CC BY
12В.М. МАЙОРОВ, Л.В. СТЕЖЕНСКАЯ
КОНФУЦИАНСТВО
И ЖАНРОВАЯ ЭВОЛЮЦИЯ ТВОРЧЕСТВА Л.Н. ТОЛСТОГО
В статье выделяется три периода отношений Льва Толстого с конфуцианством — от поверхностного знакомства с Китаем, через «усвоение» отдельных канонических текстов, в том числе, посредством собственных переводов китайской классики и, наконец, к использованию идей Конфуция и жанровых подходов китайской традиционной культуры в контексте своего религиозного мировоззрения.
Ключевые слова: конфуцианство, Лев Толстой, перевод, лэйшу.
Отношение Толстого к конфуцианству, как правило, не выделяется в особую тему при обсуждении вопросов его восприятия китайской культуры, китайской цивилизации или философии. Это вполне оправдано, потому что Китай того времени и описывался, и считался, и являлся, главным образом, конфуцианской страной. Отдельные положения учения Конфуция, возможно, стали известны Толстому достаточно рано, но в целом конфуцианские темы и мотивы начинают присутствовать у Толстого уже в зрелом возрасте. Этот бесспорный факт, тем не менее, не умаляет сложности взаимодействия толстовской мысли с конфуцианскими идеями. В советской и российской традиции изучения Толстого давно уже утвердилось объяснение Николая Каллиниковича Гудзия (1887—1965) причины увлечения Толстого конфуцианством:
Интерес Толстого к Конфуцию ...объясняется, видимо, главным образом тем, что учение китайского мыслителя было чуждо всего не-
ясного, трансцендентного, чудесного. Его не интересовали абстрактные проблемы, вопросы религиозной метафизики, и он сосредоточился исключительно на уяснении вопросов практической морали и основ человеческого общежития. Высокая гуманность и проповедь самоотвержения и любви к людям, отличающие учение Конфуция, очень сходились с мыслями по этому поводу самого Толстого1.
При всей его верности за рамками данного объяснения остается художественное мировосприятие Л. Н. Толстого. В литературе о Толстом общим местом стало противопоставление его как мыслителя и как художника. Предполагаемый конфликт этих двух сторон личности Толстого используется для объяснения чуть ли не всех противоречий как в творческой манере Толстого-художника, так и в образе мышления Толстого-мыслителя. С точки зрения здравого смысла фактическое отрицание коренного единства личности не только Толстого, но и любого другого человека вызывает сомнение. В то же время, противоречие и конфликт — это источник движения и развития. По-видимому, творческая личность должна определяться не столько конфликтами в какие-то моменты времени, сколько направлением, общим вектором своего движения и развития. Хотя Толстой в первую очередь воспринимается как автор больших романов, за свою полувековую творческую жизнь он испытал себя во множестве прозаических жанров. История идейных исканий писателя демонстрирует некоторую согласованность с его предпочтением определенных жанров произведений. Увлечение традиционной китайской мыслью, как мы предполагаем, также сказалось на жанровой эволюции творчества Толстого.
Толстой обращался к Китаю и конфуцианству в разное время своей жизни. Сам процесс его познания конфуцианства можно разделить на три периода. Начало первого, наверно, надо отнести к 1856 г., когда в его литературных текстах мы находим осуждение захватнической политики Англии и других держав в отношении Китая. Так называемые педагогические статьи Толстого 1860-х годов тоже принадлежат к этому
1 Толстой Л'.Д'.Полное собрание сочинений = Oeuvres complètes: [юбилейн. изд. (1828—1928)] / общ. ред. В.Г. Черткова; при участии ред. ком. в составе: А.Е. Грузинского, [и др.]; изд. осуществляется под наблюдением Гос. ред. комис. в составе: В.Д. Бонч-Бруевича, И.К. Луппола и М.А. Савельева. [Доп. и испр. изд.]. М.: Худож. лит., 1928—1958. Т. 25. С. 883—884. Далее ссылки даются в сокращенном виде: ПСС 25: 883—884.
