CC BY
19
Рго настоящее
Марина ТИМАШЕВА
КОТИЛЬОННЫЙ ЗНАЧОК
В театре-мастерской Петра Фоменко впервые в истории инсценирована и поставлена повесть Осипа Мандельштама «Египетская марка». Одноименный спектакль -режиссерский дебют Дмитрия Рудкова - выполнен в рамках программы «Пробы и ошибки», инициированной несколько лет назад самим Петром Фоменко.
Первое впечатление - программка к спектаклю, выполненная художником Александрой Дашев-ской как точное подобие книжки, вышедшей в издательстве «Прибой» в 1928 году. Чувственная память хранит эту старую, шероховатую обложку, и кажется, что прикасаясь к программке, совершаешь путешествие во времени. Оно будет продолжено спектаклем: в нем, как и в повести, запечатлена атмосфера эпохи. Действие происходит в Петрограде, в 1917 году, после Февральской революции.
Короткое произведение составлено тремя минисюжетами : еврейский портной крадет у заказчика пошитую для него визитку (то есть мужской однобортный сюртук); народ чинит расправу над вором, которой Парнок со своим другом, священником Отцом Бруни, пробует помешать; приезжает в Петербург и умирает от инфлюэнцы итальянская певица Анджолина Бозио. Все эти истории излагаются непоследовательно, без видимой связи друг с другом, и вычитывают-ся из текста с огромным трудом.
«Я не боюсь бессвязности и разрывов. Стригу бумагу длинными ножницами.
Подклеиваю ленточки бахромкой. Рукопись - всегда буря, истрепанная, исклеванная.
Она - черновик сонаты. Марать -лучше, чем писать. Не боюсь швов и желтизны клея» - так сам Мандельштам обосновывает бессюжетность прозы прямо в тексте «Египетской марки»1.
И там же: «Страшно подумать, что наша жизнь - это повесть без фабулы и героя, сделанная из пустоты и стекла, из горячего лепета одних отступлений, из петербургского инфлюэнцного бреда. Розовоперстная Аврора обломала свои цветные карандаши. Теперь они валяются, как птенчики, с пустыми разинутыми клювами. Между тем во всем решительно мне чудится задаток любимого прозаического бреда»2.
Литературоведы называют повесть Мандельштама «криптографической». Это как будто прочитанный целиком «список кораблей», всех тех осей, на которых держится европейская культура.
«Количество чужих текстов, которыми оперирует память писателя, по отношению к объему повести огромно и не связано только с русской литературой. В "Египетской марке" наряду с цитатами, образами и силуэтами из творчества Достоевского, Пушкина, Гоголя, Розанова, Анненского, Толстого, Хлебникова и других писателей, можно встретить аллюзии, героев и детали из произведений Бальзака, Стендаля, Флобера, Анатоля Франса, Гёте; связанные и с отсылками к другими видам искусства
' Мандельштам О. Египетская марка. В кн.: Мандельштам ОЭ. Собрание сочинений в 4-х томах. М.: Арт-бизнес центр, 1993. Т. 2. С. 482. http://rvb.ru/mande1stam/01text/ vo1_2/03prose/2_242.htm
2Мандельштам О. Там же. С.493
(живописи - пейзажам художников барбизонской школы,картине "Похищение сабинянок" Джованни Тьеполо; архитектуре - творениям Джакомо Кваренги, который в эпоху императрицы Екатерины II построил ряд общественных зданий; музыке - музыкальным произведениям или упоминаниям Генделя, Шумана, Баха, Бетховена, Моцарта, Листа, Шуберта, Шопена, Скрябина; театре - танцующем актере Соломоне Михоэлсе (ему Мандельштам посвятил свой очерк, один из персонажей которого - еврейский портной)... Наряду с этим в "Египетской марке" присутствуют отсылки к реальным лицам культурной жизни Москвы, Петербурга, Киева - Анджолине Бозио, Валентину Парнаху и Софии Парнок, Оскару Грузенбергу, Генриху Рабиновичу, ротмистру
Кржижановскому, полицмейстеру Петербурга 1917 г. и другим. При этом мозаика из цитат, клише и культурных силуэтов переливается ассоциативно, очень часто беспричинно, поначалу напоминая беспорядочно собранные кусочки старой порванной карты»3.
