Научная статья на тему 'Концепция «Диалогизма» М. М. Бахтина как основание постструктуралистской концепции интертекстуальности Ю. Кристевой'

Концепция «Диалогизма» М. М. Бахтина как основание постструктуралистской концепции интертекстуальности Ю. Кристевой Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

CC BY
3129
471
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
Ключевые слова
ИНТЕРТЕКСТУАЛЬНОСТЬ / ДИАЛОГИЗМ / АМБИВАЛЕНТНОСТЬ / ЦИТАЦИЯ / ПОСТСТРУКТУРАЛИЗМ / ПОСТМОДЕРНИЗМ / INTERTEXTUALITY / DIALOGISM / AMBIVALENCE / CITATION / POSTSTRUCTURALISM / POSTMODERNISM

Аннотация научной статьи по языкознанию и литературоведению, автор научной работы — Высочина Юлия Ленаровна

В статье рассмотрена концепция диалогических отношений М.М. Бахтина, выступившая как основание для постструктуралистской концепции интертекстуальности Юлии Кристевой. Диалогизм, по М.М. Бахтину, пронизывает всю литературу, так как автор всегда обращается и к предшествующей, и к современной ему литературе. Таким образом, созданный текст включает в себя другой текст через отдельные элементы речевые высказывания, которые приобретают иное значение в новом контексте. Ю. Кристева, переосмысляя работу М.М. Бахтина, рассматривает текст как мозаику цитации: любой текст есть продукт впитывания и трансформации какого-нибудь другого текста. Формулируя свою концепцию, Кристева впервые использует понятие интертекстуальности, под которым понимает различные «отсылки» к предыдущим текстам.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

The article discusses the conception of dialogical relations by M.M. Bakhtin taken as the basis for the poststructuralist conception of intertextuality by Julia Kristeva. Dialogism, according to M.M. Bakhtin, pervades the literature, as the author always refers to the antecedent and contemporary literature. Thus, the generated text includes another text in the individual elements speech acts that acquire a different meaning in a new context. Y. Kristeva, reinterpreting the work of M.M. Bakhtin, sees the text as a mosaic of citations: any text is the product of absorption and transformation of another text. Wording her conception, Kristeva for the first time uses the concept of intertextuality, which she understands as various «references» to the previous texts.

Текст научной работы на тему «Концепция «Диалогизма» М. М. Бахтина как основание постструктуралистской концепции интертекстуальности Ю. Кристевой»

КОНЦЕПЦИЯ «ДИАЛОГИЗМА» М.М. БАХТИНА КАК ОСНОВАНИЕ ПОСТСТРУКТУРАЛИСТСКОЙ КОНЦЕПЦИИ ИНТЕРТЕКСТУАЛЬНОСТИ Ю. КРИСТЕВОЙ

Ю.Л. Высочина

Ключевые слова: интертекстуальность, диалогизм, амбивалентность, цитация, постструктурализм, постмодернизм. Keywords: intertextuality, dialogism, ambivalence, citation, poststructuralism, postmodernism.

Теория интертекстуальности тесно связана с концепцией диалогических отношений М.М. Бахтина. В своей работе «Проблема содержания, материала и формы в словесном художественном творчестве» М.М. Бахтин, описывая диалектику существования литературы, отметил, что помимо данной художнику действительности он имеет дело также с предшествующей и современной ему литературой, с которой он находится в постоянном «диалоге, понимаемом как борьба писателя с существующими литературными формами»: «даже прошлые, то есть рожденные в диалоге прошедших веков смыслы, никогда не могут быть стабильными (раз и навсегда завершенными, конечными) - они всегда будут меняться (обновляться) в процессе последующего, будущего развития диалога. В любой момент развития диалога существуют огромные, неограниченные массы забытых смыслов, но в определенные моменты дальнейшего развития диалога, по ходу его, они снова вспомнятся и оживут в обновленном (в новом контексте) виде» [Бахтин, 1979, с. 373].

М.М. Бахтин понятие диалогизма относит к языковой инфраструктуре. Для того чтобы между различными субъектами возникли диалогические отношения, необходимо облечь эти отношения в слово, выражающее различные позиции. Таким образом, диалогизм как бы проникает внутрь слова, а после - внутрь высказывания: слово сначала соотносится со своим значением, а потом уже служит ответной реакцией на чужое высказывание.

