CC BY
29
скими словарями семантических отношениях друг с другом и ядром поля, отражают существенные признаки концепта «Чудо», являющиеся инвариантными для всех носителей современного русского языка.
ЛИТЕРАТУРА
Александрова З.Е. Словарь синонимов русского языка: Практический справочник / под ред. Л.А. Чешко. — 4-е изд., репродуцир. — М.: Рус. яз., 1975.
БТС: Большой толковый словарь русского языка / сост. и гл. ред. С.А. Кузнецов. — СПб.: Норинт, 1998.
Ефремова Т.Ф. Новый словарь русского языка. Толково-словообразовательный: в 2 т. — М.: Рус. яз., 2000. - Т.2.
Лопатин В.В., Лопатина Л.Е. Русский толковый словарь. — М.: Эксмо, 2006.
Ожегов С.И., Шведова Н.Ю. Толковый словарь русского языка: 80 000 слов и фразеологических выражений / РАН. Ин-т рус. яз. им. В. В. Виноградова. — 4-е изд., доп. — М.: Азбуковник, 1999.
Тихонов А.Н. Словообразовательный словарь русского языка: в 2 т. — М.: Рус. яз. — 1990. — Т.2.
ФСРЛЯ: Фразеологический словарь русского литературного языка конца XVIII — XX вв. / под ред. А.И. Федорова. — М.: Топикал, 1995.
ФСРЯ: Фразеологический словарь русского языка / под ред. А.И. Молоткова. — 6-е изд., испр. и доп. — М.: АСТ: Астрель, 2001.
Шанский Н.М., Боброва Т.А. Школьный этимологический словарь русского языка: Происхождение слов. — 3-е изд., испр. — М.: Дрофа, 2000.
LEXICOGRAPHIC SOURCES AS THE RESEARCH BASIS OF SEMANTIC LINKS OF THE CONCEPT "CHUDO" (MIRACLE) VERBALIZATORS
S.A. Anohina
The article deals with the description of the nucleus and the central part of a semantic field Chudo (Miracle), which verbalize the concept. The source of the information is modern linguistic dictionaries; vocabulary entry analysis allows conclusions about essential features of the concept that are invariant for all native speakers of modern Russian.
© 2009
Н.В. Меркулова
КОНЦЕПТ «ЗАГОВОР» В РУССКОЙ ЯЗЫКОВОЙ КАРТИНЕ
МИРА
(материалы к антологии русских национальных концептов)
Никакая другая история не может похвастаться таким обилием заговоров, бунтов и мятежей, как русская. Поэтому концепт «Заговор» не случайно оказался в центре нашего внимания. Хотя для называния действий, направленных
против существующей власти, в русском языке существует несколько языковых единиц, но именно лексема заговор является аккумулятором всех составляющих значений слов мятеж, бунт и заговор. Бунт — 'восстание, мятеж // открытое недовольство чем-л., протест против чего-л.' [СРЯ XVIII, 2: 166]; 'стихийное восстание, мятеж' ([МАС, 1: 125], [БТС: 103]); мятеж — 'бунт, народное возмущение, смута' [СРЯ XVIII, 13: 111]; 'стихийное вооруженное выступление в результате заговора против существующей государственной власти' ([БАС, 6: 1453], [МАС, 2: 321], [СОШ: 254]); заговор — 'тайное соглашение нескольких лиц о совместных действиях против кого-нибудь для достижения каких-нибудь определенных целей' [ТСУ, 1: 457]; '1. Тайное соглашение каких-нибудь лиц о совместных действиях против кого-либо, чего-либо для достижения каких-либо определенных политических целей. 2. Тайный уговор, сговор' [БТС: 317]. На этом основании мы считаем, что именно концепт «Заговор» выражает ментальные представления русского народа об исторических событиях, которые в историографии принято называть мятежом, бунтом и заговором.
