CC BY
43
ВЕСТНИК УДМУРТСКОГО УНИВЕРСИТЕТА 113
ФИЛОЛОГИЧЕСКИЕ НАУКИ 2006. № 5 (2)
УДК 482-53 С.А. Никифорова
КОМПОЗИТЫ С НАЧАЛЬНЫМИ БОГО- И БЛАГОВ ИЛЬИНОЙ КНИГЕ (РГАДА, ТИП. 131) Х1-Х11 ВВ.:
ОПРЕДЕЛЕНИЕ ПОНЯТИЙНЫХ СВЯЗЕЙ НА БАЗЕ ГРЕКОСЛАВЯНСКИХ СООТВЕТСТВИЙ
Рассматриваются структура и семантика композитов с начальными бого- и благо- в одном из древнейших памятников древнерусской письменности. Сопоставление славянских композитов и их греческих соответствий позволяет определить функции сложных слов в древнеславянском тексте.
Ключевые слова: древнерусский язык, славяно-греческий средневековый текст, композиты, семантика.
Практика переводческой деятельности славянских первоучителей и их продолжателей исследована сегодня достаточно глубоко (см., например, исчерпывающе полные работы Е.М. Верещагина, А.М. Молдована, А.А. Пичхадзе и др.). Роль ранних переводов в процессе создания литературного языка славян очевидна, но особую значимость они приобретают при формировании терминологии различных областей знания: «Что касается мировоззренческой, философской, и литургической терминологии, - гносеологической, этической, эстетической, логической и прочей, - то она получила особо большое распространение в силу того срединного места, которое занимали в средневековой культуре философско-теологические дисциплины и соответствующие жанры словесности. Создание славянской терминологической номенклатуры, которая адекватно выражала бы развитые и утонченное понятия византийской учености, стало основной задачей солунских братьев уже в момент перевода самой первой фразы, и эта задача сохраняла свою актуальность на всем протяжении их просветительских трудов» [3. С. 79].
Безусловно, христианские ментальные компоненты постепенно становятся неотъемлемой составляющей древнерусской языковой картины мира, и происходит это с активным усвоением церковно-книжных языковых единиц, с выработкой собственно древнерусских средств выражения важнейших теологических понятий на основе уже существующих единиц,
связанных с языческими представлениями о мире: «Если мы соберем все, что представляют нам памятники нашей древности, нашей народной мысли о Боге, то мы получаем воззрение древнерусского народа о Боге, частью совершенно нехристианское, языческое, а частью и совершенно христианское. Таким образом, из систематических сообщений о всех словах подобного рода представится философия народа...» [7].
Анализ лексического состава ранних славянских переводных текстов представляется крайне важным и интересным: в условиях отсутствия устоявшейся переводческой традиции, четко обозначенных греко-славянских соответствий и сформировавшихся пар эквивалентов древнеславянские переводчики заняты поиском оптимальных средств отражения сложнейших теологических понятий. Одним из таких средств становятся композиты: с одной стороны, безусловно соответствующие греческой научной традиции и калькированные с греческих сложных слов, с другой - обладающие прозрачной внутренней формой, позволяющие в пределах слова соотносить элементы различных понятий, сопряженных так или иначе и в системе новых взглядов на мир.
Положения, выдвигаемые нами в данной работе, во многом стали подтверждением наблюдений, сделанных ранее: они значительно расширяют наше представление о возможных типах связи элементов композитных образований, а значит, и о потенциальной связи концептуальных элементов картины мира, создаваемой древними книжниками для славян-неофитов.
Возможность существования иного греческого источника для каждого из исследуемых нами славянских композитных образований (при множественности списков греческого оригинала), безусловно, принимается нами во внимание, однако анализу подвергается собственно славянская лексическая система, отражаемая в тексте: именно отношения внутри этой системы делают возможным появление структурно близких композитов, а подобранные издателем Ильиной книги греческие соответствия, таким образом, призваны проиллюстрировать существующие на любом этапе сопоставления отношения эквивалентности греческих и славянских единиц в письменных памятниках на Руси.
1. Ильина книга (далее - Ил), памятник древнерусской письменности Х1-Х11 вв., - один из ранних переводных гимнографических текстов, появившихся на Руси. «Впервые этот гимнографический сборник в качестве Канонника, или Сборника канонов, и с датировкой Х1-Х11 в. - был введен в научный оборот в 1867 г. И.И. Срезневским, а в последние годы получил широкое освещение в научной литературе, прежде всего в работах Е.М. Верещагина, под названием “Ильиной книги”» [4. С. 7]. Великолепное
лингвистическое издание рукописи, выполненное В.Б. Крысько, позволяет ввести памятник в широкий научный оборот.
