CC BY
108
СИСТЕМА КООРДИНАТ
УДК 172.16 (327:316.4)
Антонович И. И.
Космополитизм как тенденция социально-политической парадигмы европейского общественного процесса
Антонович Иван Иванович, доктор философских наук, профессор, заслуженный деятель науки Республики Беларусь, действительный член Российской Академии социальных наук, профессор ИППК при МГУ имени М.В. Ломоносова, Чрезвычайный и Полномочный посол.
E-mail: [email protected]
Европейское сообщество столкнулась с непростой ситуацией острого противоречия между экономической взаимозависимостью государств - членов и национальными политическими приоритетами. В качестве преодоления данного противоречия европейская социология предложила космополитизм как новую наднациональную форму сознания. Признавая необходимость для России, Украины и Беларуси дальнейшего сотрудничества с ЕС, автор рассматривает развитие Евразийского союза как условие сотрудничества его членов с ЕС.
Ключевые слова: Европейское сообщество, европейская социология, космополитизм, глобализация, региональное сотрудничество.
К началу XXI столетия глобализация стала свершившимся фактом, охватившим мир процессами сотрудничества и взаимозависимости. В ее основе - функционирование единого мирового финансово-экономического пространства (NyLonKong - такая аббревиатура употребляется для характеристики трех крупнейших банковских центров мира - Нью-Йорка, Лондона и Г онконга, к ним можно было бы добавить еще два-три не столь могущественных центра). С помощью финансовых транзакций многомиллиардные суммы денег меняют владельцев одним щелчком мышки в ходе биржевых операций, триллионные состояния превращаются в прах, а пресса сдержанно комментирует, что «взорвался очередной финансовый пузырь». Потребителю эта сложнейшая структура внешне предстает как универсальная кредитная, неисчерпаемая среда обеспечивая программы развития и предпринимательские инициативы. Накачиваемая избыточными потоками спекулятивных финансов, она поощряет
взлет деловой активности, который неизменно заканчивается упадком. Причем периоды упадка продолжительнее периодов подъема. В результате создается состояние непрерывного кризиса. Не разрушая цепочки взаимозависимости, финансово-кредитные операции в свои кризисные периоды сильно ослабляют позитивные аспекты глобализации. Выхода из этой ситуации сегодня нет ни у одного государства мира.
Исходя из этого, на стыке XX-XXI вв. в европейской социологии сложилась школа во главе с известным немецким социологом Ульрихом Беком - школа, занятая поиском новых глобальных структур власти, которые в наибольшей степени отвечали бы реальностям современного мира и которые могли бы предотвращать экономические коллапсы и злоключения, на которые столь богата история первого десятилетия XXI столетия.
Исследователи этой школы различают мир до глобализации как эпоху модерна, а мир после глобализации -как эпоху постмодерна (примерно эпоха нулевых). В эпоху модерна главными субъектами мировой истории были национальные государства, а их задачей было укрепление границ, активная защита своих интересов в сотрудничестве с другими государствами через союзы государств, а часто и откровенные военные действия. В эпоху модерна проблемы социального неравенства, бедности рассматривались исключительно в рамках национальных государств. Как правило, наиболее успешным из них была свойственна демократическая структура, предполагающая гибкую и подвижную социальную иерархию, частые перемены структур власти. Государственная этика концентрировалась вокруг «исключения другого» - настороженного и, можно сказать, защитительного отношения к другим государствам, ревнивое отслеживание процессов их развития, обретения мощи и т.д. Экономика развивалась в контексте рыночных отношений, первичными среди которых были национальные рынки, а мировые рынки были уже вторичным фактором. Структура политической власти ограничивалась государством, определявшим и защищавшим территорию государства, а само государство позиционировало себя как национальное.
В эпоху постмодерна, совпадающую со становлением глобального мира, национальные границы стали прозрачными. Если отдельные союзы, например, Евросоюз вообще изъяли визовые ограничения внутри своих границ, то в других регионах мира они были заметно ослаблены, а мотивация предпринимаемых действий, анализ современной ситуации осуществляется через мощные «сети» - экономические, информационные, политические и т.д. Проблемы бедности и неравенства стали транснациональными. Положение в наиболее бедных странах мира стало заботой крупных международных организаций.