Объяснять приходится практически все. Даже само название повести. Оно, по мнению О. Ронена, «было мотивировано тем, что ее героя Парнока в школе звали "египетской маркой". Оказалось, что в Египте когда-то существовал целый промысел жуликов, сводивших почтовые печати с гашеных марок, чтобы их можно было снова использовать. Поэтому некоторые стандартные выпуски начала века, с изображением сфинкса на фоне пирамид, печатались на бумаге, покрытой особым растворимым
Сцена из спектакля «Египетская марка» Фото В. Ярошевича
3 Костова-Панайотова М. «Египетская марка Мандельштама - между текстом и цитатой». http://gisap.eu/ru/ node/12492tcomment-12840.
Рго настоящее
составом, так что при попытке смыть штемпель сходил и весь рисунок. Этот курьезный филателистический сюжет увязывался и со второй школьной кличкой Парнока, "пятновыводчик". Потом были прочитаны и опубликованы черновые наброски к "Египетской марке". Отличный чтец почерка Мандельштама, С.В. Василенко, разобрал неожиданное первоначальное заглавие повести: "Египетская цапля" (очевидно, имелся в виду либо кривоносый ибис, иероглиф хеб, либо серая цапля с хохолком на макушке, иероглиф бену, отождествлявшаяся с фениксом). Переход одного замысла в другой неясен»4.
Тоненькая повесть Мандельштама требует, честно говоря, пояснений буквально каждого слова, и не приходится удивляться, что в 2012-м году в издательстве ОГИ вышли 500-страничные комментарии О. Лекманова, М. Котовой, О. Репиной, А. Сергеевой-Клятис и С. Синельникова5.
О. Лекманов: «Уникальность в том, что эта повесть написана Мандельштамом, мышление которого вообще чрезвычайно прихотливо и не слишком похоже на мышление даже самых близких ему современников. "Египетская марка" писалась в тот период, когда у Мандельштама была стиховая пауза. Это своего рода сублимация поэзии, и сложность повести еще и отсюда»6
«Сублимация поэзии», «криптограмма», «ребус», «новая повествовательная модель, чья фраза сгибается под тяжестью литературной культуры и традиции»7, «автобиографические импрессионистические зарисовки одного из лидеров акмеизма»8. Отсутствие сюжета, завязки и развязки, героя (с этим, правда, спорила Н.Я Мандельштам,
которая была недовольна тем, что в центре снова, как и в XIX веке, оказался герой - Парнок), исчезновение центрального персонажа к финалу рассказа.
И что делать театру со всем этим бессюжетно-безгеройно-бездейст-венным культурным богатством?
Режиссер «прокомментировал» «Египетскую марку», но не учеными словами, а визуальными и музыкальными образами. «Комментарий» получился исключительно драматичным и эмоциональным.
В эпиграф к повести Мандельштама вынесены слова : «Не люблю свернутых рукописей. Иные из них тяжелы и промаслены временем, как труба архангела»9.
Дмитрий Рудков развернул рукопись, и не нашел в ней ничего тяжелого и промасленного. Конечно, из нее ушли отдельные фрагменты текста (не все ассоциативные ряды подвластны переводу), зато добавлены кусочки «Четвертой прозы», очень актуальной статьи Мандельштама «Художественный театр и слово», а также его стихи, созвучные повести («На страшной высоте блуждающий огонь.» и «Золотистого меда струя.»). Театральное повествование разворачивается в сознании Парнока (инсценировка Рудкова и Марии Козяр). Основными мотивами становятся: гибель культуры Серебряного века и предчувствие катастрофы.
