CC BY
45
реальном мире. Кроме того, таким прозвищем подчеркивается доверительно-игровой характер общения между чаттерами, уже знакомыми друг с другом виртуально, а иногда даже и в реальном мире (существуют также и случаи «заочного» знакомства). Так, иногда обращение к пользователю осуществляется с помощью его настоящего имени, несмотря на то, что псевдоним в чате звучит совершенно по-другому: chrissi < kleine_nervensaege1987.
Согласно опросам, проведенным среди пользователей развлекательных чатов,
К. Ортманн выделяет три особенности виртуальной коммуникации, которые являются наиболее привлекательными для детей и молодежи. Во-первых, приятное времяпрепровождение, общение, развлечение. На второе место большинство чаттеров относят возможность знакомства с новыми людьми. Игровой характер коммуникации в чате является привлекательным для чаттера с той точки зрения, что здесь он может вести себя иначе, не так, как всегда, что также является одной из причин, почему пользователи в тот или иной момент предпочитают виртуальное общение реальному [7].
Таким образом, при коммуникации в чате на речевое поведение пользователя влияют, прежде всего, экстралингвистические параметры: пол и возраст партнеров по коммуникации, мотивы, цели, опыт общения в чате и т. д. Большой отпечаток на особенность речи пользователей чата накладывает
графический способ реализации общения, имеющий тенденцию соответствовать характеру устного общения с высокой степенью интерактивности.
Языковые средства являются единственным возможным способом самопрезентации в виртуальном пространстве чата. И если язык как система описывается грамматическими правилами, то только с помощью прагматического анализа возможно описать речь пользователей чата, как нового коммуникативного контекста.
1. Schwitalla J. Gesprochenes Deutsch. Berlin, 2003. S. 240.
2. Dürscheid C. Osnabrücker Beiträge zur
Sprachtheorie (OBST). 2004. № 68. S. 141-157.
3. Hoffmann L. Osnabrücker Beiträge zur
Sprachtheorie (OBST). 2004. № 68. S. 103-122.
4. Storrer A. Sprache im Alltag. Beiträge zu neuen Perspektiven in der Linguistik. Berlin, 2001. S. 439-465.
5. Diekmannshenke H. Osnabrücker Beiträge zur Sprachtheorie (OBST). 2004. № 68. S. 123-140.
6. Meise-Kuhn K. Neuere Entwicklungen in der Gesprächsforschung. Freiburg, Tübingen. 1998.
S. 213-235.
7. Orthmann C. Kommunikation in virtuellen
Welten: Sprache, Text und Wirklichkeit.
Stuttgart, 2000. S. 279-304.
Поступила в редакцию 2.03.2006 г.
КОНСТРУИРОВАНИЕ ГЕНДЕРНОЙ ИДЕНТИЧНОСТИ В ХУДОЖЕСТВЕННОМ ТЕКСТЕ (на материале англоязычной прозы)
Ю.В. Владимирова
Vladimirova Y.V. Modelling of gender identity in fiction (based on English prose). The article deals with the problem of interaction of the character of fiction, the type of personality and the author's sex. To exemplify the above, the typology of texts is viewed according to the opposition ‘femininity vs. masculinity’.
Специфика посмодернистской трактовки языкового сознания состоит в его текстуали-зации и даже нарративизации, то есть в способности человека описать себя и свой жизненный опыт в виде связного повествования,
выстроенного по законам организации текста. Рассматривая мир через призму сознания, Ж. Деррида утверждает, что «ничего не существует вне текста» и любой индивид в таком случае находится «внутри текста» [1],
а именно в рамках определенного исторического сознания, к которому мы получаем доступ посредством имеющихся текстов.
Как утверждает Ю.Н. Караулов, «за каждым текстом стоит языковая личность, владеющая системой языка» [2], интегрирующая четыре основополагающих аспекта языка: социальный, исторический, психологический, системно-структурный.
Многоуровневая система языковой личности находит отражение в специфике порождаемого ею текста. Одним из компонентов этой структуры является пол, в свою очередь выступающий как параметр текстообразова-ния, наряду с такими параметрами, как эт-ничность и социальный статус [3]. Поскольку гендерная принадлежность личности является интегральной характеристикой и не сводится к биологическим свойствам, исследование ее текстообразующей роли требует комплексного подхода.
Гендер определяется как социокультурный концепт, формирующийся в рамках системы этнически обусловленных стереотипных представлений. Как указывает А.В. Кирилина, гендерный фактор, учитывающий природный пол человека и его «социальные» последствия, является одной из существенных характеристик личности и на протяжении всей жизни определенным образом влияет на осознание собственной идентичности личности, а также на идентификацию говорящего другими членами социума [4]. Гендерные стереотипы, отражаемые языком, культурно обусловлены, с одной стороны, а с другой - осознаются индивидом в соответствии с его личным опытом.