По типу знания, отражения действительности концепт «Заговор» является сценарием, т.е. последовательностью нескольких эпизодов во времени; «это стереотипные эпизоды с признаком движения, развития» [Попова, Стернин 2002: 84]. Сценарий фиксирует «отношения между действующими лицами (цель, причину или иную логику взаимоотношений), состав действующих лиц, их функции и обстоятельства совершения действия» [Шестак 2003: 14]. Естественно, концепт «Заговор» является фрагментом национальной концептосферы носителей русского языка, т.к. в нем сфокусированы представления русского этноса о «хорошей» и «плохой» власти, ее политике. Одновременно в концепте «Заговор» заложены представления конкретных людей, принадлежащих к разным социальным, профессиональным, возрастным и др. группам.
Формирование любого национального концепта проходит как на синхроничном, так и на диахроничном уровнях. Это обусловливает полноту репрезентируемых в концепте ментальных представлений народа. Особый интерес у исследователей вызывают индивидуальные концепты языковых личностей разных исторических эпох, которые являлись уникальными субъектами реальных сценариев заговоров.
В этом отношении показательны две исторические фигуры, которые сыграли немаловажную роль в истории России: Ем. Пугачев и В.М. Пуришкевич. Пугачев остался в российской истории, в первую очередь, как масштабный заговорщик, самозванец и бунтарь, поднявший в 70-е гг. XVIII в. на восстание огромные слои населения. Он стал не просто предводителем восставшего народа, а человеком, который смог создать и умело руководить повстанческой армией, тем самым, выступить на исторической арене и в роли военачальника. В.М. Пуришкевич же стал идейным вдохновителем малочисленного заговора против главного царского фаворита начала ХХ в. — Григория Распутина. Однако и его деятельность привела к не меньшим изменениям на исторической и политической арене страны. Объединяющим началом для обоих интересующих нас исторических фигур было их стремление измененить существующую власть насильственным путем.
В любом заговоре главными являются действующие лица. Причем это всегда две стороны: заговорщики и те, против кого заговор направлен. Вербализато-ры, вычлененные нами из следственного дела Ем. Пугачева (99 языковых единиц в 1820 употреблениях) и дневниковых записей В.М. Пуришкевича (61 языковая единица в 210 употреблениях), указывают на многочисленные совпадения в расстановке действующих лиц двух таких разных заговоров как по времени, так и по масштабности. Так, в обоих источниках есть общий обязательный слой лексем и устойчивых словесных комплексов (УСК), называющих людей по их титулам, чинам, сословиям, занимаемым должностям и профессиям. Однако в записях Пуришкевича активно используются две группы вербали-заторов, отсутствующие в допросных речах Ем. Пугачева: 1) языковые единицы, называющие Россию и русский народ как действующих лиц, и 2) лексемы и УСК, негативно называющие противников Пуришкевича.
Отсутствие подобных групп в следственном деле Ем. Пугачева объясняется характером памятника XVIII в. Для бунтаря называние людей по чину, титулу, должности и сословию было вызвано необходимостью: он обязан был на допросах подробно рассказывать о событиях, в которых принимали участие те или иные персонажи. Более того, Пугачев сумел создать подобие регулярной армии, поэтому в обоих противоборствующих лагерях были лица, называемые Пугачевым по чинам или должностям. Пуришкевич же вел дневниковые записи, где большое место отводилось его мыслям и внутренним переживаниям. Так, наличие в его текстах языковых единиц, называющих Россию и русский народ как действующих лиц, обусловлено политическими убеждениями монархиста, который возглавлял консервативно-националистическую партию «Черная сотня». Черносотенцы провозглашали русскую народность собирательницей земли русской и устроительницей русского государства [Политические партии России: 90—91]. Для Пуришкевича и его соратников русские — это великий, могучий народ, за судьбу которого они беспокоились и боролись, поэтому в дневнике Пуришкевича Россия и русский народ — это непосредственные действующие лица заговора, зачастую более ценные чем конкретный человек. 17 языковых единиц (в 22 употреблениях), называющих действующих лиц негативно, также относятся к группе, наименований лиц, участвовавших в заговоре. Пуришкевич, по свидетельству историков и современников, отличался крутым нравом и «острым» языком. Поэтому за данными вербализаторами стоят реальные люди, оказавшиеся по ту сторону заговора. Это Распутин, императрица Александра Федоровна и министры.
