КОНСТИТУЦИОНАЛИЗМ И ПОЛИТИЧЕСКОЕ ЛИДЕРСТВО В СТРАНАХ ЦЕНТРАЛЬНОЙ И ВОСТОЧНОЙ ЕВРОПЫ: ПРОБЛЕМЫ И ПЕРСПЕКТИВЫ Текст научной статьи по специальности «Политологические науки»

ПОСТСОЦИАЛИСТИЧЕСКИЙ КОНСТИТУЦИОНАЛИЗМ

Конституционализм и политическое лидерство в странах Центральной и Восточной Европы: проблемы и перспективы

Ирина Кененова*

В статье представлены методологические основы и результаты сравнительного анализа конституционализма и политического лидерства в странах Центральной и Восточной Европы, проведённого преимущественно на базе изучения конституционно-правового развития и политической практики государств Вишеградской группы. Проблемы популизма, деконструкции конституционализма и определения содержательных пределов этого понятия, а также распространения квазиконституционализма в Венгрии, Польше, Чехии и Словакии рассматриваются в соотношении с развитием конституционно-правовых статусов и практики политических лидеров упомянутых стран (президентов, премьер-министров, лидеров наиболее влиятельных политических партий). Показаны различные пути руководителей государств Вишеградской группы к максимальной концентрации власти: через формальное соблюдение конституционных предписаний, но при нарушении сути принципов конституционализма; за счёт использования неформальных политических технологий, но с опорой на традиции и стереотипы поведения в партийной среде; с использованием инструмента конституционных реформ для укрепления юридической основы политического доминирования; посредством выбора лидера-партнёра, обеспечивающего дополнительные ресурсы легитимности. Проанализированы различные подходы к объяснению причин «деградации конституционализма» в странах Центральной и Восточной Европы, предлагаемые в науке. Рассмотрены значения цикличности конституционного развития, формального характера постсоциалистического либерального транзита (который фактически не состоялся), а также имитационного фактора в системных реформах государств указанного региона. Доказывается, что либеральный консенсус был достигнут только некоторой частью политической элиты, а не всеми членами гражданского общества в рассматриваемой группе стран. Выдвигается гипотеза о том, что либеральный проект - вынужденный выбор государствами Центральной и Восточной Европы пути имитации западных моделей политических и правовых решений, протест против которого со временем трансформировался в отказ от либеральных ценностей и стремление к восстановлению национального достоинства через отказ от «подражания Западу», а также через противостояние органам Европейского Союза. В статье поддерживается гипотеза о преимущественном влиянии социально-психологических факторов на отказ от либерального выбора жителей стран Вишеградской группы.

DOI: 10.21128/1812-7126-2018-5-11-41

1. Введение: постановка проблем

Конституционные реформы в государствах Центральной и Восточной Европы (далее — ЦВЕ), продолжавшиеся с 80-х годов XX века до начала XXI века, привели к утверждению либеральных ценностей в конституционном

* Кененова Ирина Павловна - кандидат юридических наук, доцент кафедры конституционного и муниципального права Московского государственного университета имени М. В. Ломоносова, Москва, Россия (e-mail: a.kenenova@yandex.ru).

Центральная и Восточная Европа; популизм; конституционализм; политическое лидерство; либеральные ценности; транзит

пространстве стран, прежде скреплённых социалистической идеологией, советской моделью государственного механизма и Варшавским договором. Вместе с тем в политической среде данного региона с 1990-х годов развивался процесс с обратным вектором, который к началу второго десятилетия XXI века приобрёл характер устойчивой тенденции антилиберализма в политике, идеологии и конституционном праве.

Причины возникновения упомянутой тенденции, её соотношение с аналогичными про-

цессами, существующими в масштабах всего Европейского Союза (далее — ЕС), будущее либеральной демократии и конституционализма в рамках Западной традиции права — всё это находится в центре внимания представителей общественных наук. Движение политических режимов стран ЦВЕ в антидемократическом направлении неизбежно выводит на первый план фигуру политического лидера и одновременно ставит перед исследователями вопрос о современных возможностях конституционного права по регулированию его деятельности.

Общепризнано, что феномен политического лидерства является одним из факторов, предопределяющих динамику как по направлению к новым моделям управления, так и к хаосу в социуме. Наблюдение за популистской (с элементами национализма, а иногда — клерикализма), антилиберальной практикой политических руководителей государств ЦВЕ и её анализ предполагают проникновение в природу этого явления, а также ставят проблему связи данной практики с перспективами конституционализма не только в этих странах, но и масштабах Западной традиции права в целом.

Вниманием исследователей феномен популизма не обделён: детально анализируются проявления популизма в политическом процессе, его связь с развитием политических и правовых институтов, типология популистского поведения лидеров, аспекты функциональности популизма. В контексте данной статьи заслуживает упоминания определение популизма как качественной характеристики политических доктрин, партий и движений, а также метода и стиля мобилизации массовой поддержки, исходящих из идеи противопоставления элит и масс1. Действительно, лидеры-популисты будто бы ведут борьбу с элитами, пренебрегающими интересами большинства, но при этом руководствуются не упомянутыми интересами (хотя и убеждают в этом электорат), а собственными мотивами. Думается, что именно подмена публично декларируемой ценностной базы политики частными и корпоративными интересами представите-

1 См.: Макаренко Б. Популизм и политические институты: сравнительный анализ // Вестник общественного мнения. Данные. Анализ. Дискуссии. 2017. № 1—2. С. 15-27, 15.

лей элиты — то свойство популизма, которое оказывает особенно разрушительное воздействие на конституционный правопорядок.

Исходя из последнего утверждения предлагается понимать популизм как политическую практику, использующую наиболее распространённые и сильные общественные эмоции в целях укрепления легитимности носителя власти, имитирующего непосредственную заинтересованность в разрешении социальной проблемы, вызывающей данные эмоции2. Примерами явлений, выступающих генераторами социальных эмоций, являются ксенофобия, расизм, национализм, патриотизм, мультикультурализм, религиозная нетерпимость, коррупция, резкое имущественное расслоение, отсутствие личной порядочности и честности в поведении политиков.

Популизм апеллирует и к конституционно-правовым ценностям, используя их в целях пробуждения такого рода эмоций. В частности, защита суверенитета государства и интересов этнического большинства (национального самосознания), а также выступления против экспансии меньшинств, проявлений экстремизма, за подлинное народовластие и демократию обеспечивают солидной юридической основой технологии пробуждения массовых фобий и оживления мифов.

Кроме того, популизм в конституционно-правовой сфере сопряжён с распространением квазиконституционализма, определяемого как обширные внеконституционные ограничения деятельности органов государственной власти3. Внеконституционными они могут

2 В научной литературе понятие популизма обладает не только негативной коннотацией, но и трактуется в «положительном» смысле — как оболочка политики, выполняющая скорее позитивную функцию привлечения общественной поддержки. Подробнее см.: Петров Н. Эволюция популизма в российской политике // Популизм как общий вызов / отв. ред. К. Кроуфорд, Б. И. Макаренко, Н. В. Петров. М. : Политическая энциклопедия, 2017. С. 90 — 101, 90. Оставляя в стороне эту спорную трактовку (беспредельно расширяющую понятие популизма, поскольку в «положительном» смысле популизм присущ практически любым политическим действиям и намерениям), стоит сконцентрироваться именно на «негативном» понимании популизма как угрозы конституционному правопорядку.

3 См.: Смилов Д. Конфликт конституционализма и демократии в Восточной Европе: за пределами парадигмы переходного периода // Сравнительное конституционное обозрение. 2012. № 4 (89). С. 29—44, 42.

быть как в силу того, что не предусмотрены правовыми нормами (например, выполнение правительством и парламентом установок Европейской Комиссии в приоритетном порядке по сравнению с актуальными внутригосударственными задачами), так и в той мере, в которой они не соответствуют конституционным целям (к примеру, Конституционный суд приступает к решению юридической проблемы под влиянием неправовых факторов, выполняя конкретный политический заказ). Эти ограничения могут осуществляться непосредственно участниками политического процесса, имеющими в нём определённые юридические статусные характеристики (Конституционным судом, президентом, правительством, парламентом, неправительственными организациями, Европейским Союзом, его органами), а равно — субъектами, не обладающими ими (бизнес-структуры). По наблюдениям болгарского исследователя Д. Сми-лова, реальный конституционализм страдает из-за распространения своего «квазиконкурента». Последний умаляет легитимность органов государственной власти и авторитет Конституции как таковой, в том числе потому, что ограничивает пространство политической конкуренции между политическими партиями. Это снижает их потенциал мобилизации общественной поддержки и создаёт простор действий для популистов, продвигающих свои идеи. Так утрачивается доверие к парламентским институтам, поскольку последние принимают решения не в соответствии с транслируемыми им по конституционным каналам общественными запросами, а согласно сверхзадачам, формулируемым в порядке квазиконституционных ограничений4. Когда избиратели перестают доверять партиям, депутатам и правительству (так как не видят движения своих интересов по этой политической цепи), открывается возможность для популистских действий носителей власти.

4 Как отмечает Д. Смилов, хорошо изучен и задокументирован фактор сильного влияния Европейской Комиссии на реформу управления правосудием в Болгарии. Наряду с указанной реформой, в качестве политических приоритетов Комиссия, а под её влиянием и правительство Болгарии определили также борьбу с коррупцией и организованной преступностью. Однако области, в которых ЕС не был заинтересован, такие как реформа государственной системы образования и здравоохранения, игнорировались сменяющими друг

Формируя представление о неминуемой угрозе, надвигающейся на страну, или используя фактические предпосылки возникновения такой угрозы, политики представляют себя в качестве спасителей нации (от мигрантов, от исламского нашествия, от давления ЕС и утраты национальной идентичности, суверенитета и независимости, от юристокра-тии, политиков, «приватизировавших» демократические ценности ради достижения личного благополучия, от системной коррупции). В обществах гибридного типа (подобных тем, что существуют в странах ЦВЕ), где культура гражданской активности ещё не сложилась, по наблюдениям учёных, популистские лидеры, добившись власти, «замораживают» в обществе подданнический тип политической культуры, который не предполагает последовательного массового давления на власть со стороны гражданского общества, требующе -го ответственного ведения политики. Патрон-клиентские отношения, складывающиеся в таких обществах, проявляются и через восприятие гражданами своего лидера как защитника нации от внутренних и внешних угроз5. Опыт стран ЦВЕ показывает, что и сами государственные лидеры активно эксплуатируют этот образ, стремясь добиться общественной поддержки6.

Так, общие выборы периода 2016—2018 годов прошли в государствах ЦВЕ под знаком защиты этнического большинства от экспансии мигрантов, а государственного суверенитета — от давления структур ЕС. Претендовавшие на победу лидеры, представляя себя в качестве защитников суверенитета и интересов этнического большинства, добивались поддержки электората, запугивая его перспективой нашествия мигрантов7.

друга правительствами. Зарплаты судей неуклонно росли, в отличие от доходов учителей и преподавателей вузов. Эта ситуация стала причиной забастовки школьных учителей осенью 2007 года, крупнейшего после 1989 года протестного выступления в Болгарии. Подробнее об этом см.: Смилов Д. Указ. соч. С. 37.

5 См.: Макаренко Б. Указ. соч. С. 15-17.

6 См. подробнее: Там же. С. 7, 10, 16 и далее.

7 Предвыборные угрозы - опробованная технология в Словакии; на парламентских выборах 2012 года предметом этих угроз были цыгане, венгры, гомосексуалисты, кредиторы, даже саентологи. В период превыбо-ной кампании 2016 года правительство Фицо даже приобрело передвижной забор, который в экстренном

Появление лидеров-популистов, приспосабливающих к своим частным интересам конституционные предписания и бестрепетно нарушающих последние, когда эти правила становятся препятствием на пути их замыслов, казалось поначалу рядом локальных эксцессов, которые можно комментировать как обусловленные особенностями личности и социальным темпераментом конкретных лиц. Владимир Мечьяр, Виктор Орбан, Вацлав Клаус, Ярослав Качиньский, Милош Зе-ман давали поводы для таких размышлений. Теперь эта практика уже воспринимается как общая тенденция для стран данной геополитической группы.

Политическое лидерство в ЦВЕ существует в разных конституционно-правовых формах: президента8, премьер-министра, а также может функционировать и вне конституционных предписаний (например, когда лидерство в политической партии фактически создаёт предпосылки для выполнения полномочий главы государства или правительства), а иногда и вопреки им (если лидер осуществляет руководящие функции, осознанно нарушая правовые пределы, установленные конституционно-правовыми нормами).

В связи с задачами сравнительного анализа конституционализма и политического лидерства ЦВЕ представляется уместным сконцентрировать внимание на развитии соответствующих институтов группы стран «Више-

порядке мог быть установлен на границе с Австрией в случае массовых перемещений мигрантов из Австрии в Словакию. См.: В Словакии прошли парламентские выборы с неожиданными результатами и непредсказуемыми последствиями. URL: http://slovakiainvest.ru/ ReadNews.aspx?n=V-Slovakii-proshli-parlamentskie-vybory-s-neozhidannymi-rezultatami (дата обращения: 10.09.2018). Однако первой, ещё в 2015 году, забор по всей южной границе страны (а это больше пятисот километров заграждений) возвела Венгрия, чтобы обезопасить себя от потока беженцев из Сирии и других южных стран. См.: Вендик Ю. Выборы в Венгрии: борьба с иммиграцией, которой нет. URL: https:// www.bbc.com/russian/features-43671669 (дата обращения: 10.09.2018).

8 В результате реформ 80-х годов XX века в государствах Центральной и Восточной Европы наряду с другими конституционно-правовыми институтами социалистического периода прекратили своё существование и Президиумы (Государственные советы) как коллективные главы государств. В этом плане исключением яв-

ляется Чехословакия, где и в период социализма со-

хранялся институт президентства.

градской четвёрки» (далее — «Вишеград», У4)0, по крайней мере, по трём причинам: эти страны имеют более развитые конституционно-правовые традиции по сравнению с другими государствами региона, их политические руководители играют заметную роль в общеевропейском политическом процессе и, наконец, размышления о перспективах конституционализма в связи с практикой государственного управления в этой группе стран могут дать значимые именно для российского государственного строительства результаты.

Государства Вишеградской группы, как и большинство постсоциалистических государств ЦВЕ, избрали парламентскую или парламентско-президентскую модели правления, которые не предполагают отчётливую конституционно-правовую формализацию до-

9 За последние два года группа «Вишеград» стала объектом особого внимания европейских наблюдателей. Эта структура регионального сотрудничества, объединяющая Венгрию, Польшу, Чешскую Республику и Словакию сложилась на Вишеградском саммите в феврале 1991 года в Венгрии в Вишеграде, где переговоры велись между президентами Венгрии, Чехословакии и Польши (Йозефом Анталом, Вацлавом Гавелом и Лехом Валенсой). Это событие породило ассоциации с встречей королей Чехии, Польши и Венгрии в том же месте в 1335 году. Нельзя сказать, что этот региональный союз особенно активен. По крайней мере, страны не проявили солидарности ни в период переговоров о членстве в ЕС, ни после 2004 года, когда вступили в него. Одной из причин, которую эксперты считают наиболее существенной для дисбаланса в отношениях между ними, является претензия Польши (с населением, равным почти 40 млн человек) на доминирование в этой группе и выступление от её имени в качестве полноправного партнёра основных держав ЕС. Другие страны, входящие в V4, не были намерены мириться со статусом ведомых и собирались строить отношения в этом объединении, несмотря на меньшую численность населения (в Венгрии, как и в Чехии, проживало чуть более 10 млн граждан, а в Словакии — почти 5,5 млн, то есть в совокупности эти государства не составляли более 70 % польского населения). Именно миграционный кризис в 2015 году сплотил V4, когда она стала самым активным критиком — по крайней мере, на правительственном уровне — германского подхода к вопросу приёма беженцев и решительным противником предложений Европейской комиссии в отношении установления порядка получения убежища. См.: Hacek L. The Czech general elections: and now three "illiberal" Eurosceptics in Central Europe? URL: https://www.robert-schuman.eu/en/ european-issues/0448-the-czech-general-elections-and-now-three-illiberal-eurosceptic-governments-in-central-europe (дата обращения: 10.09.2018).