Различия в моделях мужского / женского речевого поведения проявляются нерегулярно, и гендер не является определяющим фактором коммуникации. Категория «гендер» является «фактором, проявляющимся с неодинаковой интенсивностью, вплоть до полного его исчезновения» [5]. В то же время, в определенных ситуациях речевого общения влияние гендера ярко проявляется в предпочтении одних приемов речевого поведения и блокировании других.
Процесс формирования гендерной идентичности можно проследить на всех уровнях языковой личности. Обычно конструирование гендерной идентичности исследователи пытаются отследить только на ассоциативно-
семантическом уровне, или в лексиконе, -фонде «лексических и грамматических средств, использованных личностью при порождении ею достаточно большого количества текстов, то есть в дискурсе языковой личности, моделью которого может стать, например, совокупность текстов, продуцированных одним персонажем в художественном произведении» [2]. Однако, мы полагаем, что их надо искать и на когнитивном уровне, который описывается как «характеризующий картину мира личности и реализуемый в ее тезаурусе», и на мотивационном (или в терминологии Ю.Н. Караулова -«прагматиконе»), то есть «уровне, соотносящем мотивы, установки, цели, интенцио-нальности личности с речевым поведением и его содержанием» [там же, с. 88].
В нашем эксперименте мы пытаемся проследить процессы конструирования гендерной идентичности на материале художественного текста. В каждой культуре присутствует ряд бинарных оппозиций, таких, как рациональность-эмоциональность, активность-пассивность, природа-культура, в которых каждый член оппозиции легко соотносится с культурной оппозицией «мужественность/ женственность» [6]. Поэтому в связи с преобладанием рационального (интеллектуального) или эмоционального содержания в тексте тип текста может быть определен как фемининный или маскулинный с позиций гендерной метафоры. Текст предстает, прежде всего, как манифестация языковой личности автора. Это позволило нам выдвинуть гипотезу о том, что авторы одного пола обладают сходными когнитивными структурами, которые должны проявляться в создаваемых ими текстах, однако их опыт по-разному структурируется в зависимости от типа личности.
Целью нашего эксперимента была проверка гипотезы о том, что тип личности автора текста влияет на тип производимого ею текста в рамках оппозиции фемининность/ маскулинность. Гендерная обусловленность производимого текста проявляется не прямо, а косвенно (то есть носит непрямой характер). Как подсказывает обыденное сознание, существуют эмоциональные мужчины и рациональные женщины. С этой точки зрения представляется необходимым ввести следующую градацию: фемининность (женст-
венные женщины) - маскулинная феминин-ность (мужественные женщины) - фемининная маскулинность (женственные мужчины) -маскулинность (мужественные мужчины).
Эксперимент по выявлению влияния фактора «гендер» на характер текста проводился в два этапа. Первоначальная выборка текстов осуществлялась по гендерному признаку, то есть отдельно изучались мужские и женские тексты. Выбор материала определялся исследовательскими целями. Отдельно были выявлены элементы гендерной идентичности, конституирующие личность автора на двух уровнях: когнитивно-коммуникативном и лексико-грамматическом. В связи с психологическими различиями и существующими стереотипами о большей эмоциональности женщины по сравнению с мужчиной, за образец фемининного стиля нами были приняты тексты К. Мэнсфилд, которые представляются нам в высшей степени эмоциональными и фемининными. За эталон маскулинного стиля мы приняли тексты Э. Хэмингуэя.
