CC BY
3H. П. ПРОЖОГИН
ПЕРЕВОДЧИК ПУШКИНА ЧЕЗАРЕ БОЧЧЕЛЛА
Имя итальянского поэта прошлого века Чезаре Боччеллы (Cesare Boccella) известно ныне лишь узкому кругу историков литературы, причем литературы скорее русской, чем итальянской. Объясняется это тем, что собственные поэтические произведения Боччеллы давно забыты, в то время как его переводы из русской поэзии, особенно поэзии Пушкина, остались заметной вехой на пути ознакомления итальянцев с миром пашей литературы.
В 1835 г. Боччелла издал в Пизе отдельной книгой перевод поэмы И. И. Козлова «Чернец».1 В 1841 г., также в Пизе, вышел сборник под названием «Четыре главные поэмы Александра Пушкина, переведенные Чезаре Боччеллой». В него вошли «Бахчисарайский фонтан», «Кавказский пленник», «Цыганы» и «Братья разбойники».2
Возникает вопрос, почему из числа «главных поэм» Пушкина оказался исключенным «Евгений Онегин»? Ответ на него мы находим в предисловии переводчика к сборнику. Излагая кратко содержание пушкинского романа в стихах, Боччелла невольно превращает его из «энциклопедии русской жизни», каким он является по определению Белинского, хотя и в «неподражаемое и точное», но всего лишь «живописание нравов провинции, весьма далеких от утонченности нравов больших городов, в глазах обитателей которых первые, часто несправедливо, выглядят столь смешными». Видимо, отсюда и проистекало его заблуждение, будто «Евгений Онегин», «как и романы Булгарина <sic>,
1 И Monaco, poema di Kozloff, tradotto dal russo in italiano da Cesare Boccella. Pisa, со' caratteri di Didot, MDCCCXXXV.
2 I quatro poemi maggiori di Alessandro Pouschkine, tradotti da Cesare Boccella, Pisa, со' caratteri di Didot, MDCCCXLI.
Итальянское слово «maggiori» означает как «главные», так и «крупнейшие». Первое значение в большей мере отвечает замыслу сборника именно главных, а не самых больших по количеству строк поэм.
Чезаре Боччелла.
Бюст работы неизвестного скульптора (гор, Лукка).
вещь сугубо местная, которая никогда не могла бы представить всеобщего интереса для публики, пе знакомой с Россией»,3 — мнение, как известно, опровергнутое временем и в Италии.
Не будем, однако, слишком строги к Боччелле. Следует иметь в виду, что сам он не знал русского языка и о содержании произведений русских авторов первоначально мог судить только по пересказу. При этом его самого как поэта-романтика, очевидно, больше прельщал «экзотический фон» ранних поэм Пушкина, нежели выглядевший для него бытописательским «Евгений Онегин».
Работая над переводами, Боччелла пользовался тем, что теперь называют подстрочниками. Посылая Козлову с княгиней Салтыковой, урожденной Долгорукой, несколько экземпляров итальянского издания «Чернеца», он признавался: «Я едва знаю
3 Здесь и далее предисловие цитируется по перепечатке в журнале: Provincia di Lucca, 1975, № 2, p. 65—70.
йесколько слов Вашего великолепного языка; поэтому я прибег к прекрасному буквальному переводу, специальпо для меня сделанному одною из Ваших любеэных соотечественниц, помогая себе, сколько возможно, самим текстом и стараясь вникнуть во внутренний смысл Ваших мыслей».4
Что касается переводов пушкинских поэм, то в предисловии к ним он сообщает: «Прилежнейший буквальный вариант, сделанный со всем тщанием для этой цели, служил нам руководством; поскольку невозможен перенос изящества стиля с одного языка на другой и задача в конечном счете сводится к точной передаче образов и мыслей, которые составляют подлинную сущность поэзии, наше почти полное незнание речи Пушкина не казалось нам непреодолимым препятствием».
Отметим также, что, приступая к своей «небольшой, но трудоемкой работе», Боччелла не знал и о том, существовали ли до него переводы произведений Пушкина на итальянский или другие знакомые ему иностранные языки. «Имя Александра Пушкина известно всей Европе, — писал Боччелла, — но никакое из его произведений, насколько нам известно, не появлялось на иностранных языках, за исключением, быть может, нескольких фрагментов».
В действительности переводы пушкинской поэзии к тому времени имелись и на итальянском языке. Правда, некоторые из них были недоступны Боччелле. Так, еще в 1828 г. находившийся тогда в России римлянин Миниато Риччи перевел стихотворения «Демон» и «Пророк»; переводы эти были, однако, напечатаны лишь более ста лет спустя, в 1934 г., в нашей стране. Но также при жизни Пушкина, в 1834 г., в Неаполе вышла поэма «Кавказский пленник» в переводе Антонио Роккиджани. Эта же поэма появилась на итальянском языке в 1837 г. в Одессе в переводе анонима, скрывшегося под инициалами Б. Р. О. с добавлением слова «^сапо», т. е. «тосканец». В 1839 г. в миланском журнале «Ривиста эуропеа» в прозаическом переводе Микеле Сарторио были напечатаны баллада «Русалка» и «Песнь о вещем Олеге». Наконец, в 1841 г., когда в Пизе выходил сборник Боччеллы, другой миланский журнал, «Фама», напечатал перевод «Пиковой дамы».5
Этот перечень не должен, однако, умалять заслуги Боччеллы. В любом случае он входит в число пионеров перевода произведений Пушкина на итальянский язык. К тому же он проделал
4 Полностью французский текст письма и его русский перевод опубликованы К. Я. Гротом. См.: Известия Отделения русского языка и сло-
весности имп. Академии наук, 1904, т. IX, кн. 2, с. 92—95.
