CC BY
40
«Цинциннат пошел, - говорит Сирин, - среди пыли и падших вещей, и трепетавших полотен, направляясь в ту сторону, где, судя по голосам, стояли существа, подобные ему». Тут, конечно, представлено возвращение из творчества в действительность» [6, с. 248].
Весьма спорное толкование В. Ходасевича, последовательно проводившего идею «игра приемов - основная тема Сирина», вызвало справедливое и веское возражение В.С. Варшавского: «...завороженное царство окружает Цин-цинната. Это, действительно, бред, но вовсе не творческий бред самого Цинцинната, а бред, существующий против его воли, и внешне объективно. Это именно тот «общий мир», за которым стоит вся тяжесть социального давления и который все представляется единственно реальным. Но только «В приглашении на казнь» омертвение этого «общего мира» пошло еще дальше. Действие романа происходит в каком-то неопределенном будущем, после того, как тотальная социализация всей жизни привела к упадку культуры и вырождению человечества. <...> Все сводится к сомнамбулическому следованию обычаям и обрядам, раз и навсегда регламентированным в малейших подробностях» [1, с. 217].
Варшавский предлагает и свою трактовку финала: «Пародии, призраки приговаривают человека к смертной казни. Как будто бы полная фантастика? Но мы знаем, что уничтожение живых существ «общим миром» является одним из наиболее знаменитых и постоянных явлений истории. Достаточно вспомнить два примера: Голгофу и кубок цикуты для Сократа» [1, с.218].
Подобно князю Христу Достоевского Цин-циннат Ц. покидает земную жизнь, густо насыщенную аллегорическими масками пошлости, похоти, тщеславия, алчности, подчиненную инерции механических привычек, и возвращается к своему Небесному Отцу, обитающему за пределами «разлагающейся кучи мусора».
Абсолютное одиночество Цинцинната не размыкает ни Марфинька - пародия на жену, ни Цецилия Ц. - пародия на мать, ни Эммочка -пародия на надежду, ни тем более палач Пьер, который с помощью «терпения и ласки» пытается создать «атмосферу общей товарищеской
УДК 822
близости», породниться с приговоренным к смерти. Все это страшное окружение - «каменная тоска тюрьмы», - воссозданное с опорой на сквозные образы (символы романов Достоевского - «желтый паук», «желтые липкие стены», «безжалостный бой часов», «запах керосина» и т.д.), вынуждает Цинцинната все глубже уходить в себя, ограничить сферу творческой деятельности данным ему природой талантом.
В рамках бердяевской классификации (типов отношения одиночества с обществом) цинцин-натовское утверждение «я есмь» можно рассматривать как третий тип - не одинок и не социален, как полное отчуждение художника от общества, обращенного к собственной душе.
Герои Достоевского и Набокова часто осознают, что на самом деле им надо еще чего-то «другого». Именно в вечном стремлении к совершенному, видимо, и заключается суть трагического одиночества.
Глубоко прочувствовав катастрофичность своего времени, трагическое одиночество, разобщенность людей, отчуждение, отчаяние, а главное, ощутив «зашифрованность» этого пласта и мастерски воссоздав его «мертвенную» атмосферу, русские писатели тем самым обогатили традицию русской литературы - углубить -ся в духовные недуги мира и противопоставить им здоровое, светлое, творческое начало.
Литература
1. Набоков В.В. Лекции по русской литературе // Независимая газета. 1996.
2. Мережковский Д.С. Лев Толстой и Достоевский. Вечные спутники. - М.: Республика, 1995.
3. Варшавский В.С. Незамеченное поколение. - Нью-Йорк: Изд-во им. Чехова, 1956.
4. Ильин И.А. О тьме и просветлении. - М.: Скифы, 1991.
5. Бердяев Н.А. О русских классиках. - М.: ВШ, 1993.
6. Ходасевич Вл. О Сирине // В.В. Набоков: pro et contra. - СПб.: РХГИ, 1997.
Горковенко Андрей Евгеньевич, кандидат филологических наук, доцент кафедры литературы Забайкальского государственного гуманитарно-педагогического университета.
Gorkovenko Andrey Evgenievich, candidate of philological science, associate professor of department of literature, Zabaikalian State Humanitarian-Pedagogical University.
Tel: +7 9242704211; e-mail: [email protected]
С.А. Кошкин
Концепция личности в эпопее А.И. Солженицына «Красное колесо»
Проанализированы различные типы характеров, выведенных А.И. Солженицыным в эпопее «Красное колесо». Ключевые слова: концепция личности, испытание, царь Николай II, Столыпин.