периоду. Собственно конфуцианство здесь не выделяется в отдельную тему. Лишь один раз Толстой говорит о «китайском мандарине, не выезжавшем из Пекина», которому «можно заставлять заучивать изречения Конфуция и палками вбивать в детей эти изречения»2. Нет сомнения, что «палочную систему» китайских школ Толстой осуждал.
Второй период начался, по-видимому, во время работы над романом «Анна Каренина». В 8-й части, первоначально опубликованной в 1877 г.3, имеется внутренний монолог Левина, в котором отдельно говорится об учении конфуцианства. Левин перечисляет евреев, магометан, конфуцианцев и буддистов4. Готовый текст 1877 г. предполагает, что осмысление проблемы нехристианских учений состоялось еще раньше, и этому есть подтверждение во второй части романа, которую Толстой сдал в печать еще в 1874 г. В окончательном варианте Каренин по просьбе Лидии Александровны читает брошюру «знаменитого путешественника в Китае»5. В первоначальном журнальном варианте путешественник был назван миссионером6.
На втором этапе Толстой узнает содержание конфуцианской доктрины. К этому периоду принадлежат его переводы «Великого учения» («Да сюэ») и части «Книги пути и истины» («Дао дэ цзин»).7 Определенно можно сказать, что к 1883 г. Толстой знал (в пересказе или в оригинале) содержание «Да сюэ». Об этом свидетельствуют его рассуждения о родстве главной мысли всех религий и примечание об «основе учения Конфуция» в трактате «В чем моя вера?»8. Выполнение собственных переводов, если оно не состоялось еще в ходе чтения конфуцианских сочинений на иностранных языках, а произошло сразу после прочтения, должно быть отнесено к началу 1884 г.9
Второй период увлечения Толстого конфуцианством для нас определяется стремлением обучиться конфуцианству, прочитать конфуцианские тексты, а некоторые и перевести. Толстому нужно было уяснить конфуцианскую идею именно в том виде, в каком она представлялась
2ПСС 8:6, 524, 527.
3ПСС 18: VII.
4ПСС 19:398.
5ПСС 18:213,215.
6ПСС 18: 503.
1 ПСС 25: 533—535.
8ПСС 23:381.
9 ПСС 25: 882—883.
китаеведами. Указанный период по этим признакам может быть продлен до 1903 г., когда вышла книга Павла Александровича Буланже (1865—1925) «Жизнь и учение Конфуция». Она, возможно, готовилась при участии Толстого и содержала переводы Буланже «Да сюэ», «Чжун юна» и отдельных отрывков из «Лунь юя» и «Мэн-цзы».
Особенность работы Толстого с конфуцианскими текстами в этот период состоит в том, что мерилом конфуцианской мудрости у него выступает христианское учение и христианские тексты. Так, если в «Да сюэ» говорится о «светлой добродетели», то Толстой приводит сходные изречения из новозаветных евангелий.10 Он находит, что «мысль беседы [Христа] с Никод[имом] ...у Конфуция ясно выражена».11 В другом месте причисляет Конфуция к «добрым и мудрым» людям, учение которых, как и учение христианских апостолов, «можно принимать», «но нельзя словами апостолов» и, следовательно, словами Конфуция, «опровергать слова Христа»12.
В работе Буланже можно видеть и начало третьего периода отношений Толстого с конфуцианством. В эту книгу включено «Изложение китайского учения Конфуция Львом Николаевичем Толстым»13. Изложение включает в себя «Великую науку» и «Учение середины» — пересказы «Да сюэ» и «Чжун юн», в которых тексты оригиналов значительно переработаны. Суть этого периода лучше всего демонстрирует видоизменение первоначального дословного перевода «Великой науки» 1884 г. в изложение 1903 г. (на самом деле первый вариант имеется в дневнике за 1900 год14).
Тексты заметно отличаются. Это говорит о том, что к 1903 г. Толстой усвоил конфуцианские тексты и стал их использовать как материал для своего нового религиозного учения. А усвоил он их весьма своеобразно. Толстой обращался на этом этапе к конфуцианству весьма разборчиво. То, что не соответствовало его учению, он опускал. То, что было близко по мысли или даже просто по выражению, он оставлял.