6 Литературоведческий анализ этих переводов см. в ст.: JI а с о р с а Клаудиа. Первый этап знакомства с Пушкиным в Италии (1828—1856). — Русская литература, 1970, № 4, с. 95—105. См. также: D ami a ni Enrico. Quel che c'è di Puskin e su Puskin in italiano. A. Puskin nel primo centenario délia morte. Roma, 1937.
по сравнению с каждым из своих предшественников более значительную работу.
Переводы Боччеллы получили высокую оценку. В середине XIX в. Г. Н. Геннади считал, что «это едва дп не лучший нта-лпанский перевод пз сочинении Пушкина — известного нталиан-ского писателя Бочелла: он передал нашего поэта белыми стихами <.. .>».6
Более развернутую, также положительную характеристику этих переводов дает в наше время итальянская русистка Клау-диа Jlacopca. Рассматривая их в плане эволюции итальянского стихосложения, она отмечает: «Белый стих, позволяющий свободнее запечатлевать мысль, в последних десятилетиях XVIII в. п еще более в начале XIX в. придал новую эмоциональную действенность старому итальянскому одиннадцатисложному стиху и способствовал художественному обновлению итальянской поэзии тех лет <.. .> Боччелла искусно использует преимущества белого стиха, свободного от всякой строфической структуры. Тонкое чередование стихов с различным ритмическим ударением, так называемых „а maiore" и „а minore", частое применение enjambements создают поэтическую ткань, сочетающую в себе близость как к структуре итальянской фразы, так и к структуре переводимого текста. Переводы Боччеллы, — свидетельствует Ла-сорса, — и сегодня читаются с увлечением, они исполнены поэтическим и романтическим трепетом <.. .>».7
Интересно и то, как представлял Боччелла Пушкина своим читателям. Его предисловие к сборнику — это одновременно очерк жпзнп поэта и оценка его творчества.8 В живой форме он набрасывает портрет поэта: «Александр Пушкин был человеком скорее маленького роста, внешне некрасивым, имевшим что-то странное в облике; он происходил от негра и сохранял типичные черты негритянской расы, то есть курчавые волосы, пухлые губы и приплюснутый нос. Его глаза от этого были не менее прекрасны и искрились живейшим огнем».
Сведения, излагаемые в предисловии, очевидно, почерпнуты автором от русских людей, на которых он неоднократно ссылается, не называя, правда, конкретных имен, а употребляя безличную форму: «по словам русских», «говорят русские». Как увидим, круг этих его знакомств в Италии был довольно широ-
9 Геннади Г. Н. Переводы сочинений Пушкина. М., 1859, с. 14— 15. В цитатах фамилия Боччеллы дается в написании авторов.
7JIacopca К. Указ. соч., с. 100. В другой своей работе исследовательница, анализируя суждения итальянского слависта середины прошлого века Карло Тенки о южных поэмах Пушкина, пишет, что он должен был познакомиться с ними в «хорошем переводе», который, как она полагает, принадлежит Боччелле (L a s о г s a Claudia. Pagine di slavistica italiana. Cario Tenca e «II Crepuscolo». Lucarini Editore, Roma, 1979, p. 133).
8 Генпадп был неточен, когда писал, что книга Боччеллы состоит m «предисловия, очерка жизни Пушкина и его цоэад».
ким, причем часто речь идет не просто о современниках Пушкина, а о людях, лично его знавших. Таким образом, предисловие Боччеллы является своего рода интерпретацией итальянским автором того, что говорилось о Пушкине в русских кругах, близких поэту.
В этой связи особое внимание привлекает та часть боччел-ловского текста, в которой рассказывается о политических идеях молодого Пушкина и упоминается ода «Свобода». Она, утверждает Боччелла, «по суждению многих, могла бы вызвать всеобщее восхищение, если было бы возможно опубликовать ее. Эта ода <.. .> никогда не была напечатана, но <.. .> некоторые бережно хранят ее».
При сопоставлении контекста, в котором употребляется здесь слово «всеобщее» («generale»), с тем местом предисловия, где говорится, что «Евгений Онегин» не мог бы вызвать «всеобщего интереса», становится ясным, что в обоих случаях имеются в виду иностранные — в данном случае итальянские — читатели. В отличие от «Евгения Онегина», не представляющего, по мнению Боччеллы, для них интереса, ода «Свобода» вызвала бы их восхищение, но опубликовать ее в находящемся под бдительным надзором австрийской монархии итальянском государстве невозможно так же, как в александровской или николаевской России. Это интересный штрих, характеризующий взгляды как самого Боччеллы, так и его русских друзей, хотя по понятным причинам он избегает называть не только их имена, но в данном случае и национальную принадлежность.
