CC BY
96
л.и.юдин
Критика Н.К.Михайповским марксистской концепции общественного развития
In the article "Michaiiovsky's criticism of Marxist theory of social development" (by A.Yudin) criteria of social development are observed. The main problem is the analysis of the economic factor as a basis of the historic process. Michailovsky analysed gnosiological and historical reasons of "economical materialism" emergence. From the point of view of Michaiiovsky's anthropologism antihumanism of Marxist conception is evident. From the point of view of positivist agnosticism the essence of social constructivism of Marxism is revealed.
Николай Константинович Михайловский (1842-1904) - известный русский философ, социолог, литературный критик, "властитель дум левой интеллигенции своего времени" (1], часть своей жизни посветил литературной (в широком смысле слова) деятельности, сотрудничая в ведущих русских журналах и газетах. Как публицист он очень остро и тонко чувствовал и выражал потребности и интересы общества. 'Творческая мысль у Михайловского работала очень сильно - это был ум, способный к широким обобщениям, к смелым построениям, ум глубокий и философеки одаренный", - писал В.В.Зеньковский (2).
Если в 70-е годы XIX века практическое революционное движение в России находило прямую поддержку широких кругов русской интеллигенции, то к концу века пути практических революционеров и стремления либерально-демократической интеллигенции уже разошлись. Михайловский был как раз той фигурой, наиболее четко и однозначно обозначившей линию расхождения между теоретическим и практическим марксизмом (большевизмом) и либерализмом. Ярким свидетельством этого является острая критика идей Михайловского Г.В.Плехановым и В.И.Лениным .
В советской философской литературе творчество Михайловского оценивалось сквозь призму ленинской критики, что вело к недооценке значимости и актуальности идей мыслителя. С позиций сегодняшнего дня, когда марксизм перестал быть официальной идеологией, представляется интересной и актуальной возможность проанализировать достоинства и уязвимые места марксистской концепции общественного развития в рамках мировоззрения Михайловского.
Марксизм Михайловский воспринял как одно из крупнейших, современных ему учений, но адептом его не стал. Он отно-
сился к Марксу как к одному из тех, у кого он мог бы заимствовать идеи и материалы для построения собственной социологической концепции в русле своего мировоззрения. Критическое переосмысление марксизма выступало для Михайловского как точка отталкивания для дальнейшего движения к иным, более современным концепциям общественного развития.
Марксистскую концепцию общественного развития Михайловский называл экономическим материализмом. Термин "экономический материализм" возник в конце XIX века, когда Западная Европа перешла из стадии классического капитализма, бывшего объектом изучения Маркса, в стадию монополистического капитализма, согласно определению Ленина. В результате дальнейшего развития философско-социологической мысли (позитивизм, философия жизни, поставившая на первый план разработку методологии гуманитарного познания), развития наук о человеке (биология, психология, психология общественных движений) объяснительная модель марксизма, ограничивающаяся преимущественно сферой производственных отношений, у многих мыслителей, в том числе и у Михайловского, стала вызывать сомнение. Детерминацию развития общества при помощи экономического фактора мыслитель называл экономическим редукционизмом.
Красноречивым свидетельством кризиса, уязвимости марксистской концепции явилось обращение к этой проблеме Ф.Энгельса. В сентябре 1890 года в письме к И.Блоху он писал: "Согласно материалистическому пониманию истории в историческом процессе определяющим моментом, в конечном счете, является производство и воспроизводство действительной жизни. Ни я, ни Маркс большего никогда не утверждали. Если же кто-нибудь искажает это положение в том смысле, что
экономический момент является будто единственно определяющим моментом, то он превращает это утверждение в ничего не говорящую, абстрактную, бессмысленную фразу. Экономическое положение -это базис, но на ход исторической борьбы также оказывают влияние и во многих случаях определяют преимущественно форму ее различные моменты надстройки: политические формы классовой борьбы, ...государственный строй..., правовые формы и даже отражение всех этих действительных битв в мозгу участников, политические, правовые, философские теории, религиозные воззрения и их дальнейшее развитие в системе догм" [3]. Энгельс таким образом признавал, что мотивация человеческой деятельности не ограничивается только экономическими отношениями, но тем не менее настаивал на том, что, в конечном счете, в значительной степени опосредовано основной, решающей детерминантой, наряду с другими, выступает экономический фактор. Симптоматично то, что Энгельс отреагировал на уязвимое место марксистской концепции общественного развития.
