CC BY
140
УДК 947(470.11)+39(470.11)
А. Б. Пермиловская
КРЕСТЬЯНСКИЙ ДОМ В ФОЛЬКЛОРНОМ ПРОСТРАНСТВЕ РУССКОГО СЕВЕРА*
В статье отражено место народного жилища в традиционной модели крестьянского мироустройства Русского Севера. Крестьянский дом является одним из наиболее знаковых и символически сложных элементов традиционной культуры. Он наполнен глубочайшим мифологическим, практическим, человеческим и вселенским смыслом. В мифоритуальной и фольклорной традиции: преданиях, быличках, сказках, «прозвищных» песнях, свадебных и похоронных плачах, а также в жанрах фольклора речевых ситуаций: пословицах, поговорках, загадках - отражена повседневная культура северного дома. Отдельные части крестьянского дома, вещи выступают как культурный текст определенной исторически обусловленной знаковой системы.
In the article are discussed the place of the national dwelling of the traditional model in the Russian North peasant world. The peasant house is one of the most sign and symbolically difficult element of the traditional culture. It is filled by the deepest mythological, practical, human and universal sense. Mythological and folklore traditions: legends, fairy tales, "geographical", wedding and funeral songs and also genres of folklore of speech situations: proverbs, sayings, riddles reflect daily life culture of northern house. Separate parts of the house, things act as the cultural text of the certain historically caused sign system.
Ключевые слова: крестьянский дом, фольклор, традиционная культура, культурный ландшафт.
Keywords: peasant house, folklore, traditional culture, cultural landscape.
«Страной зодчих» называл Русский Север И. Э. Грабарь. Эта метафора точно характеризует высокую крестьянскую строительную культуру. Северные деревни, расположенные на берегу реки или озера, в открытом поле или на высокой горе, всегда господствовали над местностью, становились центром окружающего ландшафта. В традиционной картине мира дом - один из наиболее символически сложных элементов. Он является не только артефактом, но и знаком. На основании внешнего облика дома можно определить социальный статус, национальность, вероисповедание его владельцев.
Традиционный крестьянский дом наполнен глубочайшим мифологическим, практическим, человеческим и вселенским смыслом. Дом - это первое организованное пространство, в которое
* Исследование осуществлено при поддержке гранта РГНФ «Сибирь и Русский Север: проблемы миграций и этнокультурных взаимодействий. XIX - начало XXI вв.», проект № 1001 00470 - А.
© Пермиловская А. Б., 2010
человек погружается с момента своего рождения и которое обживает, осваивает и переустраивает во время своего существования в нем [1]. В мифических представлениях дом сравнивался с матерью, которая кормит и охраняет дитя, а также с материнским чревом, с наседкой, защищающей цыплят. Закрытое, обжитое пространство, где главенствовали такие атрибуты дома, как постель, печь, издавна осмыслялось как женское, в отличие от неуютного и «холодного» внешнего мира, в котором главную роль играл мужчина -землепроходец, строитель, завоеватель [2]. Для взрослого человека дом означал широкий круг понятий: кров, семью, некое определенное место на земле, в этом смысле слово «дом» традиционно используется как синоним «родины».
Слово «дом» рассматривалось в традиционной народной культуре как воплощение своего, родного, безопасного пространства, а привязанность к нему считалась добродетелью. В русском языке «дом» означает не только «строение для житья» или «избу со всеми ухожами и хозяйством», но и «семейство, семью, хозяев с домочадцами» [3]. В говорах Архангельской области слово «дом» кроме общераспространенного значения его как жилища имеет и другое значение -это «семья, люди, живущие вместе в одном доме и одним хозяйством... Вот на угоре только четыре дома и живут (Приморский район, с. Не-нокса). Фсе дома были по прозвишшам, а мало, мало было бес прозвишшеф (Онежский район, дер. Тамица) [4].
Для культурного ландшафта сельских поселений Русского Севера была характерна территориальная традиция - деление деревни на концы, части. Это было связано с проживанием в каждой части определенных групп семей. Здесь повсеместно сохранялись предания об основании поселений, память о родоначальниках, первых домах и традициях домостроительства. Ярким подтверждением этому является фольклорная традиция - «прозвищные» или «географические песни», записанные в Каргопольском и Плесецком, Мезенском, Лешуконском, Пинежских районах Архангельской области. Они относятся к жителям различных деревень, проживающих в едином кусте поселения.
