CC BY
90
УДК 81-119
Д. А. Федоров
D. A. Fedorov
Концепт «язык» в «риторическом цикле» сочинений Цицерона Concept “language” in Cicero’s rhetoric works
В статье рассматривается ряд относительно малоизученных аспектов лингвистических воззрений выдающегося представителя античной риторики Марка Туллия Цицерона. Отдельное внимание уделено его представлениям об обучении языку, проблемам «чистоты языка», а также языковой нормы и аномалии. Сделанные выводы представляет интерес для исследователей в области античных лингвистических учений.
The article discusses a number of relatively little-known aspects of Marcus Tullius Cicero’s linguistic views. Special attention is paid to his ideas about language learning, issues of "purity of language", as well as linguistic norms and anomalies. These conclusions are of interest to researchers in the field of ancient linguistic thought.
Ключевые слова: Цицерон, язык, речь, lingua latina, протолингвистика, аналогия, античная риторика.
Key words: Cicero, language, speech, lingua latina, protolinguistics, analogy, ancient rhetoric.
Марк Туллий Цицерон, будучи одной из знаковых, «икониче-ских» персоналий античной эпохи, оставил след, внес вклад, приложил руку и перо к самым разнообразным областям общественной и политической жизни: как непримиримый судебный защитник, яркий форумный оратор, изощренный политик, и, наконец - незаурядный мыслитель. Кипучее трудолюбие и живой интерес к социальной действительности не могли не наложить своего отпечатка на интеллектуальное наследие Цицерона, выгодно отличающееся от «высокой» греческой философии своей «прикладной» направленностью [см. 2, 3]. В данном случае в сочинениях Цицерона особенно ярко проявляется утилитарный характер римского мировоззрения, рассматривающего философские штудии, в первую очередь, в качестве инструмента разрешения прикладных задач социальной жизни.
Не являются исключением в данном случае и те сочинения Цицерона, которые касаются различных аспектов функционирования языка и речи, внося, тем самым, вклад в историю языкознания [см. 4, 5, 6]. Трактаты De inventione, De Oratore, Orator, Brutus, Topica, De optimo genere oratorum не преследуют своей целью подробнодетальное описание структуры и грамматических принципов латин-
© Федоров Д. А., 2015
125
ского языка, как в случае с сочинением современника Цицерона, Марка Терренция Варрона «О латинском языке» (Varr. De Ling. Lat. V-X). Не являются они и попыткой философского осмысления языковых явлений, как это сделал другой мыслитель I в. до н.э., философ-эпикуреец Тит Лукреций Кар в заключительной главе своего трактата «О природе вещей» (Lucr. De Rer. Nat. V. 1028-1090). «Риторический цикл» трактатов Цицерона призван, в первую очередь, стать прикладным пособием для будущего оратора [11, с. 92-135] как судебного защитника в гражданских и уголовных делах, пользующегося живым словом не в тиши тускуланской виллы, не в кругу единомышленников по платоновской академии, но как закаленным в форумных дискуссиях прикладным инструментом воздействия на умы и чувства людей.
Несмотря на вышесказанное, отдельные аспекты лингвистической теории не могли не найти своего отражения в риторическом цикле работ Цицерона: особенно, это касается столь близкой античному языкознанию лексикологии, отдельных аспектов фонетики и морфологии, а также функций языка и социальных аспектов речи. Однако рассмотрение им данных сюжетов, в свою очередь, неизбежно следует все той же утилитарной цели - ретранслировать в сознание будущих поколений накопленный прикладной опыт одного из наиболее талантливых и самобытных ораторов не только античной цивилизации, но, возможно, - всей человеческой истории.