На втором этапе эксперимента при проведении классификации происходила обработка данных через программу «The Gender Genie» (http: //www .bookblog.net/gender/
genie.html), представляющую собой алгоритм, разработанный израильскими учеными, для автоматизированного отбора черт, которые являются наиболее полезными для правильной идентификации авторов как мужчин и женщин. Каждой отдельной черте в этой системе приписывается определенное количество баллов. Некоторые черты с большой долей вероятности приписываются женщинам, другие - мужчинам. Многие черты имеют малую значимость и, соответственно, получают меньшее количество баллов. Утверждается, что и в художественных, и нехудожественных текстах можно обнаружить несколько простых групп лексических и синтаксических черт, которые будут существенно различаться в зависимости от гендерной принадлежности автора текста. Ученые наблюдают значительные различия в употреблении местоимений авторами-жен-щинами и определений авторами-мужчина-ми. К типично мужским чертам относятся употребления предлогов (являющиеся чертой «информативного» стиля письма), определителей {a, the, that, these} и квантификаторов {one, two, more, some}. Напротив, к женским
чертам относятся местоимения {I, you, she, her, their, myself, yourself, herself}, используемые для установления непосредственного контакта между автором и читателем и указывающие на большую персонализацию текстов авторами-женщинами, а также отрицание аналитическими средствами и использование сокращений. Таким образом, в своей работе авторы опираются на исследования, в которых женский стиль письма характеризуется как «involved», а мужской как «informational», то есть мужчины предпочитают говорить об объектах, в то время как женщины говорят больше об отношениях. В центре внимания в анализе мужских и женских текстов находится репрезентация людей и предметов. Местоимения дают информацию о вещи, которая известна читателю, а определения предоставляют информацию о вещи, которую, как полагает автор, читатель не знает. Можно утверждать, что здесь проявляются два взаимосвязанных аспекта, которые различают тексты мужчин и женщин. Во-первых, женщины используют больше местоимений, которые как бы кодируют отношения между писателем и читателем (особенно местоимения первого лица единственного числа и второго лица), чего мужчины избегают. Во-вторых, авторы-женщины чаще используют личные местоимения, выявляющие гендерную принадлежность описываемого события или вещи (местоимения третьего лица единственного числа), в то время как мужчины склонны использовать обобщающие местоимения. Второй аспект также указывает на персонализацию текста авторами-женщинами. Программа является полностью автоматизированной и опирается на ограниченное количество черт, однако позволяет точно определить гендерную принадлежность автора только в 80% случаев, что подтвердилось в нашей практике. Мы ввели отрывок (722 слова) из романа писате-ля-мужчины Booth Tarkington «Alice Adams». Программа, проанализировав данный отрывок, сделала вывод, что автор - женщина. Мы предполагаем, что предложенный текст представлял собой пример «вовлеченного», персонализированного стиля письма (1047 баллов в пользу того, что это женщина, против 805 баллов, что это мужчина), характерного для женщин. Для персонализированного стиля характерно многократное использова-
ние местоимения she (32 раза), притяжательного местоимения her (21 раз), употребление предлога with (6 раз) и союза and (21 раз). Данные лингвистические средства устанавливают солидарность между писателем и читателем текста. Одновременно в приведенном отрывке также высока частотность лингвистических средств, стереотипно часто используемых мужчинами (артикли: a (25 раз), the (44 раза), безличное местоимение it (9 раз) (подразумевающее механизм деперсонализации)). Эксперимент показал, что гендерная атрибуция текста израильскими учеными осуществлялась также на основании синтаксического признака: мужчины
чаще употребляют подчинительную, а женщины - сочинительную связь в предложении (союз and). Важна также роль лексических признаков: мужчины демонстрируют качественность и предметность письма, что выражается в преобладании существительных и прилагательных, а авторы-женщины - динамичность женского стиля, что выражается в преобладании глагольной лексики (be (7 раз) и was (8 раз)). Полученные данные аналогичны результатам экспериментов Е.И. Горошко [4] и Е.С. Ощепковой [5] на материале русского языка.
Очевидно, что гендерные ошибки программы случаются при анализе тех текстов, которые мы определяем как маскулиннофемининные и фемининно-маскулинные. Указанный отрывок относится к фемининномаскулинному типу. На основании анализа можно утверждать, что основными признаками фемининной прозы являются: субъек-
тивизм, сентиментальность, высокая степень вовлеченности (эмпатии), склонность к детализации, привлечение личного опыта. Маскулинную прозу отличает наличие следующих показателей: деперсонализация, обобщение, дистанцированность. В результате становится необходимым введение градации текстов, их типологии по признаку феми-нинности / маскулинности и обнаруживается отсутствие прямой зависимости между полом автора и особенностями производимого текста.
В свете полученных данных конструирование гендерной идентичности в тексте предстает как сложный процесс, в ходе которого важны как биологический пол автора, так и его интенция позиционировать себя как мужчина или женщина, чем отчасти объясняется процент гендерной ошибки в описанном эксперименте.
1. Derrida J. Of Grammatology. Baltimore, 1976. P. 158.
2. Караулов Ю.Н. Русский язык и языковая личность. М., 1987.
3. Карасик В.И. Язык социального статуса. М., 1992.
4. Горошко Е.И. Языковое сознание: гендерная парадигма: моногр. М.; Харьков, 2003.
5. Ощепкова Е.С. // Гендер: язык, культура, коммуникация: тез. докл. II Междунар. конф. М., 2001. С. 85-86.
6. Кирилина А.В. Гендер: лингвистические аспекты. М., 1999.
Поступила в редакцию 7.03.2006 г.