После 1903 г. у Толстого уже не встречаются продолжительные периоды конфуцианских текстов. Это всегда небольшие цитаты в его из-
10ПСС 23:381.
11ПСС 63: 98; ПСС 25:882.
12ПСС 67: 85.
13 Буланже П.А. Будда. Конфуций. Жизнь и учение / сост. С.В. Игошина. М.: Искусство, 1995. С. 119—123.
14 ПСС 54: 55—62, 70.
вестных сборниках типа первоначального «Мысли мудрых людей на каждый день» (1903). Причем цитаты берутся не в том порядке или окружении, как они встречаются в источнике, а служат всецело иллюстрацией собственной мысли Толстого.
На этом третьем этапе мы видим, как вмешательство Толстого в исходные тексты и контексты становится все более значительным. Уже в сборнике «Круг чтения: избранные, собранные и расположенные на каждый день Львом Толстым, мысли многих писателей об истине, жизни и поведении», основная работа над которым закончилась в декабре 1904 г., тексты оригиналов были несколько изменены. В «Предисловии» ко второму изданию 1908 г. Толстой так объяснял свое редакторское вмешательство:
Часто я переводил мысли авторов не с подлинников, а с переводов на другие языки, и потому переводы мои могут оказаться не вполне верны подлинникам. Другая причина, по которой мысли эти могут не вполне соответствовать подлинникам, в том, что, выбирая часто отдельные мысли из длинного рассуждения, я должен был, для ясности и цельности впечатления, выпускать некоторые слова и предложения и иногда не только заменять одни слова другими, но и выражать мысль вполне своими словами, так как цель моей книги состоит не в том, чтобы дать точные словесные переводы писателей, а в том, чтобы, воспользовавшись великими, плодотворными мыслями разных писателей, дать большому числу читателей доступный им ежедневный круг чтения, возбуждающего лучшие мысли и чувства15.
Сокращению подвергались не только иноязычные тексты. В равной мере это относилось и к произведениям Тургенева, Герцена, Достоевского, Чехова, Лескова16.
Точно так же Толстой поступал и при составлении следующего сборника «На каждый день: учение о жизни, изложенное в изречениях». В черновом предисловии он вновь говорит:
Под мыслями, которые я заимствовал у других мыслителей, я обозначаю их имена. Но многие из таких мыслей были мною сокращены и изменены, согласно моему разумению17.
15 ПСС 41: 9.
16 ПСС 42: 559.
Авторское творчество Толстого в этом сборнике было представлено значительно шире, его мысли даже количественно превосходили мысли всех остальных авторов. Часть мыслей была сформулирована специально для данного сборника. Другие были позаимствованы из собственных сочинений, но и они прошли авторскую переработку18.
С конца января до середины октября 1910 г. Толстой составлял новый сборник изречений, который получил название «Путь жизни». Материалом для него послужили цитаты и собственные изречения из перерабатываемого тогда для второго издания сборника «На каждый день» и немного изречений из «Круга чтения»19. В «Предисловии» к отдельным изданиям книжечек этого сборника Толстой писал:
Мысли, собранные здесь, принадлежат самым разнообразным авторам, начиная с браминской, конфуцианской, буддийской письменности, и до евангелия, посланий и многих, многих как древних, так и новых мыслителей. Большинство этих мыслей, как при переводах, так и при переделке, подверглись такому изменению, что я нахожу неудобным подписывать их именами их авторов. Лучшие из этих неподписанных мыслей принадлежат не мне, а величайшим мудрецам мира20.
Таким образом, в этом последнем сборнике степень «усвоения» чужого текста оказалась наиболее высокой. Собственная идея Толстого просвечивала или, лучше сказать, складывалась из мозаики специально переработанных текстов цитат, которые сохраняли за собой авторитет их авторов и в то же время работали на создание нужного Толстому впечатления или вывода.
Наличие или отсутствие конфуцианских текстов в русском переводе для Толстого, по-видимому, не было столь уж существенным в свете его задач. Однако наличие русского перевода давало в распоряжение Толстого важную возможность показать, но уже в своих несколько препарированных цитатах, как за малопонятной или скучной, или незначительной видимостью иноязычного текста может скрываться увиденный самим Толстым проблеск данного ему вневременного абсолютного откровения.
