CC BY
54
ФИЛОСОФСКИЕ НАУКИ
КОНВЕНЦИОНАЛЬНОСТЬ В ОПЫТЕ СОЦИАЛЬНО-ФИЛОСОФСКОГО ФЕНОМЕНОЛОГИЧЕСКОГО АНАЛИЗА Ворников В.И. Email: [email protected]
Ворников Виктор Иванович - кандидат философских наук, доцент, кафедра философии, социологии и мененджмента социокультурной деятельности Южноукраинский национальный педагогический университет им. К.Д. Ушинского,
доцент,
кафедра философии и истории Украины, Одесская национальная академия связи им. А.С. Попова, г. Одесса, Украина
Аннотация: статья посвящена проблеме исследования конвенциональности, что вызвано существующими противоречиями представлений о конвенции и конвенциональности, отсутствием концептуально-теоретических их обоснований и с тем, что получили освещение лишь частные, определенные аспекты данных феноменов. Выявляется, что для прояснения сущностных характеристик конвенциональности в обществе, становится необходимым обращение к опыту социально-философского феноменологического анализа. Обосновывается, что на основе феноменологического анализа возможно более четко и конкретно обозначить пространство конвенциональности, где выделены: социальное пространство (социально обусловленные роли); семиотическое пространство (язык, речь, текст, на основе которых осуществляются принципы конвенции и в которых она осуществляется); символическое пространство (вся мыследеятельность человека в обществе символична, основана на символическом сознании социального взаимосодействия). Используя феноменологический взгляд на символизацию, возможно определить ее место как компонента создания конвенционального коммуникационного пространства. В выводах определяется, что социально-феноменологический анализ наиболее способствует созданию представления о конвенциональности взаимоотоншений в обществе.
Ключевые слова: конвенциональность, феноменологический метод, социальное пространство, коммуникация, семиотическое пространство, символическое про^ранство.
CONVENTION IN THE EXPERIENCE OF SOCIAL AND PHILOSOPHICAL PHENOMENOLOGICAL ANALYSIS
Vornikov V.I.
Vornikov Victor Ivanovich - Candidate of Philosophical Sciences, Associate Professor, DEPARTMENT OF PHILOSOPHY, SOCIOLOGY AND MANANGMENT SOCIO-CULTURAL ACTIVITIES, SOUTH UKRAINIAN NATIONAL PEDAGOGICAL UNIVERSITY NAMED AFTER K.D. USHINSKY,
Associate Professor, DEPARTMENT OF PHILOSOPHY AND HISTORY OF UKRAINE, ODESSA ANTIONLINE ACADEMY OF TELECOMMUNICATIONS NAMED AFTER A.S. POPOV,
ODESSA, UKRAINE
Abstract: the article is devoted to the problem of the study of conventionality, which is caused by the existing contradictions in the notions of convention and conventionality, the absence of conceptually theoretical their justifications and with the fact that only specific, certain aspects of these phenomena have been highlighted. It is revealed that in order to
clarify the essential characteristics of conventionality in society, it becomes necessary to resort to the experience of social and philosophical phenomenological analysis. It is substantiated that on the basis of phenomenological analysis it is possible to more clearly and specifically designate the space of conventionality, where the following are singled out: social space (socially conditioned roles); Semiotic space (language, speech, text, on the basis of which the principles of the convention are implemented and in which it is implemented); Symbolic space (the whole thinking activity of a person in society is symbolic, based on the symbolic consciousness of social interaction). Using the phenomenological view of symbolization, it is possible to define its place as a component for making of spaces of conventionality communication. In the conclusions it is determined that the socio-phenomenological analysis is the most conducive to the creation of the notion of the conventionality of mutual acceptance in society.
Keywords: conventionality, phenomenological method, social space, communication, semiotic space, symbolic pro-trend.
УДК 130. 2 - 316. 32
Актуальность обращения к данной проблеме вызвана наличием противоречий в представлениях о конвенциональности в обществе, что связано с многозначностью концептуально - теоретических ее осмыслений и с тем, что получили освещение лишь частные, определенные аспекты данного феномена. Для выявления и прояснения сущностных характеристик конвенциональности, становится необходимым обращение к опыту социально - философского феноменологического анализа.
Актуальным остается уточнение и прояснение основания терминов конвенциональность и конвенция, потребность переосмысления смысла (содержания, форм, принципов) конвенций, которые уже не дееспособны.
Степень разработанности проблемы. В традиционных и современных представлениях и интерпретациях понятия «конвенциональность» и «конвенция» обнаруживается крайняя противоречивость в трактовке определяющих их характеристик в социальном пространстве, общественных отношениях и взаимоотношениях, а также в понимании, определении их содержания и смысла как именно социально-философских категорий. Именно по этой причине возможно наблюдать и выявить определенную полисемию категориальной трактовки и определения природы, сущности и функции конвенции как и смысла самого понятие «конвенция».