В конце ХХ - начале XXI вв. обрели особую интенсивность процессы миграции. Так бедные регионы решают проблемы нищеты, позволяя свободно передвигаться миллионам из бедных регионов Юга в развитые страны Севера, серьезно нарушая демографический баланс и создавая очаги острейшей напряженности, которыми стали умело пользоваться разного рода террористические и мафиозные структуры. Производство по характеру и целе-полаганию стало глобальным и универсальным. Для увеличения задач роста, производительности труда и обретения новых уровней экономического благополучия применяются повсеместно почти одинаковые научнотехнические новации, социальные инициативы, новые формы управления. В мире стало создаваться глобальное политическое пространство, которое чаще всего характеризуется как постнациональное. Структуры реального контроля над процессами производства и распределения перемещаются из национальных центров власти в наднациональные сегменты менеджмента, субъектами которых выступают транснациональные корпорации1.
Глобальные экономические, финансовые, телекоммуникационные процессы стали развивать свою собственную социально-экономическую динамику: сегодня угроза не инвестировать капитал в ту или иную страну и в ту или иную отрасль промышленности по своим последствиям может быть опаснее угрозы военного вторжения.
Это явное сужение компетентности и способности национальных государств контролировать глобальные процессы, направлять их развитие и использовать в национальных интересах толкают многих исследователей на путь поиска новых глобальных космополитических структур политической власти, которые компенсировали бы обнаружившуюся неадекватность национальных государств и создавали бы новое глобальное политическое поле, функционирование которого было бы соизмеримо с производственно-экономическими, финансовыми и информационными взаимозависимостями современного мира. В этой связи особое внимание уделяется образовавшимся региональным союзам - Евросоюз, НАФТА (Североатлантическая организация свободной торговли), ШОС, БРИКС и др. Учащается появление неформальных структур политического влияния, таких как Бильдербергский клуб, Тройственная комиссия, которые, конечно же, не могут отдавать распоряжения и приказы, годные для всего мира, но обладают мощными рычагами скрытого влияния на мировые процессы2.
Озабоченность будущим политическим равновесием возрастает. В современном мире всего несколько государств - США, Китай, Россия - могут формировать собственную политику, имеющую глобальные мировые последствия и способны решать свои задачи, так сказать, в одиночку. Ни одно из этих государств не может существовать без активнейшей вовлеченности в процессы глобальной взаимозависимости. Просто каждое из них способно эффективнее других вырабатывать свою собственную политику и реализовывать ее, опираясь на существующие
1 См.: Beck U. Power in the Global Age. Frankfurt, Suhrkaupf Verlag, 2005. Pp. 16-34.
2 The New York Times. 17 September, 1999.
Ульрих Бек (Ulrich Beck; р. 1944), немецкий социолог и политический философ, профессор Мюнхенского университета и Лондонской школы экономики, автор концепций «рефлексивной модернизации» и «общества риска». Фото с сайта http://ihned.cz/attachment.php/310/31758310/ aotu48F7GJKLMNjl6Wcdeghqz0129Amn/46C_ jaros01_R22_2011_s.jpg
союзы и объединения, но и тогда действуя, если это надо, по собственной инициативе. Госсекретарь Президента Клинтона Мадлен Олбрайт на исходе ХХ столетия сформулировала эту формулу для Соединенных Штатов очень точно: «Мы будем действовать многосторонне, когда это возможно, и односторонне, когда это необходимо»1.
О становлении какой-то особой «космополитической» Европы мечтали европейские мыслители на протяжении многих веков. К сожалению, чем больше они мечтали, тем больше это оборачивалось новыми войнами и столкновениями, когда ведущие европейские государства Великобритания, Франция, Германия стремились навязать свое видение космополитизма как господствующее.
Что касается истоков европейского космополитизма и страсти к объединению, то его сформулировал итальянский мыслитель Бенедетто Кроче еще в 1932 г., когда современная ему Италия развивалась в условиях диктатуры Муссолини. «Во всех частях Европы мы сегодня наблюдаем рождение нового сознания, новой национальности - нации уже более не являются тем, чем мы их считали раньше, природными явлениями. Сегодня мы рассматриваем нации как исторические формирования. Так же, как семьдесят лет тому назад, неаполитанцы, пьемонтцы решили стать итальянцами не путем отказа от своей собственной национальности, а сливаясь в одно государственное образование, так французы и немцы, итальянцы и другие когда-нибудь станут европейцами. Они будут думать, как европейцы. Их сердца будут биться в унисон. Большие страны не будут забывать о малых и будут помогать им в развитии»2.