Содержательная специфика текста Минеи во многом определяет и языковое его наполнение: аллюзивные тексты, построенные на
ассоциативных связях, возникающих у христианина в известной ему системе религиозных знаний и ценностей, на определенном культурологическом фоне, изобилуют на первый взгляд трудно понимаемыми современным читателем сочетаниями, однако именно такая целевая установка фрагментов текста позволяет нам обобщить представление о принципе аллюзивного построения Минеи. Ассоциация (в широком понимании), на наш взгляд, ложится в основу минейного текста в целом: настроенность адресата на выход за пределы текста распространяется на все его элементы (не только на собственно аллюзивные), и, как следствие, смысловые пространства текста расширяются. Так, например, благодаря грамматической омонимии, а значит, возможности по-разному соотносить элементы синтагмы возникает содержательная «многоуровневость» текста Минеи, возможно принципиальная для средневекового языкового сознания при восприятии песнопения; а композиты, будучи неотъемлемыми терминологическими и поэтическими единицами в тексте Минеи, во многом отвечают такой коммуникативной цели - их смысловая «многоуровневость» эксплицирована в рамках одного слова, а значит структурно задана, объективна.
Таким образом, жанровая специфика гимнографии обусловливает использование автором, а вслед за ним и переводчиком значительного числа сложных лексических единиц, призванных, 1) отразить специфику
религиозной научной терминологии (греческой по языку-источнику): в композитных образованиях найдено оптимальное соотношение содержания -они емки и точны - и формы - она предельно эксплицитна; 2) стать проводником нового типа мировидения, нового знания о мире, средством толкования фрагментов действительности и их соотношения, взаимосвязи.
2. Методологической основой анализа композитов с начальными бого- и благо- стало сопоставление структуры и семантики греческих и соответствующих славянских сложных слов или, реже, словосочетаний. Мы учитывали, с одной стороны, системность одноосновных соответствий в греческом и древнерусском, с другой - возможное перекрещивание понятий, соотнесенных с той или иной основой в указанных языках.
2.1. Так, слав. благовЬр- является наиболее частотным соответствием при переводе греч. двуосновного комплекса еиаеР- во многих древнеславянских текстах (см. например, материалы для ССС, ПМ и др.), в Ильиной книге таких случаев 7х (с учетом наречного благовЬрьно). Однако
этот способ перевода греческой композитной основы не единственный, более того - не самый частотный: в 12х случаях соответствиями для греч. комплекса єиоєР- стали сложные образования с благочьст-: благочьстиЕ и благочьстьно, а также образование благодЬаниЕ. Именно этот единичный случай представляется интересным для интерпретации способов передачи греческого слова на славянской почве.
Так, ранее нами была отмечена смысловая закономерность при выборе переводчиком / переписчиком комплексов благовЬр- и благочьст-, когда образования с благочьст- репрезентируют сферу деятельностного отношения к миру, «работы» во имя веры. Контекст Ил блгодЬянию си отрокъ стъ. бечьстиУ явисА ОтсЬкатель. 127г9-10 стал результатом перевода греч. EuosPsíag иларх^ y6vog оелтод, aosPsíag s5síх0'П? вкцешт'лд: очевидный параллелизм лексем в греческом тексте не сохранен переводчиком / переписчиком славянского варианта, и заменой (возможно, смысловым вариантом) славянским образованиям с благовЬр- или благочьст- становится сложное слово с основой -дЬ(яниЕ)-.
Неслучайность употребления слова, заявленная нами как один из принципов анализа словарного состава древнейшего текста, позволяет соотнести системные для данного текста (и многих других) соответствия греч. suasPsía благовЬриЕ и благочьстиЕ (и сходные образования) и слав. благодЬяниЕ. Толкование последнего в ССС ограничивается структурно эквивалентным в современном русском языке 'делание добра, благодеяние' (о неточности лексикографического толкования композитов мы уже неоднократно писали) [8. С.87], однако соотношение греч. suasPsía ^ слав. благовЬриЕ, благочьстиЕ, благодЬяниЕ говорит о более узком, специальном значении последнего слова - 'деятельность, связанная с творением блага (ср. ст.-слав. добросътворениЕ) во имя веры, в соответствии с постулатами веры', а несомненная понятийная связь благо-дЬя-ния и благо-чьст-ия служит доказательством сделанного нами ранее вывода (см. [5]).