Диалог, по М.М. Бахтину, по своей простоте и четкости - классическая форма общения. Каждая реплика - завершенная и высказанная позиция говорящего, в отношении которой можно занять ответную

позицию. Очень часто говорящий сам задает вопросы в границах «своего высказывания и сам же на них отвечает, возражает, опровергает» [Бахтин, 1979, с. 251]. Каждое высказывание может существовать только в окружении предшествующего и последующего: «Нет ни первого, ни последнего слова и нет границ диалогическому контексту», «каждое высказывание - это звено в очень сложно организованной цепи других высказываний» [Бахтин, 1979, с. 157].

Произведение понимается Бахтиным как «звено в цепи речевого общения, как реплика диалога, оно связано с другими произведениями-высказываниями: и с теми, на которые оно отвечает, и с теми, которые на него отвечают» [Бахтин, 1979, с. 254]. Таким образом, произведение - это ответная позиция автора в сложных условиях речевого общения данной сферы культуры. Но индивидуальный стиль автора, его мировоззрение во всех замыслах произведения определяет внутренние границы, отделяющие данное творение от предшествующей или последующей литературы, на которые автор опирается или с которыми спорит.

Диалогизм невозможен без логических и предметно-смысловых связей, но он не сводится к ним, а имеет свою специфику. Говоря словами самого Бахтина, «логические и предметно-смысловые отношения, чтобы стать диалогическими <...>, должны воплотиться, то есть должны войти в другую сферу бытия: стать словом, то есть высказыванием, и получить автора, то есть творца данного высказывания» [Кристева, 2001, с. 219].

Диалогичность изначально присуща языку: «диалогическое общение и есть подлинная сфера жизни языка» [Кристева, 2001, с. 218], и это в первую очередь определяет возможность появления отношений «автор - персонаж», структурирующих повествование.

Итак, бахтинский «диалогизм» выявляет в письме не только субъективное, но и коммуникативное, а лучше сказать, интертекстовое начало; и вследствие диалогизма такое сочетание, как «личность -субъект письма», уступает место амбивалентности письма [Кристева, 2001, с. 219]. Под «амбивалентностью» Бахтин понимал факт включенности истории (общества) в текст и текста - в историю. Таким образом, получается, что всякое письмо есть способ чтения совокупности предшествующих литературных текстов, что всякий текст вбирает в себя другой текст и обращен в его сторону. Диалогизм и амбивалентность позволяют сделать один важный вывод: как во внутреннем пространстве отдельного текста, так и в пространстве многих текстов поэтический язык по сути своей есть «двоякость» [Кристева, 2001, с. 220].

Итак, амбивалентное пространство романа, как правило, упорядочивается в соответствии с двумя формообразующими принципами -

монологическим (каждая новая последовательность детерминирована предыдущей) и диалогическим (трансфинитные последовательности, непосредственно превышающие предшествующий каузальный ряд).

Важным моментом для дальнейшего развития теории интертекстуальности стали идеи Бахтина о «чужом слове». Термин «чужое слово» восходит к концепции, согласно которой все слова для человека делятся на «маленький мирок своих слов (осознаваемых как свои) и огромный безграничный мир чужих слов» [Бахтин, 1979, с. 347-348]. Под «чужим словом» (высказыванием, речевым произведением) Бахтиным понимается сказанное или написанное слово другого человека. Границы между своими и чужими словами могут смещаться, и тогда возникает диалогическая борьба. «Я живу в мире чужих слов. И вся моя жизнь является ориентацией в этом мире, реакцией на чужие слова (бесконечно разнообразной реакцией) и кончая освоением богатств человеческой культуры (выраженных в слове или других знаковых материалах)» [Бахтин, 1979, с. 347]. Подводя итог вышесказанному, можно сказать, что важным для развития лингвистической теории интертекстуальности в концепции М.М. Бахтина стало то, что диалогические отношения выстраиваются посредством речевых высказываний, важную роль в которых играет слово, его семантическое значение и предложение в конкретном контексте. Любое «чужое» слово может восприниматься как начало диалога, без которого невозможна культурная жизнь человека.

Ю. Кристева создала свою концепцию интертекстуальности, переосмысляя работу М.М. Бахтина, который писал, что «понять статус слова - значит понять способы сочленения этого слова (как семическо-го комплекса) с другими словами предложения, а затем выявить те же самые функции (отношения) на уровне более крупных синтагматических единиц» [Кристева, 2001, с. 215].