Одной из причин является, что «конвенциональность» и «конвенцию» сявзывают, прежде всего, с представлениями, идущими от конвенционализма А. Айдукевича, Р. Карнапа, Э. Леруа, А. Пуанкаре и других, и, в особенности от их представлений о «произвольности» соглашений - применяемых конвенций. Понятие «конвенция» введено в научный оборот в рамках философии науки именно конвенционалистами. Постепенно конвенционалистская эпистемология, равно как и термин «конвенция», получила широкое распространение в общественных науках. В теоретической социологии и социальной философии у К.-О. Апеля, М. Вебера, С. Гиллигана, В. Дэймона, Л. Кольберга, Дж. Мэрфи, Р. Селмана, Ю. Хабермаса, Н. Хаана и других, выявляются понятия «конвенциональное взаимодействие», «конвенциональное знание» и другие.
Достаточно характерна в конвенционализме концепция К. Айдукевича, сочетающая тезисы: исходные принципы и понятия всякой науки основаны на конвенциях; конвенции суть соглашения об определении понятий, принятых в данном языке и выражаемых при помощи его терминов; сами конвенции не определимы / определения не подлежат, в свою очередь, определениям [1].
С точки зрения К. Айдукевича, конвенциональным считается: набор терминов; совокупность правил приписывания смысла терминам; решение об избрании определенных предложений в качестве аксиоматических; правила вывода,
допускающие тот или иной определенный смысл логических констант; выбор фрагментов опыта, с которыми соотносится предложенная теория.
В наиболее ярко выраженной формулировке конвенционализма отражен «принцип терпимости», согласно которому, по мысли Р. Карнапа, возможно выбирать / можно терпеть / любую избранную субъектом непротиворечивую логическую систему [2]. Характерно, что в мотивах выбора тех или иных конвенций Р. Карнап и К. Гемпель видят и обосновывают то, что надо избирать системы, к которым склоняются «ученые нашего круга» О. Нейрат ссылается на «психологию ученых данной культурной группы», а Энно Кайла ссылается на человеческую природу в целом.
В целом, конвенционализм, являясь разновидностью скептицизма, предполагает «индетерминиз», так как понятие «конвенщя» как произвольного соглашения есть понятие «недетерминированного акта». Одним из кардинальных принципов логического выступает конвенционализм - как методологический тезис, согласно которому некоторые определенные утверждения науки являются «результатом произвольного соглашения».
При этом истоки социальной конвециональности достаточно характерно представлены у К. Поппера. Утверждение, что нормы искусственны... часто понимается неправильно, - подчеркивает К. Поппер. Это непонимание проистекает из одного фундаментального заблуждения, а именно — из представления, что «соглашение» предполагает «произвольность», т. е. если мы можем свободно выбирать любую систему норм, то эти системы невозможно сравнивать между собой [3, с. 97].
Характерно, что и до настоящего времени отсутствует четкое представление о конвенции как о соглашении и о конвенциональности как о согласованности - на основании договора - официального юридического документа, не снимающего, при этом, определенные противоречия их функциональных свойств в обществе. Но главное, не раскрыты социокультурные аспекты данных феноменов.
Теоретико-методологический анализ феномена социальной конвенциональности содержится в работах Ю.П. Аверина, Ю.А. Агафонова, А.Д. Ковалева, И.Ю. Королева, М.О. Мнацаканяна, Л.А. Осьмук. М.М. Охотниковой, М.Н. Руткевича, Ж.Т. Тощенко, И.В. Туриной, В.А. Ядова и других. Однако их усилия направлены в большей мере на изучение социальной интеграции как процесса.
В социокультурном пространстве конвенция и конвенциональность имеют многоаспектную детерминацию. При этом, эти условия и детерминанты конвенции и конвенциональности специфичны в различных сферах общественных взаимоотношений. Конвенция и конвенциональность выступают атрибутивным свойством социальной реальности. Социкультурный аспект обосновывается тем, что данные феномены составляют определенное культурное пространство -коммуникативную культуру соглашения и согласованности в социуме. Фактически, это социальный институт соглашений и согласованности в обществе со своим комплексом - набором методов и средств, по действию заканчивающихся подписанием соглашений, договоров, имеющих юридический статус документа. Социокультурная сложность конвенции и конвенциональности восходит уже к их смысловым содержательно-традиционным определениям как сущностным характеристикам.
На наш взгляд, особое внимание следует обратить на то, что конвенция и конвенциональность являются порождением договорных - юридически фиксированных отношений, предполагающих наличие сконструированных условий и пространства своего распространения. Данная обусловленность является, прежде всего, регламентацией социального бытия. При этом, возможно выделить, что одними из основных характеристик конвенциональности является существование концептуального описания условий, норм, правил, процедур, по которым ведется согласованная деятельность каждого общества (конвенции в условиях делиберативного процесса); расширенное участие всего общества в процессе принятия решений; доверие
оказывается результатом специальных технологий поддержания согласия -возможности и наличия у субъектов конвенциональной коммуникативной стратегии, специальных технологий контроля против манипуляционной коммуникации для поддержания конвенциональной коммуникации.
В социокультурном аспекте «конвенциональная коммуникационная стратегия, как пишет Т.В. Бородина, обеспечивает коммуникацию между различными сегментами коммуникационной среды через целую цепь консенсусов - конвенцию, то есть содержательный договор внутри определенного сегмента или даже целого общества [4, с. 103].