«...Чудовищный корабль на страшной высоте Несется, крылья расправляет... Зеленая звезда, в прекрасной нищете Твой брат, Петрополь, умирает. Прозрачная весна над черною Невой Сломалась, воск бессмертья тает... О, если ты звезда, - Петрополь, город твой,
Твой брат, Петрополь, умирает!»10
4 Ронен О. Марки. http://www. pergam-cJub.ru/book/6476.
5Осип Мандельштам. Египетская марка. Пояснения для читателя/ Составители: О. Лекманов, М. Котова, О. Репина, А. Сергеева-Клятис, С. Синельников. - М.: ОГИ (Объединенное Гуманитарное Издательство), 2012.
6Олег Лекманов: «В мандель-штамоведении до сих пор очень много дыр» http://www.lechaim.ru/ ARHIV/243/íntervíew.htm.
7 Лежнев А. Литературные заметки. //Печать и революция, 1925, № 4. С. 151.
8 Фиш Г. Режиссер Галкин в центре мира//КГв, 30.06. 1925.
9 Мандельштам О. «Египетская марка». Там же. С. 465.
"Мандельштам О. «На страшной высоте блуждающий огонь,...» Там же. Т. 1. С. 134.
Театральный дневник
Спектакль сыгран на узкой полоске маленького зала и на фронтальных, по большей части, мизансценах, ансамблем из семи стажеров театра. Именно сыгран - как музыкальное произведение - не только голосами и инструментами, которыми актеры вполне владеют, но и старинными вещицами: постукивает ключ Морзе, подвывают стеклянные бокалы, стрекочет швейная машинка, жужжит «мельница-шарманка». «Центробежная сила времени разметала наши венские стулья и голландские тарелки с синими цветочками. Ничего не осталось. Тридцать лет прошли как медленный пожар. Тридцать лет лизало холодное белое пламя спинки зеркал с ярлычками судебного пристава. Но как оторваться от тебя, милый Египет вещей? Наглядная вечность столовой, спальни, кабинета»11.
Все эти предметы, «милый Египет вещей», а среди них - еще и миниатюрные макеты исторических зданий города - выставлены на пол перед зрительскими рядами и создают иллюзию заниженной линии горизонта. Актриса Наджа Мер говорит: «Для меня Петербург -очень красивый город. Но у меня всегда было ощущение, что небо очень низкое. А художник спектакля придумала положить на пол разные предметы в одну линию, и это очень верное решение: как будто все низко находится»12.
Предметы в спектакле не только наделены собственными голосами-мелодиями, они одушевлены. На задник-занавес сцены нашиты светлые льняные пиджаки, сюртуки, рубахи. Из их рукавов появляются музыкальные инструменты, и льется мелодия, и кажется, будто ее исполняет сам мистический город. Эффектный аттракцион не
самоценен, он не противоречит автору, но полностью соотнесен с текстом Мандельштама, в котором вещь как будто живет самостоятельной жизнью: «С вечера Парнок повесил визитку на спинку венского стула: за ночь она должна была отдохнуть в плечах и в проймах, выспаться бодрым шевиотовым сном. Кто знает, быть может, визитка на венской дуге кувыркается, омолаживается, одним словом, играет?»13
В эпизоде самосуда, казни вора над головами зрителей по движущейся ленте едут черные пиджаки и сюртуки, и - зажатая ими со всех сторон - белая рубаха в кровавых пятнах. А когда погибает Отец Бруни (Дмитрий Захаров), рядом с ней повисает ряса священника. И следом - напоминанием о будущих расправах над теми, кого народ винил во всех своих бедах, - по той же ленте полетят одни только окровавленные рубахи. «Ах, Мервис, Мервис, что ты наделал! Зачем лишил Парнока земной оболочки» - из вопроса, обращенного в повести к укравшему визитку
11 Мандельштам О. «Египетская марка». Там же. Т. 2. С. 465.
12 Интервью Наджи Мер. http://rus.ruvr.ru/radio_ Ьтат/96017949/2254Ш1/
13Мандельштам О. «Египетская марка». Там же. С. 466.
Ф. Малышев - Парнок, Н. Мэр - Прачка. Фото Л. Герасимчук
портному, в театре рождается драматически-выразительный образ смерти: одежда, отделившаяся от человека.
