CC BY
14GS4 ЮРИДИЧЕСКИИ АРХИВ
'Qd
DOI: 10.24412/2076-1503-2023-2-442-453 NIION: 2018-0076-2/23-146 MOSURED: 77/27-023-2023-2-146
ЧЕМШИТДенис Александрович,
кандидат политических наук, доцент кафедры «Теория и история государства и права» ФГАОУ ВО «(Севастопольский государственный университет», e-mail: [email protected]
КРИЗИСЫ ПОЛИТИЧЕСКИХ СИСТЕМ С ЭНДОГЕННО-ЭКЗОГЕННОЙ МОДЕЛЬЮ МОДЕРНИЗАЦИИ (РОССИЙСКИЙ ОПЫТ «ДЕВЯНОСТЫХ» - «НУЛЕВЫХ» ГГ.)
Аннотация. Определяются предпосылки модернизационных кризисов в политических системах с эндогенно-экзогенной моделью модернизации. Данная модель предполагает проведение реформ путём сочетания существующих общественных традиций и заимствованных образцов. В качестве примера избран российский опыт «девяностых» предыдущего века - «нулевых» века нынешнего. Исследование охватывает структурный и функциональный параметры политической системы РФ согласно Конституции 1993 года. В рамках структурного параметра анализируются предпосылки кризисов в институциональной и регулятивной подсистемах, а также в сфере политической культуры общества. Индикаторами кризисных предпосылок функционального параметра политической системы обозначены диспропорции в распределении ресурсов, политическом участии и рекрутировании элит.
Ключевые слова: политическая система, политическая модернизация, эндогенно-экзогенная модель модернизации, структурные параметры, функциональные параметры, системные дисфункции и диспропорции.
CRISES OF POLITICAL SYSTEMS WITH ENDOGENOUS-EXOGENOUS MODERNIZATION MODEL (THE RUSSIAN EXPERIENCE OF THE "NINETIES" - "ZERO" YEARS.)
Annotation. The prerequisites of modernization crises in political systems with an endogenous-exogenous model of modernization are determined. This model assumes the implementation of reforms by combining existing social traditions and borrowed patterns. As an example, the Russian experience of the "nineties" of the previous century - the "zero" of the current century is chosen. The study covers the structural and functional parameters of the political system of the Russian Federation according to the Constitution of 1993. Within the framework of the structural parameter, the prerequisites of crises in the institutional and regulatory subsystems, as well as in the sphere of the political culture of society, are analyzed. The indicators of the crisis prerequisites of the functional parameter of the political system indicate the disproportions in the distribution of resources, political participation and recruitment of elites.
Key words: political system, political modernization, endogenous-exogenous modernization model, structural parameters, functional parameters, systemic dysfunctions and imbalances.
Эндогенно-экзогенная модель модерни- реформ со значительным заимствованием чужого зации политической системы предпо- опыта передовых стран, но непременно с не лагает осуществление назревших менее значительным учётом культурных обще-
CHEMSHIT Denis Alexandrovich,
Candidate of political Sciences, Docent of the Department of «Theory and History of State and Law» of the Law Institute of the Federal State Educational Institution «Sevastopol State University»
ОБРАЗОВАНИЕ И ПРАВО № 2 • 2023
ственных традиций своей страны. Россия является примером того государства, которое в качестве преемника СССР осуществило демонтаж советской системы посредством эндогенно-экзогенной модели модернизации, перейдя тем самым к новому типу политической системы общества. По мнению автора, для решения основных целей и задач модернизации России потребовалось примерно два десятилетия (хронологически это «девяностые» прошлого века - «нулевые» века нынешнего). Предметом настоящей статьи автору видятся кризисы и дисфункции политической системы, с которыми Россия столкнулась, избрав указанную модель модернизации.
Структурные параметры институциональной среды политической системы России характеризуются определенными особенностями. В первую очередь, речь пойдет о механизме разделения властей в России и его специфике, которая проявляется в существовании как горизонтального, так и вертикального разделения. Механизм горизонтального разделения властей в Российской Федерации весьма оригинален и во многих отношениях не вписывается в рамки типовых моделей, существующих в других странах. При этом очевидно наличие политико-правовых механизмов, присущих смешанной форме правления.
Наличие вертикального разделения властей характерно тем государствам, которые имеют федеративную форму устройства. В России нормативно-правовую основу разделения властей в федеративном государстве составляют: Федеральная Конституция, федеральные конституционные законы, федеральные законы и законы
Российской Федерации, регламентирующие основные принципы формирования органов государственной власти на региональном уровне, договоры между федеральными органами государственной власти и органами государственной власти субъектов Федерации, Конституции (основные законы) субъектов Федерации, а также региональные законы.
Становление существующей системы разделения властей, в ходе которого обозначилась специфика проходило в несколько этапов. Так, Ю.К. Краснов считает, что становление системы распределения власти протекало в три этапа. Первый период, по его мнению, хронологически очерчен рамками: апрель 1985 г. - сентябрь 1993. Характерным для него есть не только формально-юридическое закрепление (в Конституции и других нормативных правовых актах) принципа разделения властей, но и начало его реального воплощения в жизнь. В частности, введение в 1991 г. института президентства в России и создание Конституционного Суда свидетельствовало о
ОБРАЗОВАНИЕ И ПРАВО № 2 • 2023
реальном выделении и укреплении механизма государственной власти России наряду с законодательной, исполнительной и судебной властью. Второй период становления системы распределения власти в России охватывает промежуток времени с сентября 1993 г. (с момента издания указа от 21.09.1993 № 1400) и до декабря этого же года (включая день проведения референдума по проекту новой Конституции и выборам 12 декабря 1993). Характерной особенностью этого периода была ликвидация системы Советов. Другим Указом Президента этого периода «О реформе представительных органов власти и органов местного самоуправления в Российской Федерации» от 09.10.1993 была формально-юридически и фактически разрушена система местных органов государственной власти, а «исполнительно-распорядительные функции,закрепленные законодательством Российской Федерации за Советами народных депутатов», были возложены на «администрацию соответствующего субъекта Российской Федерации». Наконец, Указом от 07.10.1993 «О порядке назначения и увольнения с должности глав администраций краев, областей, автономной области, автономных округов, городов федерального значения» был отменен порядок выборности глав администраций органов государственной власти. Прерогатива в решении данных вопросов перешла от органов законодательной власти к органам исполнительной власти. Главы администраций, согласно настоящего Указа, назначаются и увольняются Президентом РФ по представлению председателя Совета Министров-Правительства Российской Федерации [1].