Более подробно остановимся на группе языковых единиц, называющих носителей титулов (титул — 'почетное званье, величанье, именование по сану, достоинству' [Даль, 4: 406]), по двум причинам: во-первых, состав данных групп в лексико-фразеологических полях «Заговор», репрезентирующих одноименные концепты разных эпох, в изучаемых памятниках количественно совпадает (по 12 единиц), но существенно отличается семантикой своих членов. Во-вторых, именно с помощью титулов называют и определяют тех людей, которые становились центром почти всех заговоров в России.
13 лексем и УСК (государь, государыня, самодержец, император, императорское величество, императрица, помазанник Божий, король и др.) означают ти-
тулы 'верховного владетеля, монарха' [СРЯ XVIII, 5: 200] и его носителя. В обоих памятниках самыми частотными оказались лексемы государь, самодержец, император, монарх и царь, т.к. именно эти титулы называют монархического правителя России.
Пугачев «претендовал» на место государя, поэтому в следственном деле много ярких примеров с титулованием как истинных монархов, так и самозванца. Ср. Тут или в другом месте, — не упомню, пришло известие из Петербурга, что ея величество государыня императрица Елисавета Петровна скончалась, а всероссийский престол принял государь император Петр Третий [СД № 1, л. 101: 57]; На то я (Пугачев — Н. М.) ему подтвердил: «Я-де сам государь Петр Федорович» [СД № 1, л. 114: 71].
Европейский аналог российского императора — король появляется в следственном деле Пугачева только в рассказе о прусском походе как фигура высшей политики, к которой самозванец не имел пока отношения: А вскоре того и учинено с пруским королем замирение, и той дивизии, в коей я состоял, велено идти в помощь прускому королю против ево неприятелей [СД № 1, л. 101: 57]. Зато лексемы паша 'военачальник и правитель области в Османской империи' [СРЯ Х1—ХУН, 14: 181], султан 'государь Турции // азиатские султаны' [Даль, 4: 359] и хан 'азиатский владетель' [Даль, 4: 542] обозначают реально действовавших людей, с которыми контактировал «Петр III» . Напр., Где Идорка представлял мне, чтоб послать к Нурали-хану указ и требовать у него на вспоможение людей, чтоб взойти на престол [СД № 1, л. 120 об.: 78]; И он, Емелька, спросил: «Отвезешь ли ты к Аблай-хану от меня письмо?» [СД № 3, л. 328: 196]. Правда, Ем. Пугачев иногда «путает» (что, конечно же, совершенно непозволительно для человека, выдающего себя за императора) имена и титулы своих сторонников: называет Нуралы-хана Му(а)рали, а султана Среднего казахского жуза Аблая — ханом.
В.М. Пуришкевич по-разному называет императора Николая II: царь, государь, монарх, помазанник Божий. С точки зрения лингвистики, данные именования, в общем, являются синонимами и называют 'всякого владыку, верховного главу страны' [Даль, 1: 189]. С точки зрения исторической науки, это разные понятия, которые входят в состав титулования российского монарха. Полный титул Николая II как императора с 1894 по 1917 гг. был следующим: Божьей поспешествующей милостью, Мы, Николай Второй (в некоторых манифестах церковнославянская форма — Николай Вторый), Император и Самодержец Всероссийский, Московский, Киевский, Владимирский, Новгородский; Царь Казанский, Царь Астраханский, Царь Польский, Царь Сибирский, Царь Херсонеса Таврического, Царь Грузинский; Государь Псковский и Великий Князь Смоленский, Литовский, Волынский, Подольский и Финляндский; Князь Эстляндский, Лифляндский, Курляндский и Семигальский, Самогит-ский, Белостокский, Корельский, Тверский, Югорский, Пермский, Вятский,
*Нуралы-хан (правитель Младшего казахского жуза) занял по отношению к Пугачеву двойственную позицию: он формально поддерживал самозванца, но уклонялся от военной помощи, а в заявлениях к администрации края выражал готовность послать конные отряды казахов для совместных операций против восставших.