«Простая по форме и далекая от всякой тени выспренности, его поэзия, по словам русских, является по языку подлинной музыкой и звучит очень нежно даже для иностранного уха», — сообщает Боччелла, считая, что в сочинительстве Пушкин «обладал тем, что могло бы быть названо трудолюбивой легкостью. Наделенный умом обширным и наблюдательным, он быстро схватывал, но много размышлял над исполнением».
В общем Боччелла правильно судит о характере, месте и значении пушкинской поэзии. Пушкин в его описании был «общепризнанным гением», «одним из немногих поэтов, которые оказывали столь мощное воздействие на массу своих современников, что смогли еще при жизни получить в награду их самое восторженное восхищение»; «его смерть была оплакана как подлинно национальное бедствие и оставила невосполнимую пустоту в русской литературе».
Известно, однако, что даже в кругах людей, близких Пушкину и сочувствовавших ему, глубинная сторона драмы последних лет его жизни была понята очень немногими. И это также находит отражение в тексте. В сложившемся у Боччеллы представлении Пушкин-бунтарь превратился после женитьбы в «совершенно иного человека», «поступил на императорскую службу в качестве придворного и до самого трагического коцца рел уедр-
' I ^ОАТТКО
РОЕМ! МА€€1Щ1:.'Л
лшюшто рошсшше' •
• ГА* СЗбАКЕ ВОССЕЛА ' '
' • .И ЗА ; :
' СО'САЙАТТЕМ &ГХМГГГ , ■ -л*,...
Титульный лист итальянского издания поэм Пушкина в переводе Чезаре Боччеллы.
ненную и спокойную жизнь». Правда, «кажется, сладкая праздность домашнего существования не очень отвечала характеру его поэтического дара», и с этого времени Пушкин «почти ничего не писал, а последние главы „Онегина", которые он опубликовал уже женатым, в целом оцениваются много ниже, чем первые». «Впрочем, — продолжает Боччелла, — уже написанное им ранее было более чем достаточным основанием для его славы, и он полностью пользовался ею, когда фатальный случай, вызванный неостороясностью других <!>, и слишком горячее и поспешное суждение поэта <?!> положили несчастный конец дорогой для его родины жизни».
Не следует, конечно, полагать, что предисловие писалось под чью-то прямую диктовку. Ознакомление с черновиками Боччеллы, хранящимися в Государственном архиве в городе Лукка, привело нас к выводу, что ему приходилось полагаться и на память.
5 Временник
Похоже также, что он проецировал на факты биографип русского поэта перипетии своей судьбы и свои собственные мысли. Наиболее явственно они просматриваются в его пространном экскурсе в тему «религиозных и социальных сомнений». Приведем из него лишь несколько характерных фраз. Сравнивая Пушкина с Байроном, Боччелла считал, что эти стороны их творчества «были скорее болезнью воображения, нежели духа и сердца <.. .> Думаем, что подлинного скептицизма было в действительности мало у этих двух великих людей. Высокая поэзия не может, что бы ни говорили на этот счет, быть отделена от веры <.. .> В смирении веры заключено такое величие, что она неизбежно должна овладевать возвышенными душами».
Далее мы увидим, что подобные суждения объясняются политическими и религиозными взглядами самого Боччеллы.
* # *
Существовало предположение, что Боччелла мог быть лично знаком с Пушкиным.9 Исходило это предположение, очевидно, из того факта, что в библиотеке поэта имелся экземпляр итальянского издания «Чернеца» с надписью на обложке: «а М-г РоивсЫпп». Книга не содержит пометок, но разрезана.10 Таким образом, Пушкин, хотя бы по имени, должен был знать своего будущего переводчика. Но, быть может, они действительно встречались?
До сих пор мы практически ничего не знали о Боччелле. Оставались неизвестными не только его собственные поэтические произведения, но и элементарные биографические данные, начиная с дат рождения и смерти. П. Е. Щеголев, цитируя «Записки графа Михаила Дмитриевича Бутурлина», дойдя до имени Боччеллы (кстати, это, насколько нам известно, было единственным в нашей литературе упоминанием о нем вне связи с его переводами из русской поэзии), делает сноску и задается вопросом: «Не этот ли маркиз Восе11а перевел на итальянский язык поэмы Пушкина?». Прп этом он констатировал: «Несмотря на то, что Геннади именует Бочелла известным писателем, в наиболее распространенных книгах по истории итальянской литературы он совершенно не упоминается даже по имени».11
Не восполнила этого пробела и Ласорса, ограничившаяся следующим замечанием: «Сам поэт, увлекающаяся личность, романтик, восторженный автор популярного тогда перевода поэмы „Чернец", <Боччелла> не был „известным итальянским писателем",
9 См.: Черепе кий Л. А. Пушкип и ого окружение. Л., 1075, с. 41.
10 См.: М о д з а л с в с к и й Б. Л. Библиотека А." С. Пушкина. Библиографическое описание. СПб., 1910, с. 263.