Заметим, что процессы объединения и космополитизма Б.Кроче рассматривал еще в контексте становления национальных государств. Действительно, почти во всех национальных государствах Западной Европы в начале ХХ в. региональные различия были так велики, что те же пьемонтцы, бретонцы, провансальцы и другие говорили на разных языках и подумывали о независимости. Сегодня процесс намного сложнее. Поскольку уже существует единое экономическое пространство, обеспечивая всеобщую связь производства в мировых масштабах, постольку речь идет о том, чтобы, сливаясь в региональные союзы, государства отдавали часть своего суверенитета в общее пользование в качестве основы для формирования наднациональных программ. Если термин «космополитизм» Европа получила в наследие от древней Греции, то реальная социальноэкономическая возможность реализации идеи наступила спустя более двух тысяч лет после ее возникновения.
Древнегреческий философ Платон яростно боролся против тех, кто делил людей на эллинов и варваров и полагал, что задача эллинов заключалась в том, чтобы поднять варваров до собственного уровня и сделать греческий мир однородным. Это не удалось ни грекам, ни римлянам, ни руководителям мощных европейских империй тысячелетия спустя. Причиной этому было то, что не существовало единой материально-экономической системы и социальных координат, которые сделали бы сотрудничество между народами одинаково выгодным для всех, больших и малых, далеких и близких по географической карте мира.
Глобализация стала решительным поворотом в судьбах мира, т.к. просто создала единое производственноэкономическое, финансово-торговое пространство, и поставила на повестку дня создание единой политической философии, стратегии действий, систем мышления и ценностных ориентаций, которые были бы адекватны транснациональной структурной динамике, формирующей современный мир, выводя его основные жизненные показатели за пределы национальных различий и формируя единую общечеловеческую культуру и образ жизни. Глубина этих преобразований такова, что национальное самосознание и идентичность становятся факторами второго порядка. Современные европейские исследователи полагают, что все это свершается в контексте космополитизма, ликвидирующего различия между «мы» и «они», и создающего общие материальные и ценностно-культурные пространства для всех жителей Земли. Это означает, что люди обретут как бы двойное измерение. Каждый человек является гражданином общецивилизационного космоса, гражданином мира и гражданином полиса - города или нации.
Следует вспомнить, что для древних только космос обладал силой «логоса», способного диктовать мыслящему индивиду адекватную логику поведения и действий. Ульрих Бек так себе представляет это становление космополитизации: «Каждый индивид является гражданином мира и гражданином города (полиса). У каждого есть как корни, так и крылья. Каждый из нас равен другому и в то же время отличается тем, что у себя дома он в конкретном месте космоса. Однако ввиду взаимосвязанности этих конкретных мест космоса современное человечество должно жить в космополисе»3.
Космополитическая идентичность не отменяет национальную или местную идентичность, но она вводит ее в более узкие социальные рамки и помогает их мирному сосуществованию. Бек говорит о становлении «космополитического здравого смысла», под которым он понимает, что в глобальном мире люди должны иметь различные идентичности, но они не должны противоречить друг другу и входить в столкновения на основании их непримиримости. В пример он приводит современные США, где пока что на национальном уровне, но вполне естественным считается быть одновременно американцем и сохранять свою африканскую идентичность, считать себя ирландцем, испанцем, немцем, японцем и т.д. Космополитизм, по его убеждению, приводит к следующим особенностям: «Сначала идея двойного отечества (dual homeland) становится реальностью для всех людей Земли вне зависимости от их национальных признаков и социальных возможностей, а затем отличия друг от друга фиксируются исключительно на основе идеи равенства»4.
Впрочем, у Бека космополитизм и гражданин мира имеют-таки отличия. Он говорит, что понятие «гражданина мира» было широко популярным у европейских мыслителей XVIII и XIX столетий. Тогда господствовала дискуссия о том, в какой мере национализм, универсализм, партикуляризм можно преодолеть объединением в какой-то единой системе. Сегодня уже не до дискуссий. Интеллектуальные традиции и социальные основания постнациональной космополитической Европы должны быть закреплены в реальность, ибо, кроме космополитического, Европа не выживет ни в каком другом состоянии. Силой, которая будет «сгонять» человечество в
1 Цит. по: Foreign Affairs. January/February 2012. P. 29.