Как известно [12, с. 3], античная протолингвистика слабо интересовалось языком как «цельным» явлением, специфической знаковой системой взаимосвязанных и взаимозависимых структурных элементов. Подобное представление, будучи плодом лингвистических изысканий более поздних исторических эпох, было, в общем, чуждо античным авторам. В каком-то смысле, их отношение к языку было сугубо номиналистическим - слово («имя вещи») рассматривалось как самодостаточная языковая единица, составная часть языкового «агрегата», своеобразной механической совокупности «имен». Будучи «плоть от плоти» эллинистической языковедческой традиции, Цицерон также не является исключением - концепт «язык» (lingua), знакомый римскому мыслителю, и являющийся неотъемлемой составной частью его риторического и социальнофилософского лексикона, не представляет, однако, для Марка Туллия самостоятельной ценности как особый предмет изучения. Тем не менее, безусловный интерес представляют отдельные суждения Цицерона о латинском языке, приведенные в разделе трактата De Oratore, посвященном, так называемому, «словесному выражению» речи (Cic. De Orat., 3, 38-51), своеобразным базовым требованиям, предъявляемым к используемым оратором лексическим средствам. По утверждению М.Л. Гаспарова эллинистическая традиция (начи-
126
ная, вероятно, с Феофраста) предъявляла к таковым четыре основных требования: ясность (стаф^сга, plana elocutio,), правильность (sAAnviCT^o^, latinitas), уместность (npcnov, decorum,), пышность (катастксип, ornatus) [9, c. 22]. Для рассматриваемой тематики представляют ценность, главным образом, аргументы Цицерона в пользу сохранения «чистоты» и «правильности» латинского языка. Рассмотрим их более подробно.
Являясь, наряду с Цезарем, одним из признанных создателей «классического» латинского языка, Цицерон горячо отстаивает чистоту и «правильность» языковой нормы, обучение которой является непременным свойством и первейшей обязанностью любого оратора: «мы не может надеяться, чтобы тот, кто не владеет чистым латинским языком, говорил на нем изящно» (Cic. De Orat., 3, 38). Владение языком - непременный атрибут не только для оратора, но и вообще, любого образованного гражданина, ведь в противном случае подобного невежественного «ритора» на римском форуме и вовсе «ни считают за человека» (Cic. De Orat., 3, 52). Навыки владения латинским языком необходимы «для того, чтобы люди понимали друг друга, и необходимы настолько, что это - самое элементарное требование из предъявляемых оратору» (Ibid.). Таким образом, коммуникативная функция языка представляется Цицерону достаточно самоочевидной.
Язык, по мнению Цицерона, хотя и «приобретается» в детстве, не является врожденным свойством человеческой природы, обучение языку происходит лишь в процессе «освоения грамоты», и развивается в дальнейшем в течении всей жизни вследствие постоянной тренировки и самосовершенствования, а также систематического чтения литературных произведений, приобщения к творчеству выдающихся ораторов и поэтов прошлого (Cic. De Orat., 3, 48). Владение языком для Цицерона - своеобразный навык, развитие и совершенствование которого является самоочевидной задачей любого, кто желает вступить на поприще публичных коммуникаций (Ibid. 42).
Первым критерием, предъявляемый Цицероном (вслед за своими учителями - эллинистическими риторами) к грамотной речи является ее «правильность» (latinitas). Залогом успеха в ораторском искусстве, по мнению римского мыслителя, является безупречное соблюдение правил грамматики, правильное и корректное использование падежей, времен, рода и числа в соответствии с языковой нормой (Ibid. 40). То же самое касается фонетики и дикции (Ibid. 41). В языкознании Цицерона прослеживается также интерес к отдельным направлениям предметной сферы социолингвистики. В частности, определенный интерес представляют рассуждения римского автора относительно различных вариантов произношения. В De
127
Oratore он приводит примеры «мужицкого» произношения, которым, по его мнению, незаслуженно злоупотребляют некоторые ораторы.
Носителями языковой нормы латинского языка выступают, в первую очередь, граждане Рима, носители определенного специфического «говора» свойственного римскому народу и его столице (Cic. De Orat., 44). Будучи «нормативным», этот говор «не режет слух, не вызывает неудовольствия, не навлекает упрека, не содержит чуждого звука и привкуса. Этот говор мы и усвоим, стараясь избегать не только мужицкой грубости, но и чужеземных особенностей» (Ibid.). Закреплению и сохранению языковой нормы способствуют, в основном, представители старшего поколения -Цицерон приводит симптоматичный пример «говора» своей тещи Лелии, сохраняющую «старинную манеру говорить» (Cic. De Orat., 45). В свою очередь, разрушителями языковой традиции выступают, с одной стороны, форумная чернь («толпа» (multitudo), ненавидимая и презираемая Цицероном), с другой же - отдельные непросвещенные ораторы (Cic. De Orat., 46), потакающие ее грубым вкусам. Речь последних Цицерон характеризует как излишне «мужицкую», «грубую», «жесткую», противопоставляя им «сжатость» и «мягкость» (Ibid.) выговора, характерного для древних ораторов. Вполне очевидно, что имея в распоряжении достаточно примитивные средства письменной фиксации тех или иных фонем (напомним, что античность еще не разделяла понятий «буква» и «звук» [12, с. 11]), римский мыслитель не имеет возможности более глубоко развить свои рассуждения относительно фонетической «чистоты» классического латинского говора (типичный пример - упрек, предъявляемый одному из участников диалога, который, якобы, выговаривает звук «е» вместо «i» (Cic. De Orat., 3, 46)), однако его внимание к данному вопросу, на наш взгляд, не может не вызвать интереса.