Песни выполняли как функцию духовного освоения пространства, отражая высокую стабильность представлений об этноцентрической модели мира, так и функцию размежевания локальных групп. В них всегда можно выделить центр, соотносимый информаторами со своей деревней, в которой создавалась или исполнялась песня. «Прозвищные» песни отражают особенности культурного ландшафта северных деревень, особо ценятся деревни, расположенные на берегу озера, реки или на высокой горе. Кро-
ме того, они отражают профессиональные занятия крестьян разных деревень: «А в Титовской -учителя, учителя», «А в Ореховской плотники», «Что ёв Тороловской - приказчики», «А в Фроловской - плетут бураки», «А в Антипине - заводчики», «В Монастырской - перевозчики». Линию поведения и манеры: «А в Диме-нине - табачники», «А в Русанове куска не подадут», «В Кардышихе не работники», «А на Устье все люди - господа», «Шушеряна -шипуны, шипуны» (так называли каргопольских крестьян из-за особенностей их речи, в которой было много шипящих и свистящих звуков), «А в Еремине - седуны, седуны» (т. е. сидят дома, не гуляют), «Верхохона - все - обманщики». Религиозно-конфессиональную: «На Плеси - тарелочки - девки-староверочки», «А в Окулове -скрытники» (течение в старообрядчестве). Фамилии семейных групп: «А в Ганеськой - шама-ки, шамаки» (Шамаки), «Соболяна - тюрики, тюрики» (Тюрихины), «Климовские - поташи, поташи» (Поташевы) [5]. О жителях верховьев Пинеги, где был распространен промысел нищенство, пели: «Разве суряне не пляшут, разве песен не поют, разве по миру не ходят, разве им не подают?». Еще один пример географической песни, записанный Н. П. Колпаковой; она называет их «песни-самоскладки» с шуточными характеристиками местных деревень: «Горе - Смо-ленец, беда - Погорелец, Пылема - воровка, Усть-Вашка - Колотовка, тараканья дыра -Каращелье, не проедешь, не пройдешь мимо Ру-сомы, забегаешь, выбегаешь в грязну Чулосу, рас-форсиста деревнюшка Мала Резенька...» [6].
Условия жизни на Русском Севере вели к усилению семейных и общественных связей внутри поселений. Власть в большинстве районов возлагалась на «старших» и осуществлялась через разветвленные родственные отношения. К личному имени каждого русского добавляется имя его отца. Такие слова, как «родина», «народ», имеют тот же корень, что и слово «рождение», а слово «отечество» и «вотчина» тот же корень, что и слово «отец» [7]. Дом, сооруженный руками хозяина или его родителей, воплощает идею семьи и продолжения рода. В пословицах и поговорках отношение к дому выражено предельно просто и емко: «Дома и стены помогают», «Всякий дом хозяином держится», «Каково на дому, таково и самому» [8]. В северных колядках хозяин - месяц в дому, хозяйка - красно солнышко, дети - часты звездочки [9].
В фольклорных преданиях - быличках, сказках, загадках человек укрывается в доме от преследующих его врагов, которые не в силах переступить порог. О северном доме совершенно определенно можно сказать: «мой дом - моя крепость». Архитектура жилища Русского Севера,
формировавшаяся столетиями, к XIX в. обрела свой завершенный смысл и конкретный архитектурный образ, отразившийся в его конструктивно-планировочном решении. Практически все дома были двухэтажные. Жилые избы располагались на высоком подклете, используемом для хранения продуктов, хозяйственных нужд. Под одной крышей с жильем находились хозяйственные помещения: хлев для скота и поветь-сеновал, куда по широкому бревенчатому взвозу можно было въехать прямо на телеге или санях. Объединение жилья и двора под одной крышей давало возможность вести хозяйство, ухаживать за скотом в зимнее время, не выходя из закрытого помещения. Этот сложный бытовой комплекс прекрасно продуман в мельчайших деталях, предельно компактен и приспособлен к суровым условиям. Постепенно на Русском Севере, на просторах больших судоходных рек сложился классический вариант крестьянского дома, не встречающийся в других районах России и значительно более совершенный в архитектурном отношении. Северная изба отличалась большими размерами, обилием жилых помещений, в некоторых районах богатым резным декором, использованием полихромных росписей для украшения экстерьера и интерьера. Недаром местные жители свои дома называли «хоромами». Архитектурно-планировочная структура северного жилища - это отражение жизни и хозяйственной деятельности большой неразделенной семьи. Здесь под единым кровом жили вместе деды, отцы, сыновья, внуки общей семьей и хозяйством. Из таких домов выходило на полевые работы сразу по 20-25 человек, а в его хлевах содержалось до трех десятков голов скота [10].