11 Щеголев П. Е. Из жизни и творчества Пушкина 3-е пзд исит) и доп. М.; Л., 1931, с. 262. 1
как определяет ого Геннадп. Однако он был хорошим переводчиком и пользовался в свое время искренними спмпатиями читающей публики».12
Кто же был этот Чезаре Боччелла? В какой исторической обстановке он жил и работал? Когда и при каких обстоятельствах посетил Россию и встречался ли он с Пушкиным? Каков был круг его русских знакомых?
Заняться поисками ответов на этп вопросы нас побудила публикация Джино Арригн «Чезаре Боччелла — первый итальянский переводчик четырех главных поэм Пушкина», появившаяся в 1976 г. в журнале «Провинчиа ди Лукка».13 Журнал этот, ныне уже не издающийся, выпускался органом местного самоуправления — советом провпнцпи Лукка, за пределами которой он практически не распространялся. Обнаружить публикацию помог отклик на лее поэта Джованни Джудичп в газете «Коррь-ере делла сера».14
Публикация Арриги состояла из краткой заметки о Боччелле с включенным в нее в качестве поэтического образца посвящением к «Кавказскому пленнику», перепечатки предисловия к сборнику пушкинских поэм и трех иллюстраций: портрета Пушкина работы Вивьена, титульного листа пизанского издания поэм и скульптурного портрета самого переводчика. Там же приводился краткий список литературы, посвященной Чезаре Боччелле.15
Выяснилось, однако, что имя Боччеллы довольно часто упоминается в книгах по истории Лукки и католического движения в Италии. Некоторые его личные документы удалось найти в Государственном архиве в этом городе и в доме потомка его бывшего нотариуса и доверенного лица. Они позволили узнать, что
32 Jlacopca К. Указ. соч., с. 99.
13 Arrighi Gino. Cesare Boccella, primo traduttore dei quatro poemi maggiori di Puskin. — Provincia di Lucca, 1975, № 2, р. 61-—70 (журнал вышел в 1976 г.). Впервые об этом сообщалось в ст.: Прожогин Н С любовью к Пушкину. — Правда, 1977, И февраля.
14 Giudici Giovanni. L'approdo di Puskin in Toscana. — Corriere della sera, 14 febbraio 1976. Статья Джудичи вызвала в свою очередь читательское письмо в ту же газету (от 8 марта 1976 г.) с уточнением некоторых моментов из истории переводов пушкинской поэзии в Италии. Джованни Джудичи принадлежит поэтический перевод «Евгения Онегина»: Aleksandr Sergeevic Puskin. Evgenij Onegin (Eugenio Oneghin). Traduzione in versi italiani di Giovanni Giudici. Aldo Garzanti Editore, Milano, 1975.
15 В этот список включены следующих три названия: In morte del Márchese Cesare Boccella. Parole dette dal sacerdote Luca Teldeschi-parroco di S. Giusto di Brancoli. Lucca, tip. Arcivescovile S. Paolino, 1877; И Márchese Cesare Boccella. Ricordo di Cesare Sardi. Lucca, tipografia Giusti, 1878; Ricordi e biografié lucchesi di Giovanni Sforza. Lucca, tipografia editrice Baroni, 1916.
К данному списку следует добавить: Pardini D. L. Cesare Boccella e un poema di Kosloff. Poggibonsi, 1924; Bernardini-Sanghellini M. Boccella Cesare. — Dizionario biographico degli Italiani, v. XI. Roma, 1969.
5* 67
Боччелла пользовался французскими подстрочйиками пушкинских поэм, уточнить и расширить список русских знакомых Пушкина, с которыми он общался, и по-новому взглянуть на характер его взаимоотношений с ними, о чем в нашей литературе имелись лишь отрывочные сведения.
Но прежде всего мы имеем теперь возможность познакомиться с биографией итальянского переводчика Пушкина.
Маркиз Чезаре Габриеле Боччелла (таково его полное имя) родился в Лукке 25 марта 1810 г. Учился в религиозном колледже в городе Парма, который окончил в 1825 г., затем в Мон-пелье, во Франции. В молодости он много путешествовал, побывал в Англии, Испании, Германии, Австрии, России. Позже, в 1838 г., будучи снова во Франции, познакомился с Гизо, с которым состоял в длительной переписке, а также встречался с Шатобрианом.
Факт поездки в Россию, упоминавшийся и в заметке Арриги, кажется, подтверждает предположение о возможности встречи Пушкина и Боччеллы. Однако никто из его биографов не приводит деталей, связанных с этим путешествием. Во всяком случае оно должно было состояться до 1830 г.