минирующей позиции политического лидера страны, поскольку такой субъект права, подавляющий другие институты власти, стал бы свидетельством нарушения баланса властей10. Однако политические руководители в государствах ЦВЕ находят способы усилить своё влияние на государственный механизм.

2. Как добиться доминирования?

Опыт каждой из стран У4 показывает разные пути достижения и сохранения политическими лидерами максимальной концентрации власти.

2.1. Венгрия

В Венгрии этот процесс порой может быть охарактеризован соблюдением конституционных предписаний, несмотря на нарушение сути принципов конституционализма, как в случае Виктора Орбана, опытного и хариз-матичного политического игрока. Действуя в целом в пределах полномочий премьер-министра, с помощью инструмента конституционно-правовых реформ и неформальных политических технологий он добился устойчивого политического доминирования для себя и возглавляемой им партии.

Важным преимуществом Орбана, обеспечившим прочную основу его доминирования, стала позиция институтов ЕС по отношению к Венгрии, хоть и критикующих премьер-ми-

10 В этой связи интерес представляют размышления А. Шайо относительно дискуссии, которая велась в Венгрии в 1989 году на тему того, какой должна быть власть президента: слабой, более сильной или крепкой. Основная ошибка такого подхода кроется, по мнению этого автора, даже не в его ребяческом формализме, а в непонимании её участниками того, что «средний» и «сильный» президент, брошенный в самую гущу парламентской системы без разделения властей, может нарушить внутреннюю структуру исполнительной власти и создать опасность возникновения параллельной исполнительной власти. Примечательно, что в период трансформации даже явно «слабый» венгерский Президент, полностью зависящий от парламента, который его избирает, оказался в конфронтации с правительством во всех своих возможных функциях, таких как командование армией, внешнеполитические назначения, контроль конституционности законов. См.: Шайо А. Самоограничение власти (краткий курс конституционализма). М. : Юристъ, 2001. С. 177 — 181.

нистра за его нелиберальную идеологию и политический курс, но продолжающих выделять средства на развитие экономики страны11, поскольку политические и экономические преимущества сохранения режима Орбана в Венгрии (в общеевропейском аспекте) по-прежнему превышают его недостатки. Премьер-министр Венгрии может претендовать на весьма престижный статус в Европе, которая оказалась в ловушке «авторитарного равновесия». При этом он успешно сохраняет политический имидж борца за интересы венгров, в том числе и за счёт осуждения ЕС.

Выиграв в 2010 году на выборах в парламент, Виктор Орбан и возглавляемая им партия «Фидес — Венгерский гражданский союз»12 получили конституционное большинство (две трети) и воспользовались шансом на укрепление доминирующей позиции в политике, инициировав принятие Основного Закона Венгрии в 2011 году. С тех пор не прекращается череда реформ, способствующих консервации их доминирования. В частности, был изменён статус и состав Конституционного суда, ранее весьма влиятельного (не только в Венгрии, но и в общеевропейских масштабах) органа конституционного кон-

11 На самом деле, текущий четырёхпроцентный рост ВВП Венгрии меньше, чем стоимость трансфертов ЕС, которые составляют от 6 до 7 процентов ВВП. Эксперты, рассматривающие эти недостатки, не выражают энтузиазма в отношении экономической стратегии правительства, но избиратели в целом довольны ситуацией. Даже несмотря на то, что часть этих средств «оседает в карманах» венгерских олигархов и ближайшего окружения премьер-министра, реакция Брюсселя на данные факты отсутствует. Что касается внутригосударственной реакции на коррупцию в стране, то она также не проявляется по отношению к сторонникам правящей политической группировки, хотя индекс восприятия коррупции Transparency International свидетельствует о том, что с 2010 года она приобрела системный характер в Венгрии, где установился коррумпированный режим непотизма. Факты коррупции придаются гласности, и ведутся расследования только в отношении представителей оппозиции. См.: Kreko P., Enyedi Z. Orban's Laboratory of Illiberalism // Journal of Democracy. Vol. 29. 2018. No. 3. P. 39 — 51.

12 «Fidesz» — сокращённое название партии «Fiatal Demokratak Szovetsege» — «Альянс молодых демократов». Так партия называлась в период с 1988 по 1995 год. С 2003 года она носит наименование «Fidesz — Magyar Polgari Szovetseg» — «Фидес — Венгерский гражданский союз».

троля, особенно в период, когда его председателем был Ласло Шойом, и позиция Суда была активистской. «Фидесу» удалось наполнить состав Суда лояльными к партии лицами и ограничить его компетенцию. Ещё в 2010 году состоялся роспуск Национального судебного комитета (Судебного совета), что привело к ограничению автономии судебной власти. С 2012 года по настоящее время состав судов был изменён, чему способствовал Закон о статусе судей, который снизил возраст выхода на пенсию для судей и прокуроров с 70 до 62 лет13.

Кроме того, был ликвидирован независимый орган финансового контроля и создан новый, уже под патронатом «Фидес». Избирательная система была изменена в направлении, благоприятном для «Фидес»14, что показали результаты последних выборов в парламент15.

Орбан инициировал предоставление активного избирательного права венгерским гражданам, постоянно проживающим в со-

13 Кроме того, согласно Закону об организации и управлении судами (CLXI 2011 года), Президент Национальной судебной администрации осуществляет все полномочия по администрированию судов. По предложению правительства на эту должность парламент избрал в 2011 году (на 9 лет) Тюнде Хандо (Tünde Handö), жену представителя «Фидес» в Европейском парламенте Йожефа Сажера — вице-президента партии «Фидес» и друга семьи премьер-министра. Она отвечает за стратегическое планирование управления судами, может принимать обязательные распоряжения о принципах деятельности судов и решения рекомендательного характера. Её главные полномочия состоят в назначении председателей региональных и апелляционных судов, а также в надзоре за их деятельностью. См.: Fleck Z. Judges under Attack in Hungary // Verfassungsblog. 2018. 14 May. URL: https:// verfassungsblog.de/judges-under-attack-in-hungary/ (дата обращения: 10.09.2018).

14 В целом венгерские эксперты сочли новую систему более мажоритарной, обеспечивающей безраздельное доминирование «Фидес». См: Кененова И.П. Реформы избирательных систем как вестники обновления политических тенденций // Конституционное и муниципальное право. 2018. № 2. С. 72—78.

15 На парламентских выборах 2018 года коалиция, в ко-

торую входят партии «Фидес» и «Христианско-демо-

кратическая народная партия», набрала 49 % голосов и получила две трети депутатских мандатов в парламенте: 133 из 199. См.: На парламентских выборах в Венгрии побеждает партия Виктора Орбана. URL: https://www.bbc.com/russian/news-43692569 (дата обращения: 10.09.2018).

седних странах, что обеспечило дополнительную поддержку возглавляемой им партии на выборах.

Был создан новый орган, курирующий деятельность СМИ, председателем и членами которого стали сторонники «Фидеса». Господство партии под руководством Орбана в информационной сфере стало безраздель-ным16.

Одной из последних в ряду конституционно-правовых новаций стала Седьмая поправка к Основному Закону от 20 июня 2018 года, призванная решить несколько политических задач: консолидировав общество, повысить его управляемость, укрепить идеологические и этические основы политического доминирования внутри страны Орбана и «Фидес», продвинуть политические интересы венгерской элиты в отношениях с институтами ЕС17. Последняя из упомянутых задач предполагает гармонизацию отношений с ЕС посредством укрепления «христианско-демократическо-

16 По состоянию на 2017 год журналистские агентства, курируемые партией «Фидес», включали все региональные газеты Венгрии; партии принадлежит вторая по величине коммерческая телевизионная компания и второй по популярности новостной сайт; правительство направляет рекламные расходы в идеологически дружественные СМИ. Например, владелец еженедельника «Figyelo» («Обозреватель») является государственным консультантом, а его издание получает около 70 % своих рекламных доходов от государства. См.: Krekó P., Enyedi Z. Op. dt.

17 В структурах ЕС существует мощная оппозиция многим основным инициативам Орбана в отношении миграции, особенно его решению о строительстве забора из колючей проволоки вдоль венгерских границ с Сербией и Хорватией. Хотя Венгрия остаётся одним из получателей значительного финансирования ЕС для программ, направленных на повышение экономического развития и инфраструктуры, имеет десятимиллионное население, но представлена только одним чиновником в Европейской комиссии (Tibor Navracsics), причём доверена ему одна из наименее важных областей политики Комиссии: культуры, образования, молодёжи и спорта. Между тем страны с такой же численностью населения как Венгрия представлены (Португалия) двумя генеральными директорами, а Бельгия — двумя генеральными директорами и двумя заместителями. Всему виной — изоляция страны, возникшая во многом из-за политической позиции и «стиля» Виктора Орбана. См.: Palmery T. "Hungarian? Who, me?": Confessions of Brussels pariahs. URL: https://www. politico.eu/article/hungarian-who-me-a-diary-of-brussels-pariahs-european-commission-viktor-orban-tibor-navracsics/ (дата обращения: 10.09.2018).

го» образа венгерского политического руководства18.

Ставшие широко известными высказывания Орбана, которые прозвучали в выступлении перед группой этнических венгров в Румынии (июль 2014 года)19, о том, что Венгрия становится «нелиберальной демократией», вызвали бурную критическую реакцию среди экспертов. Поэтому Орбан стремится представить свой политический курс в более выгодном свете перед международным сообществом, снять «недопонимание». В этом смысле Седьмая конституционная поправка является частью масштабного «ребрендинга» правительства Орбана.

Из десяти статей Седьмой поправки к Основному Закону Венгрии многочисленных комментариев заслужили изменения, установившие обязанность государства (государственных органов) по защите самоидентификации Венгрии на основе исторической конституции (преамбула и раздел (4) статьи Н)20. О почитании Святой Короны Иштвана как символа преемственности венгерской государственности и необходимости уважения исторической конституции Венгрии и прежде упоминалось в преамбуле. Однако вознесение обязанности государственных органов по защите основ христианской культуры Венгрии на конституционный уровень призвано обеспечить мощные правовые гарантии (соответственно, легитимность) действиям политической власти, направленным на поддержание этнической сплочённости венгров, в том чис-

18 См.: Orban's Fidesz Reportedly Planning Yet Another Amendment to Hungary's Constitution. URL: https:// hungarytoday.hu/orbans-fidesz-reportedly-planning-yet-another-amendment-to-hungarys-constitution/ (дата обращения: 10.09.2018).

19 См.: Puddington A. Breaking Down Democracy: Goals, Strategies, and Methods of Modern Authoritarians. URL: https://freedomhouse.org/report/modern-authoritarian ism-illiberal-democracies (дата обращения: 10.09.2018).

20 См.: Неофициальный перевод проекта Седьмой по-

правки к Основному Закону Венгрии 2011 года. URL:

https://www.helsinki.hu/wp-content/uploads/T332-Constitution-Amendment-29-May-2018-ENG.pdf (да-

та обращения: 10.09.2018); Amendments to the Fundamental Law. URL: https://theorangefiles.hu/amend

ments-to-the-fundamental-law/ (дата обращения: 10.09.2018). См. также: Дудина Г. Конституцию Венгрии подогнали под «христианскую культуру» // Коммерсантъ. 2018. 20 июня. URL: https://www.kommer sant.ru/doc/3663213 (дата обращения: 10.09.2018).

ле через сохранение христианской культурной традиции. Представители партии «Фидес», инициировавшие внесение данного изменения, объяснили необходимость поправки в статью Н тем, что без христианской культуры нет ни Европы, ни Венгрии21.

2.2. Польша

Возможен и иной путь обретения руководящей позиции в государстве, избранный председателем польской партии «Право и Справедливость» (далее — «ПиС»,) Ярославом Качиньским, которую он обрёл за счёт использования неформальных политических технологий, но с опорой на традиции и стереотипы поведения в партийной среде, характерные для социалистического и предшествующего ему периодов польской истории. В этом плане образ Юзефа Пилсудского как «начальника польского государства» и влиятельнейшего неформального лидера Польши был для Качиньского ориентиром. Фактическая роль Качиньского в политическом процессе является несравнимо более значимой чем та, которую предполагает его официальный статус депутата Сейма и лидера правящей партии. Вместе с тем по мере наращивания политической мощи «ПиС» и её лидер проводили конституционно-правовые реформы нелиберального характера, подобные венгерским, и расширяли правовую основу своей власти.

Качиньский внимательно следил за своими министрами, поощряя и наказывая их публично. Известно, что премьер-министр Беата Шидло (в должности с 2015 года по 2017 год) была ограничена рамками неофициального договора, согласно которому должна была покинуть пост, если станет слишком популярной или утратит общественную поддержку. Канцелярию нынешнего премьер-министра Мо-равецкого Качиньский может контролировать через главу политического кабинета, министров национальной обороны и внутренних дел, а также Беату Шидло, сохранившую пост министра без портфеля22. Президент Анджей

21 См.: Halmai G. Fidesz and Faith: Ethno-Nationalism in Hungary // Verfassungsblog. 2018. 29 June. URL: https://verfassungsblog.de/fidesz-and-faith-ethno-nationalism-in-hungary/ (дата обращения: 10.09.2018).

22 См: Садловски М.П. «Реновация» Качиньского: зачем в Польше «снесли» пять министров за один день.

Дуда хотя и пытается конкурировать с Ка-чиньским, стремясь укрепить свою легитимность с учётом грядущих выборов, но в целом действует в соответствии с «линией партии» и личными обязательствами перед её лидером23. Кроме того, жёсткий контроль за депутатами «ПиС» дал Качиньскому редкую возможность оспаривать важные законы ещё до их принятия. Сдерживая парламентские дебаты и избегая консультаций с общественностью, Качиньский не без успеха стремится контролировать все центры власти: парламент, правительство, судебную систему, средства массовой информации24 и даже частный бизнес.

Этой «теневой» активности сопутствовали также инициированные «ПиС» и её лидером меры по укреплению конституционно-правовых основ их влияния, в частности, за счёт судебной реформы, внесения изменений в законодательство о СМИ и антитеррористическое законодательство.

Правительство Польши, подобно венгерскому, установило контроль над Конституционным Трибуналом (правда, не через введение конституционных норм, а посредством изменений в законодательстве). Кроме того, «ПиС» приложила усилия к заполнению высшего органа конституционного контроля своими сторонниками, нарушая при этом важнейшие конституционные принципы (прежде всего, независимость суда). Несмотря на критику со стороны внутренней оппозиции, ЕС и США, лидер партии Ярослав Качиньский, а затем и Президент Анджей Дуда продолжили наступление на судебную власть. Была обос-

URL: https://www.rubaltic.ru/article/politika-i-obshche stvo/16012018-renovatsiya-kachinskogo-zachem-v-polshe-snesli-pyat-ministrov-za-odin-den/ (дата обращения: 10.09.2018).

23 См.: Przybylski W. Can Poland's Backsliding Be Stopped? // Journal of Democracy. Vol. 29. 2018. No. 3. P. 52-64.

24 Ещё одним направлением антилиберальной активности «ПиС» стали СМИ. Был установлен государственный контроль над общественными вещателями, из наиболее влиятельных изданий были устранены журналисты, которых правящая партия считала лояльными оппозиции, предприняты меры к уменьшению иностранного финансового участия в наиболее популяр -ных частных СМИ, а также использован стимул распределения государственной рекламы для поощрения дружественных СМИ и наказания критиков правительственной политики. См.: Puddington A. Op. dt.

нована интерпретация концепции разделения властей, базирующаяся на доминировании парламента как носителя воли «нации-суверена» и ослаблении конституционного контроля в целях предотвращения экспансии «юристократии» и «юридизации политики»25. Эта идеология воплотилась в реформировании трёх законов — о Верховном суде, Национальном судебном совете и Судах общей юрисдикции26. Опасаясь, что Конституционный Трибунал может признать некоторые новые законы неконституционными, партия «ПиС» обеспечила принятие закона, который заблокировал деятельность Конституционного Трибунала.