Так как общение людей по поводу установления конвенциональных отношений сопровождает всю человеческую жизнь, то социальная конвенция выступает способом понимания мира «другого» и предполагает конвенциональное взаимодействие социокультурных миров [5].
В современности идеи конвенциональности как проблемы конвенциональных взаимоотношений рассматриваются, прежде всего, с позиций склонности индивидов к определенным формам согласованности с ведущей ролью центробежных сил самого общества как целостности. Так, в частности, в работе Л.А. Осьмук отмечается как конвенциональные взаимодействия превращаются в конвенциональные отношения и обосновывается, что конвенциональные отношения возникают в результате повторяющихся более или менее стабильных конвенциональных взаимодействий. Переход конвенциональных взаимодействий в конвенциональные отношения возможен при наличии конвенциональных действий, конвенциональных стратегий, конвенциональной территории, конвенциональных значений, конвенциональных «игр» [ 5].
В целом, возможно выделить главное из исследований, что конвенциональность не произвольное конструирование социальных отношений, а создаваемое на основе существование конвенциональных условий, норм, правил, процедур - конвенций, которым создают согласованную деятельность общества.
Недостаточно освещенные части проблемы. Проблемность социально-философского анализа сявзана с нахождением тех структурно-смысловых характеристик, которые в итоге создают непосредственное представление о конвенциональности в обществе.
Целью исследования является рассмотрение истоков термина конвенциональность и раскрытии основных позиций о социальной конвенциональности. Переосмыслить содержание феноменологической методологии и выявить ее возможные перспективы для социально - философского представления. Обосновать, что для прояснения сущностных характеристик конвенциональности в обществе необходим именно социально - философский феноменологический анализ.
Основное содержание. Для произведения опыта социально - философского феноменологического анализа естественно обратиться к основаниям феноменологических представлений. Из фундаментальных исследований феноменологии возможно выделяются работы Э. Гуссерля, М. Хайдеггера, М. Мерло-Понти, тексты феноменологической философии Г. Шпигельберга, Р. Ингардена, Э. Левинаса, Л. Эмбри, Ж.-Ф. Лиотара, Ж. Деррида. Особое внимание обращаем на работы П.А. Сорокина, Р. Арона, Э. Гидденса, Л. Витгенштейна, П. Бурдье, Н. Элиаса, Ю. Хабермаса, 3. Баумана, П. Штомпки, Р. Коллинза, посвященных анализу феноменологической перспективы в социологии, на парадигмы «качественных методов» в социальном познании, представленные в работах Б. Глезера, Н. Дензина, A.C. Готлиб, В.В. Семеновой и других. Из феноменологическому направления в социологии выделяются работы А. Шюца, Т. Лукмана, П. Бергера, Г. Гарфинкеля, А. Сикурела,.Х. Сакса, Р. Уотсона, Э. Щеглоффа, Д. Силвермена, М. Филипсона, Д. Уолша, П. Филмера, а также к современной экзистенциальной социологии Э. Тирикьяна, Д. Дугласа и других, непосредственно имеющей соотнесение с феноменологической традицией.
Из данных работ выделяем главные позиции. Так, у Э. Гуссерля, темпоральность, интенциональность и интерсубъективность являются важнейшими характеристиками сознания в феноменологии. Одно из ключевых понятий феноменологии Э. Гуссерля и М. Хайдеггера, - это «само-собой-разумеемость» Э. Гуссерля и «модус средней повседневности присутствия» М. Хайдеггера. Именно «онтически тривиальное», согласно феноменологам, «онтологически проблема». В этой связи мы утверждаем, что феноменологическая социология есть несомненный разрыв с традицией «экстраординарного» культурцентристской парадигмы [6]. Релевантность проблематизации в современном дискурсе символического в «жизненном мире» (Э. Гуссерль), в «социальном пространстве» (П. Сорокин, П. Бурдье) дает возможность для нового «синергетичекого охвата» конвенциональной коммуникации в общественных взаимоотношениях в обществе. В такой интерпретации выявляется вся «целостность» универсума, сфера продуктивного эвристического объединения субъективного и объективного, способы и формы понимания «интерсубъективности» человеческого существования.
Характерно, что в дальнейшем А. Шюц, Г. Гарфинкель, Т. Лукман едины в неприятии менталистской теории деятельности. «Субъективный смысл» рождается не в сознании индивида, но в социально скоординированных формах деятельности: первична не индивидуальная мотивация; но социально признанные конвенциональные правила, в рамках которых «субъективный опыт» действующего только и наделяется значения. Феноменологический метод Л. Витгенштейна особенно ярко подчеркивает возможность соединения максимальной непосредственности изучаемого объекта с его наглядностью. При этом не проводятся различия между внешними (как «поверхностными») признаками сравниваемых явлений и признаками «существенными» ограничиваясь рассмотрением функциональных значений. В согласии с «критическим рационализмом» К. Поппера и учения «О третьем мире» -объективированном в семиотических системах научном знании как «искусственной» среде позволительно использовать идеи Л.Витгенштейна [7].