В фольклорной интерпретации так описывается «идеальный северный дом»: «Там построено хоромное строеньицо - прорублены решотчаты окошечка, врезаны стекольчаты околенка, складены кир-пичны теплы печеньки, настлана полы да там дубовые, перекладинки положены кленовые. Пораз-ставлены там столики точеные, поразосланы там скатерти все браные. И положены там кушанья сахарные, и поставлены там питьица медвяные, круг стола да ведь все стульица кленовые. У хором стоит крылечко с переходами» [11].
Дом - это основное место жизненного пространства. Повседневная жизнь крестьянской семьи была ритуализированной, исполненной символического содержания. Семиотика внутреннего жилого пространства состоит из вертикальной и горизонтальной структур. Жилище Русского Севера развивалось в общем направлении русской культурной традиции, но имело свои ярко выраженные локальные модификации.
В вертикальном плане две границы (пол и потолок) делят дом на три зоны: чердак, жилое
пространство и подполье, - каждой из которых предписывается определённое содержание. Крыша может метонимически обозначать весь дом: «отчий кров», «жить под одной крышей». Любопытно, что крыша осмыслялась в числе женских элементов жилища, что отразилось в соответствующих пословицах и поговорках: «Чтоб тебе ни дна, ни покрышки», «Девка не без жениха, горшок не без покрышки» [12].
В жилом пространстве различают три вертикальные зоны. Это связано с тем, что в жилище любого типа существует особое пространство -культурный горизонт, в котором реализуется поведение человека, т. е. наиболее актуальное пространство по вертикали. Нижняя граница культурного горизонта манифестируется сидениями, местами для ночлега. Верхняя граница обычно расположена на уровне глаз. Своего рода эталонной плоскостью (серединой) культурного горизонта является стол - «престол в доме». Обычно все действия человека разворачиваются в границах культурного горизонта.
Горизонтальная структура дома является выражением внутренней планировки жилища. Важным конструктивным, культурно-символическим моментом внутренней планировки крестьянской избы считается оппозиция печь/красный угол. Красный угол указывал на полдень, на свет, на красную или божью сторону, печь - соответственно на тьму, на заход. Эта типология в системе народного миросозерцания была осмыслена как антитеза сакрального и мирского. Значимые элементы дома всегда обладают функцией границы. Эта функция присуща не только собственно границам - стенам, крыше, полу и т. п., но и печи, столу, окнам, двери [13].
Одна из функций дома - обеспечивать вход и укрытие от внешнего мира, выход во внешний мир, визуальное осуществление связи с ним. Поэтому дверь - один из важнейших элементов в семантической структуре дома. Она встречает каждого входящего в дом, т. е. контролирует вход и выход [14]. Как важный и необходимый элемент жилища может метонимически заменять дом. Назначение дверей предусматривает как соблюдение, так и преодоление границы; последнее, по народным представлениям, опасно для человека и требует особой регламентации и предупредительных мер. «Не всякому верь, запирай крепче дверь. Заступи чорту дверь, а он в окно» [15]. Закрытая дверь обеспечивает замкнутость дома и безопасность находящихся внутри людей (закрытую изнутри дверь в фольклорном мире нельзя открыть снаружи). По контрасту с неподвижным домом основной признак двери - движение [16]. «Двое стоят, двое лежат, пятый ходит, шестой водит?» (дверь) [17].
Всем действиям у входа/выхода приписывается высокая степень семиотичности. Порог олицетворяет границу дома. Вход и выход из дома осуществляется тогда, когда перейден порог. В повседневной жизни с порогом как с пограничным и потому опасным местом связывалось множество запретов: не разрешалось садиться или наступать на порог, здороваться или разговаривать через него, передавать друг другу что-либо через порог, особенно детей: «Через порог не здороваются. Через порог руки не подают. В притолоку молитвы заделывают, под порог заговоры кладут. Аучше подать через порог, чем стоять у порога. Вот тебе Бог, а вот тебе порог» [18].