Очередной этап противостояния между политиками, представляющими «ПиС», и судебной властью развернулся в начале июля 2018 года. Пока Верховный суд Республики Польша (далее — Верховный суд) ещё не полностью находится под контролем правящей партии, которая уже установила свой патронат не только над Конституционным Трибуналом, но и над Национальным советом судей (далее — НСС), избирательными комиссиями, органами, регулирующими деятельность СМИ, прокуратурой и председателями местных, региональных и апелляционных судов. Антилиберальная революция, как отмечает Войцех Садурский, теперь «стремится поглотить Верховый суд страны»27.

Выразилось наступление на высшую судебную власть в принятии закона об изменении предельного возраста пребывания в дол-

25 См.: Мрозек А., Следзиньска-Симон А. Легитимность конституционных судов и принцип верховенства права: сравнительный взгляд на польский конституционный кризис // Сравнительное конституционное обозрение. 2017. № 1 (116). С. 64-79, 66-67.

26 Президент Польши Анжей Дуда, несмотря на свою приверженность политической линии Качиньского, даже выразил намерение отклонить эти законопроекты, поскольку они переводят Верховный суд страны в подчинение министерству юстиции и наделяют генерального прокурора полномочиями по назначению судей. А три бывших президента Польши — Лех Валенса, Александр Квасьневский и Бронислав Коморовский — в открытом письме заявили, что инициатива партии «Право и справедливость» может привести к диктатуре.

27 Sadurski W. Polish Chief Justice of the Supreme Court Under Pressure: What Now? // Verfassungsblog. 2018. 5 July. URL: https://verfassungsblog.de/polish-chief-

justice-of-the-supreme-court-under-pressure-what-

now/ (дата обращения: 10.09.2018).

жности судьи Верховного суда с 70 до 65 лет. Это особенно примечательно ввиду того, что ряд судей Верховного суда, в том числе его авторитетный председатель Малгожата Герс-дорф, взяли на себя инициативу критики неконституционных законов, принятых правящим большинством польского парламента начиная с 2015 года.

Изменение пенсионного возраста означает, что около 40 процентов судей Верховного суда (27 из 73), включая самых опытных, оказались под угрозой выхода на пенсию и вынуждены были (если они хотят продолжать работу) обратиться с заявлением о своих намерениях к Президенту, который по своему усмотрению может позволить или запретить судье продолжение его полномочий после 65 лет.

Законодатели, представляющие «ПиС», намеревались применить это новое правило и к председателю Верховного суда, несмотря на то что срок её полномочий в этой должности (6 лет) установлен непосредственно Конституцией (статья 183 ( 3)). По поводу этой коллизии Президент Республики Польша Анджей Дуда пояснил, что возраст выхода на пенсию, установленный законом, имеет приоритетное значение по сравнению с конституционным сроком полномочий председателя Верховного суда28. Это один из самых ярких примеров изменения Конституции законом в Польше. Как справедливо отмечается польскими экспертами, если парламентское большинство может «отозвать» председателя Верховного суда, приняв закон, позволяющий это сделать вопреки Конституции и таким образом повлиять на функционирование «главного суда» в системе правосудия Польши, ни один другой судья или суд страны уже не могут чувствовать себя «в безопасности». Это рассматривается специалистами и общественностью как явная угроза независимости судебных органов29.

28 Когда журналист, проводивший интервью, поинтересовался у Президента, не следует ли главе государства в связи с таким толкованием коллизии норм беспокоиться о том, что в случае прихода оппозиционной партии к власти она может использовать прецедент с судьями уже в отношении самого Президента и сократить его срок полномочий. Дуда ответил, что ему ещё далеко до 65 лет, как полагает В. Садурский, «явно не понимая характера проблемы» (Sadurski W. Op. cit.).

29 См.: Ibid.

Другим аспектом польской судебной реформы является значительное увеличение численности судей в Верховном суде с нынешних 73 до 120 (с созданием двух новых палат). Все новые судьи назначаются Президентом Польши по рекомендации Национального совета судей, который теперь избирается парламентом и, следовательно, укомплектован номинантами «ПиС». В сочетании с отставкой судей это означает, что около 60 процентов состава Верховного суда будет сформировано или, по крайней мере, одобрено правящей партией30.

Особую тревогу у экспертов также вызвало принятие 22 июня 2016 года закона об антитеррористической деятельности, который расширил полномочия силовых структур, в особенности Агентства внутренней безопасности Польши (польск.: А§епф Ве2р1ес2ес-stwa Ше-га£1х7пе§о) по контролю за польскими и иностранными гражданами. Для ряда действий представителям этой структуры теперь не нужно получать санкцию суда. Закон ввёл почти неограниченные возможности по доступу к личным данным и скрытому сбору сведений о лицах, в отношении которых имеются подозрения в причастности к терроризму и массовым беспорядкам, способным привести к дестабилизации, а также иным подобным ситуациям. Данный акт ввёл неопределенное с правовых позиций понятие: «происшествие с признаками террористического характера». Особые опасения вызывает то, что слишком широк каталог ситуаций, которые могут быть расценены как «имеющие признаки террористического характера»31.

30 См.: Ibid.

31 Налоговые отчёты, информация о транспортном средстве, информация о страховании, финансовая отчётность и другие записи теперь доступны разведыва-

тельной службе, у неё есть возможность закрыть вебсайты. Соответствующие действия и решения могут быть обжалованы в суде в течение пяти дней, но в свете усилий правительства по политическому контролю за судебной властью такая возможность не кажется экспертам достаточно надежной гарантией. См.: Антитеррористический закон в Польше 2016. URL: https:// polomedia.ru/news/sobytiya/antiterroristicheskiy-zakon-v-polshe-2016 (дата обращения: 10.09.2018). Текст законопроекта см.: URL: https://n-1-4.dcs. redcdn.pi/dcs/o2/tvn/web-content/m/p121/f/fc52859 2c3858f90196fbfacc814f235/3eee26c3-af1f-406a-915c-e3f27ecf4b9c.pdf (дата обращения: 10.09.2018).

Принимая во внимание то обстоятельство, что Польша не испытывала реальной угрозы террористических актов с 1939 года, а малая численность и поведение мусульманских иммигрантов пока не дают оснований для их восприятия как фактора риска террористических атак, то опасения правозащитных организаций и оппозиции в отношении того, что закон будет применяться в целях контроля за гражданским обществом и как средство политической борьбы, не стоит считать безосновательными. Ещё целый ряд изменений в законодательстве был произведён «ПиС» в целях утверждения нового типа политического режима, базирующегося на вертикальных иерархических связях в различных сферах общества32.

2.3. Чехия

Пример Чехии заслуживает внимания в двух аспектах. С одной стороны, чешский опыт показывает, что, несмотря на неуклонное усиление фактического политического статуса Президента Чехии, которое происходит вне конституционно-правовых предписаний, а иногда и с их прямым нарушением, сдержки и противовесы в целом пока ограничивают эту тенденцию (например, Сенат выдвинул обвинения против Президента Клауса в 2013 году, предприняв попытку его отрешения от долж-ности33, а Милош Земан в 2015 году был ограничен в своих полномочиях путём вне-

32 Закон, принятый в 2016 году ослабил свободу собраний, допустив селекцию со стороны государства в этой сфере. В 2017 году «ПиС» внесла серьёзные изменения в систему образования, инициировала усиление контроля за местными органами самоуправления и учреждение при премьер-министре института контроля за распределением субсидий (включая фонды ЕС) для неправительственных организаций в 2017—2018 годах; парламентское большинство позволило заменить состав органов управления публичных компаний Польши и заполнить имеющиеся вакансии лицами лояльными к «ПиС». См.: Przybylski W. Op. cit. Р. 58.

33 Клаус неизменно игнорировал недовольство электората массовой коррупцией, что на излете его политической карьеры в известной степени спровоцировало попытку отрешения его от должности. За три дня до истечения полномочий 4 марта 2013 года Сенат Чехии обратился в Конституционный суд с жалобой. По мнению большинства сенаторов, представлявших оппозиционные по отношению к Президенту силы, Клаус заслуживал отрешения от должности; в частности, ему вменялись в вину частичная амнистия тех, кто прохо-

сения изменений в Конституцию). С другой стороны, нынешние премьер-министр Андрей Бабиш и Президент Земан демонстрируют своего рода «симбиоз» лидеров-«реалистов» и прагматиков, когда, дополняя друг друга, они проводят единый политический курс нелиберального характера с использованием технологий популизма34. Причём эта политическая линия, наряду с иными задачами, предполагает усиление позиций президента путём изменения его конституционно-правового статуса за счёт придания правовой формы спорным с конституционных позиций, но соответствующим политическим обычаям приёмам руководства.

Конституционно-правовая традиция Чехословакии (позже — Чехии) развивалась таким образом, что статус президента определяется в главе Конституции, посвящённой исполнительной власти35, причём как в пери-

дил по громким коррупционным делам, умышленное промедление с назначением судей Конституционного суда, отказ ратифицировать ряд жизненно важных документов Евросоюза (включая план создания фонда для финансовой помощи еврозоне). У общественности особое возмущение вызвал именно указ об амнистии, который на фоне ряда предшествовавших ему коррупционных скандалов был воспринят как акт покровительства Президента правонарушителям из числа высокопоставленной бюрократии. Буквально за месяц до выдвижения обвинения против Клауса рейтинг доверия уходящему президенту упал вдвое, с 53 до 26 процентов. Между тем Конституционный суд Чехии отказался от принятия к рассмотрению дела Клауса, поскольку его полномочия в должности Президента истекли. См.: Чехия: Конституционный суд не будет рассматривать дело Клауса. URL: http://mir-politika.ru/ 4173-chehiya-konstitucionnyy-sud-ne-budet-rassmat rivat-delo-klausa.html (дата обращения: 10.09.2018); Импичмент из-за амнистии. 2013/03/5/impichment-iz-za-amnistii/ (дата обращения: 10.09.2018); URL:https://www.yahoo.com/news/ czech-lawmakers-charging-president-treason-173005 571.html (дата обращения: 10.09.2018)); Импичмент президенту Чехии — «мстя» ЕС? URL: https://www. pravda.ru/world/europe/european/05-03-2013/ 1147138-euro-0/ (дата обращения: 10.09.2018).

34 Земана и Бабиша объединяет позиция по поводу миграции, опыт преодоления кризисов (в период пребывания у власти их не миновали скандалы разного масштаба), а также прагматичный подход к праву (не исключая конституцию), предполагающий, что нормам стоит следовать в той мере, в какой они не противоречат политическим и частным интересам тех, кто у власти. См.: Macek L. Op. dt.

35 В действующей Конституции Чехии (Чешской Республики) это третья глава, которая так и называется

од Первой Республики, так и после реформ 80 — 90-х годов XX века значительную часть своих полномочий глава государства осуществлял с контрасигнатурой правительства. Однако в постсоциалистический период президент стал рассматривать контрасигнатуру скорее как формальность и относиться к данным полномочиям как своим прерогати-вам36. Для исторической традиции чешского конституционализма характерно существование сильной президентской власти, наделённой просветительской миссией (такой, как у «президента-освободителя» Т. Масарика или В. Гавела). Президент Чехии с 1993 по 2003 год и бывший диссидент Вацлав Гавел пользовался большим уважением в Чехии и за рубежом, активно способствовал вступлению страны в НАТО и Европейский Союз; сыграл важную роль в формировании гражданского общества, которое он считал основой жизнеспособной демократической системы. Его преемник на посту Президента Чехии Вацлав Клаус (бывший премьер-министр, лидер консервативных политических сил), избранный в 2003 году, придерживался иных политических взглядов. Находясь более двадцати лет на высших государственных должностях Чехии37, он не проявлял стремления к диалогу с гражданским обществом, не доверял независимым институтам правосудия38, включая Конституционный Суд, и общественным СМИ, подвергал критике ЕС, представляя его как неизбежное зло, хотя и считал, что у Чехии нет альтернативы вступлению в эту организацию (в 2009 году Клаус был единственным среди европейских лидеров, кто проявил упорство, отказываясь от подписания Лиссабонского договора, утверждая, что усиление полномочий органов ЕС угрожает суверенитету Чехии).

«Исполнительная власть» и имеет структурные подразделения «Президент» и «Правительство».

36 См.: Калинина И.В. Правовой статус Президента Чешской Республики : дис. ... канд. юрид. наук. М., 2000. С. 64 — 65.

37 Премьер-министр с 1992 по 1997 год, председатель нижней палаты парламента (1998—2002), двукратный Президент Чехии с 2003 по 2008 год и с 2008 по 2013 год.

38 См.: Бобек М. Администрирование судов в Чешской

Республике: в поиске конституционного баланса //

Сравнительное конституционное обозрение. 2011.

№ 4 (83). С. 20—38.

Милош Земан, став первым Президентом Чехии, избранным непосредственно народом, в 2013 году пришёл к власти на волне обещаний борьбы с коррупцией. Вместе с тем он продолжил политическую линию Клауса, направленную на усиление фактических полномочий Президента. Обращаясь к опыту управления Милоша Земана на протяжении последних пяти лет, эксперты обратили внимание на то, что распределение власти, сложившееся за это время в Чехии, характерно для смешанной (полупрезидентской) формы правления, несмотря на то что в результате конфликта между Президентом и правительством в Конституцию Чешской Республики в 2015 году были внесены поправки, существенно ограничившие полномочия Земана. Так, внутренняя и внешняя политика государства должна была определяться исключительно правительством без участия Президента; Президент был лишён права ведения переговоров в связи с заключением международных договоров, за ним осталось только право их ратифицировать39. Однако это не изменило активной позиции Земана как внутри государства, так и во внешней политике.

Президент Милош Земан, пользовавшийся поддержкой в основном у электората старшего возраста, чуткого к страхам «нашествия мигрантов», эксплуатировал образ «защитника чешской нации». С минимальным перевесом он выиграл выборы 2018 года. Ему помог и альянс с «технократом», миллиардером, владельцем агропромышленного концерна «А§го1ей» Андреем Бабишем, главой чешской партии АНО («Действия недовольных граждан»)40, победившей на выборах в Палату депутатов Парламента Чехии 20— 21 октября 2017 года. Отдав предпочтение АНО перед традиционными партиями, чешские избиратели доверились Бабишу как представителю «антиистеблишмента», обе-

39 Ведерников М. Особенности президентских выборов в Чехии 2018 // Аналитическая записка. 2018. № 5 (101). URL: http://instituteofeurope.ru/images/ uploads/analitika/2018/an101 .pdf (дата обращения: 10.09.2018).

40 С одной стороны, «АНО» означает «да» на чешском языке, с другой — является аббревиатурой первоначального названия «Действия недовольных граждан» (чеш.: akce nespokojenych obcanü). См.: URL: https:// ru.wikipedia.org/wiki/AN0_2011 (дата обращения: 10.09.2018).

щавшему бороться с политической коррупцией и управлять государством как бизнесом41. Благодаря этому неофициальному союзу Зе-ман получил поддержку более молодой части электората, голосовавшей за АНО. Земан, в свою очередь, помог Бабишу обойти сложности с формированием правительства. Первому его составу, созданному после выборов 2017 года, Палата депутатов не предоставила вотума доверия и правительство было отправлено в отставку. Однако, проигнорировав решение нижней палаты, оно продолжило свою деятельность в качестве временного, поскольку Президент Земан «разрешил» ему осуществлять полномочия в полном объёме, что оно и делало на протяжении девяти месяцев42. Эта практика была расценена чешскими экспертами как нарушение конституционного порядка: Чешская Республика является парламентской, что предполагает ответственность правительства перед парламентом, а первое правительство Бабиша оказалось в зависимости от президента43. Примечательно, что ситуация с затянувшимся пребыванием у власти первого правительства Бабиша — вто-

41 Бабиш обещал привнести свой бизнес-опыт в правительство, а также противостоять более глубокой интеграции страны в Европейский Союз и любым попыткам Брюсселя заставить Чехию принять по установленным ЕС квотам свыше 10 млн беженцев. См.: Миллиардер Андрей Бабиш выиграл парламентские выборы в Чехии. URL: https://www.rbc.ru/politics/22/ 10/2017/59ebbc1a9a7947cee101a4d0 (дата обращения: 10.09.2018). Как и большинство граждан Чехии, Бабиш выступает против введения евро: «Я не хочу евро. Мы не хотим здесь евро. Все знают, что это банкротство. Речь идёт о нашем суверенитете. Я хочу чешскую крону и независимый центральный банк... в Чешской Республике мы полностью уважаем европейские институты, но мы не хотим, чтобы они вмешивались в наши внутренние дела» (цит. по: Macek L. Op. cit.).