Выделение в теории общественного развития какой-нибудь детерминанты, при помощи которой можно объяснить весь общественный процесс, Михайловский называл метафизичностью. Гносеологическая уверенность в познании сущности есть метафизичность. С точки зрения мыслителя, находившегося под влиянием позитивизма, сущность непознаваема, значит, невозможна однозначная интерпретация всего процесса общественного развития.
Таким образом, для Михайловского метафизика есть не антидиалектика, а претензия философии на то, что "она открыла безусловную сущность вещей, - будь это материя или дух". "Метафизическая печать лежит и на выросшей из гегельянства доктрине так называемого экономического материализма, и диалектика отнюдь не стирает этой печати", - писал Михайловский [4].
Исток метафизичности экономического материализма Михайловский видел в геге-лизме. Гегель метафизику понимал как "наивный образ мышления, который, не сознавая еще противоположности мышления в себе самому себе, содержит веру, что посредством размышления познается истина и что она обнаруживает перед сознанием то, что объекты суть поистине. В этой вере мышление приступает прямо к предметам, репродуцирует из себя содержание ощущений и созерцаний как содер-
жание мысли и удовлетворяется этим содержанием, видя в нем истину" [5]. Для Гегеля таким образом традиционная метафизика - это гносеологическая уверенность в том, что рассудочное знание может познать сущность вещей.
Но, по мнению Гегеля, возможности рассудочного знания ограничены, оно познает лишь явления. Поэтому он говорил о традиционной, прежней метафизике, рассудочном знании и о диалектическом мышлении, способном познать сущность вещей. Таким образом Гегель не противопоставляет диалектику метафизике, как это делал Энгельс, а дает ей диалектическое толкование, связывает ее с диалектикой.
По мнению Михайловского, гегелевское понимание метафизики было воспринято Марксом и поэтому марксизм также метафизичен как гегелизм. На основании этого мыслитель делал вывод о том, что марксизм остался в рамках гегелевской философии. Здание гегелевской философии "рухнуло, из его обломков одни, после весьма недолгого существования, рассыпались в прах, а некоторые, попав в руки искусных мастеров-шлифовалыциков живут и поныне. К числу таких принадлежит и экономический материализм". В экономическом материализме "вместо духа или идеи наскоро подставляется материя, на нее кладется гегельянский штемпель, и тем дело относительно природы кончается, а исследование скачком переносится в область философии человеческого общества". Поэтому достоинства и недостатки гегелизма можно найти в экономическом материализме. Представители экономического материализма "взяли у Гегеля "формальную логику и диалектику", но по Гегелю же распространили закон "сознания" на "бытие". Разница лишь в том, что бытие и сознание поменялись местами: для Гегеля бытие есть отражение сознания, саморазвивающейся Идеи, Разума; для экономического материализма, напротив, сознание есть отражение бытия". Такой методологический подход, по мнению Михайловского, оставляет экономический материализм в рамках дилеммы сознания и бытия, не устраняя порока метафизичности. "Дело в том, что, каковы бы ни были взаимные отношения бытия и сознания, и у Гегеля, и у "материалистов" бытие и сознание движутся по одному и тому же вековечному, неизменному закону трехчленного развития, установленному Гегелем", - писал Михайловский [6].
Суть же методологического подхода Михайловского, основанного на агности-
иизме, на идее принципиальной невозможности познания сути вещей, заключалась в отсутствии однозначного ответа на вопрос: какой фактор детерминирует общественное развитие?