S.A. KoshA/n
The concept of a personality in the epopee of A.I. Soljenitsyn "Red wheel"
The article analyses different types of personalities shown by A. Soljenitsyn in his epopee "Red wheel". Key words: concept of a personality, trial, tzar Nickolay II, Stolypine.
Эпопея А.И. Солженицына «Красное Колесо» (1937, 1969-1973, 1975-1990) - одно из самых сложных произведений во всей русской литературе. Его исключительная масштабность ставит перед исследователями множество проблем самого разного характера. Одной из них становится проблема концепции личности, которой и посвящена настоящая статья.
Как теоретико-литературное понятие концепция личности не сводима к понятию образа или героя, поскольку является более широким и предполагает обобщенное представление как об идеальном, так и антиидеальном начале в человеческом характере, включает в себя не только представление о личностных качествах человека, но и о его месте в обществе, специфике взаимодействия с окружающими людьми и исторической реальностью, смысле жизни. Данная проблематика в творчестве Солженицына, как нам представляется, осмыслена литературно-критическим сознанием недостаточно глубоко.
Формирование концепции личности в творчестве Солженицына приходится на его первые рассказы, опубликованные в начале 1960-х гг., из которых наиболее примечательные для нас -«Один день Ивана Денисовича», «Матренин двор» и «Случай на станции Кочетовка». В последнем рассказе запечатлен народный характер, которому свойственно качество, впоследствии ставшее неотъемлемым атрибутом концепции личности в творчестве Солженицына, в том числе и в эпопее «Красное Колесо». Речь идет о противоречивости, воплощенной в образе Зотова. Герой рассказа встречает отставшего от своего эшелона окруженца, который сразу же -словами, интонацией, манерами, мягкими жестами - привлекает внимание Зотова: «ему была на редкость приятна его манера говорить; его манера останавливаться, если казалось, что собеседник хочет возразить; его манера не размахивать руками, а как-то легкими движениями пальцев пояснять свою речь» [6, т. 3, с. 231]. Он начинает раскрывать свои мечты и чувства перед этим незнакомым человеком, отставшим от своего поезда и не имеющим при себе документов, с ничего не значащим догонным листом. Здесь как раз и возникает борьба двух начал в душе Зотова: доброты, душевной расположенности и подозрительности. Он вспоминает об инструкции, которая «требовала крайне при-
стально относиться к окруженцам, а тем более одиночкам», и в его душе зарождается сомнение: «Подослан! Агент! Наверное, белоэмигрант, потому и манеры такие» [6, т. 3, с. 242]. Результатом подобной противоречивости характера оказывается трагическое событие: Зотов сдает только что полюбившегося и так заинтересовавшего его человека в НКВД. Солженицын, думается, вполне солидарен с Горьким, отмечавшим «пестроту» как «естественное состояние человека», способного повернуться то одной, то другой своей стороной в рамках одной ситуации, в пределах одного мгновения. Солженицын демонстрирует, насколько трагические последствия может иметь такая расколотость личности.
В другом рассказе, «Один день Ивана Денисовича», отражена такая существенная грань концепции личности в художественном мире писателя, как способность человека сохранять собственное достоинство в неблагоприятных для этого условиях. Образом Ивана Денисовича Солженицын демонстрирует важность физического выживания в античеловеческой атмосфере, но не ценой потери нравственной цельности, которая равносильна смерти. Шухов, с одной стороны, не склонен выражать активный протест против жестоких обстоятельств (как это делает Буйновский), но в то же время, не желая потерять человеческое достоинство, не собирается принимать на себя все удары лагерной жизни и подчиняться ей: «Это верно, кряхти да гнись. А упрешься - переломишься» [7, т. 1, с. 38]. Высокая степень приспособляемости Шухова к обстоятельствам, как замечает А.В. Урманов, «не имеет ничего общего с униженностью, с потерей человеческого достоинства» [8, с. 25]. Страдая от голода не меньше других, он все же не может уподобиться «шакалу» Фетюкову, который рыскает по помойкам и вылизывает тарелки, выпрашивает подачки и перекладывает свою работу на плечи других.
О несломленности человека порочными условиями жизни говорит Солженицын в и рассказе «Матренин двор», заостряя внимание на духовном сознании и праведничестве героини. В статье о раскаянии и самоограничении писатель, как бы характеризуя и Матрену, замечал: «Есть такие прирожденные ангелы, они как будто невесомы, они скользят как бы поверх этой жижи, нисколько в ней не утопая, даже касаясь ли сто-
пами ее поверхности?» [5, т. 1, с. 61]. «Правед-ничество» Матрены, ее религиозность, не вписывается в контекст эпохи, когда государственной политикой становится даже не атеизм, а воинствующее безбожие. Героиня подвергается многим испытаниям: она хлопочет пенсию за мужа, не имеет возможности купить торф, который добывается везде вокруг, ее огород обрезается приехавшим из города председателем. По замечанию А.В. Урманова, «цель пришельцев из антимира очевидна - свести к минимуму жизненное пространство, прежде всего принадлежащее православной России; заразить носителей светлого духовного начала злобой, жадностью, завистью ...» [8, с. 81]. Однако праведница Матрена не теряет в суровых условиях лучшие свои моральные качества: работая за палочки трудодней в колхозе, бесплатно помогая всем нуждающимся в помощи, едва сводившая концы с концами, она остается совершенно бескорыстной.