В Ил находим и еще одно соответствие греч. suosPsía - богочьстиЕ: НеиздреченьноУ волеУ. даровавъшаго василия мирови. свЬтъ бочьстия. трУбУ же бословия. блте 100у11-13 (греч. фюд suasPsíag аа^тууа тs 0so^oyíag su^oyslтs). Переводчик/ переписчик в этом случае создает параллельные по начальному элементу образования: богочьстиЕ -
богословиЕ в структуре параллельных синтагм свЬтъ богочьстия - трУбУ богословия (блте). Однако сама возможность такого словообразовательного параллелизма появляется при системной языковой связи элементов бого- и благо-, их реальной понятийной сопряженности, взаимозависимости (ср. также соответствие греч. suasPsía - слав. богочьстиЕ, например, в ФСт XIV:
пооущающе другъ друга на боч(с)тие (ец suasPsiav) [6. С.273]): “В средневековом обществе понятие «благо» (как и многие другие абстрактные понятия, и прежде всего «добро») являлось сущностным атрибутом Бога, «Благого Начала всех благ» (Дионисий Ареопагит 1994: 95), абсолютным средоточием всех благ (summum bohum)” [2. С.187]. Интересным представляется и контекстуальный анализ следующей части песни: БатоУ дЬтелиУ. поспЬваше мУдрЬ василиЕ. и симь блгочьстьно ба пояше. блте дЬла гнА га 100v14-16 (греч. ...suasP®g 0so^oyn0évxa su^oysvcs...), где в непосредственной близости к композиту богочьстиЕ переводчик / переписчик вводит в текст закономерное благочьстьно, однако далее не калькирует глагол через композит, а использует словосочетание ба пояше, вероятно избегая непосредственного соседства композитов. В таком случае возможно говорить о некой словообразовательной диссимиляции при отказе от слова продуктивной модели, частотного при переводе греч. 0so^oy- в Ил (19х) и в языке в целом.
Концептуальное поле, формирующееся на уровне второй основы композитов -вЬр-, -чьст-, -дЬ- (вера - честь, уважение, набожность - дело, поступок, деятельность, действие во имя веры [8. С.165, 786, 205]), пересекается с полем «благо-», расширяющимся благодаря включению в него семантики сферы «бого-»” - теперь это 'добро, нечто хорошее, данное Богом, во имя Бога, сопряженное с Богом'.
Итак, греческие композитные образования с комплексом suasP- в славянском тексте могут быть представлены множественно: 1) греч.
начальное su- может быть соотнесено со слав. благо-, что частотно, и бого-, что определяется понятийными связями семантических пространств “Бог” и «благо»в новой славянской картине мира, формирующейся во многом под влиянием церковно-книжных текстов; 2) вторая греческая основа -asP- может быть переведена слав. -вЬр-, -чьст-, -дЬ-, что также обусловлено смысловой сопряженностью обозначаемых этими основами понятийных сфер: вера представляется здесь наиболее общим и аксиоматичным понятием1, следование ей обусловливает честь как почитание, уважение, достоинство,
1 «Вера, которая в представлениях Средневековья была главной ценностью человека. Она составляла основу его бытия, несла с собой успокоение, придавала смысл всей его жизни, ибо жизнь, как он верил, не уничтожается смертью, поэтому вера в его сознании связывалась со спасительной силой Христа. При этом вера в системе ценностей Средневековья была не только религиозной категорией, но и этической, ибо она определяла жизнь человека, его мировоззрение, поведение, являясь выражением его моральной силы, душевной стойкости и способности
заслуживаемые истинно верующим человеком за его благие дела, поступки, деятельность.
2.2. Смысловая связь основ бого- и благо- в древнерусском языке
подтверждается еще одним примером из Ил: греч. Н 56^а аои 0soфsyy8olv sкMцлouаа харюі представлено в славянском тексте как слава твоя красьна. блгосвЬтьло свЬтило. сияУщи благодатиУ 141у3-5, однако в другом контексте находим БгосвЬтьла и сщна. и нарочита и ста. и велия же и славьна. и свЬтоносьна наста намъ. клименте памАть твоя. срдце и дшю веселАщи. дължно тя хвалАщихъ. 59у10-14 (греч. Н 0гoфsyy^g кaí шра кaí ^апцод...). Вероятно, выбор книжника в первом из приведенных примеров обусловлен контекстуальным окружением композита и содержанием стихиры: с одной стороны, славянский переводчик в этом списке
ограничился одноосновным красьна (греч. чаще всего соответствует
калька благолЬпьнъ), однако «возместил» в пределах контекста смысловую единицу в следующем композите блгосвЬтьло (текстовая греч. 0soфsyy8atv форма - слав. калька богосвЬтьлыими), структура которого поддержана и следующим сложным благодать (системным славянским соответствием одноосновному греч. харід); с другой стороны - представление о Богородице (анализируется стихира канона на Успение Богородицы) в христианстве, особенно в православии, тесно связано с представлениями о благочестии, благодеяниях, идеале нравственности и непорочности (см., например, [9. С. 269], что соотносимо в первую очередь с понятийной сферой «блага», и именно на этой семе переводчик / переписчик делает акцент.