Третий период в развитии системы разделения властей в России обозначился принятием Конституции России 12 декабря 1993 г. и продолжается вплоть до настоящего времени. В новой Конституции РФ принцип разделения властей был восстановлен. Конституция РФ 1993 г. не только декларировала принцип разделения властей, но и четко закрепила за каждой из ветвей власти круг вопросов, относящихся к их ведению, их компетенцию.
В то же время следует отметить, что период разработки и принятия новой Конституции России стал высокоинтенсивным конфликтом, который решался победой одной из сторон (и вытеснением с политической сцены другой) и становлением новой институциональной основы политического режима. В дальнейшем, поскольку политический процесс развивался в основном в рамках действующей Конституции, постепенно происходила институциализация разделения властей.
Так выглядит формально-юридическая сторона механизма разделения властей. На практике система разделения властей имеет функциональ-
ные особенности. Как отмечает А.И. Зазнаев, форма правления современной России может быть квалифицирована как атипичная полупрезидентская система (смешанная). «Чистая» полупрезидентская система характеризуется наличием «сильного» (или относительно «сильного») президента и «сильного» парламента, перед которым правительство несет политическую ответственность. В России имеет место доминирование президента над другими государственными органами, слабое влияние парламента на исполнительную власть и фактическое отсутствие парламентской ответственности правительства. Ати-пичность российской формы правления заключается в превалировании президентских элементов над парламентскими, о чем красноречиво говорит Индекс формы правления (ИФП): +5 по Конституции и +8 на практике (максимально возможное положительное значение индекса формы правления +10) [2, с. 17].
Доминирование президентских элементов над парламентскими в системе разделения властей подтверждает и такой показатель как Parliamentary Powers Index, который в 2009 г. составил для России 0,44. Чем ближе этот показатель к 1, тем выше роль парламентской составляющей в системе власти. В данном случае, очевидна обратная ситуация, когда показатель Индекса ближе к 0, что говорит о преобладании президентского компонента в политической системе.
В системе разделения властей современного российского государства особое место институт президентства. Согласно Конституции, президент является главой государства. Он выступает как гарант Конституции, а также прав и свобод человека и гражданина. В установленном Конституцией порядке президент употребляет меры по охране суверенитета России, ее независимости и государственной целостности; определяет основные направления внутренней и внешней политики государства; обеспечивает согласованное функционирование и взаимодействие органов государственной власти (ст. 80 Конституции РФ).
Однако, как показывает практический опыт функционирования системы разделения власти после принятия Конституции России 1993 г., обладая относительной самостоятельностью и сдерживая в своей повседневной деятельности друг друга, государственные власти далеко не всегда уравновешивают друг друга. Это касается законодательной и исполнительной власти. В отношениях между ними, равно как и в отношениях с другими ветвями и разновидностями власти, неизменно доминирует президентская, а точнее, исполнительная власть. Право законодательной власти в лице Государственной Думы давать или
не давать согласие на назначение Председателя Правительства РФ, равно как и право на выражение недоверия правительству как средство воздействия на исполнительную власть, с весьма относительным и легко нейтрализуемым со стороны исполнительной власти.
Практический аспект функционирования ветвей власти отражен в работе российского исследователя И. Кузнецова. Он подтверждает, что «принцип разделения и взаимодействия ветвей власти в свое время стал одним из важнейших оснований идеологической концептуализации либерально-демократических преобразований авторитарных государств. Сформировалось представление о том, что разделение власти с универсальным критерием развития демократического правового государства, позволяет оценить эффективность конституционной организации власти, обеспечить условия для взаимного контроля и сдерживания различных сегментов политической элиты. Однако, прошедшие два века показали, что и концептуальное понимание разделения власти, и практическое институциональное ее воплощение может отличаться очень существенно, в том числе и в «усеченном» виде. Последнее означает формирование классической схемы трех ветвей власти, ответственных за различные функции властной действия (правотворчество, исполнение закона, судебная функция), но без обеспечения механизмов социальной ответственности через распределение полномочий» [3].
Таким образом, базовым для функционирования современной политической системы России можно считать стойкое несоответствие принципу разделения властей практическим формам его осуществления. Это можно считать одним из индикаторов кризиса либерально-демократической версии модернизации.
Что касается такого институционального компонента политической системы как партии, то в России конституционно была заложена их институциональная слабость. Это объясняется не только наличием сильного президентского компонента в системе, но и стремлением политической элиты укрепить своё положение в меняющейся институциональной среде, а также ограничить политическим оппонентам доступ к ресурсам.
Современную партийную систему России все чаще характеризуют как моноцентрическую. Господствующая в 1990-е гг. тенденция политического плюрализма сменилась тенденцией моно-центричности партийной системы, ставшей эффективным инструментом поддержания статус-кво. Как считает Б. Макаренко, несмотря на существующий конституционный дизайн со слабым парламентом и ограниченной ролью партий,
ОБРАЗОВАНИЕ И ПРАВО № 2 • 2023
период политического плюрализма сыграл положительную роль в становлении партийной системы. «В течение почти десятилетия власть проводила реформы, притом, что в законодательной власти оппозиция составляла большинство, -уникальный случай для всего посткоммунистического пространства. Через партии и их парламентское представительство самые разные группы населения оказались вовлечены в реалии новой политики: и ностальгирующие по советскому строю (из-за КПРФ), и те, кому по душе правый популистский протест с националистическим оттенком (из-за ЛДПР), и либералы-западники (из-за «Яблока» и предшественников нынешнего «Правого дела»), и сторонники левоцентристского патернализма (через множество мелких левых партий). При всей противоречивости институциональной роли Государственной Думы 1990-х годов, она стала инструментом, с помощью которого в стране создавалось новое плюралистическое политическое сообщество, заполнившее (хотя и не оптимальным образом) законодательное поле» [4, с. 40].
В дальнейшем «... реформа Совета Федерации в (2000-2001 гг..), «дело ЮКОСа» (руководители которого оказывали финансовую поддержку различным партиям) 2003 г.) и отмену всенародных выборов губернаторов (2004 г.) свели к абсолютному минимуму стратегию «разложения яиц в разные корзины», то есть диверсификации партийных связей крупного бизнеса и региональных лидеров. Тем самым у политической и деловой элиты была создана одноканальная система выражения политических интересов через «партию власти». Такое положение фактически остается и сегодня» [Там же].