Таким образом, уже в раннем творчестве Солженицына формируются такие элементы концепции личности, как противоречивость, бескомпромиссность и религиозность («правед-ничество»). Уже в раннем творчестве писатель определяет смысл жизни человека - сохранить свой моральный облик в противостоянии бесчеловечной Системе. Однако прежде чем обращаться к исследованию данной проблематики на материале эпопеи «Красное Колесо», необходимо, на наш взгляд, совершить экскурс в публицистику Солженицына, которая позволит нам составить более полное представление о специфике отношения писателя к человеческой личности, ее характеристиках, смысле существования и особенностях взаимодействия с исторической реальностью.
Предлагаемая Солженицыным концепция личности и картина мира, в которой вынужден существовать человек, органично вписывается в общеевропейский контекст философских, а именно экзистенциальных, представлений первой половины ХХ века. Влияние данного направления на творчество Солженицына неоднократно привлекало внимание (хотя весьма недостаточное) некоторых исследователей. Н. Щедрина, например, отмечала, что «для Солженицына мировая экзистенциальная философия ХХ в. оказалась особенно действенной, но... она более ориентирована на социальные и политические проблемы» [9, с. 22-23]. Ориентация же на проблемы антропологические, как замечает Р. Бракман, показывает экзистенциальную природу «пограничной ситуации» и проблемы выбора и утверждает, что «экзистенциальное восприятие - важная сторона психологии солженицынского героя» [1, с. 55]. Действи-
тельно, многие идеологические установки Солженицына являются едва ли не повторением основных принципов христианского направления немецкого и французского экзистенциализма (Г. Марсель, К. Ясперс). Центральной его проблемой оказывается мироощущение индивида в обществе, переживающем глубокий кризис. Философов-экзистенциалистов отличало стремление выявить сущность человека на основе его поведения в пограничной, экстремальной ситуации, в эпоху социальных неурядиц и исторических катастроф и дать рекомендации человеку, как в подобных ситуациях поступать (не случайно именно в военный и послевоенный периоды родились наиболее значительные произведения философов этого направления). Солженицын, безусловно, близок к такому подходу. Именно в «узловые» моменты нашей истории, по мнению писателя, картина личности человека приобретает наиболее ясные очертания. Именно этот подход находит выражение в механизме испытания, действующем в «Красном Колесе».
Солженицын показывает в эпопее человека, попадающего в драматическую ситуацию тупика, которая имеет тем более трагические последствия, чем менее устойчивыми оказываются его ориентиры (нравственные и идеологические). Персонажам «Красного Колеса» (Протопопову, Николаю II, Воротынцеву) довольно трудно правильно сориентироваться в мире, где «так много богов и нет единого вечного бога» (Л. Андреев), в мире, представляющем собой «адову суматоху» (Горький). Категории личности, которыми обладают солженицынские персонажи, являются категориями экзистенциальной модели человека. В. Заманская, автор, пожалуй, самой обстоятельной работы [2], посвященной экзистенциальной традиции в русской литературе ХХ в., пишет о таких параметрах, как катастрофичность бытия, кризисность сознания, онтологическое одиночество, состоящее в восприятии мира как враждебного, разорванное городское сознание, то есть сознание утраченной цельности, необретенного идеала. В ситуации одиночества оказываются Воротынцев, Николай II, Столыпин. Трагический путь разрушения поначалу единой картины личности Солженицын показывает особенно остро на примере полковника Воротынцева. «Распыленность личностного начала., уже теряющего пути к целостному его воплощению» (В. Вейд-ле), отражена и в судьбе царя Николая II. На наш взгляд, в «Красном Колесе» воссоздан тот экзистенциальный тип сознания, который, по словам В. Заманской, запечатлел всю глубину разрушительных тенденций эпохи «переоценки всех ценностей».: «обезбожение», «обесчело-
вечение» мира, беспредельность одиночества и отчуждение как результат полученной «несчастным существом» (Достоевский) свободы, «расколотое Я» (Р. Лейнг), «экзистенциальное беспокойство» (В. Варшавский), утрата пределов (мир без Бога и без Дьявола).