2.3. В материалах СДРЯ находим редкие, но достаточно показательные случаи мены начальных бого- и благо- вне соответствия греческим источникам (чаще представлено соотношение греч. 0so- / слав. благо-, нежели греч. ^- / слав. бого-, факт, - требующий особого анализа). Лингвистическая компетенция, осознанный выбор слова и коммуникативный замысел книжника в использовании того или иного словообразовательного варианта могут быть проиллюстрированы на ряде примеров. Так, слав. богобоязнивыи 'богобоязненный, набожный, благочестивый' стало
эквивалентом греч. ^АяР^д в ПНЧ XIV Есть чловЬкъ ли моудръ. ли бобоязнивъ; богобоязньство 'богобоязненность, набожность, благочестие' -аще къто ядоущааго мАса бес кръве и идоложьртвьна и давленины съ богобоязньствомь ((^т su^aPsíag) и вЬрою. и осоужаЕть КЕ XII; мнихъ же аще кто Есть. и съ бобоязньствомь (аиг suAяPsía). и смЬреномоудриЕмь.
противостоять злу. Именно поэтому в старославянском языке так много имен, в которых человек оценивался прежде всего со стороны веры» [2. С. 281-282].
двд(с)кыя п(с)лмы. и жития и словеса стыхъ Оць... книгы богл(с)ныхъ прркъ и ап(с)лъ. и Еоуа(г)листъ оучения вънемлА ПНЧ 1296 [7. С. 253]. А.Д. Вейсман толкует композитное suMPsш как 'осторожность, предусмотрительность; позд. Н.З. страх, робость перед кем, страх божии' [1. С. 549]. Системные соответствия, принятые в славянской переводческой традиции для этой греческой единицы, - благочьстиЕ, благовЬриЕ. Однако при отглагольности второго компонента сложного славянского слова первый компонент чаще всего оказывается объектным (либо субъектным), а потому выбор переводчиком / переписчиком начального бого- оправдан смысловыми связями единиц в пределах композита: боятисА / боязнь Бога, - благочестие же становится следствием богобоязни2.
В контексте ФСт XIV пЬние богл(с)ное (suфюvía). ли почитаниЕ. ли вниманье. ли велегл(с)ье... къ блжнму и възрачному. послушанью и смиренью [7. С. 255] калькирование композита в славянское благозвУчьнъ (где только имплицирована сема 'Бог') не позволило бы переводчику / переписчику эксплицировать объект воспевания, почитания велегласья: пение в славянском контексте вдохновляется Богом и восхваляет Бога, в соответствии со значением композита богогласьнъ 'воспевающий, восхваляющий Бога' [там же].
2.4. Для греч. 0soфavтoр в Ил находим следующие двуосновные соответствия - боговидьче (1х), богогласе (2х), богоповЬдьне (1х), богоповЬдьникъ (греч. 0soфavтoрa 1х).
При греч. фаггю 'являть, показывать' точное калькирование композита предполагало бы славянское богоявленыи - 'удостоенный божественных явлений' (ср. Зх в [7. С. 274]). Славянские образования с боговид- чаще всего становятся результатом калькирования греч. комплексов 0sosl5- и 0soлт- (см. материалы [7. С. 25З-254]), лишь по отношению к Моисею, «по библейским
«Страх Божии... - это чувство благоговейного страха, вызванное осознанием человеком своей зависимости от Бога, волей и провидением которого определялся весь земной и неземной путь человека. Это чувство выражалось в священном трепете перед силой и могуществом всевышнего как Подателя жизни, перед грозным оком которого человек был один на один в этом мире. Это был страх совести, страх "Оскорбить Господа нарушением его святой воли, боязнь потерять любовь Бога"» (Платонов 2000: 864).
... если земное чувство страха было, так сказать, ситуативно обусловлено то второе чувство, чувство страха перед страшънЬмь трепетьнЬмь сУдищи, постоянно присутствовало в его душе, влияя на его жизнь и определяя все его деяния, в которых он «опирался на страх Божии как на некий посох» (Флоря 2000: 203), ибо страх Божии, учило Христианство, - начаток всякому добру (ср. «Начало мудрости - страх Господень» Притч. 9:10) [2. С 257].