Если Гегель хтя обоснования возможности познания сущности вещей опирался на принцип тождества мышления и бытия, то Маркс заменил его идеей единства теории и практики, сохранив, в конечном счете, уверенность в познании сути вещей. Из гносеологического оптимизма логически вытекали однозначное решение направленности исторического процесса (капитализм, социализм), идея социального конструктивизма, идея социального переустройства мира, идея однозначной необходимости социалистической революции.
Позиция Михайловского заключалась в принципиальном отказе от возможности познания сущности, материальной или духовной, однозначно определяющей общественный процесс, заключалась в возможности детерминации развития общества множеством факторов, а значит, в возможности многовариантности развития, тем самым в адогматичности. Это сближало мыслителя с современными ему тенденциями развития обществознания. ориентировало на разработку проблемы специфики социального познания
(субъективный метод в социологии).
Постановка современных проблем социального познания говорит о правильности направления теоретического поиска Михайловского. "Герменевтическое сознание обретает завершенность не в методологической самоуверенности, но в готовности к опыту, сходной с той, какая отличает опытного человека от человека догматически предвзятого", - писал известный представитель современной герменевтики Х.Г.Гадамер [7].
Идеи Михайловского созвучны современному переосмыслению роли и значения марксизма для социальной практики XX века, поскольку марксизм дал теоретическую санкцию практического преобразования мира. "Можно представить себе, что марксизм в период своего становления оказался, так сказать, перед "гносеологической развилкой": его творец встретился с дилеммой - принять точку зрения Гегеля или же пойти по стопам Канта. Первый путь означал единство сознания и действительности, им воспринимаемой; здесь мысль последовательно овладевает миром, и ее познавательная способность основана в конечном счете на их внутренней аналогии и родстве. Познавая мир, дух осознает
самого себя. Постулат гегелевской философии - мир познаваем. Путь же Канта предполагал непрестанную, напряженную борьбу мысли, преодолевающую огромные препятствия для того, чтобы к этой действительности прикоснуться", - писал А.Я.Гуревич [8]. Если кантовская и гегелевская позиции диаметрально противоположны, то марксистская гносеология, с идеей диалектического взаимодействия теории и практики, в отличие от гегелевской, также предполагает напряженную борьбу мысли, предполагает движение от истины одного порядка к истине другого порядка, а гносеологическая уверенность понимается лишь как будущая недостижимая перспектива. Таким образом, гегелевский панлогизм и марксистская гносеология, отличаясь друг от друга, по сути, в конечном счете, едины в своем гносеологическом оптимизме. На основании этого можно сделать вывод о том, что Михайловский не без основания рассматривал Гегеля и Маркса в одной плоскости, критикуя их за метафизичность.
Михайловский оспаривал марксистскую концепцию общественного развития с позиций антропологизма и гуманизма. Сущность, определяющая поведение человека (экономический фактор), лежит вне человека, а человек является зависимым от этой сущности. "С точки зрения экономического материализма, как и с точки зрения гегельянства и всякой другой метафизической системы, люди с их желаниями и страстями, помыслами и целями представляют собою некоторое игралище всевластной сущности исторического процесса". С этой точки зрения человек есть средство для "выполнения некоторого общего плана, предначертанного у Гегеля саморазви-вающейся Идеей, у Шопенгауэра самодовлеющей, ничем не обусловленной и все собою обусловливающей мировой Волей, у экономического материализма самодовлеющим имманентным развитием форм производства и обмена" [6].