С порогом был связан свадебный обряд, и если в обыденной жизни многие предписания и регламентации имеют факультативный характер, то в обрядовой ситуации они становятся обязательными. На свадьбе молодая, входя после венчания в дом мужа, не должна касаться порога, почему ее подчас и вносили на руках. Или, наоборот, она становилась на порог или прыгала с него со словами: «Кыште, овечки, волчок идет» [19]. В семейных обрядах, и особенно в народной медицине, с порогом связывается идея преодоления болезни, избавления от страданий, тоски. В Архангельской губернии на пороге лечили от испуга: больного ставили на порог, знахарка обходила его, держа в руках нож и топор, затем вонзала их в порог; при этом говорили: «Что сечешь? Испуг секу, топором зарубаю, ножом засекаю, боль и испуг унимаю» [20].
Окно - часть дома, наделяемая многообразными символическими функциями. Это нерегла-ментированный вход и выход, противопоставленный двери. Через окно не разрешалось плевать, выливать помои и выбрасывать мусор, так как под ним стоит ангел Господень. Вообще, «стоять под окном» в символическом аспекте обозначает быть нищим («Под одним окном выпросить, под другим съесть; Аучше подать в окно, чем стоять под окном») или посланцем Бога («В окно подать - Богу подать») [21]. В Заонежье запрет плескать грязную воду от мытья за окно в период от Пасхи до Вознесения объясняли тем, что «Христос с сумой под окнами ходит».
Символическая значимость и особая напряженность образа окна в мифопоэтической традиции определяется тем, что через этот образ реализуются такие общие семантические противопоставления, как внешний/внутренний, видимый/невидимый, и формируемая на их основе другая оппозиция - открытый/закрытый и, соответственно, опасный/безопасный. Через окно осуществляется многообразная связь с внешним миром. Оно оказывается началом или концом дороги, связывающим дом с чужим простран-
ством, чужим социумом [22]. «Ни в доме, ни снаружи, ни в небе, ни на земле» - здесь прослеживается место окна в рамках оппозиции внутренний/внешний. Особые циклы загадок посвящены таким разновидностям окон в типологическом плане, как «волоковые»: «У нас в избушке все поползушки», «И зиму и лето на полозу едут»; «Двину, подвину по белому Трофиму: спит Трофим, не ворохнется» [23].
В контексте «человек - дом - мир» в традиционной культуре окно соответствует как глазу, так и солнцу. Человек смотрит через окно (глаз) на мир (солнце), мир (солнце) - на человека через окно (глаз). Это подчеркнуто солярной символикой орнаментации оконных наличников и отражено в загадках: «Красная девушка в окошечко глядит» (солнце), «Из окна в окно готово веретено» (солнечный луч), «Погляжу я в окошко - стоит репы лукошко» (небо и звезды), «Стоит город, в городу 12 башен, в башне по 4 окошка, а из каждого окошка по семи выстрелов» (год, месяцы, недели и дни) [24]. Ориентация к зрению, солнцу и свету диктует пространственное расположение окон: на юг и восток или, как говорили на Русском Севере, «на лето» (Пи-нега), которая является частью общей ориентации дома по сторонам света. Это имеет большое значение в традиционной народной культуре и в культурном ландшафте сельских поселений.
Интерьер крестьянского дома имел несколько регламентированных частей - углов: «печной», «бабий кут», «красный», «задний» (у входа, под полатями), - которые являлись основными единицами пространства северной избы. Каждый угол имел свое название, причем существовала определенная иерархия углов и за ними было закреплено определенное назначение [25].
Красный угол - центральное, почетное место в доме - носил и другие названия: «передний», «старший», «большой», «святой», «божий». Если не реально, то условно красный угол ориентирован на юг или восток, что вводит его в круг пространственных и религиозно-этических представлений, связанных с движением солнца. Красный угол освещен более других углов в доме. В свою очередь, все в доме было сориентировано по отношению к нему. В оформлении красного угла и его символике велика роль христианских элементов: божница ассоциировалась с алтарем православного храма и осмыслялась как место присутствия самого Бога, а стол уподоблялся церковному престолу [26]. На образа в этом углу молились; в нем происходила трапеза и все отмеченные в религиозном и ритуальном плане события. С ним были связаны все торжественные события в жизни крестьянина: рождение, свадьба, похороны, проводы рекрута. Символическое осмысление стола в народной традиции во мно-
гом определялось его уподоблению церковному престолу. «Стол - это то же, что в алтаре престол, а поэтому сидеть за столом и вести нужно так, как в церкви» (Олонецкая губерния). В связи с этим не разрешалось помещать на столе посторонние предметы, так как это место самого бога. Здесь постоянно находился хлеб, чтобы обеспечить достаток и благополучие в доме: «Хлеб на стол, так стол престол: а хлеба ни куска - так и стол доска» [27]. В Архангельской губернии (Карелии) считалось грехом стучать по столу: «Не бей стола, стол - Божья ладонь». Место, занимаемое за столом, важнейший показатель семейного и социального положения человека. В традиционной крестьянской культуре место стола и участников было фиксированным не только во время праздничной, но и за повседневной трапезой.