преданиям общавшегося с Богом и передавшего его заповеди еврейскому народу» [7. С. 254], находим в материалах перевод боговидьць с греч. 0sофavтюр. Тем показательнее «несистемный» выбор переводчиком / переписчиком Ил композита боговидьць: Сиявъ въ мирЬ яко слнце. видЬньно трци прЬстоиши. съ павьлъмь бовидьцьмь. блажене славьне. съ нимьже тА бговидьче. непрЬстаньно възвеличимъ 26у7-11 (греч. аиг ПаиАю тю 0гоятп, паццакар 8у5о2£ ц^0 ои as 0гофагтор). В песне славянин выстраивает словосочетание, повторяющее «закономерное» съ павьлъмь бовидьцьмь, - тА бговидьче, называя таким образом одним именем Павла и Луку (что оправданно, так как Лука был «сотрудником апостола Павла во время его миссионерских путешествий. Во время этих путешествий он научился понимать учение апостола как глубокое воспроизведение и истолкование учения Христова. Лука хотел, «по тщательном исследовании всего сначала, по порядку описать». земную жизнь Христа, насколько он знал о ней от «очевидцев и служителей Слова» (1:1-4) [9. С. 51З].
Заслуживает внимания и контекстно близкое данным композитам с -вид- видЬньно в соответствии с греч. sv0saaтlкюg: В.Б. Крысько говорит о «результате паронимического смешения греч. ... 'вдохновение' с гл. . 'смотреть'» [4. С. 1З5], что поддержано одним аналогичным случаем из Ил. Но в анализируемой песне само ее содержание “провоцирует” переводчика / переписчика использовать слово именно с этой основой - это повторяющиеся образования с -вид- видЬньно трци прЬстоиши / съ павьлъмь бовидьцьмь / тА бговидьче, причем сочетание видЬньно трци в известной степени семантически повторяет композитное боговид-, если принимать во внимание безусловную смысловую близость единиц «Бог» - «Троица».
Перевод греч. 0sофavтор как богогласе, на наш взгляд, также оправдан: песнопения на 13 ноября посвящены Иоанну Златоусту - «святому, одному из величайших отцов Церкви. .Известно восемьсот четыре
проповеди И.З. . он истолкователь Св. писания: его экзегеза, ясная и простая, лишь изредка аллегоризирующая, признана классической в христианской литературе. Его проповеди - настоящая популярная энциклопедия христианского нравоучения. Они были предметом изучения для проповедников всех времен и любимым предметом чтения в обществе и в массах» [9. С. 626]. Тропарь с композитом богогласе (Бмь поставленъ оучитель . бжиА оучения. златообразьномь языкомь. волею бгомоудроУ. бгатьно ты источи. бжия бо рЬка водъ. испълнь дховьнъ. явисА бгогласе златоусте 43г9-13) говорит о миссии святого - проповеди божественного учения «златообразьномь языкомь», за что и получает Иоанн имя Златоуст, а в переводе и «богогласъ». Таким образом, «неточный перевод» [4. С. 207]
обусловлен контекстуальным окружением слова, содержанием тропаря и желанием славянина использовать слово, прозрачное по форме и называющее понятие в соответствии с его сущностью.
Показательно, что второй случай такого перевода отмечен в сходных контекстных условиях: в тропаре ты рожденаго От двы браконе/искУсьно богласе. оучении же си яви. бжию оучиши въплъщеноЕ слово. въ неже мы вЬрУюще. достоино тА величаЕм 126у1-4 имя богогласе Власию Севастийскому дано в соответствии с его заслугой, обозначенной в следующих в непосредственной близости за композитом словах - оучении же си яви / бжию оучиши въплъщеноЕ слово (см. «ты учишь, что Бог -воплощенное слово» [4. С. 55З]).
Таким образом, анализ греко-славянских текстовых соответствий позволяет увидеть, что для славянского языкового сознания представляется актуальной проповедническая деятельность святого, и, как следствие, при выборе единицы перевода переводчик / переписчик эксплицирует значение, не совпадающее со значением греческого слова.
