CC BY
95
И.Н. Терентьева. «Кто говорит?», или коммуникативные основы конструирования социальной реальности. С. 73-78.
73
УДК 316.7.001
И.Н. Терентьева
«КТО ГОВОРИТ?» ИЛИ КОММУНИКАТИВНЫЕ ОСНОВЫ КОНСТРУИРОВАНИЯ СОЦИАЛЬНОЙ РЕАЛЬНОСТИ
НИЖЕГОРОДСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ТЕХНИЧЕСКИЙ УНИВЕРСИТЕТ
ИМ. Р.Е. АЛЕКСЕЕВА
Представлен анализ ряда исследовательских практик, развивающихся в контексте социологии знания. Их эмпирическим референтом выступают конструкты, возникшие в коммуникативной практике, в частности, в публицистических и политических дискурсах. Данный круг исследований демонстрирует актуальность объяснительных моделей социологии знания в области исследований коммуникативных практик. Социология знания может претендовать на роль фундаментальной теории по отношению к прикладным разработкам, использованию и критике социальных и гуманитарных технологий.
Ключевые слова: конструирование, социальная реальность, концептуализация коммуникати-вистики, коммуникативные практики, социология знания.
В конце шестидесятых годов прошлого века авторы «Социального конструирования реальности», этого манифеста социологии знания и всего феноменологического подхода в американской социологии, полагали, что исследование «взаимосвязей между институтами и легитимирующим символическим универсумом будет в огромной мере содействовать социологическому пониманию современного общества» [1, с. 300]. Первые десятилетия XXI века сделали, на наш взгляд, такое понимание еще более актуальным. Это и определило задачи настоящей работы.
Оценка работ П. Бергера и Т. Лукмана в отечественной истории теоретической социологии была, на наш взгляд, весьма скромной: популяризация (с элементами упрощения) феноменологической концепции А. Шюца [2, с. 219-220]. Причем, по мнению авторов учебника по истории теоретической социологии, эта популяризация проблематизировала саму «социологию традиционного стиля». Традиционной социологии необходима как внутренне непротиворечивая система суждений, так и методология эмпирического анализа, которая и обеспечит доступ к социальной реальности. Феноменологи проблематизируют социологию посредством проблематизации самой социальной реальности, полагая, что «социальная жизнь объективна лишь в той мере, в какой считается объективной» [2, с. 220]. Решение вопроса об онтологическом статусе реальности «жизненного мира» и об эмпирических референтах этой концепции составляло основную и трудноразрешимую задачу феноменологической социологии. Направлением поисков стали согласования определения ситуаций «в ходе ситуационно обусловленного употребления языка» [3, с. 177-179].
Важным для развития нашей темы является тот факт, что Ю. Хабермас, выступая как оппонент интеракционистов и феноменологов, обращается фактически к тому же предмету исследования. Именно он одним из первых констатировал проблемную ситуацию плюралистического современного общества: отсутствие мифологического или религиозного фундамента у нормативных контекстов, что делает практически невозможным взаимопонимание, общение и само действие. Формирование таких нормативных контекстов Хабермас связывает с рациональным обсуждением, «универсальным дискурсом», который он назвал «жизненным миром» [3, с. 444].
Исследование такого дискурсивного «жизненного мира» становится, на наш взгляд, все более необходимым по мере развития массовой коммуникации и нарастания информационных потоков, в которых приходится ориентироваться как на обыденном, так и на теоретическом уровне. Но изменение современного нам мира даже по сравнению с тем, о котором говорили П.Бергер и Т.Лукман, связано не только с увеличением объема информационного
74
Вестник НГТУ им. Р.Е. Алексеева.
«Управление в социальных системах. Коммуникативные технологии».
потока. Это изменение в соотношении доли личного опыта человека и вторичной информации, полученной через СМИ различного уровня, в формировании мнений и принятии решений. Соответственно повышается значение отбора информации, принципов ее концептуального оформления и исследования практик «отбора», «концептуализации» и интерпретации. Сложность такой ситуации для индивида отмечена, в тенденции, уже ими самими. Эта сложность определяется ситуацией плюралистического общества, которая имеет «подрывной характер для само собой разумеющейся реальности традиционного status quo» [1, с. 204].