Основным элементом системы политического представительства в российской партийной практике является «партия власти». Формирование подобных партийных образований характерно многим переходным политическим системам, однако с разной степенью эффективности. Укрепление нынешней российской «партии власти» -«Единой России» состоялось в 2003 г., когда данная партия стала центральным элементом формирующейся моноцентрической партийной системы. Доминирование «Единой России» позволяет удерживать значительный сегмент электорального пространства, при этом его меньшая часть отдана на откуп другим политическим партиям.
Сокращение российского партийного пространства происходило поэтапно. Этому процессу способствовали, во-первых, принятие в 2001 г. закона «О политических партиях» с последующим его усилением в декабре 2004 г. Во-вторых, внесение поправок в избирательное законодательство,
ОБРАЗОВАНИЕ И ПРАВО № 2 • 2023
которые повысили электоральный барьер на парламентских выборах для политических партий к 1%, а также запретили создание блоков.
В настоящее время в российском обществе спрос на политический плюрализм носит противоречивый характер. С одной стороны, значительная часть электората ориентирована на «партию власти» и не видит альтернативы в существующих оппозиционных политических партиях. С другой стороны, экономическое рост в России не мог не сказаться на социальной структуре общества и укреплении среднего класса. Этот положительный для стабильности политической системы момент имел и обратную сторону. Дело в том, что политически активная часть среднего класса оказалась изолированной от политического протеста. Не имея каналов политического представительства, данная социальная прослойка составляет определенную опасность для политической власти.
Следующий структурный элемент политической системы регулятивная подсистема. Данный элемент политической системы России имеет общие черты с аналогичными элементами в других постсоветских политических системах. В частности, речь идет о выходе политической практики за пределы правового поля, когда в условиях политической модернизации политическая элита наделяет собственными смыслами принципы организации власти. В такой ситуации неизбежно размывание правового поля, наполнение правовых норм другим содержанием, что в результате и создает предпосылки кризиса регулирующей подсистемы.
В то же время, на уровне регулятивной подсистемы проявляется действие компенсаторных механизмов, неконвенционных для демократических политических систем и политических систем, модернизируемых строго по экзогенной модели, но существенно способствующей институциона-лизации политической системы. Действие указанных механизмов реализуется через неформальные практики.
Неформальные и преимущественно непубличные институты, фиксирующие основные договоренности внутриэлитного консенсуса демонстрируют значительную способность к адаптации. Об их существовании и реальном весе общество узнает каждый раз, когда возникает серьезный вопрос о том, насколько эти «внутренние правила игры» действительно разделяются большинством правящего класса. Не случайно такой большой в стране и за рубежом интерес к «преемственности» как особой неформальной практике трансляции высшей государственной власти в России. Не остаются без внимания и те ситуации, когда возможность элитного раскола
прямо или косвенно декларируется представителями правящего класса. В силу этого на первый план выходят не только конституционно определенные «сдержки и противовесы», которые в России, безусловно, есть. Но главным в критические моменты выходят особые, («аппаратные» балансы полномочий и ответственности, которыми власть пользуется реально как в оперативном повседневном управлении, так и для решения серьезных вопросов на долгосрочную перспективу [3].
Индикатором эффективности регулирующей подсистемы в условиях модернизации выступает не только совпадение политического и правового поля в функционировании политической системы, но и отсутствие острых социально-политических конфликтов. Российское общество характеризуется потенциально высокой возможностью возникновения конфликтов.
Основной причиной возникновения конфликтов в российском обществе есть его полиетнона-циональний характер. Несмотря на наличие в России многих этносов, которые никогда (или уже много веков) не имели самостоятельной государственности, но сохранили и развивают свою специфическую культуру как составную часть общероссийской культуры, существуют и определенные этнические расколы и конфликты.
На примере чечено-российского конфликта проявилась вся сложность, полифункциональность и противоречивость этнонациональных отношений в России.
На 90-е гг. XX в. пришлась вся острота конфликта, когда регулятивная подсистема была слабофункциональная. Правительство РФ приступило к разрешению конфликта, когда дудаевский режим накопил значительную военную силу, привлек на свою сторону массы коренного населения, добился успехов в этнорелигиозной, националистической пропаганде.
В настоящее время многие регионы России сохраняют достаточно высокую степень конфликтного потенциала. Как отмечает Ю.А. Ипа-това, создание в России действенной системы коллективной безопасности связано с серьезными трудностями, вызванными противоречиями из-за спорных территорий, сепаратистские движения, проблемы разделенных народов. Осложнены отношения и конкурентной борьбой за контроль над водными и природными ресурсами, военной и промышленной собственностью, маршрутами следования жизненно важных энергоносителей, и многим другим» [5, с. 161].
Снижению напряженности в отношениях между представителями различных этносов и конфессий внутри государства может способствовать ряд факторов: рост эффективности экономики,
формирование среднего класса, проведение политического курса, направленного на развитие национальных культур и восстановления национального достоинства.
Не менее значимым критерием оценки предпосылок модернизационных кризисов является состояние политической культуры. Оценить состояние подсистемы политической культуры возможно только с качественных позиций, без применения такой * характеристики как развитая / неразвитая политическая культура. По меньшей мере, такая характеристика будет некорректной, поскольку развитость /неразвитость - характеристика относительная. В данном случае невозможна оценка политической культуры, во-первых, с точки зрения ее соответствия избранной модели модернизации. Во-вторых, если существует значительное расхождение между существующим и предполагаемым модернизационной моделью типом политической культуры, качество данного структурного элемента может быть оценено через анализ изменений основных характеристик.
В 2000-е гг. стало очевидным наличие в российской модели модернизации эндогенной составляющей. Присутствие данного компонента в модернизационном процессе говорит о том, что корректировка модели была проведено по параметру политической культуры. В результате реальный и модельный типы политической культуры не имеют значительных расхождений.
По мнению С. Жарова, ранее копируемые западные политико-культурные образцы не совсем соответствуют российской ментальности. В общественной дискуссии на протяжении более двух веков активно обсуждается вопрос о принадлежности российского менталитета к восточным или западным культурам. Русское мнение все время оказывается в ситуации ошибочного выбора между западной цивилизацией и традиционной культурой. В этом смысле весьма поучительны закономерные неудачи российских реформаторов, начиная с Петра I, которые механически переносили в Россию формы западной цивилизации, угнетая при этом общественные ценности Запада и России» [6, с. 58].