В повести Мандельштама очень много - о музыке: «Громадные концертные спуски шопеновских мазурок, широкие лестницы с колокольчиками листовских этюдов, висячие парки с куртинами Моцарта, дрожащие на пяти проволоках, — ничего не имеют общего с низкорослым кустарником бетховенских сонат. Миражные города нотных знаков стоят, как скворешники, в кипящей смоле. Нотный виноградник Шуберта всегда расклеван до косточек и исхлестан бурей. Когда сотни фонарщиков с лесенками мечутся по улицам, подвешивая бемоли к ржавым крюкам, укрепляя флюгера диезов, снимая целые вывески поджарых тактов, — это, конечно, Бетховен; но
когда кавалерия восьмых и шестнадцатых в бумажных султанах с конскими значками и штандартиками рвется в атаку, — это тоже Бетховен. Нотная страница - это революция в старинном немецком городе»14.
В спектакле много самой музыки: «Stabat Mater» Перголези, «Соловушка» Чайковского и «Чижик-пыжик», то есть звуковая среда эпохи представлена духовной музыкой, музыкой светской и городским фольклором. Самым тщательным образом разработана голосовая партитура спектакля, стихи читают превосходно, не по прозаической (смысловой), но по поэтической, мелодической логике (что значит школа Фоменко!). Слушать их в таком исполнении - подлинное наслаждение. «Истинный и праведный путь к театральному осязанию лежит через
Ф. Малышев - Парнок, Д. Смирнов - Мервис. «Египетская марка» Фото В. Ярошевича
14 Мандельштам О. «Египетская марка». Там же. С. 480-481.
Театральный дневник
слово, в слове скрыта режиссура. В строении речи, стиха или прозы дана высшая выразительность»15.
Режиссер Дмитрий Рудков насыщает спектакль еще и собственно театральными ассоциациями. Возьмем появление героя повести. У Мандельштама он описан так: «Человечек в лакированных туфлях, презираемый швейцарами и женщинами... Есть люди, почему-то неугодные толпе; она отмечает их сразу, язвит и щелкает по носу. Их недолюбливают дети, они не нравятся женщинам. Парнок был из их числа. Товарищи в школе дразнили его «овцой», «лакированным копытом», «египетской маркой» и другими обидными именами. Мальчишки ни с того ни с сего распустили о нем слух, что он «пятновыводчик», то есть знает особый состав от масляных, чернильных и прочих пятен, и нарочно выкрадывали у матери безобразную ветошь, несли ее в класс, с невинным видом предлагая Парноку «вывести пятнышко»16. Не случайно исследователи выводят Парнока из гоголевского Акакия Акакиевича, достоевского капитана Голядкина, коллежских асессоров - всех «маленьких людей» великой литературы.
Парнок в спектакле тоже носит лакированные туфли, но выглядит иначе. Эта роль отдана Федору Малышеву - молодому, высокому, красивому актеру (в Театре Фоменко играет Санина в «Русском человеке на rendezvous» и Годунова-Чердынцева в «Даре»). Лицо его густо набелено, на нем нарисованы черные, изломанные горькой складкой брови. Иными словами, это маска Пьеро, игравшая весьма существенную роль в культуре Серебряного
века - достаточно вспомнить «Балаганчик» Блока, Мейерхольда в роли Пьеро в собственном спектакле, грим и костюм «черного Пьеро» Александра Вертинского. Длинные тонкие руки Малышева танцуют в воздухе так, как будто молодой актер видел выступления Вертинского. Перед нами не «маленький человек», но Поэт. Как будто в его сне рождается сложный полифонический сюрреалистический спектакль. Такое решение вполне обоснованно. Глеб Струве, а за ним и другие исследователи считают прототипом Парнока поэта Валентина Парнаха. В конце 20-х годов 20-го века в его переводе с испанского вышел стихотворный сборник «Поэты - жертвы инквизиции». Название существенно в контексте судьбы Мандельштама. Более того, в Парноке обнаруживаются черты самого Осипа Эмильевича. А в повести рассказ ведется сначала от третьего лица, а потом - к финалу, совершенно внезапно - от первого: « Какое наслаждение для повествования от третьего лица перейти к первому! Это все равно что после мелких и неудобных стаканчиков-наперстков вдруг махнуть рукой, сообразить и выпить прямо из-под крана холодной сырой воды»17.