П. Бергера и Т. Лукмана интересует, как в этом, новом по объему информации, обществе сохраняется всегда представленная в социуме символическая легитимация социальных институтов, диалектическая связь субъективной и объективной реальности, их взаимное определение. Во-первых, для них общество обладает объективной фактичностью, но создается благодаря деятельности индивидов, имеющих субъективные значения. Эта двойственная природа общества и порождает главный для социологии вопрос: каким образом субъективные значения становятся объективной фактичностью? Во-вторых, при переходе от реальности повседневной жизни на уровень специализированных институтов «самоочевидность» знания сменяется необходимостью легитимации или смысловой объективации «второго порядка» [1, с. 151]. Легитимация как объяснение институционального порядка необходима, поскольку институциональный порядок должен иметь смысл для всех участников, а жизнь индивида как члена института должна быть осмысленной. Но такая задача легитимации становится делом экспертов, этого «постоянного персонала по легитимации» [1, с. 190].
Рост числа исследований в области социальной коммуникации подтверждает, на наш взгляд, что для понимания и, тем более, разрешения специфических проблем XXI века актуальным является как раз подход феноменологической версии социологии знания. Эмпирическим же референтом этих исследований являются конструкты, возникшие в коммуникативной практике, например, в публицистическом или политическом дискурсе.
Рассмотрим ряд исследовательских практик, результаты которых, с нашей точки зрения, подтверждают и развивают потенциал социологии знания. Так, «встречное движение» в направлении исследования коммуникативных практик и их влияния на социальнополитические и социально-культурные процессы начато в критическом дискурсивном анализе. Например, в работах Тёна ван Дейка представлены результаты исследований процесса «определения реальности» и вполне реальных практически-политических следствий такого определения в политическом дискурсе [4, с. 233-238]. Рассматривая ход обсуждения в испанском парламенте вопроса о поддержке Испанией военных действий США в Ираке в 2003 году, автор описывает процесс и результаты критического дискурс-анализа. Автор связывает тексты политических выступлений и дискуссий с выражением политического сознания и политическими действиями в разнообразных политических ситуациях [4, с. 227]. Тем самым он указывает, что политический дискурс начинается с определения ситуации: «если кто -то хочет объяснить или оправдать свои действия (обычно подвергаемые критике), есть смысл описать такую ситуацию, в которой эти действия выглядят необходимыми, логичными, понятными, неизбежными или приемлемыми по каким-то соображениям» [4, с. 233]. Описывая ситуацию как кризисную, премьер-министр ставит парламент в ситуацию необходимости действовать; маркируя союзников и противников как представителей «мирового сообщества» и, соответственно, как его антагонистов, он провоцирует вполне определенный выбор. Обосновав свое выступление в парламенте как необходимую демократическую процедуру и обозначив себя как «хорошего демократа», представляющего интересы народа, он пытается лишить оппозицию легитимности. Выходы в широкий исторический и актуальный политические контексты позволяет политику продолжить определение ситуации как кризисной, а вину Ирака возвести к противодействию «высшей власти в мире». Принятие решения о военном присутствии Испании в Ираке как выражение ее союзнических отношений с Великобританией и США, в конечном счете, предстает как результат последовательных презентаций и самопрезентаций премьер-министра в парламенте.
И.Н. Терентьева. «Кто говорит?», или коммуникативные основы конструирования социальной реальности. С. 73-78.
75
Это описание практически дословно воспроизводит знаменитую «Теорему Томаса»: если ситуация воспринимается как реальная, она реальна по своим последствиям. Иными словами, когда для членов испанского парламента реальной стала «определенная» премьер-министром кризисная ситуация в Ираке, реальностью стала и отправка войск. Если воспользоваться терминологией «социологии знания», то премьер-министр в данном случае выступает как эксперт, создающий «символический универсум» для легитимации испанской союзнической политики по отношению к США. Правда, следуя той же терминологии, «истинность теорий решается по результатам конфликта»: испанская оппозиция, придерживавшаяся иного «определения» данной ситуации, придя к власти в 2004 году, немедленно отозвала войска из Ирака.