42 12 июля 2018 года, спустя шестнадцать часов парламентских дебатов, на фоне протестных выступлений гражданских активистов и через 264 дня после выборов в парламент (этот срок — самое долгое ожидание вотума доверия в истории Чешской Республики) было сформировано правительство меньшинства, которому предстояло работать под руководством Андрея Баби-ша. См.: Вотум доверия правительству под гул протестных демонстраций. URL: http://www.czech.cz/ru/ Aktuality/Вотум-доверия-правительству-под-гул-протестных-дем (дата обращения: 10.09.2018).

43 См.: Pehe J. Czech Democracy Under Pressure // Journal of Democracy. Vol. 29. 2018. No. 3. P. 65-77.

рая такого рода попытка обхода конституции Земаном при формировании правительства ради установления контроля над исполнительной властью. Аналогичный манёвр был успешно проведён им и в 2013 году44.

Политическую ориентацию Земана нельзя отнести ни к «левой», ни к «правой», при нём начала складываться новая политическая система, соответствующая его устремлениям по формированию корпоративного государства, как отмечал один из опытнейших политиков Чехии Карл Шварценберг45. Неофициальный союзник Земана Андрей Бабиш демонстрирует аналогичный, прагматичный и даже оппортунистический стиль в политике, который, по оценкам экспертов, диктуется в большей степени результатами опросов общественного мнения и политическим маркетингом, а не собственной идеологической позицией. Этим он явно отличается от лидеров Польши и Венгрии и скорее напоминает своим политическим поведением Э. Макрона46. Бабиш возглавил правительство, но всё же остался главой индустриальной империи, которая является крупным потребителем чешских и европейских государственных субсидий. В 2017 году он даже был обвинён в незаконном присвоении средств ЕС (дело связано с воз-

44 После того, как правое правительство Петра Нечаса рухнуло в 2013 году, Земан, проигнорировав решение нижней палаты парламента, назначил правительство «экспертов». Оно предсказуемо потеряло вотум доверия, но Президент «позволил» находиться ему у власти в течение пяти месяцев. Только после того, как группа сенаторов выступила с угрозой подать жалобу в Конституционный суд, Земан представил новое правительство, состав которого был основан на результатах досрочных выборов.

45 Министр иностранных дел Чехии Карл Шварценберг, комментируя происходящее, пришёл к заключению, что Чехия по прошествии двадцати лет так и не стала западноевропейской страной, а осталась страной Центральной Европы. Снижение в глазах чешских граждан значения политических партий идёт на фоне повышения сотрудничества профессиональных объединений, тесно контактирующих с новым президентом. Подвижки в политической системе Чехии с дисбалансом властей, инициируемые Земаном, могут означать движение в направление какой-то модели, напоминающей ту, что существовала в довоенной Чехословакии. См.: Политический кризис в Чехии: движение в сторону «корпоративного государства». URL: https:// regnum.ru/news/1677929.html (дата обращения: 10.09.2018).

46 См.: Macek L. Op. dt.

можной попыткой замаскировать собственность на курортно-фермерский комплекс, чтобы этот комплекс оказался подходящим для субсидий ЕС малому бизнесу), что стало поводом для снятия с него депутатской неприкосновенности первым же решением вновь избранного состава парламента47.

«Явление Бабиша» некоторые европейские исследователи считают наглядной иллюстрацией глубины кризиса в традиционной политике Европы (особенно Центральной и Восточной). Они называют следующие тревожные тенденции этого кризиса: примат политического маркетинга, «олигархизацию» политики, воплощённую в сочетании популизма с реализацией собственных бизнес-интересов, а также попытки борьбы с системой ЕС на основе примитивизации её восприя-тия48.

Примечательно, что как Бабиш, приступивший к руководству вторым составом правительства 12 июля 2018 года, так и Земан публично уже выразили намерение провести конституционную реформу. Премьер-министр Чехии желал бы ликвидировать Сенат (верхнюю палату Парламента Чехии), реформировать местное самоуправление, сосредоточив полномочия по принятию решений в руках непосредственно избранного мэра, и упразднить местные представительные органы49. Президент перед избранием на второй срок сформулировал следующие предложения по изменению своего конституционно-правового статуса: предоставление президенту права законодательной инициативы, усложнение голосования в Палате депутатов против президентского вето (сейчас для преодоления вето достаточно 101 голоса, предлагается увеличить их количество до 120) и участие в отборе кандидатур на посты министров и их отстранение от должности50.

Подобно лидерам Венгрии и Польши, а также предшественнику Вацлаву Клаусу, Президент Милош Земан стремится ограничить независимость судебной власти. 31 июля

47 См.: Ibid. См. также: Pehe J. Ор. cit.

48 См.: Macek L. Ор. cit.

49 См.: Ibid.

50 См.: Dostâl V. Czech Politics Between General and

Presidential Elections: Stalemate and Chaos. URL:

https://visegradinsight.eu/czech-politics-between-

general-and-presidential-elections-stalemate-and-chaos/ (дата обращения: 10.09.2018).

2018 года он скрепил своей подписью внесение в чешское законодательство новеллы, инициированной Сенатом, которая отменила иммунитет судей Конституционного суда Чехии (с 2002 года его не имеют депутаты и сенаторы)51.

Однако, не имея такой сильной политической позиции внутри государства и во внешнеполитической сфере, как Орбан и Качинь-ский, Бабиш и Земан в большей степени зависят от гражданского общества. Бабиш, в частности, неоднократно демонстрировал чувствительность к публичным протестам, меняя свои решения под прессингом общественного недовольства, и вступал в диалог с гражданами, когда их активность приобретала угрожающий характер52. Он стремится нейтрализовать протестный натиск, мешающий его политическим планам.

Хотя руководители Чешской Республики известны своим евроскептицизмом, большинство политиков, включая Бабиша, понимают, насколько их страна зависит от ЕС. Более 80 процентов чешского экспорта идёт в страны Европейского Союза. Поэтому, хотя Чешская Республика и присоединилась к критической позиции других стран Вишеград-ской группы в вопросах миграции, представители политической элиты осознают, что они не могут зайти слишком далеко, выступая против ЕС53. Таким образом, система международных обязательств является одним из

51 Данное положение вступит в силу через 4 месяца после подписания. См.: Prezident podepsal novelu, üstavnf soudci prijdou o prestupkovou imunitu. URL: https:// zpravy.idnes.cz/ustavni-soud-soudci-prestupkova-imunita-soudci-uz-nebudou-mit-pvw-/domaci. aspx?c=A180731_151749_domaci_lre (дата обращения: 10.09.2018).

52 Когда десятки тысяч граждан Чехии в 2017 году выступили против назначения руководителем комитета нижней палаты парламента по безопасности представителя от коммунистической партии Ондрачека, Бабиш быстро отступил. После массовых протестов из-за нападок Бабиша на публичные СМИ во время речи на инаугурации Земана премьер-министр счёл необходимым убедить общественность в том, что он не попытается ограничить независимость общественного телевидения. Перед лицом студенческих демонстраций, проходивших по всей стране, в ходе которых участники потребовали, чтобы Земан и Бабиш уважали конституцию, последний пытался убедить граждан в том, что он не хочет переступать конституционные границы. См.: Macek L. Op. cit.

53 См.: Macek L. Op. cit.

немногих барьеров, препятствующих более стремительному движению руководства Чешской Республики к нелиберальной демократии.

2.4. Словакия

Опыт Словакии интересен тем, что, хотя политическое доминирование лидера-популиста Владимира Мечьяра, трижды занимавшего пост премьер-министра, осталось в прошлом, а его преемник Роберт Фицо (приверженец обновлённой версии того же стиля руководства) прекратил осуществление своих полномочий в 2018 году, проблема популистского лидерства там до сих пор не снята. Несмотря на то что нынешний Президент Андрей Киска представляет редкий пример следования принципам либеральной демократии, консенсус в отношении этих конституционных ценностей достигнут в Словакии только среди части элиты. Партийная система страны резко поляризована и для «нелиберальной» группы партий, пользующейся пока преимущественной поддержкой избирателей, характерно конфронтационное понимание политики и склонность к подавлению политической оппозиции.

Кроме того, парламентские выборы 2016 года выявили ещё несколько тревожных для словацкого конституционализма симптомов: основные политические силы потеряли часть электората, который стал поддерживать антисистемные экстремистские силы. По сравнению с недавним прошлым большинство населения демонстрирует более нетерпимое и предвзятое отношение к группам меньшинств, включая цыган, евреев, мусульман, мигрантов.

Пользуясь этими настроениями в обществе, словацкие экстремисты стремятся получить поддержку главным образом среди тех, кто безразличен к демократии и скептически относится к результатам перехода от социалистического строя к конституционализму, основанному на либеральных ценностях. Теперь, когда экстремисты в лице «Нашей Словакии» получили представительство в парламенте Словакии54, их возможности влияния

54 Данная партия, набрала 8 % голосов избирателей. Она часто ассоциируется с националистической, но преимущественно — с неонацистской идеологией и ксено-

на электорат усилились. Впервые в истории посткоммунистической Словакии такая антисистемная политическая сила получила парламентское представительство. В 2017 году эта партия инициировала, хотя и безуспешно, сбор подписей под петицией о проведении референдума о выходе Словакии из ЕС и НАТО. Однако словацкие эксперты полагают, что проблема, которую проявило возвышение «Нашей Словакии», «больше, чем сама партия»55.

Опросы общественного мнения, проведённые в течение последних нескольких десятилетий, позволяют специалистам идентифицировать три фактора, которые формируют восприимчивость населения страны к радикально-националистическим призывам56. Это ксенофобия57, негативная историческая па-мять58 и так называемый «геополитический менталитет»59. Сопоставляя ситуацию в Сло-

фобией. Во внутрипартийных отношениях часто используют приветствие «Na straz», которое является словацким аналогом немецкого «Heil Hitler». Риторика представителей этой партии включает рассуждения о трудовых лагерях для цыган и политиков; о выходе из Еврозоны, ЕС и НАТО. Партийные активисты отмечают день рождения Гитлера и называют его «человеком с сердцем на правильном месте» (В Словакии прошли парламентские выборы с неожиданными результатами и непредсказуемыми последствиями. URL: http:// slovakiainvest.ru/ReadNews.aspx?n=V-Slovakii-proshli-parlamentskie-vybory-s-neozhidannymi-rezultatami (дата обращения: 10.09.2018)).

55 См.: Meseznikov G., Gyarfasova О. Slovakia's Conflicting Camps // Journal of Democracy. Vol. 29. 2018. No. 3. P. 78-90.

56 См.: Ibid. Р. 80.

57 В словацком обществе давно сформировалась «социальная дистанция» между большинством населения и автохтонными этническими меньшинствами (венграми, цыганами), иностранцами и любыми группами, которые воспринимаются словаками как «другие». См.: Ibid. Р. 85.

58 Касаясь фактора «исторической памяти», стоит упомянуть второстепенную позицию словацких элит в Чехословакии периода Первой Республики, «Первую Словацкую республику» 1939-1945 годов, клиентское государство нацистской Германии времен Второй мировой войны, сложности с обретением национальной государственности уже в послевоенный период в условиях социализма. Фрустрации национального самосознания, получив разрешение в Словацкой Республике, трансформировались к настоящему времени в страх утраты - растворения национальной идентичности из-за наплыва «других» этнически чужих.

59 Лимитрофное положение Словакии в условной геополитической зоне «rimland» предполагает зависимость

вакии с другими странами Вишеградской группы, стоит обратить внимание на следующие моменты, отмечаемые словацкими авторами как внушающие оптимизм в отношении перспектив конституционализма в Словакии.

Так, несмотря на то что политическая система разделена на две группы политических партий, которые можно обобщённо охарактеризовать как пролиберальные и антилиберальные, общественное мнение колеблется между ними, и существуют определённые преграды для движения в сторону авторитаризма.

К этим преградам относится более глубокая интегрированность Словакии в структуры ЕС по сравнению с другими странами Ви-шеградской четвёрки, готовность словацкой молодёжи к самоорганизации и эффективность протестных выступлений в защиту конституционных ценностей60, наличие актуальной поддержки либеральных ценностей во властных структурах (Президент Словакии Андрей Киска); применение правовых ограничений против распространения экстремистских политических практик (запрет экстремистских антиконституционных партий, наличие препятствий в избирательном праве для расширения влияния маргинальных политических групп на региональном уровне)61.

Кроме того, демократия в Словакии остаётся для большей части электората «единственной игрой в городе».

Суммируя характеристики различных путей политических лидеров группы У4 к доминированию в механизме публичной власти и формированию патерналистских моделей го-

её политического курса от политических «патронов», а в общественном сознании — страх невозможности/ утраты суверенитета, растворения этнической целостности.

60 В Польше также проходили митинги, направленные против реформ судебной власти, в Венгрии — против конституционных преобразований, в Чехии — против назначений конкретных лиц на высшие государственные должности, но все эти выступления не привели к действиям государственной власти, ради которых были проведены, в отличие от Словакии (отставка правительства Роберта Фицо в 2018 году).

61 Известно, что удача на общенациональных выборах ещё не является свидетельством действительного вли-

яния партии. Для того, чтобы его достигнуть, необходима «укоренённость» на местном уровне, которой «Наша Словакия» не смогла добиться, проиграв выборы в местные представительные учреждения.

сударственного управления, стоит обратить внимание на то, что для достижения власти все они активно используют политические приёмы, свойственные популизму, и неформальные политические практики, но не ограничиваются ими в своём стремлении к получению надежной легитимности.

По мере наращивания политической мощи политические лидеры и возглавляемые ими партии инициируют внесение в конституционное законодательство (а если позволяет ситуация, то и в конституцию) норм, обеспечивающих расширение контроля правительственных структур (Президента) за другими «ветвями» власти (прежде всего, блокирующее независимость органа конституционного контроля и других судов), а также институтов гражданского общества, включая СМИ. Причём события в тех странах (в Чехии и Словакии), где нелиберальная практика пока встречает эффективный отпор гражданского общества, преграду системы сдержек и противовесов, а также финансового контроля структур ЕС, показывают, что у амбициозных лидеров антилиберальных политических сил пока нет достаточного влияния для того, чтобы противопоставить себя режиму конституционализма, но есть явное стремление к этой цели.

Настораживает в этой активности политических лидеров и руководимых ими элит стран У4 стремление утвердить исключительно иерархическую модель управления в государственном аппарате и в обществе, сориентированную на подавление сопротивления доминирующему политическому курсу и исключающую достижение консенсуса в межпартийных отношениях, а также в отношениях между государственными структурами. Безусловно, образ доминирующей партии, стремящейся к тотальному контролю над государственным механизмом, обществом и личностью в политической сфере, рождает параллели с социалистическими моделями власти в этих странах.

Идеологические постулаты движения к «новому конституционализму» уже выдвинуты Виктором Орбаном. В своём выступлении перед группой этнических венгров в Румынии в июле 2014 года Орбан указал на отличия «западной» модели демократии, основанной на либеральных ценностях и подотчётности, от названного им «восточным» подхода к организации публичной власти, который

базируется на идее сильного государства при слабой оппозиции и номинальных сдержках и противовесах.

Он призвал не рассматривать события 1989 года как некий «священный» этап в истории страны, не преувеличивать значимость антикоммунистического триумфа и перехода к свободным выборам, гражданским свободам и суверенитету; выразил скептическое отношение к идеалам и европейской интеграции, рассуждая о слабости Запада, сослался на некое экспертное мнение о том, что либеральные ценности в нынешних условиях «воплощают коррупцию, секс и насилие».

Орбан предположил, что в будущем создать успешные и конкурентоспособные общества смогут не либеральные, а, возможно, даже и не демократические системы, приведя в пример Россию, Китай, Турцию, Сингапур и Индию; заявил о своей поддержке мажори-таризма (в отличие от ценностей плюрализма), заявил о преувеличении положительной роли системы сдержек и противовесов и благотворного влияния гражданского общества на государственное управление. Он назвал гражданское общество и негосударственный сектор в качестве препятствий на пути «Фи-деса», создающего эффективную альтернативу либерализму, настаивая на том, что оппозиционные институты гражданского общества — это не просто неправительственные организации, а «платные политические активисты», которые пытаются обеспечить интересы зарубежных бенефициаров в Венгрии62.