Цель общественного развития, по мнению Михайловского, в марксистской концепции общественного развития лежит вне человека. Мировой дух Гегеля предполагает у людей ложное чувство постановки и реализации своих целей, "лукавство разума", когда люди выступают для мирового духа в качестве средства. У Маркса человек осознанно стремится реализовать общую закономерность, реализовать себя через реализацию общей закономерности, надличностной идеи. Суть методологической позиции Михайловского заключалась в том, что сам человек есть критерий и
цель прогресса. Проблему можно сформулировать несколько в иной плоскости: прогресс есть развитие материального производства или совершенствование самого человека? Для Михайловского прогресс есть совершенствование самого человека. "Присматриваясь к характеру цивилизации, легко увидеть, что человек улучшает свое положение в мире, но ни на волос не улучшается сам в смысле усовершенствования... Если же мы возьмем специально человеческие особенности: разум, язык, силу воли, нравственное достоинство, то еше вопрос - прогрессируем ли мы в этом отношении" [9]. Прогресс, формулировал вывод Михайловский, есть изменение органических форм в интересах человека, сохранение физического типа в общих чертах, изменение его умственного и нравственного склада, это сохранение и развитие его гармонической целостности.
Отказ от субстанции, материальной или духовной, подводил Михайловского к отказу от изначальной заданности исторического процесса, от финализма: общественное развитие, по его мнению, многообразно и многовариантно. Факторы, детерминирующие общественный процесс, необходимо рассматривать не как некие субстанции, а только в целях познания. Причем, в зависимости от цели познания, можно, по мнению Михайловского, группировать вокруг фактора как центральной линии исторические явления. Гармония в исследовании процесса общественного развития должна быть реализована как единство духовных и материальных факторов. Таким образом, Михайловский по сути справедливо обращал внимание в познании общества на антропологическое, деятельно-ценностное начало, на специфику обществознания, стремясь преодолеть экономический редукционизм.
Что есть экономический фактор, в силу каких конкретно-исторических условий он стал доминирующим в обществознании? Отвечая на эти вопросы, Михайловский стремился подчеркнуть, что концепция общественного развития Маркса относительна, а значит не имеет универсального всеобщего значения.
Экономический фактор - это "казалось бы, самое материальное в человеческом обществе, это - плоть и кровь составляющих его членов, людей, индивидов, то есть элемент биологический, а затем материалист мог бы спуститься еще глубже, в область, пожалуй, физики и механической теории..." [6]. Но с точки зрения экономического материализма, как отмечал Михайловский, материальное есть не материя,
а переработка материи человеческими руками и ее передача из рук в руки, производство и обмен. Это, по мнению Г.В.Плеханова, "совокупность фактических отношений людей, составляющих данное общество, в их производительном процессе. Эти отношения не представляют собою неподвижной сущности. Они вечно изменяются под влиянием развития производительных сил, равно как под влиянием той исторической среды, которая окружает данное общество. Раз даны фактические отношения людей в процессе производства, из этих отношений вытекают роковым образом известные следствия" [ 10].
Михайловский верно уловил, почему форма организации труда превратилась в гносеологическую модель исследования общества. "Нужно было выбрать центром теоретических исследований и практических забот такой общественный элемент, интересы которого никоим образом не могли бы встать в противоречие с интересами личности. Таким элементом оказался труд, собственная, целесообразная, полезная деятельность личности, или, говоря конкретно, совокупность трудящихся классов общества, народ". Это произошло потому, что в конце прошлого столетия, "под звуки гимнов свободе, равенству и братству, были провозглашены "права человека". "Лишь с течением времени обнаружилось, что этот "человек" есть собственно "буржуа". Тогда политический вопрос осложнился вопросом социальным, и выступили на сцену права представителей труда и, главным образом, именно фабричных рабочих". Поэтому "основатели экономического материализма были в составе этой радуги, но, вооруженные гибкой, на все лады настраивающейся гегельянской диалектикой, они заняли при этом такую позицию, с которой стихийное представляется разумным и мечта осуществляется сама собою", - писал Михайловский [6]. Развивая идеи мыслителя, можко сделать вывод о том, что выдвижение на первый план экономического фактора, производственных отношений было обусловлено конкретно-историческими причинами. Отсюда можно сделать вывод об историчности и относительности основной марксистской парадигмы.
