CC BY
63
Что могу на земле различать?
Только след.
Диалогичность текста объясняется наличием трех хронотопов: реального, гипотетического и трансцендентного (Ее существование не подвергается сомнению), причем ряд деталей принадлежит одновременно всем трем мирам, а другие - лишь одному. Картины сосуществуют параллельно: тонкий след чьих-то ног на песке виден в действительности, предположения лирического субъекта отмечены вводным «может быть», а идеальные категории выявляются с помощью знаковых символов (дороги, зари, цветка и др.). Тоскующие помятые лепестки в «молодой, но жестокой руке», «чуждая печаль» самой девушки, элегическое бессилие рассказчика - все три субъекта едины в своих устремлениях.
Итак, в любовной лирике М.А. Лохвицкой пространство и время весьма схематичны. Хронотоп большинства стихотворений можно условно определить как «плоскостной». Обращают на себя внимание вариативность развития лирического сюжета, а также бинарность, демонстрирующая на символическом уровне существование мужского и женского начал. Для интимных стихотворений К.Д. Бальмонта (как, впрочем, и для многих других его жанров) характерна развеществлённость образов, а «двойное» пространство очень часто указывает на оппозиционное соотношение составляющих. В любовной лирике Ф.К. Сологуба постоянно проявляется «вертикальное» соположение «мужского» и «женского» пространств. Подчеркнутая абстрактность идеального хронотопа контрастирует с натуралистическими подробностями «низшего мира».
Классические модели (такие, как «сенсорный» круг; «безопасная», «обжитая» комната возлюбленной; экстремальное, разомкнутое пространство города и т.п.) пересматриваются. Они либо перестают выполнять свою традиционную функцию (см. мотивы романтической грезы, весеннего свидания и т.п.), либо существенно трансформируются (множественность, вариативность пространств, техника монтажа, интерференция и др.). Все это связано с особой философской доктриной: любовные отношения изображаются, пользуясь терминологией Г.Д. Гачева, как «эрос сердца и духа». В целом можно говорить
о неомифологической направленности интимной поэзии 1880 - 1890-х годов, предваряющей более поздние достижения символизма.
Литература
1. Бройтман, С.Н. Русская лирика XIX - начала ХХ веков в свете исторической поэтики (Субъектно-образная структура) / С.Н. Бройтман. М.: Рос. гос. гуманит. ун-т, 1997. 307 с.
2. Лотман, Ю.М. О поэтах и поэзии / Ю.М. Лотман. СПб.: Искусство-СПб., 1996. 848 с.
3. Чуйко, В.В. Современная русская поэзия в ее представителях / В.В. Чуйко. Спб., 1885. 250 с.
4. Завьялова, Е.Е. Семантика пространства в любовной лирике А. А. Фета и К. М. Фофанова / Е.Е. Завьялова // Восток - Запад: пространство русской литературы: материалы Междунар. науч. конф. (заоч.). г. Волгоград, 25 нояб. 2004 г. Волгоград: Волгогр. науч. изд-во, 2005. С. 457 - 464.
5. Лохвицкая, М. Путь к неведомой отчизне: стихотворения / М. Лохвицкая; сост. Т.Л. Александрова. М.: Вече, 2003. 400 с.
6. Серебряный век русской поэзии / сост., вступ. ст., примеч. Н.В. Банников. М.: Просвещение, 1993. 432 с.
7. Бальмонт, К.Д. Стихотворения / К.Д. Бальмонт; под ред. В.И. Синюкова. Репр. воспроизвед. изд. 1900, 1903 гг. с прил. М.: Книга, 1989. 554 с.
8. Тютчев, Ф.И. Стихотворения / Ф. И. Тютчев. А. А. Фет. М.: Олимп. ООО «Фирма ''Издательство АСТ"», 1998. 560 с.
9. Сологуб, Ф.К. Лирика / Ф.К. Сологуб. Минск: Харвест, 1999. 480 с.
10. Гачев, Г.Д. Национальные образы мира. Космо-Психо-Логос / Г.Д. Гачев. М.: Прогресс-Культура, 1995. 480 с.