Болгарский и иных; Государь и Великий Князь Новгорода низовския земли, Черниговский, Рязанский, Полотский, Ростовский, Ярославский, Белозерский, Удорский, Обдорский, Кондийский, Витебский, Метиславский и всея северныя страны Повелитель; и Государь Иверския, Карталинския и Кабар-динския земли и области Арменския; Черкасских и Горских Князей и иных Наследный Государь и Обладатель, Государь Туркестанский; Наследник Норвежский, Герцог Шлезвиг-Голштейнский, Стормариский, Дитмарсенский и Оль-денбургский и прочая, и прочая, и прочая [Балязин 2008: 53].
В дневнике Пуришкевича все единицы, называющие Николая II, свидетельствуют об одном: я обратился к правительству с требоватем открыть Государю истину на положете вещей и без ужимок лукавых царедворцев предупредить монарха о грозящей Росси опасности со стороны темных сил, коими кишит русскт тыл, — сил, готовых использовать и переложить на Царя ответственность за малейшую ошибку, неудачу и промах его правительства в делах внутренняго управлетя, в эти безконечно тяжелые годы бранных испытанш, нисполанных Росст Всевышнем [Дневник: 4]; Судьбе угодно было, чтобы я, а никто иной избавил от него (Распутина — Н. М.) Царя и Росст, чтобы он пал от моей руки [Дневник: 57-58].
Интересно употребление Пуришкевичем единиц помазанник Божий и самодержец: Как завладел ты (Распутин — Н. М.) царем до такой степени, что твоя воля, стала его волею; что ты был фактическим самодержцем в Росст, обратив помазанника Божьяго в послушнаго, безпрекословнаго исполнителя твоей злонамеренной воли и твоих хищнических аппетитов [Дневник: 71]. Оба указанных титула обозначают верховного правителя: (помазанник — 'лицо, над которым совершен обряд помазания (о монархах). Помазание — древнемагический обряд, сохранившийся в христианской церкви и состоящий в мазании лба особым «освященным» маслом в знак передачи благодати, благословения' [ТСУ, 3: 279]; самодержец — 'неограниченный, самодержавный монарх' [ТСУ, 4: 17]), однако властвующим, по мнению Пуришкевича, был Распутин, а не Николай II.
Лексемы императрица и царица ('супруга императора; государыня, властвующая над империею' [Даль, 1: 295]) называют жену Петра III — Екатерину II и супругу Николая II — Александру Федоровну. Для Пугачева упоминание об императрице было лишь частью его легенды о царском происхождении. Для Пуришкевича же Александра Федоровна, после Распутина, являлась вторым по значимости врагом, т.к. именно через нее, по его мнению, оказывалось непосредственное губительное влияние на императора: Его (Распутина — Н.М.) роковое вл1яте на Царя через посредство Царицы и нежелате Государя избавить себя и Росст от участья этого грязнаго, развратнаго и продажнаго мужика в вер-шети государственных дел, толкающих Росст в пропасть, откуда нет возврата [Дневник: 5]. Однако Пуришкевич жалеет Александру Федоровну, понимая, что она поддалась влиянию Распутина под давлением своего горя (болезни сына): Чем околдовал ты, негодяй — думал я, — и царя, и царицу [Дневник: 71].