Наличие эмпирической области феноменологических исследований подтверждает и разработка такого направления, как социология знания о прошлом [5]. Перспективной для особого направления социологических исследований авторы считают феноменологическую трактовку объекта: «С точки зрения феноменологической социологии любое знание в некотором смысле тождественно самому объекту: объект - это существующее на данный момент коллективные представления о нем» [5, с. 37]. Применительно к социальной реальности авторы считают это утверждение бесспорным, хотя и не общепринятым. На наш взгляд, это положение особенно актуально для исследований массового сознания, носители которого формируют свое представление о прошлом, т.е. о прошлом социальной реальности, не только (и не столько) на основе специализированного знания (имеющего статус описания действительности), но и на основе художественных произведений (имеющих статус вымысла) [5,
с. 55]. В ряду специализированных типов знания для авторов учебника «Социология знания о прошлом» оказываются наука, философия, идеология, религия, которым противостоит вымысел искусства. Это результат того, что статусы «действительной» и «вымышленной» реальностей создаются самими людьми. Внутренняя непротиворечивость описаний «действительной» и «вымышленной» реальности не позволяет различить их на уровне репрезентирующих текстов.
Различение «реальностей» - один из любимых сюжетов художественной литературы и ее репрезентаций. «Капитан не знал, ему не рассказали, что правда - это вымысел, который существует, если мы хотим, чтобы он существовал. А это значит, что нет никакой истинной реальности, реальность - это объективированная иллюзия, а истина - практически оправданное заблуждение», - пишет современный отечественный философ Ф. Гиренок о сюжете одного из современных романов [6]. Характерно, что герой «не знал, потому что не сказали»,
т. е. проблема возникла в связи с отсутствием того самого нормативного контекста, о котором теоретизировал Ю. Хабермас. Однако при всех философских и обыденных трудностях общество в разные исторические эпохи вырабатывают критерии классификации дискурсов и практики, позволяющие разделить описания действительной и вымышленной реальности [5, с. 53-54]. В рамках данной концепции в истории (и современности) представлены разнообразные типы знания о прошлом: архаическое, религиозное, философское, идеологическое, историческое... Объектами конструирования выступает социальная реальность на уровне системы личности, социальной системы и системы культуры.
Интересной попыткой авторов «Социологии знания о прошлом» продемонстрировать актуальность различения «действительности» и «вымысла» уже на повседневном уровне и неравнозначность человеческих представлений о реальности, является анализ выражений «как бы» и «на самом деле» в «Словаре культуры ХХ века». Сам автор словаря употребление этих обиходных выражений связывает с различиями поколений и мировоззренческих ориентиров, позитивистских или постмодернистских [7]. Выражение «на самом деле» маркирует поколение 1960-х и характеризует четкое разведение реальности и текста о ней. Выражение «как бы» - поколение 1980-х и маркирует его неопределенность, неуверенность и, добавим на основе текста словарной статьи, боязнь ответственности за какое-либо утверждение и тем более действие. Учитывая социально-культурное, политическое, и идеологическое значение
76
Вестник НГТУ им. Р.Е. Алексеева.
«Управление в социальных системах. Коммуникативные технологии».
исторического знания, отметим опасность превращения истории в «как бы историю», где все возможно и ни в чем нельзя быть уверенным.
Еще более яркий, с нашей точки знания, пример практики исследований в области социологии знания дает конструкционистское прочтение социальных проблем. «Конструирование социальных проблем - это сложный процесс выдвижения убедительных утверждений-требований, которые создаются и распространяются некоторой группой индивидов, привлекающих внимание, вызывающих обеспокоенность, со стороны медиа, общественности и тех, кто определяет политику, и способствующих принятию определенных мер», утверждает Д.Бест в своей работе «Социальные проблемы» [8, с. 51]. Заметим, что здесь представлены именно коммуникативный процесс и коммуникативное взаимодействие: некий заинтересованный субъект (группа или ее представитель) формирует утверждение и распространяет его. Сообщение вызывает комплекс коммуникативных эффектов, а именно: привлечение внимания, эмоциональная реакция и, в конечном счете, действие, т.е. принятия мер. Сам Бест трактует процесс, обозначенный в концепции Бергера и Лукмана понятием «социальная конструкция», как процесс придания смысла миру. Исследование социальных проблем и разработка соответствующей теории в 1970-е годы привлекали внимание социологов к субъективному пониманию социальных проблем, т.е. социологов должно интересовать не выявление объективной стороны условий, определяемых как социальные проблемы, а то, что условие превращается в проблему, когда конструируется (распознается и именуется) как проблема [8, с. 27].