Современная политическая культура России является смешанной. В ней присутствуют как национальные элементы, так и ценности западной политической культуры. Политическая культура российского общества имеет многовековые традиции развития на основе преемственности. Это справедливо и в отношении советского периода. Некоторые элементы советской культуры были измененной формой традиционной культуры, адаптированной к условиям ХХ в. при всех видимых отличиях советской политической культуры от дореволюционной, первая наследовала
ОБРАЗОВАНИЕ И ПРАВО № 2 • 2023
вторую. С другой стороны, зарубежный опыт политического развития и западная политическая культура повлияли на формирование современного типа русской политической культуры. Несмотря на хаотичный и бессистемный характер заимствования западных политических образцов, именно их наличие создает контуры гражданской культуры.
Тем не менее, либерально-демократические тенденции не были свойственны политической культуре России, ни в 1990-е., ни в 2000-е гг. По мнению Ю. А. Левады, рядовой российский гражданин не представляет своего места в системе демократической власти и не осознает своих гражданских прав. К тому же, «общественное недовольство не имеет конкретной направленности, а потому диффузное». Соответственно «диффузный протест против политики властей легко превращается в просьбу о помощи, адресованной той же власти» [7, с. 18].
Не способствуют усилению либерально-демократических тенденций политической культуры современного российского общества такие факторы как отсутствие устойчивой традиции участия основной массы населения в политической жизни; слабость политических партий и движений; распространение теневых отношений в обществе и тому подобное.
Культурное многообразие современного российского общества выражается в наличии множества субкультур. Очевидно, что данные субкультурные образования будут отличаться по политическим установкам, моделям политического поведения, типами политического сознания и т. Критерии различия субкультур российского общества связаны, во-первых, с природно-геогра-фическими различиями регионов, порождающими экономические различия. Во-вторых, с языковыми и этническими особенностями. В-третьих, с ролью религии в том или ином сообществе.
Открытая конфронтация между субкультурами отсутствует. Существует скорее латентное противоборство. Основными линиями таких расколов выступают демократизм / авторитаризм, централизм/ регионализм, глобализм изоляционизм и тому подобное. Многообразие линий раскола создает определенные предпосылки конфликтов и свидетельствует об отсутствии базового политического консенсуса между различными социальными группами. Однако, конфликты по основным линиям раскола субкультур не является острыми и не обостряют фрагментацию политической культуры.
Таким образом, политическая культура современного российского общества находится в состоянии становления, испытывая серьезное воздействие со стороны геополитических и исторических факторов, а также политических процес-
ОБРАЗОВАНИЕ И ПРАВО № 2 • 2023
сов, имеюших место в политической системе. Современной России свойственно доминирование транзитарного типа политической культуры, для которого характерны «аксиологическая мно-гоукладность», рыхлость иерархии ценностей, высокая степень их восходящей и нисходящей мобильности, вариативность образцов политического поведения и моделей действия. В обществе продолжается формирование политических субкультур, в том числе контрпродуктивных для политического процесса, ослабляющих его социальный характер [8, с.9].
Предпосылки модернизационных кризисов могут носить не только структурный, но и функциональный характер. Среди функциональных направлений политической системы в качестве наиболее значимых и существенных выделяются: распределение ресурсов, политическое участие и рекрутирование политической элиты. Распределение ресурсов в рамках общества одна из сложно реализуемой функций. Её эффективность зависит не только от политических факторов, но и от уровня экономического развития страны. Если уровень экономического развития низкий или политическая система имеет ограниченное количество ресурсов, то эффективность распределения будет соответствующая.
О механизме распределения ресурсов можно судить по экономической модели, которая используется в том или ином обществе. С. Бодру-нов следующим образом характеризует основные элементы данной экономической модели России:
1. В этой модели ключевым источником экономического роста есть государство. Оно определяет экономические приоритеты, мобилизует под их реализацию административные, экономические и другие ресурсы и формирует для этого соответствующую структуру, создавая или скупая определённые компании, финансовые институты и тому подобное. Преобладающим и системообразующим в такой модели являются государственный спрос на товары и услуги.
2. Данная модель, которая имеет задекларированную цель обеспечения социальной и политической стабильности, базирующейся на высоком и растущем уровне мировых на российское сырье, в первую очередь - углеводородное, и ориентируется на наращивание бюджетных расходов в качестве главного источника спроса. Такая модель предполагает, очевидно, постепенное увеличение налогового бремени при неснижаемом высоком уровне инфляции и требует постоянного расширения государственного вмешательства в экономику.
3. Нынешняя экономическая модель, которая сохранила такое «родимое пятно» 2000-х годов, как больших, дешевых и при этом незара-
ботанных ресурсов, порожденных не ростом производительности труда, а благоприятной конъюнктурой, предполагает также активную роль и развитие монополий, что в соединении с углеводородами, дорожающими на мировых рынках и при мощных государственных инвестициях в инфраструктуру (дорожное строительство, энергетика и тому подобное), а также в социальную сферу, и при высоком уровне коррупции, не преодолевающийся в рамках такой модели, гарантированно «обеспечивает» высокий уровень инфляции и необходимость дальнейшего наращивания социальных расходов, которые, в силу своего характера, с, в свою очередь, необратимыми (в отличие от вложений в инфраструктуру).
4. В этих условиях государство будет вынуждено все больше и больше прибегать к административным регулятивным механизмам («адресное» вмешательство в деятельность экономических секторов и компаний, специфический «патернализм», избирательность правоприменения к субъектам регулирования), что, в свою очередь, порожцает усиление коррупции, ухудшение инвестиционного климата-как для «своих», так и для «чужих» [9].
Очерченная специфика экономической модели России еще раз подчеркивает наличие эндогенного компонента в модернизационном процессе. Сосуществование рыночного вектора с высоким уровнем вмешательства государства в экономику в условиях коррупции не соответствует западным модернизационным образцам.
О необходимости корректировки существующей модели экономической модернизации неоднократно писали российские экономисты. При наличии серьезного потенциала развития уровень социально-экономического благосостояния россиян остается недостаточно высоким. В 2011 г. ВВП на душу населения составил 16,7 тыс. $. Данное значение показателя выше среднемирового, однако в России существуют серьезные диспропорции в социально-экономическом развитии регионов.