Феноменологическая социология, по мысли А.С. Ивановой, в значительной степени отвечает специфике формирующегося образа социально-гуманитарного знания, ибо реабилитирует человеческую субъективность в ее онтологическом (а не только гносеологическом) измерении, ставит на повестку дня проблему принципиальной укорененности дискурса науки в структурах «жизненного мира», актуализируя рассмотрение вненаучных способов когнитивного освоения социокультурной реальности. В этой связи именно феноменологическая традиция представляется весьма перспективной линией философской роблематизации основ социально-гуманитарного знания [8].
На основании проведенного анализа, отчетливо выявляется, что в современных исследованиях проблем общественного обустройства, в различного уровня социальных теориях не наблюдается перспективы обращения даже к классической феноменологической традиции, не предпринимаются попытки применения именно феноменологического метода к социальному проектированию - прогнозированию взаимоотношений в обществе и их развития. Феноменология, исследующая «опредмеченные» формы, разбирая и конструируя их, собирая в «теоретико-модульные схемы, структуры, является своеобразным концептуальным творчеством с определенной методологической направленностью. В гносеологическом аспекте - это познание основания исходных моментов, дающих конкретный результат, основанное на выведении общего через особенное, что присуще культурно-созидательному действию в целом. Различные проблемы, решаемые феноменологическим направлением, с его широким интересом к проблемам творчества, демонстрируют возможности концептуальных построений теорий, имеющих в основании определенный метод, который позволяет прогнозировать становление образа в своей конкретной форме выражения.
Для преодоления традиционной описательности и теоретико-методологической фрагментации в выявлении существенных характеристик конвенциональности, концепция исследования вызывает необходимость анализа и представления в феноменологическом аспекте с применением семиотического подхода. Для этого на основании произведенного феноменологического анализа представлений о «согласии» и «конвенции» - в степени согласованных взаимоотношений в обществе, охарактеризовано содержание синонимического ряда данных понятий в трех «измерениях»: семантика, синтактика и прагматика; воспроизведены ступени социально - философского осмысления общественного согласия и конвенции в рамках специфики философских «картин мира» - от космосоцентризма, теоцентризма, антропоцентризма, этатоцентризма, логицизма, экономикоцентризма и космизма; прослежены закономерности становления согласия и конвенции как одних из функций обеспечения согласованности в самоорганизующемся обществе.
Таким образом, стало возможным более четко и конкретно обозначить пространство данной исследуемой проблемы, где есть следующее: социальное пространство (социально обусловленные роли); семиотическое пространство (язык, речь, текст, на основе которых осуществляются принципы конвенции и в которых она осуществляется); символическое пространство (вся мыследеятельность человека в обществе символична, основана на символическом сознании социального взаимосодействия).
1. Социальное пространство (социально-обусловленные роли)
К данному подходу подчинен (соотнесен) принцип - идея габитуса П. Бурдье о предопределенности в целом существования людей в обществе как системе обусловленных социальных ролей в очерченном данной эпохой (временем) социальном пространстве.
В понятии «габитуса» важно не то, что он может быть представлен в качестве системы диспозиций (в таком случае «габитус» ничего не прибавлял бы к социологическому знанию), а то, что он выполняет роль «посредника» между «социальными отношениями» и «агентом» [9, с. 60-70].
Концепция двойного структурирования включает два ряда детерминаций, отражающих, с одной стороны, генезис, с другой - структуру социальной действительности. Структура субъективного структурирования, проявляющаяся через распределение его различных видов между агентами, подобна структуре объективного структурирования, ибо решающую роль в субъективном структурировании играют интериоризированные объективные структуры: практические схемы адаптируются к позиции агента уже хотя бы в силу того, что их содержание обусловлено предшествующей символической борьбой и поэтому, пусть в превращенной форме, отражает конфигурацию символических сил [9].
Фактически, из данных представлений возможно заключить, что предполагается опрееделнная импровизация, и этом возможно увидеть позицию о конвенциональной произвольности любого выбора из возможного к нему.
Практические действия обладают характером события, то есть они непредсказуемы и необратимы, и П. Бурдье хорошо иллюстрирует эти свойства практических действий на примере обмена дарами. В реальной же практике дар может остаться безответным или быть отвергнут. В практических обменах дарами всегда «предполагается некая импровизация, а значит, постоянная неопределенность, которая, как говорится, и составляет всю их прелесть, а стало быть, и всю их социальную действенность». Согласно П. Бурдье, обмен дарами, словами, действиями вообще следует признать «объективно необратимой, относительно непредсказуемой последовательностью, которую создают агенты своей практикой, то есть рядом необратимых решений, в которых и посредством которых они темпорализуются» [10, с. 206]. Практические действия - это последовательные необратимые отдельные моменты, составляющие практику в целом. Важно понять, что между ними
существует смысловая связь, и существует она благодаря практической заинтересованности действующего индивида в результате практической вовлеченности его в ситуацию. С одной стороны, эта вовлеченность проявляется в том, что человек не может дистанцироваться от своего прошлого, с другой стороны, он вынужден реагировать на ближайшее будущее [10, с. 159].
Переход к символическому - от невозможности практического освоения и изучения отношений, а только через определенные проявленные смыслы действия -по исходному прошлому их, а значит - через символы - одна из главных позиций не только П. Бурдье, но и постмодерна.