Режиссер досочинил отношения персонажей, которых в самой прозе нет. Бывший ротмистр Кржижановский (его играет сам Руд-ков) - спина прямая, мысли и того прямее, лязгает шпорами, презирает все живое - становится Арлекином, антиподом Пьеро, олицетворенным виновником творящихся насчас-тий. Изнуренному нуждой, голодом и лихорадкой Парноку мерещится итальянская певица Анджолина Бозио. Она приехала в Северную Венецию и умерла от простуды в
15 Мандельштам О. «Египетская марка». Там же. С. 335.
16 Мандельштам О. «Египетская марка». Там же. С. 477.
17 Мандельштам О. «Египетская марка». Там же. С. 494.
Pro настоящее
1859 году. «Она упала ничком. Мне очень грустно. А вам смешно?»18. Ассоциативная память увязывает реальную женщину не только с бло-ковской Коломбиной, но и с вымышленным образом итальянца - «импровизатора любовных песен» - из «Египетских ночей» Пушкина (этот спектакль шел в театре в постановке самого Фоменко).
Роза Шмуклер играет несчастную Анджолину обворожительной женщиной, трогательной певуньей и, в то же время, Прекрасной Дамой. Экзотической певчей птицей, погибшей от русского холода и петербургского морока. В спектакле Парнок влюблен в Анджолину Бозио, а еврейский портной Мер-вис (Дмитрий Смирнов) - в прачку (Наджа Мэр). Это сделано исключительно театральными, актерскими средствами, сыграно на полутонах и изящной нюансировке. Отношения второй пары столь же романтичны, сколь комичны, и отзываются историей пушкинских Наины и Финна. Когда же Мервис заводит речь о своем ремесле, он тоже становится Поэтом. Мервис, Парнок, Анджолина - скитальцы, оказавшиеся не в том месте и не в то время. В «печальной Тавриде», куда их судьба занесла. «Золотое руно, где же ты, золотое руно?
Всю дорогу шумели морские тяжелые волны,
И, покинув корабль, натрудивший в морях полотно, Одиссей возвратился, пространством и временем полный...»'9
Одиссей рассчитывал найти в Тавриде разгадку своего будущего. Надеялся открыть ее Осип Мандельштам. Надеемся мы. Самочувствие сходно до дрожи, до озноба.
Главными героями спектакля, как и повести «Египетская марка, оказываются время и пространство. Две крестовины, на которых распят Поэт. Истончающийся воздух прекрасной, лишенной опор, культуры, истаивающий ее силуэт, болезненно распадающаяся связь исторических эпох, тектонический разлом, пролегающий между Серебряным и Железным веком, утрата прежних смыслов, ощущение одиночества и чужеродности, страха человека, отпавшего от времени.
«Ведь есть же на свете люди, которые ...к современности пристегнуты как-то сбоку, вроде котильонного значка», - писал Ман-дельштам20. Котильонный значок пристегивали на балах к фракам и платьям, и если изображения совпадали, мужчина и женщина вставали в пару. Так и этот спектакль встает в пару со временем, не навязываясь ему, «как-то сбоку» - как и подобает настоящему поэтическому театру, созданному Петром Фоменко и продолженному его учениками.
Ф. Малышев - Парнок. «Египетская марка» Фото Л. Герасимчук
18 Блок А. «Балаганчик». В кн.: Александр Блок. Собрание сочинений в 8 т. Т. 4. М.: Государственное издательство художественной литературы, 1962. С. 21.
19 Мандельштам О. «Золотистого меда струя...». Там же. Т. 1. С. 128.
20 Мандельштам О. «Египетская марка». Там же. Т. 2. С. 472-473.