Неслучайность выбора, контекстная зависимость употребления единицы единицы богогласе может быть продемонстрирована, на наш взгляд, и на примере перевода греч. 0sофavтор(а) слав. богоповЬдьне и богоповЬдьникъ в контекстах, где о проповеднической, просветительской, речевой деятельности святого не говориться напрямую (считаем необходимым привести соответствующий тропарь и стихиру полностью): ср. ПрЬистьлЬвъше Естьство члвче страстьми . въложенъ бжия соль. От ха того и сУщьства. гноЕниЕ лютоЕ бгоповЬдьне прЬхвальне 47у16-19; Римьскоу очьствоу бгоповЬдьникъ. старУмУ римоу свьтАщь свЬтильникъ. вЬрнии блгочьстьно. славьными. пЬсньми. похвалимъ глюще. клименте сте. молисА хоу спсти дша наша 60г6-10, хотя причиной такого перевода В.Б. Крысько и считает ошибочное отождествление переводчиком греческих форм источника «с формами гл. фпці 'говорить', образованными от основы фа-« [4. С. 229] -глаголом говорения. Безусловна связь основы композита со слав. повЬдати 'рассказывать, сообщать; возвещать, провозглашать' [8. С. 457], а значит, и с гласъ, гласити, однако, на наш взгляд, все же следует говорить о некой статусности имени богогласъ, его закрепленности и маркированности при наименовании лиц с указанной характеристикой в славянской языковой системе.
Актуальным здесь, на наш взгляд, представляется и результат перевода греч. 0sофavsíag: в Ил греческий композит последовательно (4х) передается как богоявления. Ср. боявления ти хе 74г5, На видЬниЕ вышьнАго въшьдъ. бгоявления. высокооумъ мкъ. хва пришьствия. неиздреченьноу
славУ онУ видЬвъ 92у13-16, Въсиявыи намъ тьмьнымъ свЬтъ. боявления твоЕго. слава ти слава ти. исе сне бжии 95г17-19, Боявления съподобисА. прчствова якоже велии моиси. пркы помазая дхомь. илие прЬславьне. и црА славы въ фаворЬ. хоу видитель бывъ въпия 145у10-14. Заметим, что выбор славянского композита определяется еще и необходимостью отражения заданных субъектно-объектных отношений, эксплицированных в структуре сложного слова: так, при наименовании святого, проповедующего
божественное учение, элементы композита богогласъ могут выражать представления о святом, 'провозглашающем, проповедующем учение о Боге; сама возможность гласа, проповеди святому дана Богом' - композит отражает объектные смысловые отношения элементов («гласъ о Боге / глас от Бога»). Аналогично толкуется композит боговидьць: объектность отношений
смысловых составляющих в пределах этого композита очевидна ('святой, видевший Бога - «видеть Бога»). Иначе выстраиваются отношения в композите богоявлениЕ: субъектная семантика элемента «Бог» («Бог
явился») отражена, например, в контексте из ГБXIV - боявленьЕ бж(с)тва. рж(с)тво же члвчьства. яко же бо явисА бъ. имени вещь лежить боявленьЕ. а яко же родисА роженьЕ, а также в плеонастических сочетаниях типа стоЕ боявлениЕ га нашего ис х(с)а ПрXIII, в праздни(к) ч(с)тнаго Боявленья Г(с)а на(ш)го Ис(с) Х(с)а ЛЛ1З77.
Смысловая связь самого факта богоявления и видения Бога (явления и его восприятия) ясна, хотя одно из положений христианства противоречит этому, так как ба бо видЬти рожену естьству не мощно ЖВИК^. Однако если учесть, с одной стороны, догмат Церкви о Богочеловеке, о единстве Бога и Иисуса Христа («... церковь всех времен должна была держаться верования: 1) - что Бог один, 2) что И.Х. есть Сын Божии и Бог, З) что И.Х. есть вместе с тем и человек» [9. С. 594]), с другой - суть теологического христианского понятия богоявление («.при крещении Спасителя было особое явление всех трех лиц Божества: Отец из отверстых небес гласом свидетельствовал о крещаемом Сыне и Св. Дух в виде голубя сошел на Иисуса, подтверждая таким образом Слово Отца» [9. С. 290]), то чисто понятийная (заметим - и современная нам) связь становится связью, содержательно оправданной в древности - отражающей фрагмент славянской картины мира, скорректированной христианским знанием.
Интересны в этом отношении тезисы о богоявлении и боговидении в Ветхозаветной части Библии: явление Бога здесь понимается буквально, что эксплицировано, например, в ЖФСтXII и паче всЬхъ боявления съподобися [Моисей] (напомним, что именно Моисей, по библейским преданиям, общался с Богом, а потому и назван боговидцем) или в ЖВИК^ бъ яв(и)сА
[Аврааму3], не яко же има(т) Естьство. ба бо видЬти рожену естьству не мощно. но строителными нЬкыми бгоявленьи (цит. по [6. С. 273]), где богоявление - есть 'явление Бога' [6. С. 273], представление о котором в последнем контексте уже переплелось с христианским догматом.