Переход от практического освоения к символическому, по мысли П. Бурдье, предполагает некоторое расхождение между социальными условиями производства практик и социальными условиями производства габитуса, при котором спонтанные ответы габитуса оказываются неприспособленными к ситуации, и тогда встает вопрос не столько отношения между сознанием и бессознательным, сколько отношения между практическими схемами, порождающими практики, и представлениями, которые выстраивают о них агенты [10, с. 199]. Следовательно, габитус представляет собой, во-первых, условие согласования практик агентов, относящихся к одной группе, при отсутствии какой-либо самопроизвольной или навязанной организации индивидуальных практических схем [10, с. 121], и, во-вторых, является самой практикой согласования.
Конечно, коллективные практики тоже отчасти управляемы и систематизированы общими эксплицитными планами, сознательно даваемыми и получаемыми указаниями, приказами, решениями, выработанными совместно. Но в главном коллективные практики обязаны своей связанностью и единством эффекту габитуса. Именно он составляет для агентов, находящихся в сходных социальных условиях, одновременно и принцип, производящий спонтанные, классифицирующие и классифицируемые практики, и принцип классификации практик других агентов.
2. Семиотическое пространство (язык, речь, текст, на основе которых осуществляются принципы конвенции и в которых она осуществляется).
Функционирование смыслов, по мысли А.Г. Шейкина, подразумевает существование их знаковой формы в пространственно-временной динамике. В процессе созидания человеческие творения вбирают в себя информацию о конкретной эпохе, ее людях, мировоззрении и ценностях, которые со временем обнаруживаются в предметах культуры в качестве особых кодов, знаков и символов [11, с. 428-430].
В зависимости от типа дискурса существуют и различные методики дискурсивного анализа, и каждый результат исследования дискурса имеет свою практическую ценность. Когда перестало быть очевидным, пишет Н. Луман, что общество естественным образом составляется из конкретных людей, солидарность которых должна была предписываться ему как «ordinata concordia» и, в частности, как «ordinata Caritas», то на это место - в качестве эрзац-теории - смогла заступить теория консенсуса. В семнадцатом и восемнадцатом столетии это приводит к оживлению и радикализации учения о социальном договоре [12, с. 17]. С точки зрения Н. Лумана, коммуникацию вообще нельзя рассматривать с позиций должного: с позиций идеалов, внутренних целей или нормативных оснований коммуникации. Таким образом, коммуникация вовсе не является саморазумеющимся фактом функционирования системы. Коммуникация отражает факт социально признанного взаимодействия. В данном случае речь идет о том, что мы не можем задать некий единый способ описания и управления коммуникацией хотя бы в силу того, что в коммуникативном процессе велико значение случайных факторов. С одной стороны, коммуникация -это очевидность, с которой мы имеем дело как в реальности, так и в процессе исследования общества, с другой стороны, коммуникация определяется факторами, которые, в свою очередь, не поддаются управлению. Таким образом, о коммуникации, по мысли Н. Лумана, мы можем судить лишь исходя из состояния и параметров
системы, вариативность которых определяет специфику современной коммуникации [12]. Он определяет характер коммуникации и, соответственно, способ, которым субъекты достигают взаимопонимания путем анализа составляющих коммуникативного процесса: информации, сообщения и понимания.
Определяя контуры теории коммуникации, Ю. Хабермас опирается на понятие жизненного мира, концепт системы выступает в качестве одной из характеристик современного общества, но не определяющим основанием. Однако, анализируя характер современных социальных процессов, следует отметить, что информатизация современного общества приводит к усилению системных свойств социального пространства или «жизненного мира». В теории коммуникативного действия системность не является смыслополагающим фактором коммуникации, смысловые аспекты коммуникации фундированы пространством жизненного мира.
В своей теории Ю. Хабермас исходит из того, что коммуникация есть не внешний по отношению к языку механизм, а структура, изначально присущая пространству языка. Специфика и цель коммуникации определяются телеологической структурой языка, а именно - направленностью на понимание, понимание есть «телос языка» [13].
Коммуникации, как и языку, присущи механизмы, обусловливающие процесс взаимопонимания. Эти механизмы субъект постигает неосознанно, они предшествуют любой коммуникации, трансцендентны, имеют форму чистого арпопе.
Следовательно, в процессе коммуникации субъекты постигают правила и способы достижения взаимопонимания. Коммуникация разворачивается в реальной социальной практике, при этом субъекты опираются как на неявный образ мира, служащий горизонтом восприятия, так и на актуальные процессы восприятия. Для достижения взаимопонимания субъекты обращаются к средствам языка, способствующим достижению согласия.
Подводя итоги вышесказанного, можно сделать определенное заключение: коммуникация представляет собой универсальную форму социальности, которая изменяется в историческом контексте. В качестве единой модели социальности коммуникация имеет нормативный и эмпирический аспекты. Поскольку телосом языка является взаимопонимание, то идеальная модель общения имплицитно заложена в языке. В реальной коммуникации происходит отклонение от нормативной схемы в силу ряда причин как субъективного характера (например, мотивация, целеполагание субъекта), так и объективного (препятствия коммуникации, внедрение системных механизмов в пространство межличностной коммуникации и т.д.). Правила и нормы коммуникативного взаимодействия имеют априорный характер, таким образом, возможна трансляция знания в обществе, культурная преемственность в целом.