Скатерть в народной традиции составляла единое целое со столом. На Русском Севере существует выражение «стол да скатерть» [28], символизирующее хлебосольство, гостеприимство. В некоторых диалектах русского языка скатерть называется «хлебосолкой, самобранкой», «садились за столы белодубовые, за скатерти браные, за яства сахарные, пития медвяные» [29]. Характер указанных обрядов говорит о древности происхождения скатерти и о том, что она, вероятно, не «моложе» стола.
Печь - наиболее мифологизированный и символически значимый предмет интерьера наряду с красным углом и закрепленным в нем столом. Печь является одним из сакральных центров дома: «Печь в дому - то же, что алтарь в церкви: в ней печется хлеб» [30]. Характер символического осмысления печи во многом предопределен тем, что поддержание домашнего огня и приготовление пищи были специфическими женскими занятиями, что нашло отражение в корпусе поговорок и загадок: «Печь нам мать родная», «Жена -что хате труба; муж - что на церкви глава», «Мать толста, дочь красна, а сын под облака ушел» (печь, огонь, дым). Они подчеркивают женское начало печи и метафорически закрепляют связь родственных, семейных отношений. Печь играет особую символическую роль во внутреннем пространстве дома, совмещая в себе черты центра и границы. Как вместилище пищи и домашнего огня она воплощает собой идею дома в аспекте его полноты и благополучия, метонимически может заменять дом в целом: «Дом без печи - нежилой дом», «Чего из избы не вытащишь?» (печь), - поскольку через печную трубу осуществляется связь с внешним миром, космосом: «Полна печь перепечей, а среди печи коро-вай?» (небо, звезды, месяц) [31]. Печь сопоставима с дверью и окнами, печная труба - это специфический выход из дома, предназначенный
в основном для сверхъестественных существ и субстанций: через трубу в дом проникает огненный змей и черт, а вылетает наружу ведьма, душа умершего, болезнь, доля, призыв, обращенный к нечистой силе [32]. Семиотическим статусом обладало в крестьянском доме «трубное дерево» -шест от «трубника», запирающего отверстие для выхода дыма в потолке. Его оберегали от падения с печи, поскольку это было недоброй приметой. Трубник расценивался как важная часть пути для душ умерших [33]: «Гул в трубе - душа покойника пришла» [34].
«Бабий кут» («бабий угол», «шомноша», «задоски», «запечье») - эта чисто женская часть избы располагалась около печи, и это название на Русском Севере также распространялась и на место за печью. Здесь проходила большая часть повседневной жизни северной крестьянки. Она стряпала, готовила для многочисленной семьи, поэтому здесь сосредоточено основное количество крестьянской утвари, посуды, хранились ручные жернова, не случайно другое название этой части - «жернов угол».
Женским и праздничным помещением была «горенка», «светелка», «светлица». Обычно она располагалась на втором этаже дома и отличалась особой чистотой, ухоженностью. Стены в горенке были оклеены обоями - «шпалерами», потолки окрашены в белый цвет. Кровать, расписной шкаф, диван, стол, застланный белой льняной скатертью, зеркало, лубочные картинки на стене - все это говорит о городском влиянии на уклад крестьянской жизни в середине - конце XIX в. (время появления горниц на Русском Севере). Но принцип расстановки мебели традици-онен для крестьянского дома: она, так же как и в избе, группируется вдоль стен. Часто в горенке стояли сундуки, причем их число, как правило, соответствовало числу девиц на выданье. Интерьер горенки, где жили в основном девушки - невесты на выданье, служил в определенном смысле отражением женского семантического статуса «рукодельности» невест этого дома.