Существующие в российском обществе диспропорции находят отражение в системе социальной стратификации. Попытка построения стратификационной модели России была сделана в 2003 г. социологами Н.Е. Тихоновой, Н.М. Давыдовой, И.П. Поповой. Модель построена на основании данных индекса уровня жизни, который рассчитывался не только исходя из оценки уровня благосостояния, но и по оценке уровня депривации, то есть испытуемых частью населения лишений и ограничений в общепринятом наборе потребительских благ. Полученные показатели индекса уровня жизни были выстроены в шкалу от -18 до
+40. Анализ выстроенной модели позволил исследователям утверждать следующее:
1. почти треть россиян живет ниже того стандарта, который считается пусть скромным, но все же хоть как-то приемлемым уровнем жизни большинством населения, причем это далеко не всегда наименее обеспеченное с точки зрения официального уровня их доходов часть населения;
2. медианный уровень жизни в сегодняшней России фактически означает жизнь на уровне малообеспеченности - достаточно сказать, что для того, чтобы набрать 5 баллов при расчете индекса, типичная семья из родителей с одним ребенком-школьником должна была жить в квартире общей площадью не более 45 кв. м иметь где-то за городом огород без садового домика, из домашнего имущества пользоваться только купленными не позднее середины 90-х годов холодильником, телевизором, пылесосом, стенкой и стиральной машиной, ничего не купить в дом за последние семь лет, в случае острой необходимости оплатить платные медицинские услуги за последние три года, тратить деньги на развлечения только на кино для ребенка, и при этом оценить как «плохие» возможности отдыха только в период отпуска;
3. предел реального богатства проходит по шкале на уровне 28 баллов, хотя показатели в 20-27 баллов являются предельными, и люди, имеющие уровень жизни, который соответствует этим показателям, с точки зрения большинства населения, является богатыми [10].
Показателем эффективности / неэффективности распределения ресурсов в рамках общества является доля среднего класса в обществе. Как раньше отмечалось, доля среднего класса может оцениваться по разным критериями. Представляют интерес результаты, полученные компанией «РосБизнесКонсалтинг» в 2011 г., опросившая представителей российской бизнес-аудитории. В качестве первичного параметра определения среднего классу был использован механизм самоидентификации. Отвечая на вопрос «считаете ли вы себя представителем среднего класса?», представители российской деловой аудитории оказались не столь самоуверенными, как может показаться: к среднему класса отнесли себя немного более четверти респондентов (26,8%), еще треть не считают себя таким (30,4%). Гораздо значительнее доля тех, кто считает, что в России вообще нет среднего класса (39,9%).
Из тех респондентов, кто отнес себя к среднему классу, две трети с жителями Москвы и Московской области (60,4%), Санкт-Петербурга и Ленинградской области (9,1%). На долю жителей других регионов, что позиционируют себя как средний класс, приходится 30,4%. В основном в
ОБРАЗОВАНИЕ И ПРАВО № 2 • 2023
опросе участвовали мужчины (80,8%). Возраст более половины респондентов 31-45 лет (58,6%). Доля респондентов в возрасте 18-30 лет - 21,1%, 46-60 лет - 17,2% [11].
Динамика формирования среднего класса в российском обществе с начала 2000-х гг.. представлена Л. А. Беляевой. Как отмечает социолог, в 2002 г. средний класс увеличился до 14%, и это дало возможность посчитать, что рост на 1% в год - неплохой результат, но общая численность среднего класса явно недостаточной, чтобы он был надежным стабилизатором общества и двигателем развития. В течение следующих лет ситуация изменилась. Как показал мониторинг 2006 г., проведенный Институтом сравнительных исследований, за 4 года произошел резкий рост среднего класса до 22% от общей численности населения [11, с. 8].
В целом, по оценкам разных авторов доля среднего класса в России не превышает 1/4 - 1/5 общества. Такая доля среднего класса, хоть и выше, чем в других странах постсоветского пространства, но все же не является показателем эффективного распределения ресурсов. Таким образом, наличие дисфункций в российском обществе имеет место.
Следующий функциональный компонент политической системы, который может выступать в качестве индикатора модернизационных кризисов — это политическое участие. Следует отметить, что в России данное функциональное направление политической системы детерминируется существующей структурой политических институтов. Другими словами, организация власти определяет допустимые объемы политического участия. В России сфера политического участия демократизирована в значительно меньшей степени, чем на Западе.
Так, российский политолог Ю. Шевченко в конце 1990-х гг. выражала оптимизм в отношении перспектив демократизации политической участия. В частности, она указывала, что дальнейшая демократизация политического участия будет зависеть от усиления гражданской активности. Если явку на выборы в известной степени еще и обеспечивает традиция советской мобилизации, то другие формы политической активности — это уже проявление самостоятельной гражданской инициативы. Власть берет на себя организацию выборов, но не способна принудить граждан вступать в партии или общественные организации. Побуждать к этому может только развитое гражданское общество. Политическое участие стало бы, таким образом, проводником насущных интересов и потребностей граждан.
Под влиянием новых институтов постсоветское политическое участие постепенно приобре-
ОБРАЗОВАНИЕ И ПРАВО № 2 • 2023
тает выраженные демократические черты. Сложнее с ценностями, проявляющимися в массовом поведении. Если процесс политического и экономического реформирования будет идти успешнее, роль демократических установок возрастет, став залогом успешного развития демократии в России [13, с. 96].
В течение 90-х гг. формы политического участия в России характеризовались разной степенью активности. С определенной долей условности можно различать следующие основные этапы развития политического участия:
- 1989-1991 гг. - невиданный по сравнению с предыдущими годами советской власти подъем общественно-политической активности масс, особенно среди интеллигенции в крупных городах; господство представлений о том, что наиболее действенной формой давления на власть «снизу» являются митинги, демонстрации, пикеты, забастовки и другие массовые действия;
-1992-1993 гг. - постепенное вызревание и проявление ориентации на насильственные, в том числе вооруженные, способы борьбы с властью;
- 1994-1996 гг. - преобладание мнений, что самой эффективной формой политического протеста служит голосование на выборах за оппозицию;
- 1997 г. - относительное разочарование во всех указанных формах выражения социального недовольства и способах давления на власть (временное) затухания протестной активности масс [14].