Конвенциональность же, как отмечает Д. Дэвидсон, играет заметную роль в таких областях нашей жизни, как, например, речевое общение, игры, принятие пищи. Вы не сможете объяснить, скажем, что такое игра в покер, не описав правил этой игры [14, с. 13-17]. Безусловно, было бы абсурдно отрицать тот факт, по мысли Д. Дэвидсона, что многие конвенции связаны с речью. Действительно, то, что конвенционально, является в определенном смысле произвольным, однако то, что произвольно, не обязательно конвенционально... Но ведь всякому ясно, что конвенции, которая служила бы знаком искренности, быть не может. ... [14, с. 13-17]. «В заключение, - пишет Д. Дэвидсон, - я хочу подчеркнуть, что «языковое общение не требует освоения конвенциональных шаблонов, хотя мы и используем их в общении достаточно часто. Поэтому, несмотря на то, что при помощи принципа конвенциональности мы можем описать одно из общих свойств языкового общения, этот принцип не дает объяснения, что же такое само языковое общение» [14, с. 13-17].
Конвенциональный уровень характеризуется тем, что человек или испытывает потребность в контакте и в нем возникает установка на внешнюю коммуникацию, которая усугубляется тем, что есть реальный партнер, или такой потребности человек не чувствует, но поскольку к нему обратились, он побуждает себя переключиться на
того, кто к нему обратился. При этом взаимное информирование может приобретать вид конфронтации или конгруенции (взаимного согласия). Если участники выбирают конфронтацию, то общение постепенно угасает, оставляя за партнерами право на собственное мнение. Если же они выбирают путь конгруенции, т. е. подтверждают взаимные ролевые ожидания, то это обязательно приводит к растущему раскрытию своего «ролевого веера» (набор психологических ролей, которые выполняет человек при взаимодействии с другим человеком) каждым из партнеров.
Таким образом, установлено, что общение является важной составляющей всех коммуникативных процессов в обществе, выступает главным инструментом в поисках конвенции и подтверждает осуществление толерантного действия - толерантности.
Развивая идею «семиотической паутины» - паттерна знаков, в которой находятся, живут и взаимодействуют субъекты, проистекают все формы коммуникации -общения, диалога. Дж. Дили особо выделяет, что целая серия переплетенных и конфликтующих процессов, которые выливаются во всеохватывающую эволюцию, подлежат определенной спецификации и идентификации [15, с. 148].
3. Символическое пространство (вся мыследеятельность человека в обществе символична, основана на символическом сознании социального взаимосодействия).
Существенным (для данного методологического принципа исследования) есть символическое обоснование жизнедеятельности - мыследеятельности людей в обществе, так как символ (в своих паттернах) пронизывает все общественные отношения и символ выступает устойчивой социальной моделью самого действия человека в социальном пространстве.
В качестве примера о конвенциональности как общественном договоре относительно трактовки и использования символа обращаемся к исследованию И.Г. Пендиковой, Л.С. Ракитиной, которые считают, что правильной интерпретации символа (в частности, в рекламе) способствует такая его особенность, как конвенциональность — общественный договор относительно трактовки и использования символа, принимаемый большинством представителей целевой потребительской аудитории [16, с. 263-265].
Идеальными для рекламы считаются образы, созданные на основе универсальных и этнокультурных архетипов, которые являются не только залогом ее эффективности, но и гарантией психологической безопасности для потенциального потребителя.
Слово «символ», как отмечает Ю.М. Лотман, одно из самых многозначных в системе семиотических нау. Выражение «символическое значение» широко употребляется как простой синоним знаковости. В этих случаях, когда наличествует некое соотношение выражения и содержания и, что особенно подчеркивается в данном контексте, конвенциональность этого отношения, исследователи часто говорят о символической функции и символах [17, с. 191-199].
Символическая метаболизация опыта, по С. Лангер, проявляется в таких феноменах, как вербальные акты, коммуникативные феномены, искусство, ритуалы, традиции, акустические феномены природы. Символы-знаки являются инструментами ментально-рационального духа индивида, которые и предопределяют его деятельность - активность в социуме-экзистенции [18, с. 107].
Коммуникация между людьми происходит за счет создания общезначимых символов. По словам Дж. Мида, «значимыми символами называются знаки и символические жесты, вызывающие у другого индивида то же самое представление о присущих им значениях, что и у первого, и поэтому определяющих одинаковую реакцию». Участники взаимодействия интерпретируют поведение друг друга, что является предпосылкой взаимодействия. Важным понятием в теории символического интеракционизма выступает «идентичность», которая осознается, по мнению Дж. Мида, только в том случае, когда индивид смотрит на себя глазами другого [19].
В целом очевидно, что переход к символическому проистекает от невозможности практического освоения и изучения конвенциональных отношений, а только через
определенные феноменологические проявленные смыслы действия - по исходному прошлому их, а значит - через символы, знаки, составляющие определенные социальные структуры.