А.А. ГАЛИЧ Луганск
КОНЦЕПТ NON FICTION ОЛЕСЯ ГОНЧАРА
Рубеж XX - XXI вв. значительно усилил интерес к non fiction-литературе, в основе которой лежит документ и факт, а не писательская фантазия, домысел или вымысел. Прежде всего, читают мемуары,
биографические произведения, писательскую публицистику, философско-эстетические трактаты. Стремительно возрастает удельный вес документальной литературы. Это принуждает литературоведов и критиков искать ответы на вопрос, в самом деле ли fiction-литература, подпочвой которой является фантазия, художественный домысел и вымысел, сдала свои позиции в истории литературы, а ей на смену мощно идет литература non fiction. «Мемуары сейчас - жанр, который наиболее читается интеллигенцией», - свидетельствовал редактор «Вопросов литературы» Л.Лазарев [1. С. 82] в ходе дискуссии, которая велась недавно на страницах этого издания. Non fiction интересней (не говоря уже о том, что она терапевтичнее) беллетристики. «Хотя эти жанры - в особенности эссе и мемуары - лучше всего разработаны в англоязычных литературах», - подчеркивал в другом русском журнале П. Вайль [2. С. 274]. «Художественная литература, - продолжал в тон ему Рейн Карасти, - лежит на прилавках мертвым грузом. Раскупаются мемуары, дневники, заметки» [3. С. 217]. Во Франции «наиболее читаемым жанром является биография» [4. С. 274]. «Раскрепощение новой мемуарной прозы, ее открытость сопредельным жанрам (филологического исследования, эссе, рецензии, анекдота, дорожного очерка) открывают огромные возможности для писательского эксперимента» [5. С. 195].
Есть основания утверждать, что в украинской литературе документалистика приближается к своему звездному времени. Об этом свидетельствуют мемуарные произведения В. Дрозда, В. Шевчука, Р. Иваничука, Г. Костюка, И. Жиленко,
А. Димарова, Ю. Шевелёва, биографические - В. Коптилова, В. Стадниченко, Б. Певного, Р. Иваничука, М. Красуцко-го, публицистика В. Яворивского, М.Жу-линского, П.Мовчана, И. Дзюбы, А. По-грибного и т.п. Олесь Гончар в этой связи указывал: «Мы еще, кажется, недооцениваем силу и возможности документальной художественной прозы, которая сейчас заметно приобретает вес в мировой литературе» [6.С. 582].
Из многих мемуарных жанров на сломе XX - XXI вв. чрезвычайно популярным оказался дневник. Лишь в последние годы были опубликованы интерес-
ные и неповторимые дневники таких известных писателей и литературоведов, как
В. Винниченко, С. Ефремов, М. Драй-Хмара, В. Полищук, А.Любченко, представителей младшей генерации П. Сороки, К. Москальца, Э. Барана и др. Аналогичные процессы происходят и в русской литературе. Можно назвать дневники А. Твардовского, В. Лакшина, И. Дед-кова, которые печатались в ведущих российских журналах в последнее время.
Цель нашего исследования - анализ дневников Олеся Гончара, которые стали печататься после смерти писателя, сначала фрагментами в периодической прессе, а потом - в издательстве «Веселка», где вышел полный текст в трех томах. До сих пор дневники и записи Олеся Гончара еще не были предметом тщательного научного изучения, поэтому данная статья является первой попыткой составить более полное представление о фигуре известного украинского прозаика второй половины ХХ в.
Это важно еще и потому, что среди изданий дневникового жанра, напечатанных совсем недавно, записи Олеся Гончара заметно выделяются. Они охватывают довольно значительный период времени (1943 - 1995 гг.) и выступают, безусловно, знаковым явлением в литературе. Интерес к этому документу общественной жизни (но никак не сугубо частной, как пишут о дневниках некоторые исследователи) большой потому, что его автор был не простым человеком, а одним из виднейших украинских художников последних десятилетий, известным политическим и общественным деятелем, воплощением совести своего народа. «Олесь Гончар прожил счастливую и вместе с тем трагическую жизнь, ему было что сказать людям о пережитом, передуманном, наболевшем, осмысленном и охваченном, - утверждает жена писателя В.Д. Гончар, - писатель жил психологически глубокой жизнью, но она не крутилась вокруг любовных романов, выпивки и богемных загулов, - он был человеком слишком общественным и гордым, чтобы свое душевное состояние делать достоянием гласности» [7. С. 5].