На рубеже 1820—1830-х гг. Боччелла входит в свиту герцога Карла-Людовика из династии Пармских Бурбонов, которые в Лукке царствовали временно, поскольку в перспективе должны были вернуться в Парму, отданную по решению Венского конгресса в пожизненное владение дочери австрийского императора Франца I, второй жене Наполеона Марии-Луизе. О Карле-Людовике историк Лукки пишет: «Приятный в манерах, но неуравновешенный и экстравагантный, он не был создан ни для того, чтобы править, ни для того, чтобы подчиняться, но для рассеянной, полной капризов и прежде всего вольной жизни <...> Непостоянство и противоречивость были основными чертами его-характера во всем». С 1827 до 1833 г. он «вообще не появлялся в своих счастливых владениях», живя между Веной, Дрезденом и Берлином.16
Что касается Боччеллы, который был в это время одним ш наиболее приближенных к герцогу лиц, то другой историк замечает, что не стал бы относить его к разряду «фаворитов дурнот пошиба, от которых он решительно отличался честностью, умом и образованием»; правда, он добавляет, что Боччелла, «к.сожалению, был слишком поэтом даже за пределами Парнаса».17
В 1833 г. Карл-Людовик возвращается в Лукку, где под влиянием французской революции 1830 г. происходит брожение, возглавленное местными либералами. Вопреки требованиям Вены,
18 M a n c i n i Augusto. Storia di Lucca. Maria Pacini Fazzi editore, Lacea, 1975, p. 329.
17 S a r d i Cesare. Lucca e il suo Ducato. Firenze, Rassegna nazionale,
1912, p. 79-80. • *
настаивающей па усилении репрессии, он объявляет амнистию и устраняет двух наиболее реакционно настроенных министров. Делается это но совету Боччеллы. который с тех пор сам приобретает репутацию либерала.
Возвращение двора в Лукку сопровождается скандалом, носящим религиозный, но отчасти и политический характер. Одним из главных действующих лиц является опять-таки Боччелла. Речь идет о слухах, согласно которым Карл-Людовик и его друзья из свиты, находясь в Дрездене, тайно обратились из католичества в протестантизм, что наделало много шума в Вене, где этот шаг прямо связывали с либеральными реформами, инспирировавшимися Боччеллой.
Этот эпизод, без сомнения, заинтересовал бы Щеголева, изучавшего роль внучки А. В. Суворова, княгини М. А. Голицыной, в жизни и творчестве Пушкина и в этой связи собиравшего материалы об ее обращении в протестантизм. Справедливо отмечая, что в то время, когда переход русской знати от православия к католичеству был почти эпидемическим, действия Голицыной трудно считать шаблонными,18 он, очевидно, не учитывал, что они могли иметь и политический оттенок.
Именно в связи с Голицыной Щеголев и цитировал «Записки» Бутурлина, в которых упоминается Боччелла. Назвав его «литератором и меломаном, бывшим чем-то при дворе миниатюрного герцогства Луккского»,19 Бутурлин в другом месте отзывается о нем как о «довольно умном и начитанном человеке», замечая при этом, что «ученостью же не отличалась вообще тогда итальянская аристократия».20
Далее Бутурлин пишет, что Боччелла «воспламенялся (всегда, впрочем, платонически) то к одной, то к другой женщине, идеализируя ее каким-то сверхъестественным в психологическом отношении созданием из всех Евиных дщерей». «Таковою представлялась ему некогда княгиня М. А. Голицына (рожд. княжна Суворова), завлекшая его в туманный мистицизм, который у него зашел до полупротестантизма, а у княгини, если верить молве, до перехода в это исповедание».21
Рассказ Бутурлина, относящийся к его пребыванию во Флоренции в 1836 г., подтверждает интерес Боччеллы к религиозным проблемам, проявившийся и в тексте предисловия к сборнику пушкинских поэм, хотя более ранний эпизод со слухами об обращении Карла-Людовика и его приближенных в протестантизм позволяет усомниться в том, что именно Голицына завлекла Боччеллу в «тумаипый мистицизм».
Для нас более интересен сам факт их духовной близости. Известно, что Голицына жила во Флоренции (а Лукка находится
18 См.: Щеголев П. Е. Из жизни и творчества Пушкина, с. 166.
19 Русский архив, 1897, кн. III, № 9, с. 91—92.
20 Там же, 1901, кн. III, № 10, с. 217.
21 Там же.
от нее неподалеку) в копце 1836—начале 1837 г.22 Среди личных документов, принадлежавших Боччелле, сохранились два альбома большого формата, в которые оп из года в год наклеивал визитные карточки своих знакомых. Судя по расположению карточки Голицыной, впервые они встретились на модном тогда тосканском курорте Баньи ди Лукка зимой 1836/37 г. Очевидно, княгиня делилась с ним доходившими из Петербурга до русской колонии в Тоскане слухами, связанными с трагической гибелью поэта.
Еще одним прямым источником сведений об этом печальном событии могли являться для Боччеллы, служившего в министерстве иностранных дел, рассказы лицейского товарища Пушкина князя А. М. Горчакова, находившегося в то время в Италии на дипломатической службе и приезжавшего в Лукку. Его визитная карточка наклеена рядом с карточкой Голицыной.
Зимой 1838/39 г. Боччелла познакомился в Пизе с княгиней С. Г. Волконской, в доме которой на Мойке Пушкин, как известно, снимал свою последнюю квартиру. В целом же число русских, с которыми Боччелла встречался в Италии между 1836 и 1841 гг., когда вышел сборник переводов пушкинских поэм, исчисляется двумя десятками человек. Некоторые из них, как например члены многочисленной семьи Бутурлиных, поселившейся во Флоренции, также знали Пушкина.