Пользуясь несколько иной риторикой, но теми же практическими ориентирами, строят «свой» конституционализм и другие лидеры стран Вишеградской группы, но конституционализм ли это?

3. «Эластичный» конституционализм в ЦВЕ (о содержательных пределах понятия)

Регулирующее воздействие конституционно-правовых норм, определяющих статусы пре-

62 См.: Prime Minister Viktor Orban's Speech at the 25th Balvanyos Summer Free University and Student Camp. URL: http://www.kormany.hu/en/the-prime-minister/ the-prime-minister-s-speeches/prime-minister-viktor-orban-s-speech-at-the-25th-balvanyos-summer-free-university-and-student-camp (дата обращения: 10.09.2018).

зидентов и премьер-министров, преследует, по крайней мере, две основные цели: ограничение власти в её практике контроля и принуждения, а также рационализацию управленческого процесса. Понятно, что если руководители государства пренебрегают существующими конституционными ценностями в своей деятельности, то государственный механизм ждут неизбежные перемены.

Возможно, на новом этапе конституционного цикла произойдёт возврат к либеральным ценностям, их переосмысление и уточнение, возможно, эти ценности будут отвергнуты ради других правил осуществления публичной власти, но нельзя исключить и ситуацию, в которой власть будет функционировать, игнорируя любые правила.

Опыт государственного строительства в ЦВЕ с 80—90-х годов XX века до настоящего времени показывает примеры успехов в создании либерально-демократических институтов власти и разочарования общества в них, утопического еврооптимизма и евроскепсиса, конституционного закрепления национальной государственности, прав этнических меньшинств и основ этноцентристской идеологии. Наблюдение за движением этих «качелей» политических пристрастий побуждают исследователей к размышлениям о тех условиях, которые породили данную динамику конституционно-правовых отношений, а также о том, сохранился ли в этих отношениях сам смысл конституционализма.

Можно констатировать и другой результат этих наблюдений: оказываются уместными параллели между деятельностью современных политических лидеров государств, относящихся к группе У4, и руководителей «старых демократий»63. Таким образом, дискурс

63 Так, например, чешский политолог Лукаш Мацек, стремясь точнее объяснить политическую природу появления в чешской политике феномена Бабиша, в несколько ироничном ключе позволил себе прокомментировать журналистские сравнения нынешнего премьер-министра Чехии с руководителями Франции, Италии и США. При этом он констатирует, что Бабиш является своего рода «чешским Берлускони», который вступил в политику в 2013 году с политическими методами и позицией «а la Macron», не отвергая при этом популистские приемы в «стиле Трампа». На основе этих параллелей эксперт определяет возможные перспективы его политического поведения: он может выбрать проевропейский центризм, совмещая его с чёткими действиями по очистке публичной сферы от по-

проблематики отказа от ценностей конституционализма под руководством лидеров Старой и Новой Европы приобретает универсальный характер.

Понятие конституционализма вполне устоялось как в науке конституционного пра-ва64, так и в практике толкования органами конституционного контроля (принципа/принципов конституционализма). Вместе с тем данное понятие, подобно многим фундаментальным категориям общественных наук, подвергается в настоящее время деконструкции.

Отчасти эта деконструкция стала следствием мировой экспансии конституционных идей, которые вышли далеко за пределы первоначального ареала западной традиции права и заметно изменились по ходу «укоренения» в новых культурных пространствах. Некогда обеспечившие возвышение конституции как особого правового документа — а равно конституционализма как идеологической системы и набора практических приёмов управления — эти ценности теперь и в Европе подвергаются ревизии, в том числе с учётом практики конституционализма постсоциалистических государств. Содержание понятия «конституционализм» стало в этой связи предметом дискуссии как на теоретическом уровне, так и в сфере публичной политики ЦВЕ65.

литических противников, может пойти по пути «трам-пизма» (то есть радикального популизма, непредсказуемости, императивных методов управления, борьбы за сохранение суверенитета, презрения к утвердившимся институтам власти и политической культуре) и/или изберёт линию «Берлусконианы» (неразрешимые конфликты интересов, тогда политическая повестка будет продиктована отчасти конфликтами с правом). См.: Macek L. Op. cit.

64 См.: Конституционное право. Общая часть / под ред. Н. А. Богдановой. М. : Зерцало-М, 2017. С. 61.

65 Данная тематика достаточно подробно представлена в конституционно-правовых публикациях последнего времени, а также в профессиональной блогосфере. См., например: Медушевский А. Конституционная ретрадиционализация в Восточной Европе и России // Сравнительное конституционное обозрение. 2018. № 1 (122). С. 13-32; Мрозек А., Следзиньска-Си-мон А. Указ. соч.; Matej А. There is No Such Thing As a Particular "Center and Eastern European Constitutionalism" // Verfassungsblog. 2018. 18 May. URL: https://verfassungsblog.de/there-is-no-such-thing-as-a-particular-center-and-eastern-european-constitution alism/ (дата обращения: 10.09.2018).

Конвенционное понимание конституционализма в отечественной юридической науке объединяет три аспекта восприятия данного явления: идеологический, нормативный и функциональный (практический). Иными словами, это феномен, имеющий три проявления: это система идей, направленных на ограничение практики осуществления публичной власти ради обеспечения свободы личности и защиты её прав; система конституционных норм, воплощающих данные идеи, прежде всего, в виде основополагающих правовых принципов, а также реальные общественные отношения (практика реализации норм), возникающие на основе следования конституционным предписаниям.

Опыт Центральной и Восточной Европы побуждает некоторых исследователей интерпретировать содержание современного конституционализма иначе. В частности, обосновывается факт существования особого типа конституционализма в странах данного региона — защищающего народ, основанного на традиционных моральных ценностях (семьи и брака), антиплюрализме (в аспектах защиты национальной идентичности и особого положения традиционных христианских конфессий), коллективизме, без абсолютизации канонического понимания верховенства права и разделения властей.

В нормативном аспекте акцент делается не на обеспечении и защите прав индивида, а на коллективных ценностях. Именно нация, определяемая на этнической основе, заслуживает особой конституционной защиты. В отличие от либеральной демократии, когда человек находится в основе конституционного строя независимо от его социальных характеристик, в нелиберальной демократии, получившей в Венгрии название «христианской демократии» нации, лица, которые этнически принадлежат к нации, могут обладать большими правами по сравнению с остальными субъектами права. Этот конституционный подход обеспечивает идею общего блага, понимаемого как благо большинства. Принижается роль правосудия, конституционного правосудия, прежде всего, как гаранта верховенства права. Утверждается приоритет демократии по сравнению с верховенством права и, соответственно, «политического конституционализма» перед «юридическим

конституционализмом»66. Такой подход открывает путь к проникновению политической власти в обширный круг общественных отношений ранее ей недоступный благодаря защите со стороны судебной власти. При этом утверждается, что сама государственная власть должна подвергаться меньшему количеству ограничений, если она осуществляется эффективно и обеспечивает общее благо. В институциональном плане это напрямую связано с меньшей потребностью в сложной системе сдержек и противовесов.

В связи со столь далёким от привычной парадигмы пониманием конституционализма возник предмет дискуссии: каковы допустимые пределы изменения и уточнения содержания этого понятия, насколько оно эластично, какого рода трансформации превращают конституционализм в иной феномен67?

Если признать, что эластичность понятия «конституционализм» ограничена его конвенционной версией, основанной на классических либеральных ценностях, то из этого следует, что не существует особого типа конституционализма, характерного для указанной группы стран. Зато в ряде стран ЦВЕ сложились неконституционные режимы, которые заслуживают данной характеристики в той мере, в которой они отрицают своей политической практикой базовые конституционные принципы: верховенство права, независимость судебной власти, демократию, достоинство, свободу личности, её равноправие как в горизонтальных, так и в вертикальных отношениях.

Однако можно определять объём понятия «конституционализм» исходя из сохранности целей, ради которых должно происходить ограничение власти. В классической модели ограничение производится ради защиты личности, её свободы (на юридическом уровне выраженной, прежде всего, в правах). Что означает в этом контексте утверждение приоритета коллективных ценностей (интересов нации) перед частными — изменение системы правил или уничтожение конституционализма? Думается, что ответ на этот вопрос даёт практика: если коллективные ценности (публичный интерес) ограничивают власть в её репрессивных практиках и не приводят к

66 См.: Мрозек А., Следзиньска-Симон А. Указ. соч.

67 См., например: Matej А. Op. cit.

массовым нарушениям прав отдельных лиц, то конституционализм, по-видимому, в таком обществе сохраняется. Если «неудобные» для власти конституционные нормы и ценности разными способами лишаются смысла и способности регулировать её деятельность, то конституционализм исчезает. Иными словами, конституционализм воплощает правовую форму реализации способности общества к саморегулированию, а публичной власти — к самоограничению ради общих для них ценностей и целей.

Комментируя дискуссию о понятии конституционализма, стоит принять во внимание высказывание Славоя Жижека, который отмечал, что все используемые нами для описания современных социальных реалий основные понятия — «борьба с террором», «демократия и свобода», «права человека» (в этом ряду найдётся место и для конституционализма) — являются ложными в том смысле, что они искажают наше восприятие реальной ситуации, вместо того чтобы позволить нам её понять. Мы «чувствуем себя свободными» при определении этих понятий, предупреждает Жижек, потому что нам не хватает самого языка и непредвзятости восприятия, чтобы артикулировать нашу несвободу. Размышления о направлении, в котором развивается (или может развиваться) политический режим и оформляющие его конституционные нормы в государстве, находящемся в зоне распространения Западной традиции права, зачастую строятся на основе принудительной логики выбора между либеральной демократией и нелиберальным/недемократическим режимом (например, авторитаризмом). Однако логика рассуждений, привязанная к принудительному выбору одной из альтернативных возможностей, нередко препятствует точному восприятию действительного положения вещей, подсказывая знакомую мыслительную комбинацию как уловку, простейший тест, «правильный» ответ на который позволит уклониться от анализа сложной непознанной пока реальности. Как замечает Жи-жек, выбирая, вы свободны принимать решения при условии, что делаете правильный выбор. Приводя в пример дилемму «демократия или фундаментализм», словенский философ задаётся вопросом о том, можно ли на языке этого противопоставления выбрать «фундаментализм»? «Проблематичным в том спо-

собе, которым правящая идеология навязывает нам этот выбор, является не "фундаментализм", — заключает Жижек, — но скорее сама демократия, как если бы единственной альтернативой "фундаментализму" была политическая система парламентской либеральной демократии. Так парадоксальным образом наши "свободы" служат тому, чтобы скрывать и поддерживать нашу глубинную несвободу»68.

Разумеется, в мысленном диалоге с упомянутым автором тот же упрёк мы можем адресовать и привычному ходу размышлений о нелиберальных политических режимах в ЦВЕ69. И правда, на нынешнем этапе конституционного цикла некоторая (возможно, значительная) часть политической элиты и электората отвергает либеральные ценности, но означает ли это, что происходит движение в сторону авторитаризма, и сохраняется ли возможность на следующем витке конститу-

68 Жижек С. Добро пожаловать в пустыню Реального / пер. с англ. А. Смирного. М. : Фонд «Прагматика культуры», 2002. С. 9—10. Рассуждая таким образом, Жижек следует за Гилбертом Кийтом Честертоном, растолковавшим имплицитный парадокс кантианского рассуждения о том, что свобода мысли не только не подрывает существующее в обществе рабство, но служит его опорой: если освободить разум раба и научить его сомневаться, желает ли он свободы, то он и не захочет её. Честертон, по мнению Жижека (с которым вполне можно согласиться), очень точно раскрыл антидемократический потенциал самого принципа свободы мысли.

69 Так, в частности, А. Н. Медушевский отмечает, что консервативно-популистский тренд в Восточной Европе является своеобразным промежуточным вариантом, «поскольку соответствующие партии приходят к власти демократическим путём, но стремятся закрепить своё доминирование в обществе, в том числе ограничением демократических процедур» (Медушевский А. Указ. соч. С. 28—29). В общем плане данное рассуждение выглядит вполне убедительно, но, обратившись к детальному рассмотрению технологии «прихода к власти демократическим путём» консервативно-популистских партий в отдельных странах ЦВЕ, можно выяснить, что «демократическим» такой путь корректно называть лишь с сугубо формальных позиций. Примером здесь может послужить относительно благополучная в аспекте демократии Словакия, где наиболее влиятельная партия «Курс — социальная демократия» и националистическая «Наша Словакия» пришли на парламентских выборах 2016 года к власти, грубо манипулируя общественным мнением, активно используя ксенофобскую риторику и технологию запугивания электората угрозой «нашествия мигрантов».

ционного цикла ожидать возрождения запроса на либеральную идеологию?

О ловушке либеральной идеологии, подталкивающей исследователей выдавать мифологизированный образ либеральной демократии за неизбежную перспективу развития общества, хотя и в несколько ином ключе, чем Славой Жижек, предупреждал и Норбер Рулан. Он обращал внимание на то, что когда государство с его правом претендует на могущество, это не столько обусловлено рациональностью предлагаемых им решений, сколько стремлением продемонстрировать своё превосходство индивидам и обществу. Ради самоутверждения и доминирования над обществом государство использует многочисленные мифы, включая миф индивида и либеральный тотемизм70.

Сходной проблемы зауженного поля восприятия предмета исследования в современной конституционной компаративистике касается и Рената Уитц, отмечая, что попытки определить направления в сравнительных исследованиях часто диктуются приверженностью идеально-типической модели (линейного) прогресса в сторону либеральной демократии, конституционализма или успешной европейской интеграции. Данные устремления заставляют выдавать желаемое за действительное. При этом исследователи не замечают сигналов, указывающих на такое развитие политических процессов, «которое не вписывается в многообещающий контекст мирового триумфального шествия конституционной демократии»71.

Суммируя предостережения Жижека, Ру-лана и Уитц, стоит обратить внимание на непродуктивность ограничения алгоритма исследования динамики конституционализма движением по шкале «плохо/хорошо». Важнее увидеть и осознать как можно более отчётливо основные характеристики реального конфликта конституционных правил с теми отношениями, которые они призваны регулировать, и причины, породившие этот кон-

70 См.: РуланН. Юридическая антропология / отв. ред. В. С. Нерсесянц ; пер. с фр. под ред. А. И. Ковлера. М. : НОРМА, 1999. С. 244—246.

71 Уитц Р. Как обнаружить развитие нелиберальной

демократии? Новые вопросы, которые ставит перед сравнительным конституционным правом Венгрия // Сравнительное конституционное обозрение. 2015. № 5 (108). С. 38—57, 55.

фликт, а не только описать ситуацию и дать ей «правильную» оценку.

Перечень отклонений от «классических стандартов» конституционализма, которые встречаются в конституционно-правовых источниках и политической практике ЦВЕ, можно продолжить, но он уже достаточно детально поименован и систематизирован в научной литературе72. Однако анализ причин появления тенденции нарастания нелиберальных политических практик в отдельных странах ЦВЕ и сравнительный анализ отдельных условий, влияющих на развитие этой тенденции, ещё далёк от завершения. Важно понять, насколько конституционно-правовая основа системы управления соответствует возможностям общества и способности политических лидеров не только осознавать смысл конституционных ограничений публичной власти и использовать эти нормы в целях осуществления власти, но и следовать на практике конституционным требованиям самоограничения в ситуации, когда его можно избежать, формально не нарушая юридических предписаний.

Резкое несоответствие между конституционной основой власти и практикой политических лидеров по её осуществлению может оказаться решающим фактором, способным отбросить общество назад и ввергнуть его в состояние хаоса. Однако само по себе отсутствие конституционализма в конкретной стране — далеко не всегда проявление хаоса и дезорганизации государственной власти, тогда как общество испытывает страх именно перед этими состояниями, угрожающими безопасности каждого, и поддерживает ту власть, которая обещает освобождение от подобных опасений.