Важным для направлений дальнейших исследований представляется различение «строгих конструкционистов» и «контекстуальных конструкционистов». Их полемика и различия в формулировке предмета исследований заключается в том, сосредоточен ли исследователь на «утверждениях-требованиях» или учитывает социальный контекст их формирования. Условность различения этих исследовательских программ заключается в том, что «любой социологический анализ должен основываться на некоторых допущениях о социальной жизни» [8, с. 31].
И с исследовательской, и с социально-технологической точек зрения важно изучение самих «утверждений-требований» о социальных проблемах. Бест считает их формой риторики, изменяющейся в зависимости от времени и места использования, однако некоторый набор элементов является «типовым». Обобщая опыт конструктивистских исследований, Бест выделяет шесть таких элементов утверждений относительно социальных проблем. Во-первых, это «типизирующие примеры», представляющие проблему в мелодраматическом виде. Во-вторых, статистические данные, подтверждающие значительность и расширение проблемы. В-третьих, классификация проблемы, т.е. отнесение явления к некоторому классу. В-четвертых, объяснение причин проблемы. В-пятых, ценностное обоснование проблемати-зации. В-шестых, рекомендации и призывы к действию. Совокупность или комбинация этих элементов представляет «рецепт» потенциального отношения и действия [8, с. 33].
Роль медиа в этом процессе проблематизации чрезвычайно высока и составляет особую технологию. Трансляция и трансформация «утверждений-требований» происходит в соответствии с канонами медиа-презентаций, т.е. с необходимостью представить сообщение либо как новость, либо как шоу. Роль медиа - реконструировать социальные проблемы во вторичные утверждения-требования [8, с. 37]. Отметим, что именно на площадках средств массовой информации разворачивается основная борьба за социальное признание, борьба с учетом «пропускной способности» СМИ, борьба за доминирование на «публичной арене» [9, с. 73-79]. Влияние активистов и медиа при переходе на уровень массового сознания трансформируется пониманием аудиторий, реакцией общественности. Значительную роль в этом играет фольклор: истории, шутки, анекдоты, - развлекательность и занимательность которых способствует упрощению сложных вопросов, вновь превращая их в мелодрамы [8, с. 39]. Обобщая социальную циркуляцию «утверждений-требований», Бест разделяет эти процессы на первичные, вторичные и третичные утверждения. Первичные - это относительно слож-
И.Н. Терентьева. «Кто говорит?», или коммуникативные основы конструирования социальной реальности. С. 73-78.
77
ные, идеологически обоснованные утверждения на основе экспертного знания или социально-политической идеологии. Вторичные утверждения - это результат медиа-трансформации, т.е. упрощения согласно критериям жанров. Третичные утверждения-требования возникают как результат осмысления, упрощения и сжатия представленной в СМИ риторики [8, с. 40]. Последовательность этих утверждений, т.е. процесс конструирования социальных проблем, выступает, с нашей точки зрений, фрагментом или вариантом социального конструирования реальности.
Коллективное поведение и социальные структуры находятся в центре работы Г. Блу-мера «Социальные проблемы как коллективное поведение» [8, с. 11-25]. Основной тезис Блумера связан с утверждением значимости коллективного определения социальной проблемы по сравнению с совокупностью объективных социальных условий, или, иными словами, социальные проблемы — это результат «процесса коллективного определения» [8, с. 11]. Критика традиционного подхода к анализу социальных проблем, предмету и задачам социологических изысканий связана, с одной стороны, с тем, что сами проблемы попадают в центр внимания исследователя после их «публичного» обозначения, а с другой - с практической бесполезностью исследования исключительно «объективных условий» социальных проблем для их решения. Сам отбор фактов, которые признаются проблемами, находится в ведении «коллективного определения», поэтому-то далеко не всякое вредное социальное условие становится социальной проблемой.
