ВЕСТН. МОСК. УН-ТА. СЕР. 12. ПОЛИТИЧЕСКИЕ НАУКИ. 2010. № 4
БЕЗОПАСНОСТЬ ЧЕЛОВЕКА И РОССИЯ
В.А. Ачкасов
КРИЗИС НАЦИОНАЛЬНОЙ ИДЕНТИЧНОСТИ И ПРОБЛЕМЫ БЕЗОПАСНОСТИ РОССИИ
Автор обращает внимание на то, что кризис национальной идентичности стал глобальным феноменом. Подобная ситуация опасна, поскольку в российском обществе сегодня нет даже признаков консенсуса по вопросам ценностей, на которых базируется национальная идентичность.
Ключевые слова: идентичность, национальная идентичность, национализм, ценностный кризис, национальные ценности.
"В современной научной литературе, да и в политической практике вопрос об идентичности современного российского общества постепенно становится центральным", — констатируют уже в который раз российские исследователи1. В то же время заканчивается уже второе десятилетие реформ, а современное российское общество так и не смогло выработать общенациональной идеологии, сформировать значимые политические субъекты, преодолеть политический и социокультурный раскол. После распада СССР российская политическая и интеллектуальная элита не сумела понять, что помимо строительства новых политических институтов и рыночной экономики следует также создать или воссоздать государствообразующий миф и систему ценностей, на которых может основываться самоидентификация общества после такого перелома, каким были для России события рубежа 1980-1990-х гг. Однако справедливости ради отметим, что сегодня это не только российская проблема: кризис национальной идентичности стал глобальным феноменом. Известный британский социолог Э. Гидденс отмечает в связи с этим, что обретение идентичности в современном обществе является сложным процессом. Индивид в поисках идентичности сталкивается с рядом "дилемм самоопределения". Гидденс выделил четыре дилеммы такого рода: 1) унификация и фрагментация; 2) беспомощность (отсутствие возможностей) или их многообразие; 3) устойчивые авторитеты и самоопределение в условиях их отсутствия; 4) индивидуальный опыт или стандартизированное, уподобляемое товарному рынку поведение2.
1 Обновление России: трудный поиск решений. М., 1998, С. 72.
2 GiddensA. Modernity and Self-Identity: Self and Society in the Late Modern Age. Stanford, 1991.
Национальная идентичность становится для многих универсальной формулой ответа на вопрос о смысле существования и социального действия, являясь своего рода компромиссом между испытываемой многими в условиях трансформационного кризиса социальной ненадежностью и острой потребностью в защищенности. И это не случайно, поскольку идентичность является одним из важнейших механизмов личностного освоения социальной действительности, лежащего в основе формирования системы личностных смыслов. В соответствии с субъективно определяемыми идентификациями человек организует и направляет свое поведение. Национальная идентичность выступает мощным фактором формирования этнических групп и их социальных связей. Следовательно, идентификация с национальной общностью может служить достаточно сильным катализатором массового поведения и политического действия (особенно в кризисном обществе). А посему распространенность определенной групповой идентификации (в частности, национальной) может стать и одним из факторов прогноза возможного направления политического развития социума.
Национальная идентичность является прежде всего важнейшим средством легитимации и делигитимации политической власти в переходном обществе, поскольку она легитимирует деятельность национальных элит и создает необходимые предпосылки существования национального государства. Поэтому она даже более важна для государства, чем охраняемые границы, конституция, армия и другие институты. Процесс воспроизводства и сохранения национальной идентичности в мировоззренческой сфере, а в политической — отстаивание национальных интересов страны и ее народа составляют во многом то, что принято называть национализмом в широком смысле этого слова.
Легитимность в националистическом дискурсе "связана в основном с ответом на вопрос о том, насколько определенные институты правления представляют «народ» и служат его интересам; национализм — это риторика или дискурс, который используется для установления того, что именно представляет собой народ. Эта категориальная идентичность (национальная. — В.А.) конструируется при помощи дискурса национализма. В этом случае вызов предположительно нелегитимным правительствам может быть брошен от имени нации"3.
Известный американский политолог С. Верба отмечает в этой связи: "Если индивидуумы, которые в физическом и юридическом смысле являются членами данной политической системы (т.е. гражданами), не ощущают своей принадлежности к данной системе в психологическом смысле, возможности упорядоченного изменения системы невелики"4.
Действительно развал СССР, который был осуществлен без учета
3 Калхун К. Национализм. М., 2006. С. 240.
4 Цит. по: Шаран П. Сравнительная политология. Ч. II. М., 1992. С. 160.
воли советского народа, без соответствующих переговоров о границах новых независимых государств, легитимным назвать нельзя. Для россиян результатом распада стало "государство, которого никто не хотел" (Л. Дробижева). Следствием радикальных преобразований в организации пространства нашей страны явилось изменение коллективных представлений о нем, что привело к нарушению или даже к "потере" идентичности. Многие исследователи отмечают формирование в 1990-е гг. в России региональных мифов и идентичностей, что отражает процесс актуализации региональной самоидентификации граждан в условиях острого кризиса национальной идентичности.
«Я не знаю ни одного государства, — пишет польский исследователь Р. Траба, — которое не пыталось бы сплотить свое общество вокруг годовщин и дат, то есть позитивного послания, определенной системы ценностей, частью которого становится любая годовщина. Это естественная форма коммуникации с обществом, которое нуждается в направляющем знаке, чтобы сказать "Я поляк (русский, немец и т.д.), потому что..." — и дальше можно перечислить знаковые даты и события, позволяющие нам понять друг друга и провести черту между "своими" и "чужими"»5.