17 ПСС 43: VIII.
18 ПСС 43: VII, VIII.
19 ПСС 45:544, 545.
20 ПСС 45: 17.
Надо сказать, что Толстой применял подобие скрытого спора мысли и слова не только к чужим переводам и цитатам, но также и к своим собственным цитируемым текстам. Повторение одного и того же месячного «мировоззрения» из 31 мысли применялось в его «Пути жизни» 12 раз (по числу месяцев в году). Дело толстоведов выяснять, как преобразовывалась или каким образом оставалась одинаковой одна и та же мысль, выражаемая в различных циклах. Сам же по себе такой метод очень напоминает многоголосие (полифонию) Достоевского, хотя, как мы знаем, в литературоведении принято противопоставлять художественные методы двух великих русских писателей — диалогизм у Достоевского и монологизм у Толстого.
Сравнивая цитировавшиеся Толстым конфуцианские мысли, проходя по их временной траектории, мы не заметим какой-то эволюции ранней толстовской идеи о врожденности некоторых свойств человека, его так называемой природы. Возможно, этому способствует и сама манера, — вполне допустимо назвать ее художественной или романической, потому что она использовалась и в толстовских романах, — манера изложения или подачи материала. Дается некий набор деталей, иногда достаточно мелких, и из этого, минуя всякие возможные промежуточные шаги или ходы мысли, делается вывод общего характера. Даже в жанре проповеди слушатель или читатель следит за мыслью проповедника, следуя какой-то логике повествования, соотнося это со своим жизненным опытом. В жанре изречения этого не требуется, достаточно только представить в нем логическое противоречие, броское сравнение. Изречение всегда читается как некая генерализация, как не само явление или происшествие, а лишь его схема.
Такая манера была характерна для Толстого-литератора, который всегда очень объемно выписывал событие (а в литературном смысле, чаще даже и не-событие или антисобытие), не только приводя речь его участников, но и жесты и позы, непроизвольные движения тела и т. д. Жанр изречения стал для него находкой начала 1900-х годов. Насколько на его писательскую манеру повлияло знакомство с китайской классикой, сказать трудно, но то, что это влияние было, остается вне всякого сомнения. Прямое подражание «Лунь юю» даже осталось зафиксированным — это короткий рассказ «Течение воды»21.
21ПСС 26: 119.
Идея врожденности человеческой природы всегда оставалась у Толстого. Подтверждение этой своей мысли, — неважно, как, разделяя ли саму систему мышления (что маловероятно) конфуцианских патриархов или просто найдя подходяще оформленный словесный материал, саму форму выражения (что более вероятно), — Толстой получил именно из китайских конфуцианских и даосских сочинений.
Использование же иноязычных переводов, когда трактовки переводчиков в чем-то сходились, но в мелочах, в которых для Толстого и была сама жизнь, сталкивались, противоречили друг другу и отрицали друг друга, давало Толстому приблизительную аналогию реальной жизни, события которой, а в данном случае — мысли, и предстояло объяснить и дешифровать.
Конфуцианство влияло на Толстого. Причем формально, т. е. через форму влияло настолько, что Толстой независимо изобрел и представил в русской литературе новый жанр, воплотившийся в его «Пути жизни». По своему виду это была типичная средневековая китайская лэй шу Ш Ш. Сборники такого типа у нас в китаеведческой литературе принято называть энциклопедиями. Но это были своего рода систематические или тематические книги. Лэй — это некая рубрика, представленная термином или поясняемым словом, под которой давалась подборка отрывков из разных известных сочинений, в которых так или иначе объяснялось, а чаще просто использовалось в известном контексте это слово или термин. В Китае лэйшу появились относительно рано, но получили широкое распространение с развитием экзаменационной системы отбора чиновников.
Сборники для чтения — это новый для русской публицистики жанр, который был «изобретен», очевидно, под влиянием конфуцианской литературы Толстым. Авторитет великого писателя и мыслителя, однако, не гарантировал этому жанру заметного места в светской русской литературе ХХ века.