О статусе горницы в семиотическом пространстве северного дома можно судить по фольклорным материалам. Это - почетное место в доме: «Все хвалился сердечно мое дитятко: было мистично во светлой, скажи светлице...»-, центр дома, где в определенных случаях собирается вся семья, происходят важнейшие события - часть свадебного обряда, прием гостей, прощание с умершим, хранятся самые ценные вещи: «Вся в собраньице любимая семеюш-ка... как во светлую собрались они горенку»; сакрализованное место смерти: «В светлой светлице попы стоят духовные, не молебенки они нонь воспевают, восприемна попы нонь поминают» [35].
Семиотический статус северного крестьянского жилища в его пространственной организации и вещей, его наполняющих, был достаточно устойчивым, традиционным. Он мог быть различным в определенных ритуальных ситуациях (например, дом несет совершенно разную «знако-вость» при свадьбе, похоронах, рождении ребенка, в повседневной жизни). Однако он мог также изменяться во времени, в социокультурном пространстве, что проявилось в конце XIX - начале XX в. Фольклорные традиции нашли яркое воплощение в том значении, которое дом занимает в сельском поселении, а также в целом как в культурном ландшафте, так и в традиционной модели крестьянского мироустройства Русского Севера. В мифоритуальной и фольклорной традиции: преданиях, быличках, сказках, «прозвищ-ных» песнях; свадебных и похоронных плачах, а также в жанрах фольклора речевых ситуаций: пословицах, поговорках, загадках - отражена повседневная культура северного дома. Отдельные части крестьянского дома, вещи выступают как культурный текст определенной исторически обусловленной знаковой системы.
Примечания
1. Гусева А. Ю. Кукольный дом как бытовое «зеркало» картины мира // Дом Человека (Экология социально-антропологических процессов): материалы межвуз. конф. 16-18 марта 1998 г. СПб., 1998. С. 42.
2. Щукин В. Г. Концепция дома у ранних славянофилов // Славянофильство и современность: сб. ст. СПб., 1994. С. 33.
3. Даль В. Толковый словарь живого великорусского языка. Т. 1. М., 2002. С. 427.
4. Архангельский областной словарь. Вып. 11. М., 2001. С. 360.
5. Дранникова Н. В. Песни о разных по наименованиям деревнях Каргопольского и Пудожского уездов Олонецкой губернии // Кенозерские чтения: материалы 1-й Всерос. науч. конф. «Кенозерские чтения». Архангельск, 2003. С. 49-64.
6. Песенный фольклор Мезени. Л., 1967. С. 188.
7. Биллигтон Д. Икона и топор. Опыт истолкования истории русской культуры / пер. с англ. М., 2001. С. 49.
8. Даль В. И. Указ. соч. С. 427.
9. Некрылова А. Ось вселенной // Северные просторы. 1993. № 9-10. С. 38-39.
10. Пермиловская А. Б. Крестьянский дом в культуре Русского Севера (XIX - начало XX века). Архангельск, 2005. С. 52-53.
11. Причитания Северного края, собранные Е. В. Барсовым. Плачи похоронные, надгробные и надмогильные. М., 1872. Ч. 1. С. 26-27.
12. Байбурин А. К. Жилище в обрядах представлениях восточных славян. Л., 1983. С. 177.
13. Там же. С. 133.
14. Цивьян Т. В. Дом в фольклорной модели мира (на материалах балканских загадок) // Труды по знаковым системам. Тарту, 1978. Т. 10. С. 68.
15. Даль В. И. Указ. соч. С. 386.
16. Цивьян Т. В. Указ. соч. С. 69.
17. Даль В. И. Указ. соч. С. 386.
18. Славянская мифология: энцикл. словарь. А-Я. М., 2002. С. 378-379; Даль В. И. Указ. соч. С. 260.
19. Байбурин А. К. Указ. соч. С. 137.
20. Славянская мифология. С. 380.
21. Даль В. И. Указ. соч. С. 1162.
22. Невская Л. Г. Семантика дома и смежных представлений в погребальном фольклоре // Балто-сла-вянские исследования, 1981. М., 1982. С. 110.
23. Байбурин А. К. Жилище в обрядах представлениях восточных славян. Л., 1983. С. 144.
24. Даль В. И. Указ. соч. С. 1162.
25. Даль В. И. Толковый словарь живого великорусского языка. М., 2002. Т. II. С. 824.