Солженицына с экзистенциалистами сближает помимо взглядов на реальное существование человека также и восприятие его роли и судьбы в кризисной ситуации. Писателю близка идея индивидуальной ответственности человека за все, что происходит с ним самим и с другими людьми (Сартр). Отсюда утверждение писателем бескомпромиссности в качестве жизненного идеала. Отсюда мысль о том, что предназначение каждого человека в историческом контексте - спасение России. Свойствен солженицынско-му мировоззрению и мотив активного сопротивления враждебному по отношению к личности миру, сопротивления, в котором выражается свобода человека и его судьба (вспомним, например, Столыпина). Безусловно, Солженицыну близок и первый принцип сартровского экзистенциализма: человек делает самого себя, постепенно обретает свою сущность, изначально уже обладая существованием, так сказать, постоянно находится в пути, что расценивается как нелегкий, полный драматизма, но истинно человеческий удел. Подобный принцип воплощен в словах писателя из Гарвардской речи о смысле жизни человека, в которых утверждается для человека необходимость обрести свою сущность, проявив при этом свободу выбора и сознание ответственности за этот выбор.
Солженицын, подобно экзистенциалистам, решает проблему выхода из кризисной ситуации. П. Рикер полагал, что выходом из кризиса должно стать создание новой шкалы ценностей, способных воодушевить индивида. Более конкретно высказывался сторонник «духовной революции» (у Солженицына в публицистике -«нравственные революции») Э. Мунье: «Глубинный смысл человеческого существования состоит... в том, чтобы переменить «тайну своей души», чтобы принять в нее царство Божие и воплотить его на Земле» [3, с. 14]. Так и по Солженицыну, только приближение человека к Богу путем раскаяния и самоограничения есть залог спасения себя и окружающего мира от саморазрушения.
Таким образом, Солженицын в эпопее «Красное Колесо» воссоздает разные типы личности, отличающиеся друг от друга по степени единства и содержательной наполненности их картин. Состоятельность человека определяется тем выбором, который он совершает в ситуации тупи-
ка, а также в процессе испытаний Историей, любовью или верой, которые обнажают негативное или идеальное начало в его характере. Показывая кризисность мира и человека, Солженицын тем не менее верит в то, что каждый способен проявить лучшие, с точки зрения писателя, качества. Они воплощены в тех трех аспектах картины личности, которые наиболее волнуют Солженицына: религиозном, конкретно-историческом и нравственном. В религиозном отношении ценятся гуманность, верность духовным ценностям в противовес материальным, способность к раскаянию и самоограничению. В конкретно-историческом плане идеальными качествами становятся служение национальным интересам, общему, а не частному, а также понимание необходимости спасать Россию. В нравственной сфере человек должен быть решительным, последовательным, активным, не знающим сомнений и упреков, сознающим ответственность за происходящее вокруг и за будущее. В деле спасения мира от упадка и увядания Солженицын, таким образом, ставит акцент не на метафизических обстоятельствах или исторических условиях, а на каждом конкретном человеке, долг которого - «творить», «быть художником человеческих душ» (Н. Бердяев). От того, насколько верную, положительную и цельную картину своей личности нарисует человек, зависит, по мысли Солженицына, судьба всего человечества.
Литература
1. Бракман Р. Выбор в аду: жизнеутверждение солже-ницынского героя. - Л.: Эрмитаж, 1983.
2. Заманская В.В. Экзистенциальная традиция в русской литературе ХХ века: Диалоги на границах столетий. -М.: Флинта: Наука, 2002.
3. Мунье Э. Персонализм. - М., 1992.
4. Солженицын А.И. Красное Колесо: Повествованье в отмеренных строках: в 10 т. - М.:Воениздат, 1993-1997.
5. Солженицын А.И. Публицистика: в 3 т. - Ярославль: Верх.-Волж. кн. изд-во, 1995. - Т. 1.
6. Солженицын А.И. Собр. соч.: в 8 т. - М.: Новый мир, 1990.
7. Солженицын А.И. Собр. соч.: в 9 т. - М.: Терра, 1999. - Т. 1.
8. Урманов А.В. Творчество Александра Солженицына: учеб. пособие. - 2-е изд. - М.: Флинта: Наука, 2002.
9. Щедрина Н.М. Исторический роман в русской литературе последней трети ХХ века (Пути развития. Концепция личности. Поэтика): автореф. дис. ... д-ра филол. наук. - М., 1996.
Кошкин Сергей Александрович, аспирант Московского государственного университета.
Koshkin Sergey Alexandrovich, post-graduate student of Moscow State University.
E-mail: [email protected]