2 Beck U. Op. cit. Р. 35.
3 Ibid. P. 30.
4 Ibid. P. 39.
единое космополитическое сообщество, является общее состояние риска, которое характерно для современной эпохи: «Риск, или если быть более точным, ощущение риска создает особое общественное состояние, превосходящее все границы. Чем больше средства массовой информации распространяют ощущение угроз, тем более восприятие риска становится общим для всех народов. Это означает, что повседневное практическое пространство, известное как человечество, не предполагает всеобщей любви. Оно, скорее, предполагает осознание глобальных последствий действий в обществе риска... Несмотря на все границы и разрывы, которые все еще разделяют нации, общее представление о планетарных угрозах и их всеобщее присутствие, нагнетаемое глобальными СМИ, создают единую сферу ценностей, ответственности и действия, которые в отличие от национальной сферы, могут стать основой политического взаимодействия между незнакомцами. Это та ситуация, при которой принятые определения угрозы ведут к глобальным нормам, соглашениям и общим действиям»1.
У. Бек убежден, что современные государства можно удержать в состоянии объединения, только разъясняя и убеждая их в том, что угрозы являются общими для них. «На всем протяжении истории ХХ в., - полагает он, - в тех случаях, когда национальные государства могли договариваться между собой, это происходило благодаря тому, что они анализировали возникающие угрозы и вырабатывали некие совместные программы для их предотвращения». Отсюда он высказывает парадоксальную мысль, что «понимание глобальных норм, которое служит основой для совместного политического действия, является своеобразным побочным продуктом факта угрозы нарушения этих норм»2.
Для Бека и его единомышленников - а мы сосредотачиваемся на анализе его работ преимущественно ввиду того, что он - самый выдающийся из мыслителей этой школы и в какой-то мере может считаться ее основателем. Европа является пока единственным межнациональным объединением, которое ближе других формирующихся союзов подходит к идее космополитического единства. Правда, это единство, особенно еще в ту пору, когда оно демонстрировало определенные успехи, уже вызывало некоторую ревность и подозрение у мировой страны и союзницы объединенной Европы - Соединенных Штатов. Нобелевский лауреат Томас Сарджент в своей речи по случаю получения Нобелевской премии в 2007 г. говорил, что Европа пока что во всем, что касается ее единства, находится примерно там, где находились Соединенные Штаты после принятия Декларации независимости. Европе крайне нужен свой Александр Гамильтон, который, как ранее этот один из отцов-основателей США, сумел бы слить все экономические проблемы Европы в одном экономическом балансе (долги, кредиты и т.д.). Он убежден, что пока что федеративная структура Европы плохо совместима с валютным союзом, созданным в 1999 г. и ознаменовавшаяся введением евро.
Для нас эта мысль интересна не только свидетельством того, сколь ревностно следят американцы за становлением других государств и союзов государств, которые могли бы составить им конкуренцию, но также и тем, что в условиях неадекватности экономической структуры объединенной Европы политическое объединение невозможно. Это косвенное подтверждение идей У. Бека и названной нами школы мыслителей о том, что глобализация создает новые условия для становления мировых политических структур, но только благодаря тому, что она осуществляет сложнейшую функцию экономической и финансовой взаимозависимости, без которой мировые стратегии совместного политического действия невозможны. Причем сами эти стратегии должны быть только транснациональными, превосходящими как озабоченности, так и пределы возможностей отдельных государств.
То, что Европа далека еще от единого космополитического союза, свидетельствует и глубокий ее кризис 2008-2012 гг., который вызвал колоссальные разногласия в среде государств-членов ЕС и общие обвинения Германии как самой мощной в экономическом отношении страны Евросоюза в том, что она недостаточно заботится о других. Известный историк и политический обозреватель Найял Фергюсон говорит, что американские инвесторы уже отказались финансировать Европу3. Если вспомнить, что мы в начале этой статьи говорили о том, что сегодня угроза отсутствия инвестиций пострашнее угрозы войны, то налицо новая форма давления более экономически сильных государств на слабые. Американцы к этому добавляют и моральное давление. Они цинично характеризуют межнациональные распри между европейскими государствами как выражение их бессилия и непонимания современного мира. Найял Фергюсон пишет: «После двух лет скучнейшей мировой комедии (как Ангела договорится с Франсуа, новым парнем в Европе, или чем отличается новый итальянский премьер-министр от старого хулигана Сильвио и т.д.) сегодня наблюдатели приходят к заключению, что возможный распад еврозоны является только вопросом времени. В этом распаде Греция сыграет роль мощного финансового концерна США “Lehman Brothers”, банкротство которого положило начало мировому кризису 2008 г.»4.