Если лидер не готов соглашаться с конституционными ограничениями (например, с решениями органа конституционного контроля, порядком принятия решений в парламенте и их правовыми последствиями) и стремится избавиться от таких правил, получая при этом поддержку общества (в актив -ной или пассивной форме), то конституционализм (как особый род правопорядка) утрачивает актуальность в такой стране, поскольку

72 См., например: Медушевский А. Указ. соч.; Мро-зек А., Следзиньска-Симон А. Указ. соч.; Matej А. Ор. cit.

стремление к нему не является целью ни для общества, ни для лидера. Причём позиция последнего может являться определяющей для поведения элиты. Существенна именно добровольная готовность лидера к самоограничению и осознанное практическое следование конституционным правилам в ситуации, когда у него есть реальная возможность им не следовать.

Конституционализм предполагает не только соблюдение принципов, которые в своём наиболее общем смысле, без конкретизации судебным толкованием воспринимаются как предельно абстрактные, символические или даже утопические суждения, облечённые в правовую форму, так называемые идеалы, но и выполнение социальных функций, среди которых и в историческом, и в актуальном аспектах особенно важными представляются две: сакрализация государственной власти (уже в силу того, что она готова признать систему норм как основание для своих обязательств перед обществом) и отделение власти от собственности73. Отсутствие публичной реакции на нарушение государством конституционных предписаний и системную коррупцию, равно как и масштабные протест-ные выступления против этих явлений, могут стать свидетельством обесценивания конституционализма.

4. Кто виноват и что делать?

Как объяснять практику «деградации конституционализма» с позиций теоретического знания? Учёными предлагаются разные подходы к ответу на этот вопрос.

4.1. Цикличность развития

Можно анализировать деградацию конституционализма в ЦВЕ исходя из цикличности конституционно-правового развития. Например, А. Н. Медушевский рассматривает фазу реконституционализации в ЦВЕ (правовое воплощение популизма)74 как финал боль-

73 На значимость этих функций указывал, в частности, М. Ориу: Ориу М. Основы публичного права. М. : Изд-во коммунистической академии, 1929. С. 5 — 7.

74 Под «реконституционализацией» в этом контексте по-

нимается полный или частичный пересмотр ядра конституционных гарантий политических прав. Автор даёт и более объёмное определение данного термина как

шого конституционного цикла. При этом он поясняет, что завершение постсоветского транзита реставрационной фазой прогнозировалось учёным в самом начале процесса преобразований (12 лет назад). Медушевский характеризует циклическую динамику как смену трёх фаз: деконституционализации, сопровождаемой ослаблением легитимности старой конституции и её отменой, конститу-ционализации, когда принимается новая конституция, её принципы и нормы побуждают к развитию отраслевое законодательство, и реконституционализации, выражающейся в таких изменениях текста главного закона страны, которые означают движение в направлении норм и практик, подобных тем, что фиксировались конституцией предыдущего цикла. Так, завершение большого конституционного цикла возвращает общество к проблемам, сопоставимым с теми, что побудили к началу первой фазы75. Последнюю фазу нынешнего цикла исследователь анализирует весьма тщательно, приходя к заключению, что популистские конституционные эксперименты в ЦВЕ воплотили поиск идентичности в расколотом обществе76. Надо по-

процесса изменения ценностей, принципов и норм правовой системы, который ведёт к отказу от их интерпретации действующей конституцией, выражается в их полной или частичной ревизии, а в перспективе он направлен на их замещение ценностями, принципами и нормами, относящимися к предшествующей политико-правовой традиции. См.: Медушевский А. Указ. соч. С. 15, 30.

75 См.: Там же. С. 15.

76 Темами контрреформ становятся именно те вопросы, которые вызывают наибольшее раздражение массового сознания, порождая социальную агрессию в обществе. Определяя суть различных вариантов артикуляции популизма в конституционной сфере, упомянутый автор называет этот феномен основным противником либерального конституционализма в современном обществе, главной особенностью которого стала такая интерпретация конституционных норм, которая неуклонно ведёт к разрушению основных принципов и гарантий сохранения ценностей либеральной демократии. Правовым выражением этого типа популизма становится завершение большого конституционного цикла фазой реконституционализации — полного или частичного пересмотра ядра конституционных гарантий политических прав. Этот пересмотр «духа» правовых норм в принципе возможен без нарушения буквы закона, в случае, если он выступает как ответ власти на запрос наименее подготовленной части общества по немедленному удовлетворению завышенных соци-

лагать, что, исходя из предложенной концепции, через некоторое время в регионе вновь возникнет запрос на ценности либерализма.

Разумеется, о циклическом характере развития политических и правовых процессов размышляли многие учёные. В контексте предмета исследования внимания также заслуживают позиции М. Ориу, Г.Дж. Бермана и В. Парето.

Ещё в начале XX века Морис Ориу, предложивший теорию движения конституции в рамках исторических циклов, в каждом из циклов развития французского конституционализма выделял три фазы: сначала революционное правление ассамблеи, затем крайняя реакция в виде диктатуры одного человека и, наконец, третья фаза — компромисс между двумя предыдущими крайними вариантами (парламентский режим)77. Опыт ЦВЕ позволяет провести здесь параллели с французскими конституционными циклами. Начало текущего цикла в 80-х годах XX века в ЦВЕ, действительно, можно определить как «революционное правление ассамблеи». Во всяком случае, в постсоциалистических конституциях стран этого региона закреплены формы правления, обеспечивающие сильную позицию парламента. Для последующего развития событий характерно нарастание влияния пер-соналистского фактора в государственном управлении и, соответственно, исполнительной ветви в механизме власти. Оптимистичный прогноз развития конституционализма в регионе (если продолжать аналогии с опытом Франции) основан на перспективе компромисса между «политическими ветвями» в распределении власти.

Циклическое развитие западной традиции права комментировал также Г.Дж. Берман, рассматривавший кризисы и социальные революции в качестве вех, отделяющих друг от друга циклы движения этой традиции78. Каж-

альных ожиданий. См.: Медушевский А. Указ. соч. С. 29 — 30.

77 По его мнению, каждый цикл (1789—1848 годы и 1848 — 1875 годы) во Франции прошёл через эти фазы. См.: БесеЖ.-М., Бо О., БурдонЖ., ВерпоМ., Ля-шом Ж.-Ф., Оби Ж.-Б. Исполнительная власть, судебная власть и учредительная власть во Франции. 2-е изд. М. : Изд-во Фр. орг. техн. сотрудничества, 1993. С. 21.

78 Имеются в виду Реформация в Германии 1517 года, Английская революция 1640 года, Американская ре-

дая из упомянутых революций непременно провозглашала лозунг замены старого несправедливого правопорядка на новый, который способен приблизить общество к более совершенному состоянию. Один из таких кризисов в конечном счёте привёл к появлению Конституции США и конституционализма как особого правового и социального явления. Характеризуя кризис XX века, переживаемый западной традицией права, Берман обращал внимание на то, что право стало восприниматься как инструмент государства, средство исполнения воли тех, кому принадлежит политическая власть, оно характеризуется усилением фрагментации, субъективизма, ориентацией на удобство, а не на мораль. При создании права, по мнению учёного, теперь заботятся о сиюминутных результатах, а не о последовательности и преемственности79, что в конечном счёте воплощается не только в деградации конституционализма, но и грозит обрушением правовой традиции Запада в целом80. Данные характеристики в полной мере применимы как к тем преобразованиям, которые происходили в конституционном праве стран ЦВЕ как в 80 — 90-х годах XX века, так и в первых десятилетиях нынешнего века.

О циклическом развитии политических элит размышлял и Вильфредо Парето, перенявший у Макиавелли метафоры «львов» и «лис» для типологии политических элит и для теории циркуляции элит, которая объясняет, почему власть «львов», сменяясь господством «лис», приводит к циклическим перемещениям в элитарной среде, а также к серьёзным политическим и социальным изме-

волюция 1776 года и Великая французская революция 1789 года, а также Русская революция 1917 года. См.: Берман Г.Дж. Западная традиция права: эпоха формирования. М. : Изд-во МГУ, 1994. С. 23.

79 Среди прочих характеристик нынешнего кризиса Бер-ман называет утрату актуальности основных черт западного права: право в меньшей степени воспринимается как единый «свод, организм», но всё больше как «каша» из сиюминутных решений и противоречащих друг другу норм, соединённых только общими «приёмами» и «техникой», забыты религиозные корни и трансцедентные свойства права. Современный кризис права, согласно позиции учёного, гораздо глубже, чем кризис индивидуализма, как он развивался начиная с XVIII века, либерализма, зародившегося в XVII веке, или кризис секуляризма, начавшийся с XVI века. См.: Берман Г.Дж. Указ. соч. С. 51—53.

80 См.: Там же. С. 48.

нениям. Основным тезисом, который Парето стремился обосновать, явилось утверждение о вечности циркуляции двух упомянутых элитарных типов. Эти политические циклы связаны с экономическими циклами роста (экспансии) и стагнации (упадка), а также с циклами централизации («львы») и децентрализации («лисы») государственной власти. Парето считает главными причинами смены элитарных групп у власти и социально-политической динамики в целом дисфункции и ошибки управления, свойственные разным типам элиты. Власть «львов» подтачивают социальные болезни, обусловленные силовыми решениями, зачастую слишком прямолинейными, дорогостоящими, нередко вызывающими конфронтацию в обществе; типичная ошибка «львов» — переоценка эффекта силы и недооценка издержек её применения. Данные упущения используются «лисами», которые, достигая власти, сами порождают социальные недуги, проявляющиеся в нарушении внутренней целостности социальных групп (следствие «широкой интеграции власти» в общество), в кризисе ценностей и норм, прогрессирующем институциональном хаосе. Так возникают условия для начала следующего цикла, в котором «львы» вновь обретут силу81.

Суммируя характеристики концепций циклического развития западной правовой традиции, конституционализма и политического лидерства, стоит отметить, что хотя предметы анализа в каждой из них несколько различаются по объёму и аспектам детализации, общим является то, что все эти концепции пригодны для исследования динамики конституционно-правовых норм и отношений. Поэтому данные размышления о цикличности стоит принять во внимание в свете темы статьи. В каждой из концепций указывается на неизбежность возвращения к нерешённым проблемам предыдущего цикла на новом «витке» развития. Сопоставляя выводы Медушевско-го, Ориу, Бермана и Парето с современным состоянием политической/констуционно-пра-

81 В рамках своих этапов доминирования лисы, привлекая лис, отталкивают и интегрируют львов, а львы, привлекая львов, отталкивают и интегрируют лис. Со временем это приводит к утрате власти в пользу другого типа элиты. См.: ПакульскиЯ., ВасилевскиЯ. Циркуляция политических элит: от лис к львам // Полис.

2008. № 6. С. 23—36, 24—25.

вовой среды в странах Вишеградской группы, можно прийти к следующим выводам. Современная политика элит, основанная на идеологии, связанной с возрождением национальных традиций, консервативных ценностей и клерикально-авторитарных стереотипов сознания, проводимая их лидерами-популистами («львами»), соответствует тем социальным запросам, наиболее адекватной формой для выполнения которых становится конституционная модель государственного механизма, допускающая укрепление позиций исполнительной власти и проведение силового политического курса, свойственного «львам». Даже если у власти в этот период оказываются политики, не относящиеся к указанному элитарному типу по своему психическому складу и управленческой манере, то они вынуждены имитировать этот стиль (приспосабливаться, подобно нынешним чешским и словацким лидерам к соответствующим социальным ожиданиям), чтобы не потерять легитимность. Если же конституционные ограничения препятствуют указанному стилю лидерства, то в обход правовых границ или с их нарушением руководители государств утверждают императивные практики управления, предполагающие иерархическую соподчинённость в среде элиты, блокирование активности оппозиции (Венгрия и Польша). При этом лидеры Вишеградской группы сохраняют властные позиции, опираясь на «простые» социальные эмоции (а иногда и формируя их целенаправленно), порождённые снижением уровня жизни, неприятием коррупции, страхом утраты этнической идентичности, нарастания хаоса и социальной энтропии. Данным эмоциям и опасениям вполне созвучны антилиберальные настроения электората и популистская практика лидеров. Можно было бы предположить, что эта деградация конституционализма в ЦВЕ не является фатальной, и в начале следующего цикла (как учат французский опыт и выводы Парето) удастся добиться компромисса между ветвями власти, обеспечить более осознанное (лидерами и обществом) возвращение к либеральным ценностям, к власти придёт элита способная к компромиссам («лисы») и использованию потенциала конституционных ограничений. Тем более развитие политических процессов (например, в Чехии и Словакии) даёт некоторые основания для таких прогнозов. Возмож-

но, на очередном этапе нового конституционного цикла (витка спирали) конституционный порядок вернётся в русло следования ценностям либерального типа? Однако настораживает гипотеза Бермана о величайшем кризисе всей западной правовой традиции, одним из главных проявлений которого стала девальвация конституционных ценностей не только в ЦВЕ, и этот кризис ещё не завершился.

4.2. Транзит не состоялся

Конституционализм, как уже было отмечено, представляет собой сложную систему, которая включает помимо конституционных норм, призванных ограничивать государственную власть и гарантировать реализацию прав личности, ещё и фактическую систему отношений, в целом соответствующую основным параметрам данной правовой модели. Поэтому, несмотря на наличие в странах ЦВЕ конституций, закрепивших либеральные ценности, и соответствующих конституционно-правовых институтов, дефекты в конституционном правопорядке могут быть объяснены тем, что конституционализм как целостное явление, по существу, не сложился в данной группе государств. Постсоциалистический либеральный транзит произошёл лишь формально, а на самом деле, правила, признанные на уровне национальных конституций, законов и политических договорённостей (в том числе связанных со вступлением в Европейский Союз) не стали естественным продолжением политической жизни этих обществ, а потому и не укоренились в нём.

Старый государственный механизм советского типа разрушен, а новый так и не обрёл устойчивых институциональных форм. В начале 80-х годов XX века граждане государств ЦВЕ связывали либерализм с привлекательными идеалами материального благополучия, индивидуальной свободы, юридической справедливости и прозрачности правительства, которые через два десятилетия общения гражданского общества с посткоммунистическими правительствами заметно «потускнели». В этих условиях «лидеры-популисты», пытаясь сохранить то ли свою власть и статус, то ли государственный суверенитет и национальную идентичность, отвечают на вызовы недружелюбной политической среды (миграционные потоки и внешнеполитическое дав-

ление) и формируют конституционную основу модели управления патерналистского типа с доминированием руководящей партии82. Отсутствие перспектив для актуализации ценностей либерализма в регионе может быть объяснено как внутренними факторами (среди них — утраченные иллюзии активистов «бархатных революций», массовая эмиграция молодёжи, равнодушие к этим ценностям большой части общества и пренебрежение ими со стороны значительной части политической элиты), так и внешними. К последним можно отнести следующие факторы: образ либеральной демократии Запада скомпрометирован неудачами83, (например, воплощённая в политическую практику концепция мультикультурализма обернулась миграционным кризисом); авторитарный стиль управления утверждается в структурах самого Европейского Союза, «спасая» их таким образом от неэффективности84. Обозначились новые,

82 Эта модель знакома гражданам государств ЦВЕ по периоду социализма. Примером наиболее энергичного продвижения к созданию её конституционной основы стала венгерская практика государственного строительства. Конституция 2011 года создала условия для консервации доминирования ведущей партии в политической системе. Действительно, если наиболее влиятельная партия, имея конституционное большинство в парламенте, контролирует все изменения конституционного законодательства, то институт демократических выборов неизбежно обесценивается, лишая смысла даже «минимальную демократию».

83 Примером такой неудачи стал кризис мультикульту-рализма, воплотившийся (в восприятии электората ЦВЕ) в «нашествии мигрантов», которым в последнее время политики-популисты не без успеха запугивают население государств данного региона. В материалах XIII Конференции Европейской социологической ассоциации в 2017 году (а именно в выступлении И. Демир) констатировалось, что в Европе растёт оппозиция мультикультурализму и космополитическим идеалам. Реакция на мультикультурализм сопровождается антииммигрантскими и националистическими настроениями, оспаривающими космополитические ценности. Всё это грозит расколоть европейские идентичность, культуру, цивилизацию и ценности. См.: Вдовичен-ко Л.Н. Переформатирование Европы: социологический ракурс // Социологические исследования. 2018. № 2. С. 9—17, 14.