Значимой представляется и частеречная характеристика имени: в памятниках письменности, ставших источниками для СДРЯ, лишь трижды зафиксированы формы характеризующего лицо имени богоявленыи (см. съ богоявленыимъ двдъмь. поЕмъ влдцЬ боу (тои 0eo9avxopog) KEXII, МПрХІУ [6. С. 274]. В Ил именно в функции наименования лица мы отметили несовпадения славянских и греческих основ при калькировании: 1) для наименования-характеристики лица выбраны иноосновные образования с яркими аффиксальными показателями - это формант -ьц(ь)- в боговидьць, -ник(ъ)- в богоповЬдьникъ, 2) сама возможность вокатива субстантиватов богоповЬдьнъ и богогласъ, 3) отсутствие формального именного (в том числе постепенно специализирующегося на адъективизации -ьн-) показателя в богогласъ. Вероятно, относительно системным в древнерусском языке становится употребление терминологического богоявлениЕ, где актуально само явление Бога (в разном его понимании), а образование соответствующего определения для лица, 'удостоенного божественных
явлений' [6. С. 274], продуктивно по иным моделям - по действию, которое именно это лицо и совершает (видЬти^- боговидьць, повЬдати^ богоповЬд(ьнъ) (-ьникъ), гласити, гласъ^ богогласъ).
Таким образом, возможность соотнесения нескольких славянских композитов с одним греческим позволяет сопоставлять семантику составляющих сложных образований в древнерусском языке: в данном случае сопрягаемыми оказываются элементы -вид- / -глас- / -повЬд- (а также «буквально» переведенное -яв(л)-), а связь семантических сфер «явление» -«видение» - «глас(ити)» - «повЬдати» может быть определена не только на логическом уровне, но и на собственно языковом.
Важно, что новая для славян картина мира описывается с использованием элементов собственно славянских смысловых пространств. Так, близость понятийных сфер «видеть» - «ведать» оказывается достаточно древней: древнерусское видъ (видЬти) из «о.-с. *videti. И.-е. база *uei-d-. На славянской почве к этому и.-е. корню восходит о.-с. *vedeti» [10. С. 150], древнерусское вЬдати соотносится с “др.прус. waist - «знать», «ведать»; гот. witan - «смотреть за кем-л.», «наблюдать», также «знать», «ведать» [там же].
3 «[Аврааму. - С.Н.] дважды явился Бог и обещал ему сделать его потомство большим народом, а страну предоставить в наследство потомству» [9. С. 31]
Таким образом, параллелизм перевода -вид- / -вЬд- не только оправдан, но и отражает глубинные понятийные связи в славянской языковой системе. Древнерусское гласъ восходит к старославянской языковой традиции: «О.-с. *golsъ. И.-е. основа *gal-s(o)- «призыв», «клич», «крик»; корень *gal- [тот же, что в ст.-сл. глаголъ]; ... др.-в.-н. ка11оп - «говорить», «болтать» [10. С. 201], однако частотность употребления его и родственных образований в древнерусских текстах чрезвычайно велика (см., например, данные [6. С. 327329]), связь же семантики слова с процессом говорения очевидна. Так, выстраивается цепь взаимодействующих и взамообусловленных смыслов -семантическое пространство видЬти - повЬдати - гласъ.
Смысловая цепь «вид- / вЬд- / глас-«, безусловно, определяет и возможность мены элементов композита в зависимости от контекстных условий, функциональной нагрузки слова и его частеречной характеристики. Использование единиц этого семантического ряда в структуре калькированных единиц славянской системы, таким образом, не просто неслучайно (и тем более не ошибочно), но обусловлено тем, что семантические пространства данных слов / основ пересекаются в древнерусском языке в целом. Переводчик же становится интерпретатором и просветителем, создавая текст, гармоничный по структуре и включающий на первый взгляд привычные для славянина-неофита семантические составляющие, однако рисующий иную реальность - реальность мира христианства.
3. Анализ структуры и семантики сложного слова, его соотношения с греческим источником позволяет выявлять смысловые комплексные фрагменты славянской языковой картины мира, актуализируемые в каждом конкретном случае переводчиком / переписчиком греческого богослужебного текста. Композит, таким образом, оказывается тем структурным образованием, которое позволяет славянскому книжнику ярко показать сопряженность, соотносимость, взаимообусловленность, перекрещивание и/ или совпадение фрагментов христианской картины мира. При этом транспозиция и экспликация как переводческие приемы используются здесь не при передаче религиозного понятия через переосмысление значения отдельного славянского слова под влиянием греческого или через толкование значения при приращении текста, а 1) через использование основы, претерпевшей транспозицию в соответствующем самостоятельном слове, (некая вторичная деривационная транспозиция) и 2) через демонстрацию связи понятий в структурно сходных композитах, их взаимную мену, своеобразное толкующее приращение в пределах всего текста, а не в условиях контекстной близости. Многочисленные же смысловые связи
внутри полей позволяют славянскому автору варьировать средства выражения важнейших религиозных понятий, расставляя различные семантические акценты и внося разнообразие в синтагматическое оформление текста.