В 2000-е гг. политическая система России пользовалась достаточно высокой поддержкой со стороны граждан, что нашло отражение в формах политического участия. В указанный период времени преобладали традиционные формы политического участия, протестная активность в обществе была низкой. Динамика политического участия изменилась в 2011 г. перед парламентскими выборами, о чем свидетельствует рост протест-ного потенциала в обществе.
Московский оппозиционный митинг на Болотной площади стал самым массовым за все «нулевые» годы. В конце февраля и в марте 2012 года массовые протесты продолжились: 5 и 10 марта в Москве прошли митинги с участников от 10 до 30 тыс. человек. Затем произошел спад про-тестной активности.
Наряду с высокой протестной активностью в указанный период, социологические исследования показали падение интереса к политическому участию в значительной доле населения. Так, в 2011 г. Всероссийский центр изучения общественного мнения (ВЦИОМ) представил данные о том, насколько активно россияне участвуют в обще-
ственно-политической жизни страны и в каких именно ее формах, по каким причинам игнорируют эту сферу, и насколько моральной политическая деятельность, по мнению сограждан.
Интерес к общественно-политической жизни у россиян во второе десятилетие реформ снижается. Пики общественно-политической активности россиян приходились на 2004 и 2007 гг., тогда никак не проявила себя в этой сфере только треть граждан (32 и 39% соответственно). Наиболее пассивно россияне ведут себя сейчас - две трети опрошенных игнорируют общественную и политическую жизнь страны (61%).
Активность же других в этой сфере чаще всего сводится к участию в выборах (27%). Наиболее массовыми, согласно ответам респондентов, оказались выборы 2004 г., когда выбирали президента страны (55%).
Другие же, кто сегодня как-то себя проявляет в этой сфере, чаще всего сообщают, что участвовали в коллективном благоустройстве (8%, три года поэтому-15%). Еще 4% участвовали в сборе вещей и средств для тех, кто попали в беду, по 2% - в сборе подписей накануне выборов и в работе домового комитета.
Ключевые аргументы россиян, игнорирующих общественно-политическую жизнь страны, за последние четыре года изменились. Если ранее респонденты чаще всего сетовали на бесполезность своего участия (29%) и недостаточную квалификацию (27%), то сегодня доминирующим аргументом отсутствие интереса к политической сфере в принципе (36%). На втором месте уверенность в тщетности усилий (25%), на третьем -недостаточная квалификация и отсутствие возможностей этим заниматься (18-19%) [15].
Третьей функциональной составляющей политической системы, влияющей на качество модернизационных процессов, выступает рекрутирования политических элит. Процесс рекрутирования элиты находится в тесной взаимосвязи с сложившимися отношениями. Сформированный механизм рекрутирования политических элит отражает характер и противоречия социально-политических процессов, систему социальной стратификации, а также механизмы политического представительства. Кроме этого, доминирующая в политической системе модель рекрутирования элиты влияет на определение ключевых направлений политической стратегии государства, в том числе детерминирует порядок политического участия и приобретения политических должностей, а также обеспечивает, или нарушает стабильность всей системы.
По мнению российских исследователей, в России продолжает доминировать закрытая система формирования правящей элиты. Основ-
ным каналом рекрутирование правящей элиты в России является административно-бюрократический, что определяется историческими особенностями процесса формирования высшего правящего слоя, традиционно вписывающегося в систему «служилого типа» российской государственности.
Однако, закрытым тип рекрутирования, существующий в России, можно назвать лишь условно. На начальных этапах модернизации политической системы обновление элиты имело место. В начале 90-х гг. в условиях демократизации политической системы, развития многопартийности и либеральных реформ произошла активизация бизнес-элиты, представители которой стремились закрепиться при власти.
Ю. В. Краснов отмечает, что «последнее десятилетие прошлого века стало временем быстрых, порой головокружительных карьер (Б. Немцов, А. Чубайс, В. Рыжков) и не менее быстрых падений (В. Кириенко, А. Гусинский, Б. Березовский и проч.). И хотя взлеты и падения продолжались, в конце 90-х прилив новых людей в элиту уменьшается, идет процесс усиления исполнительных органов по сравнению с представительными, увеличивается число «назначенцев» на элитные должности по сравнению с избранными на элитные должности. Доступ в элитные группы ограничивается. Попутно происходит сращивание элит: политико-административной, финансово-олигархической и мафиозной» [16, с. 130].
Близкую позицию относительно характеристик состава правящей элиты России (90-х гг.) занимает Т.И. Заславская [17]. По ее мнению, правящая элита России состоит из пяти групп:
1. консервативно ориентированная часть бюрократической и военной элиты и субэлита;
2. группа новой экономической элиты и субэлита;
3. верхушка коммунистических сил, в основном состоящая из прежней номенклатуры;
4. либеральная элита, тяготеющая к правым партиям и движениям;
5. часть российской элиты, активно сотрудничает или даже принадлежит к криминальному миру.
Существующая в России политическая элита во многом отражает старую номенклатуру. При этом, наиболее распространенным путем в политическую элиту остается вхождение в «команду», работающую на влиятельного политика. Такой вариант рекрутирования элиты способствует закреплению отношений «клиент-патрон». Между субъектами подобных отношений внутри команды или между несколькими командами ведется открытая или скрытая борьба. По-прежнему решающую роль в продвижении к
ОБРАЗОВАНИЕ И ПРАВО № 2 • 2023
элите играют не личные добродетели, а принадлежность к команде, клану определенной социальной группы.
Таким образом, система рекрутирования политической элиты характеризуется следующими особенностями: 1) укреплением неформальных каналов формирования элиты, 2) ограничением конкуренции в рамках политической элиты и исключение отдельных ее акторов, групп из процесса принятия политико-экономических решений; 3) снижением легитимности процесса отбора политической элиты [17, с. 10-11].
В более поздних работах русских среди исследователей отмечаются тенденции изменения состава политической элиты. А. В. Шентякова указывает, что в течение последние 10 лет менялся не только качественный состав федеральной элиты, но и каналы рекрутирования. «Роль социальных групп-поставщиков элиты после 1993 г. менялась: роль некоторых падала (например, рабочих, хозяйственных руководителей, интеллигенции). Значение других, наоборот, росло: региональных администраций, сотрудников силовых ведомств, бизнесменов. Избрание президентом В. В. Путина стимулировало процессы политической централизации, что привело к значительному усилению позиций федеральной бюрократии. Наиболее значимыми каналами рекрутирования в политическую элиту остаются бизнес-структуры, политические партии, региональные парламенты, гражданская и военная бюрократия» [18, с. 154].