К проблеме современного социально-философского феноменологического подхода необходимо обартитьвнимание на то, что конвенциональные взаимодействия превращаются в конвенциональные отношения в результате повторяющихся более или менее стабильных конвенциональных взаимодействий. Переход конвенциональных взаимодействий в конвенциональные отношения возможен при наличии конвенциональных действий, конвенциональных стратегий, конвенциональной территории, конвенциональных значений, конвенциональных «игр» - символических по сути действий.
На подступах к феноменологическим представлениям об общественных процессах, имеется возможность представить, допустить, что эти процессы изменяются в случаях, когда имеется социальное пространство со своей символической структурой, в котором устанавливается конвенциональность в обществе. При этом, в социально -феноменологическом срезе, возможно выявить то, насколько отличается ноэма символа как объекта произвольного соглашения и ноэма символа - конвенции (соглашения) в контексте ее социальной символизации. Если такие отличия имеют место, возможно говорить о гностической плодотворности символизации в осмыслении и моделировании процессов установления конвенционализации в обществе. Именно структура социально -феноменологической модели обеспечивает эвристическую функцию модели. На основании выявления частного, возникают представлениях о других сторонах явления, которые будут осмыслены в новом ракурсе.
Используя феноменологический взгляд на символизацию возможно определить ее место как компонента деятельности. Социально-феноменологический анализ наиболее способствует формированию представления о символизации, как акта сознательной деятельности для каждого субъекта процесса взаимоотношения.
Символизацию возможно считать актом структурирования социальных процессов, при этом она сопровождается созданием образа действия. Символизация является актом познания ситуации, поскольку она с самого начала направлена на изменение, усиление понятия об исходном предмете. Также она есть акт упорядочивания сознания субъекта, который «приобщился (по необходимости) к символизации.
Происходит это таким образом. В общих чертах это возможно описать как следующий процесс, исходя из феноменологического моделирования ситуации. Достаточно очевидно, что «социокультуротворческая мыследеятельность» современности основывается на целом спектре образов, символов и знаков.
Нашу концепцию подтверждаем на основании символизации, которая, прежде всего, является определенного рода несоответствующей трансформации понятия о предмете, явлении, интенционально направленной на другой предмет, который сохраняет хотя бы один из признаков первого и не создает между ними иерархической взаимообусловленности, иерархической взаимозависимости, соподчинения. В целом, такое положение не касается только метафоры.
В результате сознание получает доступ к новым граням сущности предмета -символа (в нашем случае предмет - это процесс взаимоотношения). Обогащенное воображение о явлении - символе является главным результатом - следствием символизации опыта. Сама по себе ноэма является инвариантной, если представить ее целостной и не определять границы ее достижения для сознания. При этом, для каждого субъекта ее форма может быть структурирована несколькими различными способами. Явление ноэмы для сознания и механизмы познания предмета имеют и связаны с несколькими стадиями - это, во-первых, первое столкновение с сущностью предмета познания, точкой отсчета воображения о нем, которое может совпадать с первым представлением как таковым. Во-вторых, последовательность, очередность отдельных представлений о предмете, что обуславливает тектонику структурирования
понятия о нем. Следующее, обстоятельствами восприятия, контекстом содержания сознания, которое соседствует с представлениями о предмете, то есть действием субъективного фактора.
Кроме этого, в этом и другом случаях необходимо учитывать эмпирический фактор и фактор «предвидения формы». Уже первое соприкосновение с предметом-символом будет связано с доминированием того отдельного признака или признаков, которые объединяют символизированный предмет и символ. Это первое и основное отличие интенциональной направленности сознания в случае из восприятия символа. Результатом восприятия, прежде всего, является упорядочивание картины эмпирической реальности, а также последовательная активизация и совершенствование способности, возможности к упорядочиванию разнообразного, свойственного объекту.
Механизм символизации, исходя из данной модели, представляет собой результат видения общих признаков «чистых», по возможности, сущностей предмета и символа, точнее, видения самого факта существования таких общих черт. Естественно, самопознание чистых сущностей не представляется возможным. При этом, механизм такого задействования позволяет сначала определить эти внутренние звенья, потом сделать выбор соответствующего понятия-символа, а отсюда воплотить сам символ в практике.
Сопоставляя предмет и символ, используется общий признак представления о предмете, который находится в синтетическом понятии о предмете, с общим признаком представлений о символе, который имеется в синтетическом понимании символа, с определенным общим признаком, благодаря которому опосредствованы собственно предмет и символ или понятия о них. Проблемой выступает то, насколько объединены между собой эти признаки, будет ли доминировать в представлениях о символе безукоснительно один и тот же признак, который доминирует в представлении о предмете. Само «приближение» к ноэме символа уже не будет достаточно редуцируемым.
Интенциональная активность сознания может быть представлена такой моделью, где каждому предмету соответствует определенное звено структуры сознания субъекта. Возможно представить, что сознание - это круг, в котором каждая точка потенциально соответствует какому- либо образу внешнего мира. Если, при этом, мир объектов условно обозначить другим кругом, то и будет модель, в которой для каждой точки первого круга находится соответствующая точка друга и на оборот [6].