В то же время трудно найти страну, подобную России, в которой граждане столь серьезно расходились бы в понимании геополитической, социально-экономической, культурной специфики и роли своей Родины в оценке практически всех "знаковых" исторических событий и годовщин. Ни один из "национальных" праздников современной России, за исключением Дня Победы, не признается "своим" сколько-нибудь значительной категорией россиян.
Однако, как ни странно это может показаться на первый взгляд, из этого действительно вырастает серьезная угроза национальной безопасности России. Как представляется, она связана с неспособностью сплотиться на основе позитивной ценностной базы, признанной большинством российских граждан, найти новых или вернуть старых союзников без поиска внешних и внутренних врагов и соответственно самоопределиться в качестве современного субъекта в мировой политике, в системе международных отношений и международного экономического разделения труда.
Результат — общество без мотивации, "национальной идеей" которого стало потребление, а главной целью — деньги. Результат — российские нувориши, получающие сверхприбыли, вкладывающие ее не в производство и инновации, а в паразитическое потребление.
Дальнейшее затягивание процесса национального самоопределения чревато не только "утратой Россией своих законных и естественных
5 Траба Р. Польские споры об истории XXI века // Pro et Contra. 2009. Май—август. № 3-4 (46). С. 53.
5 ВМУ, политические науки, № 4
мест и роли в мировой политике, а в более широком плане в глобальном историческом процессе в целом", — как отмечает С.В. Кортунов. И не только тем, что "Россия может быть отодвинута на периферию мирового развития, что имело бы крайне негативные последствия не только для нее, но и для всего мира"6. Это ставит под сомнение само существование России как суверенного государства.
Кризис национальной идентичности в России привел к неспособности четко сформулировать, а следовательно, и отстаивать ее национальные интересы. Они почти неизбежно подменялись либо несбыточными, либо ущербными идеями и целями. В этом одна из основных причин того, что важнейшие внутри- и внешнеполитические решения принимались и принимаются в современной России не на основе осознанных национальных интересов, а являлись и являются реакцией на уже произошедшие события и исходили и исходят исключительно из прагматических соображений политических лидеров страны без просчета возможных последствий.
Неудивительно, что российская политическая элита пока так и не смогла четко сформулировать принятую обществом стратегию национального развития, определить национальные интересы и приоритеты во внешней политике. Все попытки такого рода неизбежно наталкивались на нерешенную проблему определения национальной идентичности. Без ответа на важнейшие вопросы: кто мы?, с кем мы?, откуда и куда идем? невозможно сделать стратегический выбор во внешней политике. Если мы часть "большого европейского дома", то главный вектор российской внешней политики — евро-атлантический. Если мы претендуем на статус особой цивилизации и стремимся стать самостоятельным центром силы в мире, то тогда во внешней политике необходимо следовать "многовекторной дипломатии" и жестко отстаивать национальный интерес России. Если мы "мост между Европой и Азией", то внешнеполитическая стратегия должна быть иной. А может быть, российскую правящую элиту вполне устраивает потенциальная «маргинализация страны, превращение ее не в смешную и неуклюжую "Азиопу", а во вполне конкретный Евро-Китай»?7 Внятного ответа на все эти вопросы пока нет.
Поиск Россией своей национальной идентичности и соответственно определение национальной стратегии развития связаны также с происходящими в мире сложными и противоречивыми процессами глобализации. С одной стороны, глобализация делает проницаемыми границы между государствами и народами, ставит под вопрос прежнюю роль государства, стирая грани между внешней и внутренней политикой и размывая содержание понятия "государственный суверенитет", что
6 Кортунов С.В. Становление национальной идентичности: какая Россия нужна миру? М., 2009. C. 5.
7 Тренин Д. Интеграция и идентичность: Россия как "новый Запад". М., 2006. С. 11—12.
приводит к кризису национальных идентичностей. С другой стороны, та же глобализация, способствуя унификации и стандартизации культур различных национальных общностей, усиливает потребность в переопределении своей культурной и цивилизационной идентичности. Подъем национализма во всем мире, включая развитые страны Запада, оказывается ответом на унифицирующие вызовы культурной глобализации через актуализацию и реконструкцию локальных идентичностей, что в свою очередь ставит под вопрос сохранение целостности многих государств.
Знаменательно, что родоначальник транзитологии Д.А. Растоу назвал единственным предварительным условием для успешного перехода к демократии именно национальное единство. При этом, по Растоу, «понятие "национальное единство" не содержит в себе ничего мистического типа "Blut und Boden" и ежедневных обетов верности им, или личной тождественности в психоаналитическом смысле, или же некой великой политической миссии всех граждан в целом. Оно означает лишь то, что значительное большинство граждан потенциальной демократии не должно иметь сомнений или делать мысленных оговорок относительно того, к какому политическому сообществу они принадлежат..., т.е. когда национальное единство признается на бессознательном уровне»8. Действительно, поскольку демократизация современного мира требует перехода к новым универсальным "правилам игры" как во внутренней, так и во внешней политике, постольку от их принятия не только элитами, но и массами зависит успех перехода к демократии и ее консолидация. Это в свою очередь возможно только при наличии чувства национального единства и принимаемой всеми национальной идентичности.
В российском обществе и сегодня нет признаков консенсуса по вопросам ценностей, на которых базируется национальная идентичность. Такое положение не только ненормально, но и опасно.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Калхун К. Национализм. М., 2006.
2. Кортунов С.В. Становление национальной идентичности: какая Россия нужна миру? М., 2009.
3. Растоу Д.А. Переходы к демократии: попытка динамической модели // Полис. 1996. № 5.
4. Траба Р. Польские споры об истории XXI века // Pro et Contra 2009. Май-август. № 3-4 (46).
5. Шаран П. Сравнительная политология. Ч. II. М., 1992.
8 Растоу Д.А. Переходы к демократии: попытка динамической модели // Полис. 1996. № 5. С. 6-7.