Подводя итог, следует отметить, что механизм рекрутирования элиты в современной России меняется медленно. Качественного обновления политической элиты России не произошло. Радикальных изменений в этом вопросе не стоит ждать раньше смены поколения административных управленцев. Подготовка новой генерации политиков продолжает оставаться актуальной задачей. В случае дальнейшего преобладания тенденции к закрытию системы рекрутирования политической элиты, согласно закону естественной циркуляции элит, можно прогнозировать нестабильность политической системы, а также ее кризиса.
Выбор российской политической элитой эндогенно-экзогенной модели модернизации обусловлен не только существующими в российском обществе традициями, а и положением России в мировой политической системе. Россия, будучи великим игроком мировой политики, в наименьшей степени, по сравнению с другими странами постсоветского пространства, испытывает влияние мировой суперсистемы. Выбранная модель модернизации не есть максимально эффективной, она нуждается в корректировке. Однако, в то
ОБРАЗОВАНИЕ И ПРАВО № 2 • 2023
же время является результатом самостоятельного выбора России.
Таким образом, политическая система России на разных этапах модернизации сталкивалась с различными модернизационными кризисами. На начальном этапе модернизации имел место институциональный кризис системы власти. На данный момент в российской политической системе продолжают существовать предпосылки регулятивного кризиса и кризиса распределения. В то же время наметилась тенденция к появлению дисфункций в системе рекрутирования политической элиты, а также остается насущной проблема преодоления диспропорций в системе политического представительства.
Список литературы:
[1] Краснов Ю.К. Принцип разделения властей в России: теория и практика / Ю.К. Краснов // Право и управление. XXI век. - 2005. - №1. (Электронный ресурс] Режим доступу: www. imors21033210pdf
[2] Зазнаев О.И. Полупрезидентская система: политико-правовой анализ: автореф. дис... д-ра юрид. наук. / спец.: 23.00.02 - политические институты, этнополитическая конфликтология, национальные и политические процессы и технологии / О.И. Зазнаев. - Казань, 2006. - 38 с.
[3] Кузнецов ИИ. Политическая институциа-лизация разделения властей в современной России / дис. д-ра полит. наук / спец: 23.00.02 политические институты, процессы и технологии / И.И. Кузнецов. - Саратов, 2010. [Электронный ресурс). Режим доступу: http:/ sibuse.ru 'article 04102010 kumetsovi/1
[4] Макаренко Б. Сценарии эволюции партийной системы / Б. Макаренко // Pro et Contra. -2010. - июль-октябрь. - C.39 -52.
[5] Ипатова Ю.А. Этнополитические конфликты в России: социально- политический анализ: дис. канд. полит. наук / спец.: 23.00.02 -политические институты, этнополитическая конфликтология, национальные и политические процессы и технологи / Ю.А. Ипатова. - М., 2004. -185 с.
[6] Жаров С.Н. Цивилизация и культура в исторических судьбах Запада и России / С.Н. Жаров // Вестник ВГУ. - Серия 1. Гуманитарные науки. - 1999. - № 1. - С. 58-59.
[7] Левада Ю.А. Общественное мнение на переломе эпох: ожидания, опасения, рамки. К социологии политического перехода / Ю.А. Левада // Мониторинг общественного мнения: экономические и социальные перемены. - 2000. - № 3 (47). -С.7-18.
[8] Пеньков В.Ф. Политическая культура как фактор развития политического процесса в совре-
менной России: автореф. дис... д-ра полит. наук / спец: 23.00.02 - политические институты, этнопо-литическая конфликтология, национальные и политические процессы и технологии / В.Ф. Пеньков - М., 2002. - 28 с.
[9] Бодрунов С. Модернизация России: модель спроса или модель предложения? [Электронный ресурс] / C. Бодрунов. - Режим доступу: http: // www.kadis.ru/daily/?id=96297
[10] Тихонова Н.Е. Индекс уровня жизни и модель стратификации российского общества / Н.Е. Тихонова, Н.М. Давыдова, И.П. Попова // Социс. 2004. №6. [Электронный ресурс] - Режим доступу: http: // www.demoscops.ru/ weekly/2005/0195/analit03.php
[11] Баева Е. Российский средний класс лоялен власти и аполитичен [Электронный ресурс] E. Баева. Режим доступу: http: // www.rbcdaily. ru/2011/03/30/focus/562949979958849 )
[12] Беляева Л.А. И вновь о среднем классе России / Л.А. Беляева // Социс. - 2007. - №7. - С.3-13.
[13] Шевченко Ю. Политическое участие в России / Ю. Шевченко // et Contra.- Том 3. - №3. -Лето 1998. - C.87-97.
[14] Эволюция форм политического протеста и оценки их эффективности. [Электронный ресурс] Режим доступу: http: // uf.kgsu.ru/lib/Kafedra%20 Sociologii%20i%20SR/Politicheskaya%20 sociologiya/Politicheskie%20protivoborstva/r3.pdf
[15] Массовое политическое участие в России - только выборы или что-то еще? [Электронный ресурс] - Режим доступу: http: //www.tass- ural. ru/sociology/massovoe politicheskoe uchastie_v rossii tolko_vybory ili_ch to to_eshche.html
[16] Краснов Ю.В. Политико-административная элита в России: алгоритм воспроизводства и рекрутирования политического правящего класса в исторической ретроспективе: дис. канд полит. наук / спец: 23.00.02 - политические институты, этнополитическая конфликтология, национальные и политические процессы и технологии / Ю.В. Краснов. Волгоград, 2003. - 178 с.
[17] Заславская Т.И. Социоструктурный аспект трансформации российского общества / Т.И. Заславская // Социс. - 2001. - №8. - С.3-11.
[18] Наронская А.Г. Особенности эволюции российской политической элиты: автореф. дис. канд. полит. наук / спец.: 23.00.02. - политические институты, этнополитическая конфликтология, национальные и политические процессы и технологии / А.Г. Наронская. - Екатеринбург, 2004. - 22 с.