Однако воспринимать дискретно компоненты сложного слова и толковать их обособленно было бы неверно: создается слово, цельное по структуре и содержанию (хотя цельность и того и другого на ранних этапах развития языка может быть поставлена под сомнение, если принимать во внимание параллельно употребляющиеся словосочетания, но все же цельные, воспроизводимые, приближенные функционально к слову). Сложное слово терминологично: оно служит средством обозначения специального
сложнейшего теологического понятия; его форма принципиальна в древнейший период развития языка: двуосновное образование зачастую семантически тождественно одноосновному слову, пережившему транспозицию в церковном переводном тексте, а затем семантическую деривацию в языке в целом (ср. чьсть - благочьстиЕ, толкуемые ССС как 'набожность' [8. С. 786]), однако особую терминологическую значимость оно имеет, обрастая формальными показателями сем (чьсть - 'почитание, уважение, достоинство, заслуживаемые в результате деяния блага'), усложняя структуру, приобретая таким образом основное качество термина -однозначность (одноосновное слово чаще всего под грузом множественных деривационных процессов значительно расширяет границы толкования).
Список литературы
1. Вейсман А.Д. Греческо-русский словарь. Репринт 5-го изд. 1899 г. / М., 1991.
2. Вендина Т.И. Средневековый человек в зеркале старославянского языка М.: Индрик, 2002.
3. Верещагин Е.М. Две линии в языкотворчестве Кирилла и Мефодия и их последователей: формирование терминологии, создание поэтической традиции // Славянское языкознание: X Междунар. съезд славистов. Доклады советской делегации: Отд-ние лит. и яз. АН СССР; Сов. комитет славистов; Отв. ред. Н.И. Толстой. М.: Наука, 1988.
4. Ильина книга. Рукопись РГАДА, Тип. 131. Лингвистическое издание, подготовка греческого текста, комментарии, словоуказатели В.Б. Крысько. М.: Индрик, 2005.
5. Никифорова С.А. Композиты благовЬрие и благочьстие в тексте
Путятиной Минеи XI века: варианты или синонимы? //
Ethnohermenuetik und Antropologie / Hrsg. von E.A. Pimenov, M.V. Pimenova. Landau: Verlag Empirische Pädagogik, 2004. (Reihe «Ethnohermeneutik und Ethnorhetorik». Bd. 10. Herausgeber der Reihe: H. Barthel, E.A. Pimenov).
6. Словарь древнерусского языка (XI-XIV вв.): В 10 т. / Ин-т рус. яз.; Гл. ред. Р.И. Аванесов. М.: Рус. яз., 1988-2000 . Т. 1-6.
7. Срезневский И.И. Материалы для словаря древнерусского языка по письменным памятникам. СПб.: Отд. русского языка и словесности императорской академии наук, 1893. Т. 1.
8. Старославянский словарь (по рукописям X-XI веков): Около 10 000 слов. / Э. Благова, Р. М. Цейтлин, С. Геродес и др.; Под ред. Р.М. Цейтлин, Р. Вечерки, Э. Благовой. М.: Рус. яз., 1994.
9. Христианство: Энциклопедический словарь: В 2 т. Т. 1: А-К / Ред. кол.: С.С. Аверинцев (гл. ред.) и др. М.: Большая Рос. Энцикл., 1993.
10. Черных П.Я. Историко-этимологический словарь русского языка: 13560 слов: Т. 1-2. М.: Рус. яз., 1993.
Список сокращений ИЭСРЯ - Историко-этимологический словарь русского языка.
СДРЯ - Словарь древнерусского языка (XI-XIV вв.).
ССС - Старославянский словарь (по рукописям X-XI веков).
Поступила в редакцию 01.02.06
S.A. Nikiforova
Composites with initial бого- and благо- In Ilina book (РГАДА, Тип. 131) XI-XII ss.: definition (determination) of conceptual connections on the basis of Greek-slavonic correlations
In the article structure and composites’ semantics with initial бого- and благо- in one of the most ancient old Russian manuscripts are considered. The comparison of the slavonic composites and their Greek corelations allows to define the functions of the composites in the old Russian text.
Никифорова Светлана Александровна Удмуртский государственный университет 426034, Россия, г. Ижевск ул. Университетская, 1 (корп. 2).
E-mail: [email protected]