Между тем сторонники идеи космополитической Европы говорят о том, что, несмотря на нынешние кризисные феномены, Европу уже больше нельзя рассматривать с точки зрения национальных государств и их судеб. Ни одно из национальных государств современной Европы решающего влияния на судьбы остальных оказать не в состоянии. Они могут планировать свое будущее только вместе. У. Бек говорит о том, что «все, кто рассматривает Европу под углом зрения национальных различий, не могут понять ее реальностей и ее бу-
1 Ibid.
2 Ibid.
3 Cm.: Ferguson N. The European Force // Newsweek, 16 June 2012.
4 Ibid.
Найял (Найалл) Фергюсон (Niall Campbell Douglas Ferguson; р. 1964), профессор истории Гарвардского университета. Фото с сайта http://media.salon.com /2012/08/ferguson_rect-460x307.jpg
дущего. Подход с точки зрения национального неадекватен европейской реальности и лишает ее возможностей совместных политических действий. Необходимые внутренние и внешние возможности для европейской организации действий могут быть реализованы только через отрицание или в худшем случае радикальную критику обычных концепций государственной политики. Возникающий новый порядок нужно понимать и развивать как Nova Res Publika: космополитическая империя Европы»1.
Современную Европу, по его убеждению, нельзя рассматривать иначе как децентрализованную, территориально дифференцированную, но транснациональную, переговорную систему, в которой доминируют элиты, примерно схожие по мировоззрению, миропониманию, оценке существующих угроз и программам задач по их предотвращению. Для того, чтобы эта транснациональная система работала, необходимо прежде всего отказаться от узконациональных концепций развития и выработать общую стратегическую матрицу, целью которой является «испытать понятие империи» как средства анализа политических и институциональных проблем европейского управления.
Бек и его единомышленники придерживаются мнения, что космополитизация государства в Европе уже создала новую политическую реальность, которую нельзя характеризовать иначе как постимперская империя. В качестве постимперской эта европейская империя, в отличие от империй XIX столетия не основана на национальной демаркации и захватах, а на преодолении национальных границ, волюнтаризма, достижение консенсуса, транснациональной взаимозависимости и получения политической прибавочной стоимости от сотрудничества»2.
В рамках социологической концептуализации, используя методологию М. Вебера, это можно назвать классическим идеальным типом будущей Европы, который, однако, основан пока что не на анализе реальностей европейской интеграции или методологии преодоления возникающих трудностей и угроз, а выступает, как, своего рода, идеальный конструкт, призванный обеспечить бесперебойное функционирование Европы путем избегания нынешних трудностей. При этом следует отметить, что разногласия и противоречия в истолковании современного мира и задач европейской интеграции и сегодня в Евросоюзе - не главные факторы, формирующие угрозы. Главным таким фактором, на наш взгляд, является невозможность небольших в финансово-экономическом и географическом отношениях европейских государств, объединившихся в союз, развить экономическую динамику, которая коррелиро-валась бы с мощным финансово-экономическим спуртом, развитым сегодня Германией. Надо отметить, что Германия в течение десяти с лишним лет XXI столетия довольно цинично использовала свое преимущество, увязав небольшие государства в сложную систему кредитов и подчиненности, из которой они могут вырваться только выпрашивая у той же Германии еще новые кредиты, с которыми грядут и новые формы экономической и социальной зависимости и подчинения. Кредиты давались только под товары и услуги, которые предлагались Германией.