Ранее нам уже встречалось имя княгини Салтыковой, урожденной Долгорукой, доставившей в Россию по поручению Боччеллы экземпляры итальянского издания «Чернеца». Была еще одна женщина, не чуждая интересам русской поэзии, — она выполнила для него «прекрасный буквальный перевод» поэмы Козлова. Но ее имя осталось неизвестным. Впрочем, быть может, это была та же Салтыкова.
Сборник пушкинских поэм Боччелла посвятил «благородной (итальянское слово „nobile" означает также „дворянка", — Н. П.) Елизавете Шереметевой, урожденной Мартыновой» — «в знак дружеской признательности». С достаточной степенью достоверности можно полагать, что это она сделала для него подстрочные переводы поэм Пушкина. Визитная карточка Шереметевой появилась в альбоме Боччеллы зимой 1840/41 г., которую он проводил во Флоренции. Некоторые рукописи подстрочных переводов, хранящиеся в архиве, помечены этим же годом.
О Шереметевой мы знаем мало. Но и то, что известно, представляет интерес для нашей темы. Ее имя встречается в публикации «Из записок сенатора К. Н. Лебедева». Автор шокирован тем, что дама курит папиросы, да к тому же дурно воспитывает своих детей. «Но, — продолжает он, — это женщина умная, смелая, образованная, и я не удивляюсь, что она умела так сблизиться с Кат. Чернышевою, существом добрым, восприимчивым
22 См.: Щ е г о л е в П. Е. Из жизни и творчества Пушкина, с. 161.
и глубоко признательным^ Немаловажная деталь: Екатерина Чернышева, урожденная Теплоты, была аамужем за родственником Пушкина, декабристом 3. Г. Чернышевым. Рассуждая с позиций человека, принадлежавшего к высшему обществу, сенатор подмечает такие общие черты в судьбах обеих женщин: «Главная вина Чернышевой та, что она (впрочем, ребенком) вышла за ссыльного Захара Чернышева и потому не может иметь места в кругу, в котором хотелось бы, а Шереметевой то, что она, Мартынова, вышла за Шереметева, и Мартыновой не дают места, которое хотела бы и должна иметь Шереметева, а оставшись вдовою 22 лет, она уже не хотела переменить на другое свое имя, которое в России и вне России звучит богатством».23 Запись Лебедева относится к 1849 г., т. е. сделана через восемь лет после выхода пизанского издания поэм Пушкина, но она дает известное представление о взглядах и симпатиях Шереметевой. К этому мы можем добавить, что, согласно хранящемуся в Государственном архиве Тосканы регистру флорентийской Академии изящных искусств, 10 сентября 1843 г. Шереметева была удостоена почетного звания профессора-академика первого класса.24 Умерла она в Италии и похоронена на римском некатолическом кладбище «Тестаччьо» («Тез1ассю»). На могильной плите высечены даты ее жизни: 7 июля 1812—1 февраля 1891 (по старому стилю).25
После возвращения Карла-Людовика в Лукку, как и до того, Боччелла числится по министерству иностранных дел. Служба не должна была быть слишком обременительной. Столица крошечного государства не имела даже постоянного дипломатического корпуса. Иностранные дипломаты, среди них и Горчаков, лишь наведывались в Лукку, приезжая из соседней Флоренции или и* Рима. Герцог, сделавший поначалу жест в сторону либералов, вскоре должен был уступить давлению Вены. Влияние Боччеллы при дворе падало. Когда его жена, бывшая фавориткой Карла-Людовика, напомнила герцогу об обещании сделать мужа министром иностранных дел, тот ответил, что «маркиз Боччелла проводит свой день в молитвах и богоугодных заботах и у него не было бы времени заниматься делами. К тому же маркиз Боччелла всегда окружен священниками, и в Лукке стали бы говорить, что в ней царят и правят церковники».26
Боччелла все больше погружается в литературные труды и теологические исследования. Отныне он — ревностный католик.
23 Русский архив. 1910, № И, с. 371—372.
24 Archivio di Stato délia Toscana. Ruolo degli Accademici Proffessori délia 1-me Classe.
25 Cimitero Acattolico per gli Stranieri al «Testaccio», zona «a», fila 3, № 28. О захоронениях некоторых из друзей и знакомых Пушкина в Италии см.: Прожогип Н. Бродя в краю чужом. — Нева, 1978, № fi, с. 180—188.
26 S f о г % a Giovanni. Ricordi е biografie lucchesi, p. 489—490.
Меняются и его политические взгляды. Быть может, высокая оценка пушкинской оды. «Свобода» была последним отзвуком его либеральной молодости. В конфиденциальном письме, датированном 9 ноября 1841 г., пьемонтский дипломат маркиз Джанбатти-ста Каррега ди Дженова сообщал: «Маркиз Чезаре Боччелла, слывший здесь в 1830 г. за преданного либеральным взглядам, уже давно пересмотрел свои ошибки, и нынешнее его поведение весьма похвально и весьма примерно во всех отношениях».27
Биографы отмечают хорошие знания Боччеллы в области иностранных языков и литературы. Стихи он начал писать еще в молодости. В 1829 г. в Пизе была напечатана элегия «На смерть И. Пиндемонте». В 1833 г. вышел вторым изданием его сборник «Стихотворения». В 1840 г. увидел свет другой сборник «Стихотворения». К 1841 г. относятся посвященные Жорж Санд «Песни», к 1842 г. — «Поэтические мысли». Но главным литературным произведением Боччеллы биографы считали написанную октавой поэму в двенадцати песнях «Тамплиер», вышедшую в 1845 г. отдельной книжкой.28 Проникнутая религиозным настроением в духе Шатобриана, она явилась своеобразным поэтическим итогом поездки на Мальту, в Египет и Палестину, описанию которых посвящены и его «Письма с Востока», печатавшиеся в луккском журнале «Прагмалоджиа каттолика».