26. Львов А. Вот тебе бог, а вот и порог... // Родина. 1994. № 5. С. 119.
27. Даль В. И. Указ. соч. С. 714.
28. Там же. С. 714.
29. Лавонен Н. А. Стол в верованиях карел. Петрозаводск, 2000. С. 99; Даль В. И. Указ. соч. С. 606.
30. Магницкий В. Поверья и обряды (запуки) в Уржумском уезде Вятской губернии. Вятка, 1883. № 1.
31. Даль В. И. Указ. соч. С. 92, 799.
32. Львов А. Указ. соч. С. 21.
33. Логинов К. К. «Знак дерева» в русской избе Обонежья // Живая старина. 2000. № 2. С. 8.
34. Даль В. И. Указ. соч. С. 799.
35. Причитания Северного края, собранные Е. В. Барсовым. С. 169.
УДК 929.5
Е. А. Тарасова ГЕНЕАЛОГИЯ КАК СФЕРА КУЛЬТУРОЛОГИИ
В статье рассматривается понятие генеалогии в различных сферах научного знания. Разновариант-ное понимание предмета и объекта генеалогии ведет к поиску наиболее адекватной методологии изучения рода, следовательно, эту науку можно рассматривать как одну из сфер культурологии.
The article discusses the concept of genealogy in the various fields of scientific knowledge. A lot of variants understanding of the subject and object of genealogy is to find the most appropriate methodology for studying the genus, so that science can be regarded as one of the areas of Cultural.
Ключевые слова: культурная генеалогия, генеалогия, вспомогательная историческая дисциплина.
Keywords: cultural genealogy, genealogy, special historical.
В последнее время отмечается повышенный интерес гуманитарной науки к проблеме генеалогии. Между тем в этой сфере остается достаточно много проблем. Одна из них заключается в том, что понимать под «знанием о роде» и соответственно о предмете и объекте науки генеалогии. На сегодняшний день существует одно-
© Тарасова Е. А., 2010
временно несколько подходов к пониманию этой науки. Чаще всего генеалогия рассматривается как вспомогательная историческая дисциплина, изучающая историю родов, происхождение отдельных лиц, занимающаяся установлением родственных связей, составлением родословий. Кроме того, генеалогия представляется как наука, изучающая культурные аспекты жизни и деятельности поколений. Наконец, генеалогия определяется как наука о родовой памяти и ее развитии в представлении человека. В словаре Брокгауза и Ефрона дается определение генеалогии как «систематического собрания сведений о происхождении и родстве родов и фамилий» [1]. И действительно, генеалогия появилась как отрасль практического знания, изучающая исторический процесс. Потребность в ней возникла вместе со становлением человеческого общества и развивалась наравне с ним. Генезис генеалогии связан с эпохой средневековья, где большое место отводилось становлению новых общественных отношений и формированию рыцарских орденов, в которых важное место отводилось происхождению членов ордена.
В России первые указания по генеалогии стали известны в XIV в. (сведения по родословиям), а в XVI в. появились первые частные родословные росписи, заключающие списки членов одного рода или нескольких близких родов. Древнейший «Государев родословец» относится к 1555 г. С уничтожением в 1682 г. местничества была учреждена Палата родословных дел (существовавшая до 1700 г.), где в конце XVII в. была составлена «Бархатная книга». Таким образом, началом развития отечественной научной генеалогии можно считать конец XVIII в., когда появляются первые издания генеалогических источников и первые генеалогические исследования (труды М. Г. Спиридонова, например). После опубликования родословных справочников П. В. Долгорукова, В. В. Румеля и В. В. Голуб-цова, А. Б. Лобанова-Ростовского генеалогия начинает рассматриваться как вспомогательная историческая дисциплина. Уже в конце XIX - начале XX в. в учебных заведениях читаются первые курсы по генеалогии (избран курс Л. М. Савелова), создается Российское генеалогическое общество, издававшее свои труды в 1897-1920 гг. в Санкт-Петербурге. Его первым председателем был великий князь Георгий Михайлович. В Москве в 1904-1922 гг. работало Историко-родословное общество, председателями которого были Л. М. Савелов и Н. П. Чулков, издававшие журнал «Летопись» (всего было издано 44 выпуска в 1905-1915 гг.). В послереволюционной период ряд генеалогических исследований был опубликован в «Русском Евгеническом журнале», издаваемом Русским евгеническим обществом, существовав-