Ю. Кристева, дополняя учение М. Бахтина, выявляет диалогические отношения на нескольких языковых уровнях - на уровне комбинаторной диады язык / речь, а также в системах языка (коллективный, монологический договор; система взаимосоотнесенных ценностей, актуализирующихся в диалоге с другим) и в системах речи («комбинаторной» по своей сути, являющейся не продуктом свободного творчества, но неким индивидуализированным образованием, возникающим на основе знакового обмена). «Двойственная природа языка» была продемонстрирована и на другом уровне (сопоставимом с амбивалентным пространством романа): язык синтагматичен (реализуется через «протяженность», «наличие» и «метонимию») и в то же время система-

тичен (предполагает «ассоциативность», «отсутствие» и «метафору») [Кристева, 2001, с. 215].

В связи с этим Ю. Кристева, на основании учения М.М. Бахтина о различии между диалогическими и собственно языковым отношениями (у М. Бахтина «автор - персонаж»), участников диалогических связей именует как «субъект высказывания-процесса» и «субъект высказывания-результата» соответственно.

Любое слово должно рассматриваться с двух позиций: а) горизонтально (слово в тексте одновременно принадлежит и субъекту письма, и его получателю) и б) вертикально (слово в тексте ориентировано по отношению к совокупности других литературных текстов - более ранних или современных).

Вследствие того, что получатель в качестве дискурса вступает во взаимосвязь с дискурсивным универсумом книги, он сливается с тем другим текстом (другой книгой), по отношению к которому писатель пишет свой собственный текст, так что горизонтальная ось (субъект-получатель) и ось вертикальная (текст-контекст) в конце концов совпадают, обнаруживая главное: всякое слово (текст) есть такое пересечение других слов (текстов), где можно прочесть по меньшей мере еще одно слово (текст).

Вслед за Бахтиным Кристева рассматривает текст как мозаику цитации, любой текст есть продукт впитывания и трансформации какого-нибудь другого текста. Таким образом Кристева вводит понятие интертекстуальности: «<...> Любой текст строится как мозаика цитации, любой текст есть продукт впитывания и трансформации какого-либо другого текста. Тем самым на место понятия интерсубъективности встает понятие интертекстуальности, и оказывается, что поэтический язык поддается как минимум двойному прочтению» [Кристева, 1995, с. 98-99].

Ю. Кристева понимает интертекст в постструктуралистском ключе как довольно подвижный элемент в потоке других произведений, не имеющий четких границ. Слово обладает пространственными характеристиками, существующими в трех аспектах - субъект - получатель -контекст, - и имеет два функциональных аспекта: 1) рассматривается как медиатор, связывающий структурную модель с ее культурным (историческим) окружением; 2) как регулятор, управляющий процессом перехода диахронии в синхронию (в литературную структуру). Таким образом, слово есть не что иное, как совокупность семических элементов, находящихся в диалогических отношениях. Причем тексты и дискурсы существуют сами по себе, без участия автора, пересекаются и

вступают в диалог, полноправным участником которого становится и читатель - имеет место такое понятие, как «смерть автора».

Не претендуя на исчерпание проблемы, Ю. Кристева подчеркивает лишь один момент: логическая структура с основанием ложь-истина, немаркированность-маркированность не может служить адекватному описанию функционирования поэтического языка. Она утверждает, что с помощью существующих логических (научных) методов нельзя формализовать поэтический язык, не исказив при этом его природу. Необходимо подчеркнуть, что особенность диалога в том и состоит, что это трансгрессия, сама себе задающая закон.

Итак, бахтинский термин «диалогизм» в его французском применении заключает в себе такие понятия, как «двоякость», «язык» и «другая логика».