Этот конфликт между европейскими государствами, находящимися на разных уровнях социальноэкономического и исторического развития, пока что непреодолимая проблема для евроинтеграции, когда западноевропейский частный бизнес, вторгаясь в экономики стран Восточной и Центральной Европы, озабочен только максимализацией прибыли западными предпринимателями, ликвидируя конкурентоспособные производства в этих странах, вывозит получаемую здесь прибыль, лишая эти страны необходимого экономического ресурса для развития в новых условиях. У. Бека можно понять, когда он говорит, что Европа сегодня - это уже не национальное государство, а новая политическая матрица, в которой национально-государственные и политические структуры не могут исполнять роль общеевропейской интеграции и планирования.
С этим можно согласиться, если забыть, что в ходе крупнейшего экономического кризиса Евросоюза экономические неудачи отдельных государств и Евросоюза в целом объясняются как раз тем, что национальные государства не желают отдавать свой политический суверенитет безоглядно. Какие-то новые национальнополитические структуры не создаются. Общественные рейтинги брюссельской бюрократии низкие. Граждане стран Евросоюза не доверяют способности европейской бюрократии решать проблемы отдельных государств.
В этих условиях для России, Беларуси и Украины, государств русского культурного мира, сформировавшихся в условиях СССР, проблема европейской интеграции все же является приоритетной задачей политики. Несмотря на кризис, незавидное экономическое положение во всех странах-членах Евросоюза, возможность более тесного экономического сотрудничества ЕС и России, Беларуси и Украины наталкивается на унизительный диктат со стороны европейской бюрократии и сводящийся к полной и безоглядной ориентации на европейскую систему ценностей и подчинению внутренней политики восточноевропейских стран бюрократизму Брюсселя. Это создает серьезные противоречия между политической волей к сотрудничеству государств восточно-славянского мира и архаичными позициями европейской бюрократии, стремящихся замкнуть это сотрудничество в систему односторонних преимуществ и выгод для себя. Недавно бывшие послы США на Украине Стивен Пфайфер и Уильям Тейлор откровенно заявили, что если Президент Украины Янукович хочет европейской интеграции с последующим вступлением в ЕС, то ему нужно проводить внутреннюю политику так, чтобы она ни в чем «не раздражала» европейские наднациональные структуры. Раздражают эти структуры, между тем, всякие попытки борьбы с коррупцией, которые затрагивают тех деятелей, на которых на Украине делала ставку европейская бюрократия. Ориентация на полное подчинение национальных приоритетов интеграционным процессам в Евросоюзе, с обязательной параллельной подготовкой к вступлению в НАТО ставит задачу изолировать Украину от жизненно важного взаимодействия с близкородственными государствами в Евразии.
Отношения Евросоюза и Беларуси еще сложнее. По разным причинам в порядке своего рода наказания за слишком интенсивную интеграционную динамику Беларуси и России белорусского Президента отлучают от участия в европейских форумах, встречах на высшем уровне, ведут порой откровенно враждебную пропаганду против Беларуси в СМИ. К слову, тон западной прессы в отношении российского руководства и к России примерно таков же.
В этих условиях, несмотря на явную приоритетность российско-европейских, украинско-европейских, белорусско-европейских отношений и связей, три восточнославянских государства не спешат стать частью объединенной
1 Beck U, Grande E. Cosmopolitan Europe. Policy Press, 2008. P. 50.
2 Ibid. P. 53.
Европы не только из-за опасений того, что им придется разделить дополнительное для них бремя европейских кризисов и проблем, но, главное, из-за того, что они не намерены терпеть диктат европейской бюрократии, вмешательство во внутреннюю политическую жизнь своих государств и двойные стандарты, которые применяет Евросоюз при оценке процессов демократизации восточнославянских государств и уважения к правам человека.
Если принять во внимание, что европейские стратеги постоянно и несколько неумеренно гордятся тем, что новая европейская империя создается не огнем и мечом, а авторучкой и чернилами, процесс этого строительства будет долгим, и выглядит на бумаге намного более благополучным, чем в реальности. Конечно, ни одно из евразийских государств не может быть равнодушным к процессам космополитизации ЕС.
Тем не менее, развивая экономические, научно-технические и культурные связи, активно участвуя в деятельности европейских организаций вроде ОБСЕ, ПАСЕ, восточнославянские государства должны, прежде всего, крепить свои собственные экономики, развивать внутренние связи и выходить на европейский театр экономических действий и политических игр с программой скоординированных совместных предложений и форм сотрудничества. Это долгий процесс, но восточнославянским государствам не стоит слишком торопиться. Американцы, которые не противились созданию Евросоюза, но и не слишком его поощряли, не хотели бы чрезмерного его расширения. Они методично подвергают критике социологические конструкции европейской идентичности, «европейской космополитической империи» и т.д., воздерживаются от оказания эффективной помощи ЕС в преодолении ее проблем.