[19] Шентякова А.В. Политическая и административная элита: качественный состав и каналы рекрутирования. // Российские властные институты и элиты в трансформации: Материалы восьмого Всероссийского семиинара «Социологиче-
ские проблемы институтов власти в условиях российской трансформации» / Отв. ред. А.В. Дука. СПб.: Интерсоцис, 2011. C145-156.
Spisok literatury:
[1] Krasnov YU.K. Princip razdeleniya vlastej v Rossii: teoriya i praktika / YU.K. Krasnov // Pravo i upravlenie. HXI vek. - 2005. - №1. (Elektronnyj resurs] Rezhim dostupu: www.imors21033210pdf
[2] Zaznaev O.I. Poluprezidentskaya sistema: politiko-pravovoj analiz: avtoref. dis. d-ra yurid. nauk. / spec.: 23.00.02 - politicheskie instituty, etnop-oliticheskaya konfliktologiya, nacional'nye i politicheskie processy i tekhnologii / O.I. Zaznaev. - Kazan', 2006. - 38 s.
[3] Kuznecov II. Politicheskaya institucializaciya razdeleniya vlastej v sovremennoj Rossii / dis. d-ra polit. nauk / spec: 23.00.02 politicheskie instituty, processy i tekhnologii / I.I. Kuznecov. - Saratov, 2010. [Elektronnyj resurs). Rezhim dostupu: http:/ sibuse.ru 'article 04102010 kumetsovi/1
[4] Makarenko B. Scenarii evolyucii partijnoj sistemy / B. Makarenko // Pro et Contra. - 2010. -iyul'-oktyabr'. - C.39 -52.
[5] Ipatova YU.A. Etnopoliticheskie konflikty v Rossii: social'no- politicheskij analiz: dis. kand. polit. nauk / spec.: 23.00.02 - politicheskie instituty, etnop-oliticheskaya konfliktologiya, nacional'nye i politich-eskie processy i tekhnologi / YU.A. Ipatova. - M., 2004. - 185 s.
[6] ZHarov S.N. Civilizaciya i kul'tura v istorich-eskih sud'bah Zapada i Rossii / S.N. ZHarov // Vest-nik VGU. - Seriya 1. Gumanitarnye nauki. - 1999. - № 1.-S. 58-59.
[7] Levada YU.A. Obshchestvennoe mnenie na perelome epoh: ozhidaniya, opaseniya, ramki. K sociologii politicheskogo perekhoda / YU.A. Levada // Monitoring obshchestvennogo mneniya: ekonomich-eskie i social'nye peremeny. - 2000. - № 3 (47). - S.7-18.
[8] Pen'kov V.F. Politicheskaya kul'tura kak faktor razvitiya politicheskogo processa v sovremennoj Rossii: avtoref. dis. d-ra polit. nauk / spec: 23.00.02 - politicheskie instituty, etnopoliticheskaya konfliktologiya, nacional'nye i politicheskie processy i tekhnologii / V.F. Pen'kov - M., 2002. - 28 s.
[9] Bodrunov S. Modernizaciya Rossii: model' sprosa ili model' predlozheniya? [Elektronnyj resurs] / C. Bodrunov. - Rezhim dostupu: http: // www.kadis.ru/ daily/?id=96297
[10] Tihonova N.E. Indeks urovnya zhizni i model' stratifikacii rossijskogo obshchestva / N.E. Tihonova, N.M. Davydova, I.P. Popova // Socis. 2004. №6. [Elektronnyj resurs] - Rezhim dostupu: http: // www.demoscops.ru/weekly/2005/0195/analit03.php
[11] Baeva E. Rossijskij srednij klass loyalen vlasti i apolitichen [Elektronnyj resurs] E. Baeva.
ОБРАЗОВАНИЕ И ПРАВО № 2 • 2023
Rezhim dostupu: http: // www.rbcdaily.ru/2011/03/30/ focus/562949979958849 )
[12] Belyaeva L.A. I vnov' o srednem klasse Rossii / L.A. Belyaeva // Socis. - 2007. - №7. - S.3-13.
[13] SHevchenko YU. Politicheskoe uchastie v Rossii / YU. SHevchenko // et Contra.- Tom 3. - №3.
- Leto 1998. - C.87-97.
[14] Evolyuciya form politicheskogo protesta i ocenki ih effektivnosti. [Elektronnyj resurs] Rezhim dostupu: http: // uf.kgsu.ru/lib/Kafedra%20Soci-ologii%20i%20SR/Politicheskaya%20sociologiya/ Politicheskie%20protivoborstva/r3.pdf
[15] Massovoe politicheskoe uchastie v Rossii
- tol'ko vybory ili chto-to eshche? [Elektronnyj resurs]
- Rezhim dostupu: http: //www.tass- ural.ru/sociology/ massovoe politicheskoe uchastie_v rossii tolko_ vybory ili_ch to to_eshche.html
[16] Krasnov YU.V. Politiko-administrativnaya elita v Rossii: algoritm vosproizvodstva i rekruti-rovaniya politicheskogo pravyashchego klassa v istoricheskoj retrospektive: dis. kand polit. nauk /
spec: 23.00.02 - politicheskie instituty, etnopolitich-eskaya konfliktologiya, nacional'nye i politicheskie processy i tekhnologii / YU.V. Krasnov. Volgograd, 2003. - 178 s.
[17] Zaslavskaya T.I. Sociostrukturnyj aspekt transformacii rossijskogo obshchestva / T.I. Zaslavskaya // Socis. - 2001. - №8. - S.3-11.
[18] Naronskaya A.G. Osobennosti evolyucii rossijskoj politicheskoj elity: avtoref. dis... kand. polit. nauk / spec.: 23.00.02. - politicheskie instituty, etnop-oliticheskaya konfliktologiya, nacional'nye i politich-eskie processy i tekhnologii / A.G. Naronskaya. - Ekaterinburg, 2004. - 22 s.
[19] SHentyakova A.V. Politicheskaya i admin-istrativnaya elita: kachestvennyj sostav i kanaly rekrutirovaniya. // Rossijskie vlastnye instituty i elity v transformacii: Materialy vos'mogo Vserossijskogo semiinara «Sociologicheskie problemy institutov vlasti v usloviyah rossijskoj transformacii» / Otv. red. A.V. Duka. SPb.: Intersocis, 2011. C145-156.
ОБРАЗОВАНИЕ И ПРАВО № 2 • 2023