84 Так, участник XIII Конференции Европейской социологической ассоциации в 2017 году Янис Варуфакис, греческий экономист, бывший министр финансов Греции (2015), назвав неудавшимся неолиберальный эксперимент в Европейском союзе, отметил авторитаризм и неэффективность его институтов. Он констатировал,

нелиберальные пути к материальному процветанию (таков пример Китая); дискредитирована тактика «демократического миссионерства» (например, катастрофическими последствиями войны в Ираке), экономический кризис 2008 года вызвал глубокое недоверие к бизнес-элитам, возвысившимся, опираясь на либеральные ценности и демократические институты85.

В экспертном сообществе высказываются также мнения о том, что либеральный консенсус в странах ЦВЕ по поводу конституционных и политических преобразований 80— 90-х XX века годов был достигнут в рамках элитарного проекта, продвигавшегося небольшими группами представителей политики, бизнеса, науки и чиновничества86. Этот вариант либерализма только поверхностно встроен в общественное сознание87, «неправильные» ожидания граждан в связи с реформами состояли в отождествлении ими перехода к демократии с наступлением матери-

что ситуация в Европе кардинально изменилась, ЕС был основан как корпоративный проект, целью которого было ведение экономической политики исходя из

либерально-демократического процесса в Европе, но 1) произошёл отход от данного проекта (как на уровне отдельных стран, так и в масштабах ЕС), 2) мечты о процветании данного объединения рассеялись. Между тем два названных фактора находились в основе легитимности и согласованности ЕС, Европа превратилась в «националистический Интернационал», где госу-

дарства защищают национальные интересы, не заботясь об общеевропейском прогрессе. См.: Вдовичен-ко Л.Н. Указ. соч. С. 11.

85 Как справедливо отмечают Крастев и Холмс, жители ЦВЕ отвергали либерализм не столько потому, что он потерпел неудачу дома, сколько в силу его провала «на Западе». См: Krastev I., Holmes S. Imitation and Its Discontents // Journal of Democracy. Vol. 29. 2018. No. 3. P. 117-128.

86 См.: Meseznikov G., Gyârfâsovâ O. Op. cit.; Konce-wicz T. T. The Polish Counter-Revolution Two and a Half Years Later: Where Are We Today? // Verfassungsblog. 2018. 7 July. URL: https://verfassungsblog.de/the-polish-counter-revolution-two-and-a-half-years-later-where-are-we-today/ (дата обращения: 10.09.2018).

87 В частности, во время смены власти в Чехословакии осенью 1989 года лишь 5 % населения хотели утверж-

дения капиталистического строя в стране, а подавляю-

щее большинство (90 %) - предпочитало либо реформированный социализм, либо смешанную экономику. См.: Коровицына Н.В. Сравнительный опыт общественных преобразований в постсоциалистических странах // Социологические исследования. 2002. № 5. С. 9-18, 17.

ального изобилия. В странах Вишеградской группы в 1990—1991 годы (то есть уже после осуществления «бархатной революции») демократия ассоциировалась с ростом уровня жизни, увеличением социального равенства и появлением новых рабочих мест, а не со сменой идеологии и типа политического ре-жима88. Но поскольку в реальности этот переход для большинства населения имел совсем иной итог, то разочарование середины 1990-х годов было неизбежным. Поэтому даже в наиболее развитых государствах ЦВЕ отсутствовала прочная платформа конституционализма (в виде действительного признания большей частью общества таких ценностей как политическое равенство, свобода личности, гражданская терпимость и верховенство закона)89. В настоящее время, например, в Польше широко распространён скептицизм в отношении её репутации как страны посткоммунистических достижений и сомнения в институциональных основах, которые якобы позволили добиться этого успеха. Между тем всего четыре года назад Польша ещё считалась образцом демократических преобразований в Центральной и Восточной Европе. Эти достижения были настолько высоко оценены, что в 2014 году европейские партнёры избрали премьер-министра Польши Дональда Туска (2007—2014) председателем Совета Европы. Однако уже к 2018 году Польша стала первой страной ЕС, которой угрожают санкции в соответствии со статьёй 7 Лиссабонского договора в отношении нарушений верховенства права. Ряд драматических законодательных и институциональных изменений, выдвинутых правящей партией («ПиС»), вызвал опасения того, что до-

88 Здесь важно принять во внимание то, что усилия по совершенствованию экономической системы социализма в Венгрии предпринимались задолго до провозглашённого перехода к рынку (расширяющиеся возможности материального потребления служили основой легитимации коммунистического режима после 1956 года), а в Польше с начала 1980-х годов целью сторонников движения «Солидарность» была не либерализация экономики, а переход к более справедливому, равноправному обществу, скорее улучшение социализма, чем его разрушение. См.: Коровицына Н.В. Указ. соч. С. 13—14.

89 Формулируя данное суждение, Т. Т. Концевич присоединяется к позиции Доусона и Хэнли. См.: Konce-wicz T. T. Op. cit.

стижения всего периода транзита могут быть перечёркнуты.

Является ли сегодня всё более нелиберальная Польша с её доминирующим после 2015 года лидером «ПиС» Ярославом Ка-чиньским той же страной, которая превзошла свой демократический образ при бывшем премьер-министре Туске? Чтобы понять суть продолжающегося процесса эрозии конституционализма, стоит обратить внимание на то, насколько изменилась Польша с начала процесса реформ90.

Как только стимул присоединения к Европейскому Союзу утратил актуальность, общество столкнулось с неудачами и разочарованиями на пути перехода к новому порядку, испытало на себе «строгое» отношение европейских институтов и «старых» членов ЕС, было обескуражено конституционными реформами сначала либеральной, а потом противоположной направленности, разрушился хрупкий либеральный консенсус не только внутри элит, но и между элитами и обществом. Гражданское общество не консолидировалось, а оказалось «в плену» у государства, как бы осуществившего «захват» демократических институтов и ценностей91. Электорат утратил интерес к «демократии как единственной игре в городе» (по образному выражению Хуана Линца92) поскольку опыт, необходимый для осознанного и результативного участия в управлении был у граждан минимальным, а социальный и политический дискурс больше не порождал энтузиазма. В свою очередь, элиты вполне устроила эта гражданская пассивность.

Либеральная демократия допускает возможность возникновения правовых и политических конфликтов, не выходящих за пределы, допустимые конституционной системой. Однако та модель государственного механизма, которая сложилась к настоящему моменту в странах «Вишеградской четвёрки» (особенно показательны в этом плане Польша и Венгрия) выявила некоторые важные свойства популистских режимов, которые обусловили выход за пределы конституционно-правовых ограничений. В частности, это:

90 См.: Przybylski W. Op. cit. Р. 59.

91 См.: Ibid.

92 Исключение в этом плане, по оценкам экспертов, пока составляет Словакия.

1) недоверие политических руководителей к опирающимся на конституцию государственным институтам (они должны быть подчинены исключительно интересам тех элитарных групп, которые оказались у власти, а не «верховенству права»);

2) отказ от культуры самоограничения власти;

3) стремление лидеров разными средствами (идеологическими, правовыми, политическими) привести общество в «монолитное состояние», особенно пригодное для манипулирования им93.

Вместе с тем подобная оценка нынешнего состояния политической среды в государствах ЦВЕ, по мнению некоторых экспертов, не исключает активизации гражданского общества, в котором исследователи обнаруживают способности к самоорганизации и самосовер-шенствованию94-

4.3. Имитация - «корень зла»

Заслуживает внимания также позиция Ивана Крастева и Стивена Холмса95. Объяснение дефектам конституционализма ЦВЕ эти авторы находят в особенностях социальной психологии жителей региона. Упомянутые исследователи предлагают «не смотреть на идеологию и экономику» в поисках истоков антилиберальной революции в ЦВЕ. По их мнению, стоит обратить внимание на политические ожидания «нормальности», порождённые революцией 1989 года, и политику подражания, которую она узаконила. Всю политическую философию посткоммунистической Центральной и Восточной Европы после 1989 года Крастев и Холмс предлагают обобщить в императиве: «подражать Западу!».

Исследователи отмечают, что истоки антилиберализма в странах ЦВЕ являются эмоциональными, возникшими до соответствующих идеологических установок, которые стали «обложкой» для социальных эмоций. Причины последних надо искать в сопротивлении чувству унижения национального достоинства. Данные эмоции, по мнению авторов, «обязательно должны сопровождать проект, требующий признания иностранной

93 См.: Koncewicz T. T. Op. cit.

94 Ibid.

95 См.: Krastev I., Holmes S. Op. cit. P. 118.

культуры как превосходящей национальную»96. При этом Крастев и Холмс подчёркивают, что «самозванная идеология» антилиберализма паразитирует на эмоциональном стремлении граждан восстановить национальное чувство собственного достоинства через отрицание способности «западного либерализма» создать модель управления, которой должны соответствовать все общества.

Отвращение к принудительному подражанию является первичным импульсом, а интеллектуальная критика модели либерализма имеет второстепенное значение при объяснении отказа от ценностей конституционализма.

Крастев и Холмс полагают, что как бы ни маркировались виды реформ: демократизация, либерализация, расширение, конвергенция, интеграция, европеизация — цель, которую преследовали посткоммунистические реформаторы, была простой: их страны должны стать «нормальными», что означало — подобными Западу. Подражание казалось кратчайшим путём к свободе и процветанию. Как отмечают исследователи, после падения Берлинской стены актуальность деления Европы на зоны влияния коммунизма и демократии утратила смысл, граница пролегла между имитаторами и имитируемыми.

Имитационный вектор, избранный руководством бывших социалистических стран, в конечном счёте привёл к политической реакции, обусловленной тем, что жизнь «подражателя неизбежно порождает чувство неадекватности, неполноценности, зависимости, потерянной самобытности и вынужденной неискренности»97.

Более того, демократическая модель, которую копируют в бывших странах социализма, явно идеализирована. Уязвимость имитаторов из ЦВЕ состоит также в том, что они имплицитно признают право Запада оценивать их успех или неудачу в соответствии с западными же стандартами, как бы примиряясь с превосходством культуры Запада. «В этом смысле, — как верно подмечают Крастев и Холмс, — подражание ощущается как потеря суверенитета»98. Не случайно Ярослав Качиньский обвиняет «либерализм» в том, что он «против самого понятия нации», ана-

96 См.: Ibid.

97 Ibid.

98 Ibid.

логичные позиции занимают и венгерские политики. Не столько интеллектуальные мотивы, сколько социально-психологические — в основе антилиберализма в ЦВЕ. Отвращение к принудительному подражанию стало первичным импульсом, побуждающим к критике либерализма.

Бессмысленным стало копировать Запад в его провалах только потому, что он принуждает к этому подражанию в силу своего глобального доминирования. Поэтому антилиберальные выступления и последующие реформы в Венгрии в 2010 году и в Польше в 2015 году стоит, по мнению Крастева и Холмса, интерпретировать с социально-психологических позиций, как стремление выйти из-под прессинга навязанных императивов99.

В качестве одного из аргументов для обоснования своей гипотезы Крастев и Холмс приводят пример режима, созданного Виктором Орбаном в Венгрии, которому, как они полагают, удалось уничтожить либеральную демократию, осуществив «гениальное» соединение различных элементов западных политических и правовых институтов. Так, путём «подражания Западу» в сфере государственного строительства был создан политический режим, основанный на взаимоисключающих ценностях. Поэтому, когда Европейский Союз критикует правительство Орбана за нелиберальный характер его реформ, оно с готовностью указывает на то, что все правила или институты, вызывающие критику, были точно скопированы из правовой системы одного из государств — членов ЕС100.

Обратившись к опыту других стран Више-градской четвёрки, также можно найти аргументы и в пользу гипотезы Крастева и Холмса. Например, в Польше одним из популярных лозунгов на старте трансформации был призыв добиться «нормальности», (той самой, о которой упоминали Крастев и Холмс) вывести общество из бедности101.

99 См.: Krastev I, Holmes S. Op. cit.

100 См.: Ibid.

101 Начало перехода к либеральному режиму было трудными не только для противников нового строя, но и

для тех, кто поддержал перемены. В 1989 году инфляция достигла 640 %, а радикальные меры, которые были введены властью, привели многих граждан Польши в отчаянное положение. Некоторые потеря-

ли свою собственность (особенно если у них были кредиты) и доверие этих поляков к новым институци-

Вместе с тем начало процесса реформ в Польше (в 1980-х годах) было мотивировано, по оценкам экспертов, не экономическими факторами: целью сторонников движения «Солидарность» была не либерализация экономики, а переход к более справедливому, равноправному обществу, то есть улучшение социализма, а не его разрушение. Составляющие социальную основу этого движения квалифицированные рабочие, государственные служащие и интеллигенция стремились, главным образом, к расширению возможностей социально-профессиональной самореализации, включая доступ к политической власти и сопутствующим ей привилегиям, а не к смене системы на рыночную. В этой связи заслуживает внимания данное польским социологом Владиславом Адамским определение 1980-х годов как периода «избирательного отрицания социализма», а 1990-х — «избирательного одобрения капитализма»102.

Таким образом, примеры процессов трансформации Венгрии и Польши позволяют найти подтверждения гипотезе об имитационном характере демократий в этих государствах и обнаружить своего рода постмодернистские компиляции «западных институтов» в конституционно-правовых моделях власти. Например, лишь немногие политические партии возникли «снизу» из массовых антикоммунистических движений, большая часть была создана «сверху». Но не стоит упускать из вида то, на каком фоне развивались эти процессы. Находит всё больше подтверждений суждение Г. Дж. Бермана о глобальном кризисе Западной традиции права. Он предупреждал, что это не просто кризис индивидуализма или либерализма, это величайший кризис всей традиции права, какой она существует с конца XI века, который угрожает ей полным разрушением. В качестве одной из черт этого кризиса Берман указывал то, что системный, органический трансцендентный характер права сменился

ональным механизмам государства рухнуло. Меры по оздоровлению экономики сопровождались развитием имущественного неравенства. Измеряемое индексом GINI Всемирного банка, оно заметно выросло в период движения к «нормальности», поднявшись с первоначального 26,7 в 1993 году, до 35,4 в 2004 году, а к 2015 году эта цифра вновь несколько снизилась до 31. См.: Przybylski W. Op. cit.

102 См.: КоровицынаН.В. Указ. соч. С. 14.

его хаотичностью, имитационностью, утилитаризмом103. Таким образом, если принять во внимание суждение Бермана, то обвинять только страны ЦВЕ в имитации демократии и прагматичном компиляторстве было бы несправедливо.

Более того, общая для стран ЦВЕ практика «копирования Запада» (то есть импорта либерально-демократических институтов, применения западных политических и экономических рецептов и публичного одобрения западных ценностей), требует более детального рассмотрения и не столь однозначна, как это может показаться из выводов Крастева и Холмса. Они, как представляется, весьма убедительны именно в социально-психологическом аспекте.

Действительно, жить благополучно в материальном плане, как в странах Запада, а значит, пользоваться управленческими схемами, которые к этому достатку приводят, — это понятный, мощный стартовый мотив для общественной поддержки реформ 1980-х годов. Однако стремление к повышению уровня жизни не является свидетельством понимания ценности демократических институтов и желания их использовать на практике в регулярном режиме во взаимодействии с властью на разных уровнях. Что касается конституционно-правового уровня «копирования Запада» в странах ЦВЕ, то понимание этой практики как отсутствия самостоятельных идей и проявления некой ущербности было бы слишком «плоским».

Во-первых, все страны, развивающиеся в русле Западной традиции права, «копируют» друг друга, с большим или меньшим успехом заимствуя друг у друга конституционно-правовые, политические институты и технологии. К началу 90-х годов XX века уже сложился обширный «универсальный банк» конституционно-правовых инструментов, послуживших не только для создания конституций государств ЦВЕ, но и для изменений текстов конституций «стран Запада», которые, в свою очередь, послужили моделями для постсоциалистических государств. Из этого банка создатели постсоциалистических конституций выбирали те предписания, которые соответствовали как запросам элит, так и ожиданиям

103 См.: БерманГ. Дж. Указ. соч. С. 48 — 53.

