидеть метод работы поэта с оригиналом.
С. А. Ошеров
КТО ПОМОГАЛ БОЧЧЕЛЛЕ ПЕРЕВОДИТЬ ПУШКИНА?
В статье об итальянском поэте и переводчике Пушкина Чезаре Боч-челле 1 нами называлась и Елжзавета Шереметева, урожденная Мартынова, которой в знак «дружеской признательности» он посвятил изданный им
4 См.: Pape W. Handwörterbuch der griechischen Sprache. Braunschweig, 1914, Bd I, S. 1284.
1 См.: Прожогин H. П. Переводчик Пушкина Чезаре Боччелла, В к и,: Временник Пушкц&ской комиссдд. 1978, 1981, с, 60—75»
Ь 1841 г. в Низе сборник пушкинских поэм. С достаточной степенью достоверности, говорилось в статье, можно полагать, что это она сделала для Боччеллы подстрочные переводы. Там же, с оговоркой, что о Шереметевой мы знаем мало, приводились некоторые сведения о ней, в том числе обнаруженные в итальянских архивах.
Уже после опубликования этой статьи удалось установить личность Елизаветы Шереметевой. Выяснилось, что она была родной сестрой Николая Мартынова, чья дуэль с М. Ю. Лермонтовым в том же 1841 г. завершилась трагической гибелью поэта. В родословной Мартыновых о ней говорится следующее.
«Елизавета Соломоновна Шереметева (рожд. Мартынова).
Род. 7 июля 1812 г., вышла замуж 15 июля 1834 г. за полковника Петра Васильевича Шереметева (1799—1837 гг.), сына генерал-майора Василия Сергеевича Шереметева и Татьяны Ивановны Марченко. Через три года после замужества Е. С. овдовела. Скончалась в Риме 2 февраля 1891 г.».2
Добавим к этому, что Е. С. Шереметева родилась в Москве3 и напомним, что на ее надгробии на римском некатолическом кладбище «Те-стаччо» указана другая дата смерти — 1 февраля.
Приведенные выше данные позволили в свою очередь установить, что Пушкин был знаком с мужем Шереметевой. Действительно, М. И. Пущин писал в своих воспоминаниях о частых совместных с Пушкиным обедах у П. В. Шереметева — в то время поручика кавалергардского полка, жившего с ними в Кисловодске в доме А. Ф. Реброва (речь идет о периоде 21 августа—6 сентября 1829 г.).4
Таким образом, к числу возможных источников сведений о Пушкине, приводимых Боччеллой в предисловии к его сборнику, можно добавить и рассказы самой Е. С. Шереметевой со слов ее покойного мужа.
В нашей статье упоминалось также о сохранившемся в архиве Боччеллы листе почтовой бумаги с подстрочными переводами двух стихотворений Лермонтова: «Я, матерь божия, ныне с молитвою...» и «В минуту жизни трудную.. Теперь можно полагать, что и они были сделаны Шереметевой. Лермонтов был хорошо знаком со всеми членами семьи Мартыновых. Сестре Елизаветы — Екатерине, или ей самой, он посвятил новогодний мадригал «Мартыновой».5 Считалось, хотя на этот раз, видимо, ошибочно, что другой их сестре — Наталье адресовано и первое из двух названных выше стихотворений.6
И еще одно небольшое дополнение к статье. В ней говорилось об имевшемся в библиотеке Пушкина итальянском издании поэмы И. И. Козлова «Чернец» в переводе Боччеллы с надписью на обложке М-г РоизсЫип» —
2 Известия Тамбовской ученой архивной комиссии. Материалы для истории тамбовского, пензенского и саратовского дворянства/ Сост. Н. А. Нарцов. Тамбов, 1904, вып. ХЬУН, т. I, ч. 1, с. 67.
3 См. там же, ч. II, с. 9.
4 См.: Черейский Л. А. Пушкин и его окружение. Л., 1975, с. 472.
5 См.: Лермонтовская энциклопедия. М., 1981, с. 272.
8 См.: Известия Тамбовской ученой архивной комиссии, вып. ХЬУН, т. I, ч. 1, с. 76. Ср.: Лермонтовская энциклопедия, с. 284.
«Г-ну Пушкину». То же издание с аналогичной дарственной надписью В. А. Жуковскому хранится среди принадлежавших ему книг в Институте русской литературы (Пушкинский Дом) АН СССР.7
Н. П. Прожогин
ИЗ НЕКРОПОЛЯ ПУШКИНСКОГО ОКРУЖЕНИЯ
Около десяти лет ведутся мною разыскания сведений о захоронении тех, кто составлял окружение Пушкина. В настоящее время в моей коллекции свыше 300 фотографий таких захоронений, отчасти выполненных лично, отчасти присланных по моей просьбе различными учреждениями и лицами, которым я выражаю глубокую признательность за помощь в разысканиях.
В результате были уточнены места захоронений многих современников Пушкина, таких как министр народного просвещения А. К. Разумовский, историк Войска Донского В. Д. Сухоруков, Ю. П. Строганова, А. А. Андро де Ланжерон (урожд. Оленина), Е. И. Голицына и др. Зачастую новые данные такого рода оттеняют сложность судеб людей пушкинского времени. Так, оказались разметанными по всей земле члены большого и дружного семейства генерала Н. Н. Раевского. Сам Николай Николаевич Раевский-старший похоронен в селе Разумиевка, в 30 км от Каменки, его жена Софья Алексеевна — на кладбище «Тестаччо» в Риме, их сын Александр — на кладбище «Кокад» в г. Ницца, другой сын Николай — в селе Красненьком Воронежской обл., дочь Екатерина с мужем, М. Ф. Орловым, — на кладбище Новодевичьего монастыря в Москве, дочь Елена — в г. Фаскати в кафедральном соборе; дочь Мария с мужем, С. Г. Волконским, — в селе Вороньки у города Бобровицы.
Итальянские захоронения членов этой семьи обнаружены Н. П. Про-жогиным, бывшим собственным корреспондентом газеты «Правда» в Италии. Он же разыскал в Ливорно могилу лицейских товарищей Пушкина: С. Г. Ломоносова и Н. А. Корсакова (захоронение последнего, как известно, считалось затерянным на одном из кладбищ Флоренции).
Представляют интерес тексты эпитафий на некоторых могильных памятниках.
До сих пор не удалось узнать, каким образом надгробная плита с могилы деда матери Пушкина по материнской линии оказалась в Липецке, в то время как он был похоронен в селе Покровском. Из липецкого музея мне прислали фотографию плиты и полный текст эпитафии: «1777 года ноября 5 дня преставился раб божий капитан Алексей Федорович Пушкин по полудни в 4 часу. Родился в 1717 году марта 3 дня. По левую сторону тут же дети его Александр осьми лет и Маркел полутора году».
Генерал И. Н. Инзов скончался в Одессе, но позже прах его был перевезен в небольшое поселение Болград. О том, как и почему это было сде-
7 См.: Библиотека В. А. Жуковского (описание)/ Сост. В. В. Лобанов. Томск, 1981, с. 368—369.