В дневниках Олеся Гончара рельефно проступает его личность. «Голый, закованный, гордый» [8. С. 81] шагает будущий классик в колонне пленных по род-
ному для него Харькову в 1942 г. Уже в военные годы он заявляет о себе как о человеке, для которого нет большей моральной ценности, чем Родина, за свободу которой можно пойти на любые жертвы: «Я не жалею, если погибну в бою, это все-таки лучшая из смертей - погибнуть за Украину» [8. С. 24] - это записано в 1943 г. «Задача моя: своим творчеством служить своему народу, большим прогрессивным идеям века, в котором живешь» (Там же. С. 212) - такое жизненное кредо формулирует для себя Олесь Гончар в 1956 г. И даже в записях последнего года жизни он думает о Родине: «Хотелось бы посмотреть в будущее тысячелетие. Будет ли там Украина, которая ныне так изнемогает, защищая себя перед Силами Зла?» [9.
С. 10].
Скупой на личное, писатель исподволь отдельными штрихами открывает в дневниках для потомков свою душу: «Все годы, сколько я помню, я провел в тяжелой борьбе, как сказочный титан, с нечеловеческой силой защищая крепость, имя которой - я, чистота моей души. И эта крепость все время была в осаде, окружена несметным числом гадких, мерзких сил. Я защищался. Я боролся» [8. С. 5З]. Не спешит Олесь Гончар поделиться собственными творческими секретами. Отдельные скупые штрихи проливают свет на его художественную лабораторию: «Наилучшие мысли, образы приходят мне в пути, в дороге, если вот так, как сейчас, ветер свистит за стеклом кабины, а мы мчим вперед. Удивительная психология творчества. Дома мысль пропала, в голове пусто и тоскливо, только вырвались на степное пространство, такие образы возникают, такие художественно свежие романы строятся!.. Видно, умственной деятельности современного человека скорость движения уже не мешает, а наоборот, оказывает содействие. Еще, наверное, интенсивнее рождались бы образы в космической ракете» (Там же. С. 229). Это свидетельство 1962 г.
Олеся Гончара постоянно беспокоил уровень художественной литературы. Для прозаика важно не только писать, но и думать при этом о качестве написанного, иначе подобная писанина не будет иметь общего с искусством. «Надо писать и писать как следует. Ничем другим, только
настоящими произведениями можно сегодня отстоять честь литературы. Так как уровень ее на глазах падает, приходит в упадок до уровня ужасного примитива. В частности проза всех этих "преуспевающих" доморощенных сименонов постоянно такая разговорчивая, пустая и все более становится разговорчивой, более пустой, хотя уже, казалось бы, дальше некуда идти..., пускает метастазы» [10]. В этой же записи от 6 августа 1975 г. у Олеся Гончара появляется выразительный неологизм строчкогоны, олицетворяющий литературную бездарность, которая довольно часто чувствует себя в обществе намного комфортнее, чем талант: «Строч-когоны совести не имеют, ничем их не пристыдишь. Единственное, что можно сделать при этих условиях фальши и пустоты -противопоставить искусство настоящее, вы-боленное, выстраданное» (Там же).
Дневник Олеся Гончара свидетельствует, что он не раз и не два задумывался над будущим. И довольно часто его раздумья не локальны, погружены в собственный мир, а выходят на глобальные, философского плана проблемы, которые необходимо решать человечеству. В частности, Олеся Гончара беспокоило пренебрежение к прошлому, этнографии, фольклору, истории каждого народа: «Думаю, что человечество будущего не раз еще возвратится к хрустально чистым народным источникам» [8. С. 396]. «Те, что будут жить при затухающих звездах, еще позавидуют нам, которые видели Вселенную в блеске света, видели небо в весенней голубизне, в белом цветении тучек, свойства дневного тепла» (Там же. С. 418). Очень часто в дневниковых записях речь идет о смысле человеческого бытия. Понимая его скоротечность, Олесь Гончар каждый раз усматривает в нем что-то прекрасное: «И античные мудрецы, и украинские деды, достигнув высоколетия, наверно, думали об одном и том же, а именно: о смысле бытия, его загадочности, об отношениях человека с вечностью. Но загадки так и остаются загадками. Одно становится несомненным: быть, жить на свете - это таки прекрасно» [11. С. 9].