Очевидно, что, проводя феноменологическое редуцирование, невозможно избавиться от всех «внешних» информаций о предмете и символе, но, заключая их в скобки, возможно видеть и понимать сам ноэматический аспект символизации конвенционального обустройства - сущность процесса в его структурных единицах.
Выводы. На основании вышеизложенного, стало возможным выделить основную идею нашего исследования.
В целом на основании проанализированного материала, возможно сделать предварительные обобщения, что феномен конвенциональности приобретает особое значение для современного общества, в котором постоянно усиливается роль субъективного фактора и при этом растет необходимость сохранения целостности надперсональных общностей.
В произведенном опыте социально-философского феноменологического анализа конвенциональности, на основании выделения основных пространств социальной конвенциональности, таких как социальное пространство; семиотическое пространство; символическое пространство, воспроизведены ступени социально - философского осмысления конвенциональности; прослежены закономерности установления конвенциональности как функционального принципа согласованности в обществе.
Конвенциональная модель феноменологического уровня как структура с результатом возможного познания, проектирования и прогнозирования происходящих процессов в обществе, представлять собой наиболее полный синтез символических компонентов взаимоотношений, которые направлены па получение конечного
определенного результата. Из этого следует, что каждый компонент может войти в систему отношений только в том случае, если он вносит свою долю содействия в получение запрограммированного конвенционального результата.
Теоретико-методологические перспективы исследования. В контексте исследования, перспективным считаем то, что механизм переходов в рамках смоделированного конвенционального пространства, на основе возможно используемых в коммуникации знаков - символов, может позволить выявлять: соответствующие социальные процессы в конкретных модельных конструкциях; механизмы социальных процессов, протекающих в нем; оценки тех социальных процессов, которые находятся на выходе и в самом конвенциональном пространстве.
Список литературы /References
1. Айдукевич К. Картина мира и понятийный аппарат / К. Айдукевич // Философия науки. М.: РАН, 1996. Вып. 2: Гносеологические и логико-методологические проблемы. С. 231-253.
2. Карнап Р. Значение и необходимость / Р. Карнап. М., 1959.
3. Поппер К. Открытое общество и его враги. М.: Феникс, Международный фонд «Культурная инициатива», 1992. 448 с.
4. Бородина Т.В. Социальный диалог: коммуникативные стратегии личностной репрезентации общественных отношений / Татьяна Васильевна Бородина: Дис. ... канд. филос. наук: 09.00.11. Ростов-на-Дону, 2003. 177 с.
5. Осъмук Л.А. Взаимодействие социальных миров: К проблеме конвенциональных отношений / Л.А.Осъмук. Новосибирск: Наука, 2004. 290 с.
6. Гуссерль Э. Феноменология / Э. Гуссерль. М.: Логос, 1991.
7. Витгенштейн Л. Логико-философский трактат / Л. Витгенштейн: [Пер. с нем. И. Добронравова и Д. Лахути]. Общ. ред. и предисл. В.С. Асмуса. М.: Изд. иностран. Лит-ры., 1958.
8. Иванова А.С. Методология социального познания: феноменологический подход / Анна Сергеевна Иванова: Дис. ... канд. филос. наук: специальность - социальная философия - 09.00.11. Москва, 2010. 180 с.
9. Бурдье П. Кодификация / П. Бурдье. Начала. / Пер. с фр. Н.А. Шматко. М.: Socio-Logos, 1994. C. 121.
10. Бурдье П. Практический смысл / П. Бурдье. СПб.: Алетейя, 2001. 562 с.
11. Шейкин А.Г. Смыслы культурные / А.Г. Шейкин // Культурология. ХХ век: словарь. СПб.: Университетская книга, 1997. С. 428-430.
12. Луман Н. Теория общества / Н. Луман / Теория общества: [Пер с нем.]. M.: КАНОН-пресс-Центр; Кучково поле, 1999. С. 203-212.
13. Habermas J. Theorie des Kommunikativen Handelns. 2 Bdn. / J. Habermas. Frankfurt am Main, 1997.
14.Дэвидсон Д. Общение и конвенциональность / Davidson D. Communication and Convention. Synthese № 59, 1984.; [Рус. пер. Е.В. Зиньковского] / Опубл. в кн. Философия, логика, язык» под ред. Д.П. Горского и В.В. Петрова. М. «Прогресс», 1987. С. 13-17.
15.ДШ Дж. Основи семютики / Дж. Дш: [Пер. з англ. та наук ред. Анатолш Карась]. Львiв: Арсенал, 2000. 232 с.
16. Пендикова И.Г. Архетип и символ в рекламе / И.Г. Пендикова. М.: ЮНИТИ-ДАНА, 2008.
17. Лотман ЮМ. Избранные статьи. Т. 1. / Ю.М. Лотман. Таллинн, 1992. С. 191-199.
18. Лангер С. Философия в новом ключе. Исследование символики разума, ритуала и искусства / С. Лангер. М.: Республика, 2000. 287 с.
19.Mead G. Philosophy of the Act / G. Mead. Univercity of Chicago Press, 1938. P. 662.