В том же журнале, одним из редакторов которого являлся Боччелла, им опубликован ряд статей, большей частью на религиозные темы. Для понимания эволюции общественно-политических и религиозных взглядов Боччеллы наибольший интерес представляет его работа «О современном состоянии протестантизма в Германии» (Р^так^а саЫоИса, VIII, 1840, р. 207—222; IX, 1841, р. 5—24, 45—71), сопровождаемая своего рода исповедью, в которой он кается в том, что в молодости поддался «бесконечным соблазнам» рационализма и, пройдя через скептицизм Вольтера, увлекся впоследствии «фатальной видимостью свободы, которую заключает в себе протестантизм».
В конце 1840-х гг. в истории Лукки произошло событие, в результате которого, на первый взгляд, перед Боччеллой открылись новые возможности, достойные его репутации широкообразованного человека. Но окончились они для него чрезвычайно плачевно.
По Венскому трактату 1815 г. и подписанному в 1817 г. в Париже Дополнительному акту к нему после окончания царствования в Парме Марии-Луизы и возвращения туда Пармских Бур-
27 Там же.
28 Боссе 11 a Cesare. In morte di I. Pindemonte, Elegía. Pisa, 1829; Versi di Cesare Boccella. Seconda edizione. Pisa, со7 caratteri di Didot, MDCCCXXXIII; Versi di Cesare Boccella. Pisa, presso Саршто, MDCCCXL; Boccella Cesare. Canzone. Pisa, MDCCCXLI; Boccella Cesare. Pensieri poetici. MDCCCXLII; Boccella Cesare. II Templiere. Lucca, со' tipi del Giiisti, 1845.
бонов Лукка должна была отойти к великому герцогству Тосканскому. В 1847 г. Карл-Людовик, окончательно запутавшийся в делах правления, особенно финансовых, предпочел досрочно отдать Лукку в обмен на выделявшееся ему денежное содержание.
Это был разгар Рисорджименто — движения за освобождение от иностранного господства и объединение разрозненных итальянских государств. Приближались революционные события 1848—1849 гг. Присоединение к великому герцогству Тосканскому, где на престоле находился Леопольд II, оказывавшийся во все большей зависимости от реакционной политики, диктовавшейся ему из Вены, было крайне непопулярно. В Лукке патриоты выкрикивали лозунг: «Итальянцы — да! Тосканцы — нет!».
В 1848 г. Боччелла, занимавший в то время пост председателя католической ассоциации Лукки, был избран депутатом Тосканской ассамблеи от консервативной партии. В следующем году он получил (говорили, по рекомендации русского горнозаводчика А. Н. Демидова, проживавшего постоянно во Флоренции) пост министра общественного образования. Те, кто знал Боччеллу-ли-берала начала 1830-х гг., не смогли бы узнать его в Боччелле-ми-нистре. Его руками был закрыт Университетский колледж в Лукке и расчленен Пизанский университет, ряд кафедр которого перевели в Сиену, — власти боялись студенческих волнений. С именем Боччеллы связывались и другие "реакционные меры, вызвавшие ненависть к нему прогрессивно настроенных кругов.
В 1854 г. Леопольд II, еще пытавшийся спасти свой трон, увольняет Боччеллу в отставку. Но время великого герцогства сочтено. В 1859 г. Леопольд вынужден навсегда покинуть То скану, присоединившуюся в следующем году к Итальянскому королевству. Для Боччеллы это означает и лишение пенсии. В том же 1859 г. он возвращается в Лукку, живет в уединении в небольшой, уцелевшей до наших дней загородной вилле. Произведения его в печати больше не появляются.
Летом 1980 г., работая в Государственном архиве ЧССР в Праге, мы обнаружили девять писем Боччеллы к Леопольду II, относящихся к периоду 1857—1867 гг. (бывший великий герцог Тосканский, уехав в Австрию, поселился в Чехии, или Богемии, как ее в то время называли; таким образом, его архив оказался в Чехословакии). Для умонастроений Боччеллы последних лет его жизни показателен такой пассаж из письма, датированного 20 декабря 1867 г.: «В том, что это вовсе не конец света и мир должен возродиться на бессмертных принципах католицизма, я не сомневаюсь, но мы, люди старого поколения, этого не увидим, и не знаю, как сможет это увидеть поколение, рождающееся в презрении, больше того в ненависти к сверхъестественному, в материализме наслаждения-любой ценой, сменившем святость религиозного чувства, в потоке богохульства, наводняющего ежедневную печать, и в разлагающей деятельности обществ,
являющихся уже не тайными, а открыто языческими. Да сжалится над нами господь бог!». (Слова, выделенные курсивом, в письме подчеркнуты).29
Так завершилась политическая и общественная эволюция Че-заре Боччеллы, слывшего в молодости либералом. Неудивительно, что в новой, объединенной Италии он был забыт уже при жизни.