Известно, что Олесь Гончар довольно строго оценивал собственное довоенное творчество. Вопреки тому, что немало его рассказов, стихов, новелл и даже
повесть «Стокозове поле» печатались в газетах, журналах 1930-х - начала 1940-х годов, в дневнике он высказался о них, как о чем-то далеком и отстраненном от него: «До войны у меня, припоминаю, был однофамилец и тезка из молодых авторов, в каких-то альманахах начинающих печатал что-то убогое..., как это литературоведы еще до сих пор и его грехов не приплюсовали. Во время войны он исчез где-то бесследно» [8. С. 424 - 425]. Запись предваряется словами, которые, возможно, проливают свет на эту мистификацию: «Только если пройден звуковой барьер славы, только здесь начинается настоящее творчество» (Там же. С. 424).
Именно таким барьером, который принес Олесю Гончару славу, был роман «Знаменосцы». Им он, по сути, вторично дебютировал после войны в литературе. Поэтому, наверное, писатель и вел отсчет своего творчества (настоящего, а не ученического) именно от этого события. Но все же его довоенные произведения не преданы забвению; не случайно Петро Панч в первой послевоенной открытке к нему говорил: «Таки наследует Тараса! Очень рад был, дорогой Олесь, во-первых, почувствовать весть о Вас, а потом и получить письмо. А я уже думал, что Вы забыли меня...» [11. С. 153]. Речь шла о том, что в довоенные годы Олесь Гончар общался с Панчем, присылал ему ранние произведения, получал полезные советы.
Non fiction, думаю, не конъюнктурное явление, которое может исчезнуть, если пройдет мода. Хотя и обычная художественная литература (bell lettre) не является диаметрально противоположным ему течением в литературном процессе: первое отталкивается от реального документа и факта, в нем действуют настоящие герои, а сюжет второй строится на виртуальной реальности, и персонажи - плод авторского воображения. Все же надо исходить из того, что большей частью авторами художественных и документальных произведений являются одни и те же люди. И довольно часто то, что воспроизведено в романах, повестях, поэмах, драмах, находит объяснение в мемуарах. И творчество Олеся Гончара тому подтверждение.
Казалось бы, нет проблемы с жанровым определением произведения Олеся Гончара. На обложке трехтомника обозначено: «Дневники». И уже в самом
названии жанра якобы заложена его специфика - это ежедневные записи о событиях, активным или пассивным участником или свидетелем которых был автор. Для дневников характерны отсутствие единого сюжета, общего идейного содержания, разрозненность, разностильность записей. Эстетической целостности им добавляет образ автора. Именно его раздумья, день за днем, нанизываясь на единый стержень, дают дневникам определенную, довольно условную завершенность. Нормой в этом жанре являются отрывистость, фрагментарность, неотточенная стилистика сказа, наличие какой-то недоговоренности. Все это, кажется, присутствует в дневниковых записях Олеся Гончара. Однако есть и то, что не вписывается в канон жанра. Например, довольно часто в записях писателя случаются ретроспекции. В частности, в июне 1943 г. Олесь Гончар упоминает о начале войны: «Я хорошо помню, как это началось. Мы сидели в библиотеке Короленко и готовились к последнему экзамену. Волшебная тишина, дорогой июньский холодок, дорогой шелест страниц... и вдруг вбегают двое девчат, которые, видно, ходили в киоск напиться воды, - взволнованные, красные - и что-то к своим товарищам -шу-шу-шу. К ним склонились соседи, а потом другие, и пошло по рядам: «Бомбили Киев...» [8. С. 10 - 11].
В записях Олеся Гончара, в особенности 1943 г., хронология является относительной. В сущности, он анализирует первые два года войны, во время которых побывал добровольцем на фронте, лечился от нескольких ранений, попал в плен, был направлен немцами на принудительные работы в село, снова попал на фронт... Записи ведутся нерегулярно, часто резко изменяется ракурс изображения: описание фронтовых событий может быть прервано анекдотом, песней, услышанной историей, и здесь же особенности говора бойцов, выходцев из какого-либо региона Украины и т.п. Все это сближает дневник Олеся Гончара с другим мемуарным жанром - заметками.