В одном из своих интервью Збигнев Бжезинский прямо заявил, что европейская идентичность не приобрела пока такого же значения для французов, немцев и поляков, как их собственная национальная идентичность. В то же время любой, кто приезжает в Соединенные Штаты Америки, знает, что в течение короткого периода времени он или она станут рассматриваться как полноправные американцы и, что более важно, они смогут себя ими чувствовать1.
З. Бжезинский выражает в несколько упрощенном виде мнение многих американских наблюдателей. Его оценка, конечно, во многом мотивирована тем, что чрезмерные успехи ЕС и его слишком выраженную автономию в поведении на мировой арене Соединенные Штаты не приветствуют, и поэтому как бы тайно даже довольны устойчивостью проблем ЕС. Однако реальным является факт, что в Евросоюзе, особенно когда эта организация проходит через трудные этапы развития, национальная мотивация и национальные интересы начинают доминировать над общеевропейскими, и это сразу превращается в тормоз евроинтеграции.
Демократически избираемые лидеры европейских государств зависят от воли своих избирателей, и чрезмерное ущемление национального интереса в пользу общеевропейских целей и задач ни в одной из европейских стран не пользуется одобрением, ибо, как мы уже отмечали, недоверие населения к брюссельской бюрократии велико. Национальное и наднациональное в общественных реальностях ЕС в условиях кризиса вступили в острый конфликт.
Американцы неизменно на разных уровнях теоретического исследования, политического анализа выступают, подобно европейцам, за создание более сложной, кооперативной системы международного сотрудничества. Возможно, они не возражали бы и против космополитического сознания и «космополитической европейской империи», проект которой пытаются сконструировать сейчас обозначенная школа европейских социологов. Однако и то, и другое американцы могут принять только при условии, что в любой «кооперативной международной структуре» для США название не имеет большого значения (за исключением, скажем, названия (СССР или объединения бывших советских республик) при условии, что США будут там играть в любом новом объединении руководящую роль.
Несмотря на кризис, переживаемый ныне Соединенными Штатами, ни одно из европейских государств серьезный вызов мировой роли и могуществу Соединенных Штатов бросить так и не решилась. И это не только потому, что экономика каждого из европейских государств намного слабее, но и потому, что вся производственная, политическая деятельность, социальные стратегии западноевропейских государств в течение десятилетий формировались под внешним жестким менеджментом США, и прочно привязывается к системе производственно-экономических и политических задач национальной стратегии США.
Во всех североатлантических объединениях действуют правила, сформулированные США в начале холодной войны, а экономика европейских стран теснейшим образом переплетена с экономикой их зарубежного патрона. Всё это в значительной степени дискредитирует прогнозы транснационального сознания европейцев или гипотез о наличии будто бы серьезных сил в глубинах европейского общества, которые движутся к созданию европейской империи как прообраза будущего космополитического объединения людей.
Транснациональное, космополитическое сознание ЕС американизировано и представляет собой новейший вариант вестернизации. Ее цель - обеспечить Западу господство и в глобальном мире. Чтобы трансформировать западные модели интеграции в какие-то устойчивые формы наднационального политического единства, нужна альтернативная стратегия к объединению других регионов мира. Изучая и обрабатывая западный опыт интеграции, общую мировую систему политического единения и взаимозависимости, используя существующие мировые, наднациональные организации, такие как ООН и ее специализированные агентства, региональные организации должны наработать собственный опыт и социально-историческую динамику, которые войдут полноправными компонентами в общемировую структуру.
ЛИТЕРАТУРА
1 Beck U. Power in the Global Age. Frankfurt, Suhrkaupf Verlag, 2005.
2 Beck U, Grande E. Cosmopolitan Europe. Policy Press, 2008. P. 50.
3 Ferguson N. The European Force. Newsweek, 16 June 2012.
4 Foreign Affairs. January/February 2012.
5 The New York Times. 17 September, 1999.
6 Time. July 23, 2012.
1 Time. July 23, 2012. P. 19. 16