Концепция Ю. Кристевой имела продолжателей. Так, Р. Барт солидарен с ней в том, что любой текст можно считать интертекстом, так как он (текст) целиком состоит из различных цитат, которые присутствуют в «более или менее узнаваемых формах»: «Обрывки культурных кодов, формул, ритмических структур, фрагменты социальных идиом и т.д. - все они поглощены текстом и перемешаны в нем, поскольку всегда до текста и вокруг него существует язык. Как необходимое предварительное условие для любого текста интертекстуальность не может быть сведена к проблеме источников и влияний; она представляет собой общее поле анонимных формул, происхождение которых редко можно обнаружить, бессознательных или автоматических цитат, даваемых без кавычек» [Барт, 1989, с. 417]. Таким образом, текст состоит из тысяч цитат - отсылок к культурным источникам, а писатель есть не кто иной, как переписчик, вечно подражающий тому, что написано ранее: «жизнь лишь подражает книге, а книга сама соткана из знаков, сама подражает чему-то уже забытому» [Барт, 1989, с. 389].

Для Р. Барта любой текст - это своеобразная «эхокамера» (цит. по: [Ильин, 2001, с. 103]), для М. Риффатера - «ансамбль пресуппозиций других текстов» (цит. по: [Ильин, 2001, с. 103]), поэтому «сама идея текстуальности неотделима от интертекстуальности и основана на ней» (цит. по: [Ильин, 2001, с. 103]), Ш. Гривель пишет, что «нет текста, кроме интертекста» (цит. по: [Ильин, 2001, с. 103]).

Для М. Грессе интертекстуальность является составной частью культуры вообще и неотъемлемым признаком литературной деятельности в частности: любая цитация, какой бы характер она ни носила, обязательно вводит писателя в сферу того культурного контекста,

«опутывает» той «сетью культуры», ускользнуть от которых не властен никто (цит. по: [Ильин, 2001, с. 103]).

Но широкое понимание интертекстуальности критиковалось многими учеными: Чернявской [Чернявская, 2000], Ильиным [Ильин, 1999], Пфистером, Хольтуисом. Так, например, И.И. Ильин пишет, что концепция исследователя получила признание лишь в свете постмодернистских и деконструктивистских течений: «Фактически она облегчила как в теоретическом, так и в практическом плане осуществление «идейной сверхзадачи» постмодернизма - «деконструировать» противоположность между критической и художественной продукцией, а равно и «классическую» оппозицию субъекта объекту, своего чужому, письма чтению и т.д. Однако конкретное содержание термина существенно видоизменяется в зависимости от теоретических и философских предпосылок, которыми руководствуется в своих исследованиях каждый ученый. Общим для всех служит постулат, что всякий текст является «реакцией» на предшествующие тексты» (цит. по: [Ильин, 2001, с. 206-207]).

По нашему представлению, самым большим недостатком вышеназванной концепции можно считать очень широкое понимание интертекстуальности. Связано это с широким пониманием текста. Ю. Кристева определяет текст как «общество» или «историко-культурную парадигму», как транссемиотический универсум, включающий в себя все смысловые системы и культурные коды как в синхроническом, так и в диахроническом аспекте.

По мнению исследователя, любой текст понимается исключительно как интертекст, так как он является неотъемлемой составляющей всеобщей культуры: он включает в себя предыдущие тексты и их части. В итоге текст теряет свою уникальность, законченность, становясь лишь частью общего универсального текста, совпадающего с историей и обществом, а интертекстуальность предстает как теория безграничного текста, который интертекстуален в каждом своем фрагменте. При такой позиции введение термина «интертекстуальность» не представляется необходимым: границы интертекста в данном тексте стираются, и анализ лингвистического материала становится затруднительным.

Таким образом, можно сделать вывод, что концепция диалогических отношений М.М. Бахтина, базирующая на «другой» логике, «чужом слове» и «амбивалентности» письма, обусловила появление постструктуралистской концепции интертекстуальности, которая позволяет воспринимать любой текст как интертекст. Безусловно, теория Ю. Кристевой имеет недостатки, но введенный ею термин «интертек-

стуальность» положил начало новому направлению исследований не только в литературоведении, но и лингвистике.

Литература

Барт Р. Избранные работы: Семиотика. Поэтика. М., 1989.

Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. М., 1979.

Ильин И.П. Постмодернизм. Словарь терминов. М., 2001.

Ильин И.П. Стилистика интертекстуальности: теоретические аспекты // Проблемы временной стилистики. М., 1989.

Кристева Ю. Бахтин, слово, диалог и роман. Вестн. Московского ун-та. Сер. 9. 1995. № 1.

Чернявская В.Е. Интертекстуальность как текстообразующая категория в научной коммуникации: на материале немецкого языка: автореф. дис. ... д-ра филологических наук: СПб, 2000.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.