В последние десятилетия зарубежными философами и литературоведами все чаще используется термин «концепт», известный еще из средневековой философии. Французский ученый Жиль Делез рассматривает это понятие как часть философс-
кой реальности. К. Кузнецов утверждает, что концепт - это «"остров мысли" - самостоятельное, законченное образование, которое, несмотря на неоднородную природу составных, выступает как целостность» [12. С. 33]. Дневник Олеся Гончара возникает как специфический концепт времени, охваченного записями художника, где граница между философским взглядом на мир, на свое место в нем и собственным художественным обобщением действительности является довольно тонкой, иногда размытой, непрочной. Читая эти записи, замечаешь недоговоренность отдельных страниц, определенные пробелы в содержании. Олесь Гончар как субъект дневника «включает в себя собственный концептуальный персонаж, это одна из его граней, одно из его существований» (Там же. С. 41).
Мы остановились лишь на дневниках Олеся Гончара. Однако его non fiction -это еще и письма (большая часть которых до сих пор не опубликована), радио- и телевыступления, интервью, очерки, статьи и т.п. Все это требует дальнейшего изучения. Понятно одно - в своей документалистике писатель старался идти в ногу со временем, а иногда и опережал его, создавая собственный концепт, раскодировать который предстоит будущим поколениям читателей. Для нас же важно то, что изучение дневников Олеся Гончара даст возможность создать его объективный, неан-гажированный творческий портрет, без чего украинская литература будет неполной. Это важно и для читателя в России, поскольку присутствие Олеся Гончара в пространстве ее культуры было весьма ощутимым.
Литература
1. Лазарев, Л. Литература последнего десятилетия - тенденции и перспективы / Л. Лазарев // Вопр. лит. 1998. №2.
2. Вайль, П. Круг мнений / П. Вайль // Иностр. лит. 2000. №2.
3. Карасти, Р. Три поездки на трамвае / Р. Карасти // Звезда. 2000.№7.
4. Неф, Ж. Биография и контрбиография / Ж. Неф // Иностр. лит. 2000. №4.
5. Литература non fiction: вымыслы и реальность // Знамя. 2003. №1.
6. Гончар, О. Твори: в 7 т. Т.7/О. Гончар. Кипв, 1988.
7. Гончар, В. Записники Олеся Гончара (Голос його душ!) / В. Гончар //Щоденни-
ки: у 3 т. Т.1 (1943 - 1967) / О. Гончар. Кипв, 2002.
8. Гончар, О. Щоденники: у 3 т. Т.1 (1943 - 1967) / О. Гончар. Кипв, 2002.
9. Гончар, О. Віриться, Украпна перетри-вае й це. ... То буде уже без нас, без нас... (Із щоденників) / О. Гончар // Слово і час. 1998. №4/5.
10. Гончар, О. Із щоденника / О. Гончар // Літературна Украпна. 2001. 11 січня.
11. Гончар, О. Чим живемо: На шляхах до украпнського Відродження / О. Гончар. Кипв, 1993.
12. Кузнецов, К. Концепт в теоретических построениях Ж. Делеза (Реконструкция концепта литературы) / К. Кузнецов // Вопр. лит. 2003. №2.
В.И. НЕМЦЕВ Самара
ЖЕНИХИ БЕСПРИДАННИЦЫ, ИЛИ НАСЛЕДИЕ КНУРОВА
Спокойное, «женское», созерцательное начало присуще и Азии, и былой России. Да и нынешнее общество России склонно больше наблюдать - в окошке, на телевизионном ли экране, чем каким-либо образом что-то предпринимать. «Я сижу, а денежки капают» - вот идеологема современного Иванушки-дурачка, которого нетрудно поймать на этот рекламный трюк.
Замысловатое устройство нашей жизни понуждает больше всего работать женщину. Не у всех мужчин есть выгодное дело, и не всякий приспособлен к нему, но женщина почти в любом случае не обходится без трудов. Думается, это все результат относительного «равноправия полов», в остальном ничего особенно не изменилось.
Свыше 160 лет назад французский маркиз так блистал своей наблюдательностью: «Я видел русских дам, которые путешествуют в самом неприглядном виде. Сегодня <...> я встретил целое семейство, с которым недавно свёл знакомство в Петербурге, где оно живет в роскошном дворце из тех, что русские с гордостью показывают иностранцам. Там эти дамы блистали нарядами, сшитыми по последней парижской моде. Но в гостинице, где они нагна-