Поэтому, по мнению Михайловского, Марксов человек есть не реальный, а гипотетический, поскольку объяснять человека при помощи экономической детерминации значит понимать его узко и однобоко. "Политическая экономия построена на том предположении, что абсолютный, единственный двигатель человека есть стремле-
ние к наживе, к богатству, стремление взять со своего соседа как можно больше и дать ему в обмен как можно меньше" [9]. На наш взгляд, этот гипотетический человек, в силу конкретно-исторических особенностей периода классического капитализма, походил на реального человека и поэтому отождествлялся с ним, что нашло свое отражение в выводе: такова сущность человека. Но уже в конце века согласиться с этим выводом Михайловский, как и многие другие представители русской философской мысли, не мог.
В силу интенсивного развития капитализма политическая экономия, по сравнению с другими общественными науками, "более других имела право на звание науки; все-таки она больше других наука, чем юриспруденция, история, политика, этика. Это естественно вело к искушению отождествлять политическую экономию с социологией" [9]. Поэтому, как полагал Михайловский, политическая экономия претендовала на универсальность, претендовала на место социологии.
Михайловский искал причины экономического редукционизма, связывая их с тем, что "политическая экономия, даже при самом зарождении своем, имела действительно некоторый научный характер. Она действительно объясняла известный круг фактов общественной жизни, и это тем более бросалось в глаза, что все остальные отрасли изучения общества далеко от нее в этом отношении отстали. Политическая экономия систематизировала хозяйственные явления в том направлении и с той верой, что это круг фактов управления известными законами, о чем в других отраслях обществознания не было и помину" [111. Отдавая должное успехам политической экономии, Михайловский подчеркивал характер ее как частной науки, исследующей только одну, экономическую сферу общества.
Правомерно ли распространять экономические законы на другие сферы общества? Михайловский пытался ответить на этот вопрос, критикуя г. Жуковского, который "конечно, прав в том смысле, что общие законы механики и физики обязательны для всего сушего, в том числе и для явлений общественной жизни". "Однако, можно ли свести эти последние (законы общественной жизни. - А.Ю.) к законам механики и физики...", - спрашивал Михайловский [4]. Мыслитель правильно подчеркивал нссводимость высшего к низшему, правильно обращал внимание на специфику духовного в человеке и обществе, на невозможность понять эти
явления только при помощи экономических отношений. "Помимо того, что это не наука, а метафизика, в этой сущности меркнут все разноцветные грани явлений жизни и получается, вместо обещанного лучшего их понимания, невозможность объяснить их (законы общественной жизни. - А.Ю.) без грубейших натяжек..." [4]. На основании этих аргументов мыслитель делал вывод о невозможности распространения экономических законов на другие сферы общественной жизни, о невозможности понять общественные законы, опираясь только на экономические.
Позиция Михайловского заключалась в том, что политическая экономия, как и все другие общественные науки, входит как составная часть в социологию. "Есть или должна быть одна общественная наука социология; ее отделы занимаются различными сторонами общественной жизни; одна из этих сторон есть материальное благосостояние общества, изучение относящихся сюда явлений составляет одну из отраслей обществознания, которая не должна разрывать естественной теснейшей связи с целым", - писал Михайловский [11]. При целостном подходе к обществу ни один фактор, в том числе и экономический, не может выступать как детерминирующий все другие явления, хотя использовать его в строго ограниченных сферах необходимо для познания социальной действительности.
В социальном исследовании экономический фактор, по мнению Михайловского, в силу специфики исследования, можно принять только за "центральную нить". С равным успехом такой "центральной нитью" может быть и духовный фактор, но тоже только в рамках исследования, а не как единственная, все объясняющая причина общественного развития. В качестве примера такого подхода Михайловский приводит английского позитивиста Дж.Ст.Милля, который в отличие от Ту-ган-Барановского "вовсе не ищет "самой жилы" или сущности вещей, - он знает, что эта сущность для человеческого ума не постижима. Он даже вполне признает относительную слабость умственного фактора между другими общественными силами. Как мотиву человеческой деятельности, он представляет первое место "желанию увеличить материальный комфорт", но по таким-то и таким-то теоретическим и практическим соображениям он считает удобным принять умственный элемент за "центральную нить", с каждым последовательным звеном которой соединяются соответствующие звенья всех других про-
I
грессий" [4]. Суть подхода Михайловского заключалась в стремлении достигнуть единства, целостности в отображении многогранной картины общества с точки зрения целостности человека, антропологического принципа.