Второе требование, предъявляемое Цицероном к «словесному выражению» речи (ясность, plana elocutio) касается лексической составляющей лингвистического арсенала идеального ритора. Цицерон не считает, что оратор имеет право злоупотреблять излишней свободой в выборе лексических средств. В известном споре между сторонниками аналогии и аномалии [см. напр. 1, р. 30-40] Цицерон горячо выступает на стороне последних. Не приемля вполне ретроградских доводов аналогистов, римский мыслитель протестует против увлечения устаревшими словами и оборотами в публичной речи: «не следует пользоваться теми словами, которые уже вышли из употребления, разве только изредка и осторожно, ради украшения» (Ibid..). Римский мыслитель неодобрительно отзывается о склонности отдельных авторов к излишнему использованию архаичных, «диких», выходящих из активного употребления слов (очевидный упрек в адрес сторонников аналогизма), требуя, чтобы
128
оратор избегал двусмысленностей и малопонятных форумной публике выражений: «пользуясь словами употребительными и точно выражающими то, что мы хотим обозначить и изобразить, без двусмысленности, как в отдельных словах, так и в связной речи» (Cic. De Orat., 3, 49).
Подводя итог рассмотренному сюжету отметим, что высказывания Цицерона относительно латинского языка, несмотря на определенную бессистемность и эклектичность, на наш взгляд, не только представляют собой безусловный вклад в античное языкознание, но позволяют современному исследователю более глубоко проникнуть в представления римлян о фонетической и лексической языковой норме конкретного исторического периода.
Список литературы
1. Douglas A. E. Cicero, Quintilian, and the Canon of Ten Attic Orators // Mnemosyne. - Vol. 9. - 1956. - P. 30-40.
2. Fantham E. The Roman World of Cicero's De Oratore. - Oxford, 2004.
3. Grant W. Cicero on the Moral Character of the Orator // CJ. 1943. - Vol. 38.
- № 8. - P. 472-478.
4. Hall J. Cicero and Quintilian on the Oratorical Use of Hand Gestures // CQ. 2004. - Vol. 54. - № 1. - P. 143-160.
5. Hall J. Persuasive Design in Cicero's "De Oratore" // Phoenix. 1994. -Vol. 48. - № 3. - P. 210-225.
6. Meador P.A. Rhetoric and Humanism in Cicero // Philosophy & Rhetoric. -№ 3. 1970. - Р. 1-12.
7. Morstein-Marx R. Mass Oratory and Political Power in the Late Roman Republic. Cambridge, 2004.
8. Schuetrump E. Platonic Elements in the Structure of Cicero, De oratore Book I // Rhetorica. 1988. - № 6. - Р. 237-258.
9. Гаспаров М. Л. Цицерон и античная риторика. // Марк Туллий Цицерон. Три трактата об ораторском искусстве. - М., 1972. - С. 7-73.
10. Дератани Н.Ф. К вопросу об исторической обусловленности образа оратора у Цицерона // Цицерон. 2000 лет со времени смерти: сб. ст. - М., 1959.
- С. 55-71.
11. Кузнецова Т. И. Стрельникова И.П. Ораторское искусство в древнем Риме. - М., 1976. - С. 92-135.
12. Тронский И. М. Проблема языка в античной науке // Античные теории языка и стиля / под общ. ред. О. М. Фрейденберг. - М.; Л., 1936. - С. 7-23.
129