Итак, мы представили ряд исследовательских практик, развивающихся в контексте социологии знания. Что же еще мы узнали о ней как об одной из перспективных социальных теорий? Прежде всего, социологии знания напрасно отказывали в «социологичности». Во-первых, Бергер и Лукман сами отмечали необходимость философских предпосылок и промежуточное положение своей концепции между социальной философией и социологией. Во-вторых, практика этих исследований демонстрирует актуальность объяснительных моделей социологии знания в области исследований коммуникативных практик. В-третьих, социология знания может претендовать на роль фундаментальной теории по отношению к прикладным разработкам, использованию и критике социальных и гуманитарных технологий.
Но выполнено ли обещание лучшего понимания общества, как это полагали Бергер и Лукман? Теперь мы видим, что это общество экспертных символических универсумов, которые не менее жестко, чем в обществе традиционном, решают задачи легитимации институтов как практик господства на разных уровнях социального мира. Эксперты, ставшие профессионалами «определения ситуаций» многолики. Это и носитель рецептурного знания в повседневной практике и идеолог, обосновывающий цели общественного развития. Это и историк, принимающий решение об «историчности» фактов и публицист, «обозначающий» проблему и задающий тон «определения» ситуации...
«Кто говорит?» - это не только вопрос о выбранном или навязанном эксперте, это и вопрос об оценке источника информации, определяющей доверие к самой информации, что есть следствие плюралистического состояния общества. Действие в нем определяется тем, что, поскольку между реальностью и действием в ней всегда стоит принятие того или иного, возникшего в коммуникативной практике, определения ситуации, то социальное - это прежде всего коммуникативное.
Библиографический список
1. Бергер, П. Социальное конструирование реальности [Текст] / П. Бергер, Т. Лукман - М.: «МЕДИУМ», 1995. - 323 с.
2. История теоретической социологии. Стабилизационное сознание и социологическая теория в век кризиса: Учебное пособие для вузов [Текст] / под рук. Ю.Н. Давыдова. — М.: Академический проект; Гаудеамус, 2010. - 308 с.
78
Вестник НГТУ им. Р.Е. Алексеева.
«Управление в социальных системах. Коммуникативные технологии».
3. История теоретической социологии. Социология второй половины ХХ - начала XXI века: Учебное пособие для вузов [Текст] / под рук. Ю.Н. Давыдова — М.: Академический проект; Гаудеамус, 2010. — 526 с.
4. Дейк, Т.А. Дискурс и власть: Репрезентации доминирования в языке и коммуникации [Текст] / Т. А. ван Дейк. - М.: Книжный дом «ЛИБРОКОМ», 2014. - 344 с.
5. Савельева, И.М. Социология знания о прошлом [Текст] / И.М.Савельева, А.В.Полетаев. - М.: Изд. дом ГУ ВШЭ, 2005. - 344 с.
6. Гиренок, Ф.И. Клубника в январе. По поводу книги Игоря Гамаюнова «Бог из глины» [Электронный ресурс] // Режим доступа: http://lgz.ru/article/-9-6452-05-03-2014/klubnika-v-yanvare/ (Дата обращения: 1.06.2014).
7. Руднев, В.П. Словарь культуры ХХ века. Ключевые понятия и тексты [Электронный ресурс] // Режим доступа: http://libes.ru/47167.html (Дата обращения: 1.06.2014).
8. Бест, Д. Социальные проблемы [Текст] // Социальные проблемы: конструкционистское прочтение. Хрестоматия. - Казань: Изд-во Казанского ун-та. 2007. - 276 с.
9. Ясавеев, И.Г. Конструирование социальных проблем средствами массовой коммуникации [Текст] / И.Г. Ясавеев. - Казань: изд-во Казанского ун-та. 2004. - 200 с.