Абсолютизация экономического фактора приводит, по мнению Михайловского, к некой заданности исторического процесса, к финализму. Экономический материализм, проводя прямую линию от себя до древнего рабства, полагает, что "лежащее на этой прямой линии, неприкосновенно для нравственного суда, ибо все это было, во-первых, исторически необходимо, а во-вторых, служило подготовлением к нашему появлению, в нас познавших сущность исторического процесса, объективное слилось с субъективным, стихийное стало разумным", - с иронией отмечал Михайловский [6]. Эта изначальная, "железная необходимость", в определенной степени, присуща марксистскому пониманию исторического процесса.
Рассмотрение анализа Михайловским марксистской концепции общественного развития позволяет нам сделать следующие выводы: критика Михайловского звучит актуально в современных условиях, позволяет взглянуть на марксизм не как на единственно верное учение, а как на одну из многих концепций общественного развития, конкретно-исторически обусловленную и относительную. Мыслитель верно раскрыл исторические предпосылки выдвижения на первый план экономического фактора, производственных отношений как гносеологической модели объяснения общества в целом, тем самым оценив марксизм как экономический редукционизм. Мыслитель обратил внимание на антигуманизм марксизма, поскольку человек выступает средством реализации надличностной цели. В противовес подобной гносеологической модели, современные
концепции общественного развития выдвигают на первый план антропологический фактор. Михайловский удачно подметил гипертрофированный характер гегелевского рационализма, ведущего к схематизму в объяснении общественного развития, а в конечном счете, к схематизму марксистской концепции. Последующее развитие философской мысли (позитивизм и иррационализм) явилось реакцией на гегелевский рационализм и поэтому критика Михайловского не была субъективной и несправедливой. Правда, собственную концепцию общественного развития Михайловский разрабатывал в духе позитивизма, но это уже предмет отдельного рассмотрения.
1. Бердяев НА. Русская идея // Вопросы философии. 1990. №1. С. 135.
2. Зеньковский В.В. История русской философии: В 2 т. В 2 ч. Л., 1991. Т.1. 4.2. С. 170.
3. Маркс К, Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т.37. С.394-395.
4. Михайловский Н.К. Полн. собр. соч. Спб., 1914. Т.8. С.28-29, 321, 323, 326.
5. Гегель Г.В. Энциклопедия философских наук. М., 1974. Т.1. С. 133.
6. Михайловский Н.К. Полн. собр. соч. Спб., 1909. Т.7. С. 139, 154, 895-896, 913-916.
7. Гадамер Х.Г. Истина и метод. Основы философской герменевтики. М., 1988. С.426.
8. Гуревич А.Я. Теория формаций и реальная история // Вопросы философии. 1990. №11. С. 35.
9. Михайловский Н.К. Соч. Спб., 1896. Т. 1. С.314-315, 428-429.
10. Плеханов Г.В. Избранные философские произведения: В 5 т. М., 1956. Т.1. С.709.
11. Михайловский Н.К Соч. Спб., 1897. Т.6. С.286, 292.
Г.Е.БОРИСОВ
Интерес, личность, группа: к методологии исследования
Interest is a key motive of human activities. Interest is typical of an individual only. Group interest can be understood as a sum of individual interests it comprises. The stability of a group depends on the stability of the interests. A change of interest marks lack of stability in the
relations inside a group.
Едва ли не самой фундаментальной проблемой социологии является отношение человека к обществу и общества к человеку. Вокруг нес вращаются вопросы
диалектики свободы и исторической необходимости, субъективного и объективного, социального познания и деятельности, политики и экономики. История социоло-