К данной группе относятся еще три языковые единицы, обозначающие 'почетный дворянский титул (в России введен Петром I); носитель этого титула' [СРЯ XVIII, 5: 223] — граф, князь и великий князь. Последний титул пе-
редавался по наследству в некоторых дворянских родах, а с петровского времени стал высшим дворянским титулом, жалуемым государем [СРЯ XVIII, 10: 72]. Лексемы граф и князь в следственном деле называют людей, направленных для борьбы с восставшими, и свидетельствуют о том, что угроза для российского трона со стороны Пугачева была воспринята самым серьезным образом. Так, в карательных операциях против пугачевцев участвовали граф П.И. Панин, граф З.Г. Чернышев, князь М.Н. Волконский, князь А.А. Вяземский и многие другие. Но главным «князем» в жизни Пугачева, его противником на поле битвы стал князь Петр Михайлович Голицын, который в январе 1774 г. был назначен командующим авангардными войсками карательной армии генерал-аншефа А.И. Бибикова. Позднее Голицын подавлял повстанческое движение в Башкирии, Закамье и Поволжье, некоторое время исполнял обязанности главнокомандующего карательными войсками [СД: 294—295]. Пугачев никогда не называет Голицына противником, более того, вся карательная армия у него ассоциируется с именем князя, и в этом, на наш взгляд, проявляется уважение к Голицыну как военачальнику: Сего же стал я спрашивать, много ли с князем Голицыным] армии и пушек <...> Между тем князь Голицын приближался еще к крепости и начал производить стрельбу ис пушак. А как уже по-видимому и мне надлежало свои батареи открыть, что и исполнили. И в такое князя Голицына привел замешательство, что естли б выласка моя приготовленная, как прежде приказано было, и в таком случае ударить, то уповаю, что б князь Голицын приведен был в великой беспорядок. Но толпа моей конницы оробела, и из ворот выбить оную никак не мог. То хотя и долгое время продолжалась пальба с обеих сторон, но князь Голицын стал нас побивать. А я, видя неудачу, и что надежды нет отбитца, приказал Овчиннкову как можно стоять, сам поскакал в Берду [СД № 1, л. 132—132 об.: 95]. Справедливости ради стоит отметить, что и П.М. Голицын восхищался мужеством и военными умениями своих противников: «Дело столь важное было, что я не ожидал такой дерзости и распоряжения в таковых непросвещенных людях в военном ремесле, как есть сии побежденные бунтовщики» [СД: 298-299].
Языковые единицы князь и великий князь в дневнике Пуришкевича свидетельствуют о том, что в устранении Распутина принимали участие люди из знатных родов: Я познакомил их с д-ром Лазавертом, и мы приступили сообща к дальнейшему обсуждент нашего плана, при чем князь Юсупов показал нам полученный им от В. Маклакова щанистый кали [Дневник: 18]; <...>у великаго князя Дмитр1я Павловича вс£ вечера вплоть до 16 декабря разобраны, а на вечер, который по словам Юсупова, был бол£е всего подходящим для выполнетя нашего плана, у Дмитр1я Павловича была назначена какая-то пирушка с офицерами-однополчанами и ни отменить ее, ни перенести на другой срок великш князь не мог, так как, оказывается, сам назначил день этого собратя, и какая-то перемена его могла бы вызвать толки [Дневник: 28]. Примечательно, что великий князь мог принадлежать только царской (императорской) фамилии.
Титул граф пришел в Россию из Западной Европы, в частности из Англии и Франции. Ввел его Петр I. Вместе с титулом жаловалось и большое состояние: земля, люди, деньги [Мурашев 2000: 16]. Графское достоинство Российской империи получали и женщины [Мурашев 2000: 19]. Пуришкевич, употребляя
слово графиня, показывает, что в ликвидации Распутина принимали участие и женщины, имевшие высокий титул: Распутин может подумать, что собравшееся на верху дамское общество слушает музыку, и всл^дствье этого молодая графиня, знакомства с коей он так жаждет, не может к нему тотчас же сойти [Дневник: 55].
Таким образом, рассмотрев одну из составляющих концепта-сценария «Заговор» — группу языковых единиц, называющих действующих лиц, участвовавших в заговоре, важно отметить следующие. Во-первых, формирование национального концепта «Заговор» проходит не только на синхронном, но и на диахроническом уровне, что позволяет дополнить его более интересными фактами и наблюдениями в ментальных представлениях носителей русского языка разных исторических эпох. Во-вторых, рассмотренные нами индивидуальные концепты имеют схожую структуру, более того, при подробном анализе выявляются типичные, а потому основные вербализаторы, формирующие национальный концепт. В-третьих, особенности индивидуального мировосприятия дают дополнительные оттенки для описания концепта, показывают вектор его изменения во времени.
ИСТОЧНИКИ
Дневник: Пуришкевич В.М. Дневник «Как я убил Распутина». — М.: Сов. писатель, 1990.
СД: Емельян Пугачев на следствии: сб. док. и материалов / отв. исполнитель Р.В. Овчинников. — М.: Яз. рус. культуры, 1997.