электората104. Поэтому поиск правовых решений либерального типа для создания новых несоциалистических конституций был ограничен, с одной стороны, примерами конституционного правотворчества зарубежных предшественников, а с другой — собственным досоциалистическим опытом конституционного строительства (или его отсутствием). Трудно было ожидать совершенно оригинальных находок, которые возникли бы из «национальных корней» стран Вишеградской группы, не говоря уже о других государствах ЦВЕ, ввиду того, что опыт конституционного правотворчества (за исключением Польши) и суверенной государственности у них был очень скуден, прежде всего, из-за краткости периода существования как независимых государств в условиях демократических режимов (то есть только в период между Первой и Второй мировыми войнами).

Во-вторых, в зависимости от уровня развития конституционно-правового знания, специфики персонального состава и особенностей влияния групп политической элиты отдельных стран конституционные заимствования осуществлялись с большей или меньшей долей участия зарубежных экспертов, что сказалось на качестве конституций. Работа над их текстами открыла для зарубежных учёных-конституционалистов новый рынок экспертных услуг, на котором, по наблюдениям Виктора Осятыньского, «предложение» иностранных экспертов было выше, чем спрос на них, и далеко не всегда выполнение правотворческих функций осуществлялось деликатно и на высоком профессиональном

уровне105.

В-третьих, выбор тех или иных конституционно-правовых инструментов всё-таки не

104 Так, в частности, в ходе дебатов при разработке Малой Конституции Польши в 1992 году Конституция США упоминалась как пример, который не следует заимствовать, прежде всего, из-за различий в партийных системах и неодинакового политического контекста, тогда как «большая» Конституция Польши 1997 года направила развитие системы государственной власти к «канцлерской модели», впервые опробованной в Германии, однако упоминаний о немецком оригинале в комментариях экспертов почти не встречалось. См.: Осятыньский В. Парадоксы конституционного заимствования // Сравнительное конституционное обозрение. 2004. № 3 (48). С. 53—67.

105 См.: Осятыньский В. Указ. соч. С. 58.

был механическим копированием «западных норм», а определялся исходя из конституционно-правового прошлого (то есть практики государственного строительства досоциалистического и социалистического периодов). Например, для Чехословакии (соответственно, Чехии и Словакии) — это традиционно сильные позиции президента в механизме власти парламентской и даже советской республик, для Польши — давний вектор «шляхетской демократии», нашедший проявление в активном запросе общества на более справедливое распределение политической власти и прозрачность её осуществления (Верховная палата контроля, влиятельный защитник гражданских прав, возвращение Сената, отказ от «сильного президента», люстрация и т. п.)106, в Венгрии — напротив, отказ от принятия новой Конституции (в 1989 году лишь была создана новая редакция Конституции 1949 года), который был обусловлен тем, что в обществе отсутствовало стремление к масштабным политическим реформам, но ожидалось продолжение экономических преобразований, начавшихся ещё при коммунистическом правительстве, и, соответственно, повышение уровня жизни107.

106 Процессы трансформации польского общества, как и венгерского, начались не в 1989 году, а гораздо раньше. Системные изменения шли здесь на протяжении двух десятилетий, считая от массовых выступления 1980 — 1981 годов, инициированных профсоюзом «Солидарность». Но если в Венгрии трансформация приобрела характер углубляющейся экономической реформы, то в Польше — затяжного политического кризиса, который сопровождался ростом недовольства монопольным положением компартии её руководя -щей ролью в обществе. Причём оппозиция власти включала не только сторонников движения «Солидарность», но и самих польских коммунистов, потерявших к ней доверие. Политический кризис 1980-х годов польские исследователи связывают не только с общим кризисом социалистической системы, но и с настойчивым стремлением общества к созданию национальной государственности с опорой на исторические традиции борьбы поляков за независимость. См.: Коровицы-на Н. В. Указ. соч. С. 14.

107 Расширяющиеся возможности материального потребления служили основой легитимации коммунистического режима в Венгрии сразу после 1956 года. Постоянное и неуклонное нарастание с тех пор значимости материального фактора жизни венгров, особенно со вступлением стран региона в эпоху «развитого социализма», в конечном счёте и привело венгерское общество к радикальным изменениям экономической

5. Заключение

Таким образом, наступление кризиса конституционализма в Центральной и Восточной Европе и особенности его природы исследователи объясняют, акцентируя внимание на разных аспектах этого процесса.

Во-первых, делается вывод о том, что, исходя из циклического развития, конституционализма наступление этапа деградации конституционных ценностей было предсказуемым.

Во-вторых, обосновывается противоречие между естественным ходом социальных процессов (политических, экономических, духовных) и навязанными внешней средой институциональными и нормативными решениями в духе либерализма.

В-третьих, констатируется девальвация либеральных ценностей в государствах Центральной и Восточной Европы, которую можно объяснить как внутренними причинами, так и внешними обстоятельствами, разрушившими миф либерализма как единственно возможного пути развития для государств ЦВЕ и демократии как «единственной игры в городе».

В-четвёртых, доказывается, что либеральный консенсус был достигнут только в некоторой части политической элиты. Управляемые не осознали значение нормативных и институциональных преобразований. Их ожидания материального благополучия от системных реформ разошлись с реальностью, что привело к отторжению идеологии либерализма.

В-пятых, выдвигается гипотеза о том, что либеральный проект — вынужденный выбор государствами ЦВЕ пути имитации западных моделей политических и правовых решений. Протест против следования западным образцам социального управления воплотился в отказе от либеральных ценностей, в стремлении к восстановлению национального достоинства через отказ от «подражания Западу», а также в протесте против давления со стороны структур Европейского Союза и критики «европейского экспертного сообщества».

системы. Гораздо меньше было в Венгрии кануна 1989 года сторонников изменения системы политической. См.: Коровицына Н.В. Указ. соч. С. 14.

Каждому из этих объяснений можно найти подтверждение в динамике конституционализма стран «Вишеградской четвёрки», но пока нет оснований для вывода о том, что изменения в политической идеологии, конституционном праве и политическом процессе стран «Вишеградской группы» являются свидетельством их движения в сторону «обновления» конституционализма.

Эти страны скорее находятся в состоянии масштабной социальной фрустрации, возникшей в результате столкновения либеральной модели конституционализма с иллюзорными ожиданиями исцеления больного постсоциалистического общества. А поведение политических лидеров, являясь индикатором развития кризиса конституционного правопорядка в странах V4, не исключает возможности осознанного и решающего влияния руководителей этих государств на участь конституционализма в общеевропейских масштабах.

Кризис продолжается...

Библиографическое описание: Кененова И. Конституционализм и политическое лидерство в странах Центральной и Восточной Европы: проблемы и перспективы // Сравнительное конституционное обозрение. 2018. № 5 (126). С. 11-41.

Constitutionalism and political leadership in Central and Eastern European countries: challenges and perspectives

Irina Kenenova

Candidate of Sciences (Ph.D.) in Law, Associate Professor, Chair of Constitutional and Municipal Law, Lomonosov Moscow State University, Moscow, Russia (e-mail: a.kenenova@yandex.ru).

Abstract

This article contains the methodological framework and results of a comparative analysis of constitutionalism and political leadership in Central and Eastern European countries carried out in a study of constitutional and legal development and political practices of the Visegrad Group. The challenges of populism, deconstructing constitutionalism limits of defining this term, as well as the spread of quasi-institutionalism in Hungary, Poland, the Czech Republic, and Slovakia are being addressed through the development of constitutional systems and political leadership practices. The author argues that the most destructive feature of populism is the substitution of a publicly declared value basis of politics by the private and corporate interests of elite groups. The purpose of this survey is to show various ways the V4 leaders use to concentrate power, including: formal compliance with constitutional provisions, while violating general principles of constitutionalism; the

spread of informal political technologies based on traditions and stereotypes of behavior among political parties; constitutional law reforms enhancing the legal basis of political domination; and the election of a leader-partner, thereby providing additional resources for legitimacy. The types of constitutional reforms that were initiated by the political leaders of the Visegrad Four and their parties are also identified in this article. These reforms were aimed at consolidating the dominance of these political actors and resulted in a violation of judiciary independence, as well as violations of the rule of law and separation of powers, suppression of political opposition and civil society institutions, including the media, and the deterioration of relations with the institutions of the European Union. This article also analyzes various scientific approaches to the degradation of constitutionalism in CIS countries: the cyclic nature of constitutional development; the formal nature of the post-socialist liberal transit (which actually did not take place), and the imitation of systematic reforms in the states of the region. The author argues that there was no liberal consensus reached throughout civil society, but only in some groups of political elites in the countries considered. Thus, it is confirmed that that liberal project in the CEE was forced to follow the Western models of political and legal decisions, supported by society in the hope of finding a "Western standard of living". Finally, the author proves the predominant influence of socio-psychological factors in comparison with economic, political, and legal factors in the rejection of the liberal choice by the V4. Thus, the disillusionment with the reforms of the 80s and 90s, which were wounded by criticism of "Western teachers", resulted in a protest against the liberal values and policies that were pursued by the EU and pushed by national dignity. The author illustrates that the features of modern social relations in post-socialist societies are more consistent with hierarchically organized mobilization models of governance and the centralization of political power.

Keywords

Central and Eastern Europe; populism; constitutionalism; political leadership; liberal values; transit.

Citation

Kenenova I. (2018) Konstitutsionalizm i politicheskoe liderstvo v stranakh Tsentral'noy i Vostochnoy Evropy: problemy i perspectivy [Constitutionalism and political leadership in Central and Eastern European countries: challenges and perspectives] Sravnitel'noe konstitutsionnoe obozrenie, vol. 27, no. 5, pp. 11-41. (In Russian).

References

Berman G. J. (1993) Zapadnaya traditsiya prava: ehpokha formirovaniya [The western tradition of law: the era of formation], Moscow: Izdatel'stvo MGU. (In Russian).

Bese Zh.-M., Bo O., Burdon Zh., Verpo M., Lyashom Zh.-F., Obi Zh.-B. (1993) Ispolnitel'naya vlast, sudebnaya vlast' i uchreditel'naya vlast' vo Frantsii [Executive, judicial, and constituent power in France], 2nd ed., Moscow: Izdatel'stvo Frantsuzskoy organizatsii tekhnicheskogo sotrudnichestva. (In Russian).

Bobek M. (2011) Administrirovanie sudov v Cheshskoy Respublike: v poiske konstitutsionnogo balansa [The administration of the courts in the Czech Republic: in search of a constitutional balance]. Sravnitel'noe konstitutsionnoe obozrenie, no. 4, pp. 28-37. (In Russian). Bogdanova N. A. (2017) Konstitutsionnoepravo. Obshchaya chast [Constitutional law. General part], Moscow: Zertsalo-M. (In Russian). Fleck Z. (2018) Judges under Attack in Hungary. Verfassungsblog, 14 May. Available at: https://verfassungsblog.de/judges-under-attack-in-hungary/ (accessed: 10.09.2018).

Halmai G. (2018) Fidesz and Faith: Ethno-Nationalism in Hungary. Verfas-sungsblog, 29 June. Available at: https://verfassungsblog.de/fidesz-and-faith-ethno-nationalism-in-hungary/ (accessed: 10.09.2018).

Koncewicz T. T. (2018) The Polish Counter-Revolution Two and a Half Years Later: Where Are We Today? Verfassungsblog, 7 July. Available at: https://verfassungsblog.de/the-polish-counter-revolution-two-and-a-half-years-later-where-are-we-today/ (accessed: 10.09.2018).

Korovitsyna N. V. (2002) Sravnitel'nyy opyt obshchestvennykh preobrazo-vaniy v postsotsialisticheskikh stranakh [A comparative study of social transformations in postsocialist countries]. Sotsiologicheskie issledo-vaniya, no. 5, pp. 9-18. (In Russian).

Krastev I., Holmes S. (2018) Imitation and Its Discontents. Journal of Democracy, vol. 29, no. 3, pp. 117-128.

Makarenko B. (2017) Populizm i politicheskie instituty: sravnitel'nyy analiz [Populism and Political Institutions: A Comparative Analysis]. Vestnik obshchestvennogo mneniya. Dannye. Analiz. Diskussii, no. 1-2, pp. 1527. (In Russian).

Matej A. (2018) There is No Such Thing As a Particular "Center and Eastern European Constitutionalism". Verfassungsblog, 18 May. Available at: https://verfassungsblog.de/there-is-no-such-thing-as-a-particular-center-and-eastern-european-constitutionalism/ (accessed: 10.09.2018).

Medushevsky A. (2018) Konstitutsionnaya retraditsionalizatsiya v Vostoch-noy Evrope i Rossii [Constitutional re-traditionalization in Eastern Europe and Russia]. Sravnitel'noekonstitutsionnoe obozrenie, no. 1, pp. 13-32. (In Russian).

Meseznikov G., Gyarfasova 0. Slovakia's Conflicting Camps. Journal of Democracy, vol. 29, no. 3, pp. 78-90.

Mrozek A., Sledzinska-Simon A. (2017). Sravnitel'nyy vzglyad na pol'skiy konstitutsionnyy krizis: legitimnost' konstitutsionnykh sudov i printsip verkhovenstva prava [On the legitimacy of constitutional courts and the rule of law in a comparative view on the Polish constitutional crisis]. Sravnitel'noe konstitutsionnoe obozrenie, no. 1, pp. 64-79. (In Russian).

Osiatynski W. (2004) Paradoksy konstitutsionnogo zaimstvovaniy [The paradoxes of constitutional borrowing]. Sravnitel'noe konstitutsionnoe obozrenie, no. 3, pp. 56-65. (In Russian).

Pakul'ski Ya., Vasilevski Ya. (2008) Tsirkulyatsiya politicheskikh elit: ot lis k l'vam [The circulation of political elites: from foxes to lions]. Polis, no. 6, pp. 23-36. (In Russian).

Pehe J. (2018) Czech Democracy Under Pressure. Journal of Democracy, vol. 29, no. 3, pp. 65-77.

Petrov N. (2017) Evolutsiya populizma v rossiiskoy politike [The evolution of populism in Russian politics]. In: Krouford K., Makarenko B. I., Petrov N. V. (eds.) Populizm kak obshchiy vyzov, Moscow: Politicheskaya entsik-lopediya, pp. 90-101. (In Russian).

Przybylski W. (2018) Can Poland's Backsliding Be Stopped? Journal of Democracy, vol. 29, no. 3, pp. 52-64.

Puddington A. (2017) Breaking Down Democracy: Goals, Strategies, and Methods of Modern Authoritarians. Available at: https://freedomhouse. org/report/modern-authoritarianism-illiberal-democracies (accessed: 10.09.2018).

Rulan N. (1999) Yuridicheskaya antropologiya [Legal anthropology], V. S. Nersesyants (ed.), A. I. Kovler (transl.), Moscow: Norma. (In Russian).

Sadurski W. (2018) Supreme Court Under Pressure: What Now? Verfassungsblog, 5 July. Available at: https://verfassungsblog.de/polish-chief-justice-of-the-supreme-court-under-pressure-what-now/ (accessed: 10.09.2018).

Sajo A. (2001) Samoogranichenie vlasti (kratkiy kurs konstitutsionalizma) [Self-restraint of power: a brief course of constitutionalism], Moscow: Yurist. (In Russian).

Smilov D. (2012) Konflikt konstitutsionalizma i demokratii v Vostochnoy Evrope: za predelami paradigm perekhodnogo perioda [The Conflict of constitutionalism and democracy in Eastern Europe: beyond the transition period paradigm]. Sravnitel'noe konstitutsionnoe obozrenie, no. 4, pp. 29-44. (In Russian).

Uitz R. (2015) Kak obnaruzhit' razvitie neliberal'noy demokratii? Novye voprosy, kotorye stavit pered sravnitel'nym konstitutsionnym pravom Vengriya [How to detect the development of illiberal democracy? New issues before comparative constitutional law Hungary]. Sravnitel'noe konstitutsionnoe obozrenie, no. 5, pp. 38-58. (In Russian).

Vdovichenko L. N. (2018) Pereformatirovanie Evropy: sotsiologicheskiy ra-kurs [Reformatting Europe: a sociological perspective]. Sotsiologicheskie issledovaniya, no. 2, pp. 9-17. (In Russian).

Vedernikov M. (2018) Osobennosti prezidentskikh vyborov v Chekhii 2018 [Features of presidential elections in the Czech Republic of 2018]. Anali-ticheskaya zapiska, no. 5. (In Russian).