Среди бумаг Боччеллы, хранящихся в луккском архиве, был обнаружен листок с написанным от руки текстом: «Чезаре Боч-челла / Последний в семье / Родился 25 марта 1810 / Умер... / Я хочу, чтобы эту надпись высекли на камне, который закроет мою могилу...».
По обе стороны от ворот городского кладбища Лукки стоят две капеллы. Сразу при входе в левую из них в пол вделана небольшая квадратная плита белого мрамора. В начале составленной Боччеллой эпитафии добавлено: «Маркиз», в конце: «12 октября 1877».
* * *
Хранящиеся в филиале Государственного архива в Лукке бумаги Боччеллы разделены на две части.30
К первой отнесены документы официального характера: разрешения на чтение «запрещенных» книг, свадебный контракт с Виргинией Пледё баронессой Майнау, составленный в Вене 13 мая 1830 г., назначение камергером Луккского двора от ^октября того же года, купчие, акт о смерти... Никаких сведений о поездке в Россию среди бумаг нет.
Во второй папке находятся рукописи, связанные с литературной работой Боччеллы. Как уже отмечалось, некоторые подстрочные переводы поэм Пушкина датированы 1841 г., другие — без дат. (В конце «Кавказского пленника» приписка — крик души переводчика: «Аминь и слава богу!»). Все подстрочники выполнены на французском языке. На полях аккуратные пометки с пояснением имен собственных, географических названий или таких слов, как «аул», воспроизведенные затем в сносках печатного издания.
Ласорса отмечала неправильное написание в предисловии к пушкинским поэмам фамилии Гончаровой, но в рукописи она транскрибирована правильно. Однако в рукописи имеются другие неточности, повторенные в печатном тексте и несущие следы восприятия на слух или ошибки памяти. Так, Онегин пишется через «А», среди лицеистов наряду с Дельвигом назван «знаме-
29 Státní ústrední archiv v Praze. Rodinny archiv Toskánskych Habs-burgkü. Deníky a korespondence Leopolda II. 1814—1870. Boccella Cesare.
30 Имеется опись: Inventario delle Carte del Márchese Cesare Boccella (Lucca, 24 marzo 1810—12 ottobre 1877). Redatto dalT Archivista di Stato dott. Arnaldo d'Addario. 1951. (Указанная здесь дата рождения, встречающаяся также в некоторых печатных изданиях, очевидно, ошибочна).
питый Баратынский». В рукописи две последние цифры года смерти Пушкина пропущены, а в печатном тексте год указан ошибочно — 1836.
Среди этих бумаг есть листок почтовой бумаги с подстрочными переводами обоих стихотворений М. Ю. Лермонтова, озаглавленных «Молитва» («Я, матерь божия, ныне с молитвою...» и «В минуту жизни трудную...»). Судя по виньетке в виде букета роз, они присланы одной из русских поклонниц Боччеллы.
Известно, что семейные бумаги, поступающие в публичные архивы, содержат мало документов, относящихся к личной жизни. Обычно они изымаются владельцами. Но в архиве Боччеллы удивляло отсутствие хотя бы одного адресованного ему письма. Бывший директор Государственного архива в Лукке доктор До-менико Кореи рассказал нам, что, когда две преклонного возраста женщины пришли посоветоваться, что им делать с доставшимися от предка, нотариуса Боччеллы, бумагами, и он предложил сдать их на хранение, те пришли в ужас: «Как? Но ведь у маркиза были нелады с женой! И потом, эта история с обращением в протестантизм. ..».
По мнению Д. Кореи, перед передачей бумаг вся переписка была ими уничтожена. Все же мы предприняли еще одну попытку разыскать ее. Результатом явились обнаруженные в доме профессора Пьерфранко Динуччи альбомы с визитными карточками.31 Охватывая период с 1836 по 1859 г., они содержат около 120 русских (среди них— В. В. Стасов, работавший в 1851— 1854 гг. в качестве личного секретаря А. Н. Демидова) и польских имен, что подтверждает не только многочисленность русской колонии во Флоренции, но и интерес Боччеллы к России. Если другие его документы все же где-то сохранились, быть может, в них содержатся сведения и о его поездке в нашу страну. Что касается предположения о встрече Боччеллы с Пушкиным, то она представляется нам маловероятной.
31 Искренне благодарим всех, кто помогал нам в поиске, прежде веет служащего совета провинции Лукка доктора Джанфранко Чиарделла, оказывавшего нам неизменно любезное содействие на всех этапах, от присылки журнала «Провинчиа ди Лукка» до визита к профессору Динуччи. Выражаем благодарность доктору Л. Шпетовой, сотруднице Центрального государственного архива ЧССР в Праге, за помощь при работе в этом архиве. Наша признательность также — заведующей Пушкинским кабинетом Института русской литературы (Пушкинский Дом) АН СССР В. В. Зайцевой за консультацию по русским дореволюционным и советским источникам.