ЛИТЕРАТУРА
Балязин В.Н. Последнее царствование XVIII века. — М.: ОЛМА Медиа групп, 2008.
БАС: Словарь современного русского литературного языка: в 17 т./ ред. кол. С.Г. Бархударов [и др.]. - М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1957. - Т. 6.
БТС: Большой толковый словарь русского языка / гл. ред. С.А. Кузнецов. — СПб.: Норинт, 2000.
Даль: Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка: в 4 т. — М.: Рус. яз., 1989—1991.
МАС: Словарь русского языка: в 4 т. / под ред. А.П. Евгеньевой. — М.: Рус. яз., 1985—1988.
Мурашев Г.А. Титулы, чины, народы. — СПб.: Полигон, 2000.
Политические партии России: история и современность: учебник для вузов / под ред. А.И. Зевелева и др. — М.: РОССПЭН, 2000.
Попова З.Д., Стернин И.А. Очерки по когнитивной лингвистике. — 2-е изд., стер. — Воронеж: Истоки, 2002.
СОШ: Ожегов С.И., Шведова Н.Ю. Толковый словарь русского языка: 80 000 слов и фразеологических выражений. — 4-е изд., доп. — М.: Азбуковник, 2002.
СРЯ XI—XVII: Словарь русского языка XI—XVII вв. — М.: Наука, 1988. — Вып. 14.
СРЯXVIII: Словарь русского языка XVIII в. — Вып. 1—17. — Л.: Наука, 1985—2007.
ТСУ: Толковый словарь современного русского языка: в 4 т. / гл. ред. Д.Н. Ушаков. — М.: ОГИЗ, 1935—1940.
Шестак Л.А. Русская языковая личность: коды образной вербализации тезауруса: моногр. — Волгоград: Перемена, 2003.
CONCEPT "CONSPIRACY" IN RUSSIAN LINGUISTIC WORLD-IMAGE (FOR THE ANTHOLOGY OF RUSSIAN NATIONAL CONCEPTS)
N.V. Merkulova
The author describes one of the most relevant concepts in Russian history. The research is based on the language of E. Pugachyov and V.M. Purishkevich, prominent historical figures who happened to be in the center of two significant conspiracies in Russian history. The article presents the analysis of the concept structure, traces its evolution over two centuries, and makes a correlation between the individual and the national within the concept under consideration.
© 2009
О.М. Лунцова
ЯЗЫКОВОЕ ВОПЛОЩЕНИЕ ГРАДИЕНТ-КОНЦЕПТА «ДРУЖБА-МИР-ВРАЖДА» (на материале лексикографических и фразеографических источников)
В лингвоконцептологических исследованиях язык рассматривается как ключ к познанию концептуального сознания, поскольку «в самом слове и в его вербальной дефиниции фиксируются результаты когнитивных усилий человеческого разума» [Бабушкин 2001: 54]. Единицы языка, и особенно единицы его лексико-фразеологического уровня, представляют собой зеркало народной культуры, а семантические и структурно-семантические связи слов отражают актуальные для человека и социума связи и отношения между предметами и явлениями действительности, ее реальными и идеальными объектами и передают особенности национального мировосприятия [Шенделева 1999: 74]. Таким образом, по отношениям между значениями в семантическом пространстве языка можно судить о взаимоотношении концептов в национальной концептосфере [Попова, Стернин2003: 12].
В данном исследовании рассматриваются три концепта русской лингвокуль-туры - дружба, мир и вражда - в их взаимосвязи, в едином концептуальном комплексе (имеющем форму градуальной оппозиции), названном нами «градиент-концепт дружба-мир-вражда» [Лунцова 2007].
Моделирование градиент-концепта дружба-мир-вражда осуществлялось на основании изучения семантических связей трех имен (дружба, мир и вражда), составляющих имя концептуального комплекса, а также его семантического пространства, нашедшего отражение в лексико-фразеологических средствах выражения. Материалом исследования послужили толковые, синонимические, антонимические, идеографические, фразеологические словари.
Традиционно в лексикографии антонимом слова вражда представляется слово дружба. При этом антонимическая пара дружба-вражда рассматривается
